Сотник. Позиционные игры

«Ну ни фига ж себе, как их развезло! Страшной силы оружие, однако… Как бы мужики головой не повредились от приобщения к прекрасному. Уж не в целях ли скрытой диверсии и разложения морального духа потенциального противника товарищ Медведь нам это изделие подсунул?»

Выражения лиц наставников, когда они рассматривали клинок, напомнили Мишке пацанов из его далекого детства, когда кто-то из приятелей контрабандой вынес из дома дедов наградной ТТ – похвастаться. С дарственной надписью на пластинке. Демонстрация состоялась в парадном, где жил обладатель сокровища, так как дальше двери квартиры он с этим счастьем отходить не решался и из рук не выпускал. Несколько особо доверенных приятелей, допущенных к осмотру реликвии, среди которых оказался и Ратников, собрались кружком и восторженно смотрели на самый настоящий – всамделишный «пестик»! – отчаянно завидуя своему приятелю, имеющему доступ к подобному чуду и почти физически ощущая страстное и непреодолимое желание хотя бы дотронуться до него, а лучше – вцепится намертво и ощутить тяжесть холодного металла в руке… Лет им тогда было, дай бог, если по десять, а то и меньше – точно Ратников уже не помнил, но свое тогдашнее ощущение восторга и потрясение в глазах товарищей запомнил прекрасно.

И вот сейчас то же самое, но многократно усиленное выражение он отметил на суровых лицах наставников, ранее в подобном проявлении чувств совершенно не замеченных. Все без исключения попали под это сокрушающее очарование, даже Филимон помолодел и приосанился, когда бережно взял в руки чудесный меч и легким движением крутанул им «восьмерку» не хуже любого молодого бойца. Постоял, словно прислушиваясь к чему-то, вздохнул, с явной неохотой вернул оружие владельцу и усмехнулся.

– Гляди, Макар, кому ни попадя не показывай. За такой клинок не то что Ратное вырезать – все княжество заровнять можно. Я даже боюсь, чего с Корнеем станется, когда увидит – ведь на сосну залезет… – отставной полусотник подумал и покачал головой. – Не, не залезет – запрыгнет. А залезут вслед за ним Лука с десятниками. Потому как такой меч сам по себе уже боярства стоит. И если про то, что такие мечи за болотом делаются, в Ратном раньше времени прознают – беда… Головы, у кого они послабже, снесет запросто, когда поймут, какую добычу упустили. Это тебе не стадо коров из набега пригнать.

– То-то и оно, что не стадо, – кивнул Мишка. – И как в сказке про меч-кладенец – первому встречному не дастся, а если случайно и попадет дураку, так только погубит. Нельзя сотне за болото сейчас идти – если пойдут, то только тому же Мирону и подсобят лапу на это богатство наложить. Не зря Мастеровая Слобода у них в такой тайне содержится, и пока мы до нее доберемся, от неё одни головешки останутся, а мастеров порежут. Мы-то, когда за болото ходили, думали, что победителями вернулись, а на самом деле нас там, как деревенских дурачков на торгу под чужую дудку за репку плясать заставили, пока чужой дядя себе карманы золотом набивал. Ну так одного раза и хватит, наверное. Но для нас в нынешнем положении даже не это самое главное, тут с другого бока смотреть надо.

– Уверен, что сейчас тебе ту же репку не подсовывают, только другим концом? – прищурился Филимон.

– Да не про то я, дядька Филимон, – досадливо отмахнулся Мишка. – Нельзя сейчас ратнинских за болото пускать, и так у многих головушки закружились – столько за прошедший год нахапали. А те, которым меньше досталось, себя обделёнными чувствуют, недовольны – прежде всего сотником. И давят на него, давят! – пристукнул он кулаком по столу. – Боярства всем хочется, а тут ещё Алексей хочет земли Куньева городища под себя подгрести. Дурной пример заразителен, дескать, хочу взять – значит, моё. Вот и заоблизывались многие на земли за болотом, а что там на самом деле происходит – и знать не хотят! А там, судя по тому, что Медведь рассказал, оч-чень непростые люди схлестнулись, и кто именно из князей туда лапу протянул, мы пока не знаем, но лапа наверняка когтистая – у князей иных не бывает.

И вопрос ещё, сами ли ратнинские голову потеряли или им помогли – вон, как холопам с бунтом нашептали. Сотня не одну больную мозоль оттоптала, мало ли кто желает её втравить в резню за болотом и таким образом ослабить – а то и вовсе с доски смахнуть.

– Минь, мы же не про сотню, а про отроков наших говорили, – Дёмка попытался вернуть разговор в прежнее русло.

– А одно с другим очень тесно связано, Дём.

– Это как это? – заинтересовался Роська.

– Кому-то очень надо ослабить сотню, и для этого не гнушаются никакими средствами. Наш с воеводой раздор – оттуда же. Удастся Корнею Агеичу на своём настоять – он лишится по меньшей мере самострелов Малой стражи, да и поддержки части рода. Не удастся – крикуны в Ратном с него запросто могут виру стребовать, да такую, что все мы без портов останемся. Получится выпнуть сотню в поход за болото – ещё лучше: часть ратников перебьют, а остальные там так пройдутся, что не один год после этого князю никакой дани с той земли не собрать. Шептунов за язык не ухватишь да на суд к князю не приведёшь, и получится, что сотня виновата в разорении земель, которые князю могли бы неплохой доход принести. Как ни кинь – везде клин.

Вот и получается, что сейчас наша задача – удержать сотню от опрометчивых шагов, не допустить окончательного разрыва воеводы с Младшей стражей и сотника – с Ратным. Мы свой ход сделали: не дали схватить отроков и пролиться крови. Теперь ход за другой стороной.

– Значит, опять шахматы, Минь? – Дмитрию, как всегда, требовалась конкретика.

– Говоришь, дураками не считает? – неожиданно и вроде бы не к месту подал голос Филимон. – Умные тем от дурней и отличаются, что только хорошо подумавши за дело берутся. Михайла прав: дело не в одном Корнее, нам со всем Ратным придется договариваться. А с Аристархом и впрямь свидеться для начала не лишнее… Все у тебя, Михайло? – кряхтя и тяжело опираясь на свою палку, Филимон поднялся из-за стола. – Тогда пойду я, а то девятый десяток у меня в мастерской сейчас должен с бронями заниматься, а за ними особый присмотр надобен – того и гляди, чего отчудят…

* * *

Все-таки пришлось девятому десятку в этот день чинить брони без присмотра наставника Филимона. Не успел он дойти до дверей, как в них снаружи постучались: от ворот прибежал посыльный с докладом – из Ратного прибыл обоз. К Мишкиному облегчению, выяснилось, что это не военная экспедиция Корнея, а семьи плотников и с ними Аринина родня.

Обрадованные долгожданной встречей с родными, плотники высыпали из открытых с Мишкиного дозволения ворот и помогали прибывшим накидывать слеги на недавно вставший лёд для переправы саней через Пивень. Дёмка с Ильей, гордо светившим роскошным фингалом (сотник все-таки приласкал его сгоряча за давешний бардак, устроенный в воротах Ратного), и дедом Семеном, который в их отсутствие окончательно взял в свои руки хозяйство в посаде и исполнял там обязанности старосты, что-то обсуждали с Нилом и Гаркуном. Лесовики Гаркуна усаживались за возниц в сани с пожитками прибывших и прямо от ворот заворачивали на посад – там уже давно ждали дома для семей артельщиков, холопы гнали туда же немногочисленную скотину, а прибывших баб с детьми боярыня Анна велела отвести в трапезную и накормить с дороги горячим. В общем, дело нашлось всем.

О Тимке-бояриче Мишка вспомнил только к вечеру. С пацаном надо было бы поговорить сразу, но не хотелось делать это наспех. Расспросить мальчишку требовалось основательно, в том числе и о самом Журавле, к которому, несмотря на новые сведения, Ратников не спешил проникаться доверием и симпатией, но проявлять этого в разговоре с мальчишкой не хотел: для него-то «дядька Журавль» строгий, но сильный, добрый и справедливый. Если поймет, что сказанное могут использовать против него, наверняка замкнется, и тогда из него слова не вытянешь.

Тимка, и впрямь оказавшийся умельцем каких поискать, с утра до вечера пропадал в кузне. Точнее, в складе при ней – в самой кузне и так было тесновато. Перед походом со склада выгребли весь запас стрел и полуфабрикатов к ним, так что нашлось место для рабочего стола. Плинфа сложил небольшую печь, плотники увеличили окно и прорезали отдельную дверь на улицу, чтобы ни сам Кузнечик, ни его помощники в кузне лишний раз не мешались.

Наличие у Тимки помощников сотника очень обрадовало, хотя появление их до некоторой степени стало следствием события скорее курьёзного – испытания предшественника того самого змея, который приветствовал возвращение Младшей стражи из похода. Мишка еле сдерживал смех, слушая живописный рассказ матери о переполохе, устроенном в крепости «группой младших товарищей».

Решение педсовета после в буквальном смысле «разбора полёта» оригинальностью, в общем-то, не отличалось: во все времена отцы-командиры до предела загружают молодые организмы, склонные к нестандартной активности. Счастье, что наставники вовсе не разогнали всю команду для пресечения этой самой активности на корню, руководствуясь старым армейским принципом «ибо не фиг». Мишку порадовала неожиданная способность «педагогического состава» к подобной гибкости мышления, хотя причины, побудившие мужиков отступить от векам принятых обычаев и традиций воспитания воев, с первого взгляда не просматривались. Оказалось, от печальной участи Тимку спасли только прямой приказ Аристарха и авторитет Филимона, удержавшего остальных от естественной реакции нормального военного на нарушение порядка во вверенной им крепости, фактически в условиях военного положения.

«Интересно, это вам с педагогическим составом случайно повезло, или лорд Корней целенаправленно выбирал таких в наставники? Нет, это вас куда-то понесло, сэр. Выбирать-то дед, само собой, выбирал, но вряд ли исходя из гуманистических соображений – с его-то представлением о педагогике. Скорее благотворно сказалось влияние леди Анны и Арины. Ладно, спишем пока на это. Или на то, что сама атмосфера в крепости способствует подобному просветлению. Главное – нужный результат».

Мишка и сам голову ломал, что делать с искалеченными отроками: им же нужна была не только физическая реабилитация, но в первую очередь социальная. А тут готовое решение проблемы, хотя бы на первое время.

Кузнечика Мишка обнаружил в его мастерской. Не одного – вместе с ним там находилось и их сегодняшнее «приобретение» – Медвежонок. Они с Тимкой что-то увлеченно прилаживали к новенькому самострелу, когда сотник вошел в Кузнечикову обитель, ярко освещённую несколькими свечами. Обернувшись на звук открываемой двери, оба мальчишки вскочили по стойке смирно и замерли.

«Это я удачно зашел! Что ж, может, так и лучше – сразу с двумя и познакомлюсь поближе».

– Вольно, продолжайте! – махнул рукой Мишка и взглянул на Славко. – Ты уряднику доложился, когда сюда шел?

– Так точно, господин сотник! – Медвежонок снова вытянулся и отрапортовал четко и, похоже, привычно. Мгновенно успел усвоить здешние порядки или дома был приучен к чему-то подобному? – Урядник Яков сам послал меня в кузню – самострел до ума довести. Почти готово уже, Тимофей сейчас показывает, как прицельную планку приладить.

– Прицельную планку? Ишь ты, слово какое знаешь!

– Папка сказал, – отозвался Тимка. – Они с дедом на луки мостили, только дядька Медведь сказал – баловство это, не для них.

– А почему? Удобно ведь… – удивился Мишка.

– Мне удобно. Тимке тоже, – ответил Медвежонок, который в оружии разбирался лучше приятеля. – А отцу нет. Они уже научены, по-своему, и менять их – только портить. А как по-новому учить, никто не знает. Вот у вас учат совсем по-другому. У вас с прицелом удобнее.

– Занятная приспособа…

Мишка с интересом рассматривал простейшую в общем-то конструкцию, состоящую, условно говоря, из кольца, вырезанного из среза какой-то кости, и набитой сбоку планки с высверленным в ней рядом отверстий, в одном из которых торчала щепка размером со спичку. Несмотря на примитивность конструкции, она таки работала, а главное, до нее ещё надо было додуматься. Мишка вот так и не занялся усовершенствованием самострела – других проблем хватало, да и меткости он добился без подобных приспособлений. Закрепленные полужёстко «девайсы» помогали повысить меткость стрельбы по мишени, но в бою, особенно когда требуется скорее скорострельность, чем меткость, могли помешать.

Ратников в прошлой жизни не особо интересовался современными арбалетами и луками, однако знал, что прицелы и для тех, и для других были изобретены достаточно давно и с успехом использовались как спортсменами, так и охотниками. Значит, и это простейшее устройство, придуманное Кузнечиком и сляпанное, по меркам ХХ века, чуть ли не на коленке, вполне можно модернизировать до состояния, пригодного к применению в боевых условиях.

Но здесь и сейчас Мишку занимало не само изобретение, а то, что мальчишка в принципе оказался способен к подобному творчеству, поскольку это яснее ясного свидетельствовало о его знакомстве не просто с четырьмя действиями арифметики, а, как минимум, с начатками физики и механики. Достичь же этого можно было только благодаря продуманной системе обучения.

«Похоже, сэр, у вашего соседа ещё один ресурс нарисовался, и никто, кроме вас, его пока оценить не способен – налаженная система образования и отработанные методики преподавания. Интересно, это обучение индивидуальное или более-менее массовое, хотя бы в рамках отдельно взятой школы? Ценный опыт грех не перенять. А чего гадать, прямо сейчас и выясним: Медвежонок вроде там же учился».

– Сделано толково, – похвалил изобретателя сотник. – А почему именно так, понимаешь?

– Ну… не всё… Когда стрелять начал, дошло, только не всё ясно.

– Зачем кольцо вот тут, на конце самострела?

– Где щепки? Ну… чтоб их удобно крепить, и чтоб не ломались.

– Не только, – качнул головой Мишка. – Это кольцо ещё и взгляд на цели фокусирует. Знаешь, что такое «фокусирует»?

– Ага, – подтвердил Славко. – Фифан линзу шлифовал, огонь добывали.

– Хорошо. Тогда попробуй поиграть с кольцом – так, чтобы глаза на цели собирались. Можно получше сделать, но пока и так сойдет.

– Лучше? – уши у Тимофея встали торчком и, кажется, увеличились в размерах.

«Вот это парусность! Эх, на буер бы его сейчас, с такими-то лопухами!»

– Есть чем нарисовать?

Мишка огляделся, заметил покрытую воском дощечку для письма, пододвинул ее к себе и принялся набрасывать чертёж. Тимка, с горящими глазами, пристроился сбоку, с другой стороны увлечённо сопел Славко.

«Посмотрим, как они чертежи читают. По крайней мере, такой корявый, что у меня получился».

Кузнечик бережно подтянул к себе дощечку с наброском.

– А вот это для чего? – ткнул он пальцем в какую-то линию. – А это как крепить?

– Тонкая подстройка планки. Чтоб щепки не переставлять. И тогда их можно делать металлическими, а значит – прочными и удобными.

– Ага… Значит, это винт?

– Тим, мы сделали, что ты сказал, – в помещение «конструкторского бюро» протиснулся парень с повязкой на глазу. – Посмотри… – увидев Мишку, он поспешно вытянулся:

– Господин сотник! Дозволь…

– Вольно! – Мишка махнул рукой и про себя порадовался, что вспомнил имя отрока. – Ты к Тимофею, Касьян?

В бывшем складе еле-еле хватало места для Тимки и одного, максимум двух подручных, поэтому остальные его помощники временно ютились в трапезной, каждый раз убирая свои инструменты, когда подчинённые Плаве холопки принимались накрывать на столы. Место для полноценной мастерской златокузнеца и, как сейчас выяснилось, перспективного изобретателя, а также наставника увечных отроков и ещё бог знает кого (мать мимоходом упомянула, что кое-кто из девичьего десятка тоже бегал к Тимке ни много ни мало – на уроки рисования!), пока не подобрали.

«Интересно, что выдаст Сучок, если дать ему задание втиснуть в крепости постройку для ещё одной мастерской? А ведь придётся для них помещение выделять, желательно сразу же постоянное… насколько у нас это сейчас возможно. То, что для покалеченных в боях воинов жизнь не кончается, вся Младшая стража должна твёрдо знать. Именно жизнь, а не жалкое прозябание калеки. Сучок может говорить, что угодно, но мастерскую парням артель поставит. Да и с новоявленной «художественной школой» надо разобраться, мать не стала бы поощрять какую-то ерунду. А значит, опять помещение надо».

– Касьян? – Кузнечик нехотя оторвался от незаконченного чертежа неизвестной ему технической новинки. – Я сейчас… Если закончили, сворачивайтесь.

– Чем заняты? – кивнул Мишка вслед убежавшему отроку.

– Модель камнемёта дорабатывают. Седьмую уже… Ещё узоры на филигрань к нарядам рисуют – боярыня велела. И букварь…

– Что, всё сразу?

– Так там три группы работают. Касьян модель камнемёта доводит, он технику понимает, его сам мастер Сучок хвалил. Девкам узоры для филиграни – там Софья командует. А ещё один с мелкими букварь рисует, раз конкурс проиграл.

– Конкурс? – обалдело переспросил Мишка.

– Да узор тот самый, – охотно пояснил Кузнечик. – Софья его рисунок сразу забраковала, говорит, такой надо не проволокой выкладывать, а из железа ковать и в окошки ставить. Зашибись получится.

«Однако, сэр, размах организации труда впечатляет. Вот и художественная школа сама собой нарисовалась. Значит, куём железо, не отходя от кассы».

– А модель ладьи сделать сможешь? Там тоже кое с чем покумекать надо.

– Ладьи? А какой?

– О, это уже деловой разговор! – обрадовался Мишка. – Только долгий. Мне надо, чтоб ты понял, чего я хочу – тогда и подсказать что-то сможешь. Ты крыло уже делал, значит, разберешься. Там не сложно, но нужно придумать, как по модели строить кораблики – быстро, просто и много. Делать-то для себя будете.

Он повернулся было, чтобы уйти, но наткнулся взглядом на переминающегося рядом Славко. Тот явно хотел что-то спросить, но то ли не решался, то ли не счёл правильным задавать вопросы начальству.

– Вместе приходите, эту лодку потом тебе испытывать, – улыбнулся Мишка Медвежонку. – Да, кстати, а ты Тимофею кто – друг или родич?

Парень помедлил, взвесил что-то в уме и, наконец, ответил:

– Телохранитель. Командир личного десятка боярича. Так отец сказал, когда сюда отправлял. Только Тимка командовать военными не может, он мыслит иначе. Но задачи ставить умеет. Мы его мастеровую команду не всегда могли обойти. Было дело, они нас здорово обставили…

«Обратите внимание, сэр, на реакцию Славкиного подопечного. Зуб даю, он про эту сторону их отношений ни сном ни духом – вон как глазами хлопает».

– Правильная постановка задачи – гарантия ее решения, – подмигнул Мишка Кузнечику. – Так что боярич у вас, Славко, правильный: ему целым боярством управлять придётся, а не только военными командовать. Хотя без этого умения тоже никуда. Только… – Мишка прогнал с лица улыбку, – воинскому делу у нас есть кому учить, а с грамотой плохо. Боярин Журавль школу давным-давно устроил, а я только начинаю. Тимофей, наверное, уже знает, что грамотных у нас мало, читать-писать еле-еле научились, и то не все. А скоро нам ещё отроков пришлют, они, может, и букв не знают. Мне на всех не разорваться, так что, сами понимаете, наставники нужны, как воздух. Вот вы ими и станете.

Судя по выражениям мальчишеских физиономий, предложение застало друзей врасплох.

– Учи-ить? Нам? – Тимка с Медвежонком переглянулись и снова уставились на Мишку.

– А… самим учиться когда? – протянул Славко с неприкрытым разочарованием в голосе.

– Всегда! Самим учиться придется в первую очередь! – отрезал Мишка. – Учитель всю жизнь учится, иначе какой он учитель, к чертям собачьим – так… недоразумение. Да вы на грека своего посмотрите! Его же хлебом не корми – дай что-нибудь новое узнать.

– Эт да… – почесал Тимка нос. Задумался. Потом полез пятерней в затылок. И снова взглянул на Мишку. – Ну-у, как мастеровых учить, я знаю, а как остальных?

– Так же, как мастеровых. У вас, кроме грека, учителя есть? Или он один на всех?

– Не-е, Фифан у нас главный над всеми наставниками. И экзамены всегда он сам принимает.

«Значит, у них целый штат учителей имеется? И регулярные экзамены? Интересно! Это уже не просто так, а систематический подход к образованию и налаженная подготовка кадров».

– И часто у вас экзамены?

– Два раза в год, – вздохнул Медвежонок. – Были. А как теперь будет, не знаю. Греку-то в Слободу сейчас нельзя возвращаться… Наверное, кто-нибудь из наставников экзаменовать возьмётся. Может, Кадуй – он самый старший после грека. Математику с физикой рассказывает, когда Феофан в другие селища уезжает.

– Значит, старший? И много их у вас? – поинтересовался Мишка.

– Семеро… Их грек самых первых выучил. Теперь они учат. Моего среднего брата Феофан в наставники уговаривал, у него получается хорошо… – похвастался Медвежонок. – Он и нас иногда учит, помогает… Но отец ещё думает. Говорит, в группе смена нужна, а в наставники насовсем – это в Слободу идти жить или куда ещё пошлют. В других-то школах тоже кому-то учить нужно.

– А какие у вас уроки? Чему ещё учат?

– Ну, какие? – отроки переглянулись, и Тимка принялся перечислять, загибая пальцы:

– У совсем мелких только арифметика и чтение с письмом. Ну и рисование с природознайством – это тетка Улыба рассказывает, Кадуя жена. Ну, там, почему ветер дует, ночь наступает, да откуда трава растет и все такое… – Тимка пренебрежительно махнул рукой. – Сказки, в общем, больше, но это чтобы потом понятнее была физика с алхимией и астрономией. И это у тех, кто дальше учится. Ещё черчение… Ну, эт я уже говорил… – он вопросительно взглянул на Медвежонка. – Все вроде?

Славко кивнул и солидно добавил:

– У нас ещё картография есть. Но это я только с этой осени стал учить. А может, грек теперь тут учить будет? – с надеждой спросил он. – У вас же тоже школа есть?

«М-дя… Попали вы, сэр… «Тоже школа», как же… А грек и правда к нам удачно зашел – полезный товарищ, оказывается. Срочно приставим его пацанов учить! В смысле, когда протрезвеет…»

– Школа у нас есть, – не стал спорить Мишка, – да только немного не такая, как у вас: мы прежде всего воинскому делу обучаем. В остальном нам у вас поучиться не грех. А читать вы по каким книгам учитесь? Неужто по Писанию?

– Книг мало, – вздохнул Медвежонок. – Больше просто списки. Истории интересные есть – зачитаешься, но мало – их Юрка переписывает, когда у него силы есть. А так больше по тем, что грек дает. А Писание – это что?

– А-а-а, это книги христианские, – пояснил ему Тимка. – Тебе их читать все равно придется – иначе не покрестят. Там, правда, не совсем понятно без привычки – написано языком, каким в церкви говорить надо. Ну, то есть слова вроде знакомые, но складывают их как-то…

Тимка неопределенно покрутил в воздухе рукой, не нашел подходящего сравнения и резюмировал: