Трамп и эпоха постправды

Кен Уилбер

Трамп и эпоха постправды

Информация от издательства

Научный редактор Александр Нариньяни

Издано с разрешения Shambhala Publications, Inc. и Projex International, LLC c/o Alexander Korzhenevski

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Ken Wilber, 2017 Published by arrangement with Shambhala Publications, Inc. via Alexander Korzhenevski Agency (Russia)

© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2018

* * *

Обращение к читателю

Избрание Дональда Трампа 45-м президентом США было чем-то вроде полного сюрприза, а для многих – колоссальным шоком. Отклики на это изумление, исходившие фактически от всех цветов политического спектра, в большинстве своем были крайними, громогласными и интенсивными. Левые были переполнены тревогой, быстро превратившейся в гнев, шумное негодование и даже острейшую ненависть. В совокупности все эти реакции подпитывали – и продолжают подпитывать – сотни демонстраций, происходящих чуть ли не ежедневно по всей стране. Правые самодовольно откинулись в креслах, источая не особо замаскированные угрозы типа «ну, теперь-то все совершенно поменяется!» и «наконец-то мы вам отомстим!». Насколько можно судить, Трамп занялся воплощением этих угроз в жизнь с самого первого своего дня в Овальном кабинете.

Чем больше я вслушивался в многоголосье высказывающихся от обеих сторон, читал многостраничные потоки статей, эссе, постов и публикаций, пытавшихся объяснить, почему все произошло именно так, что это означает и что нам с этим делать, тем меньшее удовлетворение испытывал от услышанного. Я был согласен со многими тезисами обеих сторон. Но мне казалось, что практически все они упускали из виду то, что было, по-видимому, самым значимым вопросом и ключевой проблемой. Ее осознание крайне важно для того, чтобы мы могли по-настоящему понять, что случилось, почему и что это значит. Центральная проблема, судя по всему, пролетела выше радаров всех сторон!

Хуже того: упустив из виду этот центральнейший вопрос, комментаторы не заметили и ключевые типы действий, которые необходимы для решения проблемы, то есть наиболее уместные формы реакций. Одно стало очевидно: страна, в которой одна половина населения глухо ненавидит вторую, не сможет двигаться вперед хоть с какими-то изяществом, достоинством и нравственной цельностью. Именно в такой ситуации и оказались США.

Я написал расширенное эссе по этому вопросу, которое можно назвать и книгой, и именно его вы сейчас держите в руках. Вначале я опубликовал его в интернете на ряде онлайн-платформ. Реакция последовала незамедлительно, поспособствовав почти вирусному распространению текста. Сам я по профессии писатель и преподаватель, и, когда множество людей обратились ко мне и порекомендовали официально опубликовать работу, я связался со своим издателем. Мы решили, не откладывая в долгий ящик, выпустить ее в виде книги (читателям, возможно, полезно будет знать для точного определения исторического контекста работы, что окончательный вариант был написан примерно через три месяца после инаугурации Трампа). Позвольте мне дать несколько кратких комментариев по поводу текста.

Во-первых, этот текст – не попытка представить обобщающий анализ всех факторов, способствовавших избранию Дональда Трампа президентом. Да, в этом тексте отмечены многие (а возможно, и большинство) факторов, которые сыграли свою роль. Но здесь я преднамеренно сосредоточиваюсь на одном-единственном – по моему убеждению, самом существенном – моменте, обусловившем этот результат. Я решил так сделать во многом потому, что, как я уже отметил, этот вопрос был не замечен практически никем из комментаторов всевозможных мастей. Для полноценного объяснения прихода Трампа этот фактор необходимо включать в контекст всеобъемлющего анализа всех остальных, сыгравших свою роль. Он и вправду центральный: это и основная причина, и ответ на вопрос о самых уместных действиях в текущей ситуации.

Во-вторых, хотя я по профессии исследователь (написал около 23 книг, изданных на 25 языках), эта книга – не научный трактат. Она не написана академическим языком; скорее, я выбрал стиль публицистических статей из популярных газет. Я преднамеренно не включал в текст академических ссылок на цитаты, источники или факты. Я хотел, чтобы книга легко читалась и была достаточно проста, не перегружена разросшимся академическим аппаратом. Если вас что-то заинтересует, все данные можно легко найти в интернете. Но тогда прошу учитывать некоторые характерные особенности процесса обращения к поисковым системам. Они будут подробно раскрыты на следующих страницах.

В-третьих, вы, возможно, заметите, что на протяжении всей книги я делаю отсылки к таким терминам, как «интегральная теория» или «интегральная метатеория», AQAL, «нижне-правый квадрант» и т. д. Все это технические термины из общей философской ориентации, называемой интегральной, и я верю в ее ценность. Системообразующее воззрение, на которое опирается настоящее сочинение, основано на интегральной перспективе. Если вас такие темы не интересуют или вам сейчас не до них, можете игнорировать эти термины, встретив их в тексте. Я оставил их прежде всего для исследователей интегрального подхода. Если же вас они заинтересовали, предлагаю обратиться практически к любой из моих книг (пожалуй, лучше начать с «Краткой истории всего»[1] или «Интегрального видения»[2]). Из них вы получите больше информации об интегральной теории. Пока же имеет смысл отметить, что интегральное направление предприняло попытку объединить большинство многообразных ответвлений человеческого знания (включая досовременные, современные и постсовременные подходы) и оно действительно стремится быть всевключающим и всеобъемлющим. Вы убедитесь, что обсуждение, разворачивающееся на страницах этой книги, носит весьма открытый и непредвзятый характер. В остальном же нет никакой причины беспокоиться или раздражаться по поводу периодически встречающихся технических терминов. В конце концов, их можно попросту игнорировать.

Несколько слов о структуре книги. Она состоит из трех частей: «Обзор»; «Территория»; «Ближайшее будущее». Глава 2 «Обзора» – очень лаконичное и простое введение в крайне важную, но малоизвестную дисциплину и сферу человеческого познания. Она рассматривает один из самых фундаментальных аспектов человеческого роста и развития. Но, несмотря на его значимость, его почти всегда упускают из виду, когда рассматривают основные вопросы, стоящие сегодня перед человечеством. Мои коллеги и я столкнулись с этим необычайным сокровищем, когда совершали глобальный поиск всех важных сфер познания, чтобы включить их в интегральную метатеорию. Поразительная важность этой сферы вызывала у нас шок, как и то, что мы никогда раньше о ней не слышали (она хорошо исследована и документирована, но малоизвестна). Вы сами увидите, о какой дисциплине идет речь, получите краткое (и очень доступное) представление о ней и сможете осмыслить, почему она столь значима в понимании феномена Трампа. Вам эта часть книги может очень понравиться, вы найдете в ней невероятно полезный инструмент, который можно применить практически к любой из сторон или проблем вашей жизни. Большинство людей, узнавших об этой дисциплине, говорят, что она изменила их мировосприятие. А все потому, что она касается сферы человеческого бытия, важнее и глубже которой, пожалуй, и не сыщешь. Надеюсь, вы со мной согласитесь. Приятного вам чтения!

Благодарю вас за то, что вы присоединились ко мне в процессе исследования одного из самых значимых исторических событий нашего времени. Его последствия, без сомнения, будут колоссальными – не только для США, но и для всего мира. Настоящее исследование – еще и приключение, поскольку оно включает созерцание сущностного процесса бытия человеком: внутреннего процесса, с которым вы непосредственно познакомитесь на следующих страницах. Перед вами политический анализ и при этом процесс самоисследования. Надеюсь, что вы воспользуетесь этой открывающей новые перспективы возможностью, прочтя мою книгу.

Часть I. Обзор

Глава 1. Самокоррекция на передовом крае эволюции

Справедливости ради отмечу: реакция на недавнее избрание Дональда Трампа президентом США со всех сторон была крайней, эмоциональной и весьма громогласной. Сторонники Трампа часто вели себя неприятно и злобно в своем триумфе, восклицая: «Говорили же мы вам!» и «Наконец-то вы получите по заслугам!» – наслаждаясь своей неожиданной, но, по их ощущениям, заслуженной и справедливой победой. Лагерь противников Трампа, казалось, сделал невозможное, отреагировав даже еще громче: многие в слезах и рыданиях рассказывали, как их тошнило, как они кричали, проводили нескончаемые бессонные ночи, отреклись от веры в демократию и какого-либо рода идеализма вообще (многие до этого пообещали покинуть страну в случае победы Трампа). Они считали эти выборы победой ненависти, расизма, сексизма, ксенофобии и всевозможных проявлений дурного вкуса. Затем, как правило, они клялись продолжать «борьбу», призывая сограждан присоединиться к ним и никогда не сдаваться.

Обе стороны, на мой взгляд, попали в ловушку излишне узкого взгляда. Картина на самом деле гораздо сложнее, и я хотел бы здесь наметить общие ее очертания. Других формулировок такого видения я до сих пор ни от кого не слышал, однако убежден, что оно содержит в себе более масштабный и интегральный (целостный) взгляд на происходящее. Он может быть просвещающим – и освобождающим. Боль и страдание представителей обоих лагерей стали, по моему убеждению, результатом отождествления с чрезмерно узким взглядом. А более широкая позиция приведет к подлинному освобождению, при этом позволяя оставаться сторонником того лагеря, который вы для себя избрали.

Порой самой эволюции приходится корректировать свой курс в свете новой информации о том, как разворачивается ее траектория. Она начинает (вроде бы спонтанно, но на самом деле в соответствии с более глубинным морфическим полем[3], лежащим в ее основе) выполнять различные действия, которые на самом деле представляют собой эволюционную реконфигурацию и самокорректировку. Передовым краем культурной эволюции сегодня – а также в течение последних 40 или 50 лет – выступает зеленая волна.

Под зеленой волной имеется в виду базовая стадия человеческого роста и развития, известная в различных научных моделях психологического развития под разными названиями: «плюралистическая», «постмодернистская», «релятивистическая», «индивидуалистическая», стадия «самоактуализации», «многообразия», «включения», «межчеловеческих связей», «мультикультурализма» и т. д. В целом же она называется постмодернистской, или постсовременной. Это область знаний, которую я четким и простым языком опишу в следующей главе. А сейчас просто обратите внимание на то, что такое многообразие различных названий, которыми обозначается эта стадия, служит индикатором того, насколько широко распространен экспертный консенсус в ее отношении. Пока вы можете просто запомнить термин «постмодерновая стадия» – и две другие стадии, «модерновую» и «традиционную». Последние остаются двумя наиболее представленными среди населения США системами ценностей. Конфронтации и жаркие баталии между слоями населения, отождествляющими себя с этими системами ценностей, широко известны под названием «культурные войны» (в этом мы убедимся далее).

Основное назначение передового края эволюции – а сегодня таковым является зеленая, постмодерновая волна – как раз в этом и состоит: быть ПЕРЕДОВЫМ краем эволюционного развертывания. Абрахам Маслоу называл его растущей верхушкой, стремящейся воплощать самые уместные, сложные, всевключающие и сознательные формы, которые только возможны в данный момент и в данный период эволюции. Вместе с тем она указывает и на новые, инновационные, творческие и адаптивные области, в которых можно в будущем развиваться.

В 1960-х зеленая волна впервые получила развитие в качестве одной из основополагающих сил культуры, вскоре превзойдя оранжевую волну и став новым авангардом эволюции. Предыдущая стадия ранее была передовым краем; она известна в разных моделях под следующими названиями: «рациональная», «стадия рассудка», «стадия формальных операций», «стадия достижений», «добросовестная стадия», «стадия успеха», «стадия заслуг», «стадия, стремящаяся к получению прибыли», «стадия самоуважения», «стадия самоавторства», «стадия преуспевания» и «стадия прогресса». Это современная, или модерновая, стадия, если сравнивать с зеленой постсовременностью, или постмодерновостью. Зеленая волна началась с вереницы в общем и целом здоровых, весьма уместных и эволюционно позитивных проявлений: массовое движение по защите гражданских прав; всемирное движение по защите окружающей среды и устойчивому развитию в бизнесе; развитие личностно и профессионально ориентированного феминизма; законы, запрещающие преступления на почве нетерпимости; повышенная чувствительность к любым формам социального притеснения любой из групп меньшинств, а также – что, пожалуй, важнее всего – понимание значения контекста в любом утверждении об истинности какого-либо знания и стремление быть настолько всевключающими, насколько это возможно. Преимущественно именно эта стадия была движущей силой всей эволюции 60-х: в 1959 году на зеленой волне находилось 3 % населения, в 1970-м – уже около 20 %. Эти события по-настоящему и необратимо изменили облик мира. The Beatles (которые, на мой взгляд, являются важнейшим феноменом) выразили смысл всей этой трансформации (и всего движения) в одной своей песне: «Все, что вам нужно, – любовь» (All you need is love). Иными словами: тотальное всевключение должно быть всеобщим принципом!

Но по прошествии десятилетий зеленая волна начала отклоняться к крайним, неуклюжим, дисфункциональным и даже откровенно нездоровым формам. Ее широкий плюрализм скатился до воинственного и необузданного релятивизма (схлопывающегося в нигилизм). Наблюдение, что всякая истина имеет свой контекст (или получает смысл благодаря культурному контексту), скатилось к идее, будто вообще не существует никаких подлинно реальных универсальных истин, а есть лишь сменяющие друг друга культурные интерпретации (это в итоге обернулось широким распространением нарциссизма). Центральные идеи зеленой волны (которые начали свое шествие в качестве «истинных, но лишь частично» концепций и позже коллапсировали в крайние и глубоко противоречащие себе воззрения) состоят в том, что всякое знание отчасти представляет собой социальную конструкцию; всякое знание обусловлено контекстом; нет привилегированных перспектив (точек зрения)[4]; считающееся «истиной» является культурной модой, которая почти всегда продвигается той или иной притесняющей силой (расизмом, сексизмом, евроцентризмом, патриархальностью, капитализмом, консьюмеризмом, алчностью, эксплуатацией окружающей среды); каждое человеческое существо (а часто и животное) всецело и абсолютно уникально и совершенно равноценно всем прочим (эгалитаризм). Если возможно одной фразой резюмировать послания практически всех по-настоящему известных писателей-постмодернистов (Жака Деррида, Мишеля Фуко, Жан-Франсуа Лиотара, Пьера Бурдье, Жака Лакана, Поля де Мана, Стэнли Фиша и т. д.), она такова: «Истины нет». Истина – скорее социальный конструкт, а то, что кто-то называет таковой, есть лишь то, в истинности чего какая-то культура когда-то смогла убедить население. Но никогда в действительности не существовало отдельно взятой реальной вещи под названием «истина», которая просто «сидела и ждала», когда же ее откроют. Равно как нет какой-то одной единственно и универсально правильной длины подола, которую должен открыть дизайнер одежды.

Даже саму науку стали считать чем-то не более истинным, чем поэзия! (Кроме шуток!) Постмодернисты попросту перестали видеть разницу между фактом и вымыслом, новостями и новеллами, научными данными и фантазиями. Если вкратце, «истины нет нигде».

В общем, все пришло к тому, что с общей перспективы постмодернизма любое знание стало пониматься как культурно обусловленное; не существует универсально достоверной истины, а следовательно, все знание основано лишь на интерпретации, объявленной исходя из привилегированной (и, как следствие, притесняющей) точки зрения. Знание – не данность, а нечто сконструированное (построенное, сфабрикованное); нет ничего, кроме истории, поэтому то, что какая-либо культура сегодня считает «истинным», завтра радикально изменится (мол, что произошло с семью смертными грехами? Половина из них явно стали сегодня добродетелями). Не существует универсальной морально-нравственной системы координат: твоя правда истинна для тебя, а моя – для меня, и ни одно из наших утверждений об истинности не может быть поставлено под вопрос ни по какому поводу, ибо всякое такое действие есть притеснение. То же справедливо и для ценностей: ни одна из них не выше другой (это еще один из вариантов эгалитаризма). А если кто-то утверждает, что какая-то ценность или истина универсальна или верна и ценна для всех, то само это заявление есть не что иное, как замаскированное проявление власти. Ведь это попытка принудить всех людей, где бы они ни находились, к подчинению одной истине и ценностям той стороны, которая продвигает ее (причем предельная цель этого состоит в порабощении и притеснении). Именно поэтому призвание каждого индивидуума в том, чтобы вести борьбу со всеми авторитарными истинами, наследуемыми из вчерашнего дня, и быть всецело и радикально автономным, а также не придерживаться никаких истин, к которым можно или даже нужно принуждать кого-либо еще. Это необходимо, чтобы обеспечить всем собственную радикальную автономию. Резюмируя: нельзя придерживаться чего-либо, что можно назвать истиной, ведь отныне это рассматривается исключительно как попытка захвата власти над другими.

Грубо говоря, все, что мы наследуем из вчерашнего дня, не является подлинно реальной и устойчивой истиной; это лишь сфабрикованная мода или историческое веяние. И наша задача в том, чтобы не принимать ничего из этого, напротив, стремясь к тотальной, самосозидаемой и самоинициируемой автономии (очень скоро стерлись все различия между этой идеей и идеей «никто не имеет права вмешиваться в мой нарциссизм!»). Вам попросту нужно деконструировать любую истину и ценность, которую вы встречаете (подход, и вправду стремительно скатившийся к нигилизму и нарциссизму – еще одному феномену, который входит в этот дуэт, составляющий суть постмодернистского ада). Вкратце такое аперспективное безумие, возвещающее, что истины нет, не оставляет в качестве мотивирующей силы ничего, кроме нигилизма и нарциссизма.

Противоречивость ситуации состояла в том, что сам постмодернизм по-настоящему не верил ни в одну из этих идей. Постмодернисты постоянно нарушали собственные принципы в своих трудах – весьма последовательно и часто. Вскоре критики (от Юргена Хабермаса до Карла Отто-Апеля и Чарльза Тейлора) подвергли их нападкам за так называемое перформативное противоречие – серьезную форму самопротиворечия, когда вы сами делаете то, что, по вашему утверждению, нельзя или не следует делать. С точки зрения постмодернистов, любому знанию свойственны неуниверсальность, контекстуальность, конструктивизм, обусловленность интерпретацией. Все это ограничено конкретными культурой, историческим временем и геополитическим ландшафтом. К сожалению, сами постмодернисты агрессивно заявляли о том, что каждое из этих утверждений, обобщенных в предыдущем абзаце, истинно для всех людей во всех местах и во все времена, без исключений. Вся их теория представляет собой грандиозное повествование о том, что грандиозные повествования ложны; это обширный метанарратив о том, почему все метанарративы приносят с собой притеснение. Постмодернисты непоколебимо и всерьез верили в универсальную истинность своего утверждения, будто универсальной истины не существует. Они заявляли, что все знание ограничено контекстом – за исключением самого знания об этой ограниченности, которое всегда и везде надконтекстуально верно. Они верили, что любое знание обусловлено интерпретацией – за исключением их собственного, данного, однозначного и точно описывающего все возможные условия. Они верили, что их воззрение превосходит все прочее в мире, где, по их же утверждению, ничто не превосходит что-либо другое. Ой!

Более двух десятилетий назад в книге «Секс, экология, духовность»[5] я обобщил эту постмодернистскую катастрофу в понятии «аперспективное безумие». Ведь убеждение, будто истины не существует – и никакая перспектива не является универсально верной (в этом состоит аперспективный аспект предложенного мною термина), – если его довести до крайности (к чему и пришел постмодернизм), в результате приводит к массированным внутренним противоречиям и предельным степеням несогласованности (это уже безумный аспект). А когда аперспективное безумие (мол, «истины нет!») заражает передовой край эволюции, способность эволюции к самонаправлению и самоорганизации неизменно нарушается.

Широко признано утверждение, что постмодернизм как философия сегодня мертв. Появляется множество книг, посвященных вопросу «что же дальше?» (пока нельзя назвать явного победителя, однако общая тенденция состоит в стремлении к более эволюционным и системным – интегральным – воззрениям). Но в академической среде и университетах постмодернизм мучительно и медленно умирает, так что большинство преподавателей гуманитарных наук до сих пор обучают какой-то из форм постмодернизма и его аперспективного безумия, даже если сами глубоко сомневаются в этих идеях.

О многом говорит тот факт, что практически все основные модели, исследующие развитие, указывают: после стадии, в целом известной как плюралистическая, или постмодерновая, идут по меньшей мере одна-две стадии, которым даются разные названия: «интегрированная», «системная», «интегральная» или что-то в этом духе. Во всех случаях речь идет о преодолении ограничений коллапсировавшего плюрализма путем обращения к более высокоуровневой целостности и единству, а поэтому – возврате к подлинному произведению порядка из хаоса. Сегодня лишь около 5 % населения находится на одной из этих интегральных стадий, однако есть данные, указывающие на то, что именно туда нас приведет завтра эволюция, если мы сможем пережить разворачивающийся сегодня переходный кризис.

Итак, постмодернизм, будучи широко распространенным передовым воззрением, скатился к крайним формам (в которых, например, считается, что все знание не просто зависит от контекста, но только и состоит в изменчивости контекстов; оно не просто сосоздается во взаимодействии познающего и различных внутренних и скрытно существующих свойств познаваемого, но есть лишь сфабрикованная социальная конструкция, движимая стремлением к власти). Когда позиция, гласящая, что каждый индивидуум имеет право выбирать свои ценности (пока таковые не наносят вред другим людям), скатывается к позиции, что, дескать, из этого вытекает, будто нет ничего универсального (или общезначимого) в каких-либо ценностях, это прямиком ведет к аксиологическому нигилизму – вере в то, что нигде не существует каких-либо убедительных и подлинных ценностей в принципе. И если всякая истина есть лишь культурный вымысел, то никакой истины не существует вовсе. Это уже эпистемический и онтический нигилизм. А если нет каких-либо обязующих морально-нравственных норм, то мы наблюдаем лишь нормативный нигилизм. Так и возводился дворец нигилизма на нигилизме до самого небосвода: мол, «нет никакой глубины, есть лишь поверхность, поверхность, поверхность». Наконец, если не существует каких-либо обязующих принципов индивидуального поведения, индивидуум отвечает лишь перед собственными самопотворствующими желаниями и устремлениями, а это типичный нарциссизм. Вот почему большинство влиятельных элит постмодернизма пришли к принятию (открытому или тайному) этого дуэта, составляющего самую суть постмодернистского ада: нигилизма и нарциссизма. Или, для краткости, аперспективного безумия. Такова культура постправды.

Появилось множество реакций на это явление. Поскольку постмодернизм являлся общим, фоновым, морфогенетическим, передовым полем, в обществе было мало сфер, на которые бы он напрямую не повлиял. В данном обзоре мы коснемся многих из них. Однако в основе всех этих реакций в качестве главнейшей движущей силы лежал тот факт, что передовой край эволюции перестал справляться со своей задачей, – причем эта дисфункция проявлялась ужасающе очевидным образом и на регулярной основе. Когда передовой край не имеет ни малейшего представления, куда он направляется, естественно, он утрачивает любые ориентиры. Когда ни одно из направлений движения не истинно (ведь истины нет), невозможно отдать предпочтение какому-либо направлению, в итоге ни одно из них и не выбирается. И весь процесс тормозит с громким скрежетом, застревая и схлопываясь.

Нигилизм и нарциссизм – не те ценности, на основе которых может оперировать какой-либо передовой край. И если он ими инфицирован, он попросту прекращает функционировать. Пропитанный аперспективным безумием, он вязнет и запускает серию регрессивных движений в попытке вернуться к времени и конфигурации, когда он, по сути, оперировал адекватно и был подлинно передовым. Эта регрессия стала одним из основополагающих факторов, которые, как мы видим, сегодня действуют по всему миру. А первичной и центральной причиной всего этого оказалась неспособность передового края – зеленой волны – проявить какое-либо лидерство. Нигилизм и нарциссизм приводят к эволюционной пробке. Обращение вспять – необходимое действие по саморегуляции, когда эволюционный поток пытается сделать шаг назад, чтобы произвести переоценку и реконфигурироваться. Это движение часто включает разные степени временной регрессии, или возвращения назад по своим следам, в поиске точки, когда коллапс зарождался, чтобы оттуда начать процесс реконфигурации.

Эволюционные биологи в целом склонны отрицать, что эволюции свойственны какая-либо направленность или телеологические силы. Они считают ее случайной последовательностью событий и слепым действием естественного отбора. Однако такой взгляд – всего лишь рудимент, унаследованный от редукционистского научного материализма XIX века. В нем упускаются из виду более современные научные концепции, начиная с открытий бельгийского физика и физиохимика Ильи Пригожина (принесших ему Нобелевскую премию), согласно которым даже несознающим материальным системам свойственно неотъемлемое стремление к самоорганизации. Когда физические системы приходят в неравновесное состояние, они находят выход из хаоса путем прыжка к более высокоуровневому состоянию организованного порядка. Так, например, вода, хаотично устремляющаяся в сливное отверстие, внезапно образует форму аккуратной воронки. Это называется возникновением порядка из хаоса. Если неживой материи неотъемлемо присуща тенденция к самоорганизации, то, безусловно, это свойственно и живым системам. И это наверняка включает в себя эволюцию – движущую силу, которую философы часто называют Эросом, или исконно существующим динамизмом, направленным на достижение все больших целостности, единства, сложности и сознания.

Однако именно это образование порядка из хаоса – слабое место зеленого передового края. Если он в чем и преуспел, так это в произведении еще большего хаоса из хаоса. Начнем с того, что у него вообще не было ни малейшего представления о том, что же значит настоящий порядок; все подобные метанарративы всецело и агрессивно деконструировались. Если ничто не может считаться истинным, то и истинный порядок невозможен, а потому не может быть и какого-либо предпочтительного пути вперед. Стало быть, когда передовой край эволюции схлопнулся в перформативном противоречии, потеряв себя в аперспективном безумии, сама эволюция на время застопорилась и начала совершать различные движения, в том числе и регрессивное отступление вспять, дабы найти более надежное место, из которого снова мог бы начаться процесс подлинной самоорганизации.

Какие предшествующие стадии доступны для подобной регрессии? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно кратко описать имеющийся на сегодня спектр стадий развития. Предлагаемый ниже обзор – результат метаанализа более сотни различных моделей развития; в нем обобщены наиболее распространенные свойства, присущие им всем (см. книгу «Интегральная психология»[6]).

Те из читателей, кто уже знаком с интегральной метатеорией, могут пролистать последующие страницы или же прочесть их, чтобы освежить свои знания. Тем же, для кого эта концепция в новинку, советую рассматривать ее как краткое введение в одно из самых глубоких и судьбоносных открытий XX века, повсеместно признанное экспертами, в полной мере изучившими невообразимое количество данных, поддерживающих утверждения данной дисциплины.

По мере чтения вы можете обратить внимание на то, что описываемые стадии развития доступны и вам. Более того – они активны в вас прямо сейчас. Это не просто академический обзор, а реальный процесс самоисследования!

Итак, рассмотрим существующие стадии.

Глава 2. Постоянно раздвигающаяся лестница

Самые ранние стадии человеческого развития обобщенно обозначаются термином «стадии эгоцентризма». Ведь индивидуум на этом этапе еще не способен принимать на себя роль другого, смотреть на мир чужими глазами, ставить себя на место другого. Самые ранние человеческие общества (здесь речь о первобытных народах, реально живших полмиллиона лет назад, а не обществах аборигенов в том виде, в котором они существуют в современном мире: они все это время тоже эволюционировали) имели племенное устройство (им был свойственен племенной эгоцентризм), причем их «экологическая пропускная способность» включала около 40 человек. Мыслительные процессы обычно были пронизаны фантазией (дооперационным мышлением); такие исследователи, как немецкий культурный философ Жан Гебсер, часто называли эту форму мышления магической (как в случае с традицией вуду, последователи которой делают куклу, олицетворяющую реального человека, и прокалывают ее иглами, веря, что это нанесет магический вред реальному человеку; или, например, исполняя танец дождя, люди верят, что прольется дождь).

Когда какое-то племя сталкивалось с другим – что во многих регионах поначалу было большой редкостью, – его членам было неясно, как взаимодействовать с чужаками. Ведь основной формой понятных в те времена взаимоотношений были отношения на базе кровных уз или родственных связей, а иное племя, разумеется, не состояло с ними в кровной связи. Это обычно приводило к войне или порабощению членов другого племени (около 15 % древних племен практиковало рабовладение). Недавние исследования показали, что военные действия между нашими далекими предками были весьма распространены. Так были опровергнуты популярные романтические взгляды на жизнь доисторических племен.

Не забывайте, что в своем описании основных стадий эволюционного развития мы прибегаем к весьма обобщенному и конспективному изложению. Есть сотни, тысячи или даже более факторов, которые повлияли на возникновение каждой из стадий; всем этим стадиям присущи различные ограничения, но каждая также вносила весьма позитивный вклад в общее понимание человечеством самого себя и мира вокруг. В ходе исторического развития человечество забыло многие из этих мудростей – и дорого за это поплатилось. Например, многие люди сегодня напоминают нам о том, сколь ценна мудрость коренных народов мира. Почему же так важно помнить ранние формы мудрости? Потому что в процессе здорового развития каждая стадия превосходит, но включает предыдущую: она выходит за пределы предыдущей, принося в мир новые, эмерджентно возникшие[7] истины, которые ранее известны не были. Но ей требуется также включить, или объять, важные истины, открытые на предыдущей стадии. Если этого не будет сделано, результатом станут дисфункции и дисгармония. Интегральная метатеория непосредственно фокусируется на десятках различных факторов, но в рамках настоящего обзора мы исследуем подлинную значимость лишь одного из них: уровней самоорганизации, или основных стадий развития сознания. Это жизненно важно, ведь уровни являются фундаментальным основанием тех ценностей, которые принимает та или иная культура. Вдобавок из-за влияния постмодернизма как передового явления на мир в течение нескольких последних десятилетий уровни, или стадии развития стали феноменом, который почти всегда игнорируется или даже активно отрицается. Это оказалось источником мощнейшего дисбаланса, который нам нужно устранить, чтобы по-настоящему понять себя и окружающий мир. Именно по этой причине мы уделяем данному вопросу столь пристальное внимание. С каждой страницей нашего повествования бесспорная значимость этих уровней эволюционного развития будет становиться все яснее.

В процессе эволюции человечество проходило ряд промежуточных стадий, пока не достигло следующей основополагающей вехи: возникновения более сложной, чем магическая, познавательной способности. Эту форму мышления Жан Гебсер назвал мифической (психолог и философ Жан Пиаже называл ее стадией конкретных операций, а политолог Джеймс Фаулер – конкретной мифико-буквальной стадией). На этой обобщенной мифической стадии человечество обрело понимание, что люди не обладают реальными чудесными силами (чем больше они пытались практиковать магию, тем чаще сталкивались с отсутствием результатов). Но магическое мышление оказалось слишком привлекательным, трудно было от него сразу отказаться. И волшебные свойства оказались перенесенными на целый пантеон сверхъестественных существ: богов, богинь и духов стихий. Дескать, они-то уж точно могли творить магию! Более того, они будут ее творить ради вас, стоит вам понять, как к ним правильно обращаться. В результате источник магической силы был перемещен от человека к мифическим фигурам и божествам.

Так и началась трансформация от магической эпохи к великой мифической, начавшейся приблизительно в 10-м тысячелетии до н. э. В это время по всему миру люди начинали удивительно интенсивные поиски одного единственно верного способа обращаться к этим могущественным мифическим фигурам, ублажать их и усмирять. Это было настоящим вопросом жизни (возможно, вечной) и смерти (тоже, возможно, вечной). Такой поиск был движущей силой большинства форм фундаменталистской (мифико-буквальной) религии, возникавшей в те времена практически повсюду.

В христианской версии мифико-буквального воззрения, например, верили в то, что каждое слово Библии буквально и абсолютно истинно. Это Слово самого Бога, а потому Моисей действительно разделил воды Красного моря, Иисус действительно был рожден биологической девственницей, жена Лота и вправду обратилась в соляной столб и т. д.

Эта стадия, с более сложными познавательными способностями, также впервые в человеческой истории позволяла четко и последовательно принимать на себя роль другого. Тем самым открывалась возможность для того, чтобы основная точка отождествления, или идентичность, переключилась от отождествления только с собою/мною к отождествлению с группой (группами). В масштабах общества это означало отождествление себя не просто с изолированным и обособленным племенем, а с мегаплеменем — империей из дюжин или даже сотен племен; нацией; определенной религией, которую исповедуют миллионы верующих; политической партией и т. д. Так идентичность смогла расшириться от эгоцентризма к этноцентризму (основанному на расовой, половой, религиозной принадлежности и т. д.). Этой стадии свойственно устойчивое отождествление с определенной группой, занимающей особое положение в сравнении со всеми другими; поэтому ей присуща и сильная ментальность «мы против них». Как правило, индивидуум видит свою группу как особенную, избранную; человек глубоко верит, что его народ избран, даже наделен божественными свойствами и самим Богом (или Богиней) наречен единственной священной группой в мире. А все другие группы и народы — неверные, бого­отступники, язычники или даже имеют демоническую природу. Все они обречены на муки вечные в аду или бесконечную вереницу перерождений. В ту историческую эпоху, когда этноцентрическая стадия возникла впервые, не считалось особо греховным убивать язычников. Будучи совершенно другими, те воспринимались как лишенные души, и по­этому их убийство было делом нормальным, нередко даже желательным: дескать, смерть возвратит их к единственному истинному Богу, от которого они столь невежественно отрек­лись в этой жизни. Средневековые Крестовые походы стали классическим примером того, как две фундаменталистские религии пытались уничтожить друг друга во имя любви к их особенному и единственно истинному Богу.

Схожим образом действуют и многие религиозно ангажированные террористы сегодня. Мы еще неоднократно это увидим: если та или иная стадия исторически возникла, в дальнейшем она будет продолжать существование и включать сколь угодно много людей.

Итак, общей устремленностью мифико-буквальной стадии, основанной на установке «мы против них», стал джихад (можно использовать и другой аналогичный термин из любой традиции), то есть «священная война». Правильный подход к неверующим здесь (в порядке возрастания тяжести) такой: убеждать, обращать в свою веру, подвергать пыткам или убивать. Однако ни в коем случае нельзя позволить им продолжать свою жизнь, погруженную в ложные верования; такой вариант богопротивен. Более широкие навыки этой стадии (в результате перехода от эгоцентрического сознавания к этноцентрическому появилась способность к формированию очень крупных сверхплемен, объединенных общим вероисповеданием, набором правил и законов или религией и/или авторитетной фигурой) привели к тому, что многие племена объединились в мультигрупповые общества. Это часто приводило к возникновению тех или иных форм громоздких империй. Человечество вошло в эпоху классических традиционных цивилизаций, когда были основаны великие (мифические) религии.

Эта обобщенная стадия развития сознания известна как конформистская, конвенциональная, мифическая, мифико-буквальная, стадия принадлежности, стадия закона и порядка, традиционная стадия, социализированная, абсолютистская, этноцентрическая и т. д.; в интегральном подходе она определяется как янтарная стадия.

Рабовладение, войны и пытки достигли пика; около 80–90% мировых культур — как Запада, так и Востока — практиковали рабовладение в эту этноцентрическую мифическую эпоху по мере того, как та или иная избранная группа или мегагруппа обретала власть над другими. А великие религии обещали спасение… но только если вы верили в их версию Духа и принимали лишь их уклад как единственно истинный путь к освобождению; в конце концов, мол, они-то избранный народ и только им доступна единственно истинная Реальность. Нельзя же верить, что одновременно и Иисус, и Кришна — исключительно верный путь на небеса. Большинству великих (мифических) религий в их первоначальной форме было присуще этноцентрическое мировоззрение «мы против них».

Есть и другие функции, которые выполняли — и все еще выполняют — великие духовные системы. В дополнение к масштабным мифическим системам верований буквально в каждой из них были эзотерические, или внутренние, учения, направленные главным образом на изменение не систем верований, а состояний сознания. Обычно речь шла о переходе от того, что называлось раздробленным, расколотым, страдающим отдельным «я», к объединенному, просветленному, пробужденному сознаванию. Это преображение известно в различных традициях мировой мудрости как просветление, пробуждение, метаморфоза, сатори, мокша. Но как таковых изменений состояний сознания было недостаточно, чтобы изменить структуру преобладавших в то время стадий развития: магической, мифической и т. д., — которые я здесь кратко описываю. А потому буквально всем культурам, со­здавшим тот или иной путь освобождения и просветления, были свойственны и рабство, и расизм, и патриархальность, и сексизм, и многие другие этноцентрические характеристики. Одного просветления было недостаточно для излечения от недостатков. К тому же эзотерические традиции, особенно на Западе, всегда были менее распространены, чем типичные подходы систем мифических верований. Наконец, основные стадии, которые мы здесь рассматриваем — от первобытно-архаической до племенно-магической, традиционно-мифической, модерново-рациональной и постмодерново-плюралистической, — проходят все люди в рамках естественного развития. Практи­ками же изменения состояния сознания, ведущими к просветлению, индивидуум почти всегда должен специально и усиленно заниматься. Автоматически они никому не даются. Более того, ими можно заниматься на почти любой стадии развития. Получается, то, что люди считают великими религиями, на деле различные крупные мифические системы, возникшие в мире в рассматриваемый исторический период. Если же вы связаны с одним из эзотерических, внутренних путей к освобождению — например, дзен-буддизмом, центрирующей молитвой созерцательного христианства, каббалой иудаизма, суфизмом ислама и т. д., — пожалуйста, обратите внимание: когда я говорю о мифических религиях, я не имею в виду внутренние традиции. И, кстати, я от всей души вас поздравляю!

Эта крупная этноцентрическая стадия началась — в своих переходных формах, таких как магико-мифические или воинские культуры красного уровня — примерно в 10-м тысячелетии до н. э., а великие традиционные цивилизации, или общества мифического членства, возникли примерно в 3–2-м тысячелетиях до н. э. и пережили расцвет в районе 1400 года н. э. В сегодняшнем мире все дети с рождения проходят самые ранние — архаические, магические, эгоцентрические — стадии, доминирующие в возрасте 1–3 лет; далее они переходят к магико-мифической стадии в возрасте примерно 4–7 лет; собственно этноцентрическая мифическая стадия, имеющая несколько подстадий, возникает приблизительно в возрасте 6–11 лет; следующая же, рациональная, как мы увидим далее, в современном мире обычно начинается в подростковом возрасте. Существуют и более высокие стадии развития. Однако здесь ключевой момент состоит в том, что взрослые люди могут застревать и фиксироваться на любой из более ранних стадий или подстадий. Кроме того, исследование Роберта Кигана, профессора Высшей школы образования Гарвардского университета, показывает, что 3 из 5 американцев (60%) остаются на этноцентрической стадии или ниже[8]. Если вам показалось, что этноцентрическая стадия — с ее тенденциями к расизму, сексизму/патри­архальности, мизогинии (ненависти к женщинам), мегаплеменному доминированию, притеснению и фундаменталистской религии — по описанию похожа на взгляды крайне правых республиканцев (и здесь мы уже входим на известную территорию, связанную с президентом Трампом), то это верное наблюдение.

По мере человеческой эволюции возникла и широко распространилась способность к принятию перспективы третьего лица (умение мыслить глобально, придерживаясь относительно объективных и «универсальных» точек зрения), а не только перспективы второго лица, что свойственно этноцентрическим стадиям. Это было поразительным шагом вперед — от локального к глобальному. Такая способность начала распространяться в культуре в эпоху Ренессанса, достигнув расцвета в эпоху Просвещения (что, как и в случае со всеми стадиями, имело как положительные, так и отрицательные последствия; но, безусловно, расширение идентичности к более широкой и всевключающей, менее притесняющей форме было положительным обретением). Оранжевая стадия ознаменовала собой начало периода, в целом известного как «новое время», «современность», или «модерн». Предшествующая мифическая стадия получила название традиционной. Напомню: мы прослеживаем здесь три из наиболее массово представленных в США систем ценностей (традиционную, современно-модерновую и постсовременно-постмодерновую), и наша задача — увидеть, как каждая из них, наряду со множеством других факторов, непосредственно связана с той или иной конкретной и очень реальной стадией чело­веческого развития. Помимо прочего, возникновение оранжевой стадии привело к взрывному развитию того, что стало известно как «современные науки»: появились современные химия, физика, астрономия, биология, геология и т. д. В совокупности они привели к повышению средней продолжительности жизни человека на поразительные 30 лет; возникновению глобальной экономики свободного рынка; рождению нацио­нальных государств; изобретению всевозможных вещей — от автомобилей до самолетов; искоренению большинства инфекционных заболеваний, до этого времени регулярно убивавших половину населения в различных странах по всему миру; и, наконец, высадке человека на Луну.

Эта эволюционная стадия также открыла возможность для расширения идентичности от этноцентризма (отождествление с моей особой группой) к мироцентризму (отождествлению со всеми группами или всеми людьми, стремлению относиться справедливо ко всем, а не только к отдельно взятой особенной группе, независимо от расы, цвета кожи, пола или вероисповедания). Это было поразительным сдвигом в ценностях — от этноцентрических, сосредоточенных на отдельной группе, к мироцентрическим, сосредоточенным на всех людях. Главным образом поэтому в течение одного столетия (примерно 1770–1870-е годы) рабовладение было объявлено вне закона в каждом мироцентрическом рационально-современном обществе, которое в тот период существовало на планете. Это тогда произошло впервые в человеческой истории (и очень важно запомнить сей ключевой факт).

Стадия, лежащая в сердцевине современности, или модерна, и современных ценностей, известна под разными названиями: «стадия рассудка», «рациональная стадия», «стадия формальных операций», «стадия достижений», «успеха», «заслуг», «прогресса», «стремления к совершенствованию», «самоавторства», «самоуважения», «добросовестная», «научная», «индивидуалистическая». Ее возникновение знаменует зарождение мироцентрических стадий. В интегральной мета­теории она обозначена оранжевым цветом. Большинство американцев, даже если их центр тяжести остается на одной из более ранних стадий, достигают способности по крайней мере мыслить с позиций этой стадии. Мироцентрическая рациональная способность сегодня обычно возникает в подростковый период, хотя от многих факторов зависит, примет ли человек эту стадию в качестве системообразующей идентичности. Большинство людей, пусть и не все (около 60% населения), достигает минимум мифико-этноцентрической стадии как системообразующего для идентичности уровня развития, но в остальном ситуация в наши дни многообразна. Так что всегда имеет смысл уточнять, точнее прикидывать, где находится стадийный центр тяжести того или иного чело­века или группы. Вряд ли стоит чересчур акцентировать внимание на том, что, когда мы говорим о различных типах стадий или уровней, мы их касаемся очень обобщенно (это и так понятно). Ведь есть множество линий развития: когнитивная, или познавательная, моральная, эмоциональная, эстетическая и т. д., — причем каждая из них охватывает ряд различных уровней развития. Стало быть, отдельно взятый индивидуум не может просто находиться на каком-то одном уровне. Тем не менее данная концепция столь полезна потому, что большинство людей — а также культур и субкультур — имеют тенденцию к организации своих мыслей и поведения вокруг определенного центра тяжести. Этот центр в среднем фокусируется на определенном уровне попросту потому, что это обеспечивает последовательность и внутреннюю цельность функционирования личности. В настоящей работе я говорю именно об усредненных центрах тяжести; их ключевая значимость будет прояснена далее по тексту.

При всех прочих равных факторах (а таковых великое множество) и опираясь исключительно на перспективу, учитывающую процессы психического развития, можно утверждать: если системообразующая идентичность личности остается на янтарной, этноцентрической стадии мифи­ческого членства, она будет демонстрировать приверженность традиционным ценностям. Они присущи данной стадии: фундаменталистские религиозные верования, семейные ценности, высокий уровень патриотизма, патриархальности, милитаризма, конформизма, обычно гомофобии и нередко сексизма. Если индивид продолжает развитие и добирается до мироцентрической рациональной стадии (оранжевой), он, как правило, проявляет приверженность современным, или модерновым ценностям. В их числе вера в науку, прогресс, индивидуальные права и свободы, поощрение реальных заслуг, ориентация на выгоду и индивидуализм. Если личность продолжает развитие к зеленой (все еще мироцентрической) плюралистической и мультикультурной стадии, она обычно принимает постмодерновые ценности: многообразие, эгалитарность, радикальное равенство, интенсивную заинтересованность в сохранении окружающей среды, феминизм, склонность к более социалистическим взглядам, устойчивое развитие. Общепризнан факт повсеместно разворачивающейся битвы между этими тремя системами ценностей — противостояния, известного как культурные войны.

Факт существования культурных войн известен широко, но практически всегда из виду упускается то, что в них не­посредственно участвует фактор стадий развития. Чаще всего люди игнорируют, что каждая из существующих на сегодня основных моделей развития выделяет минимум еще одну более высокую стадию развития, превосходящую вышеперечисленные. Она известна под разными названиями: «интегрированная», «системная», «интегральная», «самотрансформирующаяся». Она включает объединяющий синтез всех этих стадий, указывая при этом на подлинный путь выхода из внутренне присущих им конфликтов. Мы, разумеется, еще вернемся к этому моменту, поскольку он, видимо, выступает как минимум одним из аспектов решения всех этих конфликтов. Иначе им суждено заразить все человечество, так как распространение их уже приняло глобальные масштабы. Иными словами, какие бы решения мы ни предложили завтрашнему дню — и они, безусловно, должны включать экономические, технологические и политические аспекты, — если те не будут учитывать внутренние стадии развития сознания, мы обречены на повторение одних и тех же базовых конфликтов, разворачивающихся бесконечной вереницей. Нас будет ждать все та же фундаментальная война ценностей, которая попросту прицепится к тем новым экономическим, технологическим и политическим структурам, нами же и со­здаваемым, начав проявлять себя через них, — и в итоге мы ничего не изменим. Но к этому вопросу мы еще вернемся.

Эта оранжевая рационально-модерновая структура была передовым краем эволюции вплоть до 1960-х (как я уже отмечал выше). Тогда же начала возникать и широко распространяться следующая, более высокая стадия, выходящая за пределы модерна: ступень постмодерна. И вправду, оранжевый рациональный/деловой/научный материализм в качестве передового края начал терпеть поражение и пере­стал быть адекватной структурой для исполнения функции авангарда эволюции. Оранжевая структура сводила все знание только к «“оно”-знанию», или объективистско-материалистической индустриализированной методологии. Из глубинной триады «Благо, Истина и Красота»[9] она выбросила Красоту и Благо (эта катастрофа получила названия «разочарование в мире» и «обескачественная Вселенная», поскольку в результате все сущее было низведено до материалистических реалий, признаваемых физикой — наукой, сосредоточенной на явлениях сенсомоторного мира). Этой структуре также была присуща вера в мироцентрическую мораль — идею, что все люди имеют неотъемлемую ценность независимо от их расы, цвета кожи, пола и вероисповедания, — и в то, что каждый человек имеет право на равные возможности для экономического и социального преуспевания. Ценность человеческой личности также могла подгоняться под реальные заслуги. Но сама эта структура подрывала все то, во что она верила, из-за рьяной приверженности позитивизму. Это привело к катастрофическим последствиям: структурой были созданы системы социального существования, которые, внутренне принимая мироцентрическую мораль, позволили этно­центрическим и даже эгоцентрическим стадиям захватить их в качестве площадок для самовыражения. В итоге многие научно-капиталистические инициативы деградировали до «социального дарвинизма», с присущими ему безумной корыстью, отношениями соперничества и готовностью перегрызть друг другу глотку.

Однако стадия постмодерна, или постсовременности — обозначаемая в интегральной метатеории зеленым цветом — во многом способствовала распространению перспективы четвертого лица. Последняя означает способность к рефлексивному осмыслению и критическому анализу всех глобальных произведений, сотворенных на базе перспективы третьего лица. Именно тогда зеленый постмодернизм (названный так, потому что он сменил модернизм и рефлексивно его осмыслял) пришел к выводу, что рационально-современная ментальность во многом сошла с верного пути, перейдя к разрушительным и контрпродуктивным формам. В результате родились движение за гражданские права; движение по охране окружающей среды (ставшее более крупным феноменом, чем любая из политических партий на планете); получили распространение идеи о важности чувств и сердечном присутствии. Это противопоставлялось рациональности и «нахождению в голове» (если модерн приравнивался к рациональному, постмодерн нередко назывался пострациональным). Возникли индивидуальный и профессиональный феминизм, а также тренд в направлении экологоустойчивого развития (в бизнесе и остальных сферах). Все эти проявления я называю многочисленными дарами зеленой стадии.

И все же по мере своего развития, преимущественно в силу влияния туманных дискуссий в академической науке (обычно неосознаваемого), поначалу имевший здоровую форму плюралистический постмодернизм начал все больше скатываться к крайнему, гипертрофированному, самопротиво­речивому, предельно дисфункциональному релятивизму, который вскоре практически полностью коллапсировал в нигилизм и нарциссизм. Сущность передового края эволюции в том, что его ценности, хотя их и придерживаются лишь представители этой стадии, как правило, проникают в общую культуру и насыщают ее соответствующими идеями. Например, когда эволюционным авангардом была рациональная оранжевая стадия (ценности которой — мироцентризм и равно справедливое отношение ко всем людям — неотъемлемо включали и противостояние рабовладельческому строю), в США развернулась Гражданская война, направленная на отмену рабовладения. Более миллиона белых (и темнокожих) ребят погибли в битвах за освобождение черного населения от рабства. А ведь на оранжевой стадии находилось не более 10% населения! Но соответствующие ценности просочились в культуру северных штатов, и многие проявили готовность вступить в смертельную битву за их воплощение (то же наблюдалось во время французской и американской революций, которые ознаменовали собой оранжевое демократическое свержение янтарной этноцентрической монархии/аристократии). Битва шла не между черными и белыми, а между оранжевым и янтарным. (Как мы увидим далее, противостояние оранжевого и янтарного до сих пор остается центральной проблемой межрасовых столкновений.)

Но это просачивание ценностей передового края неизбежно, независимо от того, насколько они хороши или ущербны. Проникновение в мировую культуру ущербных ценностей как раз и происходило в результате активности поздней дисфункциональной и нездоровой версии зеленого. Речь здесь об идее отсутствия истины. Позиция постправды распространилась повсеместно в нашей культуре и во многих смыслах пропитала их и закрепилась на глубочайшем уровне, глобально. Это застало врасплох представителей оранжевой волны (равно как и здорового зеленого). Они до сих пор недоумевают, откуда пришла сия проблема и как ее решать, и за это мы можем поблагодарить обезглавивший себя эволюционный авангард, который сам же и стал источником проблем.

Мы еще вернемся к культуре постправды — и множеству катастроф, с нею связанных. Пока же завершу описание основополагающих вех развития человеческого сознания. Хотя зеленый сегодня является преобладающей передовой стадией (ее ценности исповедуют примерно 20–25% населения США), существует и еще более высокая стадия (я ее уже упоминал). Она зародилась среди пока небольшой доли населения. Примерно два или три десятилетия назад исследователи человеческого развития стали замечать эмерджентные проявления новой стадии, характеристики которой приводили в замешательство. Всем основным стадиям, которые до того времени наблюдались, была свойственна общая черта: каждая полагала, что ее истина и ценности суть единственно реальные в мире; ценности и истины остальных стадий считались продуктом заблуждений, инфантильными и нелепыми или попросту откровенно ложными. А только что обнаруженной стадии было свойственно радикально новое качество: она придерживалась позиции, что все предшествующие стадии в той или иной степени значимы, важны, более того — все их стоит учитывать в любом подходе, который стремится быть всеобъемлющим, всевключающим и поистине интегративным. Поэтому вновь возникшая стадия обычно обозначалась терминами «интегрированная», «системная», «интегральная» и т. д. Она представляла собой удивительно новаторский и кардинально отличный тип эволюционной стадии, нечто само по себе уникальное для человеческой истории. Клэр Грейвз, пионер-новатор исследований чело­веческого развития, назвал возникновение этой стадии событием катаклизматических масштабов и величественным скачком в осмыслении. Я уже отмечал, что около 5% населения США достигли этой стадии в процессе непрекраща­ющегося эволюционного развертывания, и подробнее на этом остановлюсь чуть ниже. Из-за радикально новой и беспре­цедентной природы данную стадию относят к стадиям второго порядка. Это делается для того, чтобы отличить ее от всех стадий, существовавших до этого и обобщенно называемых стадиями первого порядка. Второй порядок знаменует до сих пор совершенно неведомое и кардинально новое направление человеческой эволюции. Никогда в нашей истории не наблюдалось ничего подобного!

Обобщая, можно смело утверждать, что второй порядок меняет абсолютно все!

Глава 3. Рождение культуры постправды

Вернемся к культуре постправды, с которой оставила нас потерпевшая крах зеленая волна сознания. Сторонники «брексита» открыто признавались в том, что продвигали идеи, неистинность которых они полностью понимали. Они так действовали потому, что «фактов в действительности не существует», а имеет значение «лишь то, во что мы по-настоящему верим». (О многом говорит откровение одного из сторонников выхода Великобритании из Европейского союза: «Я внимательно читал Лакана: значение имеет лишь тот, кто контролирует нарратив». Речь о Жаке Лакане, одном из ведущих постмодернистов.) Иными словами, решающим фактором выступает нарциссизм: в культуре постправды то, что я хочу считать истинным, и есть истина. Президент Трамп даже не пытается этого скрыть: он самозабвенно врет и искажает факты. Журналист Карл Бернстайн, известный своим вкладом в события вокруг Уотергейтского скандала[10], указал на то, что «Трамп живет и процветает в среде, свободной от фактов. Ни один президент прошлого, включая и Ричарда Никсона, не проявлял столь выраженное невежество и неприязнь в отношении фактов, как это делает нынешний избранный президент». Келлиэнн Конуэй, руководитель избирательного штаба Трампа, выступила с заявлением, что это на самом деле не ложь, а просто «альтернативные факты»[11] (на что один из журналистов ответил: «Под “альтернативными фактами” нужно понимать откровенную ложь»). Ведь в мире, считающем, что фактов вообще не существует, никто не может отличить правду от лжи: есть, мол, лишь альтернативные, одинаково ценные факты.

Когда Трамп еще вел предвыборную кампанию, некоторые газеты специально день ото дня занимались подсчетом случаев фактической лжи, исходившей из его уст: «Вчера в его речах было 17 случаев лжи; сегодня — 15». Интернет-портал Politifact[12] публикует подобные данные. Его сотрудники пришли к выводу, что примерно 50% всех утверждений Трампа не содержали фактической истины (!). И все же опросы постоянно показывали, что народ воспринимал его «более правдивым человеком», чем Хиллари Клинтон (которая, какой бы ореол коррумпированности ее, по мнению людей, ни окружал, никогда столь откровенно и прямо не лгала — по крайней мере, не так масштабно, как Трамп). Ведь люди уже совершили переход от фактической правды к позиции «истина есть то, что я говорю». А Трамп выражал свою правоту с большей убежденностью и страстностью, чем Клинтон, — поэтому в культуре отсутствия правды выглядел более честным человеком. В нигилистической культуре, погруженной в атмосферу аперспективного безумия и не дающей места подлинной истине, правдой становится все, чего мы наиболее страстно желаем. В океане нигилизма решающим фактором становится страстный нарциссизм.

Обратите внимание на то, что бумеры[13] — поколение, сформированное 60-ми, — нередко назывались «поколением “я”» и «культурой нарциссизма». В сравнении с предыдущими поколениями такая характеристика, как правило, оказывалась верной. Когда его представители начали приходить на ведущие позиции в сфере американского образования, они стали осуществлять в нем большие преобразования. Отныне акцент делался прежде всего не на стремлении учить истинным фактам (мол, истины нет), а на желании поощрять положительную самооценку учеников. И вдруг обнаружилось, что поощрение положительной самооценки, не основанной на реальных достижениях, приводит к усугублению нарциссизма. (Вспомним, что в лишенном правды океане нигилизма нам остается только нарциссизм; и разве это не единственное, что бумеры могли продвигать?) В недавнем исследовании дети бумеров, выпустившиеся из школ, продемонстрировали более высокие показатели по шкале нарциссизма, чем выпускники предыдущих лет со времени начала тестирования. Результаты у выпускников этой группы в 2–3 раза превышали показатели их родителей из поколения бумеров — пресловутого «поколения “я”»! Один остряк даже предложил назвать их детей «поколением “я-я-я”». В любом случае нарциссический акцент на «особенном мне» и вправду проник во всю культуру. Помимо прочего, прямо на наших глазах возникла культура селфи (с пресловутой тенденцией к тому, чтобы легко и без зазрения совести изменять, можно сказать, фотошопить индивидуальную истину). Причем поддерживающие эту культуру социальные медиа теперь поощряют феномен «приятной лжи» и «обнадеживающих фикций», звучно продвигая такой подход в закрытых эхо-камерах современной общественной жизни. В таких условиях никто не осмеливается бросить вызов самопродвигающим «фактам», рисующим образ «моей особенности».

Тем временем культурные элиты зеленого авангарда — высший уровень либеральных правительственных кругов, практически все университетские преподаватели (гуманитарных дисциплин), технологические новаторы, профессионалы в сфере услуг для населения, большинство представителей СМИ и индустрии развлечений, а также большинство либеральных лидеров мнений — продолжили продвижение в мир зеленого плюрализма/релятивизма, гласящего: «То, что истинно для тебя, — твоя истина, а то, что истинно для меня, — моя истина». Все это было преисполнено благих намерений, но, к сожалению, неотъемлемо инфицировано самопротиворечащей позицией с присущими ей глубочайшими ограничениями.

Так, например, само заявление «то, что истинно для тебя, — твоя истина, а то, что истинно для меня, — моя истина» на самом деле гласит, что утверждающему принадлежит высшая истина, не подлежащая сомнению, и вы ни в коем случае не должны возражать против этого и придерживаться иного мнения. И уж точно подразумевается, что вы не имеете права на мысли вроде: «То, что истинно для меня, истинно для меня, но также хорошо бы этому быть истинным и для тебя», — даже невзирая на то, что первоначальное утверждение вроде бы предоставляет вам такую возможность! Дескать, если такова твоя истина, то, безусловно, тебе запрещено ут­верждать такую истину, а не то я буду называть тебя фашистом или чем-то в этом роде. Ведь ты пытаешься принудить меня к своей истине.

Итак, зеленая стадия как таковая представляет собой мироцентрическую стадию. Правда, в ее представлениях есть теоретическая путаница относительно всего, что является подлинно мироцентрическим (или универсальным). С точки зрения зеленого все поползновения на мироцентризм — формы притеснения, а их движущая сила — стремление к власти. Зеленый постмодернизм глубоко убежден в том, что выражаемая им позиция истинна для всех: она применима не только к какой-то определенной группе (этноцентризм), но и ко всем группам и всем людям в целом (мироцентризм). Но вследствие путаницы, вызванной аперспективным безумием, из-за которого нельзя критиковать никакие формы ценностей (поскольку мир эгалитарен), а все мироцентрические, или универсальные позиции агрессивно отвергаются, нет препятствий к тому, чтобы люди стали активно разделять этноцентрические взгляды. В результате созданные постмодерном социальные медиа начали решительный регресс к преобладанию этноцентрически настроен­ных групп.

Это произошло и в стане консерваторов, и у либералов. На консервативной стороне тенденцию возглавили «тролли» — неприятные и этноцентрически настроенные пользователи, которые были готовы публиковать бесконечные отповеди, порицающие то или иное меньшинство или его взгляды. Они показали себя по-настоящему злонамеренными персонажами, извергающими нескончаемые потоки злобы и ненависти. Либералы радостно присоединились к этому этноцентрическому нашествию. Они неявно отвергли любые мироцентрические и универсальные истины и попросту приступили к навязчивым поискам все более углубляющихся этноцентрических проявлений. Одним из многочисленных последствий этой тенденции стала политика идентичности, в рамках которой каждый активно и агрессивно отождествляется только с одной расой, или одним социальным классом, или одним полом, или одним вероисповеданием (политической ориентацией, религией, национальностью и т. д.), определяя себя исключительно через эту призму. Это и есть соскальзывание из мироцентрической идентичности в этноцентрическую. И если вы явно не относитесь к представляющей меньшинство социальной группе, вы лишаетесь права голоса в определении курса движения и развития страны как культуры (в таком примере реальный вес приписывается, скажем, трансгендерной женщине-мусульманке с биполярным расстройством — это уже этноцентризм в четвертой степени). Нет ничего дурного ни в одной группе меньшинств. Есть все основания, чтобы их справедливо и либерально включали в мироцентрический охват. Но если вы прислушиваетесь толькок отождествленным с этноцентричностью голосам, это свидетельствует как раз о той самой частичности и разделенности, которую вы, по своим утверждениям, пытаетесь преодолеть. Это соскальзывание к этноцентризму усугубляется тем, что оно громогласно и открыто осуществляется с позиций сверхвыраженной, или гипертрофированной, гордости за свою идентичность. (Нет ничего дурного в том, чтобы гордиться своей расой, полом или вероисповеданием, — но только если вы считаете свою идентичность тем, что существует бок о бок с другими идентичностями, а не вместо них, выше их или превосходя их. А ведь слишком часто именно к этому и приводит политика идентичности.)

В мире, где нет истины, которая способна замедлить такое соскальзывание, регрессия к этноцентрическому — как среди либералов, так и среди консерваторов — начала распространяться по Всемирной сети взрывными темпами. Изначально интернет был призван способствовать образованию глобального, свободного, объединенного человечества, освобожденного от притеснений, ограничений на распространение информации, властных структур и изоляционистских тенденций в целом. Заявлялось, что он станет грандиозным единым глобальным мозгом, открытым для всех и активно всех вовлекающим.

Проблема же была в следующем: мозг был глобальным (единой инфраструктурной сетью), но разумы, им пользовавшиеся, таковыми не были. Как отмечает писатель и публицист Дуглас Рашкофф, сама природа цифровой среды порождает тенденцию к решениям типа «или/или» (либо 1, либо 0; либо кликните тут, либо там; выбирайте либо то, либо это). При этом базирующаяся на анонимности и сокрытии личности пользователя сущность онлайновых взаимодействий не просто расчистила путь для развития регрессивных тенденций, но и способствовала усилению агрессии, нарциссизма, ненависти и многочисленных страстных этноцентрических идей (сексизма, расизма, ксенофобии, религиозного фанатизма, политической нетерпимости, выраженной как в действиях «троллей», так и в политике идентичности). В среде, где отсутствует какая-либо истина или правда, с помощью которой можно бросить вызов этим тенденциям, они начали бурно разрастаться. Весь опыт онлайн-взаимодействий на основе единства, открытости и всемирной интеграции оказался низведен к отношениям, подпитываемым изоляционистскими, сепаратистскими и преисполненными злобы этноцентрическими мотивами. Теперь это потоком изливается из наших ноутбуков и смартфонов, круглосуточно и без выходных заполняя всю нашу культуру.

Новый и тревожный кризис легитимизации

Очень быстро проблема обернулась тем, что интегральная метатеория называет кризисом легитимизации. Этим термином обозначается несогласованность между культурными убеждениями нижне-левого квадранта и фактическими фоновыми реалиями систем нижне-правого квадранта (такими как технико-экономический базис). Обратите внимание, что «левый» и «правый» в применении к квадрантам указывают не на политические партии, а на место, которое феномены занимают на типичной 4-квадрантной схеме интегрального подхода: левосторонние квадранты отражают незримые внутренние реалии (мораль, ценности, сознание и убеждения), а правосторонние — зримые внешние реалии (конкретные технико-экономические системы и средовое окружение). Кризис легитимизации состоит в глубинном конфликте и рассогласовании между этими двумя измерениями в рамках общества.

Культурное убеждение состояло в том, что все люди от рождения равны; все имеют равные и неотъемлемые права на полную личностную суверенность; никто, в сущности, не обладает превосходством над другим (эти идеи расцвели вместе с зеленой волной). Однако преобладающая реальность все больше становилась миром бурно разрастающегося неравенства — в плане уровней доходов и общего финансового благополучия, владения частной собственностью, возможностей трудоустройства, доступа к услугам здравоохранения и факторов, связанных с уровнем удовлетворенности жизнью. Культура непрестанно твердила нам одно, а общественные реалии обеспечивали совсем другим; иными словами, культура лгала. Это стало серьезнейшим и глубочайшим кризисом легитимизации: культура, постоянно лгущая своим носителям, попросту не может сколь-нибудь долго продвигаться вперед. И если у нее нет истины, то нет ни малейшего понимания, что она лжет. Вполне естественно, что она обманывает ровно столько же раз, сколько случайно говорит правду. Вот и выходит, что она впадает в кризис легитимизации быстрее, чем вы способны произнести слово «деконструкция».

Когда дело дошло до проблем, связанных с безработицей и неравенством в благосостоянии, технологии передового края также не смогли ничем помочь (не говоря уже о том, что самому капиталу, как указывает экономист Томас Пикетти, внутренне присуща предрасположенность к тому, чтобы давать преимущество богатым и отчуждать бедных). Технология давным-давно превратилась в материально-системный коррелят (в нижне-правом квадранте) культурных убеждений зеленой стадии (в нижне-левом). Провозглашенная зеленым информационная эпоха основывалась на убеждении, что все знание равноценно, а потому должно быть абсолютно свободно и нецензурируемо. Часто можно было встретить утверждение, что сеть интерпретирует цензуру как системную ошибку и прокладывает информационные каналы в обход преграды. Но поисковые системы не ранжировали приоритетность знаний с точки зрения истинности, блага, красоты, всевключения, глубины или порождающей их системы ценностей. Они даже не конструировали иерархию развития на основе ценностей или фактов. Единственными критериями были популярность и частота обращений к ресурсу. Истинность информации не играла никакой роли. В Facebook наконец-то признали, что социальная сеть позволила публиковать множество фальшивых новостей, и это, по мнению многих, способствовало победе Трампа на выборах. Дело в том, что алгоритмы Facebook не были предназначены для проверки истинности тех или иных утверждений; они направлены исключительно на удовлетворение нарциссических склонностей пользователя. Теперь перед Facebook, как и перед остальными новостными ресурсами, стоит насущная задача: создать алгоритмы, распознающие и отфильтровывающие фальшивые новости. Это будет намного более трудной задачей, чем кажется: нужно учесть, что работу придется вести в атмосфере отсутствия истины.

Еще одна причина, почему не так-то легко будет распознавать фальшивые новости, связана с частичной истиной постмодернизма: всякое знание зависит от контекста. Эта частичная истина и вправду верна, поэтому она полностью включена в интегральную метатеорию. Но следствие ее в том, что помимо феноменологического мира базовых сенсомоторных фактов есть реально существующие миры красных реалий (фактов), янтарных реалий (фактов), оранжевых реалий (фактов), зеленых реалий (фактов) и бирюзовых реалий (фактов). Так, например, если рассмотреть историческую ситуацию открытия Колумбом Америки, то сенсомоторный факт однозначен: оно произошло в 1492 году. Но когда речь заходит о рассмотрении фактов, связанных с такими вопросами, как «зачем Колумб это сделал?», «как это повлияло на коренные народы Северной и Южной Америки?» и «к каким общим результатам это привело?», каждый уровень бытия и сознавания имеет свой контекст и свое сконструированное миропространство для ответа на эти вопросы. Каждый будет предлагать варианты, отражающие именно его реальность или факты. А ведь каждый из этих уровней, или стадий, серьезно отличается от других. В подобном погруженном в контекстуальность фактографическом поле будет ошибкой пытаться вообще отрицать существование истины или фактов: это станет отрицанием реалий, которые воспринимаются каждым из уровней бытия и сознавания. Мы рассматриваем именно эту ошибку, приведшую к ката­строфическим последствиям. Когда же мы ставим более глубокий вопрос: «Итак, учитывая развивающуюся иерархию различных, но реальных фактов, раскрываемых на каждом из уровней, как именно нам определять, что является подлинной истиной, какие факты действительно реальны?» — найти ответ, безусловно, сложнее. Рекомендую обратиться к интегральной метатеории, посвященной непосредственному решению именно данной проблемы. Чуть позже мы вкратце вернемся к этой теме. Пока же мы рассматриваем более конкретный и простой вопрос: что происходит, когда отрицается истина как таковая, или факты вообще? Как сеть пала жертвой этой катастрофической тенденции к аперспективному безумию? Вотреальная проблема!

Что касается поисковых алгоритмов, то в океане аперс­пективного безумия с их помощью ведется поиск не истины, блага или красоты (особенно пострадала истина), а информации, основанной исключительно на нарциссической популярности. Недавно Google обвинили именно в этом: система игнорирует или искажает истину. Воскликнувшие «Я обвиняю!»[14] имеют все основания для тревоги, причем массовой.

Журналистка Кэрол Кадвалладр в недавней статье, опубликованной в The Guardian, указала, что поисковые алгоритмы Google фактически отражают только популярность сайтов, на которые совершается больше всего переходов. Нет способов проверки того, действительно ли верны какие-либо рекомендации, есть ли в них доля истины (или блага, или красоты, или объединяющей, или интегративной, или иной ценности; поисковая система отражает лишь аперспективное безумие, которое можно обобщить сентенцией «нельзя отдавать предпочтение какой-либо истине»). Кадвалладр была особенно встревожена, когда начала вводить в строке поиска слова «являются ли евреи…». Прежде чем она успела закончить фразу, в строке появились сгенерированные Google автоматические рекомендации наиболее вероятных запросов; одной из первых выскочила «являются ли евреи злом?». Из любопытства она кликнула на этой строчке, и в Google открылась авторитетная страница, включающая десяток наиболее распространенных и популярных ответов; девять из них и вправду утверждали: «да, конечно, евреи — зло».

Удивленно и очень встревоженно она пишет: «Google — это знание. Это то место, куда вы идете, чтобы что-то разузнать. И “злые евреи” — просто верхушка айсберга. Также есть “злые женщины”. <…> Смотрите, я набираю в Google буквы “я-в-л-я-ю-т-с-я л-и ж-е-н-щ-”, а поисковик мне сразу предлагает на выбор два варианта, первый из которых: “Являются ли женщины злом?” Я нажимаю на него. В ответ получаю: да, являются. Каждый из 10 предложенных результатов “подтверждает”, что “женщины — зло” [курсив мой], включая самый верхний результат <…> причем он заключен в рамочку и подсвечен. Там такие слова: “В каждой женщине есть что-то от проститутки. В каждой женщине есть немного зла. <…> Женщины не любят мужчин — они любят то, что те могут для них сделать”».

Не веря своим глазам и с возрастающей тревогой Кад­вал­ладр продолжает эксперимент: «Далее я пишу: “я-в-л-я-ю-т-с-я л-и м-у-с-у-л-ь-м-а-н-е”. Google тут же выдает предположение, что мне следует спросить: “Являются ли мусульмане злом?” И вот что я нахожу в результате: да, мол, конечно. Именно так утверждают самый верхний результат и шесть остальных. <…> Google предлагает мне два новых запроса, и я выбираю первый: “Ислам вреден для общества”. В следующем списке автоматических рекомендаций Google выдает мне такой запрос: “Ислам нужно уничтожить”».

И вот реакция исследовательницы на все это.

Google — это и есть поиск в интернете. Есть даже такой глагол — гуглить. Именно этим мы и занимаемся всякий раз, когда пытаемся что-то разузнать. Через сайт проходит по меньшей мере 63 000 запросов в секунду; 5,5 млрд в день. С самого основания Google как компании ее миссия, вкратце обобщенная одной строкой и все еще присутствующая в заглавии их корпоративного сайта, звучит так: «Упорядочить всю имеющуюся в мире информацию и обеспечить к ней быстрый и удобный доступ». Google стремится предоставлять вам наилучшие, самые релевантные результаты. <…>

Получаем: евреи — зло. [Женщины — зло.] Ислам нужно искоренить. А что насчет Гитлера? Хотите знать про Гитлера? Давайте погуглим. «Был ли Гитлер плохим?» — пишу я. Вот самый верхний результат: «10 причин, почему Гитлер был хорошим». Перехожу по ссылке, там пишут: «он никогда не хотел убивать евреев», «он заботился об условиях проживания евреев в трудовых лагерях». <…> Восемь из десяти результатов на первой странице согласны с этим.

Google явно не «упорядочивает всю имеющуюся в мире информацию и обеспечивает к ней быстрый и удобный доступ». Он дезорганизует всю информацию, действуя в атмо­сфере аперспективного безумия, доводя идею многообразия до такой крайности, что отныне все взгляды имеют эгалитарную и совершенно равную претензию на достоверность. Достаточно лишь, чтобы мнение, желающее стать истиной, получило поддержку в форме страстного нарциссизма и умопомрачительно самозабвенной убежденности, и оно станет по-настоящему популярным. А ведь Google зарабатывает продажей постправд и альтернативных фактов. Ложь стоит недешево. Компания взимает весьма ощутимую плату за то, чтобы чья-либо информация достигла нужной аудитории. И чем более страстную, интенсивную и бурную активность проявляют голосующие за ту или иную информацию, тем выше расценки на рекламу. Это связано с тем, что группы, придерживающиеся аналогичных убеждений (например, «все женщины — зло»), являют собой высокомотивированные рыночные ниши для продвижения продуктов, которые хотят им продать рекламодатели. Ведь они попадают в категорию похожих аудиторий: выглядят и мыслят одинаково, обитая в своей социокультурной эхо-камере, совершенно предрасположенные к тому, чтобы соглашаться с каким-либо альтернативным фактом или постправдой (например, с утверждениями, будто «ислам нужно искоренить» или «все евреи зло»). Эти утверждения не имеют ничего общего с настоящей истиной, будучи этноцентрическими предрассудками, которых страстно придерживаются определенные группы населения. Их выдают за истину в нашем свихнувшемся мире постправды. И Google транслирует все это миру настолько быстро, насколько позволяют человеческие и роботизированные возможности, а именно 63 000 раз в секунду; 5,5 млрд раз в день.

Из-за серьезных протестов компания Google в некоторых случаях пошла против своего алгоритма и вручную изменила некоторые из вышеперечисленных результатов. Очевидно, они это сделали не по своей воле, а в ответ на волну громо­гласных протестов. Стоит ли нам ожидать, что удаление многих тысяч схожих ссылок также потребует своих акций протеста, ведь эти материалы сами по себе не исчезают? Принадлежащая Google компания Jigsaw разработала программу «Перспектива», в которую встроен алгоритм по распознаванию «токсичности» — всего, что наверняка кого-то может оскорбить и вынудить покинуть обсуждение. Однако в этом случае мы пока не наблюдаем проверки фактов. Это просто проверка на оскорбительность тех или иных материалов. Совершенно разные вещи. Пока истину, по-видимому, продолжают не замечать.

Стоит ли удивляться, что продолжают всплывать истории вроде «Неверного образования Дилана Руфа» (The Miseducation of Dylann Roof — документального фильма, снятого организацией Southern Poverty Law Center). Дилан Руф — юноша, который, казалось, не имея на то никаких оснований, застрелил девять афроамериканцев, выбрав жертвы случайным образом. В тот момент они молились в историческом здании церкви Эмануэль в Чарлстоне.

Напрямую это не относится к центральному вопросу данного изложения, но важно отметить лучезарную доброту того, с каким удивительным и искренним состраданием члены большинства семей погибших отнеслись к убийце. Не с ненавистью и жаждой мщения, а с любовью и прощением. Взбудораженная и преисполненная благоговейного ужаса американская нация в слезах наблюдала, как каждый из членов пострадавших семей смотрел на Руфа и говорил слова прощения. Это, безусловно, урок для всех нас сегодня, с учетом обсуждаемых текущих обстоятельств, когда мы сталкиваемся с таким количеством проявлений ненависти.

По всем свидетельствам, Руф вырос в довольно благопристойной семье, в которой не было признаков расизма и расовой ненависти. В своем манифесте, опубликованном в интернете (и написанном непосредственно перед нападением), Руф рассказывает, как услышал о смертельной перестрелке между белым и чернокожим и впервые заметил существование такого явления; «что еще важнее, это подвигло меня ввести запрос “преступления черных против белых” в Google, и с того момента мой мир никогда уже не был таким, как прежде».

Его мир изменился, потому что поисковик продолжал предлагать ему множество сайтов, которые наполнены разно­образными «фактами», похожими на уже упомянутые утверждения, будто «все евреи — зло» и «ислам нужно искоренить». Это были разнообразные «факты» о том, как якобы жестоки афроамериканцы: мол, это «деградировавший вид», который «надлежит стереть с лица земли». По утверждению Southern Poverty Law Center (SPLC), эта дезинформация послужила мотивом для преступлений Руфа: сам же он в этом и признался. К какому бы выводу мы сами ни пришли, приходится признать истинность заключения, сделанного сотрудниками SPLC, о том, что «истина утонула во лжи».

Google открыто возражает против подобных обвинений, заявляя, что «алгоритмы поисковой системы учитывают, насколько заслуживающим доверия, надежным и авторитетным является источник информации». Но что тогда делать с такими утверждениями, как «все женщины — зло», «все евреи — зло», «ислам нужно искоренить», «афроамериканцы — деградировавший вид» (как сообщил Дилану Руфу один из сайтов, когда он искал информацию о преступлениях черных против белых). Разве что-то из этого хоть сколь-нибудь похоже на нечто «заслуживающее доверия», «надежное» или «авторитетное»? Это ерунда, а не заявление, и как Google вообще оказалась на него способна? Почему же эта компания настолько игнорирует истину, что не включает ее в качестве одного из критериев отбора информации в алгоритмы своей поисковой системы? Я предлагаю один из возможных ответов: в культуре постправды истину вычеркнули из списка по-настоящему ценимых и идеализируемых явлений. Именно поэтому Google, Facebook, фальшивые новости, альтернативные факты и многое-многое другое стали частью катастрофической, но вполне ожидаемой новой морали, возвестившей о себе в новом веке. Фальшивые новости — это новости сегодня.