Помоги проекту - поделись книгой:
Единственное, в чем я уверен, она — определённо бездомная. Как Дана.
Очевидно, что она нуждается в помощи. Что-то в ней кричит об этом. И инстинкт пещерного человека внутри меня пытается поднять свою уродливую башку и напомнить мне, что я тот самый сильный мужик, который должен позаботиться о ней. Помыть. Накормить. Уложить в кровать. Заклеймить.
Да ну, нахрен.
Проходили. Знаем. Гребаный-урок-усвоен-поскольку-одна-сука-уже-разорвала-мое-сердце-в-клочья.
Погасив чувство влечения, которое я сам же и раздул, я закрываю непроницаемые ворота перед этим инстинктом и советую ему искать другого идиота, который последует его указаниям.
Но притяжение никуда не делось. Оно кипит на медленном огне.
По какой-то причине, эта бездомная кошка с огненной копной волос и кожей, усыпанной светло-коричневыми веснушками, оказывает на меня особый эффект.
Снова подняв взгляд на ее лицо, я замечаю, что она кусает губу. Она тоже изучает меня. Да, детка, я услада для глаз, верно? Девушки любят татуировки. Любят грубость. Любят парней, которые выглядят так, словно будут относиться к ним как к дерьму и смогут затрахать их до потери пульса.
Но я, определённо, не хочу, чтобы эта девчонка смотрела на меня так, словно хочет оказаться в моей постели.
Мой член дергается, как будто по мне скользит не только её взгляд, но и её рука. Это меня бесит… моё тело пробуждается к жизни. Воскресает из-за неё. Эта девушка напоминает мне о том, что я потерял и как низко я пал.
Я гашу сигарету в пепельнице на моем столе и решаю сделать все, что в моих силах, чтобы убрать эту девку как можно дальше от себя. Мне нужно убрать ее из моего кабинета. Из моего клуба. Черт. Желательно из этого города.
И, похоже, чтобы сделать это, я встану перед необходимостью вступить в рукопашку с другом.
— Что это? Гребаная драная кошка, Ди? Мы сегодня не подбираем бродяжек, брат.
Девчонка съеживается. На ее лице отражаются боль и страх. Но она тут же их скрывает и старается не показывать, как ее задевают мои оскорбления. Я следую взглядом по линии ее плеч и вижу, как сжимаются ее маленькие кулачки, а потом я замечаю рубцы, шрамы на ее запястьях.
Отлично… она чертова самоубийца. Конечно, самоубийца. А что еще я ожидал?
Какой бы ни была причина, побудившая ее принимать наркотики, вероятно, именно из-за нее она пыталась покончить с собой. Она просто ищет очередную дозу и думает, что у группы байкеров куча наркоты, которой она сможет поживиться. Ну, она глубоко, черт подери, заблуждается.
Моя работа — защитить клуб. И этому клубу не нужно больше проблем, чем у него уже имеется.
— Что ты ищешь, куколка, свою очередную дозу? Думаешь, у нас здесь есть необходимый товар? Так? — я качаю головой и добавляю: — Ты здесь не найдешь этого дерьма. Так что разворачивай свою задницу и проваливай отсюда.
Наркотики разрушают жизни. Ослабляют клубы и преданность их членов. Ты никому не можешь быть верен, ни брату, ни кодексу, ни клубу, когда единственное, что тебя заботит — это словить кайф.
Вот причина, по которой я присоединился к этому клубу, а не к какому-то другому. Мы не допускаем тяжелые наркотики в здание клуба. Да, мы упиваемся хаосом. Всегда. Мы промышляем травкой, оружием и отмыванием денег, которые являются нашим главным источником дохода. Но мы не тащим проблемы и хаос ни в дом, ни в здание клуба, ни в наши семьи. Ни при каких обстоятельствах, если это зависит от нас.
Дозер выдает какое-то дерьмо о том, что я — мудак, что она — друг Лил, и что он уже разрешил ей остаться.
Моя гребаная кровь закипает. Конечно, разрешил. Он хочет власти, но не долбаных обязательств.
— Не тебе принимать чертовы решения, брат. А мне. Ни за что, мать твою, этой, — я указываю на нее, — здесь рады не будут.
Я не собираюсь вновь пережить свое прошлое. Я вообще не хочу ни одного напоминания о нем.
Гус, стоящий позади Ди, бормочет:
— Черт. Ну, началось.
— Ты хочешь поспорить с этим? — огрызается Дозер.
— Я просто констатирую факт. Ты потерял долбаное право голоса в том, кто здесь, мать твою, остается, а кто проваливает нахрен, когда сорвал свою нашивку и оставил меня разбираться со всем этим дерьмом в одиночку.
