Сказать, что наличие в местных водах у испанцев современного броненосного крейсера оказалось для американцев натуральным шоком, значило не сказать ничего. Не узнать столь уникальный силуэт, каким располагали крейсера типа "Джузеппе Гарибальди" оказалось попросту невозможно, а потому все былые надежды на скорую расправу с испанскими силами рухнули в одночасье с появлением на сцене столь солидного бойца. Ведь, не присоединись в последний момент к отряду Дьюи "Индепенденс", и о тихоокеанской крейсерской эскадре смело можно было забыть. Все же подобный корабль, как "Кристобаль Колон", вполне мог в одиночку противостоять тройке крупных бронепалубных крейсеров, за исключением разве что флагманской "Олимпии", имевшей неплохие шансы избить броненосный крейсер снарядами своих четырех восьмидюймовок. Но и сама она, непременно, нахваталась бы достаточного количества стали и взрывчатки в ответ, чтобы к концу противостояния представлять собой жалкое зрелище.
Упавший на чашу весов фактор наличия у испанцев броненосного крейсера заставил коммодора переосмыслить все имевшиеся планы. В том, что следом за "Кристобалем Колоном" идут все остальные наиболее боеспособные корабли испанской эскадры, он нисколько не сомневался. А выставлять в линейном бою против практически броненосца 2-го класса бронепалубную "Олимпию", значило подписывать ей смертный приговор. Даже если бы все корабли испанцев в конечном итоге оказались уничтожены, осуществлять блокаду той же Манилы было бы попросту нечем. А ведь где-то там, за кормой, оставались три минных крейсера противника, которым добить подранки самоходными минами, сам Бог велел. Следовательно, ни в коем разе нельзя было доводить до продолжительного противостояния с испанским флагманом. Находись первым в линии "Индепенденс", тогда еще можно было бы попытать счастья. Все же броненосец, он и в Африке являлся броненосцем. К тому же, конкретно этот однажды уже на деле доказал свое умение держать удар. Но он тащился предпоследним в строю и попытаться выводить его сейчас на первые роли, значило развалить строй, чего в сложившихся обстоятельствах делать было никак нельзя. Оставалось одно - разминуться с вражеской эскадрой контркурсами и попытаться навалиться своими большими крейсерами на замыкающие строй корабли противника. Дьюи предполагал, что, с большой долей вероятности, испанцы определили туда наименее сильные корабли, так что шанс изрядно покусать противника все еще имелся. И далеко не призрачный. При этом, самим испанцам, если бы они применили точно такой же маневр и попытались сделать кроссинг "Т", предстояло столкнуться с "Конкордом" и "Индепенденсом". Канонерскую лодку было, конечно, жалко, но за возможность сцепить лбами броненосные корабли, вполне допускалось заплатить такую цену. Тем более, никто не мог дать гарантии, что испанцам столь быстро удастся расправиться, по сути, с бронепалубным крейсером 3-го ранга. Пусть его броню и можно было считать чисто номинальной.
0x01 graphic
В силу особенностей расположения артиллерии на кораблях обеих эскадр, первое время при сближении колонн, которое осуществлялось с общей скоростью не менее 18 узлов, огонь с обеих сторон могли вести лишь семь орудий. Двум восьмидюймовкам "Олимпии", одному 127-мм орудию и паре шестифунтовок, противостояло одно башенное орудие русской выделки, поддерживаемое шестидюймовкой носового спонсона левого борта. И пусть прямо по курсу последнее никак не могло вести огонь в силу ограниченности угла наводки, начать пристрелку по приближающемуся флагману американцев оно смогло. Все же Дьюи не вел свои корабли прямиком в лоб противнику, а планировал разойтись с линией испанцев в 7-8 кабельтовых. Конечно, можно было бы и увеличить дистанцию, но ограниченное количество снарядов диктовало именно подобное решение.
Благодаря куда большей скорострельности, первое накрытие и попадание записали на свой счет артиллеристы как раз этой шестидюймовки. Выпустив полтора десятка снарядов впустую, они все же всадили фугасный снаряд вражескому крейсеру прямо в борт, правда, не причинив особых разрушений. А вот первый попавший в противника восьмидюймовый снаряд оказался на счету расчета носовой башни "Олимпии". Разорвавшись на палубе левого борта, он непременно вывел бы из строя 120-мм орудие, что еще несколько месяцев назад находилось на месте попадания. Но в силу его отсутствия, впрочем, как и всех прочих орудий установленных ранее на верхней палубе и надстройках, лишь разметал песок из наваленных поверх деревянного настила мешков, да обдал осколками трубу носового котельного отделения.
К тому моменту, когда флагманы двух отрядов разошлись бортами, на обоих уже отчетливо виднелись подкопченные пятна и поднимающийся от разгорающихся пожаров дымок. За счет большего числа орудий способных вести огонь на борт и большего опыта, полученного как раз несколькими часами ранее, артиллеристы "Олимпии" смогли поразить "Кристобаль Колон" семью снарядами, не считая 57-мм мелочи, получив в ответ пять. Что с одной стороны, что с другой, попаданий могло бы быть и больше. Но на обоих кораблях были вынуждены считать каждый снаряд. Американская эскадра и так за утро успела расстрелять не менее половины имевшегося боекомплекта орудий среднего калибра, но лишь сейчас повстречалась с тем самым противником, которого непременно следовало уничтожить. Потому вести максимально скорострельный огонь, как во время подавления батареи береговой обороны, они себе позволить уже не могли. Испанцы тоже находились в весьма неприятной ситуации связанной со снарядами - дополнительного боекомплекта им просто-напросто негде было взять аж до конца войны. Да еще часть боекомплекта были израсходованы во время учебных средств или переданы на организованную русскими двухорудийную батарею береговой обороны, поскольку у самих "добровольцев", снарядов к шестидюймовым орудиям Армстронга имелось всего полдесятка из старых запасов.
Но если бронированные борта испанского флагмана с честью выдержали попадания даже восьмидюймовых фугасов, лишь разукрасившись обрамленными чернотой вмятинами, то "Олимпия" щеголяла дырами пробоин, из которых наружу тянулись пока еще слабые дымы разгорающихся пожаров. Но при этом цитадель со 127-мм орудиями не была задета ни одним осколком.
За последующие десять минут по паре-тройке попадания досталось всем крупным крейсерам обеих сторон. Все же огонь с одного корабля на другой переносился весьма быстро, а потому время на пристрелку было весьма ограниченным, что не преминуло сказаться на результате стрельб. Лишь в силу следования кораблей обеих линий точно в кильватере своих флагманов и тем и другим удавалось поразить очередного противника, прежде чем переключаться на следующего. Малые же бронепалубные крейсера испанцев и вовсе умудрились не получить ни одного прямого попадания, хотя воды вокруг них то и дело вспухали от падения очередного взрывоопасного гостинца. А вот шедшему замыкающим безбронному "Дону Хуану де Астуриа" досталось за всех. Впрочем, ему и не надо было много.
Еще до того, как флагман Дьюи обрезал хвост испанской колонны, слабейший из испанских крейсеров уже успел получить полдюжины снарядов, как с самой "Олимпии", так и с шедшего за ней "Балтимора". Причем два одновременно влетевших под ходовой мостик 203-мм снаряда лишили корабль не только управления, но и большей части командного состава. Потому корабль даже не смог начать маневрировать, дабы сбить пристрелку начавшему сближение с ним противнику. Так он и ушел по направлению к Маниле горящим после получения еще десятка прямых попаданий, когда все остальные корабли испанской эскадры повернули на шесть румбов лево на борт, вслед за броненосным крейсером.
Монтехо тоже не отказался от идеи пощипать шедшие замыкающими корабли вражеской эскадры и потому на "Конкорде" со временем оказался сосредоточен огонь пяти испанских крейсеров. И пусть он тоже успел отметиться четырьмя результативными ответами из своих шестидюймовок, судьба его оказалась предрешена. Нет, он не погиб от подрыва бомбовых погребов и не потерял хода в результате золотого попадания в машинное или котельное отделения. Но разгорающийся на верхней палубе пожар в районе кормовых шестидюймовок, и целых три подводных пробоины не оставляли небольшому кораблю шанса на продолжение боя в составе эскадры. Единственное, что сейчас должно было занимать командира канонерской лодки, так это расчет времени, что понадобится его кораблю для ухода на мелководье, благо противник переключился на стрельбу по броненосцу, сумевшему вогнать в борт вражеского флагмана крупнокалиберный снаряд в своем крайнем залпе.
Прекрасно помня о беседах, проведенных с командиром русских "добровольцев", что в свое время смог лично засвидетельствовать повреждения, полученные китайскими броненосцами от огня японцев, Монтехо постарался сократить время сохранения огневого контакта с этим живучим кораблям до минимума, чтобы сохранить силы для уничтожения куда более опасных крейсеров противника. Все же пусть и несший четыре крупнокалиберных орудия, теперь уже американский броненосец не имел никаких шансов нанести сосредоточенным в этом уголке мира испанским силам ущерб, сходный с таковым от любого уцелевшего большого крейсера янки. Обладающий низкой дальностью хода и скоростью, малой мореходностью, не несущий большого количества орудий среднего калибра, он никак не обладал достаточными возможностями для разгрома его эскадры. Первая же ночь могла стать для данного броненосца последней, поскольку, в отличие от крейсеров, у него вообще не было шансов отбить атаку минного дивизиона. А ведь корабли, находящиеся под командованием Протопопова берегли, в том числе, и для этого - добивания поврежденного противника в первую же ночь после сражения. Потому и не лез тот активно в бой, хоть и догнал американскую эскадру еще до столкновения той с основными силами испанского флота, идя в тридцати кабельтов у "Конкорда" по корме. А после прохода линий и практически синхронных поворотов вообще отвел свои корабли западнее, дабы не попасть под обстрел. Заодно, догнав отвернувшую также к западному побережью залива канонерскую лодку, и обрезав ей вовсю полыхающую корму, проследил, чтобы та уже не смогла ускользнуть из залива по мелководью. На сей раз мины тратить не стали, тем более, что еще по два ее шестидюймовых орудия могли вести огонь на каждый борт. Но вот выпустить, не торопясь, по десятку снарядов на ствол удосужились, добившись за время преследования еще трех попаданий, одно из которых повредило руль, отчего с трудом управляющийся лишь машинами "Конкорд" уже не смог маневрировать в достаточной степени, чтобы уверенно чувствовать себя вблизи береговой линии. Потому, когда небольшой корабль наскочил-таки на мель близ мыса Каукауве и принялся впустую взбивать воды залива своими винтами, а вокруг вскоре вновь начали сыпаться снаряды с шедших следом, но несколько мористее, трех вражеских кораблей, команде осталось лишь принять последний бой, благо пара шестидюймовок, все еще могли вести огонь на левый борт.
В результате произведенных эволюций американская эскадра опять оказалась на пути к Маниле, а испанская - к выходу из залива, то есть в стороны, с которых они и пришли. И, как несложно было догадаться, ни одного из командующих такое положение дел не устроило, потому, стоило эскадрам разбежаться, обе вновь развернулись на 180 градусов, дабы еще раз разойтись контркурсами. К этому моменту Дьюи уже было доложено об израсходовании двух третей снарядов среднего калибра, а также он смог лично убедиться в невозможности утопить все испанские корабли имеющимися ресурсами. Разве что снарядов к восьмидюймовкам, не способным производить даже одного выстрела в минуту, сохранилось более 80%. Но противник вряд ли позволил бы ему спокойно расстрелять себя из этих орудий, не давая сдачи в ответ. Потому, скрепя сердце, и заранее похоронив свое видимое в мечтах адмиральское звание, коммодор принял решение уйти из залива, чтобы затем вернуться сюда с новыми силами и полными бомбовыми погребами. Все же снарядов ему из Америки могли доставить хоть целый пароход, как и моряков для замены выбывших. А вот с кораблями ситуация обстояла куда как хуже. Новых кораблей на замену трем потерянным в этом проклятом заливе попросту не было. Не считать же за достойную замену сторожевые корабли пограничников, что не могли похвастать ни какой-либо броней, ни существенным вооружением. Оставалось сохранить для флота те, что еще шли в кильватере его флагмана. К тому же, далеко не все выглядело столь жутко, как казалось на первый взгляд. Ведь те же испанцы лишились как минимум вдвое большего количества вымпелов. И тот факт, что уничтожено было откровенное старье, будучи правильно поданным на бумаге, еще мог позволить ему надеяться вновь возглавить атаку передохнувшей и пополненной эскадры. А там уж и до столь желанного повышения по службе было недалеко. Ведь теперь он точно знал, с кем придется столкнуться и мог заранее продумать тактику боя.
Контр-адмирал Монтехо тоже оказался несколько неудовлетворен произошедшей "сшибкой" с американской эскадрой. Снаряды расходовались очень быстро, а результата особо не наблюдалось. Разве что удалось выбить из строя канонерскую лодку противника, что превосходила размерами и вооружением половину из крейсеров его отряда, но сильнейшие корабли американцев даже и не думали идти на дно. К тому же, с броненосца им прилетел очень неприятный подарок, пробивший главный бронепояс. Теперь из образовавшейся пробоины то и дело в воду вываливались куски угля, а обратно зачерпывалась вода. Хорошо еще, что этот крупнокалиберный снаряд так и не взорвался, расколовшись при встрече со скосом бронепалубы. Однако на этом хорошие новости заканчивались, поскольку ремонтировать подобные повреждения местными силами виделось натуральным кошмаром. Да, в Кавите располагалось несколько небольших верфей и эллингов, на которых строились каботажники и малые канонерские лодки для борьбы с пиратами. Но вот подойти к берегу для проведения ремонта глубоко сидящий броненосный крейсер попросту не мог. Разве что после полной разгрузки и даже демонтажа части вооружения, можно было попытаться протащить его поближе к мастерским. Но все равно, пробитый лист брони отремонтировать было попросту невозможно, а менять его оказалось не на что. Впрочем, сперва его еще следовало открутить от корпуса корабля, чего здесь никто никогда не делал. И даже на всей эскадре не имелось ни одного человека, обладающего необходимыми познаниями. Потому мастеровым предстояло действовать исключительно методом научного тыка, что обязано было сказаться на сроках и качестве проведения работ.
Второй проход эскадр враждующих сторон произошел уже на несколько большей дистанции, нежели первый, и сопровождался заметно более редким огнем с обеих сторон. Потому не было ничего удивительного в том, что результатом этой перестрелки стали всего десять попавших в корабли снаряда. И это на оба отряда! Впрочем, количество на сей раз оказалось заменено качеством. Артиллеристы кормовой башни "Олимпии" добились-таки золотого попадания, поразив двумя снарядами "Рейну Регенту II". Не имевший бронепалубы бывший, да и нынешний тоже, колониальный крейсер лишился разом двух котлов и вскоре непременно должен был потерять ход, поскольку матросы из котельных отделений рванули на верхнюю палубу, подобно тараканам, разбегающимся из-под карающего тапка. Запаривший же крейсер поспешил поскорее покинуть линию и взять курс к ближайшему берегу. Но даже выбытие из игры одного из крупных испанских крейсеров не повлияло на решение коммодора Дьюи покинуть эти негостеприимные воды. На этом, собственно, и закончилось эскадренное сражение, поскольку американские корабли, держа максимальные для плетущегося замыкающим броненосца 11 узлов, устремились к выходу из Манильского залива. А испанцы, зная, что именно ожидает там незваных гостей, не спешили подставлять свои корабли под огонь вражеских орудий.
Десять часов! Целых десять часов подарил командующий американской эскадрой скромному отставному лейтенанту Российского Императорского Флота. И получивший в руки новые игрушки Керн не стал отказываться от предоставленного противником шанса. Стоило сменившему флаг "Владивостоку" подойти к месту стоянки "Арктического лиса", и передать столь долго ожидаемую весть, как минный крейсер взял курс к проливам, дабы захлопнуть устроенную американским морякам ловушку.
Еще год назад ему впервые была представлена система постановки мин с рельс, приведшая минного офицера в состояние детского восторга. Более не надо было плодить никаких минных плотиков с самодельными кранами, не было необходимости мотаться туда - сюда за каждой следующей миной, как это было при подготовке обороны Асэба. Теперь можно было рассыпать якорные мины с невероятной скоростью прямо с борта идущего малым ходом корабля.
Разгоняемые путем применения мускульной силы матросов начиненные взрывчаткой рогатые шарики, тихо прошелестев крохотными колесиками по столь же крохотным путям железной дороги, устроенной по обоим бортам минного крейсера, стоило им оказаться за кормой, плюхались в воду через каждые десять метров, надежно перекрывая минной линией сперва северный, а после и южный проходы в залив. Естественно, о том, чтобы полностью перекрыть оба фарватера, проложив минные линии от одного разделявшего их острова до другого, нечего было и мечтать. На подобное действо пришлось бы потратить никак не менее тысячи мин. А то и больше! Но ведь и сами американцы вряд ли стали бы соваться вплотную к островам, где и глубина была поменьше, и на снаряд батареи береговой обороны можно было нарваться. Вот и минировались центральные участки водных путей.
Трижды "Арктический лис" вынужден был подходить к "Владивостоку" для пополнения запаса мин, благо море было спокойным, и ничто не мешало перегрузке. Но действительно невиданная ранее скорость постановки полностью нивелировала временные потери на пополнение боеприпаса. Потому, когда на горизонте со стороны Манилы сперва показались дымы, а после стали видны и сами корабли противника, Керн не стал отважно бросаться на вражеский флагман в отчаянную, безумную и бездумную дневную минную атаку, а, наоборот, поспешил отвести свой небольшой кораблик подальше на запад в ожидании трагического представления.
Дабы хоть немного срезать путь, ведущий из залива, Дьюи на сей раз воспользовался северным проходом. Тем более, что он был куда пригоднее для глубоко сидящих кораблей, да и таиться нынче не имелось никакой необходимости. А что до испанских орудий на берегу, он прекрасно помнил из разведывательных данных, добытых сгинувшим куда-то консулом, что много их быть не могло. Да, получить очередной снаряд в борт было бы неприятно. Но никак не смертельно, а потому терпимо. Куда больше пары возможных попаданий с береговых батарей в его корабли коммодора беспокоил висящий на хвосте противник.
Как он и ожидал, с находившихся по обоим бортам островов раздались выстрелы, а дистанция в 8 - 10 кабельтов даже позволила паре снарядов угодить в его флагман. Вот только беда пришла, откуда не ждали. Во всяком случае - сейчас. Наскочившая носом на затаившуюся под водой мину "Олимпия" вздрогнула и ненадолго накренилась на правый борт, когда ударная волна швырнула тонны воды во все стороны. Через образовавшуюся пробоину тут же началось затопление ближайших отсеков, лишая моряков практически всей провизии, хранившейся как раз в носовой части корабля. Хорошо еще, что большая часть дверей водонепроницаемых переборок оказались задраены по боевому расписанию, отчего вода не смогла пройти дальше бомбового погреба носовой башни. Так было в теории. На практике же... "Олимпия" - сильнейший и быстрейший бронепалубник, если не принимать во внимание больших английских представителей этого класса кораблей, оказалась жертвой собственного вооружения. Чтобы уложиться в проектное водоизмещение, кораблестроители были вынуждены пойти на сокращение прочностных характеристик корабля. Говоря иными словами - силовой набор и переборки "Олимпии" смело можно было назвать облегченными. Все бы ничего, но при открытии огня из восьмидюймовок, выяснилось, что возникающие при этом сотрясения настолько сильно отдаются в корпус, что переборки попросту шли трещинами, а надежно склепанные и прочеканенные швы расходились, лишая корабль действительно водонепроницаемых отсеков. О том, что творилось со всем не прикрученным намертво к палубе, вообще не хотелось говорить - во всяком случае, вся немногочисленная мебель, оставшаяся на корабле к началу сражения, оказалась разбитой в щепки без участия противника. Потому не было ничего удивительного в том, что спустя минуту после подрыва крейсера на мине, начал потихоньку затапливаться носовой бомбовый погреб, грозя лишить крейсер половины орудий главного калибра. А еще "Олимпия" принялась заметно садиться носом в воду, что автоматически перекрывало возможность оторваться от кораблей противника, дав полный ход, на который только были способны его крейсера. Да, о подобном варианте, с оставлением на произвол судьбы тихоходного броненосца, Дьюи тоже успел поразмышлять во время отступления. Но, пока ситуация оставалась далекой от критической, прибегать к подобному, не красящему его, как командующего, поступку, коммодор точно не собирался. И вот теперь уже его корабль оказался в ситуации возможного кандидата на ночную приманку для вражеских минных крейсеров.
Шедшим в кильватерном строю прямиком за флагманом "Балтимору" и "Рейли" повезло проскочить куцую минную линию без приключений, хотя находившиеся на их мостиках офицеры и успели, несмотря на даруемую погодой жару, покрыться холодным потом от пят до кончиков ушей, каждую секунду ожидая подрыва подводной смерти под корпусом их корабля. Но Бог миловал, и крейсера вырвались из залива без критических повреждений. А вот толстокожий "Индепенденс" нашел-таки свой конец. Время, далеко не лучшее техническое обслуживание, полученные в боях повреждения и подтачивавшая переборки ржавчина вкупе с достаточно мощным зарядом якорной мины сделали свое гнусное дело. Подрыв произошел прямо под барбетной установкой левого борта. Не успел еще опасть поднявшийся выше мостика фонтан воды, а принявший командование броненосцем перед передачей его американцам офицер Императорского Флота Японии возблагодарил судьбу за возможность исправить свое преступление, совершенное годы назад.
Тогда, командуя корветом "Каймон", он оказался слишком наивен, как сейчас полагал он сам, и поддался речам русского командира минного крейсера терзавшего японский флот во время войны с китайцами. Он сдал свой корабль, спасая жизни подчиненных. И оказался отверженным. Ни уйти с честью, ни продолжить службу на достойном месте, более капитану 2-го ранга было не суждено. Командующий японским флотом запретил своему офицеру, в обучение которого были вложены огромные средства, принять смерть от меча. Все же командиров боевых кораблей во всей Японии не насчитывалось и сотни человек по причине отсутствия этой самой сотни кораблей. К тому же, десятки офицеров погибли вместе со своими кораблями, и потому молодой флот не мог позволить себе разбрасываться подготовленными кадрами. Даже такими. Но и двигать вперед запятнавшего свою честь офицера никто не собирался. Наоборот, Сакураи Кикунозо законопатили на должность командира одной из абсолютно бесполезных трофейных китайских канонерок и забыли о его существовании. Забыли до тех пор, пока не понадобился офицер, от которого в случае необходимости можно было бы легко отказаться. Ведь попадать японскому экипажу "Индепенденса" в плен было строжайше запрещено. И вот теперь враг подарил ему шанс на столь желанное искупление. Слишком хорошо он изучил попавший под его командование корабль, чтобы понять - броненосец обречен. Этот старичок вполне мог держать удары снарядов, но вот подводные пробоины, тем более от мин, непременно несли ему погибель. И пока не стало слишком поздно, он направился в бомбовый погреб барбета правого борта, дабы не дать шанса его подчиненным пройти его путь. Ведь именно такой приказ был отдан лично ему. К тому же, на этот корабль собрали едва ли не все отбросы со всего флота. Заядлые игроки, пьяницы, просто хиляки или не поддающиеся обучению болваны - две трети экипажа было составлено из подобных кадров. И только половина машинной команды с частью наводчиков остались из состава прежнего экипажа.
Не обращая внимания на недоуменные взгляды и возгласы американских офицеров, требующих немедленно отвернуть в сторону столь хорошо виднеющегося берега, капитан Сакураи спустился в то единственное место, где он мог бы выполнить свой долг в полной мере. Керосин из разбитого фонаря едва успел разлиться по пороховым зарядам, как в темноте отсека ярко вспыхнули разом с десяток спичек и под полных ужаса взглядами пребывавших тут же матросов небольшие огоньки полетели вниз.
Прошла едва ли минута с тех пор, как шедший концевым американский броненосец подорвался на мине. Он еще успел поменять свой курс, явно намереваясь приткнуться к берегу, прежде чем нарастающий крен достигнет фатального значения, как вспучился изнутри от чудовищного взрыва. Сперва разом вспыхнувшие в крохотном помещении тонны пороха, разорвавших корабль на две части, подобно погибшему на рейде Вейхайвэя брату, а после сдетонировавшие от резкого перепада температуры все до единого котлы, залитые водами Манильского залива, не оставили никому из моряков ни единого шанса. Те, кто не погиб сразу, оказались либо сильно ранены, либо оглушены и пошли на дно, едва попав в воду. Небольшие шансы на спасение имелись разве что у расчетов носового и кормового 150-мм башенных орудий, но изрядно побитые во время встряски, как о броневые стенки, так и об орудия, люди не успели выбраться из ловушек тесных башен прежде, чем остатки корабля погрузились под воду. Не прошло и минуты после взрыва, как над поверхностью остались болтаться лишь деревянные обломки, да тела мертвецов, колыхаемые поднимающимися из ушедших на дно обломков пузырями воздуха. Для всех наблюдателей броненосец погиб точно так же, как несколькими часами ранее крейсер "Бостон". Ведь никому не могла даже прийти в голову мысль о подрыве корабля своим же командиром.
С гибелью броненосца исчез и шанс на спасение американской эскадры. Все же именно "Индепенденс", висевший гирей на "ногах" крейсерской эскадры, одним фактом своего существования отваживал от бронепалубников испанские корабли. И вот теперь проход оказался открыт. Впрочем, бездумно соваться на мины контр-адмирал Монтехо не стал, и потому у набирающих ход крейсеров появилось некоторое время на отрыв, пока тот, кто расставлял мины, не проведет по оставленным проходам корабли своей эскадры.
Всего сорок минут понадобилось Керну, чтобы добраться до испанского флагмана и вывести того за минную линию. Еще двадцать минут пришлось потратить на те же действия, но уже с минным отрядом, добившим-таки американскую канонерку, пока Монтехо боксировал с основными силами американской эскадры. В кильватер отряда Протопопова его корабль в конечном итоге и присоединился, дабы начать участие в преследовании противника. И весь этот час американцы не теряли времени даром. Скорость тройки крейсеров была доведена уже до 16 узлов и сдерживалась исключительно вследствие полученных флагманом повреждений. Давление воды при такой скорости начало оказывать сильное воздействие на переборки, так что те выгибались, сочились водой и грозились лопнуть при еще большем напоре. И так многочисленные деревянные подпорки натужно скрипели, не давая металлу сдаться окончательно перед водной стихией.
Конечно, такую скорость они дали отнюдь не мгновенно. Потому отставание кинувшихся в погоню испанских кораблей не было фатальным. Двенадцать миль - именно столько отделяло "Кристобаля Колона" от "Рейли", когда броненосный крейсер выскочил за минную линию. Но если флагман испанской эскадры еще имел шанс нагнать противника до наступления темноты, то шедшие в его кильватере крейсера о подобном могли даже не мечтать. "Рейна Кристина" с превеликим трудом поддерживала 10,5 узлов, когда они шли следом за противником, еще пребывая в водах залива. И выжать из своих машин еще хоть десятую доля узла, кораблю было не суждено. Замыкавшие колонну бронепалубные малыши при необходимости могли выдать почти 15 узлов. Но и этого было мало. Потому в погоню отправился только минный отряд во главе с броненосным крейсером. А в противостоянии с такими силами у трех больших бронепалубных крейсеров еще мог иметься шанс не только отбиться, но и самим хорошенько настучать назойливому противнику в ответ. Вот только коммодор Дьюи уже даже не думал о продолжении боя. Единственное, что его волновало, так это сохранение лучших кораблей эскадры для будущих сражений. Потому и пер он прямиком к Гонконгу, надеясь, что ночью противник потеряет его корабли из вида и, подойдя к английскому колониальному порту, останется с носом, ведь вести свои корабли он планировал во французские колонии, откуда после скорого ремонта уже можно было взять курс к берегам Японии, а оттуда добраться и до своих родных берегов, благо арендовать угольщик в стране Восходящего Солнца виделось вполне реальным.
Беда случилась в 16:36. Переборки все же не выдержали и открыли путь воде в носовое подбашенное отделение, отчего корабль еще больше сел носом, начав набирать дополнительные десятки тонн воды. Теперь о бегстве можно было забыть. Девять узлов - именно до такой скорости пришлось сбросить ход "Олимпии", чтобы не лишиться, вслед за половиной артиллерии главного калибра, еще и носовой кочегарки.
А в 18:03 заговорили орудия. Поначалу Дьюи попытался подставить загонщиков под продольный огонь полновесного бортового залпа его крейсеров, но подобную глупость контр-адмирал Монтехо совершать не стал. Он и так смог убедиться, что противник более не стремится убежать от него. Следовательно, продолжать идти прежним курсом, не было никакого резона. И вообще, навязывать бой трем крупным бронепалубным крейсерам, имея под рукой только "Кристобаль Колон", он не собирался. Точно так же, как и командующий американской эскадры, он ждал захода солнца, что должно было произойти уже через пол часа, когда свое веское слово в уничтожении кораблей противника должны были сказать миноносные корабли. Не просто же так он со спокойной совестью провожал их взглядом, когда те покинули кильватерную колонну, стоило броненосному крейсеру показать намерение вступить в артиллерийскую дуэль.
Вообще, несмотря на численное превосходство и некоторые потери в артиллерии, понесенные американскими кораблями, те все еще продолжали оставаться более сильными в линейном бою. Во всяком случае, по количеству орудий среднего калибра, способных вести огонь на тот или иной борт, они превосходили кинувшихся в погоню испанцев. И если избить, вплоть до утопления, "Кристобаль Колон", с учетом остатков боекомплекта, у них вряд ли могло получиться, то выбить из игры, а то и пустить на дно один из минных крейсеров или "Рапидо", шансы имелись весьма неплохие. Протопопов тоже это понимал, потому и отвел в сторонку свой отряд. Его время было еще впереди, а пока можно было понаблюдать, как четыре корабля потихоньку начинают пристрелку выстрелами одиночных орудий, явно экономя снаряды. Дошло до того, что огонь вели в основном 203-мм орудия, для которых у обеих сторон снарядов осталось больше, нежели к скорострелкам. И только носовая шестидюймовка "Рейли" время от времени аккомпанировала четырем участвующим в перестрелке орудиям главного калибра мателотов. Естественно, орудия носовой башни "Олимпии" также находились в исправном состоянии. Вот только заряжать их ныне было попросту нечем - все снаряды и заряды остались в затопленных отсеках.
Почти час ленивого противостояния на дистанции в 25 - 30 кабельтов, пока сгущающиеся сумерки не перешли в полноценную ночную тьму, окончились практически ничем для обеих сторон. Да, были накрытия. Да, случалось, что осколки разорвавшихся при падении в воду снарядов впивались в борта кораблей. Было даже по два попадания с каждой стороны. Но, ни для "Кристобаля Колона", ни для "Олимпии", эти снаряды не оказались опасными. Темные пятна споро потушенных пожаров оказались единственными свидетельствами точности артиллеристов обеих сторон. Низкая скорострельность этих пушек и потребность экономить снаряды, а также постоянное маневрирование с отворотом на румб, то влево, то вправо, сделали свое грязное дело. Теперь же на сцену надлежало выйти минному отряду.
Прекрасно понимая замысел противника, Дьюи до наступления темноты успел отдать на "Балтимор" и "Рейли" приказ разделиться и выбирать курс самостоятельно с последующей встречей в Нагасаки. Что же касалось "Олимпии", то спасение ее заключалось лишь в кромешной тьме. Потому, стоило сумеркам окончательно сгуститься, как на крейсере погасили абсолютно все огни и, сменив курс, потихоньку поползли в сторону Гонконга. Времени бегать по портам Юго-Восточной Азии у него, в отличие от бывших мателотов, не было. Впереди корабль ждали целых три дня пути, с ежеминутной борьбой с затоплениями.
Разрезавшие ночь лучи десятка прожекторов весьма скоро похоронили надежды экипажей крейсеров на спокойную ночь. Ведь отпусти Протопопов эти корабли сейчас, и уже через месяц один из них имел все шансы отправить кого-нибудь из его отряда на дно. Не говоря уже о перехвате вышедших на промысел вспомогательных крейсеров. Потому здесь и сейчас от него требовалось вцепиться в глотку противнику и сделать все возможное, чтобы до утра на поверхности воды не осталось ни одного из них.
Видя бедственное положение американского флагмана, командующий минным отрядом бросил все свои силы на преследование крейсера "Балтимор". В отличие от "Рейли", с которым тот же "Рапидо" мог попытать счастья в артиллерийской дуэли, этот крейсер обладал достаточно мощным вооружением и высокой скоростью, чтобы представлять большую опасность для любого испанского корабля. И даже броненосному крейсеру он имел неплохие шансы намять бока перед своей кончиной. Потому первым в списке к отправке в царство Нептуна стоял именно он.
"Балтимор" оказался нащупан и вскоре взят на сопровождение едва ли не всеми прожекторами находившихся на вооружении минного отряда. Лишь пара продолжала шарить по морю в поисках остальных крейсеров противника, что могли попытать счастья в ночном нападении на увлекшегося преследованием охотника. Тут уже стало не до маскировки и потому в ответ с "Балтимора" ударили лучи его прожекторов, высветивших приземистые силуэты минных крейсеров противника. Те, отделившись от своего лидера и погасив все огни, благо "Рапидо" надежно подсвечивал мишень, уже начали потихоньку уходить в отрыв, с целью обогнать противника и выйти в атаку с наиболее выгодных носовых ракурсов.
Что не удивительно, жалеть снаряды в сложившейся ситуации никто не стал. Весь борт "Балтимора" окрасился всполохами выстрелов. Уже никто на его борту не думал о том, чем они будут встречать висящий где-то на хвосте вражеский броненосный крейсер утром. Главным стало не допустить тройку мелких хищников на дальность пуска самоходных мин. А об остальном можно было подумать завтра.
Пять раз в течение трех часов экипажу "Балтимора" удавалось заставить вражеские корабли отвернуть с курса. При этом три мины все же были выпущены по бронепалубнику с предельных дистанций, но ни одна из них не поразила борта корабля. Впрочем, ответным огнем он тоже не нанес никому сколь-либо серьезных повреждений. В отличие от "Олимпии" и "Рейли", в составе его вооружения отсутствовали скорострельные 127-мм орудия. А малочисленные 57-мм, 47-мм и 37-мм пушки противоминного калибра никак не могли нанести серьезного урона столь крупным миноносным кораблям к тому же обладавшим бронепалубой.
А вот шестая атака с подкравшегося с противоположного борта "Арктического лиса" оказалась неожиданной. Сохранивший вследствие превращения в минный транспорт лишь носовой минный аппарат корабль Керна все то время пока сослуживцы приковывали внимание противника к себе, наседая на него только с правого борта, тихой сапой исчез с глаз американских моряков, чтобы заявить о своем возвращении пуском мины в левый борт "Балтимора". С расстояния всего в один кабельтов подкравшийся вплотную к жертве минный крейсер выпустил свою единственную самоходную мину из носового аппарата и тут же отвернул вправо, чтобы как можно скорее оказаться по корме корабля, что был способен отправить миноносный корабль на дно одним единственным бортовым залпом.
От получения критических повреждений американский корабль спас очередной брак. Ударившая четко по центру корпуса мина не взорвалась, а разломилась на две части и затонула. Более того, никто из экипажа атакованного крейсера так и не понял, что по ним попала самоходная мина - все были слишком сильно увлечены отражением атак с противоположного борта.
Седьмая же атака оказалась для "Балтимора" роковой. На сей раз головным в бой ринулся "Рапидо". Выдержав девять попаданий только снарядами среднего калибра, включая два 203-мм, и пару десятков из противоминной мелочи, он отвернул на расстоянии трех кабельтов, выпустив две мины - из носового аппарата и бортового на циркуляции. Ни одна из них так и не попала в противника. Но это было уже не важно, ведь своим корпусом он словил те снаряды, что могли сорвать очередную атаку минных крейсеров. Американцы перенесли огонь на следовавшие за лидером два минных крейсера слишком поздно. Сказалась и малая скорострельность орудий. На такой дистанции они попросту не успевали засыпать противника снарядами. Шедшие строем фронта "Полярный лис" и "Песец", разрядив носовые аппараты с дистанции в 1,5 кабельтова, отвернули в противоположные стороны, выпустив еще три самоходные мины из бортовых. На сей раз чуда не случилось. Две мины - по одной с каждого корабля, рванули, едва успев уткнуться в борт "Балтимора". На этом, по сути, закончился бой. Корабли под испанскими флагами принялись отползать подальше от смертельно раненного, но все еще способного отвесить напоследок весьма мощную плюху, противника, дабы начать зализывать собственные раны. Помимо сильно пострадавшего "Рапидо", где как раз начиналась борьба, как с пожарами, так и с затоплениями, восьмидюймовый снаряд уже на отходе получил "Песец". И хоть весьма толстая броневая палуба защитила котлы и машины от осколков, корабль получил изрядные повреждения. Был сметен вместе с расчетом один из минных аппаратов правого борта, а соседний полностью выведен из строя поразившими его осколками. Потери в людях еще уточнялись, но по предварительным прикидкам они должны были составить не менее пяти человек только убитыми. Осколками этого же снаряда оказались повреждены пара вентиляторов подававших воздух в котельное отделение. А через испещрившие борта осколочные пробоины, ставшие следствием близких разрывов десятков снарядов, на борт начала поступать вода, благо штатные средства справлялись с ее откачкой за борт.
"Полярный лис" отделался попаданием шестидюймового снаряда и полудюжины противоминной мелочи, но самая крупная пробоина оказалась подводной, и принимающий воду корабль уже получил небольшой крен на правый борт. Потому требовалось предпринять скорейшие действия для заделки дыры брезентовым пластырем, что, естественно, лучше было делать не на ходу. И уж тем более не под огнем противника, который даже и не думал прекращать стрельбу.
Утро, что "Олимпия", что "Балтимор", встретили, все еще находясь наплаву. Но, ни тот, ни другой, корабль уже не мог рассчитывать протянуть хотя бы до полудня. Так, "Балтимор" уже имел крен на правый борт более 20 градусов и потому не мог вести огонь по не думающему оставлять его без присмотра противнику. Максимальный уровень наводки орудия по вертикали попросту не позволял компенсировать образовавшийся крен. К тому же, вода все продолжала прибывать, несмотря на безостановочную работу водоотливных средств и усилия экипажа. Ему еще повезло, что поражения минами пришлись в оконечности. Попади они обе по центру и корабль уже давно пошел бы на дно. А так он все еще продолжал цепляться за поверхность Южно-Китайского моря, но даже без дальнейшего воздействия противника, более не имел шанса добраться до ближайшей суши. "Олимпия" тоже осела в воду еще больше, отчего поднимаемые на ходу волны уже накатывали на палубу в носовой части корабля, доходя вплоть до башни. В свежую погоду крейсер, скорее всего, уже пошел бы на дно. Однако погода радовала едва заметным ветром и невысокими волнами, давая глупым людишкам самим поставить точку в разыгрывающейся трагедии. И командующий испанской эскадрой решился. Выслушав доклад прибывшего на борт флагмана Протопопова, для чего "Кристобаль Колон" пришлось останавливать, и лично оценив печальным взглядом остатки минного отряда прибывшего на соединение с флагманом, где помимо совершенно не пострадавшего "Арктического лиса" не было более ни одного корабля, он был вынужден согласиться, что для еще одной ночной минной атаки сил у него считай, что не осталось. Если "Полярный лис" и "Песец" все еще можно было вернуть в строй после исправления полученных повреждений, то с "Рапидо" все оказалось очень печально. Крейсер уже потерял ход и потихоньку тонул, несмотря на активную работу водоотливных средств подошедших к нему вплотную минных крейсеров и наложенные на подводные пробоины пластыри. Его еще можно было попытаться отбуксировать поближе к берегам острова Лусон, но с помощью одних минных крейсеров сделать подобное не представлялось возможным, тем более, что еще требовалось принять на борт сотни моряков с пошедшего-таки на дно в районе девяти часов утра "Балтимора", что пока размещались в многочисленных шлюпках, спущенных, в том числе, со всех испанских кораблей минного отряда.
К полудню, когда вновь заговорили орудия флагманов двух эскадр, скорость "Олимпии" упала уже до 6 узлов, а о совершении резких маневров не могло идти и речи. Именно поэтому бой начался и пошел по плану испанского контр-адмирала. Несмотря на скромные возможности "Арктического лиса" ему все же отвели ответственную роль в грядущем сражении. Обогнав по большой дуге "Олимпию", Керн дождался пока "большие дяди" начнут обмениваться бортовыми залпами, после чего повел свой минный крейсер в лобовую атаку, помешать которой американским морякам было практически нечем. Носовые казематы 57-мм орудий уже были затоплены, и потому по минному крейсеру могло вести огонь лишь одно 127-мм орудие, да пара 37-мм, чьи снаряды никак не могли нанести серьезного урона подобному кораблю.
Единственная попытка отвернуть, предпринятая, дабы подставить наглеца под огонь бортовых орудий, когда стало понятно, что выходящий в минную атаку испанец даже не думает отворачивать, привела лишь к тому, что расстояние между "Олимпией" и "Кристобалем Колоном" сократилось до 7 кабельтовых и продолжало уменьшаться, а минный крейсер поспешил отбежать подальше, чтобы через полчаса вновь повторить попытку минной атаки. Впрочем, к этому времени таковая уже не понадобилась, поскольку после сближения стороны, забыв про необходимость экономии снарядов, расстреляли по друг другу почти все, что оставалось в бомбовых погребах.
Получивший два десятка попаданий снарядами среднего калибра "Кристобаль Колон" горел аж в трех местах, а кормовая башня застыла, будучи повернутой лево на борт после того, как в нее влетел 203-мм бронебойный снаряд. Лобовую броню он пробить не смог, но вывести из строя что-то в механизмах поворота башни сумел. "Олимпия" же тонула. Слишком много пробоин, как новых, так и полученных в предыдущий день, оказались ниже уровня моря, отчего также горящий в центральной части бронепалубник потихоньку погружался носом в воду, постепенно заваливаясь на правый борт.
Справившийся с пожарами и подобравший из воды чуть более двух сотен моряков с погибшей "Олимпии" флагман испанской эскадры смог добраться к борющемуся за жизнь "Рапидо" только к восьми часам вечера. А завести буксирные тросы и стронуться с места удалось лишь спустя еще три часа. Так, двигаясь с черепашьей скоростью в 4 узла, они и добрались всей толпой инвалидов до входа в Манильский залив, где, подобно сторожевым псам, уже который день курсировали три крейсера, боясь сунуться обратно через заминированные фарватеры, и отворачивая от залива все подходящие суда.
В конечном итоге, с помощью портовых буксиров "Рапидо" посадили на мель по соседству со сгоревшей "Кастильей", дожеванной таки "Индепенденсом", после чего принялись подбивать баланс отгремевшего сражения. О поиске же скрывшегося в темноте "Рейли" никто даже не помышлял. Ведь для его поимки попросту не имелось сил и средств. Так, помимо расстрелявшего практически весь боезапас броненосного крейсера, у Монтехо оставались под рукой охромевшая, и потому годная разве что для стационарной службы, "Рейна Регента II", пара малых бронепалубников, не предназначенных для действий в открытом море, да тихоходная "Рейна Кристина", столько времени служившая ему флагманом. Естественно, оставалась еще тройка минных крейсеров, но двоим из них требовался ремонт с заведением в сухой док, благо небольшой для обслуживания колониальных крейсеров как раз имелся, а отпускать единственный не пострадавший на свободную охоту не хотелось от слова "совсем". Ведь повстречай он того же "Рейли" и, ни убежать, ни отбиться, у "Арктического лиса" возможностей не имелось вовсе, даже с учетом возвращения тому снятого ранее кормового 120-мм орудия. К тому же, кто-то же должен был начать вытаскивать из воды те сотни мин, что были высыпаны в воды залива для встречи американцев. Вот и выходило, что, помимо одного безбронного крейсера, с требующими ремонта котлами, выпускать на охоту за американскими пароходами было попросту некого. Разве что вооружить трофейные суда и бывший "Владивосток" парой орудий, и выпихнуть их в океан в качестве вспомогательных крейсеров, благо моряков ныне имелось в избытке после потери столь огромного количества кораблей. Но все это было делом будущего, а пока контр-адмирал Монтехо занимался куда более важным и срочным делом - составлял победную реляцию.
Глава 6. Остров свободы.
Начало боевых действий ознаменовалось не только метаниями изрядно наскипидаренных военных моряков, пытавшихся успеть сделать все то, на что не хватило времени, сил и средств за последние годы, но и самым натуральным расцветом желтой прессы. В целях получения дополнительных прибылей, которые могли образоваться только в результате увеличения тиража, газеты, одна за другой, принялись буквально кошмарить население, многочисленными заявлениями о неминуемых атаках испанских крейсеров по портам и прибрежным городам САСШ. Обсасывая данную тему в каждом новом номере все подробнее и не забывая при этом сгущать краски. Естественно, не располагая какими-либо иными источниками информации, а также, не имея никакого представления о реальном положении дел на испанском флоте, народ проникся. Народ заволновался. Народ потребовал обеспечения безопасности. И правительство не смогло позволить себе проигнорировать подобные требования. Все же быть избранными и на следующий срок хотелось всем! В результате, оказались отправлены в почетную отставку все старые заслуженные контр-адмиралы, доверять которым руководство боевыми действиями современного флота попросту побоялись, а на первый план оказались выдвинуты действительно опытные офицеры. И пусть их опыт также лежал далеко от реалий современного морского боя, они хотя бы имели достаточное представление о своих кораблях и их возможностях. Не говоря уже о намерениях на деле подтвердить право ношения адмиральских погон.
Одно было плохо. Совершенно внезапно появившиеся у испанцев броненосцы, спутали все довоенные карты. Ведь теперь, хотелось того или нет, но большую часть броненосных кораблей постоянно приходилось держать в составе одного отряда, что не уступал бы по численности и боевой мощи главным силам визави. И отпускать этот самый отряд далеко от родных берегов и блокируемой флотом Гаваны было никак нельзя. А, между тем, потребность в прикрытии протяженных морских границ также требовали больших сих. И одними вспомогательными крейсерами тут уже было не обойтись. В результате, опять же появились на свет две эскадры - основная, под командованием вице-адмирала Сэмпсона и летучая, отданная на откуп коммодору Шлею. Вот только состав эскадр нынче вынужденно стал другим. Не тем, что однажды, в другой истории, стал творцом американского триумфа. Так четыре броненосца и четыре же наиболее современных монитора, базируясь на Ки-Уэст, занимались не только бомбардировкой укреплений столицы Кубы и блокированием немногочисленных находившихся в ее порту испанских кораблей, но и поджидали своего главного противника, которому, так или иначе, все же требовалось пробиться в Гавану. Несмотря на обилие портовых городов, только колониальная столица могла похвастать наличием достаточных возможностей и ресурсов для обеспечения столь грандиозной эскадры, что шла сейчас из метрополии. Потому, рано или поздно, но противник обязан был появиться в этих краях и попытаться пробиться в блокированный порт. Именно по этой причине здесь оказались сосредоточены наиболее толстокожие представители американского военно-морского флота. А вот наиболее современный и единственный в составе флота океанский броненосец с тройкой броненосных крейсеров в сопровождении полудюжины бронепалубников превратились в тот самый щит, что должен был обеспечивать защиту прибрежного плавания, да и самого американского атлантического побережья тоже.
Однако, очередные новости, свалившиеся на голову американского общества, довольно скоро заставили флотских вновь перетасовывать имеющиеся "карты". Весть о поражении на Тихом океане и практически полном уничтожении эскадры коммодора Дьюи в одно мгновение взвинтило панику среди гражданского населения. И, надо сказать, газетные писаки даже не помышляли о снижении накала страстей. Наоборот, с каждым днем заголовки передовиц становились все более кричащими и пугающими, надежно обеспечивая спрос не только на весь основной тираж печатных изданий, но и экстренные выпуски. Оказавшееся же в луже правительство, под многочисленными представителями которого уже потихоньку начали покачиваться столь удобные и комфортные кресла, поспешило перевести стрелки на флотских, требуя от последних принять меры. При этом нигде не уточнялось, какие именно меры, но вот сроки указывались четко - "в срочном порядке".
Естественно, тут же был отменен выход к Филиппинам "Чарльстона" и "Монаднока", а также дано указание командиру "Рейли" в максимально сжатые сроки вернуться к берегам САСШ. Как ни крути, а угроза всему тихоокеанскому побережью действительно виделась нешуточной, так что об очередной попытке атаковать испанцев в Манильском заливе, не было сказано ни одного слова. Все же один или два крейсера, даже будучи поддержанными огнем крупнокалиберных орудий монитора, вряд ли имели шанс одержать верх там, где погибла куда более мощная эскадра. Тем более что испанцы уже трезвонили на весь мир, что одержали грандиозную победу, отделавшись незначительными потерями и легко устранимыми повреждениями. Верить последнему не желали многие, но вот факт наличия у испанцев как минимум трех остававшихся на плаву после боя крупных крейсеров, один из которых являлся броненосным, подтверждался теми немногими корреспондентами, что уже каким-то образом успели отослать информацию в свои издательства. А современный броненосный крейсер, появись он близ практически лишенных прикрытия берегов САСШ, мог натворить очень больших бед.
Однако, пока скорбное сообщение дошло из Гонконга до САСШ, пока на больших верхах было принято решение, пока посыльное судно отыскало патрулирующую в море эскадру Шлея, у которого в срочном порядке изымали один броненосный и два бронепалубных крейсера для отправки в Тихий океан, основные силы испанского флота оказались обнаружены менее чем в трехстах пятидесяти милях от Пуэрто-Рико, да еще в компании солидного количества вспомогательных крейсеров. Вполне естественно, что в сложившихся обстоятельствах никакой речи об отправке подкреплений к западному побережью, вокруг всей Южной Америки, не могло быть и речи. Итог войны должен был решиться именно здесь, на атлантическом театре военных действий. Но чтобы не дать противнику воспользоваться результатами своей победы над эскадрой Дьюи, требовалось как можно скорее расправиться с его главными силами. Потому, пустив вперед десятки крейсеров, навстречу эскадре контр-адмирала Серверы принялся выдвигаться броненосный флот САСШ, таща за собой даже низкобортные и тихоходные мониторы.
Преодолев за 19 дней путь до французской Мартиники, где планировалось пополнить запасы угля, чтобы не расходовать раньше времени взятый с собой, посланный в порт крейсер "Эмперадор Карлос V" нос к носу столкнулся на подходе к Заливу Фор-де-Франс с одним из крупнейших американских вспомогательных крейсеров. Причем, встреча оказалась большой неожиданностью для обоих участников будущего боевого столкновения.
Являясь одним из лучших трансатлантических лайнеров, "Сити оф Нью Йорк" не мог не попасть на заметку военным и одним из первых оказался выкуплен правительством, с последующим присвоением статуса вспомогательного крейсера и наименования "Харвард". Но, ни первое, ни второе, не смогло сделать из гражданского экипажа пассажирского парохода отменных морских волков. Только расчеты установленных на судне орудий являлись военными моряками, да и то наполовину призванными из резерва, отчего боевая эффективность крейсера, несмотря на превосходные технические характеристики, оставалась крайне низкой.
И что, наверное, являлось смешным, ни испанцы, ни американцы не смогли опознать в приближающемся корабле противника по той простой причине, что их офицерский состав не знал силуэтов вымпелов своих визави. Но если для испанцев имелось оправдание - все же знать в фас и профиль силуэт каждого американского вспомогательного крейсера было чем-то из разряда фантастики, то вот незнание капитаном Коттоном и его офицерами силуэта единственного в своем роде "Эмперадор Карлос V" было чистой воды разгильдяйством. Особенно учитывая тот факт, что "Харвард" выполнял роль дальнего разведчика и патрулировал между колониями Англии, Франции и Дании как раз в поиске испанской эскадры.
Опознать друг друга удалось только после того, как обладатели биноклей и самого острого зрения сумели распознать развивающиеся за кормой флаги. То есть, уже практически при расхождении. Случись эта встреча где-нибудь в океане, и корабли вообще могли разойтись, так и не заметив друг друга, но оставленный недавно американским вспомогательным крейсером за кормой залив, достигающий в своей максимальной ширине всего три мили, не располагал достаточными просторами для выбора пути, отчего и произошла данная встреча. Нет, возьми "Харвард" при уходе с рейда Фор-де-Франс курс на северо-запад и он совершенно спокойно продолжил бы выполнение своей задачи. Однако капитан Коттон приказал идти на юг, сам того не подозревая, подписав смертный приговор своему кораблю.
0x01 graphic
Восемь кабельтов. Именно с такой дистанции японцы в свое время засыпали китайские корабли сотнями снарядов из своих многочисленных скорострельных орудий, не оставив тем ни малейшего шанса. Именно с такой дистанции по огромным, превышающим десять тысяч тонн водоизмещения, целям не должны были промахнуться даже ни разу не стрелявшие по реальному противнику моряки. Именно такая дистанция, с учетом невысокой скорости обоих, не позволяла им устроить гонку с перестрелкой на дальних дистанциях. Но поскольку ко встрече оказались абсолютно не готовы обе стороны, первый выстрел прозвучал лишь спустя долгие четыре минуты после взаимного опознавания. А после с обеих сторон зачастили вспышки, и море между кораблями заволокло пороховым дымом. Огню четырех скорострельных 127-мм и такому же числу 57-мм орудий американцев, испанцы смогли противопоставить лишь четыре старых 120-мм пушки Онторио, дававших от силы выстрел в минуту, и некоторое число противоминных орудий, чьи снаряды, даже проникая внутрь борта огромного лайнера, не могли причинить тому какого-либо непоправимого ущерба. И только два монструозных 280-мм орудия главного калибра одним единственным удачным попаданием имели шанс закончить этот неравный бой.
Продолжалась вспыхнувшая на столь короткой дистанции перестрелка вплоть до тех пор, пока ушедший на циркуляцию и развернувшийся на 180 градусов "Харвард", ни вошел обратно в территориальные воды Франции. Именно там сумевший оценить всю трагичность сложившейся ситуации капитан Коттон увидел шанс спасения своего судна и экипажа, ведь на разводку достаточных для достижения 20-тиузловой скорости, на которой имелся шанс оторваться от испанца, паров, требовался не один час. А противник явно не собирался давать это время вспомогательному крейсеру. Но даже совершенный маневр, вслед за которым непременно должно было следовать интернирование корабля, не смог спасти "Харвард" от серьезных повреждений. Выпущенный из носовой башни крейсера, пятый по счету отстрелянный за десять минут боя крупнокалиберный снаряд и единственный из них попавший в цель, вскрыл внешний борт лайнера и разорвался на жилой палубе второго класса, где оказалось огромное количество деревянной мебели и обшивки столь любимых огнем. Потому было не удивительно, что к моменту возвращения на рейд порта Фор-де-Франс, на борту судна полыхал солидный пожар, ежесекундно захватывавший все новые и новые помещения.
Естественно, ни о каком причаливании горящего судна к пирсу не могло быть и речи. Потому моряки бросившего якорь на внешнем рейде "Харварда" были вынуждены бороться с пожаром исключительно собственными силами. Без малого пять часов ушло у четырех сотен моряков, чтобы отбить свой корабль у огня, но к тому моменту, как был залит последний тлеющий квадратный фут стальной переборки, ибо все, что было сделано из древесины, уже давно обратилось в пепел, от бывшего трансатлантического лайнера остался лишь почерневший от копоти стальной остов. Нет, ни машины, ни котельное отделение не пострадали от огня. И даже до угольных ям, возгорание которых непременно привело бы к гибели корабля, огонь не добрался. Но абсолютно вся надстройка, где некогда размещались лучшие каюты, а также вся центральная часть судна, находившаяся между верхней палубой и котельными отделениями, выгорели дотла.
Но на этом победы американских моряков и закончились, ведь на берегу их уже с нетерпением поджидала делегация испанских офицеров с предложением спустить флаг и сдать корабль победителю, а со стороны открытого моря их всем своим видом активно поддерживала огромная эскадра в несколько десятков кораблей. Впрочем, доставлять подобное удовольствие, как сдача корабля, своему противнику капитан Коттон не стал и, даже не дожидаясь истечения 24 часов, после которых он был обязан покинуть нейтральный порт, интернировал наполовину выгоревший лайнер и весь свой экипаж в Фор-де-Франс. Пусть "Харвард" все же оказался потерян для американского флота, но для самой Америки, в победе которой офицер нисколько не сомневался, один из лучших лайнеров страны был бы сохранен. Во всяком случае, ему очень хотелось верить, что в будущем отремонтировать лайнер выйдет все же дешевле, нежели построить новый.
Стоило отметить, что столь легкая победа в первом же столкновении с противником немало воодушевила экипажи всех испанских кораблей. Как ни крути, а многие матросы, да и офицеры, уходя к американским берегам, даже несмотря на полученное подкрепление, не теплили себя надеждой на благополучный исход войны. Слишком далеко от метрополии, слишком далеко от основных баз им выпала доля сражаться. Да и противника никак нельзя было назвать слабым. Наоборот, те, кто имел относительно полное представление о составе флота САСШ, прекрасно понимали, что именно американцы будут задавать темп в будущем вальсе смерти. Но первый триумф, а также последовавшие за ним новости, добравшиеся сюда аж от самых Филиппин, заставили по новой оценить свои шансы на успех.
Естественно, в том, что при противостоянии огромного крейсера и слабо вооруженного лайнера, победу одержал первый, не было ничего экстраординарного. Наоборот, результат был предрешен изначально. Что, тем не менее, нисколько не принижало успех экипажа "Эмперадора Карлоса V". А вот вести о разгроме американцев в Манильском заливе, вызвали на эскадре натуральный фурор. Подробности, к величайшему сожалению, в далекой французской колонии никто не знал. Но даже сам факт потери противником в прошедшем уже давно и далеко отсюда бое нескольких крейсеров, неизменно грел душу и вселял надежду. Ведь если даже столь скромные силы, коими обладал контр-адмирал Монтехо, смогли дать противнику достойный отпор, многократно превышающий его эскадру флот обязан был продемонстрировать куда лучшие результаты! Правда, кроме новостей, добыть в Фор-де-Франс, что-либо не оказалось возможным. На эскадре попросту не имелось столько средств, чтобы оплатить бункеровку всех требовавших пополнения угольных ям кораблей, а отгружать в долг французы наотрез отказались. То же самое было с продовольствием. Более того, испанцев предупредили о необходимости покинуть французские территориальные воды по истечении 24 часов, так что даже пополнить запас с идущих с эскадрой угольщиков не представлялось возможным. Сперва, требовалось добраться до своего ближайшего порта, где уже спокойно можно было забункероваться и отдав последние приказы капитанам вспомогательных крейсеров, отправить тех в свободную охоту. Потому за сутки, что пришлось ждать интернирования американцев, лишь русский крейсер "Светлана" смог принять на борт две сотни тонн угля, благо топливо русским и за деньги, французы согласились предоставить с превеликим удовольствием. Мог бы принять и больше, но скорость погрузки проводившейся вручную не позволила заполнить бункеры до краев. По истечении 24 часов "Светлана" отдала швартовые и устремилась вслед уходящей к Пуэрто-Рико испанской эскадре.
Сантьяго-де-Куба - единственный хоть как-то оборудованный глубоководный порт в восточной части Кубы некогда стал той мышеловкой, куда контр-адмирал Сервера сумел довести свою эскадру, где она, по сути, и нашла свой конец. Но если в тот раз он стал результатом вынужденного выбора, сделанного в силу многочисленных сложившихся неприятных обстоятельств, то сейчас этот слабо оборудованный порт, имевший всего один узкий выход, оказался под завязку забит боевыми кораблями целенаправленно. Впрочем, в этот раз он также стал неким компромиссом из желаний самого контр-адмирала и потребностей его страны. Если бы не сильная ограниченность Испании в средствах, а соответственно и во времени, он сам ни за что не сунулся бы к Кубе в поисках генерального сражения. О нет! Сам Сервера, как и русский монарх, полагал наилучшей тактикой в войне с САСШ экономическую блокаду, для чего идеально подходили бы три его броненосных крейсера, сохрани они те характеристики, что и при спуске на воду. Будь его воля, и броненосцы не покинули бы берегов Пуэрто-Рико, защищая базу, откуда должны были выходить на охоту его крейсера, что попросту парализовали бы всякую торговлю САСШ в Атлантике. Но время, изношенность машин, отсутствие достаточного количества угля и провизии диктовали ему иные правила игры. Потому, проведя неделю в Сан-Хуане, где эскадра в тишине и спокойствии привела себя в порядок после длительного перехода, и отпустив на свободную охоту практически всю свору вспомогательных крейсеров во главе с "Эмперадор Карлос V", за исключением тех, что несли в своих трюмах уголь для эскадры, провизию, запасной боекомплект и орудия, главные силы испанского флота, не встречая кораблей под американским флагом, спокойно дошли до Кубы. Но следовать в Гавану, как того требовал маршал Бланко, и, соответственно, поступать в его распоряжение, контр-адмирал совершенно не собирался. Пусть у него не имелось обширного опыта ведения боевых действий, но в отличие от армейского командования, способного думать только о необходимости защиты столицы от многочисленных угроз, командующий эскадрой прекрасно понимал, что как раз в Гаване появляться его кораблям было смерти подобно. Все же именно там противник имел огромное преимущество, связанное с очень близким расположением своей военно-морской базы, что, естественно, способствовало серьезному облегчению обслуживания и снабжения кораблей. А вот здесь, за сотни миль от базы, американцы уже имели куда меньше шансов в течение продолжительного времени поддерживать собственную боеготовность на высоком уровне. Да и возможностей добраться поврежденному кораблю до своей земли, имелось заметно меньшие. Еще находясь в Испании, Сервера имел далеко не один разговор с русским контр-адмиралом Макаровым. И пусть последний тоже фактически не имел опыта эскадренных сражений, но не даром именно им в последние годы русские затыкали все политические дыры, где требовалось побряцать орудиями большого калибра. Да и продолжительное общение с рядом бывших офицеров русского флота весьма благосклонно повлияло на того в плане свежего взгляда на ведение современного морского боя. Потому, когда мысли обоих контр-адмиралов полностью сошлись, Сервера окончательно утвердился в собственной правоте.
Все, что от него требовалось, дабы заполучить в свои руки шанс не проиграть эту войну, - это нивелировать главные преимущества противника. К таковым же, после сравнения в силах флота, продолжали относиться удобство снабжения и ремонтные возможности. Естественно, о подавляющем превосходстве американцев в данном вопросе нечего было и говорить. И о выравнивании картины не могло идти даже речи. Ведь о каком снабжении можно было вести речь, если даже эта эскадра была обязана самим фактом достижения берегов Кубы русским деньгам! Про ремонтные же мощности колониальных портов можно было изъясняться исключительно с широчайшим применением ненормативной лексики. Их не хватало даже для надлежащего обслуживания эскадры, что прежде гоняла контрабандистов, завозивших на остров оружие и припасы для повстанческой армии! Изменить же данную картину исключительно собственными силами не представлялось возможным. Потому, своей главной целью Сервера ставил утопление кораблей противника, чтобы тому попросту не оставалось чего ремонтировать. Впрочем, то же самое смело можно было говорить о целях американских командующих эскадр. Ведь какой военный моряк, находясь в здравом уме и твердой памяти, не захочет потопить корабль-другой противника? Однако, даже нанесение серьезных повреждений большому числу испанских кораблей, в конечном итоге, должно было принести победу САСШ. Потому, чтобы оставить своим кораблям шанс, получив серьезные повреждения, вернуться обратно в метрополию, либо интернироваться в ближайшем нейтральном порту, был выбран Сантьяго. Заодно этот шаг позволял надеяться на бой не со всеми американскими кораблями разом - ведь должен же был противник оставить хоть кого-нибудь для блокады Гаваны и охраны своих морских границ. Так или иначе, даже явись они всем флотом, вскоре, то один, то другой вымпел был бы вынужден покинуть строй, чтобы пополнить запасы угля. А даже уход одного броненосного корабля мог стать той решающей причиной, что имела возможность решить исход боя.
Оказавшись же на месте и проведя очередную беседу с русским контр-адмиралом, чьи корабли остались на внешнем рейде, Сервера окончательно убедился в верности своих намерений. Он так никогда и не узнал, откуда у Степана Осиповича обнаружилось столько проработанных до мелочей вариантов действия флота как раз из подобного закрытого порта с одним-единственным узким проходом. Ведь даже сам Макаров пока не понимал, по какой причине его знакомые, что успели сунуть свой длинный нос в конфликты последних лет, с каким-то ожесточенным упорством раз за разом обыгрывали с ним подобный сценарий. Лишь получив сведения о занятии кораблями русского флота китайского Порт-Артура, с которым проведший не один год на Дальнем Востоке контр-адмирал был хорошо знаком, он начал прикладывать те военные игры к существующим реалиям. Как-никак, а англичане явно выказывали свое недовольство сим фактом. И даже разговоры о возможном скором противостоянии с Ройял Нэви время от времени случались в кулуарах. Потому оставалось лишь поражаться осведомленности компаньонов господина Иениша, если отбросить в сторону совсем уж мистические домыслы. Поражаться и раз за разом оттачивать хотя бы в своей голове и иногда на бумаге варианты ведения войны. И вот сейчас ему выпал тот самый единственный золотой шанс увидеть наяву, чего стоили все его теоретические выкладки, рожденные в многочасовых дискуссиях и порой даже спорах с бывшими офицерами Российского Императорского Флота, выбравших для себя стезю кондотьеров. Все же называть их грязным словом "наемники", Степан Осипович не позволял себе даже в мыслях. Как ни крути, а действия этой группы бывших офицеров и находящихся под их началом нижних чинов имели не только один лишь личный корыстный интерес. Более не находясь на службе, они и для отечества успели принести немало пользы, а потому и водить хорошее знакомство с подобными людьми не было ни в коем разе не зазорно служакам подобным ему.
Три спокойных дня американцы подарили испанскому флоту, чтобы подготовиться к их встрече. Даже тот факт, что день прибытия почти полностью был отдан на всевозможные приемы, встречи, парады и прочие не связанные с войной действа, нисколько не помешал испанцам хотя бы начать подготовку к теплой встрече противника. Перво-наперво, на внешний рейд были выведены десятки шлюпок, баркасов и катеров, с которых минные офицеры эскадры принялись рассеивать многочисленные якорные мины. В арсеналах самого Сантьяго этих смертоносных подводных игрушек имелось ничтожно мало, потому к ним тут же присовокупили те сотни, что имелись на борту крупных кораблей для защиты на необорудованных стоянках. Так что уже к концу второго дня ходить в прибрежных водах близ Сантьяго, не имея карты минных полей, стало смерти подобно. Параллельно, миноносники, коим и предстояло пустить первую кровь врагу, активно изучали местные воды. Пусть в составе эскадры имелось всего три эсминца и ни одного миноносца, даже эти скромные силы вполне могли смешать противнику все карты. Главное было - применить их к месту и вовремя. И лишь усиление батарей береговой обороны охранявших вход в залив шло ни шатко, ни валко. Только и успели, что выгрузить из трюма бывшего "Памяти Меркурия" четыре шестидюймовых орудия и начать готовить под них площадку, как на горизонте замаячили многочисленные дымы вражеского флота.
Тот факт, что заявились американцы к Сантьяго-де-Куба, должно быть, всеми имеющимися броненосными силами, наглядно свидетельствовало в пользу теории поиска противником скорейшего и единственного генерального сражения, в котором тот собирался одержать верх. Иначе им попросту незачем было бы тянуть с собой на буксире те же мониторы, ведь в случае неудачи эти низкобортные тихоходы практически не имели шансов отступить к родным берегам. Впрочем, заставить их отступить виделось весьма нетривиальной задачей. Все же благодаря этим низкобортным, но отлично забронированным и вооруженным кораблям американцы смогли обеспечить себе солидное превосходство, как в количестве броненосных вымпелов, так и участвующих в залпе крупнокалиберных орудий. Впрочем, как показал опыт обстрела укреплений Гаваны, рассчитывать на долгое участие мониторов в бою вице-адмиралу Сэмпсону не стоило. Заложенные десятилетия назад и спущенные на воду всего за несколько лет до начала войны, эти корабли никак не были рассчитаны на установку тех орудий, что выглядывали черными провалами стволов из их башен. Слишком мощные и слишком скорострельные, они столь быстро заполняли внутренние отсеки мониторов пороховыми газами от сгоревших в каморах зарядов, что уже второй залп орудийная обслуга делала со слезящимися глазами, а для подготовки к четвертому людей требовалось едва ли не реанимировать, что весьма плачевно сказывалось на скорострельности главного калибра этих бронированных малышей. Впрочем, для неторопливого и планомерного заваливания снарядами береговых укреплений они вполне годились. И тем удивительнее выглядело их присутствие в водах Наветренного пролива, а не на подступах к Гаване.
Командовавший американской эскадрой вице-адмирал Сэмпсон, хоть и желал прослыть победителем испанской армады, прекрасно осознавал все те трудности, что ждали его корабли в этих водах. Потому, проведя разведку боем, когда ко входу в залив попытались прорваться два небольших вспомогательных крейсера, прикрываемые огнем орудий всех мониторов и броненосца "Техас" и удостоверившись, что тот охраняется, как батареями береговой обороны, так и кораблями - с дежурного испанского крейсера открыли огонь, он отдал приказ начать подготовку к закупориванию единственного прохода. К величайшему сожалению, подготовка к выходу велась в такой спешке, что с собой не было захвачено ни одного миноносца, потому планы по выставлению собственных мин пришлось оставить, как невыполнимые. Все же, если небольшие и низкие миноносцы, подкравшись в ночной мгле ко входу в залив, еще имели шансы выставить там пару-тройку подводных сюрпризов, то ни крейсера, ни, тем более, броненосцы, для подобного совершенно не годились. Тем более что неизвестным оставалось, выставили ли сами испанцы где-нибудь в этих водах собственные мины. Хотелось верить, что нет, но здравый смысл подсказывал - что рассчитывать на подобный подарок со стороны врага не приходится. Потому ничего лучше кроме затопления на фарватере брандера он придумать не смог, благо кандидатов имелось в достатке - тот же эскадренный угольщик "Мерримак", чьи вечно выходящие из строя машины изрядно попортили ему нервы во время перехода, адмиралу было нисколечко не жалко. Особенно для такого дела!
Сказано - сделано. После двух дней затраченных на разгрузку угля в бункеры боевых кораблей, с притороченной под днищем миной и командой добровольцев "Мерримак" в половине четвертого утра взял курс к берегу. Однако дойти до места затопления пароходу было не суждено. Получивший еще в Пуэрто-Рико подробности сражения в Манильском заливе и наложив их на беседы с русским коллегой, контр-адмирал Сервера не стал пренебрегать опытом своего успевшего отличиться коллеги итогом чего стали несколько минных линий и полей. Именно на этих минах и подорвался брандер. Счастливо преодолев первую линию мин, расположенную в двух милях от береговой линии, жертвенный угольщик выполз прямиком на полноценное минное поле. Последовавший вскоре подрыв привел к срабатыванию заряда прикрепленного самими американцами к днищу брандера в результате чего судно весьма быстро начало набирать воду и, наскочив еще на одну мину, вскоре ушло носом под воду. А спустя пять минут над водой остались торчать лишь кончики мачт, да дымовая труба.
Однако не одни американцы пытались вывести противника из игры без участия крупных артиллерийских кораблей. Проведшие почти все время перехода на буксире и потому сохранившие ресурс машин и котлов три испанских эсминца дважды выходили в ночные минные атаки на корабли противника растянувшиеся дугой между бухтой Аквадорес и мысом Кабрера. И лишь отсутствие у команд миноносных кораблей какого-либо опыта, как реальных минных атак, так и одиночного ночного плавания, не говоря уже о поверхностном знании местных вод, позволили американцам в первые дни блокады не познать на себе всей опасности минной войны. И как бы странно это ни звучало, помощь испанским миноносникам в конечном итоге оказали американские газеты. Капитаны появившихся близ блокированного порта гражданских судов зафрахтованных журналистами и доставившие сюда десятки корреспондентов знать не знали о таком понятии, как ночная светомаскировка. Они, словно рождественская елка, сияли в ночной мгле десятками иллюминаторов, позволяя испанцам определить нужное направление и примерное расстояние до столь лакомых целей, поскольку ночью подползали едва ли не вплотную к отходящим мористее американским кораблям.
Несколько поднаторевшие, а также получившие столь великолепный подарок от противника испанцы на третий раз смогли-таки показать, что эсминцы - это вам не комар чихнул. Пусть из шести выпущенных по находящимся в дрейфе кораблям самоходных мин лишь одна нашла свою цель, даже это смело можно было назвать успехом. Стоявший ближе к берегу и как раз прикрывавший броненосные корабли от миноносцев противника перекупленный у Бразилии и едва поспевший к войне бронепалубный крейсер "Нью-Орлеан" получил пробоину напротив второй дымовой трубы. Весьма хороший ходок и относительно недорогой, как и все эльсвики, он имел один весьма неприятный недостаток - слишком малую высоту надводного борта. Наряду с поспешностью введения его в строй, слабо обученной командой и безалаберностью - куда уж без нее, к тому моменту как первые лучи восходящего солнца коснулись морской глади, бронепалубник уже покоился на дне. А вместе с ним в царство Нептуна отправилось не менее половины команды корабля. Он стал первой, но далеко не последней жертвой минной войны. За последующие три дня, а, точнее, ночи, американская эскадра потеряла угольщик "Стирлинг" - когда заблудившийся-таки во тьме "Плутон" прошел мимо линии, как крейсеров, так и броненосцев, прежде чем едва не влетел носом в стоявший без огней пароход и благополучно пустил того на дно двумя минами, а также убывший с затопленным машинным отделением на буксире систершипа к родным берегам безбронный крейсер "Марблхед". С учетом же потерявшего ход из-за аварии машины "Йеля", также утянутого на буксире домой, крейсерские силы американской эскадры, не считая ее броненосной части, сократились на треть меньше чем за неделю. И это без какого-либо артиллерийского воздействия со стороны противника! Однако, несмотря на отсутствие боевых повреждений, столь значительный успех стоил испанской эскадре двух третей миноносных сил. "Плутон" так и не смог найти дороги домой до начала рассвета и потому вскоре объявился в Гуантанамо, присоединившись к скромным силам защитников этого небольшого порта, где, в конечном счете, и был затоплен своим экипажем после получения повреждений в бою с американскими вспомогательными крейсерами. А "Террор" из-за прогорания дымогарных трубок котлов приполз с последнего боевого выхода на восьми узлах, после чего встал на прикол из-за отсутствия в порту потребных для ремонта запчастей. Последний же испанский эсминец оказался потерян спустя два дня. В очередной вылазке "Фурор" был обнаружен с небольшой вооруженной яхты "Глочестер" и, получив едва ли не в упор три прямых попадания 152-мм снарядами, едва успел выйти на мелководье, прежде чем пойти на дно, так что над водой остался торчать лишь кончик уцелевшей мачты. Из экипажа же эсминца уцелело чуть более полутора десятка человек, что смогли в темноте добраться до берега, прежде чем силы покинули их. И, к величайшему сожалению контр-адмирала, среди этих счастливчиков не оказалось дона Фернандо Вильямила - командующего дивизионом эсминцев, погибшего вместе со своим небольшим флагманом.
Но не только самоходные мины несли гибель. Так, преодолевший первую линию мин брандер подложил американскому флоту изрядную свинью, не подорвавшись на одной из составлявших ее мин. Все же, начиная уже со второго дня прибытия, корабли американского флота принялись потихоньку закидывать снарядами береговые укрепления испанцев. Естественно, никто не собирался расходовать на подобные действа ресурсы и снаряды главных сил флота, но вот мониторы оказались более чем к месту. Правда, так же, как при Гаване, огонь с больших дистанций не имел никакого эффекта, потому с каждым днем четверка бронированных малышей подходила к берегу все ближе и ближе, пока это не привело к трагедии. Единственный большой мореходный монитор американского флота "Пуританин", превосходивший по всем характеристикам, за исключением мореходности и скорости хода, даже броненосец "Техас", являясь флагманом отряда мониторов, вполне закономерно наскочил на мину, будучи первым в линии.
Лишь благодаря солидному водоизмещению, превышавшему шесть тысяч тонн, и наличию водонепроницаемых отсеков это промежуточное звено между монитором и броненосцем не пошло на дно в тот же миг. Но и спастись кораблю в сложившихся условиях оказалось попросту невозможно. Не прошло и пяти минут, как вода начала заливать барбет носовой установки главного калибра, а спустя еще десять минут корабль полностью ушел под воду, утянув с собой добрую половину экипажа. Последующие обстрелы берега продолжились только после траления, устроенного с применением всех имевшихся на эскадре паровых катеров. Да и то отныне первым в линии всегда шел один из вспомогательных крейсеров. Но, судя по всему, аврал трех дней траления не прошел зря, потому как ни одного подрыва на якорных минах более не случалось.
Получив неутешительные известия о судьбе последнего боеспособного эсминца, и поняв, что иного выхода, кроме как выдвинуть на бой все силы, более нет, контр-адмирал Сервера отдал приказ готовить корабли к сражению, и принялся ждать, когда хоть один американский броненосец покинет блокирующий порт отряд. К счастью, ждать пришлось недолго. Всего два дня.
Проведя утром ставший уже ритуалом подсчет участвующих в блокаде кораблей, контр-адмирал не увидел одного броненосного крейсера, броненосца "Айова", что выделялся на фоне прочих своим полубаком тянущимся аж до кормовой башни и монитора. Он бы, конечно, предпочел, чтобы силы противника сократились на пару полноценных броненосцев, но, чего не было, того не было. Да и ждать более было никак нельзя. К его превеликому огорчению, запасы провизии в Сантьяго-де-Куба подходили к концу еще до прибытия испанской эскадры. Более того, флоту даже пришлось делиться припасами, благо таковые имелись в трюме одного из оставшихся с эскадрой вспомогательных крейсеров. Но и те уже начали показывать дно, потому требовалось как можно скорее, либо пробиваться в Гавану, либо отступать обратно в метрополию. Так что серьезного сражения было не избежать. Хотя и бегать от него никто не собирался. Немного отсрочить, подтачивая при этом силы противника - это да. Но не бегать!
