Лето без милосердия

— От нас с вами, господин офицер, пока что пользы никакой, кроме лишней суеты, а вот на месте понадобимся бодрыми. Предлагаю лечь спать.

— И то верно, — закивал Матти. — Да и вы, многопочтенный господин, — поклонился он погоднику, — можете отдохнуть, я разбужу, ежели вдруг что.

— Ежели, как ты говоришь, «вдруг что», я и сам проснусь, только может оказаться поздно, — проворчал погодник. — Буди, как только ветер меняться начнёт.

Как ни привык Никодес держать все под контролем, особенно в вылазках на вражескую территорию, он понимал, что господа маги правы. К тому же до вражеской территории сутки пути, и заняться в эти сутки абсолютно нечем. Разве что чаек считать.

— Ладно, спим, — согласился он. — А ты, Везунчик, с утра поспишь, уж при свете и я, пожалуй, с лодкой справлюсь.

— Ещё чего, — рыбак от души возмутился, куда только делась вся та почтительность, которую демонстрировал на берегу. — В море, господин офицер, только я хозяин своей лодки, только я за неё отвечаю.

— А как же…

— А как я всегда на лов хожу? Вы, господин офицер, не лезли бы в рыбачьи секреты, мы же не удивляемся, как вы там у себя сутками в дозоре. Спите ужо, наши ночи короткие.

— Как пожелаешь, — пробормотал Никодес.

Сказать по чести, заснуть посреди моря — не на корабле, а на дне рыбачьей лодки, пусть даже крепкой и, по уверениям Везунчика Матти, вполне надёжной, оказалось непросто. Плеск волн о низкие борта навевал вовсе даже не сон, а, наоборот, мысли о коварстве стихии и прочую тревожащую ерунду, недостойную мужчины и боевого офицера. Никодес то задрёмывал, то вскидывался от случайного громкого звука, вслушивался в ночь, смотрел в небо — ясное, с яркими южными звёздами, закрывал глаза и вновь проваливался в мутную, неспокойную дрёму. Проще было бы вовсе не спать!

С первыми лучами рассвета дурные мысли ушли, как будто не морская бездна была им виной, а неверная ночная тьма. Но уж днём точно не удалось бы даже задремать! Отчего-то посреди моря солнце казалось и ярче, и жарче, в глазах рябило от бликов, и Никодес прикрыл лицо шляпой. Его тянуло на разговоры, но оба мага при первой же попытке развлечься беседой посоветовали молчать и не отвлекать их от дела.

— Право же, — добавил менталист, — вы, господин офицер, вовсе могли остаться на берегу. От вас, простите уж, в удалённой разведке толку мало.

Никодес проглотил полный негодования ответ, подумав лишь: «Ладно, господа маги, посмотрим». И то, что за разведка, когда до цели ещё бесы знают сколько?!

День тянулся и тянулся, жаркий и скучный, бездельный, куда хуже, чем в худшие дни в лагере! Несколько раз чудились на горизонте паруса, но тут же пропадали в солнечной дымке, и под вечер Никодесу стало казаться, что их лодка висит посреди бескрайнего простора, словно мошка в янтаре. Пожалуй, он сильно недооценивал рыбаков: нужно иметь крепкие нервы и ясную голову, чтобы болтаться вот так одному — изо дня в день, зависнув между морем и небом. Тут, пожалуй, и шторм с ураганом развлечением станут!

Но вот наконец подсветились оранжевым и алым солнечные блики на ряби волн, только что блиставшее голубизной небо окрасилось в фиолетовые тона, лишь на западе полыхая алым, и первые, самые крупные и яркие звезды, засияли над головой, не дожидаясь ночи. Закат в южном море оказался стремительным, только был день, и вот уж ночь. Россыпь звёзд на чёрном бархате безлунного неба словно отражалась в чёрном шёлке моря, но, приглядевшись, Никодес понял, что ошибся: то не звезды отражались в воде, а сияли из глубины другие огни. Голубые, фиолетовые и зеленоватые, одиночные, россыпью и кругами, они перемещались в толще вод, словно жили своей, не предназначенной для людских глаз жизнью.

