Помоги проекту - поделись книгой:
Все так же молча я наблюдала как он скрылся за дверью, которую раньше я не заметила. Это была не та дверь, через которую он вывел меня на двор. В голове шевельнулось вялое любопытство, куда она ведет, но сразу же его заглушила мысль: «А не все ли мне равно?»
Звериного запаха? Я четко осознавала, что оказалась тут совсем недавно, но как не напрягала память, не могла вспомнить, что делала до этого. Понимала, что подобное состояние мозга даже с натяжкой не назовешь естественным, что новый хозяин подчинил меня своей воле, заставив забыть прежнюю жизнь. Злость на самоуправство поднималась внутри, но излиться ей не было суждено. Все по той же причине паралича моей собственной воли я сохраняла видимое спокойствие, пытаясь соображать, но ничего путного из этого не получалось.
Не примеченная ранее дверь распахнулась, впуская в комнату клубы пара и пряные запахи.
– Иди сюда, – донеслась до меня новая команда.
Подчиняться сразу не собиралась. Понимала, что придется это сделать, что выбора у меня тем. Догадывалась, что стоит только ему активировать волю, как я превращусь в послушную марионетку, но тянула время. Намеренно, мучительно, но тянула. Смотрела, как рассеивается вокруг него пар, как темнеют от гнева и без того черные глаза. От напряжения на моих глазах выступили слезы, но еще несколько бесконечных минут я сохраняла неподвижность.
Игра в молчанку закончилась закономерно – он приблизился к ложу и просто-напросто сдернул меня с него. Не церемонясь и дальше потащил меня к двери, ведущей в баню. Уже в следующее мгновение я оказалась в жарко натопленном помещении, растирая запястье, которое он только что выпустил.
– Раздевайся.
Волна стыда захлестнула меня, когда поняла, что покидать парилку он не собирается, что мне придется заголиться прямо при нем, испить чашу позора до конца. Но и медлить на этот раз не рискнула, догадываясь, к чему это приведет. С пылающими от позора щеками я дрожащими пальцами расстегивала непослушные пуговицы на кофте, стягивала штаны и избавлялась от футболки. Когда осталась перед ним в одном нижнем белье, уже не могла смотреть никуда, кроме бревенчатого пола под ногами.
– Снимай все!
– Прошу вас!..
Я рискнула посмотреть на него, чувствуя как дрожат колени, как неудержимо просятся слезы на глаза. Из последних сил сдерживала их, кусая губы. Во рту моментально появился металлический привкус крови. Неужели он не понимает, насколько в унизительном положении я сейчас нахожусь?! Как он может так спокойно стоять рядом и смотреть на мои мучения. Мне даже показалось, что в глазах его мелькнула насмешка, но скорее всего это явилось проделками воспаленного сознания – взгляд его по-прежнему ничего не выражал, кроме равнодушия с примесью ожидания.
Он не уйдет, не оставит меня одну. Когда поняла это отчетливо, разглядывая его неподвижную фигуру, молча сняла бюстгальтер и трусики. Упорствовать и дальше не видела смысла. Крайнее унижение завладело моим телом. С трудом сохраняла вертикальное положение, когда он приблизился и обошел меня кругом, внимательно рассматривая каждый сантиметр моего тела. Чуть не повалилась на пол, когда он протянул руку и обхватил мою грудь, словно взвешивая ее, оценивая на объем и упругость. Почти ничего не почувствовала от дикого унижения, когда рука его скользнула вниз, прошлась по животу и остановилась в зоне бикини.
Слава богу больше он ничего не предпринял, иначе я бы рухнула в обморок. Убрав руку, он повернул меня спиной к себе и подтолкнул к лавке.
– Ложись, буду парить тебя, – получила я очередную команду.
Через полчаса я буквально выползала из бани, распаренная так, как никогда в жизни. Следом шел мой хозяин, удерживая в руках ворох с моей одеждой. Открыв дверь, ведущую во двор, он небрежно стряхнул за порог мои вещи.
– Что ты собираешься с ними делать?! – возмутилась я, напрочь забыв, что нахожусь перед ним в чем мать родила.
– Сжечь.
– А это зачем?!
– Затем, что вещи эти тебе ни к чему.
– В чем же я буду ходить?
– В том же, в чем и я.
С этими словами он протянул мне длинную рубаху, точь-в-точь такую же, в какой был сам, по всей видимости, свою же, запасную. Я моментально натянула ее на себя, лишь бы прикрыть постыдную наготу, которую вновь осознала. Рубаха доходила мне почти до пят и болталась на мне, как огромный холщовый мешок.
Когда мой новый хозяин коснулся веревки, я чуть не взвыла, ожидая, что он снова привяжет меня к столбу. Но он лишь полоснул по ней ножом, отхватывая приличный кусок, и протянул мне.
– Пояс…
Перетянув мешок в талии, я не почувствовала себя более привлекательной. Хотя, для кого мне тут такой быть? Есть ли разница, как буду выглядеть, будучи пленницей какого-то варвара и самодура?
С приоткрытой двери потянуло прохладой, и я спохватилась:
– Оставь хотя бы кофту! – взмолилась. – Ее мне связала мама. Да и сентябрь на улице.
Я точно знала, что теплая шерстяная кофта – мамин подарок, но как ни старалась, вспомнить родителей не могла. Догадалась, что эта информация была частью той, что он стер из моей памяти. На глаза снова навернулись слезы, а сердце сжала тоска от беспросветности, что ожидала меня впереди.
Как ни странно, настаивать на своем он не стал. Молча открыл дверь, поднял с земли кофту и кинул мне. Должно быть, что-то человеческое в нем еще теплится, пусть и ничтожная часть. Возможно, у меня получится разжалобить его, и он отпустит меня по добру по здорову. Впрочем, идти мне все равно было некуда, поскольку как бы я не напрягала память, ничего вспомнить не получалось. В голове мелькали какие-то смутные образы, крутились обрывки фраз, но все это не складывалось хоть в более-менее отчетливую картинку. Сплошной сумбур.
– Назови мне свое имя.
Просьба сорвалась с губ, удержать ее я не успела. Сама не понимала, почему так важно для меня его имя. Наверное, потому что называть его хозяином я просто не могла, язык не поворачивался. Пусть это и было так, но не все в жизни можно называть своими именами. От его ответа сейчас зависело многое, в частности то, смогу ли я и дальше чувствовать себя человеком или превращусь в домашнее животное.
Он молчал, размышлял. Думал долго, бесконечно. Я терпеливо ждала, постепенно все более отчаиваясь. Наконец, он заговорил.
– Если для тебя это так важно, то можешь звать меня Андрей, – сухо произнес он и тут же вышел за дверь, словно сбежал от чего-то.
С его исчезновением я почувствовала облегчение, но длилось это считанные минуты. Очень скоро Андрей вернулся и протянул мне что-то. Этим что-то оказались толстенные штаны.
– Надевай, чтоб не заболеть. Мне ты нужна здоровая, – произнес он и кивнул куда-то под топчан: – Не забудь обуться, земля уже холодная.
Только тут сообразила, что стою босая на земляном полу. Тот час же ощутила, какой он ледяной. Да уж, не месяц май, – горько усмехнулась. Эта поговорка тоже пришла из прошлой жизни.
Мне разрешили оставить собственные кроссовки, чему я несказанно обрадовалась, как кусочку из прошлой жизни. Только они и мамин подарок у меня и остались, больше ничего. И зачем ему только понадобилось превращать меня в пугало огородное? Так думала я, оглядывая свой нелепый наряд, когда Андрей снова покинул дом. На этот раз он не вернулся. Как ни прислушивалась, не могла уловить ни звука со двора. Собрав волю в кулак, рискнула приоткрыть дверь. В следующее мгновение отшатнулась. За дверью меня встретила непроглядная тьма. Хоть глаз коли, ничего не видно. И когда только успело стемнеть? Ведь еще совсем недавно я могла разглядеть часть двора, когда Андрей открывал дверь. Или это я так долго была погружена в себя?
Что же мне теперь делать, и куда он ушел? Только тут я сообразила, что меня не привязали. Совершенно спокойно я могла передвигаться по комнате и не только. Снова рискнула открыть дверь. Посмотрела на небо и не разглядела ни луны, ни звезд. В таком мраке я рискую расстаться с жизнью на первых же шагах по лесу. Поняв, что мысли о побеге придется отложить на светлое время суток, я затушила свечи, весело потрескивающие на столе, и, не раздеваясь, завалилась на топчан. После пережитого потрясения и процедуры очищения души и тела сон сморил меня моментально.
Глава 3
Проснулась я с первыми лучами солнца, что пробились через щели грубо сколоченной двери и ласкали земляной пол, освещая внутренности домика. Какое-то время лежала на топчане и прислушивалась к окружающим звукам, пытаясь определить, где может находиться человек, общество которого я теперь буду вынуждена делить. Интересно, провел ли он ночь здесь, со мной в одной комнате? Если да, то где он спал? Ничего, кроме моего собственного топчана, хоть отдаленно напоминающего ложе, я больше не заметила. Да и не могла я так крепко спать, чтобы ничего не слышать. Или могла? Тут я себе не доверяла, потому что ощущала себя еще более странно, чем накануне. Вроде бы это все та же я, какой была двадцать два года. С другой стороны, как ни старалась, не могла вспомнить ночи до этой. Насколько крепкий у меня сон, что мне обычно снится, и часто ли я вижу сны?.. Все скрывала плотная пелена, и это здорово раздражало.
Утро выдалось холодным. Это я сразу поняла, выбравшись из-под толстого одеяла. До ужаса захотелось горячего чая, и первым делом я разожгла огонь в очаге и повесила над ним котелок с водой. Попутно размышляла, откуда все это знаю и умею делать. Похоже, я заядлая туристка, другого объяснения не находила.
Исследовав полки в доме, не нашла ничего похожего на заварку. Зато сушеных трав тут было в изобилии. Их я и заварила кипятком, выбирая по запаху, те что приятно будоражили обоняние.
Травяной аромат пробудил аппетит, и я без зазрения совести отведала мяса, которым меня вчера кормил Андрей. Его еще полно оставалось в огромной миске на столе, накрытой куском материи. Голодная смерть мне точно не грозила. Да и задерживаться я тут не планировала. Эта мысль посетила меня, когда дожевывала последний кусок. И чего это я тут расселась? Трапезничаю, как будто только к этому и стремилась всю жизнь. Снова прислушалась к тишине вокруг. Если Андрей и находится где-то поблизости, то, наверное, крепко спит. А это значит, что нужно тикать отсюда.
Допив последний глоток вкуснющего чая собственного приготовления, я застегнула до верху кофту, перевязала ее веревкой, чтобы было еще теплее, и решительно распахнула дверь. В первый момент замерла на пороге, разглядывая темнеющий лес, который начинался сразу за огороженной невысоким забором территорией. Сплошные сосны и так густо растут! Страх подкрался незаметно и принялся «лизать» ноги. Но я решительно прогнала его, понимая, что медлить нельзя, что вот-вот может появиться мой тюремщик, и с мыслями о побеге я могу распрощаться.
Не глядя по сторонам, я решительно зашагала к калитке. Никаких затворов на ней не было, просто плотно прикрыта. Толкнув ее, я застыла на месте от пронзительного скрипа. Не шевелилась какое-то время и даже дышала через раз, боясь расслышать за спиной шаги. Но все было тихо. И тогда я побежала…
Всегда считала, что разочарование – это что-то типа неоправданных надежд, когда чего-то сильно хочется, а получить этого ты не можешь. И тогда наступает разочарование, с которым, в общем-то, легко бороться. Налетев на невидимую стену, что откинула меня на метр назад, в первый момент я ничего не могла понять. Передо мной не было ровным счетом ничего. Даже первые сосны находились в десятке шагов впереди. Так на что же я напоролась? Я потерла лоб, ощущая тупую боль, словно только что врезалась им во что-то. Даже потрясла головой, пытаясь прогнать морок и прояснить зрение. Но ничего не изменилось – впереди все так же была пустота, а я сидела на земле, думая, что тихо схожу с ума.
Встала и сделала шаг вперед, вытянув для страховки руку. В следующий момент глаза мои полезли на лоб, когда нащупала невидимую стену. Мои пальцы просто ткнулись в нее и не могли продвинуться дальше. Я припечатала к «стене» ладонь, не ощущая ни тепла, ни холода, лишь все ту же твердь. Принялась двигаться по периметру. Ощупывая «стену» руками и долбясь в нее ногами.
К тому моменту, когда вернулась на исходное место, у меня уже вовсю текло из глаз и из носа. Я громко подвывала и смачно шмыгала, ни грамма не заботясь о том, что меня могут услышать. Вот тогда я поняла, что разочарование – это глубочайшая обида вкупе со злостью, это крушение всех надежд. В тот момент мне было так плохо, что не хотелось жить. Возможно, в лесу меня ждала верная смерть, но я об этом не думала, мечтая о побеге. Мне было очень важно оказаться как можно дальше от этого проклятого места, где меня удерживают силой. И именно этого я не могла сделать.
Я рыдала так отчаянно и долго, что в какой-то момент горло перехватил спазм и я чуть не задохнулась. Слезы высохли моментально, пока каталась по земле и хватала ртом воздух. Живот скрутила судорога и какое-то время я лежала, скрючившись и боясь пошевелиться, пока мышцы не расслабились. А потом я услышала его – жуткий пронзительный рев. И не из одной пасти. Он доносился сразу со всех сторон, нарастая, приближаясь. От ужаса у меня зашевелились волосы на голове. Мгновенно вскочила и попятилась к забору. Это же какое животное может издавать такие звуки?! А еще через секунду я их увидела. Огромные неуклюжие бурые гиганты выходили из лесной чащи и стремительно приближались ко мне, переходя с шага на бег, перебирая мощными косолапыми конечностями, не переставая рычать и скалить слюнявые пасти. Их глаза были устремлены на меня и горели голодной злобой. В неконтролируемом паническом страхе я зажмурилась и приготовилась к смерти. Тело сжалось, ожидая нападения, предвидя, как острые словно лезвия, когти вонзаются в податливую плоть и разрывают ее на куски.
Я готовилась к мучительной, но быстрой смерти, однако ничего не произошло. Все так же оглушенная ревом я какое-то время стояла с закрытыми глазами, пока не осознала, что ничего больше не происходит. Тогда я рискнула взглянуть на то, что показалось мне еще более нереальным. Медведи бились в невидимую стену, царапая ее когтями, вгрызаясь клыками. Их рев гудел у меня в голове, лишая остатков разума. Сколько все это длилось не представляла, находясь словно под гипнозом, глядя в прожигающие злостью глаза. Очнулась, лишь когда последний из этих гигантов скрылся в лесу, оставив после себя терпкий звериный запах.
Что только что произошло? Я продолжала стоять и вглядываться в темнеющий лес, который моментально превратился в пугающий, загадочный, но спокойный, когда затихло в нем рычание. Чувствовала, как по телу разливается слабость, как реакция на пережитый стресс, а зубы все сильнее выколачивают барабанную дробь, рискуя раскрошиться в порошок. В какой-то момент я едва не повалилась на землю, когда ноги принялись вибрировать в коленках. Из последних сил заставила себя добраться до дома и опустилась на топчан. Я смотрела на противоположную стену, стараясь ни о чем не думать. Ни о медведях, ни об Андрее, ни о невидимой стене… ни о чем. Постепенно я перестала трястись, только тогда позволила себе принять горизонтальное положение. Стоило только прикрыть глаза, как я провалилась в глубокий сон.
Эти слова звучали в моей голове в момент пробуждения. Фраза все повторялась и повторялась, пока я не проснулась окончательно. Мама? Ну конечно! Этот голос мне с детства знаком. Так всегда говорила мне мама, зная мой импульсивный характер. Только лица ее я не могла вспомнить, как ни пыталась. Да и ничего больше не помнила, кроме того, что она есть где-то, жива и здорова и ждет меня. Что же ты сделал со мной, изверг? Зачем украл мою жизнь?
Сколько проспала, не знала, но вокруг царила все та же тишина, нарушаемая лишь отдаленными звуками леса. Я вспомнила все, что произошло со мной недавно. Больше мне не хотелось сбежать. Внутри поселилось какое-то отупение. Андрей все не возвращался, и я могла этому только тихо радоваться. Мне требовалось время, чтобы решить, как буду жить дальше.
Но и без дела я находиться не могла. Нужно чем-то занять себя, чтобы прогнать тоску. А иначе это грозит перерасти в настоящую депрессию. И нет ничего лучше тяжелого физического труда, как лекарства от хандры.
До самого вечера я занималась уборкой. В небольшой комнате вылизала каждый сантиметр. Натерла до блеска все банки и склянки, расставила их красиво на полках. Вымела пол с такой тщательностью, что даже самый придирчивый взгляд не нашел бы на нем ни соринки. Вытряхнула и перестелила постель. Из пучков трав, висящих повсюду, соорудила что-то типа икебан и разместила их по углам. Устала до такой степени, что огонь уже разжигала с трудом, а котелок с водой еле подняла, чтобы повесить над огнем. Когда вода закипела, я оттащила котелок в смежную с комнатой баню и выкупалась как следует.
В одном из деревянных ящиков я обнаружила швейные принадлежности. Остаток вечера убила на то, чтобы привести свой наряд в более или менее приличный вид. Шить я умела. Это я поняла сразу, стоило только вдеть нитку в иголку. Я устроила штаны по себе, а из бесформенной сорочки смастерила халат, прорезав петли и пришив пуговицы, что нашла в той же коробке. Теперь он мне был по фигуре, а не болтался мешком. От этого появилось хоть и легкое, но чувство уверенности в себе. Из остатков ткани я сшила себе ночную сорочку.
Портняжить закончила уже глубокой ночью. От тусклого света глаза болели и слипались. Андрей так и не вернулся, но я этому по-прежнему была рада. Даже мелькнула шальная мысль, что его задрали звери в лесу. Ну что ж, и это должно быть к лучшему. О том, как буду жить тут одна, я старалась не думать. С мыслями о побеге я распрощалась еще днем, когда вынося воду, вновь попыталась проникнуть за невидимую стену. Я обязана была предпринять вторую попытку, даже невзирая на страх перед медведями. Лишь когда и она увенчалась неуспехом, я немного успокоилась.
Ни на следующий день, ни еще через два дня ничего не изменилось. Андрей по-прежнему не появлялся, и я была предоставлена сама себе. Дни проходили одинаково уныло. Большую часть времени я сидела на пороге дома, греясь в лучах яркого, но уже холодного солнца и думая о своей невеселой жизни.
В сарае, что заприметила в самый первый день, и который показался мне зловещим, я обнаружила целый склад припасов. Чего там только не было. И вяленое мясо, свисавшее с потолка целыми тушами, и корни какого-то растения или дерева (по вкусу они напоминали картофель, как выяснила, когда сварила из ни похлебку), и мешки сушеных ягод: земляника, смородина, голубика, брусника, черника… Это только те, названия которых я знала. А были еще и не известные мне, но оказавшиеся приятными на вкус. Да тут жил настоящий лакомка! – поняла я, когда обнаружила несколько бочонков меда. В общем, голодная смерть мне не грозила. Съестных припасов хватит года на три.
Каждое утро я начинала с готовки еды на день. Варила похлебку или тушила мясо, настаивала морс на ягодах. Потом я занималась уборкой, чтобы не терять физической формы. А вторую половину дня проводила в раздумьях. А подумать мне было о чем. Чаще я напрягала память в попытке вспомнить прошлое. Например, как я оказалась в лесу? Что-то же я там делала перед тем, как попала в яму, из которой меня и вытащил Андрей. Как я жила до этого, чем занималась? Училась или работала?.. В голове были одни вопросы и ни единого ответа. Временами беспомощность рождала такую злость, что окажись Андрей в такой момент рядом, растерзала бы его голыми руками, что те медведи, за то что сотворил со мной.
Кстати, о медведях. Каждый день я слышала их рычание в лесу, но к забору они больше не приближались. От этого не становилось менее страшно. Каждый раз, когда раздавался из леса рев, я покрывалась холодным потом. Я стала видеть сны, и в них тоже присутствовали медведи. Просыпалась в тот момент, когда один из них протягивал ко мне лапу и уже почти касался меня крючковатым когтем. Я стала опасаться ночей, появился суеверный страх, что все это мне вовсе не снится, а происходит на самом деле, что однажды медведь коснется меня, и больше я не смогу проснуться. Да и медведь, что протягивал ко мне лапу, выглядел как-то странно – на его бурой шерсти повсюду были белые пятна. Не слышала, чтобы такие существовали в природе.
На пятый день все изменилось, вернулся Андрей. Он появился, когда я и думать о нем забыла. Я тушила мясо, когда дверь распахнулась, и он переступил порог дома. Все такой же бородатый и угрюмый он какое-то время оставался неподвижным, рассматривая меня, а потом молча прошел мимо и закрылся в бане.
Я так и продолжала стоять с ложкой в руке, пытаясь осмыслить, что чувствую в этот момент. Его появление стало неожиданностью, это факт. Оно меня не обрадовало, тоже ясно как день. Более того, с его приходом нарушится заведенный порядок, это я тоже понимала. И снова вернулись предчувствия чего-то нехорошего, что на время покинули меня.
В бане он сидел долго, очень долго. За это время я успела доготовить и быстро навести порядок, что привыкла уже делать каждый день. Наконец, он появился с влажными волосами и бородой и неизменно хмурый и молчаливый.
– Как дела? – рискнула спросить я, чтобы хоть что-то сказать. Молчание начинало тяготить. Не могла спокойно смотреть, как он садится за стол, по-хозяйски накладывает в миску приготовленного мной мяса и молча уплетает. Ну не наглость ли?! Как будто я для него готовила!
– Какая тебе разница?
Он не повернулся и не посмотрел в мою сторону, продолжая работать челюстями. Из-за того что ответил не сразу, я потеряла нить, забыла, о чем спрашивала. Поэтому и ляпнула невпопад:
– В смысле?..
Зато заслужила его внимание. Он даже ложку отложил в сторону, повернулся ко мне лицом, вопросительно заламывая бровь.
– Я спрашиваю, есть ли тебе разница, как у меня дела? – ровным голосом повторил Андрей. Во взгляде его промелькнула насмешка, впрочем, ее тут же сменила привычная суровость.
– Ну я просто…
– Не надо просто, – оборвал меня он. – Лучше просто молчи, – и продолжил есть, больше не обращая на меня внимания.
Его грубость меня взбесила. Чтобы не сделать и не наговорить лишнего, я поспешно выскочила во двор. Там, сидящей на пеньке, меня и застал Андрей, когда сыто потягиваясь вышел из дому.
– Пойдем, – приблизился он ко мне, схватил за руку и сдернул с пенька.
– Куда? – запаниковала я, чувствуя как дурные предчувствия начинают сбываться.
– Я хочу тебя и намерен получить прямо сейчас, – равнодушно пояснил он и потянул меня к дому.
Только тут я испугалась по-настоящему. Даже страх перед медведями показался детской страшилкой.
Глава 4
– Постой, постой!.. – верещала я, пытаясь вырвать руку и упираясь ногами. – Давай поговорим! Я не хочу…
Но ответом мне служила тишина. Уже через секунду Андрей втащил меня в дом и толкнул на топчан. Проворнее обезьяны я взобралась на него с ногами и забилась в угол, обхватив колени руками. Такая поза мне показалась самой надежной.
– Не подходи!.. – с угрозой процедила сквозьзубы, наблюдая, как он развязывает тесемку на своих штанах. – Не трогай меня. Давай поговорим!..
Он приблизился вплотную к топчану. Взгляд его выражал нетерпение и упрямство. Животный инстинкт! Сознание полоснула мысль, что никакие доводы рассудка сейчас до него не доходят. Жажда утолить плотское желание затмевает все.
– Повернись!
Это не было просьбой и даже не походило на приказ. Сказано было таким тоном, что я должна была немедленно подчиниться. Но тело мое оцепенело, а по спине бегали мурашки страха. Лишь голова тряслась из стороны в сторону, а губы безостановочно бормотали: «Нет, нет, нет…»
Я завизжала, когда он перехватил меня в районе талии, как пушинку поднял мое скрюченное тело и поставил на колени. Дальше все происходило стремительно. Сорочка взметнулась вверх, а штаны стянули сильные нетерпеливые руки, даже не потрудившись развязать тесемку. Она затрещала и лопнула, когда ноги мои с силой раздвинули в сторону. Двумя сильными толчками он вбился в меня, причиняя адскую боль, травмируя плоть, что не желала близости, отказывалась от насилия и всячески этому сопротивлялась.
Слезы брызнули из глаз, а кровь из прокушенной губы, когда он начал ритмично двигаться во мне, обхватив бедра горячими руками, раз за разом насаживая меня на член, как мясо на шампур. По мере того, как смачивалось мое влагалище и отступала физическая боль, ненависть в душе разрасталась и делалась нестерпимой. Ненавижу, ненавижу! – твердило сознание, в то время, как он играл со мной, то останавливая скакуна, то снова отпуская его. Волны наслаждения, смешанные с крайним презрением к собственной плоти, накатывали на меня одна за другой. Я уже не понимала, кто из нас рычит. То ли это делала я, в попытке заглушить стоны, что невольно вырывались из груди, то ли он, делая последние самые сильные толчки и изливаясь в меня ненавистной спермой.
Он уже давно слез с топчана и вышел из дома, а я все продолжала лежать с подтянутыми к подбородку коленками. Рыдания душили, но глаза оставались сухими. Я запретила себе плакать. Только не из-за него! Лить слезы можно о том, о ком ты думаешь. Неважно, что ты к нему испытываешь, пусть даже ненависть. Чувство же свое к Андрею я не могла даже охарактеризовать. Я желала ему смерти – немедленной и мучительной. Понимала, что никогда не смогу простить настолько вероломного отношения к себе. Как и себе, а вернее собственному телу, не смогу простить ту реакцию, что испытала ближе к концу акта.
Через какое-то время я заставила себя встать. Тело ломило, как при температуре. Каждый шаг давался с трудом. В бане оставалось немного горячей воды. Никогда раньше с таким остервенением я не мылась. До боли, пытаясь вытравить из себя все до капли, задыхаясь от запаха страсти, что никак не хотел испаряться.
Я сидела в бане, пока там еще сохранялось тепло. Знала, что мучитель мой уже вернулся в дом, до меня доносились звуки его передвижения по комнате. Не хотела выходить и снова с ним встречаться, но нужно было починить штаны, которые он безжалостно порвал в нескольких местах. Кроме того, я начинала замерзать. Да и не могла еж я вечно прятаться, словно это я совершила что-то постыдное, а не он меня грубо изнасиловал.
С гордо поднятой головой я вышла из бани и прямиком направилась к полке, где хранились швейные принадлежности. На Андрея даже не посмотрела, как и он на меня, впрочем. Остатки светлого времени суток я потратила на починку штанов. Он находился тут же. Судя по запаху, готовил что-то рыбное. Аппетит мой разыгрался не на шутку, но я решила, что даже не притронусь к его стряпне, хоть он и доел все мясо, которое я приготовила. Уж лучше умереть с голоду, чем есть что-то из вражеских рук. А Андрея я считала своим врагом – презираемым, ненавистным и самым заклятым.
Как и планировала, от ужина, предложенного не в очень учтивой форме, я отказалась. Впрочем, настаивать никто не собирался. Из своего угла наблюдала, как он с аппетитом уплетает густую и пахучую уху, поглощает рыбу, очищая ту от костей. Глотала слюни, стараясь это делать не слишком громко. Чувствовала себя совершенно несчастной, потому что есть хотела ужасно, аж до головокружения.
Когда со штанами было покончено и терпеть все эти запахи уже стало невмоготу, я выскочила из дома и направилась прямиком в сарай. Нужно было хоть что-то закинуть внутрь, чтобы не потерять от голода сознание. Этим что-то стала горсть кедровых орехов, жменька сушеных ягод и несколько глотков свежего жидкого меда. Все ж лучше чем ничего.
Пробираться обратно к дому мне пришлось в темноте. Если бы не тусклый свет, что пробивался сквозь щели в двери, то я бы окончательно потеряла ориентацию и не знала куда идти. Кроме того, в самый неподходящий момент вспомнились медведи, как они рычали и кидались на невидимую стену. Что если сейчас эта стена исчезла? Страх от перспективы быть растерзанной захлестнул с такой силой, что я побежала. Даже показалось, что из леса раздалось рычание, но это, скорее всего, явилось плодом моего воспаленного сознания.
На пороге дома я застыла как вкопанная. Самым бессовестным образом Андрей расположился на топчане. Абсолютно довольный и по всей видимости сытый он лежал на спине, подложив руки под голову и рассматривал потолок. На меня даже не взглянул, когда я вошла.
– Ты будешь спать тут?
Хоть и задала вопрос, но каков будет ответ не сомневалась. Лихорадочно соображала, что же делать мне? В сарае спать я не могу, там для этого совершенно неподходящие условия. Здесь, в доме, топчан – единственное ложе. Разочарование разрасталось в душе все сильнее. Отчего я решила, что он будет спать где-то в другом месте? Почему не предвидела развитие событий заранее? Наверное, потому что он долго отсутствовал, и я привыкла быть тут одна. Стало так жалко себя, что слезы вновь подступили к глазам, но пролиться им снова я не дала, больно прикусив губу, которая итак распухла после акта совокупления.
Поделиться книгой: