Я поняла, куда клонил граф, но сделала вид, что мне все равно.
— Помню, ваша светлость. Но действо, совершившееся в замке, причем прямо в моих покоях, является именно насилием. Мою служанку Виви избили и принудили силой.
— Кто же это сделал? — спросил граф.
— Ваш гость и друг, граф Грос, ваша светлость, — ответила я.
В зале стало тихо, но лишь на мгновение.
— Это гнусная ложь! — воскликнул насильник, бурно жестикулируя. — Я требую наказать девку за поклеп! Да чтобы я, да со служанкой, не быть такому!
— Помолчи, друг мой, — остановил словоизлияние Маркус. — Нужно разобраться.
А затем обратился ко мне.
— Вы уверены, Айя. Это серьезное обвинение, требующее доказательств. Со своей стороны я могу заверить вас, Ганзель не мог совершить то, о чем вы говорите.
— Мог и совершил, — жестко отрезала я.
Видела, свекор начал злиться, но не могла отступить, не в этот раз.
— Дорогая невестка, прошу, не забивайте вашу чудесную головку россказнями всяких глупых девиц. Я обязательно расспрошу эту… вашу Виви и все выясню.
«И спущу все на тормозах, вдобавок с позором уволю несчастную жертву», — мысленно добавила я.
— Уверена, что Виви не лжет. Кроме того, граф Грос, перед тем как унизить Виви, хотел взять силой меня.
Признание далось на редкость легко. И не думала, что вот так просто расскажу о своем позоре.
— Что?! — ахнул Ольдо, вскакивая с кресла.
— Лгунья! — побагровел Ганзель. — Да чтобы я, да невестку своего лучшего друга, да никогда!
— Я говорю правду! — крикнула я. — А когда я умоляла его отпустить меня, только смеялся. Я говорила ему о детях, а он не слышал меня!
— Маркус, твоя невестка безумна! — заорал Грос. — Как она смеет говорить такое?!
— Айя, — поднялся с кресла и Нарвано-старший. — Вы забываетесь. Я никому не позволю оболгать моего друга.
— Я не вру! Почему вы мне не верите?! Вы пригрели змею на груди, которая исподтишка жалит вас!
— Довольно, Айя. Идите к себе. Я устал слушать ваши бредни.
— Но, ваша светлость! — воскликнула я. — В замке есть маг, пригласите его, он…
— Уйдите с глаз моих! — рявкнул Маркус. — Прочь!
Я поняла, что проиграла. И чудовище Грос так и уйдет безнаказанным.
— Граф, прошу…, — предприняла еще одну попытку, но была остановлена взмахом руки.
Пришлось уходить.
— Подождите, леди, — услышала вдруг голос Ольдо. — Вы говорите правду? Я должен знать.
— Да, барон, — выдохнула я, но так и не повернулась к нему.
— Я верю вам, леди. И требую Божественных ответов.
Его слова громом пронеслись по залу. Я развернулась и посмотрела на Ольдо. На его лице стыла решимость довести дело до конца.
— Ольдо, ты уверен? — спросил граф, переводя взгляд с племянника на побледневшего друга. — Ты ведь знаешь, к богам можно обратиться лишь однажды. Подумай, ты еще может отказаться. Ведь начнись церемония, ответчик не сможет уйти.
— Я уверен, дядя.
Барон подошел графу и с яростью выплюнул в его лицо фразы:
— Лгун и насильник должен быть наказан.
И ушел. Следом направились все остальные, даже Луи. Он с противной ухмылкой подал мне руку и повел в храм. Ведь именно там Ольдо должен запросить Божественные ответы. Грос, скованный ритуальной фразой, поплелся последним. С этой минуты он не мог ни сбежать, ни ответить на вопрос по-другому, ни говорить до того момента, когда вопрошающий ему позволит.
Честно говоря, не думала, что выйдет вот так. Я жаждала расцарапать Гросу лицо, сгноить его в рудниках, чтобы он больше никогда не смог никого обидеть. Но никак не ожидала Божественных ответов. А потому шла в храм с тяжелым сердцем.
Когда все желающие стать свидетелями собрались, Ольдо полосонул ладонь стилетом и окропил Чашу.
— Милостью данной Богами, я требую Ответов, — проговорил он и сунул руку прямо в огонь.
Я зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела, что барон заматывал обожженную ладонь платком.
— Говорите, граф, — приказал он Гросу. — Боги вас слушают.
И правда, статуи всех трех богов светились.
Ганзель затрясся, его глаза были широко открыты, рот кривился в гримасе страха. Граф силился смолчать, но не мог.
— Я не насиловал служаку Виви и не делал попыток взять силой виконтессу Нарвано.
Слово сказано, теперь нам нужно только ждать ответа богов. И боги ответили.
— Ложь, — прошелестел, казалось, сам воздух. — Ложь.
Грос закричал нечеловеческим голосом и, обезглавленный, рухнул на пол.
Глава одиннадцатая
После того как тело Гроса унесли, его сиятельство приказал привести в кабинет Виви. Я вошла вместе с девчонкой. Граф был немногословен. Он сухо извинился, сообщил о божественном наказании виновного и выплатил служанке отступные за покойного друга. А еще отдал положенное ей жалование за весь месяц и хорошие рекомендации — от услуг девчонки он отказался. Впрочем, Виви и сама не стремилась оставаться в стенах замках. Как бы там ни было, шепотки и слухи — это не самое страшное, что могло ее ожидать. Немного успокоившись, девчонка трезво смотрела в будущее, благодаря рекомендациям графа, она могла рассчитывать на хорошее место.
В покои я вернулась только к ночи усталая и расстроенная, но одновременно с этим чувствовала несвойственное мне злое удовлетворение. Насильник получил по заслугам.
Вместо Виви мои комнаты теперь обслуживала Мирка — хмурая женщина средних лет, неразговорчивая и мрачная. Я тут же заскучала по девчонке, но ничего вернуть уже было нельзя. Хорошо хоть Клотильда осталась при мне. Да к тому же похвалила за помощь служанке. И что скрывать, похвала была приятна.
Приняв ванну, легла в постель и постаралась заснуть. Сегодня я не опасалась приставаний Луи — в замке траур, а значит, его жители не имели права на плотские удовольствия в течение нескольких дней. А после показательного божественного вмешательства даже мой безумный муж несколько раз подумает, прежде чем гневить богов.
Так и произошло. Войдя в спальню, Луи постоял некоторое время рядом с кроватью, прошелся по моим внешности и умственным способностям, а потом убрался восвояси. Где уж он собирался провести ночь, было все равно. Не задели меня и ругательства, казалось, после сегодняшнего чувства и эмоции несколько притупились.
Пока семья Нарвано готовила погребение, я отдыхала. На церемонии мне позволили не присутствовать, чему была рада. Как-никак, а невольно послужила причиной гибели покойного.
Вскоре дни траура закончились. В тот же вечер, посомневавшись всего минуту, я вновь подлила зелье в вино мужа. А когда тот захрапел, решилась на то, о чем давно мечтала. Из дальнего ящика были вытащены мечи — прощальный подарок мастера Рен-е-ганы.
В тусклом свете магических ламп лезвия матово лоснились, алые ленты, наоборот, поблескивали. Я с величайшим почтением прикоснулась к рукояти, кончиками пальцев осторожно задела оба острия, позволила своей крови капнуть на лезвие. И только после того как мечи впитали подношение, взяла их в руки. Приятная тяжесть принесла почти физическое удовольствие.
Из того же ящика достала старые замшевые штаны, рубаху и удобные кожаные сапоги. Оделась, посмотрела на себя в зеркало и все-таки спрятала волосы под темный платок.
Ни перевязи, ни ножен у меня не было, а потому я завернула мечи все в ту же тряпицу. Покинув спальню, остановилась возле входной двери в гостиной. Прислушалась — за дверью было тихо. Приоткрыла дверь, высунула голову — в коридоре никого не оказалось. Осмелев, скользнула в темноту. И также тихо затворила за собой дверь.
Выждав несколько минут, побежала дальше. Мягкая подошва сапог не скрипела, я самой себе напоминала бестелесное привидение. Без помех преодолев коридор, спустилась по лестнице и была вынуждена остановиться. Бряцая оружием, по переходу шел патруль. Дождавшись, когда он пройдет, я свернула к служебному крылу и уже оттуда выбралась на улицу. А потом темными закоулками дошла до сада и только тогда сумела вдохнуть свежий воздух полной грудью.
Ольдо не спалось. Было душно, не помогали ни открытые окна, ни магические освежители воздуха. Он маялся в кровати, пока, наконец, не решил, что с него хватит. Поднялся, надел первые попавшиеся брюки, рубашку, захватил мешок с курительными палочками и покинул покои.
Замок спал. Хозяева и гости видели десятые сны, слуги, если и бодрствовали, то на глаза ему не попадались. Бдели только стражи, патрулирующие территорию. Махнув в знак приветствия патрульным, он спустился с крыльца во двор и, оглянувшись, устроился на последней ступени. Некоторое время вглядывался в темное, закрытое облаками небо. А после вынул из мешка курительную палочку. Покрутил ее в пальцах, понюхал, щурясь от едкого запаха дзяньских трав, щелкнул магическим огневом и закурил. Но насладиться процессом не смог, отвлекла его подозрительная черная тень, мелькнувшая возле конюшни и пропавшая во мраке ночи. По правилам Ольдо должен был подать знак страже, но вместо этого бросил мешок, затушил палочку и поспешил следом.
Будоражащий кровь азарт, дурманящий разум аромат дзяньский трав, впитавшийся в кожу, нервозность последних дней и шальная уверенность в том, что он прав, вели Ольдо вперед. Барон давно не ощущал такого. Лет десять, точно. В последний раз его так накрыло на охоте, когда живой еще отец впервые взял его на медведя-шатуна. Здоровенного горного грэля, черного, как мысли Темного, и злобного, как рой диких ос.
Ольдо шел за тенью, будто собака за добычей. Казалось, между ним и неизвестным натянулась тонкая струна неведомой связи. Она позволяла ощущать присутствие тени, следовать точно по следам. Барона не волновала такая мелочь, как отсутствие оружия. В тот момент он сам был оружием — остро заточенным кинжалом, могущим поразить любую цель.
Тень преодолела двор, побежала в сад — Ольдо следом. Тень уходила дальше в соседствующий саду лес — Ольдо не давал ей оторваться. Наконец, тень достигла уединенной поляны, остановилась в центре — Ольдо притаился за деревьями.
Облако сдернуло порывом ветра с луны, освобождая. Ночная госпожа затопила поляну мертвенным светом, тем контрастнее выглядели алые ленты, повязанные на рукоятях мечей. Тень обрела плотность, показала лицо, получила имя.
Айя Нарвано — женщина, носящая его имя, но не принадлежавшая ему. Сама Призрачная Дева, по воле богов обретшая тело, лишь для того чтобы попасть в рабство к безумцу Луи.
Ольдо сжал сук, вымещая на дереве свою боль и ярость. С силой стиснул зубы, чтобы изо рта не вырвалось ни единого звука, ведь Айя начала танцевать.
Гибкая фигурка в черном завораживала, притягивала взгляд, пленила. Грозное оружие в руках Айи пело, ленты алыми змеями струились в такт движениям. Девушка кружилась по поляне, будто бы охваченная живым огнем. Покоряя пламя, и одновременно покоряясь ему.
Барон едва дышал, не моргал, боясь пропустить хоть одно движение, не шевелился. Душа плакала, сердце рвалось из груди, да что там, все его существо стремилось туда, на поляну. Хотелось прикоснуться к живому пламени, хоть кончиком пальцев дотронуться до Айи. Но Ольдо мог позволить себе только смотреть, боясь убить своим неразумным порывом то, что сейчас видел.
— Танцуй в огне! — кричал он мысленно. — Будь огнем! Согрей меня своим пламенем!
Но вот луну заволокли облака, и пламя погасло. Поляна погрузилась во тьму. Ольдо зажмурился что было сил, а потом, когда открыл глаза, Айю уже не увидел. Она ушла, растворилась в темноте, словно Призрачная Дева.
Барон не утерпел, вышел из-под сени деревьев и двинулся к поляне. Остановился ровно там, где танцевала Айя, присел, коснулся рукой травы и ощутил тепло. А когда луна снова ненадолго выглянула из-за тучи, увидел алую звездочку: кончик ленты, срезанный острейшим лезвием. Ощущая трепет, Ольдо поднял лоскуток и засунул себе за пазуху. Затем поднялся и побрел назад в замок.
Шел барон медленно, будто подсмотренная на поляне сцена лишила его сил. Задул пронизывающий ветер, полил дождь, но Ольдо, казалось, не замечал холода. Его грела алая лента.
Глава двенадцатая
Стоило мне вернуться в покои, на улице загромыхала гроза. Молнии испещрили черное небо, ветер срывал черепицу с крыш. Пугаясь раскатов, блеяли овцы и мычали коровы, им вторил лай собак. Только Луи спал, как младенец, раскинув в стороны руки и ноги. Усыпленный зельем, он ничего не слышал, и это весьма и весьма меня радовало.
Приняв душ и перекусив остатками фруктов с ужина, я с трудом перекатила мужа к краю кровати, на другой улеглась сама. После танца чувствовала себя если не счастливой, то близкой к тому. И даже нервирующее соседство раздражало не так сильно как обычно. А потому я завернулась в одеяло, закрыла глаза и принялась слушать музыку грозы. Так, убаюканная громовыми раскатами, уснула.
Утро началось с того что некто бесцеремонно стянул с меня одеяло и принялся шарить ладонями по телу. Я возмущенно замычала, принялась отбрыкиваться, но сопротивление лишь раззадорило бесстыдника. Он задрал ночную рубаху до самой шеи и начал бесчинствовать. Этого я стерпеть не могла, открыла глаза и в ужасе уставилась на Луи.
Муж ухмыльнулся.
— Проснулась, коровушка. Доброе утро. Я, знаешь ли, подзабыл, чем мы вчера занимались, а потому решил повторить. Надеюсь, ты не против?
Я, естественно, была против, но разве Луи волновала такая мелочь? Конечно же, нет. Он замотал мне руки моей же ночной рубашкой и с еще большим воодушевлением заскользил руками по телу.
От отвращения меня затошнило, кожа покрылась мурашками. Вот только муж посчитал это признаками возбуждения.
— Какая, оказывается, ты у меня горячая, коровка! — восхитился он. — Нужно завязывать с вином на ночь, а то я и этого не помню.
Из всех чувств у меня остался только страх. Вот сейчас он возьмет то, что я у него крала последнее время, а потом, перестав выпивать особый бокал вина, станет мучить каждую ночь. Пока, наконец, не понесу.
Я, будто замерзла, а Луи стянул белье, раздвинул мои колени своим, и лег между ног. И лишь когда ощутила его желание, отмерла. Закричала, забилась, но добилась лишь болезненного укуса в губы.
— Не ори, корова, — прошипел муж. — Иначе твое лицо станет еще менее симпатичным.
Я в ужасе закрыла глаза. Вот сейчас точно все.
Громкий стук в дверь спальни заставил Луи остановиться. Не менее громкий голос Клотильды и вовсе смел его с кровати.
— Виконт, прошу меня простить, но ваш батюшка срочно требует вас к себе.
— Да, конечно, уже одеваюсь! — крикнул Луи и начал спешно натягивать одежду.
А потом, так и не освободив меня от унизительных пут, открыл дверь. Шарахнулся от Клотильды, будто приспешник Темного от полыни, и унесся прочь. Я чудом не расплакалась от облегчения.
— Смотрю, весело у вас, леди, — хмыкнула спасительница. — Видно, я не вовремя.
— Что вы, дорогая! — возмутилась я. — Вы очень вовремя. Вы посланница Всесветлой!
Компаньонка, посмеиваясь, распутала узлы и ушла. Я сразу же смыла прикосновения мужа и тотчас повеселела. Не все так страшно. Наученная горьким опытом, завтра утром проснусь пораньше, запрусь в ванной, дождусь, когда Луи уйдет и только тогда выйду. Обманывать мужа я готова хоть вечность.
Спустя неделю я вполне вошла в ритм. День начинался после полудня, я обедала, шла гулять или же на ярмарку в сопровождении Клотильды и стражников. Затем ужинала, дожидалась прихода мужа и опаивала его. Когда замок засыпал, уходила на поляну. Возвращалась под утро, когда до рассвета оставалось всего ничего. Запиралась в ванной, отдыхая и одновременно выжидая, пока Луи отправится к графу. Пару раз муж колотил в дверь, требовал его впустить, но я была непреклонна. Меня совершенно не волновало, где он совершал туалет. Оставшись одна, ныряла в кровать и спала до самого обеда, пока Клотильда не будила гневными криками.
Я успокоилась, а, успокоившись, потерла бдительность. Возможно, муж начал о чем-то догадываться, или же я забыла о какой-нибудь порочащей себя мелочи. Однако факт остается фактом, одним вечером он застал меня за процессом подливания отвара. Вошел в спальню ровно в тот момент, когда я поднесла бутылочку к бокалу.
Замерла в неловкой позе, в вино вылилось уже не три, а десять капель. Лицо мужа вначале вытянулось, на нем застыло удивление. Потом в глазах появилось осмысление, которое вскоре сменилось злостью.
— Ты… ты хотела меня отравить…, — задохнулся от ярости Луи. — Ты… ты мерзкая… подлая корова. Да я тебя сейчас!