Второй выстрел

— Хм. — Харрингтон аккуратно промокнул рот салфеткой. — Пока да, но, как я уже упомянул, пару недель назад детективы одного из агентств, в которые она обратилась в Бостоне, решили, что напали на след, и с тех самых пор она только и говорит о том, как поедет туда.

— Бостон, — повторила я без всякого выражения, взглянув на Шона и не найдя никакого подтверждения своему предположению. — Это тот, что в Массачусетсе, не в Линкольншире?

Харрингтон нахмурился.

— Ну естественно, в Массачусетсе, — ответил он с легким раздражением. — Ходили слухи, что отец Симоны отправился за своей бывшей женой в США, поэтому именно там она и начала поиски.

Он прервал свой рассказ, бросая взгляды то на меня, то на Шона, и было заметно, что он собирается поделиться чем-то новым.

— М-м, все знают, что Америка вроде бы цивилизованная страна и так далее, но, учитывая в некотором роде уникальную ситуацию Симоны и неприятности с ее бывшим мужем, нам было бы спокойнее, если бы ее сопровождал консультант по безопасности, когда она туда отправится. — Харрингтон кивнул Шону, но продолжал смотреть на меня. — Мистер Майер считает, что вы именно та женщина, которая подойдет для этой работы, — закончил он свою мысль с дружеской бодростью, которой не удалось замаскировать его закоренелую неприязнь к идее равенства мужчин и женщин на рабочем месте.

Шон не страдал подобными предрассудками. В течение семи месяцев, с того момента, как я начала работать в его эксклюзивном частном агентстве безопасности, он отправлял меня на задания по всей Европе, Южной Африке, Азии и Ближнему Востоку, а я и бровью не повела. Конечно, не всегда все проходило гладко, и в некоторых случаях неприятности не имели ничего общего с внешней опасностью.

Я только что вернулась из Праги после месяца работы в группе с четырьмя мужчинами. Поначалу мужская часть команды пыталась воспринимать меня как нечто среднее между своей персональной горничной и личным секретарем. Спустя три дня один из них сделал неудачное замечание о сексуальных наклонностях женских войск Королевской армии, в которых я когда-то служила, и мне пришлось наконец проявить характер. В итоге было решено, что мой обидчик будет уволен через шесть недель. Его коллеги — а также заранее предупрежденный агент, который его заменил, — впредь относились ко мне с безупречным уважением, и дальнейшая работа обошлась без неприятностей.

Я доказала — по крайней мере самой себе, — что способна выполнять эту работу. Просто место вызывало у меня некоторое беспокойство.

Америка.

В этом не было никакой логики, но когда я взглянула на Шона, то ощутила глухую тревогу, приближающуюся к панике. Я не готова туда вернуться.

Лицо Шона не выражало ничего, кроме холодной решимости, которую я с трудом распознала. Если не сейчас, то когда?

— М-м, какие-то проблемы? — спросил Харрингтон, и в тот же миг я почувствовала запах «Мерло», на которое он усиленно налегал в течение ланча. — Если вас интересует вопрос времени — поездка состоится как минимум через месяц. Расследование пока находится на ранней стадии, насколько можно судить. Для Симоны нет смысла ехать туда, пока они не найдут ее отца или, по крайней мере, пока не соберут достаточно информации, ведь так?

— Дело не в этом. — Я тяжело вздохнула. — Просто…

— Мне кажется, Чарли, тебе стоит проверить, все ли в порядке у Симоны и Эллы, — перебил Шон.

Он произнес эти слова тихо и спокойно, однако в его мягком голосе четко прозвучало требование полного подчинения. Я уколола Шона коротким злым взглядом — очень хотелось поднять открытый мятеж. Я сказала себе, что не сделала этого только потому, что такое поведение в присутствии клиента было бы абсолютно непрофессиональным. И даже сочла это жизнеспособным аргументом.

— Ну конечно, — скромно пробормотала я, отодвинув стул и положив салфетку на стол. Позже, Шон… — Прошу меня извинить.

Ради меня Харрингтон не потрудился встать, лишь немного приподнялся на стуле. Его глаза со сдержанным любопытством перебегали с меня на Шона и обратно, но вопросов он не задавал. Во всяком случае, до тех пор, пока я не удалилась на такое расстояние, где уже не могла ничего услышать.

Я повернулась к ним спиной и зашагала через ресторан, следуя той же дорогой, что и Симона, и пытаясь худо-бедно совладать с кипящим внутри гневом.

Америка.

Шон знал, что для меня означает перспектива снова там работать. Мы практически жили вместе уже полгода, как он мог не знать?

Последний раз я была по ту сторону Атлантики, во Флориде, в прошлом марте. Мое первое задание от Шона, туристический курорт, который оказался чем угодно, только не курортом.

То, что планировалось как простая работа няни, обернулось катастрофой ужасающих масштабов. Мне пришлось спасаться бегством вместе с доверенным мне подростком, и, хотя мне удалось оторваться, я заплатила во всех отношениях высокую цену. Я только начала отходить от того, что там произошло. Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы решиться продолжить свою карьеру в сфере обеспечения безопасности.

С тех пор я никогда не просила Шона не отправлять меня в Штаты, а он не просил меня возвращаться туда — до сегодняшнего дня. Я старалась не думать о людях, погибших во Флориде в результате событий, в которых я оказалась замешана. Я несла личную ответственность за три смерти — слово «личная» здесь ключевое.

Так что совсем не удивительно, что я не спешила ехать туда снова.

Я распахнула дверь в женский туалет, и свет низковольтных лампочек причудливо заиграл на черном мраморе и граните, которыми было отделано роскошное помещение.

Симона опиралась на дверной косяк одной из кабинок, придерживая дверь рукой. Она стояла спиной к выходу, но в стену напротив были встроены зеркала, расположенные над раковинами.

Наши глаза встретились в отражении, и она коротко улыбнулась мне, но ее взгляд тут же скользнул в сторону, как будто я не производила достаточного впечатления, чтобы удержать ее внимание на более длительное время.

Я не хотела демонстрировать, что явилась только для того, чтобы присмотреть за ней, но и в кабинку не хотела заходить — а то еще уйдет, пока я буду внутри. Так что я прошла мимо Симоны к раковинам, которые представляли собой чаши из зеленого матового стекла. Под кранами нужно было помахать, чтобы потекла вода. Я вымыла руки — больше чтобы чем-то их занять, нежели из насущной необходимости. Мыло пахло бергамотом, что приятно, если вы любите совершать омовение в чае «Эрл Грей».

— У тебя все в порядке, детка? — спросила Симона.

Изнутри кабинки раздался глубокий вздох.

— Да, мамочка, — послышался голос Эллы, которая произнесла эти слова слегка нараспев, подражая матери.

Я улыбнулась, глядя в зеркало. Симона быстро выдохнула через нос и закатила глаза, но непослушная ухмылочка мелькнула в уголках губ. В течение секунды между нами сохранялась связь, прежде чем улыбка Симоны испарилась. Я закончила мыть руки и стряхнула с них капли воды в раковину.

Когда я двинулась к стопке одноразовых полотенец, Симона вдруг сказала:

— Вы уж извините, если я показалась вам грубой. Руперт ошарашил меня этой новостью, а я не люблю сюрпризов.

Я пожала плечами.

— Часть моей работы, — мягко заметила я, — состоит в том, чтобы ограждать клиентов от возможных сюрпризов.

Симона скривилась, обдумывая мои слова.

— Вы не похожи на телохранителя.

Мне неоднократно доводилось выслушивать подобные комментарии. Я в последний раз посмотрела в зеркало и увидела обычное лицо — по мне, так ничего особенного, — обрамленное коротким каре рыжеватых волос. Аккуратный деловой вид. Если учесть еще и костюм, то внешне я производила впечатление спокойного, компетентного человека, может быть, слегка настороженного, но последнее, к чему я стремилась, — это выделиться в толпе.

Я выбросила использованное полотенце в корзину и ответила на холодную похвалу Симоны в том же духе — правда, я была все еще взволнована, поэтому получилось не совсем дипломатично:

— А вы не выглядите как миллионерша.

Симона замерла, ее глаза расширились. Но только я приготовилась к очередной вспышке, как она улыбнулась, искренне и весело.

— Извините, Чарли, просто в последнее время все ходят вокруг меня на цыпочках, — пояснила она, едва сдерживая смех. — Каждый норовит поучить меня жизни, а вы просто струя свежего воздуха после всех этих накрахмаленных рубашек.

Если именно так ты думаешь о Шоне, дамочка, то ни черта ты не разбираешься в людях…

— Уверена, они заботятся о ваших интересах, — нейтрально ответила я.

Симона насмешливо фыркнула.

— Ну да, конечно, — бросила она, и на миг ее лицо сделалось жестким и циничным. — О моих интересах или о моем банковском счете — одно из двух. Каждому не терпится урвать свой кусок.

— Включая Мэтта.

Симона бросила на меня короткий предупреждающий взгляд и пожала плечами.

— Проблема Мэтта в том, что он мужчина, — отрывисто сказала она. — Он не всегда думал головой — если вы понимаете, что я имею в виду. — Симона взглянула на закрытую дверь кабинки, и ее свободная рука выразительно показала на брюки.

— Даже после того, как вы выиграли деньги?

Улыбка Симоны искривилась.

— Нет, тут ему повезло, — ответила она с налетом горькой грусти. — Я знала, что он развлекается с девчонками с работы. Ну, он всегда это отрицал, но иногда это просто чувствуешь, не так ли? Однажды вечером он пришел домой поздно под каким-то нелепым предлогом, и я… я просто совершенно потеряла контроль над собой. Будто взбесилась, — признала Симона, покраснев. — Он ничего мне не отвечал, а это откровенный знак согласия, так ведь? Он просто поднялся наверх, собрал свою сумку и ушел. Я думала, он вернется на следующий день, но он не вернулся — верный признак нечистой совести, правда? А еще через неделю мои доходы выросли, и теперь все стало гораздо сложнее.

Что-то было написано на ее лице. Я склонила голову набок — так, как это делает Шон.

— Вы все еще его любите. — Это был не вопрос, а утверждение. — Тогда почему бы не принять его обратно — простить и забыть?

Симона тревожно дернулась.

— Теперь не все так просто, разве нет? Почему он решил вернуться именно после того, как я выиграла деньги? Как я могу теперь быть уверена?..

— Что он вернулся из-за вас, а не ради денег, — закончила я за нее.

Симона грустно кивнула.

— А что касается того, как он себя ведет, пытаясь отговорить меня от поисков отца, — так это просто безумие, — сказала она тихо и покачала головой, а затем медленно и устало улыбнулась. — Иногда я жалею, что купила этот чертов билет.

— Плохое слово, мамочка, — раздался голос Эллы из-за двери кабинки, заставив нас обеих вздрогнуть. Симона снова покраснела, как будто только что вспомнила о присутствии дочери.

— Яйца курицу учат, — пробормотала Симона и уже громче произнесла: — Извини, детка.

— Все в порядке, мамочка, — ответила Элла терпеливым тоном человека, точно знающего, что взрослых все равно нельзя наказать за их действия. — Я уже закончила, — добавила она.

Симона отпустила дверь и открыла ее, чтобы Элла могла выйти. Юбку сзади она умудрилась засунуть в колготки, но за исключением этой детали справилась неплохо. Я подождала, пока Симона поможет ребенку вымыть и высушить руки, затем придержала им дверь.

По этой причине я оказалась позади них, когда Симона с дочкой направились обратно к столу. Харрингтон и Шон были все еще увлечены разговором, но я заметила, как Шон приподнял голову, когда мы появились в его поле зрения. На секунду наши глаза встретились, затем взгляд Шона скользнул через мое левое плечо, и он прищурился.

Я заметила, что Шон вдруг напрягся и начал вставать из-за стола. Плавно развернулась, готовясь к броску, хотя понятия не имела, что мне предстоит увидеть.

Молодой бородатый мужчина с мрачным, напряженным выражением лица, одетый в джинсы и поношенный пиджак в стиле милитари, вошел в ресторан и находился в паре метров от нас. С неожиданным проворством он оттолкнул руку метрдотеля, который пытался его задержать, и все его существо теперь было сосредоточено на Симоне и ребенке. Правой рукой он прижимал что-то к боку под расстегнутым пиджаком.

Я почувствовала, что позади меня Шон уже направляется к клиентам. Нам не было необходимости что-либо друг другу объяснять. Я инстинктивно понимала, что Шон выбрал свою роль, исходя из холодных доводов рассудка, предоставив мне справляться с угрозой, потому что я стояла ближе, — в этом было больше смысла.

Рука мужчины согнулась, когда он стал вытаскивать ее из-под пиджака, и я быстро шагнула в сторону, чтобы отрезать ему путь. Затем перехватила его руку под локтем и сильно надавила левым большим пальцем на одну из расположенных там болевых точек.

Правой рукой я схватила его за горло и с силой толкнула, чтобы лишить равновесия и повалить на пол. В последний момент я слегка подняла руку, достаточно, чтобы защитить его голову, но не до такой степени, чтобы удержать от падения.

Незнакомец приземлился с резким оглушительным звуком, выпустив воздух из легких. Изо рта у него пахло мятой. Правая рука мужчины благодаря моему приему бессильно разжалась, и предмет, который он держал, упал на пол.

Я потратила долю секунды на то, чтобы осмотреть этот предмет, — на всякий случай. Это оказалась мягкая розовая игрушка, кролик с длинными шелковыми ушами. Я слегка придавила коленом игрушку, когда ее обладатель попытался от меня вырваться.

Розовый кролик?

Вдруг Элла пронзительно завопила мне на ухо и принялась молотить меня по плечу своими крохотными кулачками. Черт, а у нее неплохой удар для четырехлетней.

— Не трогай моего папу!

Папу?

На долю секунды я расслабила руку, которой держала мужчину за горло, и повторного приглашения ему не потребовалось. В один миг он оторвался от пола, отталкивая меня назад. В попытке сохранить равновесие я снова бросилась на него, хватаясь за рукав его пиджака. Мужчина дернулся, как будто пытаясь сбросить пиджак. Я рванула вниз его воротник и закрутила пиджак, так что образовались самодельные наручники, сковавшие его предплечья. Затем я навалилась ему на спину, опрокинув незнакомца лицом на ковер.

Подняв голову, я обнаружила, что весь ресторан замер и наблюдает за нами. Харрингтон стоял столбом и в ужасе созерцал разыгранную живую картину с открытым ртом.

Шон находился между тем местом, где я прижала мужчину, и Симоной, осматривая толпу на случай, если это был отвлекающий маневр, а не основное событие.

Симона взяла громко рыдающую Эллу на руки. Она качала девочку и сверлила яростным взглядом мужчину, растянувшегося на полу. Его лицо было обращено в ее сторону, нос прижат к ковру, так как моя коленка упиралась ему в затылок. Возможно, именно это вызвало слезы в его глазах, а может быть, и что-то другое.

— Симона, детка, пожалуйста, послушай меня, — удалось ему выдавить приглушенным голосом, хриплым от волнения. — Не уезжай в Америку. Не забирай у меня Эллу. Пожалуйста…

— Ради бога, Мэтт! — закричала Симона. Все следы привязанности к бывшему мужу, которую она демонстрировала, когда рассказывала о нем в туалете несколько минут назад, исчезли под натиском гнева и стыда. Симона нагнулась к нему:

— Кто ты вообще такой, чтобы указывать мне, что делать, а что нет?

— Пожалуйста, детка, не уезжай. Он тебе не нужен. Я люблю тебя. Я сделаю все, чтобы ты мне поверила. Пожалуйста. — Его срывающийся голос звучал совсем невнятно. — Я тебя умоляю.

— Не трать свои чертовы силы, — зло прошептала ему Симона, и на этот раз Элла не стала делать матери замечание по поводу произнесенной грубости. — Что я намерена делать, или куда хочу поехать, или с кем встретиться — все это больше тебя не касается. Привыкай!

Симона выпрямилась, перекинув заливающуюся слезами Эллу на другую сторону, и взглянула на застывшего в шоке Харрингтона. Он все еще стоял у стола, сжимая в руке салфетку. Вызывающий взгляд Симоны встретился с моим поверх обездвиженного тела Мэтта.

— Кажется, я только что передумала насчет телохранителя, Чарли, — сказала она. — Я тебя нанимаю.

Глава 3

Когда мы подошли к тому месту, где Шон припарковал одну из корпоративных машин «мицубиси сёгун», я знала, что у меня неприятности. Шон был слишком невозмутим — еще более невозмутим, чем обычно.

Шон Майер был спокойным человеком во многих отношениях. Его руки и тело всегда пребывали в состоянии покоя, если не были ничем заняты, и оттого любое его действие казалось особенно энергичным.

Даже раньше, когда Шон был сержантом учебного курса войск специального назначения, внушавшим наибольший страх (я без особого успеха пыталась пройти этот курс), ему никогда не приходилось кричать и орать, чтобы вызвать благоговейный ужас в своих учениках. Чем спокойнее он держался, тем сильнее мы его боялись. По крайней мере, те, кто поумнее.

Вот и теперь большинство людей не заметили бы, что что-то не так. Шон вел себя исключительно профессионально, когда мы вывели продолжающего протестовать Мэтта из ресторана и отвезли Симону с Эллой в безопасный банковский офис Харрингтона, где охрана, разумеется, была непроницаема. Чтобы добраться быстрее, мы воспользовались автомобилем и водителем Харрингтона, и я, честно говоря, ожидала, что Шон велит мне оставаться с клиентами, пока он подгонит нашу машину. Вместо этого он позвал меня с собой, и вот тут-то у меня зародились очень и очень нехорошие подозрения.

Непринужденной походкой Шон следовал из банка на парковку по ледяным тротуарам, спокойно огибая остальных пешеходов, спешащих выгрести из магазинов остатки январских распродаж. Шон двигался, чеканя шаг, но я чувствовала, что под его бесстрастной маской что-то закипает. Это было заметно в легком повороте головы, в том, как напряженно он выбрасывал руки вперед при ходьбе.

Я терпела, ожидая, что Шон сделает первый шаг, до тех пор, пока мы не достигли многоэтажной парковки и не оказались на правом уровне, почти у машины. Тогда я вздохнула и остановилась.

— Ну ладно, Шон, — коротко сказала я. — Выкладывай. Не терзай меня своим молчанием.

Шон намеренно прошел еще шагов шесть, прежде чем остановился и обернулся. Несколько секунд он просто стоял, уставившись на меня, опустив руки, с таким выражением лица, будто мы не знакомы.

Мрачный холодный ветер ворвался в открытое бетонное здание, и длинный, плащ Шона лениво захлопал вокруг его ног, делая его похожим на гангстера из вестерна. Было всего три часа дня, но небо уже начало темнеть, и натриевые лампы, висящие по всему потолку, озаряли нас таинственным оранжевым светом. Вся парковка пропахла дизельным топливом и сгоревшими сцеплениями. В тот момент, как я уже решила, что Шон не заговорит никогда, и цепенящий ужас заполнил мою грудь и сжал сердце, он произнес:

— Ты поколебалась.

Это было сказано ровно, без малейшей модуляции, но даже так я услышала подводную обвиняющую интонацию.