— Пошел ты.
— Выкинь ее к чертовой матери, Ди. Когда я сказал — никаких посторонних, я не шутил. Мы и так уже разгребаем достаточное количество своего собственного дерьма. Я не хочу видеть в здании клуба никого, кроме братьев и клубных девиц. Она может оказаться осведомителем. «Гринбеки» (прим.: Greenbacks (англ.) — доллары США, банкноты) дышат нам в затылок. Мне остается лишь удерживать их как можно дольше, прежде чем они перейдут к действиям. Не исключено, что они могли подослать к нам киску, которая будет их глазами и ушами.
Я беру карандаш и возвращаюсь к работе, потому что если я этого не сделаю, то стану свидетелем обострения ситуации и нашей драки.
Это правда. Мы уже какое-то время подозревали, что «Гринбеки», другой мотоклуб с которым мы были давними союзниками, собирается нас кинуть. Возможно, даже попытаться проникнуть в наш клуб. Они ждали новостей о том, позволим ли мы им разместить филиал в Альбукерке. Проблема в том, что они не просто хотят открыть здесь филиал. Они хотят подмять под себя оружие, кисок и наркобизнес в Нью-Мексико, толкать свои товары в Техасе и других соседних штатах. Они не просто хотят контролировать юго-запад. Этого им уже недостаточно. Они хотят завладеть всем Средним Западом.
Но если позволить им создать здесь филиал, они будут провозить свое дерьмо прямо через нашу территорию, не говоря уже о разжигании войны за сферы влияния с «Тринадцатью Дьяволами», которые в настоящее время монополизировали весь этот бизнес. И наше согласие с переездом «Гринбеков» в Нью-Мексико приведет к расторжению нашего перемирия с «Тринадцатью Дьяволами».
Мы могли начать войну при любом раскладе, независимо от итогов голосования.
На протяжении многих лет из-за их давней дружбы, Пэппи и Смоук, президент и вице-президент «Гринбеков», уважали решение нашего президента Кэпа оставаться каждому на своей территории, если только мы не наносим дружественный визит. Но времена меняются. «Гринбеки» растут, плодятся и множатся как тараканы. И сейчас, поскольку Кэп отчасти выбыл из игры, чувствуется всеобщая обеспокоенность.
У нового президента «Предвестников Хаоса» будет огромное влияние, когда дело дойдет до того, чтобы решать, на чью сторону мы встанем. Без сомнения, «Гринбеки» захотят узнать, кто это будет и позволят ли им обосноваться в Нью-Мексико.
«Гринбеки» могут оказать давление и форсировать события. Но вряд ли они захотят начать войну со своими самыми сильными союзниками, а также людьми, которые отмывают их грязные деньги. Если только они не изменили свое решение. Кроме того, если какое-нибудь дерьмо все-таки пойдет на юг с их поставщиком Картелем Эскарра, они будут нуждаться в том, чтобы мы прикрыли их спины, поскольку не смогут воспользоваться своими ирландскими связями за пределами родины.
Насколько мне известно, наши жизненные ценности отличаются. Наши представления о будущем тоже. Мы не святые. Мы — неугомонные грешники с каплей совести. Но мы знаем, что важно. Наше братство, наши семьи и наша свобода. Проще некуда. Зачем все усложнять, разрешив «Гринбекам» нарушить наши границы?
Да и какой идиот захочет пригласить тараканов в свой дом? Позволить им приехать сюда — все равно, что сказать: «Ага. Валяйте. Приезжайте. Эй, и заодно, почему бы вам не свалить весь свой мусор на моем пороге».
Мне плевать, сколько зелени они нам подбрасывают; это не стоит гребаных мучений, которые они нам в итоге подкинут. И что, черт возьми, мне делать с кучей бабла? То же самое, что я делаю сейчас. Ничего. Но в любом случае я буду участвовать в голосовании и подчинюсь любому принятому клубом решению.
Я отбрасываю свои мысли в сторону, когда Дозер склоняется над моим столом. Практически впечатываясь в мою физиономию. Касается моих расчетов и отшвыривает их в сторону. Ублюдок. Мои глаза заволакивает красной пеленой, и нет, на этот раз не из-за волос девчонки. Мы смотрим друг другу в лицо, и я сжимаю кулаки.
— Она для Эджа. Вот почему Лил ее привела. Алистер уже осмотрел ее и назначил противозачаточные. Она чиста, к ней никогда никто не прикасался.
Никогда никто не прикасался.
Эти слова так и кружат в моем сознании. Мне требуется минута, чтобы понять их смысл. Только вот какой? Она — девственница?
Никем не тронута во всех смыслах этого слова?
Я снова устремляю свой взгляд на нее. Стараюсь отыскать истину в ее глазах, но Дозер продолжает говорить и загораживает ее от меня своим телом. Что-то во всем этом чертовски меня беспокоит.
Девственница.
Черт. Мой член набухает от одной только мысли, и я борюсь с этим.
Затем до моего сознания доходят другие сказанные им слова. Она будет готовить, убирать и зарабатывать здесь себе место. Подождите-ка… он только что сказал, что она для Эджа? Какого черта?
— Мы с Гусом присмотрим за ней. Тебе не придется о ней беспокоиться. А после вечеринки, если парни захотят сделать это официально, она сможет занять место Пташки.
Но я по-прежнему изо всех сил пытаюсь унять раздражение и сдержать своего внутреннего демона, который хочет набить ему морду.
Я пока не в состоянии сообразить, что к чему. И я пытаюсь понять, почему меня волнует, что она никогда не занималась сексом, и почему меня бесит, что, если Дозер добьется своего, через несколько дней она будет заниматься сексом с одним из моих братьев.
Трахнется с каждым братом в клубе, после того как станет клубной девчонкой.
Моя хватка на карандаше усиливается, он ломается и падает на пол.
Я встаю. Во мне пробуждается какое-то животное и берет власть над моими конечностями. Я близок к тому, чтобы натравить его на Дозера.
Господи… Что я творю?
Я внутренне встряхиваю себя.
Она не может остаться.
Кто знает, может, её послали «Гринбеки» или федералы, хотя за последние несколько лет мы проделали неплохую работу, чтобы исчезнуть с радаров ФБР. В любом случае, она — проблема, которая мне сейчас не нужна.
Дозер бросает взгляд за свое плечо и обращается к Гусу.
— Уведи её и предложи ей выпить или еще что-нибудь, пока мы не уладим все, ладно?
Гус выводит её из комнаты. Наши глаза встречаются. Мои с глазами девушки. У нее красивое лицо и чересчур потерянный взгляд. Её глаза взывают о помощи, которую я просто не могу дать. Не сейчас. Может быть, никогда.
Все, что у меня осталось, — это клуб. И мне очень жаль, но я не дам возможность еще одной сломленной девчонке разрушить то, что осталось от меня, и то, что имеет значение в моей жизни.
Я не произношу вслух те слова, которые эхом отдаются в моей душе.
Это место не для тебя, куколка. Я не стану тем дураком, который попытается тебя починить. Я уже по горло сыт склонными к суициду наркоманами. Возможно, если бы у меня до сих пор оставалось сердце, но оно давным-давно было вырвано из моей груди. Мы сломаны, ты и я, и никакая починка не исправит то, что восстановлению не подлежит.
Она — бродяжка и ищет дом.
Но это не дом, Куколка. Это не дом.
Глава 5
Когда что-то жизненно важное для нашего выживания находится под угрозой… мы всячески защищаем это и неистово оберегаем.
Дозер и Мав все еще кричат друг на друга. Их низкие голоса — теперь, когда Ригор так любезно приглушил музыку, — эхом разносятся по зданию клуба и главной комнате.
Я сижу в баре. Одна. Потому что Гус увел Лили минуту назад. Она была так рассержена, что собиралась ворваться в кабинет Мава. Честно говоря, я удивлена ее взвинченным состоянием. Я не совсем уверена, то ли это потому, что комментарии Мава были унизительными для женщин в целом, то ли потому, что они были унизительны по отношению ко мне.
Подруга Лили, ну конечно. Очевидно же, что эта сука жила на улице. Рылась в мусорных баках. Этого мы хотим? Отбросы в нашем клубе? Она — влажная дырка, ничего больше. Она даже не тип Эджа. Слишком тощая. Слишком низкая. Обычная. Как гребаная тряпичная кукла, черт тебя подери. Ничего особенного. Мы можем найти для Эджа кого-то другого. Кого-то получше.
Я была не в состоянии съесть сэндвич и жареную картошку в присутствии сидящего передо мной Ригора. Я умираю от голода, но из-за обрушившегося на меня унижения мой желудок неумолимо сжимается, и я боюсь, что, если сейчас поем, пища во мне не задержится.
Байкеры и женщины, находящиеся в комнате, продолжают украдкой бросать на меня взгляды, хотя некоторые из них смотрят открыто. Я чувствую их настороженность. Некоторые женщины смотрят на меня как на мусор. Я чувствую себя изгоем.
К моим щекам приливает краска.
Я несколько раз порываюсь вскочить со своего стула и рвануть прямо к парадным дверям. Единственное, что удерживает меня на месте, — мысль о Дэвисе, и осознание того, что его патрульная машина припаркована прямо за забором, окружающим частные владения клуба, и его угрозы относительно того, что произойдет, если я попытаюсь сбежать.
Я заглядываю в зеркало за барной стойкой и вздрагиваю при виде своего отражения. Я убеждаюсь, что оскорбления Мава вполне обоснованы. Девушка, смотрящая на меня, — настоящая лахудра. Она не выглядит как Птичка или другие находящиеся здесь девушки. Я не красивая. Я бледная. Никакого макияжа на лице. Вьющиеся, растрепанные волосы. Может, когда-то я была особенной, но сейчас я такой не кажусь. Он прав. Я слишком тощая. Я не осознавала, как много веса потеряла. Мои щеки ввалились, а скулы выпирали. Темные круги, проступающие под глазами, придают мне такой вид, будто я не высыпалась несколько дней кряду. А ведь так оно и было. Возможно, я не совсем порченный товар, но другие комментарии задевают за живое, потому что они верны.
Я — бездомная. Практически нищая. И, похоже, я всего в нескольких минутах от того, чтобы стать развлечением Офицера Дэвиса на ночь.
Сейчас все сводилось к одному человеку, одному байкеру, прогоняющему меня и обрекающему на адские муки.
В конце концов, возможно, Мав — это князь тьмы.
У меня не остается никаких сомнений в том, что если буду сталкиваться с этой новенькой каждый день, мои раны никогда не затянуться.
Эта мысль приводит меня в отчаяние. Сводит с ума и возмущает. Поэтому я провожу следующие полчаса, пытаясь убедить Дозера, что держать здесь эту девчонку — чертовски плохая идея.
Впрочем, он не станет слушать.
Наконец, я говорю:
— Послушай меня. Суки вроде этой продадут тебя за гребаные десять центов. Нам это ни к чему. Для «Гринбеков» это чертовски идеальное время, чтобы сделать ход. Они хотят знать, какое решение мы примем. И внезапно эта девка появляется из ниоткуда. Девственница, преподнесённая на гребаной тарелочке. Что, если мы проголосуем против, и они узнают, что мы планируем разорвать отношения? Как думаешь, что они сделают? А я тебе скажу, что они сделают. Они ударят по нам туда, где больнее и тогда, когда мы будем не готовы. Еще как минимум две недели нам лучше не высовываться. Держать их в неведении и в стороне.
Он кивает и напряжение сходит с моих плеч, когда меня накрывает волной облегчения.
— Идет. Но я не отошлю Тыковку. Я не верю, что она представляет угрозу.
Я морщусь.
— Тыковка?
— Да, — он пожимает плечами. — Слушай, я позабочусь, чтобы она все время была под чьим-нибудь присмотром. Если она надумает выйти из здания клуба, у нее всегда будет какое-нибудь сопровождение. У нее не будет доступа к телефону. Я прослежу за ней до вечеринки. Затем мы сможем решить, остается она или уходит.
Я открываю рот, но он обрывает меня.
— Я же сказал, мы будем присматривать за ней, поверь. Я даю тебе слово. Этого должно быть достаточно. В противном случае я посчитаю, что ты мне не доверяешь. Я член этого клуба с тех пор, как вошел в гребаный подростковый период. Этот клуб должен был стать моим наследием. Ты действительно думаешь, что я позволю кому-нибудь его уничтожить? Навредить нам? Прояви ко мне хоть каплю долбаного уважения. Я заслужил это, независимо от того вице-президент я твой или нет.
Я вздыхаю.
— Ты совершаешь ошибку, брат.
— Да ну? Тебе нужно разобраться со своим дерьмом. Ты был жалким засранцем, с тех пор как Эджа упрятали за решетку. Это начинает раздражать, мужик. Я понимаю, что сделала Дана, когда отправилась к Дэвису, а затем порвала с тобой и бросила. Ты доверился девчонке, и все полетело к чертям собачьим. Кончай с этим, мужик. Прошло пять гребаных лет. Даже Эдж справляется лучше, чем ты, а ведь это он был заперт в клетке.
Боль пронзает мою грудь. Дозер не знает, что каждый раз, когда он произносит ее имя, он будто вонзает мне в сердце раскалённую кочергу. Привести сюда эту девчонку, заварить всю эту хренотень — все равно, что убить меня. Дана не просто украла пять лет. Она забрала гораздо больше. Она украла мое чертово будущее и разрушила ту часть меня, которая хотела что-нибудь получить от этой жизни.
Он тяжело вздыхает.
— Пора, брат. Самое время послать её к черту. Самое время выкинуть из головы все это дерьмо.
Поделиться книгой: