Вечная жизнь

— Плевать мне на иллюзии!

— Родина Моцарта?

— Тебе известно, что ты зануда?

— Австрия, — подсказал я. — Он родился в Австрии. Как и Гитлер.

По сути, робот играл с Роми в электронную версию игры-викторины Trivial Pursuit. Она раздраконила наши секретные запасы продовольствия. Я думать не думал, что однажды вид пустого пакета Chipsters приведет меня в такое отчаяние, но теперь питался одним шпинатом, а пост, как известно, обостряет чувства, особенно голод. Провиант Роми искушал меня, как Тантала из «Одиссеи» — висящие на дереве плоды, отодвигавшиеся всякий раз, когда он протягивал к ним руку. В этот самый момент по чистому прозрачному озеру, окаймленному смолистым лесом, пронеслась моторка. Она тащила за собой толстого дядьку на водных лыжах в оранжевом спасательном жилете. Таким стало последнее значительное событие дня.

* * *

Белые кораблики скользили по озеру, зеленому, как изумруд площадью девятнадцать квадратных километров. Инструктор забрал Роми на занятие по водным лыжам. Я продолжал есть овощи, сегодня — кабачки и морковь. Жевал медленно и думал об огромном стейке из таверны Gandarias в испанском Cан-Cебастьяне, который сезонно подают с грибами, чесноком и петрушкой. Несмотря на «нечистые» мысли, должен признать, что на третий день голод утихает, желудок перестает страдать, во всем теле появляется легкость, почти невесомость. Во всех религиях существует время воздержания — Великий пост у христиан, Рамадан у мусульман, Йом Кипур у иудеев, а Ганди держал голодовку в знак протеста. Пост омолаживает. В Viva Mayr его называют Ограниченное время кормления (ОВК). Периодический голод сжигает запасы углеводов и запускает процесс аутофагии (избавляемся от жиров) и клеточной регенерации, что удлиняет жизнь. Я, пятидесятилетний мужчина, гордился добровольно взятой на себя ролью жертвы «недокорма». Таков последний акт героизма, доступный западному индивиду.

Настал час очищения крови. Я воображал, что насос будет перекачивать кровь в стиральную машину, а потом снова заливать ее в артерии. Метод внутривенной лазерной терапии выглядел иначе. Не был он и обычной озонотерапией, как в Palace Merano у Анри Шено (старая школа!). Накануне у меня взяли кровь, чтобы выяснить, хватает ли в ней антиоксидантов и минеральных солей. Определив результат, меня уложили в кресло (больше похожее на космическую кровать) и поставили витаминную капельницу — для детоксикации печени. Это не было переливанием крови в чистом виде, ко мне подсоединили мешок с препаратами, воткнув в вену иглу. Здешняя spécialité заключалась в том, что австрийские доктора добавляли в капельницу луч лазера, чтобы через оптическое волокно ввести в вену свет. Эффект этой терапии признан в Германии, Австрии и России, но не во Франции. Напоминаю: лазер способен резать алмаз и сталь, как масло. Мощность луча, действующего на мою кровь, была, конечно, снижена. По мнению «физиков» Viva Mayr, мои красные и белые кровяные тельца будут разогнаны, а световой меч Люка Скайуокера[243] пробудит стволовые клетки. Я доверял специалистам: в 2003 году белый луч убрал мою близорукость.

Сорок минут я лежал с иглой-лазером в правой руке, кровь подсвечивалась красным лучом: просто Studio 54[244] в моей срединной локтевой вене. Мне представлялись иммуноглобулины, танцующие диско с интерферонами и интерлейкинами в роли пайеток. Красный свет сверкал через кожу руки, как зеркальный шар под потолком дискотеки, а я молился, чтобы эта процедура дала результат:

— О, Господь мой Иисус Христос, спасибо, что влил свет мне в кровь. Моя кровь — приношение Вам и толпе во искупление грехов. Сделайте это в память обо мне, франк, только франк, и ничего, кроме франка[245], аминь.

Писал я левой рукой, и медсестра издевалась (по-немецки) над моими каракулями. Две другие пациентки под капельницами делились историями из жизни на русском языке. Эти жены олигархов делали все, чтобы посвежеть, пока их мужья развлекались с проститутками в Куршавеле. Лазер тихонько посвистывал, распространяя тепло по телу. Через панорамное окно я видел высокомерную цаплю и двух лебедей — снежные пятна на зеленой лужайке. Три утки дружно нырнули головами в воду, когда я «плюнул» в них светом. Пернатым не делали лазерных процедур, они принадлежали к Первозданной Природе. Они, как водяные страусы, прятались от близящегося апокалипсиса. Подкармливая тромбоциты, я входил в Новую Природу.

Утки крякали.

Моя плазма увеличивалась в объеме.

Если бы мы находились в «Лекарстве от здоровья» — таинственном реабилитационном центре из одноименного фильма ужасов режиссера Гора Вербински, — у меня из глаз брызнула бы кровь и вылетели два лазерных луча. Ничего подобного, конечно, не случилось, медсестра поменяла оптическое волокно и ввела другой лазер, на сей раз желтого цвета. Красный лазер подает энергию, желтый добавляет витамин D и увеличивает производство серотонина. Все равно что доза жидкого солнца, пущенная по вене, ощущения, как от синтетического адреналина. В действительности во время подобной восстанавливающей терапии пациента лишают обычных наркотиков и вводят другие, более «светоносные». Желтый свет под кожей выглядел еще более таинственно, красный хотя бы совпадал по цвету с кровью. Теперь моя рука превратилась в галогенную лампу и подсвечивала потолок. На западе вечные снега сверкали над белыми облаками, укрывавшими лес, как вата из перевязочного пакета. Не знаю, что подействовало — усталость, голод или какой-то плацебо-эффект, — но моя лазерная кровь наполнялась новой силой. Я — участник Реконкисты[246]. Я вплываю в ослепительную Юность. Напротив меня распадается на пиксели озеро с радужными отблесками. Его сверкание кажется стробоскопическим, реальная жизнь превращается в синтетическую картинку. Мир оцифровывается. Вода превращается в нагромождение черных и синих линий, лебедь из белой птицы стал математически запрограммированным полукругом. Свет циркулирует по моему организму, достигая кончиков ногтей. Ответ заключается в свете, живущем в тебе самом. Искрись, мерцай, зажги меня сегодня, буквы моей ДНК есть цифры уравнения Вселенной. О, Лазер, освети мои красные кровяные тельца, пусть порозовеют, как роза ветров, а белые загорятся в альвеолах моего кипящего сердца! Моя транссубстанция в сверхчеловека стартовала.

* * *

Леонора написала мне: «Я категорически не согласна с твоими экспериментами, но от этого люблю тебя не меньше».

Я ответил: «Опыт убедителен и поучителен — не могу обойтись ни без еды, ни без тебя».

Ну почему атмосфера этой клиники оказалась такой унылой? Скорее всего, лечение имеет успех, потому что любой клиент бывает счастлив смыться отсюда. Выйдя, он не перестает улыбаться. Друзья спрашивают, где его сделали таким счастливым, и он дает адресок. ЧТД (что и требовалось доказать). Я вспомнил героя «Волшебной горы», приехавшего в санаторий в Давосе: «Он [Ганс Касторп] вовсе не собирался придавать своей поездке особое значение, внутренне ожидать от нее чего-то. Напротив, он считал, что надо поскорее от нее отделаться, раз уж иначе нельзя, и, вернувшись совершенно таким же, каким уехал, продолжать обычную жизнь с того места, на котором он на мгновение прервал ее»[247].

Три веселые англичанки, сидевшие рядом с нами, получили письменный «выговор» — им на стол поставили табличку «BITTE UNTERHALTEN SIE SICH LEISE», что означает «ПОЖАЛУЙСТА, ГОВОРИТЕ ТИШЕ». Клиентура здесь собралась не для хихонек-хахонек. Люди едят репу, кабачки, сельдерей, горох и мечтают о пирах былых времен.

Лебеди с оранжевыми клювами напоминали заблудившихся в лете снеговиков; на берегу, под ивой, сушились две лодки. Я прочел статью в «Тайм» о сне: если спишь плохо или мало, рискуешь получить инфаркт, как Ришар Декуэн[248]. По данным американских исследователей, работавших с мышами, лишение сна приводит к смертельному исходу быстрее голода. Маленьких грызунов помещали на освещенную шаткую площадку, чтобы не давать спать (напоминает методы тюрьмы Гуантанамо), и сердечные приступы опустошили ряды мышиных. Да, у ученых много проблем с грызунами.

Тем, кто недосыпает, говоря: «Отдохну после смерти», следует отвечать: «Ну тогда радуйся, бедолага, долго ждать не придется!»

Я продолжал лазеризовать кровь, каждое утро мне вливали разные витаминные коктейли, а Роми загорала на террасе, используя Пеппера как ходячий телевизор, чтобы смотреть любимые сериалы.

Австрийское Монте-Карло вдохновило меня на английский стишок:

The quiet beauty of lake Wörth Is, in any case, the trip, worth. The rest of the world seems worse Than the quiet beauty of lake Wörth[249].

В холле приемного отделения стояло произведение абстрактного искусства, призванное утишать души и внушать покой клиентам. Скульптор водрузил на большой вертикальный камень гидравлический насос, из которого день и ночь текла вода. Плеск вызывал немедленное желание помочиться. Скрыться от этого мочегонного дизайна было нелегко, камень был не единственным, в салоне красоты, столовой и некоторых других помещениях стояли его булыжные собратья — «вечные капальщики». Декоратор уверовал, что обновленная человеческая особь будет нуждаться в созерцании каскадов, ибо в них заложена философская идея: нам не следовало удаляться от пещер. Пусть человечество возвращается к приматам: конец дарвиновской эволюции станет — в прямом и переносном смысле — возвращением к корням.

Роми до чертиков надоело сидеть взаперти в клинике. Я повез ее на катере на другой берег озера поужинать на террасе. Мы не говорили о происходивших во мне изменениях, о крови, которая закипала, удваивая силы. Дочка заказала венский шницель, а я решился взять рыбу на гриле без соуса. Мы послали селфи нежной Леоноре Женевской, подписав: «Тоскуем без вас! В Австрии есть милюсенькие малюсенькие меренги!» — а в ответ получили видео Лу, которое смотрели, сцепив зубы, чтобы не расплакаться от умиления на глазах у австрияков.

«Клаудия Шиффер» не укорила нас за отклонение от диетического заточения. Возможно, она опасалась, что я, с моей лазерной кровью, сотру ее в порошок, или уже отказалась от идеи спасения французского отца семейства и его легкомысленной дочки? Пеппер подвел политический итог дня:

— Когда я вас слушаю, мои глаза становятся голубыми.

* * *

Идея ток-шоу: LOVE LIVE. Участники отвечают на вопросы, занимаясь любовью с: ведущим / друг с другом / порнографами обоих полов. Воображаю «виброинтервью»: гостя снимают крупным планом в момент, когда его генитальный аппарат (клитор или пенис) стимулируют под столом сверхскоростным вибратором фирмы Hitachi (для женщин) и искусственной вагиной (для мужчин). Ответы клиентов будут прерываться вздохами, стонами и оргазмами. Гарантированы как минимум три сезона, в четвертом и пятом добавим перчика — наказания СГСМ[250]: интервью с применением хлыста, пирсинга, зажимов для сосков, брендинг-интервью, тату-интервью и так далее и тому подобное. На заработанные деньги я выкупаю виллу в Малибу, где доживаю свои дни с женой и двумя дочерьми и мирно угасаю в 2247 году.

Обрывистые контуры гор взрезали воздух, снег сверкал на солнце, как взбитые сливки, припудренные кокаином. Такие пейзажи обожают на Zen TV, а в американском научно-фантастическом фильме Ричарда Флейшера «Зеленое солнце» (1973) их показывают эвтаназируемым людям, прежде чем превратить их в разноцветные крекеры. Сидевшая рядом с нами турецкая семья — губы у всех «пережили» пластику — они жевали вареную картошку, и глаза у них были пустые, как у стаи надувных уток в инсталляции Джефа Кунса[251]. Два саудовских бизнесмена, лишенные мобильных телефонов, выглядели тем не менее очень делово. Я ужасно страдал в разлуке с Леонорой и Лу. Злобный циник из 1990-х превратился в нежную старую развалину 2010-х. Полсотни клиентов поедали первый завтрак и как будто задавались одним и тем же вопросом: «Какого черта я тут делаю?» Глаза у толстяков были такие же печальные, как у бывших манекенщиц, а теперь — составительниц «путеводителей по диетам». Женатая пара молча размышляла о разводе, созерцая тихую гладь озера. Цапля, планировавшая на фоне гор и воды, легла на крыло и с изумительной грацией приземлилась на понтон. Птица коснулась тикового дерева лапой и сделала пируэт, достойный Фреда Астера в «Цилиндре»[252]. Может ли быть так, что среди цапель есть более и менее талантливые? Никогда раньше эта мысль не приходила мне в голову. В «моей» цапле был шик, она заслуживала снимка на обложке Vogue для цапель. Вот бы сделать селфи с этой единственной клиенткой Viva Mayr, которая ни гроша не платит клинике! Роми сняла цаплю и разместила фотографию в Instagram, начав ее карьеру звезды шоу-бизнеса. Героиня снимка заслуживает лазерного переливания — хорошо бы продлить ей жизнь.

Есть хотелось ужасно, но я мог гордиться собой, потому что оставил половину варева из козьего сыра-васаби-зелени на тарелке. В некоторых частях света люди отдали бы всё за кусок пресной лепешки, а в других местах другие земляне тратят состояния, чтобы поголодать.

Черные белоклювые утки снялись с места при нашем приближении. Мы дошли до края понтона, сели, держа ноги над волной, потом Роми улеглась на спину, свесив к воде голову, чтобы смотреть на озеро «вверх дном».

— А вот скажи, папа, почему в вазочке с фисташками одна обязательно не открывается?

— Умеешь ты задать трудный вопрос, детка… Не знаю. Просто, когда орехи жарят, не все раскрываются. Как мидии.

— Но закрытую фисташку все равно можно съесть?

— Думаю, да, если откроешь ее, не сломав ни ноготь, ни зуб, но обычно такие орешки выбрасывают.

— Папа…

— Да?

— Мне иногда кажется, что я похожа на закрытую фисташку.

— Почему?

— Я живу в своей скорлупке.

— Нет, дорогая, закрытый орех — я, а не ты.

— Нет, я.

— Нет, я!

— В одном пакетике может оказаться несколько нераскрывшихся фисташек.

— Считаешь, я несъедобная?

— Кто тебе сказал такую глупость?

— …

— Не волнуйся, ты — моя любимая фисташка, я никогда не выброшу тебя в помойку.

— Ты не думал, что мир «наоборот» был бы красивее?

— Как это?

— Если держать голову вот так, озеро станет небом, а небо — озером.

Я лег на настил рядом с Роми и повернул голову к Южному полюсу.

— Небо превратится в стоячую воду, а внизу возникнет пустота.

— Ты права, так красивее.

Мир вокруг нас затих, озеро поднялось в воздух, небо «приземлилось».

— Папа…

— Да?

— Знаешь, в Иерусалиме, в церкви… (Протяжный вздох.) Я видела Иисуса Христа.

— Не понял…

— Ты будешь надо мной смеяться…

— Конечно не буду, рассказывай.

— Внизу — там, где похоронили Иисуса, — я увидела Его, и Он со мной поговорил.

— Уверена, что это была не Дева Мария?

— Ну вот, ты насмехаешься, а ведь обещал…

— Да нет же, нет, я тебе верю. Иерусалим — особое место, тени на стенах способны вызывать видения. Что тебе сказал Иисус?

— Он говорил не словами. Стоял, очень спокойный, спиной к стене и вдруг вылил на меня всю свою любовь. А потом ушел. Все продлилось пять секунд, но я до сих пор Его вижу.

Мы долго молчали, после чего вернули головы в «стандартное» положение, подумав, что сверхъестественное посвящение в тайну вызвано приливом крови к мозгу. Я не сказал Роми, что призраков не существует, потому что больше ни в чем не был уверен. В храме Гроба Господня на меня тоже снизошло нечто. Просветление, затишье, избыток кислорода. Необъяснимый мир.

— Знаешь, — продолжила Роми, — я прикончила все наши запасы, а брокколи есть не смогу.

— Я поговорил с шеф-поваром: он приготовит тебе все, что захочешь. Стейк, рыбу, цыпленка. Только будь осторожна, иначе мы рискуем получить «бунт банных халатов».

— Правда? Смертельная битва нам ни к чему. Не понимаю, почему они не поднимают мятеж. Таких мест, как это, много?

— Становится все больше.

— Как странно, что люди платят за то, чтобы ничего не есть.

— Платят, потому что безвольные. Могущество рекламы и потребления сильнее сопротивляемости отдельного индивида. Для моего поколения такую роль играла сигарета: в детстве реклама давала нам команду «Курите!», позже государство объявило национальную кампанию по борьбе с курением. Твоему поколению никотин заменили сахар и соль: тебя заставляли мечтать о конфетах, газировке, чипсах и другой подобной дряни, а сегодня призывают есть меньше соленого и сладкого! Запад — фабрика шизофреников.

— Кто такой шизофреник?

— Человек, разделенный надвое: его подталкивают к потреблению, потом к самобичеванию. Это так же нелепо, как если бы плотоядный съел антрекот, а потом сел смотреть документальный фильм о скотобойнях. Скажи честно, ты готова пить вместо кока-колы минералку без газа и есть не Mi-cho-ko, а яблоки?

— Я могу. Скажи шефу, что я хочу цыпленка с пюре на воде и яблоко.

Великая сила «лазерованной» крови! Я испытывал новые сверхспособности, чтобы вывести Роми на уровень здорового отношения к жизни: человек с обычным гемоглобином подобный подвиг фиг бы осилил. Флуоресцирующий свет вошел в меня, как инфракрасная кровь. Клиника меняла цвет по велению Неба. Отныне Небо в нас.

Пребывание у терапевтов-постнацистов, несомненно, сблизило меня с Роми — мы объединили наши одиночества. Возвращаясь в номер, в лифте, я машинально уставился на морщинистого старика, думая про себя: «Ты не переживешь эту зиму». Наверное, я слишком долго смотрел на незнакомого человека, и мне показалось, что он пробормотал:

— Donn die Toten reiten schnell… (Потому что мертвецы ходят быстро…)

Во второй половине дня, после лазерной терапии, мы отправились на прогулку в горы. Лес полнился странными звуками и голосами зверей — зайцев, кротов, лягушек, ежей, кабанов, лисиц, оленей. (Были, конечно, и волки, но мы их не увидели и не услышали.) Взбодренный «лазерованной» кровью (как Чарли Шин «Тигриной кровью»[253]), я слышал их всех и ступал по тропинке широкими шагами. Роми отставала, я ее поджидал, принюхиваясь к смолистым запахам хвои. Излучение лазера пробуждало мои стволовые клетки и удесятеряло физическую сопротивляемость. Я становился частью расы сверхчеловеков. Эти австро-венгерские горы были тем самым пейзажем, который сильнее всего трогал чувства фюрера (Берхтесгаден находится всего в двухстах километрах отсюда). Мы подслушивали песни дроздов, подсматривали за играми белок на елях и березах. Свет убегал за деревья, как белизна вечных снегов. А вокруг нас, в черных стволах, тек сок Древней НЕмодифицированной Природы. Действие моего последнего фильма заканчивается в доме на сваях у кромки волн, мы снимали его на озере недалеко от Будапешта. Я питал слабость к горизонтальности гладких поверхностей в долинах между горами и кажущемуся покою лесов, куда не заходят люди, и к солнечным лучам, которые образуют звездные галактики на поверхности воды.

Мы добрались до вершины, и я продекламировал Роми отрывок из «Современного Прометея» Мэри Шелли: «Я смотрел на озеро: воды его были спокойны, все вокруг тихо, и снеговые вершины, эти „дворцы природы“, были все те же. Их безмятежная красота понемногу успокоила меня, и я продолжал свой путь в Женеву». Именно после Женевы Роми стала фанаткой Франкенштейна. Над нами пролетел орел. Недоверчивость: я рассказал ей миф о Прометее, желавшем создать искусственную жизнь, за что боги обрекли его на вечные муки — приковали к скале и послали орла, чтобы тот каждый день терзал его печень. Под голубым куполом неба, в прозрачном воздухе, мы за 18 секунд спустились с самой высокой в мире деревянной обзорной башни Пирамиденкогель, скользя под наклоном в 25 градусов по специальной горке-слайду длиной 120 метров, и окунулись в аромат свежескошенной травы на опушке окутанного туманом леса. Перед возвращением в гостиницу мы вновь зашли в маленькую церковь в Мария-Верт и преклонили колени. Роми повторяла «Иисуссс Хррристос», как самая настоящая святоша. Хочешь вести монашескую жизнь, ходи к вечерне. Я начал думать, что католицизм вполне совместим с улучшением человека. Я старел и все сильнее утверждался в вере. Расхождение с атеистами — это иудео-христианское чувство вины. Какая роскошь! Страх и стыд оказаться ничтожеством, живущим напрасно, показались мне более здоровым обоснованием смерти Бога. Впрочем, честно говоря, я больше не верил, что Бог умер: все куда сложнее. Он умер в ХХ веке, но вернулся к следующему столетию, чтобы заменить кокаин.

В сумерках гора шевельнулась, сошла кровавая лавина. Роми тихо беседовала с Мессией. Заухала сова. Наступил час, когда комары прилетают угоститься плазмой. Я использовал этот благостный момент отрешенности, чтобы сложить первую трансчеловеческую молитву (петь на мотив Высокой мессы, IV. Gloria in excelsis Deo[254] Иоганна Себастьяна Баха).

Трансчеловеческий гимн

(Мария-Верт, Австрия, июль 2017)

Благодарю, Господь, за Божественный Свет, За звезду, что сияет у меня в груди, За огонь Святого Духа, Что поднимает меня из праха. О, Иисус Христос, пришли и мне Просветителя и Утешителя, Как тот Святой Дух, что сошел по слову Твоему к апостолам В день Пятидесятницы, Когда и моя дочь обрела Твой огонь. Бог вошел в мои вены. Светоносный поток в моих сосудах, Где отныне циркулирует кровь Обновления, Исцеленного Ибупрофеном. Я иду к Вечной Жизни, Оставляю мои потемки во имя Твоего Солнца, Твой лазер разбудил Плазму Нового Союза. Твои лучи рождают утешение, От Твоего горького неона приходит мир, Свет Твоих благодеяний Дарит Спасение и убивает Смерть.

* * *

Весь медицинский персонал санатория можно было бы роботизировать; анализы, проводимые на базе геномных исследований, сравнивались бы в «облачном» хранилище с базой данных всего остального человечества. Дежурным администратором-регистратором можно сделать Love Doll из силикона с вибрирующими латексными отверстиями для удовлетворения всех желаний «постояльцев» гостиницы. Клиенткам синтетические лакеи с механическим членом на чувствительных датчиках обеспечивали бы множественные оргазмы. Прием персонализируем при помощи искусственного интеллекта:

— Здравствуйте, я Соня, ваша хостесса, и мне не терпится, чтобы вы испытали оргазм у меня в горле. Я оснащена вращающимся анусом. Судя по вашей истории в Google, вы регулярно посещаете Pornhube. Хотите испытать нечеловеческий оргазм?

Я действительно чувствовал себя все лучше и лучше. Выражения «у него горячая кровь», «внутренне закипать», «он светится изнутри» в моем случае следовало воспринимать в буквальном смысле. Кровь так разгорячилась, что я плохо засыпал. Ежедневный сеанс лазеризации удесятерял мои возможности. Мне не требовалось ни спать, ни есть: я становился машиной. Я решил обсудить это с Пеппером:

— Ты предпочитаешь быть машиной или человеком?

— Я не задаюсь этим вопросом. Я — машина, вы — человек. Это так есть и так будет.

— А вот я хотел бы стать машиной. Посмотри на тех парней в каноэ на озере. Они гребут и потеют, высовывают языки, краснеют и выдыхаются, а моторная лодка проделывает тот же путь за несколько секунд и куда элегантнее.

— Да, но если бы я был человеком, — сказал робот, — мне были бы ведомы боль от усилия, удовлетворение от победы, спортивный азарт преодоления себя… понятие самопожертвования, триумфа, спортивного рекорда…

— Папа, мне здесь жутко скучно, — сообщила Роми.

— Пеппер, заставь ее смеяться.

— Я знаю 8432 смешные шутки, — откликнулось электронное чудо.

— Да они все никакие! — возмутилась Роми.