— Что это? — отчего-то шёпотом спросил Никодес.

— Не смотрите, — коротко ответил рыбак. Очевидно, он считал глупым или опасным говорить о тайнах моря, находясь во власти этого самого моря; похожее суеверие Никодес встречал у жителей гор, и потому лишь кивнул. Впрочем, сейчас он не склонён был считать это пустым суеверием. Смеяться над горными приметами лучше на равнине; так же и здесь, с морем.

— Вон оно! — профессионально-деловой, даже, пожалуй, торжествующий голос погодника заставил сначала вздрогнуть, а после — оторваться от созерцания морских огней и быстро обвести взглядом горизонт. — Коллега, что скажете?

Там, куда Везунчик Матти уверенно вёл лодку, глубокая чернота южной ночи словно размывалась. Почти незаметная дымка, которую сам Никодес принял бы, пожалуй, за слишком низкие облака…

— По моей части ничего, — отозвался менталист. — Но повышение магического фона ощутимое, вы правы, коллега. Далеко до берегов, Матти?

— Часа два, три, — неуверенно ответил рыбак. — Должны быть горы видны, а там — сами видите. Как понять?

— Маскировка? — спросил Никодес. Он не слишком разбирался в атаках с моря и не мог оценить, насколько этот туман мог бы помешать, к примеру, Огненному Гронтешу. Но даже такой сухопутный вояка, как он, понимал, что лезть вперёд вслепую — неоправданный риск.

— Скорее охранный рубеж, — задумчиво отозвался погодник. — Надо подобраться ближе. Отсюда я ощущаю только самую общую направленность.

— От ментального обнаружения я нас прикрыл, как насчёт наблюдателей?

— Ночью? Не смешите, коллега. Впрочем, на случай слишком внимательных… — не договорив, он сделал лёгкий пасс рукой. В глазах у Никодеса на мгновение потемнело. — Вот и все, тьма к тьме, как говорится. Матти, голубчик, вы разрешите мне немного подогнать вашу лодку? У нас не так много времени, как хотелось бы.

Рыбак ошалело кивнул, лодка побежала быстрее, оставляя ясно видимый светящийся след за кормой.

— А это… — Никодес хотел было сказать, что с таким следом вся маскировка псу под хвост, но погодник отмахнулся:

— Ерунда, господин офицер. Мы — рыба, всего лишь крупная рыба.

Никогда ещё Никодес фор Виттенц не чувствовал себя настолько бесполезным. Похоже, он и впрямь лишний в этой вылазке. Маги негромко обменивались непонятными наблюдениями, замечаниями и выводами, Матти правил лодкой, ловко выполняя их команды, и только бравому горному стрелку нечего было делать. Разве что пялиться в стену тумана, которая с каждой минутой приближалась, становилась все плотнее и казалась все опаснее.

Будь они в горах, Никодес прислушался бы к нараставшему с каждым ударом сердца ощущению опасности — горы не шутят и не терпят беспечных. Но в море он был чужаком. Если молчит рыбак, да ещё и прозванный Везунчиком, не сухопутному офицеру поднимать панику.

Когда туман закрыл полнеба, погодник тихо сказал:

— Стоп.

— Не нравится мне… — начал менталист, но что именно не нравится, объяснить не успел. Туман вспух, выстрелил толстыми щупальцами, погодник, выкрикнув что-то невнятное, взмахнул рукой, а дальше Никодес вовсе перестал понимать, что происходит. Беспорядочные порывы ветра то рассеивали туманные жгуты, то собирали их вместе, море вроде бы оставалось спокойным, но лодку швыряло, словно в шторм, маги, перебрасываясь короткими фразами, вовсю творили колдовство, но защищало ли оно или оставалось бесполезным?

