Драконовы кончары (Smocze koncerze)

- А вот и пани Фаляк, - буркнул ксендз Лисецкий, у которого был случай познакомиться с аль-хакимой, когда та посещала посла Гнинского.

Дорота наконец-то удостоила прибывших взглядом и кивнула Йитке. Девушка отложила перо, заткнула чернильницу, а лист бумаги посыпала песком. При этом она с любопытством поглядывала на польских рыцарей. Те в своих доспехах и кольчугах выглядели просто писаными красавцами, сильными и бравыми, опять же совершенно не вписывающимися в обстановку.

- Приветствую, - коротко поздоровалась со всеми Дорота. – В соответствии с пожеланиями канцлера Гнинского, я готовлю списки невольников под выкуп. Начала я со своего предложения. Йитка, подай мне лист. Это список моих шестидесяти невольниц, которых можете осмотреть. Еще у меня есть две дюжины парней, но они находятся в соседнем доме. Могу заверить, что мои "тела" самого высшего качества. Я тщательно отбирала их из ясыра. В большинстве своем, это крепко сложенные деревенские женщины из Чехии, Моравии, Баварии и даже Саксонии. Все они христианки, хотя некоторые из них – протестантки.

Дорота подала лист ксендзу, а тот, морща брови, начал просматривать списки.

- Нет у тебя совести, отурчившаяся женщина, - процедил Семен. – Торговать невольниками, захваченными ордынцами, да еще и с гордо поднятой головой. Большей подлости не могу и представить!

- А чего еще ожидать от продажной суки, которая дала себя обасурманить, - буркнул Кшиштоф Кенсицкий.

Священник рявкнул на них со злостью, приказывая им заткнуться и не провоцировать скандалов. Дорота же начала пристально рассматривать поляков, уперев руки в бока. На ее лице появилась дегкая усмешка, которой Йитка у хозяйки еще не видела. О чудо, аль-хакима не выглядела разозленной, скорее, задумчивой.

Сколько же это лет прошло, как она покинула родину? Когда в последний раз видела польскую армию? Ага, это когда драгуны грабили силезские деревушки, потому что каштелян не заплатил им обещанную зарплату. Она видела, как в ее родном селе под Ратибором храбрые воины грузили поросят на телеги и на месте сворачивали шеи уворованным курам. Понятное дело, они избили нескольких хозяев и изнасиловали девиц, которые были слишком глупы, чтобы вовремя спрятаться. Сама она дурой никогда не была, а спряталась в ризнице. Когда прибыли солдаты, она как раз сидела у викария, изучая латинскую книгу. Всегда она проявляла склонность к учебе, впрочем – как единственная женщина за всю историю Тарчимехов. Ксендз-благодетель, в свою очередь, проявил склонность к ее женским прелестям, чем Дорота скрупулезно пользовалась, чтобы, при случае оказания постельных услуг, научиться от священника чтению и письму.

Вот только был ли то последний раз, когда она видела польское войско? Э-э, нет. Ведь впоследствии она неоднократно его обслуживала. Меняла военным повязки и очищала гноящиеся раны. Тогда она была служанкой у опольских цирюльников. В город прибыл сам Ян Казимир, убегая от шведов, а вместе с ним какая-то часть израненных и измученных военных. Тогда она познакомилась с милым поручиком мушкетеров и провела с ним несколько упоительных мгновений. К сожалению, как-то утром, после любовных развлечений, он прихватил ее с медицинской книгой, напечатанной во Вроцлаве, то есть, по-немецки. Мушкетер избил Дороту, обвиняя ее в шпионаже в пользу Габсбургов, а впоследствии, когда увидал в книге гравюры, представляющие человеческую анатомию, затянул ее, вопящую от боли, за волосы к доминиканцам. Дорота помнила рейтар и гусар, стоящих на рынке и покатывающихся от смеха при виде босой девицы в разодранной сорочке, которую любовник толкал и обкладывал кулаками. Поручик мощными ударами постучал в ворота монастыря, когда же мрачные монахи открыли, обвинил Дороту в том, что та занимается колдовством, и отдал инквизиторам.

То не были приятные воспоминания. Она их практически полностью убрала из памяти, но вот теперь они снова вернулись. О чудо, они уже не были столь болезненными, как когда-то, но все так же щемили. Старые раны докучали время от времени, шрамы, оставшиеся от бичевания и прижиганий доминиканцами зудели на перемену погоды, напоминая о том, как к ней отнеслись на родной земле.

И вот теперь опять она стояла перед гордыми барчуками с подбритыми головами. Они были точно такими же, как ее проклятый любовничек, чтоб он сгнил в аду, переполненные спесью, не способные понять отличия, реагирующие на нее лишь презрением и агрессией. Это означало, что в Польше мало что поменялось.

Тем временем Дорота заметила, как один из них, молодой и, похоже, самый красивый, не отрывает взгляда от Йитки. Наконец не выдержал и решительным шагом подошел к ней. Девушка даже отступила, явно смешавшись. Это было странно, потому что в неволе прошла через многое, так что настырно пялящийся мужчина уж никак не мог ее заставить скромничать.

- Пани, ты тоже невольница? С кем имею честь? – спросил Якуб Кенсицкий по-польски.

- Dobrý rytíř, jmenuji se Jitka. Jsem jeptiška z Moravy! (Добрый рыцарь, меня зовут Йитка. Я монашка из Моравии – чешск.) - ответила девушка и протянула руку.

Рыцарь опустился на одно колено и благоговейно поцеловал ее, а Йитка затрепетала ресницами. Дорота была изумлена поведением бывшей монашки. Они никак не ожидала, что та может быть такой кокеткой.

- Судя по одежде, эту чешку тоже наверняка обасурманили. Портил я девиц в Мазовии и Малой Польше, на Подолии и Волыни, в Червонной Руси и на Украине. Клал под себя католичек, православных, евреек и униаток, но вот до басурманки добираться мне бы и в голову не пришло, - буркнул Семен Кшиштофу. Вот ты бы, приятель, к такой прикоснулся? Лично я бы опасался, что у меня корешок отсохнет.

Гусарский поручик говорил практически шепотом, но Дорота все слышала. Ксендз тоже, но он притворился глухим и погруженным в чтение имен и описаний невольниц. Среди них он выискивал дворянок или представительниц более-менее зажиточных слоев. Посольство не располагало неограниченными средствами; было определено то количество золота, которое можно было потратить на освобождение попавших в беду земляков.

Тем временем Якуб подошел к Дороте. Лицо юноши было серьезным и вдохновенным. Он поклонился, приложив правую ладонь к груди, и попросил пару минут личной беседы.

- Не мог понять, пани, почему ты, родившаяся на христианской земле, занимаешься чем-то столь недостойным. Как можешь ты мучить братьев и сестер по вере? Разве нет в тебе, пани, совести?! – возвышенным тоном заговорил он.

- Никакая я не "пани", - холодно ответила Дорота. – Родом я из крепостных холопов, которые от польских панов и ксендзов знали лишь унижения и тяжкий труд. К нам относились, как к скотине, мы тоже были чей-то собственностью, и нас заставляли тяжко работать без отдыха и оплаты, хотя мы были той же самой веры. Так что в том удивительного, что, раз у меня имеются такие возможности, сейчас я покупаю и продаю слабых? Вы сами меня этому научили, благородные рыцари и милостивые судари.

- Но ведь это же христиане! Ты продаешь их на поругание, причем, иноверцам!

- Нет бога кроме Аллаха, а Магомет пророк его, - с достоинством ответила на это Дорота.

Лицо Якуба вытянулось.

- Ну да, я обасурманилась, - усмехнулась Дорота. – А как еще мне можно было бы достичь столь высокого положения в исламской стране? Мне пришлось принять истинную веру. А теперь скажи, чего ты от меня ожидаешь, юноша. Я обязана отпустить девиц и мальчишек? А ты знаешь, сколько я за них заплатила?

- Освободи хотя бы некоторых, пани, - простонал юноша. – Я выкуплю у тебя стольких, сколько у меня хватит средств. Сам я родом из богатой семьи, отец не поскупится. В Стамбуле возьму в долг у посла Гнинского, ты ничего не потеряешь, аль-хакима.

- Понимаю, какую девушку ты имеешь в виду, - сообщила Дорота. – Это очень ценное "тело", и оно не предназначено для продажи. Но ты ведь мой земляк, храбрый рыцарь на службе Речи Посполитой. Для таких как ты, я могла бы сделать исключение и даже определить специальную цену.

- Скажи же, сколько ты просишь, - сказал юноша.

- Десять тысяч червонных золотых, - ответила Дорота и расхохоталась, увидав мину гусара.

Она не ожидала, что столь мелкое ехидство в отношении рыцарей доставит ей столько радости. Но она быстро взяла себя в руки и стала перечислять ксендзу достоинства своего товара. Одним из наиболее важных было то, что она заботилась о "телах", обеспечила их медицинской опекой, к тому же она их всех проверила лично. Держала она их чуть ли не в шикарных условиях, хорошо кормила, в том числе фруктами и сладостями. Ни на одной из девиц не было следов побоев, никого из них насиловали или мучили. Дорота могла гарантировать, что когда поляки увидят товар, который сейчас держат в Семибашенной Крепости и на невольничьем торге, там будут пленники в намного худшем состоянии. Очень часто они едва живые или умирающие, искалеченные и изголодавшие. Одним словом, лично ее товар был наивысшего качества.

Ксендз поблагодарил за предложение и спрятал список, говоря, что оговорит вопрос с канцлером Гнинским. Он попросил, чтобы аль-хакима показала ему теперь место, где содержатся военнопленные с территорий Речи Посполитой. Более всего его заботил схваченные шляхтичи. Он ожидал, что Дорота – в качестве переводчицы – поможет в переговорах, связанных в выкупом.

Когда они уже собирались выйти, чтобы отправиться на торг рабов, в дом вошел один из татаров, держа за сорочки двух вырывающихся сопляков. Когда он их пустил, один из мальчишек бросился в ноги Дороте, а второй обнял Йитку в поясе. Оба при этом пронзительно вопили, заливаясь слезами. Ордынец, который привел детей, чуть не получил по морде от недовольного Еникей Бея. Почему он не прогнал малышню, не жалея плетки?

- Чего хотят эти дети? – спокойным тоном спросил ксендз Лисецкий.

- Это подопечные моей приятельницы. Похоже на то, что с ней случилось нечто очень плохое, - пояснила Дорота. – Боюсь, что она неожиданно заболела. Я обязана незамедлительно идти к ней. Это может быть вопросом жизни и смерти. Милостивым сударям придется подождать моего возвращения.

- Понятно. Если это, более-менее, по дороге на торг, я предлагаю не терять времени и отправиться с вами. А может оказаться, что больная требует услуги еще и священника?

- Не думаю, - буркнула аль-хакима и дала знак Йитке.

Девушка схватила тяжелую сумку с медицинскими инструментами, которые сюда принесли на случай необходимости предоставить помощь больным невольницам, и перебросила ее себе на плечо. Не оглядываясь на поляков, Дорота быстро направилась к выходу. Она лишь дала указание бею, чтобы он проследил за тем, чтобы ее "тела" покормили, и вот ее уже и не было.

III

Заражению эзотерическим излучением подверглось достаточное число существ. Их разумы ответили снами на импульсы ведущих программ, следовательно, они были готовы для заселения. Тестовые исследования нескольких жертв показали усиленное накопление белка внутри клеток мозга в форме нейрофибриллярных сплетений. Это было типичным иммунологическим ответом организма на эзотерическое излучение, ведущим к повреждению мозга, следовательно – деградации личности, облегчающей заселение пораженного разума. Все шло в соответствии с планом.

Процедура вторжения предполагала ожидание, пока количество контролируемых захваченных личностей достигнет значения, достаточного для переноса, по крайней мере, целого отряда армии вторжения, но демиург ожидать не собирался. Он не испытывал нетерпения или горящего желания материализации, опирался он исключительно на хладнокровный расчет. Из того, что он отметил через портал, жертвой должна была стать цивилизация на ранней технологической стадии, так что вероятность неудачи была минимальной. Мультиличность, в свою очередь, ожидала быстрого перехвата, чтобы во всей полноте занять инфополе, оставшееся после этого мира, и полностью заполнить его собой, после чего приступить к эксплуатации захваченной планеты. Так что демиург запустил активационный пакет.

Портал засветился и эмитировал вызов ко всем, зараженным излучением. Лениво сочащееся эзотерическое поле интенсивно засветилось, а заполняющие его вибрации сложились в простой алгоритм приказов. Они ворвались в сознания зараженных, выталкивая старые личности и заменяя их перечнем приказов.

Теперь жертвы должны были войти в зону непосредственного воздействия. Данный элемент был необходим, чтобы высокоэнергетическое излучение вписало в их разумы новые личности, а эзотерическое поле деформировало телесность, подгоняя ее к требованиям отдельных сознаний участников вторжения.

Демиург ожидал, когда прибудет тело достойного предводителя. Тело будущего повелителя этого мира.

  

Лала Талаз Тайяр с самого утра вел сражение с агой, командующим батальоном янычар, охранявших квартал. Мало того, что те не пожелали признать верховенства личной гвардии султана, так они не собирались пропустить прибывших к чуду-юду. Хуже того, возле временных баррикад толпились возмущенные кожевенники и их семьи. Уже вспыхнуло несколько драк с янычарами, и только каким-то чудом кровь пока что еще не пролилась. Местные – и надо же такому случиться, что округу населяли исключительно члены цеха, объединяющего проклятых специалистов по шкурам – не желали согласиться на снос домов и постройку эспланады вокруг чудища. Кожевенники бросали в янычар камнями, крича, чтобы те уходили и отдали им их дома. Какой-то разбойник, выдающий себя за представителя властей цеха, заявил, что чудо-юдо принадлежит ни янычарам, ни великому визирю, а только им, кожевенникам.

Тайяр окинул окинул его гневным взглядом. Перед ним стоял вонючий, как и весь этот квартал, наглый тип, ляпающий все, что слюна на язык потянет. За его спиной клубилась толпа похожих на него оборванцев. Обитатели квартала, в большинстве своем, были закоренелыми холостяками, неотесанными и грубыми. К тому же еще и наглыми, так что рука сама тянулась к ятагану.

- Напоминаю тебе, добрый человек, что всё и все в империи принадлежит падишаху. Тень Аллаха на Земле является нашим повелителем, то есть и хозяином, я же представляю его величие, - заявил Тайяр грязному негодяю. – И чудо-юдо, и весь этот город принадлежат султану. А может ты считаешь иначе?

Последние слова он сильно акцентировал. Кожевенник глядел на высокого красавчика в шелковом кафтане и молчал, взвешивая шансы. Да, у него за спиной было несколько сотен его дружков, но вот за лалой стояло несколько белых евнухов – жирных великанов, вооруженных широкими, сильно искривленными саблями. Не успеет он и мигнуть, как ему снесут башку. Тогда он поклонился и, не спуская глаз с Талаза, пятясь отступил. Тайяр повернулся к наблюдавшему за всем этим аги и спросил, а не считает ли тот, будто султану не принадлежит все имеющееся в империи. Янычар щелкнул пальцами, и его пехотинцы убрали поставленную поперек улицы телегу, давая проход для лалы и его евнухов.

Толпа, как будто бы только этого и ожидала, двинулась вперед. Несколько янычар в белых мундирах свалилось из-за напора плотно сбитой людской массы. Остальные янычары пытались бить наступающих древками копий, но кожевенники не отступали. К тому же, как минимум несколько пехотинцев присоединились к бунтовщикам и напало на своих же приятелей. Вот это было настолько удивительным и никогда не случавшимся, что Талаз машинально отступал, глядя на наступление широко раскрытыми глазами. Тем не менее, пока что янычары образовывали дисциплинированное подразделение, члены отдельных отрядов и рот были более близки, чем родные братья. Они воспитывались вместе и с детства сражались плечом к плечу, так что невозможно было бы и подумать, чтобы кто-то из них предал или взбунтовался. Тем не менее, на глазах потрясенного лалы один из них ударил приятеля копьем в грудь, убивая того на месте.

Почему? Почему он встал на сторону дикой, вонючей черни? И зачем цеху кожевенников было столь важно вернуть назад эти хибары? Почему вся их толпа с ревом и бешенством налетела на солдат и теперь направлялась к чуду-юду?

Янычары чего-то кричали друг другу, пытаясь образовать сомкнутый строй, но толпа отпихнула их в стороны, среди солдат были уже затоптанные жертвы. Тайяр отступал шаг за шагом перед чернью. Он отступал задом и не мог оторвать взгляда от сошедших с ума простолюдинов. Лица кожевенников и перешедших на их сторону янычар не выражали каких-то особо сильных эмоций, никто уже не вопил и не корчил страшных рож. Люди наступали вперед, словно их что-то притягивало.

Тайяр повернулся в сторону чуда-юда. С этого расстояния его уже можно было увидеть, оно все так же лежало в сожженных развалинах, постоянно пульсируя. Все так же оно не имело ни формы, ни размера, но, казалось, оно все время дрожало, вибрировало. Его мерцание и неустанные изменения создавали впечатление, словно это нечто совершало какой-то гипнотический танец. Лала испытал пронзительный страх. Это нечто притягивало народ все сильнее и сильнее, пока не ввело людей в безумие. Это было началом чего-то страшного, чего-то такого, что нужно было остановить любой ценой.

- Стоять! – завопил он изо всех сил, вытаскивая ятаган из ножен. – Ни шагу дальше!

Сопровождавшая его личная гвардия султана остановилась и извлекла свои мощные палаши. Талаз поглядел на белых евнухов, оценивая шансы. С ним было восемь закаленных в боях, верных силачей, перед ним же – одержимая толпа, возможно, из полутысячи безумцев. Если бы это были нормальные люди, их можно было бы напугать, убив нескольких из них впечатляющим образом, но в подобных обстоятельствах ни в чем нельзя было быть уверенным. Только выхода не было – что-то нужно было испробовать.

Во главе шествия он заметил одного из мастеров цеха кожевенников, того самого, с которым несколько минут разговаривал. Здоровяк шел с мрачной миной, глядя над плечами Талаза на чудо-юдо, как будто бы вооруженный лала вообще не существовал. Тайяр налетел на него и искусным ударом распорол ему живот. Кишки с хлюпанием вывалились на землю, мужчина споткнулся и упал, дергаясь в агонии. Но из его горла не вырвался ни малейший звук, никакой крик или хотя бы стон.

Евнухи напали на наступающих, нанося удары своими громадными саблями. Один рассек свою жертву пополам, но через мгновение получил копьем в громадное пузо, его свалили на землю и растоптали. Другой евнух снес три или четыре головы, пока какой-то ребенок не вцепился ему в ноги и не свалил. Тут же масса бунтовщиков практически втоптала его в землю.

Тайяр отступал шаг за шагом, глядя, как его гвардейцы секут толпу, но та, вместо того, чтобы остановиться, неустанно отпихивает тех, убивая одного за другим. Лала только колол и рубил тянущиеся к нему руки, даже не пытаясь больше атаковать. Молчание и безразличие убиваемых произвели на Талаза потрясающее впечатление; он уже понимал: нет никаких шансов, чтобы остановить толпу.

- Сматываемся, - бросил он трем оставшимся в живых евнухам и повернулся, чтобы броситься бегом.

Через несколько шагов он остановился. Чудо-юдо было очень близко. Могло показаться, что оно приподнималось перед ним. В его бесцветных потрохах, от взгляда на которые глаза горели огнем и слезились, что-то двигалось. Талаз замер, с ужасом глядя на все это. В средине этого "чего-то" клубилась толпа голодных демонов. Выползали щупальца и вились змеиные тела, пылали осклизлые телеса похожих на червяков тварей, отсвечивали тела металлических бестий с торсами, оплетенными сетями проводов. Все это Тайяр увидел в одно мгновение, словно бы память ночного кошмара. Когда он мигнул, бурлящей преисподней уже не было.

И как раз в этот момент он получил в затылок вырванным из мостовой булыжником. Голова взорвалась болью, и доверенный офицер султана рухнул на землю.

  

Дорота с самого утра беспокоилась про Папатию. Дервишка не появилась у нее после завтрака, чтобы забрать травы для сирот, заболевших после того, как напились слишком отстоявшейся воды. И никого из детей за ними не прислала. Словом, она не подала ни малейшего признака жизни, что было на нее никак не похоже. Только у аль-хакимы не было времени, чтобы отправиться к подруге, ей нужно было подготовить невольниц к визиту поляков. Она рассчитывала, что те выкупят хотя бы часть товара, причем, по весьма завышенным ценам. Было у нее желание ощипать их, без какой-либо жалости и приличий, исключительно из желания отомстить. О турчанке она вспомнила лишь тогда, когда появились перепуганные дети. Тут она осознала, что болезнь приятельницы может иметь много общего с ее резким и неожиданным обретением способностей к ворожьбе. Они же, в свою очередь, пробуждали в Дороте страх, смешанный с жгучим любопытством. Жажда знаний иногда руководила начинаниями аль-хакимы и подталкивала ее с силой урагана.

Двинулась она в резком темпе, оставляя мальчишек за собой. Парнишкам пришлось то и дело переходить на бег, чтобы поспеть за энергичной медичкой, точно как и Йитке, что тащила тяжелую сумку с медикаментами. Гусары поначалу отправились к лошадям, а тех, занимавшиеся ими слуги провели к колодцу, находящемуся на другом конце улицы, чтобы страдающие на жаре животные напились. Дорота не собиралась ждать военных, компания подбритых голов не была ей ну никак не нужна. И она отправилась кратчайшим путем, петляя по узеньким улочкам и не оглядываясь. О чудо, не все поляки остались сзади: статный панцирный в кольчуге и сопровождавший его юноша в желтом жупане. Они не пытались задержать женщину или просить, чтобы она шла помедленнее, так что Дорота не обращала на эту пару внимания.

Женщина-медик добралась в окрестности мечети с сиротским приютом, но даже не успела войти во двор, как навстречу ей выбежала босая девочка.

- Матушка поначалу лежала как колода и глядела в потолок. Не отвечала, выглядела словно мертвая, но дышала и оставалась теплой. Да, и у нее все время были открыты глаза. Ужаааас. Они такие огромные и совершенно пустые, - тарахтела малышка, оттягивая Дороту от приюта. – Мы позвали Нани, а он попросил позвать тебя, госпожа.

- Что сейчас с Папатией, и куда ты меня, демон подери, тащишь?

- Она неожиданно поднялась и оттолкнула Нани, так что тот ударился головой об стенку и какое-то время лежал без сознания. Матушка вышла, а дети убегали с ее пути, потому что выглядела она ну страаашно! Вот так. – Девочка скорчила странную мину, вращая глазами. – А пошла она как раз вон туда, в ту сторону. Два наших мальчика побежали за ней, чтобы увидать, куда она направляется.

- Вот черт, похоже, я знаю, куда она идет, - буркнула Дорота.

- На юг? В сторону порта? – спросила несколько запыхавшаяся Йитка.

- Ближе. В квартал кожевенников, туда, где лежит чудо-юдо.

- Ты, случаем, не знаешь – а зачем? Что с ней, собственно, случилось?

- Это что-то ее заразило. Необразованный человек назвал бы ее состояние одержимостью, только я считаю, здесь что-то другое. Это как болезнь, и заболеть ею могли люди, которые слишком близко подошли к чуду-юду. Думаю, нам следует ее задержать, причем, даже вопреки ее воли. Дальнейшее пребывание в окрестностях упавшей звезды способно нанести еще больше вреда. Быстро, нам нужно ее остановить до того, как она доберется до источника болезни! – Она повернулась к запыхавшемуся рыцарю в мисюрке на голове и заговорила с ним по-польски: - Милостивый сударь, мне нужна помощь. Я должна задержать заболевшую женщину, которая не знает, что творит. Даже вопреки ее воле. Поможешь?

- Готов прийти на помощь.

Пан Михал кивнул и потянул за собой не поспевавшего Тадеуша.

Они двинулись дальше, причем бегом. Довольно скоро босая девчонка осталась сзади, после нее притормозила Йитка. Дорота бежала плечом к плечу с побрякивающим вооружением рыцарем, который к тому же тащил спотыкавшегося парня. К счастью, преодолев три или четыре улочки, они выбежали на просторную площадь, на краю которой Дорота заметила фигуру подруги. Папатия шла неспешно, механическим, чопорным шагом, и видно ее было издалека, так как прохожие давали ей дорогу. Одни глядели с возмущением, другие угрожали дервишке и ругали ее. Дело в том, что на женщине была только сорочка, без прикрывающего волосы хеджаба. Понятно, что ее внешний вид порождал возмущение.

Неожиданно какой-то имам встал у нее на пути, чтобы указать женщине на ее несоответствующий вид. Папатия отпихнула его, на первый взгляд небрежно, но старик со всего размаха рухнул на спину, сбивая с ног оказавшуюся рядом женщину. Нападение на священника возмутило толпу, раздались гневные крики. Очередной смельчак встал на пути дервишки, но та не сменила тмпа, когда же мужчина схватил ее за плечо и попытался ударить кулаком, она притянула его к себе и стукнула лбом в лицо. Мужчина так и сел на землю, брызгая кровью из разбитого носа.

- Милостивый сударь сможет ее обездвижить? – обратилась Дорота к пану Михалу.

Панцирный кивнул и пошел за дервишкой, без каких-либо церемоний отпихивая возмущенных людей. Он добрался до женщины сзади, захватил ее рукой за шею и потянул к себе. Папатия задергалась, только она никак не была в состоянии перебросить через себя мужчину, раза в два тяжелее ее, хотя ей это практически удалось. Пиотровский застонал и уперся изо всех сил притягивая ее к себе. Турчанка мотнула головой назад, пытаясь ударить нападающего в лицо, но тот увернулся. Наконец она стукнула его локтем по ребрам. Поляк только засопел, когда турчанка выбила ему воздух из легких. Небольшая, ничем не выдающаяся турчанка могла бы поломать ему ребра, если бы не защищающая панцирного кольчуга. Тут уже шутки кончились. Поляк толкнул женщину вперед и всей тяжестью свалил ее на землю.. Там он прижал ее к мостовой, придавливая спину обоими коленями, и рукой прижимая голову.

- Отступите, люди! – закричала Дорота по-турецки. – Я врач, а эта несчастная женщина обезумела. Она сбежала из дома для умалишенных!

Разъяснение подействовало, причем, в самую пору. Возмущенные прохожие готовы были на месте каменовать безбожницу, поднявшую руку на имама. Теперь же они отступили, понимающе кивая головами.

- Было бы неплохо как-то ее успокоить, госпожа, - сказал Михал Пиотровский нервно, потому что Папатия все время дергалась, так что ему с трудом удавалось ее удерживать.

Дорота кивнула и присела возле приятельницы. Она коснулась ладонью ее лба, поглядела в невидящие глаза. Нужны были медикаменты; Папатию нужно было просто усыпить, ничего другого вот так сразу сделать было нельзя. Она начала высматривать потерянную по дороге ассистентку.

- Йитка! – крикнула она. – И куда подевалась эта девчонка?

IV

Перенос начинался автоматически, когда доноры тел входили в непосредственный контакт с порталом. Тогда физическая суть встречалась с локально уплотненным инфополем и генерировала аномалию, дающую возможность импульсной переброски огромной порции данных. Сознания армии вторжения были ничем иным, как только пакеты информации, которые следовало поместить в эзотерически подготовленных мозгах жертв. Биопроцессоры, в которые превращались мозги доноров, принимали очередных подчиненных демиурга без серьезных помех. Каждая переброшенная в реальность личность должна была установить связь с распавшимися остатками личности носителя и полностью удалить их или же образовать с ними конгломерат.

Демиург отдал приказ, чтобы большая часть воинов вторжения начисто вписалась в совершенно опорожненные разумы, и только офицеры использовали личности доноров для создания совместных сознаний. Тогда они обретали необходимое знание о мире и местной цивилизации, в большей или меньшей степени присваивая память жертвы. Правда, здесь существовала опасность, что личность донора тела излишне повлияет на вписанное в него сознание захватчика, но подготовленный участник вторжения эту угрозу легко мог преодолеть. Сам демиург тоже собирался воспользоваться жертвой со слегка пораженным мозгом и не слишком поддавшейся распаду личностью, чтобы вместе с ее разумом перехватить как можно больше знаний о захватываемом мире.

Он высмотрел такую и лично выслал луч с приказом прибыть к порталу. Молодая самка, интеллигентная и чувственная, со здоровым телом и хорошо развитым мозгом. Ее тело можно модифицировать и сделать более устойчивым, но демиург сделает это, когда будет создана соответствующая техническая база. Вот тогда можно будет поддать тело частичной киборгизации. Строение ее мозжечка, ответственного за контроль деятельности мышц, позволяет сделать вывод, что тело неплохо вынесет сопряжение с машиной. Хорошие обещания давало и хорошо развитая подвозвышенность, часть промежуточного мозга, ответственная за распоряжение вегетативной системой. Соответствующим образом вооруженная, она позволит полностью контролировать температуру тела, кровообращения, жажды, чувства голода, сексуального влечения и других параметров и функций, благодаря которым можно будет легко перестроить добытое тело в сверхсущество.

Он начал управлять самкой, находящейся дальше от портала, чем остальные доноры, не прерывая надзора над ключевой фазой вторжения. Но никаких причин для опасения не было – перенесенные в реальные тела участники вторжения начали пробуждаться. Большинство базовых солдат представляло собой прекрасно подходящие для боевых задач личности, без излишних усложнений, лишенные травм и ненужных этических образцов помимо внушенных дисциплины и послушания. Собственно говоря, значительную часть отряда образовывали копии всего лишь шести личностей. Умноженные сознания без особенных потерь заселили несколько сотен первых доноров, после чего они сразу же приступили к защите территории.

Когда на месте очутился первый офицер, который – поскольку подключал личность с сознанием донора – требовал какое-то время на приспособление, участники вторжения собрали все доступное в округе оружие, выставили датчики в радиусе нескольких сотен метров от портала, ликвидировали не годящихся к заселению автохтонов и даже захватили несколько десятков тел, предназначенных для преобразования. Демиург приказал собрать их всех в одном из зданий и подготовить создание биопроцессора, который откроет локальное инфополе для Мультиличности. Он же пригодится и для преобразования плацдарма в форт и для работ, связанных с переносом техники и ее внедрения.

Демиург погрузился в планы вторжения, не контролируя того, что происходит с его будущим носителем. Когда он обратился к телу женщины с помощью ведущего луча, оказалось, что его жертву задержали и лишили самостоятельности. Кроме того, в ее кровеносную систему ввели психоактивные вещества, понижающие кровяное давление и мозговую деятельность. Пока все эти субстанции действовали, не было и речи о том, чтобы заселить тело. Пока что это была первая помеха в ходе всего вторжения. Не теряя времени, демиург приказал офицеру выслать патруль, который должен был привести заранее высмотренную самку к порталу.

А пока добыча не была доставлена, демиургу следовало заняться рапортом для Мультиличности. Миллиарды образующих ее существ наверняка нетерпеливо ожидали первых данных. Информация была базовым строительным материалом и, одновременно, главной питательной субстанцией Мультиличности. А такие как демиург существовали исключительно для того, чтобы удовлетворять это стремление.