Игры Немезиды (ЛП)

— Да, в значительной степени, — Наоми встала. У неё уже была упакована спортивная сумка на полу рядом со стулом, которую Холден не заметил. — Я свяжусь, когда смогу, но, если не смогу, не думай, что случилось что-то плохое. Хорошо?

— Хорошо, — ответил Холден. Всё происходящее смутно напоминало сон. Наоми, стоявшая возле стола с её оливково-зеленой вещевой сумкой, казалась очень далёкой. То ли комната стала большей, чем была, или это Холден уменьшился. Он тоже встал, и головокружение вызвало у него лёгкую тошноту.

Наоми кинула спортивную сумку на стол и обняла его обеими руками. Её подбородок был возле его лба, когда она прошептала:

— Я вернусь. Обещаю.

— Хорошо, — сказал он снова. Его мозг потерял способность формировать любые другие слова.

После последнего объятия она взяла сумку и направилась к двери.

— Подожди, — сказал он.

Она оглянулась.

— Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — сказала она, а затем исчезла.

Холден откинулся на спинку кресла, потому что если бы он этого не сделал, то оказался бы на полу. Наконец он вылез из кресла через минуту или час, было трудно сказать. Он почти позвал Амоса, чтобы выпить вместе, когда вспомнил, что Амос с Алексом тоже ушли.

Все ушли.

Странно, как ничего не изменилось, при том, что изменилось всё. Он по-прежнему вставал каждое утро, чистил зубы, надевал чистую одежду и завтракал. Приходил в ремонтные доки к девяти утра по местному времени, надевал скафандр и присоединялся к команде, работающей над «Росинантом». По восемь часов он карабкался между нервюрами корабля, соединял трубопроводы, устанавливал маневрирующие двигатели, латал дыры. Он не знал, как сделать всё, что нужно было, но хотел узнать. Поэтому он ходил тенью за техниками, которые выполняли действительно сложную работу.

Всё это было так нормально, так рутинно, почти как в его старой жизни.

Но потом, спустя восемь часов, он возвращался в свою квартиру, где никого не было. Он впервые за много лет был действительно один. Амос не придёт и не предложит сходить в бар. Алекс не усядется на его диване за просмотром видео трансляций, отпуская при этом саркастические замечания в адрес экрана. Наоми не спросит о том, как прошёл день, и не поделится впечатлениями о текущем ремонте. В комнате даже пахло пустотой.

Не то, чтобы ему приходилось сталкиваться с подобным раньше, но Холден понял, насколько ему нужна семья. Он вырос с восемью родителями и, казалось бы, с бесконечным запасом бабушек, дедушек, тётушек, дядей и двоюродных братьев и сестер. Когда он оставил Землю ради службы, он провел четыре года в академии с соседями по комнате, одногруппниками и подружками. Даже когда его уволили с позором, он сразу же пошёл работать в «Чисто-Прозрачно» на «Кентербери», где обрел новую странствующую семью сослуживцев и друзей. Или, если не семью, то людей, по крайней мере.

Единственными двумя близкими людьми на Тихо были Фред, настолько занятой своими политическими интригами, что ему едва хватало времени перевести дух, и Сэм, которая погибла в медленной зоне несколько лет назад. Замена Сэм, Сакаи, был компетентным инженером и, казалось, вполне серьёзно взялся за ремонт его корабля, но не выражал никакого интереса в общении вне работы.

Поэтому Холден много времени проводил в барах.

«Голубой цветочек» был слишком шумным и слишком переполнен людьми, которые знали Наоми, но не его. Места рядом с доками были заполнены шумными рабочими, отработавшими смену, и схватка со знаменитостью казалась им отличным способом спустить пар. В любом другом месте, где было больше четырёх человек, в момент образовывалась очередь желающих сфотографироваться с Джеймсом Холденом, а затем около часа приставать с личными вопросами. Поэтому он нашёл маленький ресторанчик, приютившийся в боковом коридоре между жилым районом и небольшой зоной с магазинчиками. Тут подавали то, что астеры называли итальянской кухней, а в тёмной комнате расположился небольшой бар, на который, похоже, никто не обращал внимание.

Холден мог сидеть за маленьким столиком, просматривать последние новости на ручном терминале, читать сообщения и, в конце концов, ознакомиться со всеми книгами, которые он загрузил за последние шесть лет. В баре подавали ту же еду, что и в зале ресторана, и хотя ни один землянин не принял бы эту еду за итальянскую, она была съедобной. Коктейли были неважными и дешевыми.

Было бы почти терпимо, если бы Наоми, казалось бы, не исчезла из вселенной. Алекс отправлял регулярные сообщения о том, где он был и что задумал. Терминал Амоса автоматически отправлял сообщения, дающие Холдену знать, что его рейс приземлился на Луну, а затем в Нью-Йорк. От Наоми ничего. Она всё ещё существовала, или, по крайней мере, её ручной терминал. Сообщения, которые он отправил, прибывали куда-то. Связь ни разу не пропадала. Но единственным ответом были сообщения об успешной доставке.

После пары недель плохой итальянской еды и дешёвых коктейлей, его терминал наконец-то просигналил о входящем голосовом звонке. Он знал, что это не могла быть Наоми. Задержка сигнала сделала бы любое общение невозможным для каких угодно людей, не живущих на одной и той же станции. Но он всё равно достал свой терминал из кармана так быстро, что тот вылетел у него из рук.

Бармен, Чип, заметил:

— Парочка Маргарит были лишними?

— Даже первая была лишней, — ответил Холден, а затем залез под стойку в поисках терминала. — И называть это Маргаритой — преступление.

— Это как Маргарита, поскольку делается из рисового вина и концентрата лаймового ароматизатора, — сказал Чип, слегка обиженно.

— Алло, — Холден закричал в терминал, судорожно водя по сенсорному экрану, чтобы принять звонок. — Алло?

— Привет, Джим, — сказал женский голос. Этот голос явно не был похож на голос Наоми.

— Кто это? — спросил он, а затем треснулся головой о край стола, вылезая обратно, и добавил: — Чёрт возьми!

— Это Моника, — ответил голос на другом конце. — Моника Стюарт. Похоже, я немного не вовремя?

— Я сейчас немного занят, Моника, — сказал Холден. Чип поднял глаза. Холден отвернулся от него, и бармен начал смешивать ему ещё один напиток. Наверное, в качестве наказания за оскорбление.

— Я понимаю, — сказала Моника. — Но у меня есть кое-что, что я бы хотела обговорить с тобой. Есть ли шанс, что мы сможем встретиться? Может, поужинаем, либо выпьем, ну или ещё что на твоё усмотрение?

— Боюсь, в ближайшем обозримом будущем я на станции Тихо, Моника. «Роси» сейчас полностью на переоборудовании. Так что…

— Да, я знаю. Я тоже на Тихо, поэтому и звоню.

— Верно, — сказал Холден. — Конечно же.

— Сегодня устроит?

Чип поставил выпивку на поднос, и официант унёс её с собой в зал ресторана. Чип увидел, что Холден смотрит на выпивку и беззвучно спросил: «Повторить?» Перспектива провести ещё ночь с так называемой лазаньей и подобием Маргариты, чтобы убить всё послевкусие, ощущалась как медленная смерть.

Правда в том, что ему было скучно и одиноко. Моника Стюарт была журналистом и её главной проблемой было то, что она появлялась только тогда, когда ей что-то было нужно. У неё всегда был скрытый мотив. Но выяснением, чего она хотела, а затем отказав, он внёс бы разнообразие в этот вечер в сравнении с другими вечерами с момента отъезда Наоми.

— Да, хорошо, Моника, ужин звучит отлично. Только не в итальянском ресторане.

Они поели суши из лосося, выращенного в резервуарах на станции. Это было ужасно дорого, но счёт оплачивала Моника. Холден потворствовал себе, пока его одежда не перестала сходиться.

Моника ела экономно, небольшими точными движениями своих палочек для еды собирая рис по одному зернышку за раз. Она вообще проигнорировала васаби. Она тоже постарела с последней их личной встречи. В отличие от Фреда, дополнительные годы не портили её, добавляя ощущение опыта и силы к её имиджу видеозвезды.

Они начали вечер разговаривая о мелочах: как идёт ремонт корабля, что случилось с командой после того, как она сошла с «Росинанта», а Кольцо всё ещё было в новинку, куда подевались Алекс, Амос и Наоми. Он обнаружил, что болтает больше, чем рассчитывал. Он не испытывал неприязнь к Монике, но она и не была человеком, которому он особо доверял. Но она знала его, и они путешествовали вместе, и он больше испытывал голод даже не к еде, а к разговору с кем-то, кого он вроде как знал.

— Итак, есть одна странная вещь, — сказала она, затем вытерла уголки рта салфеткой.

— Ещё более странная, чем есть сырую рыбу на космической станции с одним из самых известных репортеров Солнечной системы?

— Ты мне льстишь.

— Привычка. Я не пытался ничего этим сказать.

Моника залезла в сумку, которую принесла с собой, и достала тонкий, скрученный в рулон видео экран. Она отодвинула тарелки и разгладила экран на столе. Когда он включился, то показал изображение тяжелого грузового судна, массивного и толстого, направляющегося к одному из колец внутри медленной зоны.

— Смотри.

Картинка пришла в движение, судно направлялось к кольцу на малой тяге. Он предположил, что это кольцо вело из Солнечной системы к медленной зоне и станции Медина, но это могло быть и любое другое. Все они выглядели примерно одинаково. Когда корабль проходил через врата, изображение начало мерцать и прыгать, словно записывающее оборудование бомбардировалось высокоэнергетическими частицами и магнитным потоком. Изображение стабилизировалось, но корабля уже не было видно. Это ничего не значило. Свет, проходящий сквозь врата, всегда вёл себя странно, искривлял изображения, словно в воде. Видео закончилось.

— Я видел это раньше, — сказал Холден. — Хорошие спецэффекты, но сюжет хромает.

— Скорее всего не видел. Угадай, что случилось с этим кораблем? — сказала Моника и её лицо вспыхнуло от волнения.

— И что же?

— Нет, правда, угадай. Порассуждай. Дай мне гипотезу. Потому что он так и не вышел с другой стороны.

Глава 6: Холден

— Привет, Бобби, — сказал Алекс на камеру своего ручного терминала. — Я собираюсь спуститься вниз в долину Маринер на неделю или две, остаюсь с кузиной. Я хотел узнать, не хочешь ли ты пообедать со мной, пока я в городе.

Он закончил сообщение и отправил его, положил свой терминал обратно в карман, заёрзал и снова достал его. Чтобы отвлечься, Алекс начал листать свои контакты. С каждой минутой он приближался к тонкой экзосфере дома. Они уже были на орбите Фобоса, пролетая мимо невидимого лёгкого разброса гравия, который люди называли Кольцом Деймоса. У посадочного корабля не было экранов, но отсюда он смог увидеть, как массивная сталь базы Геката разливается по склону горы Олимп. Он служил там после того, как присоединился к марсианскому флоту.

Долина Маринер была одним из первых крупных поселений на Марсе. Пять связанных кварталов, зарытых в склоны огромных каньонов, ютились под камнем и реголитом. Сеть мостов и труб, которые связывали их, называлась Медузой, потому что самые западные мостовые конструкции и задние трубы составляли фигуру, похожую на мультяшную медузу. Поздняя скоростная линия до Лондрес-Новы стала остриём в короне этой медузы.

Три волны китайских и индийских колонистов глубоко впились в сухую почву, перенося скудное, опасное существование, раздвигая границы человеческих возможностей. Его семья была одной из них. Он был единственным ребенком у старых родителей. У него не было племянниц или племянников, но это компенсировалось огромным количеством кузенов Камала в Долине. Их было настолько много, что он мог ходить из одной комнаты в другую в течение нескольких месяцев, не изживая гостеприимства ни в одной из них.

Посадочный корабль содрогнулся. Атмосфера за пределами корабля была уже достаточно плотной, чтобы вызвать турбулентность. Прозвучал сигнал предупреждения об ускорении, и записанный голос дал указание Алексу и другим пассажирам проверить ремни на своих гель-кушетках и поместить любые предметы тяжелее двух килограммов в шкафчики, установленные в стене по бокам. Торможение об атмосферу начнётся через тридцать секунд и достигнет максимального ускорения в три G. Автоматическая система оповещения сказала об этом как бы между прочим, но Алекс предположил, что некоторые люди будут впечатлены перегрузкой.

Он положил свой терминал в шкафчик, закрыл его на защелку и ждал, когда тормозные ускорители вдавят его в кушетку. В одном из отделений корабля плакал ребенок. Начали проигрываться тоны обратного отсчета, музыка сходящихся интервалов различалась на любом языке. Когда тон превратился в нежный и успокаивающий аккорд, началось торможение об атмосферу, вдавив его в гель. Он трясся в такт дрожащему кораблю. Атмосфера Марса была недостаточно плотной, чтобы использовать её для аэроторможения, но она всё равно могла генерировать много тепла при трении. В полудрёме, он пробежался по математике приземления корабля в голове, цифры становились всё более и более сюрреалистичными, пока сон омывал его разум. Если бы что-то пошло не так — изменение в траектории торможения, дрожащие звуки, проходящие через корабль, сдвиг в подвесах кушеток — он был бы бодр и насторожен. Но ничего не происходило. Поскольку дом приближался, это был неплохой расклад.

Космопорт располагался у основания долины. Шесть с половиной километров камня возвышались над площадкой с обеих сторон. Полоса неба между ними была чуть больше тридцати градусов от края до края. Станция обработки была одним из старейших зданий в долине Маринер. Её массивный прозрачный купол был построен с двойной целью — блокирование излучения и обеспечение сногсшибательного вида, впечатляющего своим масштабом. Каньоны простирались на восток, мощные, скалистые и прекрасные. Со всех сторон каньона сверкали огни в местах, где кварталы выходили из скалы. Транспортный летательный аппарат прошёл низко прижавшись к земле, где относительно плотный воздух позволял использовать преимущество крыльев.

Когда-то давно, по данным, Марс имел собственную биосферу. Здесь шли дожди. Текли реки. Когда-то. Возможно, до геологической эры человеческой истории. И снова так будет, обещали терраформеры. Не при их жизни, не при жизни их детей, но в один прекрасный день. Алекс ждал в таможенной очереди, глядя вверх. Гравитация планеты, всего около одной трети G, казалась странной. Независимо от того, что говорила математика, внизу сила тяжести ощущалась иначе. Между великолепием каньонов и жутким весом, Алекс почувствовал медленно растущее чувство беспокойства в его груди.

Он здесь. Он дома.

Человек, проверяющий документы у прибывающих путешественников, носил толстые усы, белые с красным оттенком. Глаза у него были налиты кровью, а выражение лица было мрачным.

— По делам или для развлечений?

— Ни то, ни другое, — протянул Алекс. — Я здесь, чтобы увидеть бывшую жену.

Мужчина быстро улыбнулся.

— Так это будет деловая встреча или развлекательная?

— Назовем это «не деловой встречей», — сказал Алекс.

Проверяющий полистал экран своего терминала и кивнул в сторону камеры. Поскольку система подтвердила, что он был тем, кем он утверждал, Алекс задавался вопросом, почему он это сказал. Он не сказал, что Тали была землеройкой, он не оскорбил её, но он набросился на предположение о быстрой шутке. Ему казалось, что она заслуживает большего от него. Наверное, да.

— Приятного пребывания на Марсе, — сказал проверяющий, и Алексу было позволено вернуться в мир, из которого ушёл.

Его кузина Мин стояла в зоне ожидания. Она была на десять лет моложе него. Последние признаки молодости медленно покидали её, плавно сменяясь тяжестью средних лет. Её улыбка принадлежала всё той же маленькой девочке, которую он когда-то знал.

— Привет, партнер, — сказала она с маринерским акцентом растягивая слова, вероятно, в полтора раза длиннее, чем обычно. — Что привело тебя в эту часть мира?

— Скорее сантименты, нежели здравый смысл, — сказал Алекс, раскрывая руки для объятий. Они обнялись на мгновение.

— У тебя есть багаж? — спросила Мин.

— Путешествую налегке.

— Хорошо. У меня есть карт внизу у входа.

Алекс поднял бровь.

— Не стоило тебе этого делать.

— Они дешевле, чем раньше. Дети не вернутся с нижнего уровня ещё часа четыре. Что бы ты хотел сделать, прежде чем они начнут путаться у нас под ногами?

— Только две вещи я ждал с нетерпением: увидеть родных и съесть миску лапши у Хассана.

Мин смущенно взглянула.

— На южной улице есть большая лапшичная. Чесночный соус сразит тебя наповал. Но Хассан закрылся около четырёх лет назад.

— Ах. Нет, все в порядке. Дело в том, что лапшичная у Хассана не была столь хороша.

— Ну, теперь это правда.

— Это потому что она была его.

Карт был обычный, электрический, более широкий и прочный, чем те, которые использовались на станциях. Шины были из прозрачного полимера, который не портил полы в коридорах. Алекс скользнул на пассажирское сидение, Мин села за руль. Они говорили о домашних делах, кто в семье женился, кто развёлся, и кто куда переехал. Удивительное количество братьев и сестёр Мин было на кораблях, направлявшихся к Кольцу, и хотя она не говорила об этом прямо, у него было ощущение, что она больше заинтересована в том, чтобы узнать, что он видел на другой стороне, чем в нём самом.

Они проехали длинный связующий туннель, а затем через один из соединяющих мостов в Бункер-Хилл. Это был район, где вырос Алекс. Прах его отца покоился в склепе в синагоге, его мать была развеяна над Офиром Часматой. Первая девушка, которую он когда-либо целовал, жила в комнатах в двух коридорах от того места, где жила семья Мин. Его лучшим другом был этнический китайский мальчик по имени Джонни Чжоу, который жил со старшим братом и сестрой по другую сторону каньона.

Проезжая по коридорам, воспоминания нахлынули на него. Изгиб коридора, где «Одинокая звезда Шарабагар» проводила танцы и пьяные конкурсы по выходным. Когда ему было девять лет, его поймали на краже жвачки из погреба на углу коридора Даллас и Ну Рен Цзе. Сильно заболел в ванных комнатах в Аламо Мал Тол Плаза. Кажется, что тысячи таких же вещей происходят каждый день. Единственное, что делало воспоминания Алекса уникальными, так это то, что они были его.

Некоторое время он не понимал, что заставляет его чувствовать себя некомфортно. Как разница между тягой и планетарной гравитацией, пустота коридоров была почти тонкой, чтобы заметить её с самого начала. Даже когда Мин поехала глубже в окрестности, он сначала замечал огни, а потом только замки на дверях. По коридорам, разбросанные, как горстка песка комнаты и службы были закрыты, окна были тёмными. Это само по себе не означало ничего, но Алекс заметил первую, затем ещё несколько, а затем, как цветы на лугу, внезапная россыпь неуклюжих внешних замков, которые хозяева и служба безопасности надевали на двери, когда модули не использовались. Он продолжал шутить со своей кузиной, но также он начал считать эти замки, пока они ехали. В следующей сотне помещений — домах, предприятиях, ремонтные шкафах, школах — двадцать одна дверь была закрыта.

Он отметил это вслух, когда Мин направила карт к парковке у её собственного дома.

— Да, — сказала она с легкостью, которая казалась вынужденной. — Мир призраков.

Где-то в те годы, когда он ушел, Талисса переехала. Старые комнаты, в которых они жили вместе, были в Балларде, запрятанные между военно-морской станцией и старым водоперерабатывающим заводом. Согласно местным справочникам, она теперь жила в Галвестон-Холлоу. Это был не тот район, в котором он мог её представить, но вещи меняются. Может быть, она разбогатела. Он так надеялся. Всё, что сделало бы её жизнь лучше, делало его счастливее.

Коридоры Галвестон-Холлоу были широкими. Половина освещения шла с поверхности и, фактически, была солнечным светом, пронизывавшим серию прозрачных экранов, чтобы уменьшить действие вредного излучения до минимума. Широкие наклонные потолки придавали ощущение естественности, почти органичности, а запах механических воздухоочистителей был почти скрыт богатыми запахами растущих растений. Широкие ряды зелени заполняли общие площади дьявольским плющом и сансевиерией. Эти растения давали много кислорода. Влажность воздуха была странной и успокаивающей. Это, как понял Алекс, было мечтой о том, чем бы Марс стал, только в миниатюре. Проект терраформирования сделает планету таковой, если всё пойдет по плану. Флора и фауна, воздух и вода. Когда-то, спустя столетия, люди смогут ходить по поверхности Марса, окружённые такими же растениями. Будут чувствовать настоящий солнечный свет на своей коже.

Он был в смятении. Алекс проверил своё месторасположение на ручном терминале относительно нового адреса Тали. Его сердце билось быстрее обычного, и он не знал, что делать с его руками. Ему было интересно, что она скажет, как она посмотрит на него? Гнев или радость — всё это будет справедливым по отношению к нему. Тем не менее, он надеялся на радость.

Его план — найти место, собраться и позвонить в дверной звонок — провалился, потому что, как только он повернул на последний пролёт к её комнате, он увидел ЕЁ. Она стояла на коленях среди растений с садовой лопаткой в одной руке. На ней были толстые рабочие брюки с размазанной по всей поверхности почвой и бледно-коричневая рубашка с огромным количеством карманов и петель для садовнических инструментов, большая часть которых была пуста. Её волосы были тёмно каштановыми и, поскольку не было видно седины, скорее всего, были окрашены. Её лицо было широким, расширяясь к щекам. Время пощадило её. Она не была красивой. Может быть, она никогда не была красивой, но она была очаровательной, и она была Талиссой.

Алекс почувствовал, как губы расплываются в улыбке, скорее взволнованной, чем радостной. Он засунул руки в карманы и потянулся, пытаясь казаться случайным прохожим. Тали подняла глаза, затем вновь опустила их вниз. Её плечи напряглись, и она снова подняла глаза, глядя в его сторону. Он поднял руку ладонью вперед.

— Алекс? — воскликнула она, когда он достиг края сада.

— Привет, Тали, — сказал он.

Когда она заговорила, в её голосе звучало лёгкое недоверие.