Немного хаоса (СИ)

Алиса Акай

НЕМНОГО ХАОСА

Обеды здесь сервировали умело, быстро. Стюард, затянутый в блестящий черный, отливающий зеленой искрой, жилет, бесшумно передвигался между откидными столиками и в руках его порхали, как рвущиеся из рукавов фокусника голуби, бутылки, салфетки, столовые приборы и целые подносы. От тарелок шел призрачный пар, запотевшие бутылки возвышались над столами причудливыми ледяными скульптурами, остро пахло соусами и вином.

— Да, — глубокомысленно заметил Кир, ковыряясь в зубах зубочисткой. — Здесь умеют кормить.

Заказанных им куропаток с рисом и бифштекс еще не подали, поэтому он ограничился тем, что тягал у нас Марком из тарелок, когда мы отворачивались, самые вкусные куски. Он выглядел оживленным, полным энергии, точно каждый глоток средиземноморского воздуха наполнял его силой. Впрочем, изобилие еды тоже почти всегда положительно сказывалось на его характере, так что я не спешила относить его хорошее расположение на счет благотворного климата Киликии.

— Обед включен в стоимость билета, — немного рассеянно заметил Марк, ковыряясь вилкой в гуляше с луком. — И если бы ты знал, сколько стоит билет в вагоне «А»-класса, думаю…

На нем был новый европейский дорожный костюм в мелкую клетку. Привыкший к тунике Марк постоянно ерзал в нем, оттягивал пальцем жесткий воротник и, судя по всему, чувствовал себя как в клетке.

— Пока ты думаешь, я планирую здорово подсократить разницу в цене, — подмигнул Кир. — Таис, передай тцатцики! — я молча передала ему соус и Кир, не утрудив себя благодарностями, набросился на соленые крендельки, целое блюдо которых подали вместо хлеба. Он макал крендельки в тцатцики и глотал их, практически не жуя. Глядя на его тощий живот, я готова была поспорить, что там и двум кренделькам-то тесно станет, но когда счет перевалил за второй десяток, лишний раз убедилась в правоте господина Христофора Ласкариса, который советовал мне никогда не биться об заклад во всем, что касается Кирова желудка. — Не понимаю, отчего здесь так любят европейскую кухню. Представить только, во всей этой коробке не нашлось даже обычной мусаки!

— От того, что ты опустошишь кухню, мы ничего не выиграем, — пожал плечами Марк. — Ведь мы не тратились и на билеты.

— Выиграем или нет, но я хотя бы набью живот. А на полный желудок переносить вас обоих все-таки легче. Кроме того, уверен, что хитрый старик дал нам командировочных не больше десятка солидов. И в Тарсусе вы скорее накупите на них всякого мусора и сувениров, чем раскошелитесь на приличный ресторан. Я прав?

Он был прав. В моем кошельке звенели восемь солидов — все, что выделил Ласкарис на наши расходы. Но посвящать Кира в тонкости финансовых вопросов в мои планы не входило. Равно как и устраивать ему экскурсии по ресторанам, харчевням и трактирам.

Гранд-трактус шел тихо, мягко, точно плыл над землей, лишь время от времени под ногами что-то коротко позвякивало и шипело. Это было похоже на передвижении в чреве огромной механической змеи — длинной и тяжелой. Здесь не было жестких сидений, таких как в обычном городском трактусе, вместо них вдоль стен тянулись два ряда низеньких кожаных диванчиков. Кроме нас троих пассажиров было немного — едва ли человек десять.

Диванчики были обращены друг к другу попарно, между каждыми двумя помещался откидной столик и дорожная тумбочка — очень экономно и, как ни странно, уютно. Занавеси зеленого бархата, раздвинутые в стороны услужливым стюардом, открывали огромное окно, за которым, перетекая друг в друга, тянулись холмы, похожие на исполинские животы, заросшие жухлым густым волосом. То здесь, то там показывались озера, небольшие и затянутые ряской. Показывались — и тут же скрывались, срезанные рамой оконного стекла. За этим стеклом тянулся мир, незнакомый, привольный, наполненный какой-то своей, непривычной мне, жизнью, незнакомыми мне запахами. Я бы с удовольствием открыла окно, но окна гранд-трактуса не умели открываться, да и затея эта была в любом случае безрассудная — хоть здесь и не выпадал снег зимой, все же внутри чрева механической повозки было куда теплее, чем снаружи. Пока Кир с Марком шутя ссорились из-за еды, я глядела в окно. В плавном движении холмов было что-то завораживающее. С каждым метром, пролегающим между гранд-трактусом и Трапезундом, что-то незримо менялось, перетекало в другую, плохо отличимую простым человеческим глазом, форму.

Впереди было еще пять или шесть часов пути. Можно было закончить обед, выпить бокал хорошего вина и почитать что-нибудь из того, что было прихвачено в путь, но отчего-то я не ощущала в себе никакого желания отрываться от окна. Точно загадочная дорожная хандра, подхваченная ненароком, как простуда, уже слишком сильно утвердилась во мне, свила гнездо где-то в районе сердца и теперь там что-то тихонько екало каждый раз, когда пол гранд-трактуса вздрагивал на неровностях дороги.

Убедившись, что я не желаю участвовать в их привычных словесных потасовках, Марк и Кир заскучали и принялись спорить о путешествиях, транспортных средствах и чародействе. Марк вспомнил вычитанную им где-то из газет новость о том, что какой-то бриттский изобретатель построил гранд-трактус, которому для передвижения не требовалось энергии чар. Кир крутил пальцем у виска и продолжал истреблять крендельки. Марк, входя в азарт, как с ним это нередко бывало, бросился яростно отстаивать странное новшество и даже утверждал, что по некоторым параметрам этот чудо-трактус превосходит обычные зачарованные. При всей своей верности чарам Марк, хоть и слабо в них разбираясь, был горячим сторонником прогресса, в чем бы он ни выражался, за что зачастую бывал бит — конечно, лишь на словах — циничным, ехидным и хладнокровным Киром, который без чар затруднялся представить и хронометр.

— А вот говорю тебе! Испытания подтвердили! Четыреста километров! А? Что скажешь?

— И говорить нечего, — фыркал Кир. — Сказки бриттских болванов. На чем эта твоя чудо-колесница движется? На дровах, да?

— Пар! — Марк торжествующе поднял палец. — В том и дело! В специальном котле сгорает уголь и пар, высвобожденный…

Кир чуть не поперхнулся, я не без удовольствия крепко треснула его по спине.

— Уголь? Ты знаешь, сколько дыма от угля? Так что, это твое чудище еще и дымит как печь?

Марк немного смутился.

— Дым, конечно, есть. Но его не так уж и много, я видел дагерротип. Просто… коптит слегка. Но согласись, что это не такая уж и цена за быстрое и удобное перемещение.

Рассчитывать на согласие и благоразумность Кира в ситуации, когда речь шла о достоинствах и недостатках чар, было крайне неосмотрительно со стороны Марка и он тот час же об этом пожалел — Кир атаковал его, молниеносно и безжалостно. Выводы Марка подверглись сокрушительной атаке на всех флангах, логические доводы рушились один за другим или переходили, как захваченные редуты, на сторону неприятеля, линии обороны сдавались одна за другой, а торжествующий Кир все громил и громил потерявшего запал Марка тяжелой артиллерией цифр. Выходило так, что ни по надежности, ни по шумности, ни по безопасности, ни по цене — словом, решительно ни по чему — трактус на угольном ходу не мог и приблизиться к совершенству двигателя, использующего заключенную в нем энергию чар. Меткими и сокрушительными залпами юный чародей загнал Марка в гибельное логическое ущелье и уже готовился милостиво принять его позорную капитуляцию. Марка спас стюард — возникнув, как всегда бесшумно, он подал перепелов с рисом и Кир счел за благо заключить сепаратный мир на вполне выгодных для себя условиях с тем чтобы открыть второй фронт на кулинарном направлении.

Вместе с заказом стюард подал и бутылку заказанного мной савотьяно. Изящно срезав пробку складным ножом, Марк раскупорил вино, наполнил два фужера, один передал мне. В прохладном стекле заплясали желтые и белые искры, зашипела пена. Марк привычно улыбнулся мне и я в который уже раз подумала, что улыбка у него абсолютно обезоруживающая, детская, искренняя. Марк всегда смущался, когда в обстановке появлялся какой-то намек на романтику, вот и сейчас, протягивая мне фужер, он улыбался очень смущенно, зеленые глаза потупились. Как будто пытающийся казаться зрелым мужчиной юноша впервые приглашает девушку на бальный танец. Или нашкодивший пес робко поглядывает на хозяина из-под густых бровей. Впрочем, последнее сравнение было явно неуклюжим — конечно же у псов не бывает таких густых бровей цвета спелой пшеницы и уж точно у них не бывает таких невозможно ярких зеленых глаз.

— Ты выглядишь как влюбленный идиот. — Киру никогда не приходилось лезть за комплиментом чересчур глубоко. — И я вообще не понимаю, как вы можете пить эту кислятину. Да, раз уж у тебя открыт рот так широко, закажи стюарду еще сельтерской с ежевичным сиропом!

От столь коварного и внезапного удара у Марка задвигалась массивная нижняя челюсть. Прожив столько лет под одной крышей с Киром, он, видимо, так и не привык окончательно к способности мальчишки-чародея жалить метко и улучив нужный момент. «Или девчонки, — подумала я мстительно, окинув взглядом торчащие в разные стороны нечесаные вихры Кира. — Сейчас он больше похож на озорную девчонку, возбужденную дорогой, забывшуюся и потерявшую чувство меры, даже извечные дырявые джинсы и перепачканные соусом щеки не спасают дела».

Марк все еще двигал челюстью, не зная, как отреагировать на коварный выпад Кира, когда я подняла руку:

— Стюард! — если Кир думает, что только он способен бить наповал, придется ему показать, что юристы Его Императорского Величества Университета тоже могут быть способны в тактике. — Еще сельтерской с ежевичным сиропом для юной дамы!

— Сию минуту! — стюард в черном жилете с зеленой искрой точно того и ждал, возник из пустоты, бесшумно выхватил неизвестно откуда темную зеленую бутылку, еще запотевшую после ледника, поставил ее перед ошеломленным Киром, элегантно сорвал крышку. — Прошу, мадам!

Марк засмеялся — непростительно громко, запоздало попытавшись скрыть смешок широкой ладонью. Я тоже фыркнула — все-таки очень удачно получилось для экспромта. А Кир, глядя на нас, вдруг начал заливаться краской — густой, как чернила в чернильнице, почти багровой… Перед ним на столе стояла бутылка сельтерской с сорванной пробкой, но он, кажется, ее не видел, хотя глаза его, огромные серые глазищи, были широко распахнуты. Верхняя губа дрогнула. Он не ожидал — такого. По крайней мере от тех, кто долго и тщетно пытался называть себя его друзьями.

И я тотчас пожалела о своей легкомысленной шутке. Слишком болезненно Кир относился к своей внешности. И слишком ранимой была его странная и нелепая полудевичья-полумужская душа, неуклюже скрытая под напускной бравадой циничного фигляра. В любой войне есть цели, которые нельзя поражать. Есть вещи, в которые не надо целится.

Марк сориентировался первым.

— Не сердись, Кир, — он потрепал чародея дружески по вихрам. — Язык у Таис как у кобры, верно? Нам, парням, от нее часто перепадает.

Губа Кира еще раз дернулась, стало видно, что зубы его стиснуты, но взгляд переменился — по крайней мере серая сталь в глазах стала не столь блестящей, вроде бы помягчела, оплавилась. Добрый верный Марк, такой неуклюжий, дурашливый, сильный — он всегда первый приходил Киру на помощь.

Когда Марк трепал Кира по волосам, мне показалось, что в глазах Кира скакнула какая-то искорка. Благодарность?.. Или?..

— Убери ручищи, бугай, — буркнул Кир, отталкивая ладонь Марка, — размахался… Пожрать дайте, идиоты.

И все стихло. Буря прошла мимо.

— Ладно, закончили, — я поспешила сменить тему. Марк мог оказаться недостаточно тактичным, а с Кира станется потребовать реванша, в любом случае стоило угомонить обоих и удержать их от новых стычек, по крайней мере на ближайший час. — Давайте лучше обсудим, что нас ждет в Тарсусе.

— Средиземная лужа, кислое вино и много идиотов, — проворчал Кир, не успевший полностью остыть. — Ну может быть еще день или два скуки.

— Прекрати, я вполне серьезно. Глупо ехать в командировку по поручению Христофора и почти ничего не знать о том, с чем придется столкнуться. Разве нет?

— Мне все равно. Да, нет — один черт. Два дня тряски в гранд-трактусе, столько же нюхать пыль в чахлом Тарсусе, пить всякую местную дрянь и решать проблемы старого скупердяя. Вот все, с чем нам предстоит столкнуться, дорогая Таис.

Киру надо было излить горечь еще свежего и оттого тем более мучительного поражения, на него не стоило обращать внимания, поэтому я обратилась к Марку:

— Почему Тарсус?

Тот лишь почесал в затылке.

— Н-ну Тарсус… Хороший город. Зимой тепло и…

— В Тарсусе мало чародеев? — спросила я прямо. — Там нет мастерских?

— Есть, наверно.

— Тогда к чему эта поездка? Только не говори мне, что слава «Общества по скорейшей наладке, починке и ремонту зачарованных вещей» облетела всю Империю и там согласны только на наши услуги.

— Если бы наша слава коснулась их, они определенно выбрали бы вооруженный заслон на дороге или артиллерийскую засаду, но уж точно не стали бы нам оплачивать поездку в оба конца. Кстати, судя по той скорости, с которой Христо вышвырнул нас из Трапезунда, я полагаю, что и обещано немало. Ему, конечно.

— Ну прекратите и вы. Я же серьезно! Что им с нас?

Марк улыбнулся. Врядли он что-то скрывал, скорее всего сам не мог сообразить, какая блажь старого Ласкариса сорвала нас из морозного январского Трапезунда и погнала через половину Империи на юг, к теплому и соленому Средиземному морю провинциальной Киликии.

— Насколько я слышал, в Тарсусе чародеи есть. Наверно, поменьше, чем у нас, но, конечно, есть. Возможно, вопрос квалификации… Кир?..

— Что — Кир?

— Что скажешь?

Кир вздохнул и треснул себя ладонью по темечку. Видимо, это было демонстрацией того, как же сложно все-таки работать с двумя великовозрастными идиотами вроде нас с Марком. Однако поскольку Марк не делал попыток перевести вопрос в разряд риторических, Кир неохотно буркнул:

— Там есть чародейские мастерские. Не много, понятно… Средне. Чинят зачарованные кофеварки и часы. Для города, где населения тысяч двадцать душ, обычно хватает.

— Значит, — я собиралась хоть немного разговорить Кира. — Если послали за нами, значит, что-то сложное?

— Нет, не значит. Меня всегда поражала твоя способность делать абсолютно нелепые выводы из самых вроде бы простых предпосылок. В Тарсусе нет ничего, абсолютно ничего такого, с чем не мог бы справиться чародей средней руки, закончивший имперский факультет!

— Приглашать сразу трех человек за тридевять земель для мелкого чародейского ремонта — это тоже, вроде бы, не очень логично, да?

— Чтобы рассуждать о логике надо иметь хотя бы половину мозга, — Кир окинул нас брезгливым взглядом. — А о вас этого не скажешь.

Иногда он действительно вел себя, как взбалмошенная девчонка. И от того, что он этого не понимал, не становилось легче ни ему самому, ни окружающим.

— Если не прекратишь язвить, я закажу для тебя в гостинице комнату для дамы с будуаром.

Угроза была серьезная, но Кир проглотил ее стойко, стиснув зубы.

— Ни один самый последний кретин, даже если его последние мозги выдуло южным ветром, не станет вызывать чародеев, а тем более трех человек, из которых двое такие же чародеи, как из бревна трость, для чего-то, что можно сделать на месте и куда быстрее. Я уже не говорю о том, что на два порядка дешевле.

— Значит?..

— Значит, заказчик надеется, что былое знакомство со стариком Христо сулит ему скидки. Если так, его ждет жестокое разочарование, — Кир нарочито хрипло засмеялся. — Как его?.. Феофил?

— Фома, — лаконично вставил Марк.

— Ну Фома. Они в молодости служили где-то там в одном легионе с Христо, вот теперь он и думает, что раз сослуживец перебрался в Трапезунд и открыл свое доходное дело, к нему можно обратиться по дешевке и сэкономить. Если так, Христо сожрет его с потрохами, будьте уверены.

— Как-то не очень похоже на экономию, — не удержалась я. — Рассчитывать на скидки по старой дружбе и при этом заказывать вагон «А»-класса на три персоны?..

— Ну, предположим, он собирался оплатить доставку только чародея, который будет заниматься делом, а старик Христо сунул вдобавок еще двух оболтусов чтоб они проветрились и заодно не мешали в конторе.

— Этот Фома теперь торговец, — опять вставил Марк. — Я навел справки. Наспех, конечно… Держит несколько лавок, в том числе и с зачарованными вещами. Пара складов и, кажется, торговый корабль. По меркам Трапезунда мелочь, но в Тарсусе, должно быть, крупная рыба.

— Что еще?

Марк развел руками:

— Все. Суть проблемы Христо мне не передал, сказал, что ознакомимся на месте. Гранд-трактус отправлялся через полчаса, пришлось поспешить… Фома этот действительно сослуживец нашего старика — они служили в э-э-э-… кажется, в Четырнадцатом Легионе. Воевали где-то в Африке, на Балканах, держали оборону под Ямболи… Вы сами не хуже меня знаете про боевые подвиги Христо, он не делает из них секрета, особенно когда подкрепит память парой бутылок мафродафни…

Кир фыркнул самым неуважительным образом.

— Война в представлении Христофора — это грабеж городов, пьянство и погромы по трактирам да тисканье женщин в подворотнях, освеженные впоследствии трогательной мифологией. Если этот Фома — его сослуживец, уверен, что он недалеко от него ушел. Что ж, по крайней мере нам будет что послушать долгими зимними вечерами пока мы завязнем в Тарсусе.

На лице Марка появилась страдальческая гримаса и, если я достаточно хорошо знала Марка, отнюдь не наигранная.

— Только не это! Если мне придется в шестнадцатый раз выслушать о захвате Херсонеса или каирской резне сорок восьмого года…

— Это когда Христофор единолично зарубил шестерых бриттских боевых дроидов, а потом в течении четырех недель питался одним сухарем? — неожиданно живо уточнил Кир. — Как же, помню. Захватывающая история! Уверен, Таис выслушает ее с интересом.

Кажется, улыбка у меня вышла кисловатой.

— Да, наверняка она мне очень понравится. Значит, никто из нас не знает, отчего этому Фоме потребовалась помощь чародея?

— Нет, — сказал Марк. — И представления нету. Но вполне допускаю, что дело здесь темное.

Кир изобразил на лице нарочито потрясенное выражение, но озвучивать его не стал — он доедал своих перепелов, а мы с Марком определенно не стоили нескольких драгоценных секунд, которые можно было бы потратить куда с большей пользой.

— Темное — в каком смысле? — уточнила я.

Марк ответил без особой охоты.

— В молодости Христо водил дела со всякими людьми. Контрабандисты, работорговцы, воры, наемники, мошенники… Я имею в виду, что круг его друзей весьма… кмх… обширен. Не исключено, что господин Фома, попросивший об услуге, по достаточно важным причинам не торопится обратиться в обычную чародейскую мастерскую.

— Так Христо ожидает, что мы возьмемся за незаконную работу?

— Я думаю, если бы намечалось что-то действительно серьезное, он бы нам сказал. Но что с законом здесь может быть не все чисто, так это практически наверняка. Вот он и позаботился о том чтоб у нас был свой юрист.

В этот раз улыбка Марка осталась без ответа. Хороший обед, вино и десерт — он заказал миндальное пирожное и пахлаву — благотворно сказались на нем, он прекратил сражаться с тесным воротом костюма и рассеянно улыбался. Будущее, как и Тарсус, не тревожило его. Он был доволен и спокоен — как большой сильный пес, блаженно разлегшийся на солнце.

Обманувшись его внешней расслабленностью, Кир не упустил случая стащить из тарелки Марка остаток пирожного и почти тотчас был сурово покаран — Марк пригвоздил его ладонь к столу быстрее, чем я успела заметить движение. Даже бутылки не звякнули, лишь сухо треснула столешница. Его реакции позавидовал бы медвежий капкан.

Кир зашипел от боли.

— Пустоголовый дуболом… А! — он вытащил из Марковой лапищи свою помятую и покрасневшую ладонь. — Ты нам зачем, напомни, а? Работать будешь? Ни черта! Из всех вас работаю лишь я. Таис мне на шею как контроллера, ну и если закон… А ты к чему, бревно? Толку с тебя… Калечить только и умеешь…

Марк не обиделся. Оценка его работы в устах Кира была ему хорошо известна.

— Я тут затем чтоб вы оба целыми доехали в Тарсус и целыми вернулись обратно. И все претензии господину Ласкарису. Лично.

— Защитничек…

— И прекрати дуться. На, если хочешь, можешь доесть мое пирожное.

Кир с презрением отвернулся. Ноздри его раздувались от гнева. В такие моменты соблазнить его остатком пирожного, конечно, было безрассудной затеей. Однако, как бы ни вел себя Кир, и какие бы сцены не устраивал он — я это знала — был отходчив и незлопамятен. Постоянные пикировки с окружающими были для него отнюдь не развлечением. Это было формой существования. Неудобного, причиняющего страдания всем, включая и его, но все же существования.

Мне стало отчего-то невесело. И хороший обед, и приятное вино, и холмы за окном — все смазалось, покрылось серым налетом, точно осталось где-то глубоко в прошлом. И тревога острым кошачьим коготком вдруг взяла на пробу пару струн где-то внутри моей груди.

— До Тарсуса еще часов пять, — сказала я. — Давайте отдыхать. У нас впереди работа.

В Тарсус мы въехали уже в темноте. Сумерки упали на холмы, поглотили их, задавили тяжелым черным бархатом средиземной ночи. Зыбкие абрисы холмов, оставшиеся за стеклом, вдруг изменили форму, приобрели четкие строгие линии и засветились десятками желтых огоньков — только тогда мы поняли, что гранд-трактус уже движется по городу.