Помоги проекту - поделись книгой:
448 Ни один мыслящий человек не скажет, что нынешнее положение дел представляет собой терпимое конечное состояние. Напротив, все убеждены, что темп перемен и эволюции увеличился в неизмеримой степени. Все стало фрагментарным и разбросанным, и невозможно представить себе, каким образом "высший" синтез может произойти в любой из духовных организаций, ко-торые все еще сохранились, совершенно не подвергаясь изменениям. Одним из величайших препятствий на пути к такому синтезу является сектантство, которое всегда право и не проявляет никакой терпимости, которое, прикрываясь самыми благородными лозунгами, разжигает конфликты, чтобы самому занять место религии и клеймить любого, кто думает иначе, в лучшем случае как заблудшую овцу. Но имеют ли право какие-бы то ни было человеческие существа на тоталитарные притязания? Эти притязания, вне всякого сомнения, настолько нравственно опасны, что нам лучше оставить их Всемогущему Господу и не пытаться изображать из себя маленьких богов за счет своих собратьев.
450 Обновленному царю, наделенному теперь качествами космического Антропоса, Бог вручает четыре элемента, как четыре меча, с помощью которых он покорит весь мир. Этот образ напоминает нам манихейского "Первого Человека", который, вооруженный пятью элементами, спустился с небес, чтобы сражаться с тьмой[1509]. Представление элементов в форме кругов было широко распространено в средневековой алхимии[1510]. Дева "увенчана короной" (redimita) и в ней мы узнаем коронованную Девственницу, Царицу Небесную, которая вызывает в памяти старые картины anima media natura или anima mundi. Она — это обитающая в мире божественная жизнь, или пневма, которая двигалась над водами, бросая в них свое семя и таким образом оказалась удержанной в теле Творения. Anima mundi — это женская половина Меркурия[1511].
451 В Cantilena Дева — это омолодившаяся Царица-Мать, которая теперь появляется в роли невесты. Она достигает искупления посредством долгих страданий матери, то есть посредством затраченных на opus усилий, которые сравнимы со Страстью[1512].
452 Помещение Девы в пятый круг — это признак того, что квинтэссенция, отображающая дисгармонирующие элементы, как единство, эквивалентна эфиру, самой тонкой и самой нежной субстанции. Стало быть, она является частью мира духа и, в то же самое время, представляет материальный, подлунный мир. Ее положение соответствует, с одной стороны, положению Луны, а с другой, — положению Святой Девы.
454 Здесь апофеоз Царицы описан таким образом, что сразу же напоминает нам о его прототипе, коронации Девы Марии. Картина усложнена образом Pieta с одной стороны, и образом матери, кормящей грудью ребенка, с другой. Как это обычно бывает только в сновидениях, несколько образов Божьей Матери переплелись друг с другом. То же самое можно сказать и об аллегориях Христа — ребенке и льве, причем последний представляет тело Распятого с хлещущей из его бока кровью. Как и в сновидениях, символизм, с его гротескными преувеличениями и переплетением противоположных аспектов содержимого без всякого почтения относится к нашим эстетическим и религиозным чувствам; словно сделанные из различных металлов безделушки были расплавлены в тигле и их контуры налезли друг на друга. Образы утратили свою первоначальную силу, свою чистоту и смысл. В сновидениях (к нашему ужасу) часто бывает так, что наиболее лелеемые нами убеждения и ценности становятся объектом такого вот разрушительного иконоборчества. Это также происходит и. в психозе, когда пациенту приходят в голову самые ужасные богохульства и самое дикое извращение религиозных идей. То же самое мы находим и в "беллетристике" — достаточно упомянуть лишь "Улисс" Джойса, книгу, которую Куртий справедливо назвал работой Антихриста[1515]. Но "продукция" такого рода порождается скорее, духом времени, чем извращенной изобретательностью автора. В наше время мы вполне можем ожидать появления таких "пророков", как Джеймс Джойс. Приблизительно такой же дух господствовал во времена Возрождения, и одним из его наиболее потрясающих проявлений был Hexastichon Себастьяна Брандта[1516] Иллюстрации к этой книге являются порождением беспредельно извращенного воображения. Главной фигурой каждой из них является евангелический символ, например орел святого Иоанна, а вокруг этого символа и на нем расположены аллегории и эмблемы главных событий, чудес, притч и т. д. из соответствующего евангелия. Эти произведения можно сравнить с трудами Джорджа Рипли, поскольку ни один из авторов не имел ни малейшего представления о сомнительной природе того, что он делает. Тем не менее, несмотря на "бредовость", эта "продукция" производит такое впечатление, будто она была создана с определенной целью. Брандт даже пронумеровал основные компоненты своих картин в соответствии с главами Евангелия, а в риплеевском парафразе священной легенды каждый пункт можно легко вылущить из его контекста. Брандт считал свои картины мнемотехническими упражнениями, которые помогут читателю вспомнить содержание евангелий, в то время как на самом деле их дьявольская извращенность въедается в разум в гораздо большей степени, чем пробуждает воспоминания. Например, вторая строфа из Иоанна совпадает с браком в Ханаане. Образ Девы с лежащим на ее коленях раненым львом дышит таким же грешным восторгом именно потому, что он так странно расходится с официальным образом, к которому мы привыкли.
455 Я сравнил склонность к фантастическим искажениям с переплавкой образов, но из-за этого читатель может воспринять ее как совершенно разрушительный процесс. На самом деле — и особенно в алхимии — это процесс ассимиляции, происходящий между богооткровенной истиной и знанием природы. Я не буду пытаться разобраться в том, какие бессознательные мотивы воодушевили Себастиана Брандта, и мне нет нужды еще что-нибудь говорить о Джеймсе Джойсе, поскольку я уже рассмотрел эту тему в своем эссе "Улисс". Все эти процессы "переплавки" выражают релятивизацию доминант сознания, превалирующих в данном конкретном веке. Тем, кто отождествляет себя с доминантами или полностью зависит от них, процесс переплавки представляется разрушительной атакой враждебных сил, -которую следует отражать всеми имеющимися средствами. Те, для кого доминанты уже не значат того, что они должны значить, воспринимают процесс переплавки как долгожданное обновление и обогащение системы идей, которая утратила свою жизненную силу и свежесть и уже устарела. Стало быть, процесс переплавки — это что-то очень плохое или что-то очень желанное, в зависимости от точки зрения наблюдающего за ним человека[1517]
456 Что касается последней категории, то мы должны различать два типа алхимиков: тех, кто верил, что представляемой Церковью богооткровенной истине может только пойти на пользу ее объединение со знанием Бога в природе; и тех, для кого проекция христианского таинства веры в физический мир наделяла природу таинственным смыслом, мистический свет которого был ярче великолепной невразумительности церковного церемониала. Первые надеялись на новое рождение догмы, вторые — на новое ее воплощение и трансформацию ее в природное откровение.
457 Я особо подчеркиваю феномены ассимиляции в алхимии, поскольку они были, в определенном смысле, прелюдией к современному сближению между эмпирической психологией и христианской догмой — сближению, которое ясно предвидел Ницше. Психология как наука наблюдает религиозные идеи с точки зрения их психической феноменологии, не вмешиваясь в их теологическое содержание. Она относит догматические образы к категории содержимого психики, поскольку психика является полем ее исследований. Она вынуждена поступать так в силу природы самой психе; в отличие от алхимии она не пытается объяснить психические процессы теологическими терминами, но пытается рассеять тьму религиозных образов, соотнося их со сходными образами в психе. В результате происходит слияние идей самого разного происхождения (так это выглядит), и это иногда позволяет провести параллели и сравнения, которые некритичному уму, не знакомому с гносеологическим методом, могут показаться уничижением или неверным толкованием. Если бы это считалось минусом психологии, то то же самое можно было бы с легкостью сказать о герменевтике Отцов Церкви, которая местами поистине весьма рискованна, или о сомнительной природе текстуальной критики. Психолог должен исследовать религиозные символы, потому что его к этому принуждает его эмпирический материал, о котором теологи, как правило, ничего не знают. Вряд ли кому-нибудь захочется передать химию белковых тел в руки ученых из другой области науки на том основании, что это органические тела, а исследовать жизнь — это дело биологов. Сближение эмпирической науки и религиозных ощущений, с моей точки зрения, будет взаимовыгодным. Беда может случиться только в том случае, если одна или другая сторона не осознает того, что ее претензии на правоту имеют свои пределы. Алхимию, разумеется, нельзя защитить от атаки бессознательного. Это было и остается загадкой, задумывался ли Рипли когда-нибудь над своими теологическими извращениями, и что именно он о них думал. С научной точки зрения, его образ мышления напоминает сновидение.
458 Коронация Девы и небесный брак приводят нас к заключительным строфам Cantilena.
460 Это и есть апофеоз filius regius, какой мы встречаем во многих трактатах. Так, в "Tractatus аигеиз"[1519] говорится: "Царь выходит из огня и наслаждается в браке. Сын становится воином огня и превосходит все растворы, ибо он сам является сокровищем и сам облачен в философскую материю. Так придите же, сыновья мудрости, давайте же радоваться и веселиться, ибо кончилось правление смерти, и сын взошел на престол; он облачен в красные одежды и пурпурные он тоже одел". Заново родившийся царь — это "чудо этого мира", "абсолютно чистый дух"[1520]; он, как уверяет нас "Aquarium sapientum", — это "самый избранный, самый тонкий, самый чистый и самый благородный из всех небесных духов, которому все остальные повинуются, как Царю, который дарует людям здоровье и процветание, исцеляет все болезни, дает богобоязненным мирские почести и долгую жизнь, а тех грешников, которые оскорбляют его, подвергает вечному наказанию... Короче говоря, они сделали его повелителем всех вещей под небесами и чудесным концом и эпилогом всех философских трудов. Вот поэтому некоторые истинно верующие философы древности и подтвердили, что он божественным образом открылся Адаму, первому человеку, и потом с особым нетерпением был ожидаем всеми святыми Патриархами"[1521]. "Всемогущий" — говорится в "Introitus" — "дал знать о нем с помощью особенно заметного знамения, местом рождения которого[1522] весь Восток объявил горизонт его полушария. Мудрые Маги увидели его в начале эры и были поражены, и сразу же поняли, что самый спокойный Царь пришел в этот мир. Когда вы увидите его звезду, то следуйте за ней к колыбели и там увидите светловолосого ребенка. Очиститесь от скверны, поклонитесь царственному ребенку, откройте вашу сокровищницу, принесите золотые дары; и после вашей смерти он даст вам плоть и кровь, лучшее Лекарство трех земных царств"[1523]. Об облачении эликсира в "царские одежды" можно также прочитать и в Turbans[1524]. В "Consilium coniugii" царь описывается, как "нисходящий с небес"[1525]. Милиус говорит о Царе Солнце: "Феб со сверкающими золотыми волосами восседает посередине, как царь и император мира, сжимая скипетр и кормило". В нем заключены "все силы небес"[1526], в другом месте он приводит следующую цитату: "И, наконец, появится царь, увенчанный своей диадемой, лучистый, как солнце, сверкающий, как карбункул"[1527]. Кунрат говорит о "чудесном природном триедином Сыне Великого Мира", которого мудрецы называют "своим сыном и увенчанным короною Царем, искусственным образом извлеченным из яйца этого мира"[1528]. В другом месте он говорит о filins Mundi Maioris:
461 Эти несколько примеров, вместе с теми, что были приведены в "Психология и алхимия", могут дать читателю некоторое представление о том, как алхимики понимали торжествующего царя.
Искусство обновилось бы и, взгляд куда не кинь,
Смертный пожинал бы сладчайшие плоды его. Аминь.[1532].
463 Здесь заканчивается Cantilena, одна из самых совершенных притч об обновлении царя. Разумеется, ее нельзя сравнивать с гораздо более тщательной разработкой этого мифа Христианом Розенкрейцером. (Его "Химическая свадьба" настолько насыщенна, что здесь я смог коснуться лишь малой толики ее содержания.) В последней части продолжения "Фауста" также содержится тот же самый мотив трансформации старика в юношу, несущей на себе все признаки божественного брака. Как и в алхимии, эта тема проходит через всего "Фауста" и повторяется на трех разных уровнях (Елена, Гретхен, Царица Небесная), точно так же, как обновление царя принимает форму, которой суждено было трижды закончиться безрезультатно, прежде чем Фауст умер (Юноша-Колесничий, Гомункулус и Эйфорион).
5. ТЕМНАЯ СТОРОНА ЦАРЯ
464 Помимо Cantilena, существует множество других описаний[1533] обновления царя, обогащенных многочисленными подробностями, о которых я не буду упоминать здесь, чтобы не перегружать главу. Приведенного мною материала вполне достаточно, чтобы проиллюстрировать основные черты процесса трансформации. Тем не менее, миф об обновлении царя имеет столько ответвлений , что наше толкование пока что не включает в себя весь спектр этого символа. Поэтому, в этой главе я постараюсь пролить немного света на критическую фазу nigredo, фазу распада и смерти.
465 Как мы убедились, падение царя вызвано несовершенством или болезнью. В Cantilena, его болезнью было бесплодие. Образ бесплодного царя, вероятно, пришел из "Arisleus Vision"[1534], где Морской Царь правил бесплодной землей, хотя сам он и не был бесплоден. Как правило, царь каким-то образом связан с миром тьмы. Так, в "Introitus", он поначалу является "тайным, адским огнем"[1535], но, как заново рожденный puellus regius (царственный мальчик) он является аллегорией Христа. У Михаеля Майера царь умирает и, в то же самое время, живым бросается в темницу, скрытую в глубинах моря, откуда он взывает о помощи[1536]. Вот еще одна история о царе из книги Трисмозина "Splendor solis":
Старые философы утверждали, что они видели, как поднимается Туман, и как он распространяется по всей поверхности земли, и они также видели бурление Моря и водных потоков на поверхности земли, и как они стали грязными и начали вонять во тьме. Потом они увидели, как царь Земли тонет, и услышали, как он кричит отчаянным голосом:[1537] "Кто бы не спас меня, будет вечно жить и править вместе со мной в блеске моего царского трона", и как Ночь поглотила все. На следующий день, они ясно увидели над царем Утреннюю Звезду, а свет Дня рассеивает тьму, и яркий Солнечный Свет пробивается сквозь тучи, его многоцветные лучи ослепительно сверкают, земля благоухает и Солнце светит ярко. Так наступило Время, когда Царь Земли был освобожден и обновлен, облачен в красивые одежды, и стал красавцем, поражающим своей красотой Солнце и Луну. Он был увенчан тремя драгоценными коронами, одна из которых была Железной, другая — Серебряной, а третья была из чистого Золота. В его правой руке они увидели Скипетр с Семью Звездами, которые все отливали золотым Блеском (и т. д.)[1538]
466 Семь звезд представляют собой перекличку с Апокалипсисом 1:16: "Он держал в деснице своей семь звезд". Тот, кто держал их, был "подобен Сыну Человеческому", что совпадает с puellus regius из "Introitus". Погружающийся в море царь — это таинственная субстанция, которую Майер называет "сурьмой философов[1539]'. Таинственная субстанция соответствует христианской доминанте, которая поначалу была жива и присутствовала в сознании, но затем погрузилась в бессознательное и теперь должна быть возвращена оттуда в обновленной форме. Сурьма ассоциируется с тьмой: трисульфид сурьмы — это очень популярная восточная краска для волос (kohl). С другой стороны, пентасульфид сурьмы, "золотая сера" (Sulphur auratum antimonii) имеет оранжево-красный цвет.
467 Утонувший царь алхимии продолжает жить, как "металлический царь", "regulus" металлургии. Это название сгустков металла, образующихся под шлаком в расплавляющейся и раскисляющейся руде. Термин Sulphur auratum antimonii, как и термин "золотая сера", указывает на полное доминирование серы в ее соединениях с сурьмой. Сера, как мы уже знаем, — это активная субстанция Солнца, обладающая противным запахом: двуокись серы и сероводород дают хорошее представление о запахе ада. Сера является таким же атрибутом Солнца, как Лев является атрибутом Царя. Лев тоже отличается двойственностью: с одной стороны он является аллегорией дьявола, а с другой — связан с Венерой. Стало быть, известный алхимикам состав сурьмы (Sb2S5, Sb2S3) содержал субстанцию, которая явно представляла природу Царя и Льва, потому что они говорили о "торжестве сурьмы"[1540].
468 Как я уже говорил в "Психология и алхимия"[1541], утонувший царь образует аналогию Притче VII в Aurora Consurgens[1542].
Повернись ко мне всем своим сердцем и не отталкивай меня из-за моей черноты, потому что солнце изменило мой цвет, а вода покрыла мое лицо и земля загрязнилась от трудов моих; ибо тьма сгустилась над ней, потому что я основательно застрял в глубоком болоте и субстанция моя не открылась. Из глубин этого болота кричал я, и из бездны земли, обращаясь к вам, проходившим мимо. Придите и увидьте меня, и если найдется кто-нибудь, похожий на меня, я отдам в его руки утреннюю звезду.
469 "Глубокое болото" напоминает о Псалме 68:3: "Infixus sum in limo profundi et non est substantia" ("Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стать". Слова Давида толкуются Епифанием283сле-дующим образом: существует материал, который состоит из "болотных отражений" и "грязных греховных мыслей". Но Псалму 129:1: "Из глубины взываю к тебе, Господи", он дает следующее толкование: "После того, как святые удостоены того, чтобы Святой Дух поселился в них, он, поселившись в них, наделяет их даром заглядывать в глубокие Божьи вещи, чтобы они могли восхвалять его из этих глубин, о чем также говорит и Давид: "Из глубины" — говорит он — "взываю к Тебе, Господи"[1543].
470 Эти противоречащие друг другу толкования "глубины" (profunda) в значительно большей степени сближаются друг с другом в алхимии, зачастую становясь настолько близкими, что кажутся ни чем иным, как двумя разными аспектами одной и той же вещи. Это вполне естественно, что в алхимии глубина должна в одном месте обозначать одно, а в другом — другое, приводя в отчаяние всех любителей последовательности. Но что касается смысла, то вечные образы далеки от последовательности. Это характерно для алхимиков, что они никогда не забывали об этой полярности, тем самым компенсируя мир догмы, которая, чтобы избежать двусмысленности, уделяет больше внимания одному полюсу за счет другого. Склонность минимально отделять противоположности друг от друга и стремление к единству смысла абсолютно необходимы для ясности сознания, поскольку четкое определение границ является частью его сути. Но когда разделение заходит настолько далеко, что из виду теряется другой полюс, чернота белизны, зло добра, глубина высот, и тому подобное, то в результате мы имеем однобокость, которая в этом случае компенсируется из бессознательного без нашего участия. Уравновешивание происходит даже против нашей воли, которая, вследствие этого, вынуждена становиться все более и более фанатичной, до тех пор, пока это не приводит к катастрофической энантиодро-мии. Мудрость никогда не забывает, что у каждой вещи есть две стороны, и если бы мудрость была у власти, то она знала бы, как избежать подобных неприятностей. Но власть никогда не увидишь на троне мудрости; она всегда находится в фокусе массовых интересов и потому неизбежно связана с безграничной глупостью массы.
471 По мере увеличения однобокости власть царя разлагается, ибо изначально она состояла как раз из его способности соединять полярность всего бытия в символе. Чем отчетливей становится идея, и чем ясней сознание, тем более "монархичнее" становится его содержимое, которое должно подчинить себе все, что ему противоречит. Это крайнее состояние обязательно должно быть достигнуто, несмотря на тот факт, что кульминация всегда является предзнаменованием конца. Сама природа человека, бессознательное, немедленно стремиться к компенсации, и это противно крайнему состоянию, ибо оно всегда считает себя идеальным и, к тому же, находится в положении, которое дает ему возможность доказывать свою правоту наиболее убедительными аргументами. Мы просто не можем не признать, что оно — идеально, но при всем при этом оно — несовершенно, потому что оно выражает только одну половину жизни. Жизнь хочет не только ясности, но и загадочности, не только света, но и тьмы; она хочет, чтобы за каждым днем наступала ночь, и чтобы мудрость сама отмечала свой праздник, который, поистине оставил глубокий след в алхимии. И по этим причинам тоже царь постоянно нуждается в обновлении, которое начинается с погружения в свою собственную тьму, с ухода в свои собственные глубины и с напоминания о том, что он находится в кровном родстве со своим противником.
472 В Ancoratus Епифания сказано, что феникс восстает из пепла поначалу в форме червя:
Когда птица мертва, поистине полностью сгорела, и пламя погасло, остаются только примитивные остатки плоти. Из них в определенный день появляется неприятный червь, который обретает крылья и становится как новый; но на третий день он взрослеет, и после того, как с помощью лекарств он достигает положенных размеров, он выбирается на поверхность и снова мчится в свою страну, где и обретает покой[1544].
Вот так и царь восстает из своего "адского огня" в форме увенчанного короной дракона[1545] Он — это Меркуриев змей, который особенно связан с плохо пахнущими местами ("его можно найти на кучах помета")[1546]. Тот факт, что в отрывке из Ancoratus говорится об "определенном дне", может, вероятно, пролить определенный свет на явно уникальное использование Кунратом в его Amphiteatrum "filius unius (SVI) diei"[1547], как обозначение "Гермафродита природы", то есть таинственной субстанции. Здесь он является синонимом "Сатурна[1548], обоеполого Философского Человека Философов, свинца мудрецов, Философского Мирового Яйца... величайшего чуда света, Льва, зеленого и красного... Лилии между тернами" (Песнь Песней 2:2).
473 Как мы уже знаем, filius regius тождественен Меркурию и, на этой конкретной стадии, также и меркуриеву змею. Кунрат обозначает эту стадию Сатурном, темным, холодным maleficus; мировым яйцом, явно обозначающим первоначальную стадию и, наконец, зеленым и красным львом, представляющим животную душу царя. Все это выражается драконом или змеем, как summa summarum. Нам все время твердят, что дракон, как самая низкая и зачаточная форма царя, сначала является смертельным ядом, но потом становится алексифармом.
474 В мифе о фениксе, в том его виде, в каком он записан Плинием, мы снова встречаемся с червем: "... из его костей и костного мозга сначала появляется что-то вроде личинки, которая вырастает в цыпленка"[1549]. Эту версию повторяют Клементий Римский[1550], Артемидор[1551], Кирилл Иерусалимский[1552], святой Амвросий[1553] и Кардан[1554]. Для того, чтобы понять миф о фениксе, очень важно знать, что в христианской герменевтике феникс стал аллегорией Христа, что равносильно новому толкованию мифа.[1555] Самосожжение феникса соответствует самопожертвованию Христа, пепел — его погребенному телу, а волшебное обновление — его воскресению.[1556]. По мнению Гораполло (IV в.н.э.), взгляды которого были переняты пришедшими ему на смену авторами[1557], феникс символизирует душу и ее путешествие в страну нового рождения[1558]. Он обозначает "долго длящееся восстановление вещей" (άποκατάστασιν πολυχρόνιον); это, собственно, и есть само обновление[1559]. Идея апокатастасиса[1560] или взятия на небо (Деяния святых апостолов 3:21) или единения всего во Христе (Послание к Ефесянам 1:10)[1561], могла в значительной степени поспособствовать ассимиляции аллегории феникса, причем в отрыве от главного мотива обновления.
475 То, что Кунрат после слова "unius" вставил слово "SVI", написанное большими буквами, определенно указывает на то, что он говорил о чем-то божественном. Это могло быть только каким-нибудь аналогом Бога или Христа. Больше нигде в алхимических текстах не упоминается этот "определенный" день, за исключением периодического напоминания о том, что особой милостью Божьей наступит день, когда opus будет завершен. Скорее всего, что вставленное Кунратом "SVI" относится к Богу, в том смысле, что films regius рождается в "Его" день, день, который принадлежит Богу или выбран им. Поскольку феникс — это, прежде всего, аллегория воскресения, то этот определенный день рождения и обновления должен быть одним из трех дней погребения Христа и нисхождения в ад. Но в христианской догме об этом определенном дне ничего не говорится, если только Кунрат, обладавший абстрактным мышлением, не предвосхитил аргументы некоторых протестантских догматиков, которые, следуя Евангелию от Луки 23:43[1562], выдвинули теорию, что после смерти Христос не сразу же спустился в ад (как это утверждает католическая догма), а остался в раю до пасхального утра. Точно так же, как в момент отделения души Христа от его умершего тела произошло землетрясение, другое землетрясение имело место пасхальным утром (Евангелие от Матфея 28:2). Во время этого землетрясения душа Христа воссоединилась с его телом[1563], и только после этого он действительно сошел в ад, чтобы проповедовать "находящимся в темнице духам" (Первое послание Петра 3:19). Тем временем, на могиле Еместо него появился ангел и обратился к женщинам. Предполагается, что нисхождение в ад ограничивается этим коротким отрезком времени[1564].
476 С этой точки зрения, "определенный" день — это Пасха. В алхимии, единение души с телом представляет собой чудо con-unctio, в результате которого lapis становится живым телом. Феникс символизирует именно этот момент[1565]. Алхимическая трансформация часто сравнивалась с восходом солнца. Но помимо того факта, что нет никаких оснований для предположения, что подобные мысли когда-либо приходили Кунрату, теория Пасхального утра представляется не очень убедительной. В ней отсутствует такой важный элемент, как "червь", который Епифа-ний особенно выделяет в связи с определенным днем. Похоже на то, что не должно упускать этот элемент при объяснении filius unius dei. Вероятно, это об определенном дне говорится в Книге Бытия 1:5: "И был вечер, и было утро: день один"[1566]. Это было после того, как свет был отделен от тьмы (или после создания света), и здесь следует вспомнить, что тьма предшествует свету и является его матерью[1567]. Сыном этого определенного дня является Свет, Логос (Евангелие от Иоанна 1:5), который для Иоанна и есть Христос[1568]. При таком толковании сразу же образуется связь между сыном определенного дня и "Гермафродитом природы"[1569], Философским Человеком, а также Сатурном, искусителем и угнетателем[1570], который, будучи Ялдабаофом и верховным архонтом, связан со львом. Все эти образы являются синонимами Меркурия.
477 Существует дидактическое стихотворение Sopra la composizio-пе della pietra dei Philosophi[1571], написанное Маркантонио Крассе-ламе и опубликованное в книге под знаменательным названием La Lumiere sortant par soimesme des Tenebres[1572][1573]. Как видно из названия книги, речь идет не о свете, созданном Логосом, а о спонтанном самозарождающемся свете. Стихотворение начинается с сотворения мира и в нем утверждается, что Слово создало хаос:
"При звуке первого слова Всемогущего, темный Хаос, бесформенная масса, возник из пустоты".
Но кто знает, как именно были созданы все вещи? Только "сыновья Искусства":
"О, дерзкие Сыновья Божественного Гермеса, которые с помощью Искусства предков срывают с Природы все покровы тайны, только вы одни знаете, каким образом вечная Рука создала землю и Небо из бесформенного Хаоса. Из вашей собственной великой Работы вы ясно видите, что Бог сотворил Все точно таким же образом, каким изготовляется Физический Эликсир".
478 Opus alchymicum повторяет тайну творения, которая начинается с инкубации воды. Меркурий, живой и всемирный дух, спускается на землю и смешивается с нечистой серой, в результате чего он становится плотным: "Если я понимаю правильно, то ваш неизвестный Меркурий есть не что иное, как изначально существующий живой всемирный дух, вечно витающий в небесных испарениях, он спускается с Солнца, чтобы заполнить пустой Центр Земли; впоследствии он там отрывается от нечистой Серы и, став из газообразного плотным и обретя форму, передает эту форму изначальной влаге".
479 Но в результате своего нисхождения Меркурий становится порабощенным и может быть освобожден только с помощью искусства:
"Но где этот золотой Меркурий, эта изначальная влага, которая, растворившись в сере и соли, становится одушевленным зерном металлов? Ах, он заточен в темницу и закован в такие крепкие кандалы, что даже Природа не может освободить его из этой страшной тюрьмы, если Высшее Искусство не откроет ее врата".
480 Это дух света, который спускается с солнца[1574], живой дух, который живет во всех созданиях в форме духа мудрости[1575] и учит человека искусству, посредством которого душа, "закованная в кандалы элементов", может быть освобождена. От Меркурия исходит просветление адепта, а благодаря работе адепта Меркурий освобождается от своих оков. Этот Mercurius duplex, восходящий и нисходящий, — это уроборос, "increatum"[1576]. Это змея, которая сама себя рождает[1577]. Хотя в стихотворении Меркурий толкуется в основном как дух света, уроборос — это'Еρμής καταχθόνιος; (подземный Гермес). Меркурий — это смесь противоположностей, и алхимиков прежде всего интересовала его темная сторона, змей.
481 Это извечная мифологическая идея того, что герой, после угасания света жизни, продолжает жить в облике змеи и ему поклоняются как змее[1578]. Другой широко распространенной примитивной идеей является идея о том, что духи мертвых принимают облик змей. Это вполне могло послужить толчком к появлению в мифе о фениксе такого элемента, как "червь".
482 В Аменти, аду египтян, обитает семиглавый змей[1579], а в аду христиан — самая знаменитая змея, дьявол, "змий древний"[1580]. Вообще-то, в аду обитают два брата, а именно, смерть и дьявол. Дьявола символизирует змея, а смерть — черви. У древних германцев концепции червя, змеи и дракона сливались в одну, как они сливаются и у латинян (vermis, serpens, draco). Подземный мир символизирует ад[1581] И могилу[1582]. Червь или змея — это всепожирающая смерть. Стало быть, убийца дракона — это всегда победитель смерти. В германской мифологии ад тоже ассоциируется с червями. В "Эдде" говорится:
В староанглийском языке ад назывался "червивой палатой" (wyr-msele), а на средневековом северно-германском — "садом червей"[1584].
483 Подобно героям и духам мертвых, боги тоже (особенно земные боги) связаны со змеями, например, Гермес и Асклепий[1585]. И в самом деле, греческий бог исцеления, извлеченный из яйца, принял облик змеи[1586]. Надпись на храме Хатор в Дендерехе гласит[1587]:
Сравнение бога со змеей напоминает нам о его хтонической форме в подземном мире, точно так же, как омолодившийся феникс (сокол) поначалу принимает форму червя[1589]. Поскольку христианство очень много позаимствовало из египетской религии, то нет ничего удивительного в том, что аллегория змеи пробралась в мир христианских идей (Евангелие от Иоанна 3:14) и с готовностью была подхвачена алхимиками[1590]. Дракон — это аллегория, как Христа, так и Антихриста[1591]. Замечательная параллель проводится в трактате неизвестного автора "De promissionibus" (V в.н.э.)[1592]. В нем приводится версия легенды о святом Сильвестре, по которой этот святой приковал дракона к Тарпейской Скале и таким образом его обезвредил. Другая версия этой истории рассказана "неким монахом", который обнаружил, что мнимый дракон, которому приносились в жертву невинные девушки, был ни чем иным, как механическим устройством. Святой Сильвестр приковал дракона цепью, как в Апокалипсисе 20:1; но в другом варианте этой истории из пасти искуственного дракона "выходил меч", как у Сына Человеческого из Апокалипсиса 1:16[1593].
6. ЦАРЬ КАК АНТРОПОС
484 Выше я улсе привлекал внимание читателя[1594] к отрывку из Ипполита, в котором обсуждалось гностическое толкование Псалма 23:7-10. На поставленный в Псалме риторический вопрос: "Кто сей Царь славы?", у Ипполита дается следующий ответ: "Червь, а не человек, упрек людям и отброс человечества[1595]. Он есть царь славы, могучий в битве". Ипполит говорит, что в этом отрывке речь идет об Адаме и его "восхождении и новом рождении, что он может быть рожден в духовном, а не плотском смысле"[1596]. Стало быть, червь символизирует второго Адама, Христа. Епифаний также упоминает червя как аллегорию Христа[1597], хотя и не вдается в ее объяснение.
485 Этот ход мыслей, осознанно или неосознанно, был продолжен алхимиками. В "Aquarium sapientum" сказано[1598]:
Прежде всего, следует заметить, что Мудрецы называли это разложивш
486 Различные несчастья, через которые должен пройти царь -утопление в ванне или море, растворение и распад, исчезновение (Ис. 21:7 —
487 В этом и других трудах я постоянно подчеркивал особенную природу заявлений алхимиков и мне нет нужды повторять то, что я уже сказал. Я должен только указать, что центральная идея
488 Внутренний духовный человек напоминает Христа - это бессознательная предпосылка заявлений о
489 Ограниченность человеческого знания, из-за которой остаются без объяснения многие чудесные и загадочные вещи, тем не менее, не освобождает нас от попыток понять воплощенные в догме откровения духа, ибо, в противном случае, возникает опасность того, что скрытые сокровища высшего знания испарятся и станут бескровным фантомом, легкой добычей для всех мелких рационалистов. По моему мнению, большим шагом вперед было бы хотя бы понимание того, насколько глубоко истина догмы укоренилась в человеческой психе, которая не является делом рук человеческих.
490 Внутренний духовный человек гностиков — это Антропос, человек, созданный по образу и подобию Нуса, αληθινος ανθρωπος (истинного человека)[1604]. Он соответствует "чанъ ину"
Ухо, глаз и рот вот три драгоценные вещи. Их следует закрыть, следует прервать общение. Истинный Человек, живущий в бездне, плавает в центре круглого сосуда... Разум передается в царство Небытия, чтобы он обрел там вечное состояние безмыслия. Когда разум целостен, он не собьется с пути. В часы сна он будет заключен в объятия Бога, но в часы бодрствования он тревожится о продолжении или прекращении своего бытия[1607] Этот истинный человек представляет собой "vir unus" Дорна и, в то же самое время, —
49l "Истинный человек" выражает Антропоса в индивидуальном человеческом существе. По сравнению с проявлением Сына Человеческого в Христе это кажется шагом назад, потому что историческая уникальность Воплощения была
492 Если адепт ощущает свою самость, "истинного человека", в своем делании, то тогда, как ясно следует из пассажа в "Aquarium sapientum", он непосредственно встречается с аналогом истинного человека Христом в его повой форме, и узнает в трансформации, в которую он сам вовлечен, аналог' Страстей Господних. Это не "имитация Христа", а ее полная противоположность; ассимиляция образа Христа самостью алхимика, которая и является "истинным человеком"[1609] Это уже больше не усилие воли, не внутреннее стремление к подражанию, а, скорее, невольное ощущение реальности, представлен ной священной легендой. Такая реальность приходит к нему в ходе его работы точно 'так же, как стигмы проступают у святых, которые к этому осознанно не стремились. Они появляются спонтанно. Страсти Господни "посещают" адепта, но не в классической их форме в противном случае он осознанно выполнял бы духовные упражнения а в форме алхимического мифа. Это таинственная субстанция подвергается физическим и нравственным мучениям; это царь умирает или становится жертвой убийства., погребается и на третий день вновь воскресает. И все эти мучения происходят не в реальной жизни адепта, а внутри него, это внутри него имеют место пытки, убийства и очередное воскресение. Все это происходит не с. самим алхимиком, а с "истинным человеком", которого алхимик ощущает рядом с собой и в себе и, в то же самое время, в реторте Отрасти Господни, которые вибрируют в нашем тексте и в
493 Алхимик непосредственно ощущал Антропоса в форме, которая отличалась свежестью и была насыщена новой жизненной силой, что нашло свое отражение в восторженном тоне текстов. Поэтому вполне понятно, что каждая деталь извечной драмы используется им в совершенно новом смысле.
Ибо он говорит, Вся тьма отступит пред тобою; он не говорит, отступит пред металлами. Под тьмой следует понимать не что иное, как тьму болезней тела и разума... Короче говоря, замысел автора состоит в том, чтобы научить тех, которые являются адептами в алхимической медицине, как с помощью очень маленькой дозы, вроде приведенного в качестве примера зерна горчицы[1620], каким бы способом это лекарство не принималось, излечивать абсолютно все болезни, в силу существующей в медицине простоты единства[1621], чтобы никакое разнообразное множество болезней было не в состоянии устоять перед ним. Но тьма слабости разума имеет много форм, вроде безумия
Предложение из "Tabula smaragdina", "Он покорит все тонкие вещи", Дорн толкует следующим образом: тонкие вещи — это Меркурий, или "духовная тьма, занимающая разум"; иным словами — это дух. Поэтому, тьма — это демон, обладающий духом (как у Олимпиодора), и она может быть рассеяна в ходе работы ("она изгоняет все тонкие вещи")[1624]. Болезнь — это печать зла
Этот центр — это
В этих пассажах Дорна речь идет не столько об опасностях работы, сколько об исцелении в результате свершения работы. Но средства исцеления поставляет Меркурий, тот дух[1627], о котором философы сказали: "Возьми старый черный дух и уничтожай с его помощью тела до тех пор, пока они не изменятся"[1628]. Уничжение тел преподносится в форме битвы, как в
495 Во втором столетии нашей эры Вей По-ян, свободный от влияния западной алхимии и предрассудков нашей христианской психологии, дал очень суровое описание страданий, вызванных совершенной в ходе
Черную массу постигнет катастрофа: газы из поглощенной пищи будут шуметь в кишечнике и желудке. Полезные вещества будут выдыхаться, а вредные — вдыхаться. Дни и ночи будут проходить без сна, месяц за месяцем. Тело станет изможденным и появятся признаки безумия. Начнется такая сильная дрожь, что она прогонит покой из разума и тела... Появятся ужасные вещи, которые будут приходить к нему даже во сне. А потом его охватит радость, поскольку он будет думать, что обеспечил себе долголетие. Но совершенно неожиданно он попадет в лапы безвременной смерти[1635].
Теперь мы можем понять, почему Кунрат пишет:
Но прежде всего проси у Бога... добрый дар благоразумия, добрый дух умения отличать добро от зла, который может повести тебя к истинному знанию и пониманию Света Природы, повести тебя к се Великой Книге. И тогда ты выберешься из лабиринта очень многих лживых Бумаг, и даже пергаментных книг, и доберешься до самой земли истины[1636].
496 Депрессия адепта описывается также и в "Tractatus aureus":
Сын мой. вот тайный многоцветный камень, который был рожден одноцветным, знай это и скрывай его. Посредством его с помощью Всемогущего можно избежать самых опасных болезней, а все печали[1637], неприятности, зло и вредные вещи уйдут прочь. Он ведет из тьмы на свет, из этой пустыни в место, где можно жить в безопасности, и из бедности и тягот на свободу[1638].
497 Этих данных достаточно для того, чтобы показать, что адепт не только был частью своей работы, но и знал это.
7. СВЯЗЬ ЦАРЯ-СИМВОЛА С СОЗНАНИЕМ
498 Апофеоз царя, возобновленный восход солнца, по нашей гипотезе означает появление новой доминанты сознания и направление психического потенциала в противоположную сторону. Сознание больше не находится под господством бессознательного, при котором доминанта скрыта во тьме, оно увидело свою высшую цель. Апофеоз царя отображает эту перемену, и появившееся в результате ее чувство обновленное™ нигде не выражается так откровенно, как в некоторых из наших самых очаровательных хоралов. В
499 Луна это связующее звено между концепцией Девы-Матери и концепцией ребенка, который округл, целостен и совершенен. Стало быть, новые роды луны могут быть с равным успехом выражены христианским весельем в период Пасхи и мистическим рассветом,
500 Эта особенная связь между округлостью и матерью объясняет-c я тем фактом, что мать, бессознательное, — это место, в котором появляется символ целостности. Тот факт, что
501 Исходным пунктом нашего объяснения является то предположение, что царь, по сути своей, есть синоним солнца, и что солнце представляет дневной свет психе, сознания, которое, как верный спутник солнца, ежедневно встает из океана сна и сновидений, а вечером снова в него погружается. Точно гак же, как солнце одиноким путником пересекает усыпанные звездами и кружащимися в танце планетами небеса, так и сознание, которое все отсылает к своему эго, как к центру вселенной, является единственным из архетипов бессознательного, который можно сравнить с царем Гелиосом постклассического синкретизма, с которым мы встречаемся, например, у Юлиана Отступника. Это то, чем представлялся бы комплекс сознания, если бы его можно было рассматривать с одной из других планет, подобно тому, как мы рассматриваем солнце с земли. Субъективная эго-личность, то есть сознание и его содержимое, действительно рассматриваются в разных своих аспектах бессознательным наблюдателем, или, если точнее, наблюдателем, расположившимся в "космическом пространстве" бессознательного. Свидетельством того, что это именно так, являются сновидения, в которых осознающая личность, эго сновидящего, рассматривается с точки зрения, которая "toto coelo"[1647] отличается от точки зрения осознающего разума. Подобный феномен вообще не мог бы иметь места, если бы в бессознательном не существовали бы другие точки зрения, противоположные эго-созиапию или соревнующиеся с ним. Эти отношения очень хорошо иллюстрируют сходные отношения между планетами. Царь представляет эго-сознание, субъект всех субъектов, как объект. Его мифологическая судьба отображает взлет и падение этого наиболее величественного и наиболее божественного из всех феноменов творения, без которого мир не смог бы существовать как объект. Ибо все, что существует, существует только потому, что оно прямо или косвенно известно, более того, эта "известность" иногда принимает такие формы, какие неизвестны самому субъекту, как если бы за ним наблюдали с дрругой планеты то благожелательные, то насмешливые глаза.
502 Эта далекая or простой ситуация проистекает, отчасти, из того факта, что эго обладает парадоксальным качеством быть, как объектом, так и субъектом своего собственного познания, и, отчасти, из того факта, что психе это не единство, а констеляция, состоящая, помимо солнца, и из других светил. Эго-комплекс это не только комплекс в психе[1648]. От возможности того, что бессознательные комплексы обладают определенным свечением, своего рода сознанием, нельзя просто так отмахнуться, поскольку эти комплексы легко могут породить что-нибудь в природе вторичных личностей, как доказывает опыт патопсихологов. По если ото возможно, то так же возможно и наблюдение за эго-комплексом с другой точки зрения, расположенной где-то в той же самой психе. Как я уже сказал, критическое отображение эго-комплекса в сновидениях и в анормальных психических состояниях объясняется именно этим.
503 Осознающий разум зачастую знает очень мало или вообще ничего о своей трансформации, и ничего и не хочет знать. Чем он автократичнее, и чем сильнее его убежденность в вечной незыблемости своих истин, тем больше он с ними отождествляется. Так, царская власть Солнца, которая является природным феноменом, переходит к земному царю, который персонифицирует господствующую идею и поэтому должен разделить ее судьбу. В феноменальном мире господствует Гераклитов закон вечной перемены, παντα ρει; и похоже на то, что меняться должны все истинные вещи, и только те, которые изменяются, остаются истинными.
504 С другой планеты без всякого сожаления наблюдают за тем, как царь стареет, замечая это даже раньше его самого: меняются господствующие идеи, "доминанты", и эта перемена, не замеченная сознанием, отражается только в сновидениях. Царь-Солнце как архетип сознания путешествует по миру бессознательного, одна из многочисленных фигур бессознательного, которые однажды, возможно, сумеют пробраться в сознание. С точки зрения Древних, такие малые светила тождественны планетарным соответствиям в психе, которые были сформулированы астрологами. Стало быть, когда алхимик обращался к духу Сатурна как к своему покровителю, это была попытка довести до сознания точку зрения, расположенную вне эго, что включало в себя релятивизацию эго и его содержимого. Планетарного духа просили вмещаться и помочь. Когда царь стареет и нуждается в обновлении, организуется некое подобие планетарного купания купель, в которую каждая планета выливает свое "влияние"-[1649]. Это является выражением идеи, что доминанта, дряхлея с возрастом, нуждается в поддержке и влиянии этих вспомогательных светил для того, чтобы укрепить и обновить свои силы. Она растворяется в субстанции других планетных архетипов, а затем вновь соединяется в единое целое. В результате эгого процесса плавки и переплавки образуется новая амальгама с более сложной природой, которая вобрала в себя качества, других планет и металлов[1650].
505 В этой алхимической картине мы легко можем узнать проекцию процесса трансформации: старение психической доминанты доказывает тот факт, что она все в меньшей и меньшей степени выражает психическую совокупность. Можно также сказать, что психе больше не чувствует, что она полностью содержится в доминанте, вследствие чего доминанта теряет свое очарование и больше не удерживает психе так цепко, как раньше. С другой стороны, ее содержимое и смысл уже понимаются неправильно, а если и понимаются верно, то перестают трогать сердце "Sentiment d'incompletude" такого рода порождает компенсирующую реакцию, которая привлекает другие области психе и их содержимое, чтобы было чем заполнить брешь. Как правило, это бессознательный процесс, который всегда начинается в тот момент, когда установка и ориентация осознающего разума оказываются неадекватными. Я подчеркиваю этот момент, поскольку осознающий разум — плохой судья в вопросе собственной ситуации и зачастую упорно продолжает пребывать в иллюзии, что как раз его установка является верной и не срабатывает только потому, что ей мешают какие-то внешние силы. Если бы сны были проанализированы, то вскоре стало бы ясно, почему установки сознания оказались нереальными. И если, наконец, появляются невротические симптомы, тогда установка сознания, его господствующая идея, сталкивается с сопротивлением, и в бессознательном начинают пробуждаться архетипы, которые больше всего подавлялись установкой сознания. Тогда терапевт может сделать только одно - свести эго с его противником и тем самым вызвать процесс плавки и переплавки. В алхимическом мифе о царе эта конфронтация выражается как столкновение мужчины духовного отца-мира, управляемого Царем-Солнцем, с женщиной — хтонической матерью-миром, символизируемым
506 Противозаконный аспект этих отношений проявляется в форме кровосмешения, которое в
Нереальная дом инанта сознания пугающе исчезает в поднимающемся на поверх, ность содержимом бессознательного, вызывая тем самым наступление сумерек. Противоборствующие элементы первичного хаоса срываются с цепи, словно никогда и небыли укрощены. Между доминантой и бессознательным содержанием идет такое ожесточенное сражение, что разум хочет покончить с этим безумием. Но попытки проваливаются и продолжают проваливаться до тех пор, пока от не признает своего бессилия и не даст яростной битве психических сил идти своим чередом. Если эго не влазит со своей раздражающей рациональностью, то противоположности, именно потому что они находятся в конфликте друг с другом, постепенню сближаются, и то, что казалось смертью и разрушением превратится в сонное; состояние согласия, подходящим символом которого является беременность[1651] В результате царь, предыдущая доминанта сознания, трансформируется в реальную и осуществимую целстность, в то время как до того он только притворился целостностью.
507
508 Психологическое объяснение
509 Это имеет очень большое значение применительно к психологическому толкованию
510 Как за разложением доминанты сознания следует вторжение хаоса в индивида[1654], так массовые волнения (Крестьянские Войны, анабаптизм, Французская Революция и т. д.) и яростный конфликт элементов в индивидуальной психе отражается во взрыве коллективной первобытной кровожадности и тяге к убийству. Именно эта болезнь описывается в
511 Только живое присутствие вечных образов может придать человеческой психе достоинство, которое дает человеку нравственную возможность иступиться за свою душу и убедиться, что она того стоит. Только тогда он поймет, что конфликт на самом деле происходит внутри него, что разлад и страдания являются богатством, которое не должно быть растрачено попусту в нападках на других людей; и что если судьбе угодно взыскать с пего долг в форме чувства вины, то это его долг самому себе. Тогда он поймет ценность своей психе, поскольку никто не может быть в долгу перед чем-то никудышним. Но когда человек утрачивает свои же ценности, он становится жадным грабителем, волком, львом и прочими прожорливыми тварями, которые для алхимиков символизировали страсти, вышедшие из-под контроля, когда черные воды хаоса — то есть бессознательное проекции поглотили царя[1656].
512 Изящество
513 Подобные рассуждения оправданы алхимическим символизмом, что легко можно увидеть, если приглядеться к так называемым аллегориям чуть более внимательно и не отмахнуться от них сразу же как от ни на что не годной бессмыслицы. Чудесное употребление в пищу своей собственной субстанции такое странное отражение его прототипа, Христа — означает не что иное, как интеграцию тех частей личности, которые все еще находятся за. пределами эго-сознания. Лев и павлин, эмблемы похоти и гордыни, символизируют самонадеянные претензии человеческой тени, которые мы с таким удовольствием проецируем на наших собратьев, чтобы "справедливо" наказать их за наши же грехи. В извечном образе уробороса содержится мысль о пожирании самого себя и превращении себя в круговой процесс, потому что наиболее проницательным из алхимиков было ясно, что
8. РЕЛИГИОЗНАЯ ПРОБЛЕМА ОБНОВЛЕНИЯ ЦАРЯ
514 Современные врачи и психологи признали, что для терапии сознания необходимо свести его с Тенью, и встреча эта, по сути, является первой предпосылкой любого психотерапевтического метода[1658]. В конце это должно привести к некоему единению, даже если это единение поначалу содержит в себе открытый конфликт и зачастую остается в таком состоянии в течение долгого времени. Эту борьбу нельзя прекратить рациональными методами[1659]. Если этот конфликт подавляется усилием воли, то он продолжается в бессознательном и просто выражает себя косвенным и более опасным образом, так что никакой выгоды от его подавления личность не получает. Борьба продолжается до тех пор, пока противники не выдохнутся. Единственное, в чем можно быть уверенными это то, что обе стороны претерпят изменения, но что именно родится в результате их единения, просто невозможно вообразить. Эмпирический материал показывает, что этот "продукт", как правило, принимает форму субъективного ощущения, причем всегда религиозного порядка, о чем свидетельствует вся история человечества. Стало быть, если сознание терпи!' это конфликт и аналитик следит за его ходом без предубеждения, он обязательно заметит компенсирующее воздействие бессознательного, направленное на создание единства. Он увидит многочисленные символы, похожие па те, что мы встречаем в алхимии, более того, зачастую это будут одни и те же символы. Он также обнаружит, что очень многие из этих спонтанных формаций обладают сверхчувственным качеством, соответствующим мистицизму исторических свидетельств. Кроме того, может статься так, что пациент, который дотоле; слышать ничего не хотел о религии, проявит неожиданный интерес к этим вопросам. Например, он может обнаружить, что обращается из современного язычества в христианство, или меняет одну веру на другую, или даже погружается в фундаментальные теологические вопросы, непостижимые для непосвященного. Здесь я должен указать, что не каждый анализ приводит к осознанной реализации конфликта, точно так же, как не каждая хирургическая операция является такой же тяжелой, как резекция желудка. Существует малое хирургическое вмешательство, как существует и малая психотерапия, операции которой безобидны и не требуют того пояснения, какое я даю на этих страницах. Пациенты, о которых я веду речь, - это ничтожное меньшинство, чьи определенные духовные потребности требуют удовлетворения, и только такие пациенты испытывают то развитие ощущений, какое ставит врача перед типом проблем, который мы сейчас будем рассматривать.
Поделиться книгой: