История одного ужина (СИ)

— Что, если бедняга Иоганес решил покончить с собственной конторой?

— К чему?

— Мало ли. Есть много причин, по которым организованная группа людей может обидеть одного человека. А если уж дело касается больших денег… Иоганес не мог уничтожить Товарищество физически, но удар по репутации иногда может быть смертельным.

— Общественный резонанс, понимаю.

— Ага. Посудите сами, четверо крупнейших банкиров ужинают вместе, после чего один из них лопается как переспевший плод, напичканный крысиным ядом. Ничего себе заметка для газет? Сторонний читатель, также не верящий в сервов-убийц, будет трактовать это однозначно — банкиры, ссорясь, травят друг друга почем зря. Возьмете ли после этого вы кредит в таком Товариществе? Выпьете ли у них в гостях чаю?..

— Однако они извернулись.

— Возможно, Иоганес их недооценивал, и они успели заткнуть рот газетам. Не имею удовольствия знать господ Склира и Исавра, но господин Макелла показался мне очень устремленным и практичным.

— Мне кажется, вы уже обзавелись основной версией, — пропыхтел Марк, вытаскивающий из шкафа целые кипы пыльных слежавшихся документов. — Не очень-то объективно. У нас нет ровно никаких оснований полагать, что это было самоубийство.

— Нет есть! Серв!

— Потише пожалуйста… И фонарик пониже. Благодарю. Что — серв?

— Он настроен на выполнение команд лишь своего хозяина, — напомнила я. — Никто из присутствующих не смог бы заставить его накормить Иоганеса отравой! А вот сам он — отлично. Серв беспрекословно слушается его, и он может обойти запрет на убийство. Ланселот глупо смотрится в качестве убийцы, но как инструмент он идеален. Что скажете?

— Самоубийство при помощи серва… Такое уже было, помните, в феврале? Какой-то сумасброд заставил домашнего серва поднять полуторатонный сейф, лег под него, а потом заставил его выпустить груз? Газеты пировали недели три. Конец прогрессивного девятнадцатого века — и на тебе, сложнейший механизм, вершина творчества имперских чародеев — по сути сложная петля для висельника!

— Тише… Ничего не слышите?

Марк замер.

— Нет. Звук?

— Показалось.

Круг света, в котором Марк возился со шкафом, несколько раз мелко дрогнул — и причина тут была не в зачарованном фонаре. Я с отвращением заметила, что у меня дрожат руки. Страх, все время круживший где-то в вышине черной птицей, стал спускаться, топорща острые крылья.

«Прекрати, — сказала я самой себе, концентрируясь на том, чтоб заставить руки повиноваться. — В этой истории, скорее всего, тебе нечего боятся. Если здесь и замешан очередной безумный серв, он находится на расстоянии в несколько километров от тебя».

— Мне нравится ваша теория, — говорил тем временем Марк, не заметивший моего внезапного приступа страха. — Она, как и все прочие ваши теории, смела, не боится самым решительным образом трактовать обстоятельства и все такое. Но если я еще выполняю роль прокурора, мое слово — серв.

— Уверены в виновности Ланселота?

— Да. Не доверяю железу, которое становится слишком умным. Помните историю про браконьера?

— Не очень. Какого-то беднягу разорвало на части зачарованным ружьем вроде бы…

— А знаете, отчего? Он метил в зайца, а на зайцев был не сезон. Чары в его новеньком ружье, встретив такой парадокс, вышли из под контроля. От горе-охотника остались лишь сапоги да шапка. Кажется, чародеев в итоге даже оправдали, не помню…

Мне опять почудился звук — точно недалеко от нас кто-то царапнул когтем по паркету. Металлическим таким холодным острым когтем. Этот звук отозвался где-то внутри меня дрожанием какой-то крошечной жилки. Чтобы руки не начали опять дрожать, я заговорила:

— Значит, у каждого из нас есть свой подозреваемый, у меня — Иоганес, у вас — серв Ланселот. Однако не стоит забыть об еще трех — Макелле, Евгенике и Диадохе.

— Банальное отравление?

— Почему бы нет? Деньги — отличный соус для крысиной отравы. Там, где Кредитное общество — там много денег. Много поводов свести друг с другом счеты, а наш покойник был не просто каким-нибудь секретарем, в его руках была отчетность Товарищества, а это кое-что да значит.

— Он мог найти что-то, что не понравилось его сослуживцам, да?

— Именно поэтому мы и собираем документы, Марк.

— Да уж понимаю. Но если отравой его угостил кто-то из своих, то кто? Евгеник и Диодох — мелкие мушки. Один глава наблюдательного совета, другой — и вовсе секретарь. Конечно, я плохо знаком с кредитным делом, но мне кажется, что в этих должностях значительными аферами заниматься сложно.

— Это заметные должности, пусть и не связанные с деньгами непосредственно, — возразила я. — Каждый из них мог контролировать какие-то суммы. Уж точно не мелкие мушки, как вы выразились. А вот Макелла врядли тут завязан. Нет, должность у него как раз самая подходящая, тут другое… Если бы он даже нашел способ подсыпать Иоганесу яд, к чему было после его смерти обращаться к нам? Прошло две недели, шумиху удалось замять, милицианты тоже спустили дело на тормозах, к чему ворошить прошлое? Убийцы так себя не ведут. Я бы сказала, Макелла и в самом деле хочет найти…

Закончить не удалось. Совсем рядом что-то коротко звякнуло и, хотя звук сам по себе не был зловещим, я вздрогнула — слишком уж не вязался этот звук с пустотой большого кабинета, в котором мы с Марком были вдвоем.

— Слышали? — тихо спросила я, опять борясь с собственными пальцами.

На этот раз он слышал. Марк медленно разогнулся, отстранился от шкафа. Я не видела его лица, но когда он повернул голову к двери, но меня поразило то, как вдруг окаменели его плечи и спина. Точно секунду назад дышавший человек вдруг обратился в камень или ледяную глыбу. И, хоть массивный стол скрывал от меня то место, куда смотрел Марк, мне вдруг впервые за сегодня стало по-настоящему страшно.

— Марк!

— Тс-с-сс.

— Марк!

— Тише, Таис.

Когда я увидела его шевелящиеся губы и услышала голос, стало немного легче, но его поза, его взгляд — все это было дико и странно. Очень медленно повернув голову, он сказал мне:

— Не шевелитесь. Пожалуйста.

Сердце, уколотое ядовитым шипом предчувствия, забилось быстрее, разгоняя яд по всему телу. Неизвестность — ужасная вещь. Следующие три или четыре секунды показались мне растянувшимся часом. Я стояла неподвижно и смотрела на Марка, а тот смотрел куда-то в сторону, отстраненный, молчащий и какой-то незнакомый.

— Таис… — наконец прошептал он. — У нас некоторые проблемы. Нет. Стойте на месте. Умоляю, не шевелитесь. Замрите как статуя. Вот так. Отлично. Все хорошо. Просто стоим на месте и ничего не делаем.

— В ч-чем дело? — язык предательски зазвенел о зубы как сосулька. Но видимо и без моего голоса было все понятно — Марк осторожно улыбнулся мне одними губами.

— Макелла, — сказал он. — Сволочь. Не предупредил. Этот Иоганес любил механические игрушки даже больше, чем я думал.

— Что? Что там? Бога ради…

— Тс-сс! Можете говорить, но тихо. И ни малейшего движения. Аранеола. Прямо у двери. Можете посмотреть.

Сперва я не видела ничего. Луч фонарика все еще был направлен на Марка, поэтому все, что не попадало в яркий конус света, можно было едва различить. Мебель, светильники, диван — все это маячило серыми призраками, чью форму нельзя было точно угадать. Я медленно, очень медленно повернула руку с фонарем. Марк предостерегающе шикнул, но я и так замерла. То, что он назвал Аранеолой, было достаточно близко чтобы я могла его рассмотреть.

Сперва я просто увидела блеск стали на полу. Так может блестеть оброненная булавка или металлическая пуговица. Просто мягкий блеск полированной стали. Глаза привыкали к темноте медленно, но металлический предмет у порога вдруг пришел в движение и его контуры на миг обозначились в зыбком зачарованном свете. Что-то не очень большое, но сложной формы. Гладкие иглы, изогнутая металлическая пластина, что-то еще, мелкое, находящееся в постоянном движении, смутное…

— Я идиот, — сказал Марк, превратившийся в статую, но оставшийся прежним Марком. — Проклятый идиот. Мог подумать. Ведь если банк… Большие деньги… Должна быть защита.

Он говорил короткими рубленными фразами, возможно не хотел делать лишние движения губами. Или же был слишком напряжен для того чтобы контролировать себя полностью.

— Если вы сейчас все не объясните, я побегу, — выдавила я, не спуская взгляда со странного предмета. Он был небольшим, размером меньше кошки, наверно, но его кажущаяся неподвижность в сочетании со стальным блеском отчего-то казались мне пугающими.

— «Аранеола». Домашний защитный механизм. Не серв, просто чары и сталь. Много быстрой стали.

— Боже… Охранник?

— Да. Небольшой, но шустрый. Впрыскиватель на лапах.

При слове «лапы» страх протянул по позвоночнику колючую шипастую плеть. Представилось что-то жуткое. Крадущееся в темноте на стальных лапах. Поддаваться страху было нельзя, но страх перестал быть просто чувством, он обрел плоть. Я ощущала его присутствие вокруг себя, сам воздух обратился загустевшей пеленой страха, тело омертвело, утратило чувствительность и только где-то глубоко внутри тревожно билось сердце.

— Реагирует на движение. И температуру тела. Настигает, потом вспрыскивает зачарованный снотворный коктейль. И вызывает милициантов. Забавная штука. Бога ради, Таис, не вздумайте падать в обморок!

— Я… Слушаю. Ничего. Все в порядке.

— Он у порога. Медленно подходит. Он засек, где мы находимся, и теперь пытается определить точно. Готовится.

— Стреляйте!.. — прошептала я в отчаянье.

— Не могу, — с сожалением сказал Марк. — Оно быстрее. Не смогу достать револьвер. Чудо, что еще не атаковал. Наверно, заряд чар слабый. Две недели патрулировать дом… Нам еще повезло.

«Аранеола» пошевелился. Я явственно услышала короткое звяканье, но теперь оно было куда ближе. Такое бывает, если уронить на пол вязальную спицу. Или если к тебе приближается невидимое стальное чудовище. Потом я увидела его целиком. Металлическое паукообразное тело. Иглоподобные тонкие лапы. Маленькую голову. Оно медленно приближалось, переставляя ноги с грацией, недоступной ни одному живому существу. Большой стальной паук. Оно гипнотизировало одним своим видом.

Меня спасло то, что от страха я окончательно окаменела.

— Таис!

— Таис!

— Слушайте меня. У нас минута или две. Потом он подойдет. Его чувства ослабли, но потом он разберется. Мы излучаем тепло.

Я стиснула зубы и заставила себя кивнуть.

Никакой паники. Никакого страха. Это просто зачарованная вещь. Много металла, много чар. Как сказал Марк?.. «Много быстрой стали»? Нет-нет, об этом думать ни к чему. Нельзя об этом думать. Механизм. Простой и понятный, как все зачарованные механизмы. Сумасшедший и неконтролируемый, как все зачарованное… Стоп. Он не знает эмоций, у него нет чувств. Нолики и единицы — так говорил Кир про их мироощущение. Сейчас я для него — просто много ноликов и единичек. Он не знает, кто такая Таис, он не испытывает к ней ненависти. Она просто визитер. Надо успокоиться и придумать, как выбраться отсюда. У тебя есть много времени.

Кажется, это помогло — по крайней мере дышать стало легче и я стала вбирать в себя воздух крохотными мелкими глотками. Звенящая бездна непроглядной паники, в которую я почти заглянула, отодвинулась, оставив меня балансировать на ее грани.

— Таис! — опять позвал Марк.

Я отозвалась.

— Мне нужен фонарик.

Я почувствовала, как костенеет рука, сжавшая крохотный теплый цилиндр. Отдать свет? Остаться в темноте наедине с этим стальным чудовищем, неслышно подбирающимся все ближе и ближе?

Я замотала головой, забыв про то, что нельзя двигаться.

Только не свет.

— Послушайте… Есть план. Глупость, но вдруг. Времени немного. Слышите?

— Угу.

— Передайте мне фонарик. Очень медленно. Очень аккуратно. Он ослаб и может не успеет. Один шанс из двадцати. Надо, Таис.

Марк говорил спокойно, его слова, смысл которых я едва понимала, обладали свойством успокаивать. Марк не ошибается. Он выручит. Ему надо верить.

«Аранеола» опять пришла в движение и прошла еще метра пол по направлению ко мне. Теперь она целиком была в пятне света и я могла разглядеть ее в деталях. Три пары лап двигались, издавая едва слышный шорох и иногда, когда металлический паук замирал, то самое короткое звяканье. У него была какая-то вопросительная, неуверенная интонация. Звяк? Звяк-звяк?.. Так звякнет тонкий металлический подсвечник, если щелкнуть по нему ногтем. У «Аранеолы» не было глаз, лишь крошечные объективы как у серва. Они постоянно двигались, точно тщетно пытались сфокусироваться, именно это непрерывное движения я видела в полумраке. Но чего я не видела — так это двух коротких шилоподобных отростков в передней части сплющенной морды.

— Не передавайте резко, — наставлял Марк. Ему было легко говорить, он стоял дальше и ему не приходилось смотреть в глаза механической твари. — Медленно. Спокойно.

Я попыталась шевельнуть рукой и обнаружила, что та совершенно онемела. Чтобы передать фонарик Марку мне придется наклониться в сторону и вытянуть руку. Надо сосредоточиться. Ровно дышать. Сколько осталось? Метра полтора? Я представила, как иглы входят в податливую мякоть ноги.

— Почему мы живете в Трапезунде? — вдруг спросил Марк. От удивительной неуместности этого вопроса я даже на мгновенье забыла про затаившегося совсем рядом «Аранеолу».

— Что?

— Акцент. — Марк улыбнулся. — Вы росли не в Халдейской фемме, верно?

— Я не… Какая разница? И какое сейчас…

— Киликия?

— Российская империя.

— Мне сразу показалось, что в вашем акценте есть что-то такое… — Марк хотел было кивнуть, но вовремя сдержался. — Но мне казалось, что об этом невежливо спрашивать.

Я задохнулась:

— А сейчас… А сейчас — вежливо?

— Сейчас уже все равно. Но вы не похожи на славянку, Таис. Не могу сказать, что видел много славянок, но… И волосы.

— Мой отец был ромеем. Мать — славянка.

— Вот как. Расскажите про свое детство.

Мне показалось, что Марк сошел с ума. Я недоверчиво уставилась на него. Он улыбался. И глаза у него были совсем не сумасшедшие. У сумасшедших точно не бывает таких глаз.

— Я росла… в Керчи. Рядом с Боспором. Большой, хороший город. Море… Когда-то она была ромейской колонией. Я росла там до пятнадцати лет. Там не было университета, а отец настоял на том, что мне нужно хорошее ромейское образование. Но я не люблю Константинополь. Поэтому Трапезунд.

— Отец военный?

— Нет. По дипломатической части. Был послом в Керчи, там встретил мать… Поэтому я хорошо болтаю по-русски. Смешно, да? Еще пыталась учить бриттский, но ничего не вышло. Зато знаю латынь, профессиональное…

— Вы не вернулись после того, как получили диплом имперского юриста.

— Не вернулась.

— Не оставили дома ничего ценного?