Сопротивление бесполезно!

— Шо за шабашка-то? — спросил Козлов, осторожно оглядываясь по сторонам. — Щас Приходько нагрянет и тебя и меня за яйца возьмет.

— Не возьмет. У мастера две руки, а у нас-то яиц — четыре!.. Ну, если серьезно, есть возможность заработать.

— Ладно, говори, что нужно.

— Клетка нужна, разборная, из круга диаметром не меньше 24 мм, да еще с дверкой. Но это не все. Надо, Митя, еще челюсть сделать, вставную, из корундового сплава.

— А это еще на что? — удивился Козлов.

— Лучше не спрашивай, Митя. Сам не знаю.

— Ну а размеры-то… челюсти?

— С меня снимешь, Митя, с меня.

Вот и принялись за работу. Часа через два с половиной с шабашкой было покончено. Из соседнего цеха, натерпевшись насмешек, Козлов принес новехонькую вставную челюсть, не из корунда, но тоже из очень прочного и твердого сплава. К тому времени Гриценко закончил с клеткой — отдельные ее фрагменты были сложены в углу, подальше от любопытных глаз.

— На, примеряй, — оставаясь совершенно серьезным, Козлов протянул Сереге челюсть. Тот примерил — челюсть отлично села сверху на его здоровые зубы.

— Ну, прямо как на меня шили, — пошутил Серега.

— Теперь деньги давай, — не глядя в глаза, потребовал Козлов.

— Погоди, будут деньги. Клетка-то не готова! Приедешь сегодня после работы ко мне домой, сваришь эти куски. Я у знакомых сантехников возьму аппарат, электроды и баллон с газом.

— Да никуда я не поеду! — возмутился вдруг Козлов. — Мне лопаты готовить надо. Послезавтра картошку копать!

— Не приедешь — денег не получишь! — пригрозил Гриценко.

…И вот Гриценко со связкой будущей клетки за плечами и вставной челюстью в кармане стоял на родной лестничной клетке. Спиной к Сереге, немного нагнувшись, прижавшись ухом к Гриценковсой двери, замерла соседка из квартиры справа. У соседки — вдовы лет сорока пяти-пятидесяти — был замечательный зад, чью порочную привлекательность не смог скрыть даже просторный халат. Над этим задом работал и в итоге сдавался не один мужчина. Вот, к примеру, муж рано сошел с дистанции…

— Шо там, Валентина Сидоровна? — уважительно поинтересовался Гриценко, опуская на бетонный пол металлические прутья.

— Шумит у вас в квартире, Сережа, будто вода хлыщет, — даже не моргнув глазом, сообщила соседка. Всю сознательную жизнь Валентина Сидоровна прожила в обществе интеллигентных, вялых мужчин, а к Гриценко после ухода от него жены начала проявлять прямо-таки нездоровый интерес.

— Все мотет быть, Валентина Сидоровна. Щас мы эту воду мигом заглушим, — пообещал Гриценко, вступая в темноту своего коридора. — А вы как-нибудь заходите на чай… Нет-нет, не сейчас. Вы ж знаете: делу время, потехе час.

— Всего час? — разочарованно переспросила соседка и развела руками, когда Гриценко бесцеремонно захлопнул перед ее носом дверь.

Дома было тихо и сухо. Свалив в кучу стальные ребра клетки, Серега сбегал к сантехникам, одолжил на час все, что необходимо для газосварки, на горбу притащил на четвертый этаж и стал, немного нервничая, дожидаться Козлова. Вскоре тот появился, уже слегка навеселе. «О, да тут все готово!» — похвалил Серегу. Митька быстро сварил стенки клетки, установил дверцу.

— А замок? — Козлов повернул голову к Гриценко.

— Держи.

— Зачем тебе все это? — не выдержал, полюбопытствовал таки Митька.

— Не твоего ума дело! — Гриценко неожиданно психанул, когда все было готово и клетка «украсила» центр его комнаты. — Давай проваливай! Разговорчивый какой нашелся!

— А деньги? — напомнил несколько опешивший Козлов.

— Деньги?! — рявкнул Гриценко — А этого не хочешь?! — Серега широко разинул пасть — на Митьку Козлова нацелились черные резцы и клыки, сделанные им же самим из суперпрочного сплава.

— Не дури, — струхнул Козлов, вспомнив страшные истории, которые с недавних пор поползли по городу. — Нечего из себя вампира строить!

— А я и есть настоящий вампир! — хохотнул Серега и для острастки клацнул твердосплавными зубами. Козлова словно ветром сдуло.

Гриценко, довольный собой, обошел клетку, поглаживая еще теплые после сварки прутья. Зазвонил телефон.

— Я узнал его адрес, Сергей! — голос Спинова на другом конце провода был заметно взволнован. — Более того… я выяснил одну очень важную вещь…

— Шо Артем племянник Приходько? Гы! — Гриценко непроизвольно рыгнул в телефонную трубку.

— А, так ты уже знаешь? — голос Спинова оживился.

— Да, но сейчас мне нужен не этот поганец, а… моя дочь.

— Ты с ума сошел!! Ты хочешь ее погубить!

— Заткнись!.. Извини. Я хотел сказать… Саня, я не могу без ее любви!

— Да ты спятил! Какая любовь?! Ты же вурдо… Да ты же вампир!! — Спинов истошно орал. Чувствовалось, он был одновременно в ярости и отчаянии. Оба чувства мгновенно передались Гриценко.

— Ха, Спинов! Вчера ты посмеялся над моим желанием мстить!

— Месть еще куда ни шло, но любовь…

— Чем хуже мести любовь?! — Гриценко рассвирепел.

— При чем тут хуже!.. Любовь вампира… Это слишком, Серега, слишком!

— Брось, нечего из себя строить!

— Ну что ты задумал, о Господи?!

Наступила пауза. Не отрывая трубки ото рта, Гриценко глянул в открытую дверь, ведущую из коридора в комнату, в их с Людкой бывшую комнату, глянул на стоявшую там клетку — в сером сумеречном свете наступившего вечера клетка приобрела мрачноватый свинцовый оттенок.

— Саня, я хочу разделаться с ними всеми скопом, а дочь использовать, как приманку.

— Да ты настоящий изверг! Бога в тебе нет!

— Не болтай чепухи! Дочь будет надежна защищена. Я придумал гарный план, а сегодня привез с завода клетку.

— Клетку?

— Да, сварил из 24-миллиметровых прутьев. Ни один гад не разогнет!.. Даже я.

— И все же это большой риск. Я думаю, все равно нужно…

— Не сомневайся! Ключ только у дочери. А замок я так установил, шо его фомкой ни за что не сорвешь! Кровососы обязательно клюнут, а тут охотники за вампирами с осиновыми колышками!.. Саня, ты должен их найти.

— Где? Впервые слышу, что есть такие охотники.

— Позвони Женьке Безсонову. Он все ж таки в газете работает, пусть наведет справки. Только быстро давай!

— Погоди, — в голосе Спинова послышалось отчаяние. — Мне кажется… Я должен проверить надежность клетки. Вдруг ты что-то не учел?

— Смеешься, Спинов?.. A-а, ладно, если не лень — валяй! Я сейчас уйду ненадолго, ключ под ковриком оставлю.

— Спасибо, Серега, но…

— Ну шо еще? — Гриценко явно терял терпение.

— Какой ты замок поставил?

— В клетке что ли? Не боись, приятель! Замок просто класс! Бельгийский, «Кале»…

Гриценко вернулся, когда Машка уже была дома. Отчего-то не смея глянуть отцу в глаза, она быстро накрыла на стол. Встав на входе в кухню, опершись плечом о дверной косяк, Гриценко залюбовался дочерью. Тонкая, как стебелек, в вареных джинсах и топике цвета осоки, еще больше усиливавшем сходство с молодым побегом или стебельком, в эти минуты Маша была тиха и проворна. Ее движения, быстрые и точные, будто убаюкивали взгляд Гриценко, отвлекая от тех мыслей, с которыми он сюда пришел. Длинноногая, с тонкой талией, уже волнующими мужской взгляд кувшинками грудей… Затаенный страх, который угадывался в несколько напряженной ее мимике, делал юное лицо дочери еще красивей.

Они молча и скромно поужинали. Серега, к которому вновь вернулась темная его дума, рассеянно ковырял вилкой в тарелке. Со все возрастающим страхом дочь смотрела на нетронутый ужин отца.

Маша молча вымыла посуду и наконец обратила на отца немой взгляд.

— У нас нет другого выхода, Машенька! — начал было оправдываться Гриценко, но тут же взял себя в руки: — Все будет хорошо. Полезай в клетку, там тебя никто не тронет.

Маша, опять потупив взгляд, вошла в клетку, стоявшую посредине родительской комнаты, и замерла, не зная, что дальше делать. Гриценко быстро, даже суетливо, запер за ней дверь ключом, торчавшим в замке. Немного помедлив, протянул ключ дочери.

12

Через четверть часа пришел первый вурдовамп. Это был Миц. Низкорослый и тощий, зато необыкновенно вертлявый, подвижный, он ринулся в комнату с клеткой, но на пороге замер и, точно голодный пес, жадно втянул носом воздух. При этом глаза его хищно заблестели. В предвкушении скорой жертвы Миц в течение нескольких секунд быстро-быстро извивался тонким телом, еще больше став похожим на собаку, виляющую хвостом.

Затем Миц буквально впрыгнул в комнату, не глядя на оцепеневшую от ужаса девушку, три раза обежал вокруг клетки и вдруг с диким визгом кинулся на нее, словно бешеная обезьяна, повиснув на стальных прутьях. В ответ звонкой шрапнелью ударил девичий визг — зажмурив глаза и зажав руками уши, Машка что есть мочи визжала и топала ногами. Закончилось все так же неожиданно, как и началось: взбешенный Гриценко влетел в комнату и ни слова не говоря выволок за шиворот Мица. Тот совершенно опешил от такого отношения к себе. В доме Гриценко опять наступила тишина, но ненадолго.

За полчаса до полуночи стянулись все вурдовампы. Пришли и два неразлучных приятеля — Лысый-толстый и Бейсболка. Правда, на этот раз кучерявый юноша пришел без привычной шапочки. Зато на голове Коровина глубоко сидел громадный трехзубчатый колпак с тремя кисточками. Дурацкий колпак поразил даже Гриценко: согнутый пополам набекрень, он потешно кивал-покачивался при каждом шаге Коровина. Вдобавок из-за этого странного, напяленного почти на самые глаза головного убора у предводителя вурдовампов идиотски топорщились густые и жесткие, как проволока, бакенбарды. Коровин расхаживал взад-вперед, быстро-быстро щелкал языком, свистел искусно и целыми звонкими россыпями, точно молодой соловей, и нес всякую белиберду.

Однако впечатление шута и пересмешника, которое поначалу произвел вид Коровина, немедленно развеялось, стоило лишь на его лице мелькнуть знаменитой зловещей улыбке. Гриценко вмиг стало не по себе, когда он невзначай задержал взгляд на длинных и тонких, вытянутых в струну Коровинских губах. Серега уже видел, какое страшное оружие скрывается за ними.

Вурдовампы, переговариваясь между собой на шелестящем и беглом, как степной пожар, языке, не совсем понятном Гриценко, принесли с собой какие-то пакеты и торбы. Выяснилось, что нелюди неожиданно решили устроить пир. Они вынимали из пакетов разную снедь, никак не сочетавшуюся между собой по вкусовым качествам, зато объединенную одной идеей, точнее, одним цветом (красным, красно-оранжевым) и формой (каплевидной, шарообразной). Гриценко во все глаза глядел, как Ягра и Шабар расставляли на столе, принесенном в комнату из кухни, тарелки и судки с красной икрой, клюквой в сахаре (сахарная глазурь треснула, из нее, словно птенцы из скорлупы, вылупилась рубиновая ягода), большими круглыми пирогами, сверху по кругу украшенными красной ягодой — поричкой, калиной и нездешней брусникой.

Никто из вурдовампов даже не притронулся к этой драгоценной пище, подобно тому, как актеры не спешат закусывать бутафорскими окороками и яблоками, а посетители музеев — пригубить тамошнего вина (даже если бы такое и позволялось), выставленного в качестве экспоната. Все как будто чего-то ждали, продолжая обмениваться фразами на непонятном Гриценко, шелестящем языке.

Наблюдая это странное сборище, Маша сжалась в дрожащий комочек, в испуге забилась в угол клетки, самый дальний от зловещего застолья. Дочь безуспешно пыталась привлечь внимание отца, то и дело бросая в его сторону немые, проникнутые безграничным отчаянием и мольбой о помощи взгляды. Однако Гриценко не реагировал ни на какие сигналы дочери. Словно очарованный, убаюканный неизвестной речью, он сидел, слегка сгорбившись, за столом, уставившись в какую-то его точку неподвижным, неживым взглядом.

С пиром раз и навсегда покончил Коровин. Из небольшого темно-синего флакона он облил блюда прозрачной жидкостью и, чиркнув зажигалкой, поднес ее к ближайшему пирогу с калиной. В тот же миг стол охватило шустрое пламя, вурдовампы одобрительно загалдели, Коровин властно щелкнул пальцами, и бритоголовый толстяк и его кудрявый приятель послушно схватили полыхавшую скатерть и, выскочив на балкон, кинули вниз. Когда они вновь садились за стол, пробило полночь.

Как по команде, будто телескопические антенны из радиоприемников, из длинногубых ртов вурдовампов вылезли клыки. Клыки-антенны, настроенные на одну-единственную волну — ту самую, что генерируется человеческой кровью.

Коровин, азартно потирая руки и в то же время не смея оторвать глаз от пола, обошел раза три клетку. Колпак на его голове послушно кивал, спеша согласиться с его темными мыслями. Вдруг Коровин резко крутанулся на каблуках, повернувшись к Гриценко.

— Гриц, отдай ключ, — с мягкой угрозой потребовал предводитель вурдовампов.

Гриценко, продолжавший сидеть за голым, оставшимся без скатерти столом, еще ниже опустил голову. Маша же, услышав, чего хочет этот ужасный дядька в шутовском колпаке и с косматыми бакенбардами, задрожала с новой силой. Точно птица, порывисто взмахнув руками, она прижала их к заплаканным глазам.

— Ты зачем нас позвал, Гриц?.. Ты хочешь отдать ее нам? — сведя, как филин, брови, Коровин низко-низко наклонился к Гриценко.

— Нет, — тихо ответил тот.

— Тогда зачем?! — Коровин зашипел. Казалось, вот-вот он перейдет на свой шелестящий, как плащ смерти, язык.

— Она моя, — по-прежнему не поднимая головы, сказал Гриценко. — Она моя кровь. Нет ничего желанней родной крови! — Серега в сердцах стукнул кулаком по столу. Все вокруг оцепенели. Дочь сквозь пальцы со страхом наблюдала за отцом. Даже Коровин задумчиво так спросил:

— Хм, ты хочешь доказать, что ты наш?

То, что произошло в следующую секунду, привело в сильное замешательство уже настроившихся на легкую кровь вурдовампов, а Коровина заставило невольно отпрянуть. Гриценко вдруг заорал, завопил ужасным голосом, впившись сумасшедшим взглядом в покрывающегося красными полосами Коровина:

— Плевать мне на вас!! Я хочу одного — крови! Чтобы этой крови было как можно больше!..

Гриценко смолк так же внезапно, как начал орать. Прищурившись, он глянул из-за плеча Коровина, продолжавшего медленно пятиться, в сторону клетки — туда, где умирала от страха бедная девушка.

— Когда-то… пятнадцать лет назад я одолжил ей кровь, — едва слышно произнес Гриценко и вдруг вновь как с цепи сорвался. — А сегодня я собираюсь забрать свою кровь назад!!

— Отец, ты предатель! — вскрикнула Маша и заплакала, но не пуская слюни и не голося, а тихо и не по-детски кротко. В ответ Гриценко дико расхохотался и, опрокинув на сидевших напротив вурдовампов стол, кинулся к клетке. В руке безумного Грица сверкнул ключ. Коровин во все глаза глядел на Серегу, во взгляде главного нечеловека читалось высшей степени изумление и восторг.

Гриценко попытался с ходу вставить ключ в замок — безуспешно.

— Гриц, не спеши, мы с тобой! — раздался позади подбадривающий голос Коровина. Гриценко еще раз нацелился на крошечный замочный паз, пихнул в него ключ — опять не идет.

— Вот зараза! Машка, что с замком?! — по-звериному взревел Гриценко. — Я же сам его за тобой запирал!.. Постой, это что же… — до Сереги наконец дошло. — Дрянь, ты поменяла секрет замка!!

— Это Александр Васильевич! — закричала Маша — Я… нет, я верила тебе, а ты!.. Откуда он знал, что ты вместе с ними?! Я ненавижу тебя! Ты вампир!

Вурдовампы бросились на штурм клетки. Расталкивая друг друга, злобно сопя и сыпля неизвестными проклятиями, они принялись безудержно трясти клетку. Однако все их усилия разогнуть 24-миллиметровые стальные прутья ни к чему не привели. Тогда, ужасно тараща на Машу глаза (краснючие, точно клюква, вылупившаяся из бледной глазури), они стали просовывать между прутьями непомерно длинные руки (Маше казалось, они и дальше продолжают расти) с крючковатыми когтями. Что вурдовампы только не делали, как только не изворачивались, силясь дотянуться до вконец обезумевшей девушки! Наконец они опрокинули клетку.

Машу прорвало. Больше не стыдясь своих чувств, наконец вытесненных на поверхность сознания ее страхом, густым и крепким, как крещенский мороз, она звонко заверещала. Вспыхнувшая в ней жажда жизни придала ее голосу не замеченную в ней раньше страсть и силу. Маша громко, как позволили ей легкие, позвала на помощь: — Мамочка, где ты?! Боже, спаси меня!! Ну где же охотники за вампирами?!

Коровин, гневно сверкнув очами, немедленно отреагировал на зов девушки:

— Ишь чего захотела! Думала, что спасут?! Хотела нас подставить?! В засаду заманить хотела?! У-у-у, не выйдет! Вон он, погляди, твой охотник, спаситель твой, ха-ха-ха! Видишь, как пытается перегрызть прутья! Зачем?! Чтобы вернуть себе свою кровь!! Ха-ха-ха!

«Перегрызть прутья! — будто током ударили Гриценко эти слова Коровина. — Перегрызть? Как я мог забыть?!» Гриценко выхватил из нагрудного кармана рубашки вставную челюсть из твердосплавного материала и со второй попытки насадил на свои клыки. Как одержимый, Серега бросился грызть решетку. В стороны, точно из-под мощной фрезы, полетели стальные опилки. Обступив тесным кольцом Гриценко и решетку (Маша, увидев такое, к своему счастью, тут же потеряла сознание), вурдовампы одобрительно щелкали клыками, свистели, улюлюкали и харкали под ноги чужой, давно проглоченной кровью. «А ты, Гриц, не такое уж и чмо!» — похвалила по-своему Ягра.

— Сопротивление бесполезно!! — отплевываясь металлической стружкой, исступленно ревел Гриценко.

Неизвестно, сколько еще оставалось неперегрызенной стали, когда в комнату ворвался Сашка Спинов. Перед собой он держал два белоснежных свежевыструганных кола, кое-как сложенных крест-на-крест. Руки Спинова заметно дрожали.

В этот момент большая часть вурдовампов была увлечена атакой на клетку, и появление непрошеного гостя заметило лишь двое-трое кровопийц, бесновавшихся возле двери в комнату. Они яростно работали локтями, пытаясь прорваться сквозь толпу собратьев к вожделенной клетке, когда за их спинами вырос человек с осиновыми кольями. От неожиданности кто-то из вурдовампов возмущенно-испуганно ахнул, беспомощно клацнул клыками, попятился в страхе, наступая на ноги собратьям… Но уже в следующую минуту кровопийцы пришли в себя: вслед за ропотом раздались проклятия, угрозы, призывы «пустить на сок засранца!»

Сам же Спинов встал как вкопанный на пороге. Мягко говоря, он оробел, увидев толпу бесновавшихся клыкастых людей. Однако призыв пустить его на сок внезапно разозлил Сашку, и он, жутко матерясь (может быть, впервые в жизни) и непрерывно осеняя кровопийц осиновым крестом, кинулся в их гущу и продырявил первого же вурдовампа, попавшегося ему на пути. Кол легко прошел насквозь: проткнув ткань какой-то одежды, он вышел между лопатками кровопийцы в виде громадного алого маркера. Разинув рот (с клыков закапала зеленая слюна), вурдовамп пару раз вздрогнул, будто его ударило током, покачнулся… и вдруг разлетелся на куски в разные стороны. Словно его не колом проткнули, а взорвали противопехотной гранатой, которую Спинов вместе с колом умудрился запихнуть в живот кровопийцы.