Через борт ударила волна, замерший было рыбак отмер, выхватил откуда-то мятое, сплющенное с одного краю ведро и сунул в руки Никодесу:

— Вычерпывай, твою налево, господин офицер! Мы уходим! Эй, слышите!

— Слышим, не паникуй, — меланхолично отозвался менталист. — Коллега, поймайте ему ветер. И впрямь, незачем здесь больше задерживаться.

— Ветра сейчас будет предостаточно, — буркнул погодник. — Поддерживайте щит, коллега, с меня скорость и направление.

Эти неторопливо-спокойные, вежливые, словно в университетской аудитории «коллега» составляли столь разительный контраст обстановке, что Никодеса так и подмывало обложить обоих магов категорически некультурными, сугубо армейскими выражениями. Вот только дыхание приходилось беречь: борта захлёстывало, свежий ночной воздух превратился в липкую, забивающую ноздри, рот и горло взвесь из тумана и солёной воды. А когда Никодес увидел, какая жуть надвигается на лодку с кормы, он тихо порадовался, что вода на дне лодки и ведро в руках не оставляют времени паниковать.

Кажется, в южных морях такое называют «торнадо»… Стена воды и тумана соединяла небо и морскую гладь, то распадаясь на десятки тонких, извивающихся хоботов, то сливаясь в широкий фронт, то угрожая призрачными мордами морских чудовищ. А самое ужасное, что на этих призрачных мордах потусторонним огнём горели глаза — десятки, сотни злых, голодных глаз. С пугающей ясностью Никодес опознал те самые глубинные огни, которые притягивали его взгляд в пути. Тогда, в спокойном море, они не казались угрожающими, но все равно тревожили. Теперь же капитан Никодес фор Виттенц, самый отчаянный храбрец в полку горных стрелков, первый в рискованных вылазках и безнадёжных атаках, вспомнил, как ребёнком боялся темноты и буки под кроватью, и вновь почувствовал себя малышом-Нико, мечтающим влезть к нянюшке на ручки и спрятаться там от всякого зла.

Нет, ну его, это море! Не для людей оно. В горах понятней.

Рыбак беспрерывно стучал зубами, но ветер ловил исправно и лодку удерживал в равновесии, а большего от него и не требовалось. По-настоящему их жизни держал сейчас в руках погодник, и Никодесу впервые в жизни было стыдно за то, как пренебрежительно он прежде относился к этой категории магов. «Вспомогательные силы»! Похоже, это они, много о себе мнящие офицеры с его высочеством во главе, попросту не умели использовать весь потенциал этих «вспомогательных».

— Держитесь, — напряжение в голосе мага можно было, кажется, потрогать руками — и оно ощутилось бы как острое лезвие клинка из самой лучшей стали. Совсем рядом клацнули призрачные зубы очередного чудовища. Лодка взмыла вверх, к звёздам, сквозь туман похожим на тусклые болотные огоньки. — Держитесь, — повторил маг, — не делайте резких движений. Чтобы уйти, приходится рискнуть.

Никодес замер. Осторожно, вытянув шею, заглянул за борт и тут же зажмурился. Море было внизу, так далеко внизу, что его поверхность казалась твёрдой, отлитой из чёрного стекла.

— Что это? — сиплым шёпотом спросил он. — Как это мы?..

— На гребне волны, — так же тихо ответил менталист. — Не бойтесь, это ненадолго. Или мы опустимся, или…

«Или разобьёмся», — понял Никодес. Отчётливо, как будто это уже происходит, представилось, как лодка опрокидывается и летит носом вниз, а сверху валится на неё волна, весом и мощью наверняка сравнимая с горным обвалом.

Шум моря, плеск волн о борта, шорох ветра — все живые, обычные звуки тоже словно остались там, внизу, и на мир опустилась абсолютная тишина, глубокая, как пропасть под днищем лодки, как морская пучина. Никодес невольно затаил дыхание, словно даже резкий вздох мог поколебать шаткое равновесие.

Если бы не слишком частые удары сердца, он решил бы, что время замерло. Тянуло оглянуться, и от этого желания продирало жутью, как в детстве, когда нянюшка рассказывала им с братьями страшные истории о ночных тварях, лесных духах и путниках, сошедших с тропы там, где нельзя было. Нарушивших непременное условие: «Ступай себе вперёд, да не оглядывайся». Никодес зажмурился крепче, и тут лодка клюнула носом и заскользила вниз — все быстрей и быстрей, как зимние сани с горы. Захватило дух, тонко и зло засвистел ветер. Глаза открылись сами, но Никодес никак не мог понять, осознать, что именно он видит. Пена, сверкающая серебром, мерцающая голубоватым призрачным огнём, много пены — впереди, у бортов, и много брызг, ярких, как будто не в ночной тьме, а под солнцем. Гул — как рокот прибоя, только громче, настолько громкий, что пробирает до самых костей. Чёрная неровная долина из стекла далеко внизу: «Море», — напомнил себе Никодес, и в это мгновение увидел там, в море, далеко впереди, серую тень парусов. Цепочка кораблей — десять или даже больше, он не мог сейчас считать. Эскадра, вот только чья?

А в следующий миг понимание нагнало его и накрыло, как та самая волна, на гребне которой они все ещё каким-то чудом держались. Волна. Она опускалась, сворачиваясь, закручиваясь и пожирая сама себя, в шапке пены, как штормовые валы у берегов. Сходила на нет. Бережно, насколько это возможно для разъярённой стихии, опускала их туда, вниз, к морю…

ГЛАВА 7, в которой флот адмирала Гронтеша присоединяется к армии принца Ларка

Реннара разбудил сигнал тревоги. А может, сначала он проснулся, а уже потом в уши ворвались резкое гудение боцманской дудки, топот ног по палубе и хлопанье парусов? Где-то на самой грани слышимости, далеко и в то же время настолько близко, что пробирало ознобным ужасом до самых костей, чудился низкий, рокочущий гул — похоже, именно он заставил подскочить в постели, обливаясь ледяным потом.

Вслепую натянув штаны, Реннар выскочил на палубу и замер, в одно мгновение охватив взглядом столпившихся у борта людей — всех, очевидно, кто не был занят с парусами, — и то, на что они все смотрели. Невероятное, невозможное.

Горизонт исчез. Там, где лишь россыпь ярких южных звёзд должна была бы выдавать взгляду границу моря и неба, не было ни неба, ни звёзд, ни бесконечной водной глади. Там стояла стена — так показалось Реннару в первый миг, но тут же, отчего-то напомнив хлёсткие отцовские оплеухи в раннем отрочестве, в голове взорвалось: не стена, нет. Волна! Исполинская волна в шапке серебряной пены, в мерцании голубого призрачного огня, катилась к ним, как накатываются на берег штормовые валы, закручиваясь в улитку и пожирая сама себя, с рокотом, от которого ныли зубы, позорно дрожало в животе и ноги отказывались держать.

Отец стоял у самого борта, и Реннар кинулся к нему.

На язык рвалось совершенно детское: «Мы умрём, да?» — и Реннар, стиснув зубы так, будто его должны были сейчас пытать, молча встал с отцом рядом. О том, чем занят корабельный маг, он тоже не стал спрашивать: какой маг совладал бы с настолько взбушевавшейся стихией?! Все, что они могли — с достоинством принять происходящее.

Отец бросил на него быстрый взгляд, кивнул чуть заметно. Максимальное ободрение, на какое можно рассчитывать при команде, тем более в смертельной ситуации.

— Господа. — Реннар, вздрогнув, обернулся на тихий голос. Маг? Он что-то ещё хочет? — Прошу вас, господа, любые амулеты. Любые, в которых сохранились хоть крохи заряда. Мне нужна вся сила, которую мы сможем добыть.

Говорят, нет ничего хуже безнадёжности, но надежда, оказывается, куда легче заставляет терять самообладание. Реннар отчаянно срывал все те побрякушки, о которых даже не вспоминал обычно, привыкнув носить, не снимая: несколько ментальных защиток, перстень с сигнальными чарами, щитовой амулет, сделанный отцовским то ли слугой, то ли другом с Огненных островов — Реннар никак не мог запомнить его имя, да, по чести говоря, не очень и пытался. Подвеску, заговорённую на удачу, кто же её подарил, Аннель или Вайлетта?

— Там кто-то есть, — сказал вдруг отец. — Мэтр, видите?

— Чувствую, — отозвался маг. — Именно поэтому есть надежда что-то сделать. Там мои коллеги, и они тоже пытаются… — не договорив, он сжал ладони, наполненные магическими побрякушками, сминая, сплавляя собранные амулеты, как дети сминают рыхлый снег в снежки. Реннар никогда не умел чувствовать магию, но сейчас показалось — у мага под пальцами вот-вот загорится звезда, невыносимо яркая, острая, опасная.

— Не смотрите, молодой человек, — сказал маг, и Реннар поспешно отвёл взгляд — в море. Туда, где исполинская ревущая волна неслась на них, и теперь он увидел тоже — в пене на самом гребне, с носом, опасно нависающим над бездной, узкую лодку с косым парусом.

Безумие.

Кажется, он сказал это вслух, потому что отец рассмеялся и ответил:

— Кто бы там ни был, друзья или враги, я хочу пожать им руки.

— Мне кажется, или она снижается?

— Смотри на лодку.

Лодка клюнула носом и пошла вниз — не рухнула в бездну, а заскользила, как с крутого, но все же склона. Быстрей, ещё быстрей, опасно кренясь, скрытая пеной почти до середины мачты.

— Их накроет!

— Нет. Руль там держит твёрдая рука. А вот нас крепко шатнёт, — адмирал Гронтеш обернулся и рыкнул:

— Держитесь! Готовьсь!

Мелькнула перед самым лицом рука мага, Реннар отшатнулся, и тут же кто-то схватил его, толкнул к мачте:

— Не мельтеши, парень! Держись, сказано же!

Возвращаться к борту времени не оставалось; впрочем, отсюда видно было не хуже. Волна опадала, сейчас она едва достигала середины мачт, и корабли успевали, кажется, развернуться носом. Реннар ничего не соображал в морском деле — позор, наверное, для сына адмирала, но чего уж теперь! — но даже он понимал, что у них появился немаленький шанс взобраться на эту волну, тем более что её склон на глазах становился все более пологим и… нестрашным? Скажи кто Реннару ещё с час назад, что волна такой высоты не покажется ему жуткой — рассмеялся бы. Но все познаётся в сравнении, и страх, оказывается, тоже.

От рёва заложило уши. Как матросы слышат команды? Или они и без команд понимают, что сейчас нужно делать? Волна накатывала, корабль разворачивался, маг замер у борта, вскинув руки, как будто мог удержать исполинскую массу воды ладонями. Все были при деле, даже отец, стоявший недвижно рядом с магом — Реннар понимал, что один только вид адмирала, невозмутимо встречающего смертельную опасность, успокаивает матросов и заставляет их выкладываться даже больше, чем страх за свою жизнь. Лишь сам Реннар оказался не у дел, праздным пассажиром — и рад бы помочь, но нечем. Только и может, что цепляться за мачту и не путаться под ногами.

Бушприт нырнул в кипящую пену, вспененная вода окатила палубу, накрыв Реннара до груди, оторвав его ноги от твёрдых досок, заставив ощутить себя летящим в бездну. Он ещё удивился, что вблизи пена была не серебряной, а грязно-серой, мутной. Закашлялся, когда хлынуло в нос, в рот. Накрыло ужасом: «Тонем!» — но тут вода схлынула, оставив на палубе мутные лужи, несколько огромных, тускло светящихся медуз и мятое, сплющенное с одного боку ведро.

