Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Сотник. Позиционные игры - Евгений Сергеевич Красницкий на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

– Такого страху нагнали, – ухмыльнулся Медведь. – Перед Мироном за свою неудачу оправдывались тем, что, мол, у вас тут все скаженные, не то что бабы и отроки не хуже воинов бьются – девки с мечами да самострелами в бой кидаются наравне со всеми. И крови не боятся! – он покрутил головой, насмешливо глянул на Мишку. – Ну, девок-то ваших с самострелами на воротах и башнях я и сам видел… Неужто и правда они у вас и с мечами обучены?..

– Врут, – довольный Макар не выдержал и встрял-таки в разговор, подмигнув Медведю. – Зачем им мечи? У нас они прялками любого татя до смерти ухайдокают. Есть у нас одна – Млава, Луки внучка, так она и голыми руками убить может… Бурея нашего знаешь? Вот его мордой по снегу на днях возила…

– Как же, слышал! – заржал Медведь. – Эта точно может! Достанется же кому-то сокровище… Мои тут у вас пока за округой присматривают, – отсмеявшись, пояснил он Мишке. – Ты уж не обессудь, но Мирон сейчас неведомо на что решиться может, Тимка ему позарез нужен. Сил на то, чтобы войной идти, у него больше нет, а вот душегубца сыщет…

«Чем этот пацан так важен? Ну, боярич, ну, шустрый, ну, Журавлю родич – и что?

Нет, это же уму не растяжимо – отлучиться нельзя, каждый раз не знаешь, к чему вернешься… Медведи по лесу бродят, крепость стерегут, девки татей и Буреев как детей лупят. Не-ет, назад, на войну хочу! Там разве что на князя какого нарвешься… Или княгиню… Или женят… Тьфу, пропасть, и кто сказал, что в древности люди жили тихо да размеренно, неспешно и благостно? Щазз… Или это мы с милейшим Сан Санычем так разлагающе на местных подействовали? Вирус, что ли, какой занесли?»

А Медведь продолжал, и от смеха в его голосе не осталось и следа.

– Чем все кончится, неведомо. Одно скажу: что бы там Мирон ни задумывал, а по его уже не получается, хоть за ним кто-то и стоит. И этот кто-то не слабее Журавля – Мирон его боится не меньше боярина. Вот он и бесится сейчас. Вернется Журавль – ему не жить, а сбежит сейчас, бросит все и того человека подведет – тем более. И чего тут ему страшней – не знаю. Сам ли Мирон на того человека вышел или наоборот, к нему кто-то пришёл, – тоже не знаю, да и неважно это. Всё равно за болотом мы теперь не отсидимся.

Я уже всяко думал, но выходит, что Мирону надо боярина убивать или самому в проруби топиться. И если у него задуманное получится, всем плохо станет. Да и вам тогда… Силой придется брать то, что пока можно по согласию решить.

«Стоп. А с этого места поподробнее, пожалуйста… Это что же, сэр, вам сейчас Журь на блюдечке предлагают? Так не бывает. А кто? Медведь сам от себя? Или от увечного сына Журавля, которого он мимоходом помянул? Вот это вряд ли. Про сына все говорили, что он то ли припадочный, то ли блаженный, то есть за боярина его не признают, даже те самые нурманы, которые его то ли охраняют, то ли стерегут как ценного заложника.

Медведь слишком умен, чтобы так блефовать. Значит, предлагает от того, кто имеет право предложить, но имени его ни словом пока не упомянул. Журавля нет – а кто остался? Что там грек про Тимкиного отца не досказал? Ведь ушел от разговора при мальчишке, явно ушел, а вы спросить не догадались – вернее, некогда было. Значит, продолжаем качать Медведя дальше. Скажет, ибо другого выхода у него нет.

Что торгуется – понятно. У них там сейчас тоже наступило время, когда все возможно, и самая проигрышная позиция при таком раскладе – стараться сохранить в неизменном виде то, что есть. Но это позиция слабая, из такой его в лучшем случае на роль пешки отодвинут. В худшем – с доски сбросят. А он этим довольствоваться не станет – за ним не только его род стоит, но и его команда, если вы правильно понимаете, сэр Майкл. А поскольку он не дурак, то все козыри сразу на стол не выложит – торги только-только начались. Ладно, попробуем свои карты приоткрыть, а то так и будет вокруг да около ходить».

– Согласие есть продукт, полученный при полном непротивлении сторон, – с нахальным видом брякнул Мишка и увидел, как взлетели у Медведя брови, а Макар, внимательно слушавший их разговор, чуть не подавился, скривившись то ли от сдерживаемого смеха, то ли от досады. Мишка прогнал ухмылку и уставился на своего собеседника.

– Я от тебя ничего не скрываю, а ты мне не говоришь главного: что именно ты нам предлагаешь и от кого пришел. То, что у вас там закипело, само не рассосется. Со стороны, говорят, виднее, и я, человек со стороны, вижу три исхода, чем все это может кончиться.

Первый – ни нам, ни вам не интересный: князья про вас стороной прознают. Да и наверняка уже прознали: ты же сам говорил, что Мирон с кем-то извне дела ведёт. Опять-таки, на Княжьем Погосте боярин сидит не совсем дурной. Ему, пока мы с находниками разбирались, не до вас было, но совсем-то не забудет. И про мастеров в слободе, и про то, что доход от княжьей казны таите – все это выяснится. Князья любую силу, им не подвластную, или к себе притянут, или уничтожат. Вы болотом от нас отгородились, но от князей это не защита, долго не высидите. И если князь прикажет, то наши с тобой договоры мало чего значить будут – на любую силу всегда бо́льшая найдется. Тогда всему конец: вы в полон попадёте – кто жив останется, а мы из доверия выйдем.

Второй путь – то, чего добивается ваш Мирон. Не знаю, какой с того ему резон, но думаю, хочет под шумок урвать самое ценное – мастеров. Сотня поднимется и, так или иначе, вынудит сотника на вас войной идти, особенно теперь: после бунта ратники злые, им все ваши расклады не объяснишь. Боярин Корней ещё и воевода Погорынский – у него под рукой не только сотня, но и боярские дружины. За долю в добыче и они в этом походе не откажутся поучаствовать, так что разорят ваши городки и веси подчистую.

Я не угрожаю – этот исход и Лисовинам нежелателен. Ну, возьмем мы богатую добычу. Кто жив останется. И возьмем один раз, потому что больше разорим, чем приобретем. Ты вот грека прислал, говоришь, умен, и польза с него немалая, а многие его оценить способны? Сядут новые бояре в ваших весях: и все наши десятники не прочь боярством обзавестись, и со стороны найдутся желающие. Мастеров… Ну, кого не убьют, разберут промеж собой в холопы – и чего тогда останется? Если не дети, то внуки уже и не вспомнят, что там было до них.

Медведь молчал и слушал. Ничего иного, кроме напряженного внимания по его лицу прочесть было нельзя. Но так Ратникова здесь ещё никто не слушал. Макар рядом заметно напрягся – Мишка на него не оборачивался, но ощущал, как тот подобрался, словно перед прыжком, видимо, был готов к любому исходу, вплоть до того, что «лешаки» прямо тут их и положат. Мишка криво усмехнулся и продолжил:

– Но есть и третий путь. Все, что сохранить удастся – так и останется. И перейдет под руку Лисовинов как есть, а вас мы не обидим – нам это просто-напросто невыгодно. Признаете над собой княжеского воеводу и власть князя Туровского. Тем, кто служить готов, придется принять христианство, но без этого в любом случае не обойдется. Князю дань платить придется, зато он и не полезет сам разбираться, что и как у вас устроено – главное, чтобы земля приносила доход и торговля шла. Ваш боярин, если этого не поймет и не примет, погубит и себя, и вас. И, разумеется, своей власти лишится.

Ты сам сказал, что это можно сделать только по доброй воле. Но кто, кроме боярина, сможет за всех говорить и принести присягу воеводе Погорынскому?

Уже не пацан-Лисовин, а Ратников, в упор глядя Медведю в глаза, увидел, как напрягся его собеседник. Но не вздрогнул, не переменился в лице и взгляда не отвел.

«Силен! Даже князя в прошлый раз пробрало, а у этого не дрогнуло ничего, только лицо закаменело, как у Андрюхи.

…Черт, завис он, что ли?»

После Мишкиного подробного анализа – о перспективах развития соседнего боярства в результате слияния капиталов под руководством рода Лисовинов и к взаимной выгоде – над поляной повисла пауза, плавно переходящая в категорию «немая сцена». Наконец Медведь отмер, шевельнул плечами, расцепил сжатые в кулаки руки, застывшее маской лицо вновь приобрело живые черты, и «лешак» неспешно повернулся к Макару. Голос его прозвучал буднично, почти скучно, а от услышанного Мишка чуть с пенька не свалился от неожиданности. Макар, кажется, тоже.

– В прошлый раз мы с тобой разговор так и не закончили. Я твою Любаву за своего Боеслава сватал, ты вроде не возражал. Дети, конечно, пока ещё в возраст не вошли, но решать-то надо заранее. Если будет на то слово твое и Лисовинов, то забирай моего парня прямо сейчас. А я в надеже буду, что если что – вы сына не оставите. Он не примаком тебе в семью идет: справим ему хозяйство, как время приспеет, и твоя дочь в возраст войдет, да и сейчас честь по чести, как положено, подарки будущей родне с собой взял. А если со мной что случится, так мой старший сын за мое слово ответит – ему тогда и в роду, и в группе за главного быть.

«В группе? От Журавля словечко-то. Не удивлюсь, если полностью это группа быстрого реагирования или ещё как-то так звучит. И вообще – охренеть три раза! Нет, три мало – десять. Это он пришел о помолвке договариваться? Хотя… тормозите вы, сэр, чего-то… Сами же решили, что он ролью посредника не удовлетворится – гарантии мужику нужны. Для него и его «группы». Пока не получит – разговора не будет. Он нам и так уже много козырей сдал».

– Значит, Боеслав? – Мишка посмотрел на Макара. Тот коротко прикрыл глаза. Ясное дело – согласен. – Тогда парня крестить надо, – обратился он уже к Медведю. Тот задержался с ответом лишь на мгновение.

– А ты сам христианин?

– А как же?! – удивился такому вопросу Мишка.

Медведь кивнул и спросил совсем уж неожиданно:

– За Лисовинов ты слово уже дал. А за себя дашь? В крепости все под твоей рукой ходят, Аристарх сказал – целая Академия Архангела Михаила у вас там. Отрока моего, раз он при сватах будет, в Академию эту вашу возьмешь? Назови плату – я принесу.

«Вот те на! Такому даже не палец – ноготь покажи, так он руку по самое горло оттяпает… А ведь он сейчас именно на вас, сэр, ставку делает – так что цените. И сына в Академию взять просит – даже свои, ратнинские, никто детей пока не отдает, бояре холопских ребятишек прислали, и то только из уважения к деду. По здешним меркам патриархального общества вы сопляк, с которым и говорить-то взрослому мужу зазорно, а не то что сыновей доверять. Как вы колотились, пока себя слушать заставили? То-то же, а этот – сразу… Так впечатлился анализом или уже знает про ваши туровские подвиги? И такое возможно… Но как бы там ни было, заиметь в личном активе два десятка «спецов», заботливо выученных дорогим Сан Санычем под себя, любимого, – это вам не жук начхал. Конечно, пока они не ваши, но аванс уже выдан – так что берите предлагаемый ресурс и не сомневайтесь. Обзаводитесь ещё одним перспективным воспитанником, сэр».

– Плату с родичей и наставников мы не берем, раз Макар твоего сына в свою семью принимает, то и в учебу его возьмём. Я за тех, кого под свою руку взял, перед Богом отвечаю, но и спрашиваю с них полной мерой. Если ты сына МНЕ доверяешь, быть по сему… – не спеша, с расстановкой проговорил Мишка и увидел, что командир лешаков понял его правильно. Кивнул утвердительно.

– Быть по сему, боярич. Будете уходить – заберете с собой моего отрока. Он тут недалеко дожидается.

Медведь поворочался на своем бревне, усаживаясь поудобнее, и продолжил, как будто не сворачивал с главной темы:

– Бояр у нас двое, боярич. Второй – Тимкин отец. Гадаешь, небось, почему Тимка так важен оказался? А вот потому и важен, что он – ключ к своему отцу, а его отец – ключ к Мастеровой и ко всем делам Журавля. Да и не только Журавля. Он себя всегда велел называть Мастером Данилой. И он тоже сильно недужен. Потому и сыну уже два года на глаза не показывается, и людей сторонится. Они с Журавлем так договорились. А Тимофею под страхом смерти говорить не велено, что отец рядом – в той же крепости, что и Юрка. Вот за боярином Данилой люди пойдут, тем более, если у него за спиной сила встанет. И Журавль слово его и своего сына сдержит.

То, что у нас кто-то воду мутит, пока Журавля нет, Данила давно понял, но кто за всем этим стоит – не знал. Он и мне поверил только тогда, когда я к нему с известием про Тимофея пришел, хотя и сейчас, наверное, сомневается. Да я бы на его месте и сам сомневался. Но Гордей погиб, и говорить с вами больше все равно некому, а Мастер Данила с себя ответственность за людей не снимает.

– Чем же ваш боярин так занедужил, что сыну показаться не пожелал? – недоверчиво покрутил головой Мишка. – Ну, Гордей, понятно – мастеров спасал, потому собой рискнуть не побоялся. Но внуком… Сыну своему он и приказать мог?

– Не отцом боярину Гордей был – тестем. А чем недужен – это ты у него самого спросишь… Скажу только, что мало кто знает, что тот ученый человек, что у Журавля якобы в заточении, на самом деле Мастер Данила и есть. Считают, что пропал он. Пустили слух, что по делам уехал и сгинул, но может ещё вернуться. А этот, дескать, совсем другой – невесть откуда появился.

– Ученый человек в клетке? – от удивления Мишка аж поперхнулся. – Боярин?!

«Да что там за парижские тайны, прости господи! Сан Саныч совсем умом повредился вместе с этим Данилой Мастером или лавры Дюма покоя не дают? Бред… Постановка адаптированного под Бажова «Человека в железной маске» в поселковом клубе силами местной самодеятельности…»

– Ближние – знают, но боярин сам каждого упредил, что язык вырвет в случае чего, – пожал плечами Медведь. – А узнать… Его сейчас не узнаешь, он на себя не похож. Я и то с трудом угадал, когда он нурманам меня до себя допустить велел.

– Что, Хозяйка Медной горы к себе зовёт? – не удержался от ехидства Мишка и тут же пожалел о сказанном. Лицо Медведя вновь окаменело, и он впился взглядом в боярича, будто собирался его сейчас этим взглядом в землю вогнать.

– И ЭТО знаешь? – криво усмехнулся он и кивнул. – Зовет… Говорят, рассердил он ее – едва ноги унес. Вот она и мстит теперь… Но сейчас прежний Мастер и боярин возвращается, и его вспомнят. И послушаются, если он своё слово скажет народу. А что Тимку не захотел в крепость брать… Я бы тоже не хотел, чтоб мои сыновья меня таким видели… Но сдается мне, не только в этом дело: нурманам он не шибко доверяет. То ли у него на это причины есть, то ли его недуг тому виной. Себе доверять стал – и то спасибо.

«Ни хрена себе! Сан Саныч, похоже, тот ещё затейник по части «сказку сделать былью» – вы уж поосторожнее, сэр Майкл, а то так дошутитесь… И что значит: Хозяйку обидел? Неужели они до Урала смогли добраться и там нашустрили? Или это Журавль своим подходящую к случаю – и имени – легенду запустил? В принципе, после Феофана Грека вполне стоило чего-то такого ожидать…

Только ли нурманам доверия у этого Данилы Мастера нет? А Журавлю? И самое главное – Данила – кто он? Ваш с Сан Санычем коллега или местный кадр?.. Дожили – плюнуть некуда стало, чтоб в своего современника не попасть…

Стоп! Рано делать выводы. Нет хотя бы минимально необходимого объема информации, а потому имеющиеся факты строго фильтруем, во внимание принимаем, но и только. Вот когда лично с гражданином Мастером встретимся и все кусочки мозаики на место окончательно приладим, тогда и сможем оценить картину во всей ее полноте и многообразии.

Если хорошо подумать, то за кого бы вы того же Тимку Кузнечика приняли, если бы про него только стороной услышали? Со всеми змеями, чертежами, ювелирными изделиями и прочими радостями, про которые вам успели рассказать, чем он не клиент милейшего доктора Максима Леонидовича? Вот то-то же. И даже если на этот раз вы угадали и на вопрос «третьим будешь?» получите утвердительный ответ, то тем более опасность увеличивается многократно. Никаких сантиментов по поводу встречи с «земляками» ожидать не приходится. Что вы про него знать можете? Вспомните-ка, где доктор себе «подопытных кроликов» вербовал, включая вас самого, кстати? Вот то-то же. Мало вам Журавля…»

– Всем доверяют только глупцы, никому – безумцы, – пожал плечами Мишка. – Разумные же предпочитают иметь гарантии. Что нам твой боярин предлагает и чего хочет взамен?

– У нас два боярина, – терпеливо напомнил Медведь. – И один без другого решать не станет. Тем более я за них говорить не могу. Ты ведь без деда тоже окончательное слово не скажешь? Он воевода, значит, и договор будет между ним и нашими боярами, когда Журавль вернется. Но Данила вам сына уже доверил. Вы его приняли и своим признали. Остальное сам понять должен, если такой умный. Твои слова я Даниле передам и ответ его тебе принесу.

Только нам до возвращения Журавля надо продержаться. А Журавлю – благополучно вернуться. Мирон сам себя в угол загнал, а потому опасен. По его уже не выходит, но разнести все, что не способен ухватить, он ещё может, потому как для всех, пока боярина нет, он от его имени говорит. Сейчас вот на христиан с чего-то взъярился – тех, которых Моисей пасет. Мироновы вертухаи за ними по лесу рыщут, велено всех, кто с ним в лесу обретается, выловить и к Мирону доставить.

– Так вроде и раньше их у вас не жаловали? – удивился Мишка. – Облавы устраивали да взять не могли. С чего вдруг сейчас переловят?

– Э-э-э, боярич! – Медведь скривился. – Зеленый ты ещё! Не пробегали бы они столько по лесам сами по себе, словили бы давно. Я бы и словил. А Моисей по всем весям свободно ходил, проповедовал… Думаешь, христиане, что тайные, что явные старостам неизвестны, и среди них разговорчивых нет? Ну, разве что рыбой и прочим торгуют помимо боярина. Вот за это, да – гоняли, но тоже… – Лешак усмехнулся чему-то и прищурился на Мишку. – Боярин их прозывает занятно: фарца. Говорит, мол, это тараканы в запечье – проще дом спалить, чем их из всех щелей вытравить. Неизбежное зло. Но коли обнаглеют и на свет полезут – давить без жалости. Вот и давили, но в меру.

С Моисея пользы больше, чем вреда – проще за одним пастухом приглядывать, чем распуганных баранов по лесу собирать, особенно, когда тот пастух их усмиряет и от дури разной удерживает. Всерьез за них Мирон только недавно взялся. К Моисею в лес вроде бы мастер один подался с дочкой. Не из нашей Слободы – оттуда сбежать разве что Гордей смог, и то с моей помощью.

Есть и ещё слобода, там побольше свободы и надзор не такой, как за оружейниками. Чего тот мастер утек – не скажу. Может, умный просто оказался, понял, к чему дело движется, вот и решил края не дожидаться, чтоб под нож не попасть. Моисей его укрыл, потому Мирон и разъярился, будто ему осиное гнездо в порты попало. То ли боится, что за побег с него Журавль спросит – это его смотрящий не доглядел. Или знает этот мастер про него что-то лишнее, вот он и кинулся его ловить, пока боярин не вернулся. А после того, как бунт в Ратном не удался, и вовсе всех, кто ещё у него остался, в лес за христианами погнал. Я своим велел Мироновых со следа сбить, а Моисея с его людьми от греха к Ратному увести.

«Значит, слобода у них не одна… Эта, видимо, на особом положении – там боярич, а главное – оружейники и серебряных дел мастера. Потому и берегли, как объект особой важности, а в других что? Ладно, это уже у грека выясним.

Но с христианами тоже не так однозначно получается? Впрочем, сэр, вы и сами могли бы догадаться – повелись, как пацан, на рассказы про отважных подпольщиков, которые за нос всю вражескую контрразведку, как хотят, водят. А в жизни подпольщики потому и не жили долго, и партизанские отряды даже на своей территории и при поддержке местного населения регулярно вынуждены были отбиваться или менять дислокацию – каратели отнюдь не ворон ловили…

М-да, ведь и правда: не усидел бы столько времени отец Моисей в лесах на сравнительно небольшом участке, если бы… Кажется, на сленге спецслужб это называется «гончий кролик»? Интересно, его втемную использовали или?.. Нет, вряд ли, а то ведь его удавить придется. А если не сам стучал, то крыса у него – кто-то из самых близких и доверенных. И Медведь наверняка знает – кто… Впрочем, с этим потом разберемся».

Мишка серьезно кивнул:

– За то, что уберег их – спасибо.

– Да это пожалуйста. Только тут такое дело… Мироновы дня два ещё по лесу поплутают, а потом все равно узнают, куда Моисей делся. И кто им помог, тоже не великая тайна. Мои парни – не отец Моисей, – нас в лесу не ухватят, а ухватят – так последних его бойцов там и положим. Но у нас семьи. А мы своих баб с самострелами и луками обращаться не выучили. Теперь думаю, напрасно.

Этого быстро не исправишь, так что из нашей веси мы их увели – Мирон непременно попробует через них нас достать. Есть где их укрыть при нужде, но сколько времени там им сидеть – неведомо. В лесу зимой с детишками тяжко придется, а главное, они нам руки связывают. У меня всего два десятка, так что не разорваться, чтоб ещё и баб охранять, а дел нам предстоит много – сейчас основное веселье только начинается. Скоро Журавль вернется. Укроешь их на это время? В долгу не останусь.

«Хм, а ведь не столько христиан товарищ Медведь спасает, сколько, пользуясь случаем, своих выводит. Пока мироныши на Моисея отвлеклись, он свои семьи в другом месте выведет и нас вроде как уже не об одолжении просит, а в обмен на спасение единоверцев. С другой стороны – и правильно. Вы бы на его месте тоже такой возможности не упустили, если бы приперло.

Вот именно – приперло его… Не может не понимать, что жизнь свою и своих людей сам нам в руки отдает. В самом деле к большой войне готовится, раз семьи эвакуирует. И только ли из-за Мирона он опасается, и сам ли так решил, или боярин, который Данила, велел? Но оцените, сэр: Моисея со товарищи он в Ратное определил, а свои семьи – к вам в крепость

…Занятный расклад у Журавля нарисовался, похоже, свою позиционную войну он проиграл. Пока он оставался на месте, то как ключ-фигура удерживал всю доску. Но стоило отлучиться…

– Укрою, конечно, место найдём, – кивнул Мишка. – Тем более, вы с Макаром породниться решили, вот его баба со сватьей и познакомится. Когда гостей ждать?

Медведь что-то прикинул про себя.

– Завтра или сегодня вечером христиане в Ратное выйдут, а дня через два – мои бабы к тебе гостевать… Вроде все… – он оперся было о колени, чтобы подняться, но передумал. – Да, вот ещё что… Славко моего прямо сейчас с собой забирайте.

Командир лешаков коротко свистнул себе через плечо и пояснил:

– Своей будущей тёще и невесте подарки от матери и сестер он из рук в руки передаст, а свата я сам должен уважить. От рода нашего.

Совершенно бесшумно из-за дерева, словно там и простоял весь разговор, появился отрок в белом балахоне с капюшоном, накинутом поверх короткого овчинного полушубка, таком же, как у отца. За спиной у него виднелся довольно объемный вещмешок: в отличие от грека, Славко к «переезду» подготовился основательно, но главное, мальчишка нес на плече лыжи, что стало для Мишки очередным сюрпризом. Не те, которые здесь были в ходу, но почти такие, на которых Ратников неоднократно катался ТАМ. Не классические спортивные, конечно: пошире, да и покороче – для леса удобнее. И палки в руках не бамбуковые.

Славко оказался немногим младше самого Мишки и держался достаточно уверенно, хотя и вежество не забывал: прислонил лыжи к дереву у края поляны и поклонился всем присутствующим. Взглянул на отца и, подчиняясь его беззвучному приказу, подошел ближе и поклонился ещё раз – теперь уже только Мишке с Макаром, достал из-за спины сверток – что-то продолговатое, тщательно упакованное в хорошо выделанный кусок шкуры, и снова вопросительно взглянул на отца.

Медведь расправил плечи и встал рядом с сыном. Макар с Мишкой тоже поднялись на ноги.

– Мы с тобой, Макар, отныне родичи, и мечам нашим друг против друга не подниматься – ибо и они побратимы, – торжественно проговорил Медведь, подталкивая вперед «медвежонка».

Славко сделал шаг вперед и с поклоном протянул на вытянутых руках свой дар. Макар бережно принял подношение и поклонился в ответ:

– Да услышат светлые боги твои слова: отныне нам в Перуновой рати стоять только плечом к плечу и никогда – супротив. Да будет так!

– Да будет так!

«Меч! Да-а, если это такой же, как мы тогда у Яруги взяли – Макар отдариваться замучается… Ничего, поможем. Это родство окупится… А лихо Медведь между Лисовинами и своими боярами вклинился. И Макара подтянул. Точно, придется мужику теперь боярином становиться».

Тем временем Макар принялся бережно разворачивать подарок. Лицо наставника хоть и сохраняло приличествующую моменту спокойную торжественность, но догадаться о его чувствах было нетрудно: хорошее оружие не могло оставить равнодушным опытного воина. Наверняка он видел те клинки, что Младшая стража поднесла в дар сотне, и оценил их по достоинству. Так что Мишка не особо удивился тому, как дрогнули его руки, когда, наконец, клинок тускло сверкнул под холодным лучом зимнего солнца, случайно пробившимся через тучи и стволы деревьев, и тому восторгу, который Макар не смог удержать, завороженно уставившись на меч в своих руках. Все же потрясение наставника показалось ему несколько преувеличенным, и Ратников потянулся, чтобы разглядеть получше предмет, вызвавший столь бурные эмоции у опытного воина, и… Замер сам – хорошо, если не с отвисшей челюстью!

Мишка ошибся, когда предположил, что Медведь подарил будущему родичу такой же меч, как они уже видели. Нет, то, что это именно меч, он как раз угадал. Но разница между ним и теми, что они взяли в бою на переправе, была как между золотым подарочным «Паркером» и обычной шариковой ручкой.

Удлиненный, но легкий, сужающийся книзу клинок с заостренным концом, рассчитанный как на колющий, так и на рубящий удар, что уже говорило о качестве ковки и лучшей стали, – он и сам по себе отличался от привычных мечей, принятых на вооружение в сотне. Богато гравированные гарда и небольшое, но массивное яблоко сдержанно отсвечивали золотом на черном фоне, но дело было даже не в этом.

Мишка почувствовал, как мир вокруг начинает терять резкость и устойчивость, на мгновение появилось чувство, которое настигает в стремительно опускающемся лифте, захотелось затрясти головой и попытаться проснуться.

«Мать твою… Златоуст?!»

Казалось, после этого открытия способность удивляться должна была атрофироваться. Ну, хотя бы на некоторое время, но впереди его ждало ещё одно, не менее чудное. Приглядевшись к узору, что украшал верхнюю треть вороненого клинка, Ратников испытал повторное потрясение основ мироздания: растительный орнамент обрамлял нечто вроде герба, расположенного возле самой гарды, и сходил постепенно на нет. Все бы ничего, но вот очертания этого самого «герба» сразу же напомнили нечто до боли родное, так что Мишка почти отказался верить собственным глазам: на темном металле, тщательно выполненные неизвестным художником, явственно просматривались хорошо знакомые любому мальчишке, рожденному и выросшему в СССР, почти родные щит и меч! Спутать этот силуэт с чем-то другим было невозможно, тем более что в центре композиции красовалась характерная звезда с серпом и молотом в качестве «контрольного выстрела» – на добивание… Не хватало только надписи «КГБ СССР» на привычном месте – на ленте, опоясывающей щит под самой звездой.

С трудом оторвавшись от клинка в руках Макара и усилием воли давя в себе желание протянуть руку и потрогать рисунок, чтобы убедиться в его реальности, Мишка поднял глаза и встретился с изучающим взглядом Медведя. Лешак пристально смотрел именно на него, а не на своего вновь обретенного родича, будто ждал чего-то.

«Блин! Этот что, тоже?..»

Мишке вдруг показалось, что сейчас произойдет что-то совсем уж невозможное. Например, Медведь понимающе подмигнет и скажет что-нибудь этакое… Ну, хотя бы поинтересуется, не продается ли здесь славянский шкаф. Или привет передаст Юстасу от Алекса, в конце концов.

Почему-то в голову полезла уж совсем немыслимая чушь.

«Интересно, если археологи в двадцать первом веке ненароком обнаружат это поделие в историческом захоронении, что они с ним сделают? Утопят его от греха в ближайшем болотце, утопятся там сами или побегут сдаваться в какой-нибудь уютный дурдом?

…Возьмите себя в руки, сэр, хорош дурью страдать! В конце концов, вы столкнулись с «эффектом попаданца», который сами уже, дай бог памяти, второй год тут вовсю генерируете. Подумаешь, на этот раз огребли ответку. Представьте, как вас самого тут все это время терпят? Представили? То-то и оно…»

– Видел когда-нибудь такую работу, боярич?

– Видел… Златоуст… – машинально кивнул Мишка, с трудом протолкнув через вдруг пересохшее горло слова для ответа. И тут же поправился, покосившись на Макара, который, кажется, ничего, кроме меча у себя в руках, ни видеть, ни слышать, ни осознавать был пока что просто не в состоянии. – На картинке видел такое и описание читал. Книгу мне мой учитель показывал. Но я думал, этот секрет потерян давно… А рисунок… Щит и меч со звездой боярин Данила нарисовал?

Медведь пригвоздил Мишку оценивающим взглядом.

– Видел, значит, – не спросил, а констатировал он.

Мишка разозлился на себя.

«Прикусите язык, сэр, а то будет вам сейчас Штирлиц… у Мюллера. Как наличие ваших пальчиков на чемодане с рацией будете обосновывать? А ведь он сейчас поверил, что ВИДЕЛ… Интересно, что им их боярин про это все рассказывал?»

– На картинке, – спокойно повторил Мишка.

– Угу, – хмыкнул Медведь, перевел взгляд на Макара и заговорил уже совсем другим тоном:

– Глянулся тебе наш оберег? Не Данила – сам Журавль и нарисовал. Говорил, этот знак любой сглаз и колдовство отведет, если владеть оружием будет достойный его вой. А трусам или предателям только беду принесёт. Макару я со спокойным сердцем его отдаю – он воин достойный.



Поделиться книгой:

На главную
Назад