Тут же началась суета, вполне и насквозь Реннару понятная: проверить корабль и людей, связаться с другими кораблями эскадры, оценить потери… И здесь Реннар снова оказался лишним, но теперь это беспокоило его меньше. Даже, по чести сказать, вовсе не беспокоило, потому как одно дело стоять, опустив руки, перед лицом смертельной опасности, и совсем другое — не мешать рутине чужих дел, обыденных для любого, кому хоть раз пришлось идти в бой и возвращаться из боя. Он только сразу нашёл взглядом отца, убедился, что тот в порядке, а после слушал быструю перекличку, сигналы боцмана, топот матросов, и медленно осознавал, что — обошлось. Что — живы, целы, и корабль цел, и волна исчезла, оставив после себя лишь тяжёлую зыбь. И вон она, уже по другому борту, качается та самая лодка, и оттуда машут люди — тоже, значит, уцелели.

И вместо отступившей паники пришли вопросы: кому и как удалось создать такую волну, была ли она нацелена на эскадру Огненного Гронтеша, и если так, узнал ли враг об их приближении, или сработала превентивная мера? Или их корабли случайно попались на пути стихии? И, в любом случае, что делать, когда Ларк поведёт армию на острова Одара, если там встречают нежеланных гостей вот так?! Не вышло ли, что они недооценивают врага? Очень сильно недооценивают?

Реннар так озаботился этими вопросами, что не сразу заметил подошедшего отца и вздрогнул от его простого вопроса:

— Цел?

Ответил, стараясь сдерживаться:

— Да, как видишь. Только вымок и, честно сказать, перепугался, — а сам все острее понимал, что мог сейчас потерять отца, и все, что только начало у них складываться по-настоящему, по-взрослому, оборвалось бы, едва начавшись. Собственная нарочитая сдержанность показалась совершенно дурацкой, детской и глупой. Захотелось шагнуть вперёд и обнять, уткнуться носом в плечо, как в детстве, получить в ответ шутливый подзатыльник… Но если он был здесь никем, пассажиром, то отец… на отца смотрели его люди, его подчинённые, и он, в отличие от Реннара, должен был держать перед ними лицо. И Реннар сказал просто, то, что чувствовал: — Ты жив. Это главное.

— Нет, — адмирал Гронтеш чуть заметно усмехнулся. — Главное — корабли целы, главное — твой груз, главное — подобрать тех безумцев и расспросить. Это важно.

— Все равно, — упрямо возразил Реннар, — ты прав, но все равно! Не хочу потерять тебя, только не теперь!

«Когда мы наконец-то вместе», «когда ты наконец признал меня взрослым и достойным», «когда…» — можно было найти десятки, а то и сотню таких «когда», но Реннар не стал. Отец поймёт.

Понял. Кивнул чуть заметно и сказал:

— Пойдём, сын. Посмотрим, кого к нам морем принесло, — Реннар обернулся, нашёл взглядом лодку: шлюпка с корабля тащила их на буксире, и уже можно было разглядеть, что в лодке четверо, причём двое — в балахонах магов. — Мне, признаться, не терпится услышать их историю. И тебе тоже, я уверен.

— Там свои! — закричал Никодес, почти не надеясь, что маги услышат его сквозь рёв волны. По чести сказать, ему сейчас было все равно, к чьим кораблям их принесло взбесившееся море. Свои, чужие, враги, да хоть бесы из преисподней! Лодка держалась на плаву чудом, и это чудо могло кончиться в любой миг. Зачем он все ещё вычерпывал воду, Никодес сам не понимал — скорей всего, ради призрачной иллюзии, что и от него хоть немного зависит спасение.

— Важней, что там есть маг, — погодник ответил негромко, но отчего-то Никодес отлично его услышал. Не столько слова услышал, сколько заключённую в них надежду — очевидно, тот маг что-то делал, как-то усмирял волну со своей стороны, а без него, похоже, всех усилий оказалось бы мало.

Дальнейшие несколько минут — или часов? мгновений? — попросту выпали у Никодеса из памяти. Лодку мотало, трясло и кружило, вспененная вода захлёстывала с головой, но почему-то обрушивалась не на дно лодки, а за её борта, ведро вырвало из рук и унесло, и Никодеса наверняка унесло бы следом, если бы не успел схватиться за первую попавшуюся под руку верёвку. Он перестал понимать, что происходит, каково их положение, не видел ни неба, ни моря, ни кораблей, хотя, по всем прикидкам, эскадра была уже где-то совсем рядом. И только Никодес подумал, что эта дикая круговерть будет длиться вечно, как все закончилось. Вокруг бурлили волны, но это были обычные волны, пусть и довольно высокие; совсем близко слышались сигналы боцманской дудки, хлопанье парусов под ветром, а рядом восторженно ругался Матти Везунчик — прозвище ему, верно, дали не зря.

Вскоре с ними рядом оказалась шлюпка, и сидевшие в ней матросы говорили на андарском — это показалось Никодесу ещё одним чудом. Ночь выдалась поистине богатой на чудеса. Настолько, что Никодес даже не удивился, когда на палубе корабля с гордым названием «Отважный» увидел Реннара фор Гронтеша, доброго приятеля Рени, такого же до мозга костей сухопутного, как и он сам.

— Ты-то здесь как?!

— Тебя-то как сюда занесло?! — вопрос вырвался у них почти одновременно, и от такого совпадения оба рассмеялись. Впрочем, собственный смех показался Никодесу слишком нервным, и он поспешил отвлечь внимание друга от себя и перевести на более важные вопросы:

— Это ведь наша северная эскадра, так? Адмирал Гронтеш? Ларк его ждёт.

— Да, — Рени быстро и словно неловко улыбнулся. — Отец сейчас… а, вот и он. Отец, позволь тебе представить капитана Никодеса фор Виттенца. Полк горных стрелков его высочества.

— Можно просто Никодес. Для меня честь познакомиться воочию со знаменитым Огненным Гронтешем.

— Полагаю, нынешняя молодёжь скоро переплюнет меня по безумствам, — адмирал рассмеялся и крепко пожал Никодесу руку. Как равному. — Я знаю, что его высочество ждёт мою эскадру, но, право же, Никодес, вы выбрали оригинальный способ нас встретить. Представьте мне своих спутников.

И тут Никодес фор Виттенц понял страшное. Со всей этой им же затеянной разведкой, с мечтами о ценной информации для Ларка, с навеянными морем мыслями и страхами он так и не удосужился спросить имён сопровождавших его магов! Менталист и погодник, да и все. Те, правда, и сами не торопились представиться, но разве не он, как старший по званию и вроде как начальник экспедиции, должен был…

— Я полагаю, об этом следует говорить не на палубе, — мягко сказал погодник. Никодес совершенно некстати подумал, что командовал в вылазке по большей части именно он; и, по чести, именно его, а не капитана фор Виттенца, следует признать главным героем этого безумного приключения. А значит, и честь докладывать следует предоставить магу. Что ж, Никодес фор Виттенц умеет признавать чужие заслуги.

— Право, адмирал, лично я отличился этой ночью разве что работой с ведром. Пусть господа маги сами рассказывают. То, что все мы живы — целиком и полностью их заслуга.

— Тогда прошу ко мне в каюту. Реннар, ты тоже. Заодно угощу всех чем-нибудь согревающим, да и в сухое переодеться не помешает. На самом деле, господа, наша встреча весьма кстати. Я хотел бы вникнуть в ситуацию как можно быстрее. Как только враг узнает, что к войску его высочества присоединились наши корабли, счёт пойдёт даже не на дни, а на часы.