По сути, командующий американской эскадрой собственными руками преподнес противнику подарок, рассредоточив все свои корабли изрядно растянутой дугой. Да, таким образом он перекрыл все возможные направления прорыва эскадры противника. Но одновременно позволил тому на полную катушку воспользоваться техническими особенностями трех из четырех имеющихся под командованием Серверы броненосцев.
0x01 graphic
Что бывшие русские черноморцы, что "Пелайо", в отличие от броненосных кораблей противника, обладали возможностью вести огонь по носу из 4-х и 3-х крупнокалиберных орудий соответственно. Да, пусть их скорострельность, не превышавшая, даже после столь продолжительных тренировок, одного выстрела в шесть минут, была явно недостаточной, да к тому же противник имел возможность отвечать таким же количеством аналогичных орудий, поддерживаемых скорострельной артиллерией среднего калибра, это был шанс достать и пустить на дно наиболее слабые из броненосных кораблей противника, что оказались сосредоточены на восточной оконечности вражеского построения. Именно там лежали в дрейфе два монитора и броненосец "Техас". Единственное, сперва требовалось отвлечь основные силы противника, для чего отряд из трех броненосных крейсеров испанской постройки усиливался последним из тройки бывших русских броненосцев. "Наварин", или, как теперь он назывался, "Эспанья", своей броней и орудиями должен был прикрыть куда более хрупкие корпуса крейсеров от огня американских броненосцев. Для чего он и был поставлен замыкающим в линии, поскольку на западном фланге американского построения присутствовали одни лишь крейсера, и сил прорваться через их заслон вполне должно было хватить у ставшей флагманской "Инфанты Марии Терезы". Во всяком случае, поднявшему на ней свой флаг контр-адмиралу Сервере очень сильно хотелось в это верить.
С первыми лучами солнца 8 августа с находящихся в трех милях от прохода в залив Сантьяго американских кораблей немногочисленные наблюдатели смогли лицезреть появление противника, к схватке с которым они столь тщательно готовились все последнее время. Едва шедшая головным "Инфанта Мария Тереза" показалась в узости прохода в залив, над водами раздался перезвон колоколов и перелив боцманских свистков, заставлявших матросов подрываться с гамаков и нестись по местам в соответствии с боевым расписанием.
Впрочем, несмотря на неожиданность появления противника, американские моряки смогли продемонстрировать изрядную выучку, и первые снаряды оказались посланы в испанский крейсер еще до того как последний вышел на большую воду и взял курс на запад, двигаясь вдоль берега. Четыре 203-мм и пара 330-мм снарядов встали с недолетом менее чем в кабельтове перед носом испанского флагмана. Могло бы быть и больше, но опасаясь ночных атак эсминцев, успевших изрядно попить крови, американцы расположили свои корабли носом к берегу, чтобы максимально усложнить задачу миноносникам. Потому по выходящим из залива кораблям в первые минуты боя огонь могли вести лишь орудия способные стрелять прямо по носу.
0x01 graphic
Вслед за открывшим первым стрельбу "Орегоном" заговорили орудия остальных броненосцев и крейсеров, но максимум, чего удалось им добиться - это всадить один шестидюймовый снаряд в высокий корпус испанца, не причинивший тому особого вреда. А между тем на его место уже выползал следующий корабль этой же серии.
Поскольку, несмотря на нахождение в постоянной боевой готовности, ежеминутно поддерживать пары во всех котлах на американских кораблях попросту не могли, с самого начала они сильно проигрывали испанцам в скорости. Именно поэтому все три испанских броненосных крейсера весьма успешно начали отрываться от скопления вражеских броненосцев, расположившихся как раз напротив входа в залив, не получив критических повреждений - пара небольших пожаров и пробоин в небронированных бортах были не в счет. Зато с американскими одноклассниками побоксировать пришлось изрядно.
0x01 graphic
Выбранный коммодором Шлеем в качестве флагмана "Бруклин" и его предшественник - "Нью-Йорк", отважно бросились наперерез испанским кораблям, но на дистанции в 10 кабельтов были вынуждены повернуть к противнику правым бортом, чтобы ввести в бой большую часть своего вооружения. С одной стороны это выглядело лихо - преградить путь вдвое превосходящим силам противника, чтобы дать своим броненосцам возможность нагнать и пустить на дно большую часть броненосных кораблей испанцев. С другой стороны - невероятно глупо, ведь, по сути, вся американская эскадра попросту осталась без управления, поскольку вице-адмирал Уильям Сэмпсон как раз убыл на борту своего флагмана на переговоры с командующим армейским корпусом генералом Шафтером, чьи войска высаживались на занятый революционерами берег почти в двух десятках километров восточнее Сантьяго близ поселения Дайкири. В результате впоследствии каждый броненосец, монитор и крейсер был вынужден вести свой собственный бой.
Да еще проявленная оставшимся за старшего американским командующим поспешность не позволила машинным командам броненосных крейсеров подключить вторую пару машин, что вдвое снизило суммарную мощность и соответственно намного увеличило время потребное на преследование. Потому не было ничего удивительного в том, что спустя двадцать минут с начала открытия огня, по шедшему в кильватере флагмана "Нью-Йорку" произвела первый залп носовая башня замыкавшего отряд испанских кораблей броненосца. Все же оба американских крейсера еще только приближались к показателю скорости в 12 узлов, тогда как испанцы давали уже не менее 14, продолжая при этом наращивать ход. И если бодаться с испанскими одноклассниками еще можно было вполне на равных, даже с учетом численного превосходства последних, то против накатывающего с кормы броненосца шансов у того же "Нью-Йорка" не было от слова совсем. Не с его картонной, на фоне противников, 4-хдюймовой броней главного пояса. Что, впрочем, вскоре и подтвердил поразивший этот крейсер крупнокалиберный снаряд.
В этот раз игра не шла в одни ворота. В этот раз орудия испанских кораблей не замолкли, сделав по полудюжине, и даже меньше, выстрелов. В этот раз команды не хоронили себя раньше времени, а превосходный уголь тоннами сгораемый в прожорливых топках давал достаточно пара, чтобы как можно дольше оставаться вне досягаемости потянувшихся вслед за своими крейсерами американских броненосцев.
Несмотря на все свое моральное устаревание, 280-мм бронебойный снаряд прилетевший с шедшего третьим "Адмирала Окендо" с легкостью взломал бронепояс визави и преодолев слой угля, разорвался лишь достигнув куда более толстой - шестидюймовой, брони скоса. И пусть ему не удалось добраться до нежных потрохов одного из котельных отделений, он стал лишь первой ласточкой в череде посыпавшихся на корабли смертоносных подарков. Все же 10 кабельтов, на которые так смело сблизились с противником американские броненосные крейсера, оказались чересчур губительной дистанцией. Впрочем, губительной для обеих сторон. Так на шедшей головной "Инфанте Марии Терезе" уже вовсю разгорались два очага серьезных пожаров, что для кораблей этого проекта, отличавшихся преступно огромным количеством деревянных частей, являлось смертельно опасным фактором. Да и "Адмирал Окендо" тоже успел обзавестись рядом пробоин от ответного огня "Нью-Йорка". Но зато оставшиеся без внимания вражеских канониров "Бискайя" и "Эспанья" смогли вести огонь практически в полигонных условиях. И пусть по замыкающему строй броненосцу уже начали вести огонь 203-мм и 330-мм орудия способных стрелять по носу башен "Орегона", тому не причиняли какого-либо вреда снаряды, падавшие за кормой с недолетом в 2 кабельтова. Наверное, в том числе этот факт, наряду с имеющимися знаниями и опытом, позволил распоряжавшимся в башне русским "добровольцам" уже на четвертом залпе добиться попадания в противника. И пусть весьма солидных размеров крейсер обладал возможностью принять и переварить куда большее количество крупнокалиберных снарядов, чем пара сумевших поразить его борт за пол часа боя, более рисковать своим кораблем капитан Чадвик не желал. Тем более что снаряды среднего и противоминного калибра тоже успели попортить его "Нью-Йорк". Вот только флагман продолжал упрямо переть вперед, потихоньку настигая головной крейсер противника и, несмотря на пару выбитых орудий, а также небольшой крен на правый борт, по всей видимости, даже не думал отступать. Еще бы! Ведь по нему не долбил своими уже четырьмя введенными в бой 305-мм орудиями вражеский броненосец! Впрочем, также прекрасно он понимал, что даже принесенные в жертву их корабли, позволят практически покончить с противником, которого уже не отпустят вовсю набирающие ход броненосцы. Одно было странно. Куда запропастились еще три испанских броненосца?
Лишь когда вслед уходящему на запад отряду двинулся последний из современных американских броненосцев, на стоящий под парами "Принсипе де Астуриас" поступил флажный сигнал на выдвижение. Еще спустя 15 минут бывший флагман Черноморского Флота Российской империи, преодолев узость прохода, вырвался, так сказать, на оперативный простор и заставил командира "Техаса", тоже ринувшегося вслед за остальными кораблями эскадры, утереть со лба внезапно выступивший холодный пот. Ведь его корабль как раз оказался примерно в полутора милях от входа в залив Сантьяго, когда оттуда выполз этот трехбашенный монстр, втрое превосходивший по количеству орудий главного калибра его броненосец. Именно в этот момент в голове капитана Филиппа пронеслась мысль, что совсем недаром его корабль получил на флоте репутацию несчастливого.
Естественно, приказ отвернуть от противника и начать отступать не заставил себя ждать, но из четырех котлов только два находились под парами, а на прогрев оставшейся пары требовалось еще не менее полутора часов даже с учетом нарушения кочегарами всех инструкций по безопасности. И судя по тому, как чадил обеими трубами показавшийся противник, этих полутора часов давать ему никто не собирался. Впрочем, последовавший спустя пару минут выстрел одного из носовых 305-мм орудий вражеского броненосца наглядно продемонстрировал ему, что даже попытка убежать будет сопровождаться постоянным обстрелом. Но еще оставалась надежда, что виднеющийся на западе броненосец "Индиана" повернет назад и поспособствует своему более слабому собрату отбиться от столь серьезного противника. Потому, не успел еще "Техас" встать курсом на юг, как последовала новая команда отвернуть на пять румбов право на борт. Думать об остающихся за кормой мониторах в этот момент не хотелось вовсе, поскольку вслед за первым броненосцем из залива начинал выползать его не менее грозный систершип.
Несмотря на возможность корабля вести огонь прямо по курсу из 4-х орудий главного калибра, до сего момента подобной практики никто из находившихся на борту "Принсипе де Астуриас" не имел. Слишком большие повреждения при этом наносили пороховые газы и ударная волна носовой оконечности корабля и располагающимся под верхней палубой помещениям, чтобы раскошеливаться на ремонтные работы после каждых учений. Да и воздействие на находившихся на мостике людей нельзя было назвать приемлемым. Оглушительный грохот легко мог контузить любого неподготовленного человека, а налетающие следом горячие удушливые и вонючие пороховые газы - лишить чувств. В том числе поэтому орудия носовых барбетных установок вели огонь не все разом а по очереди, позволяя каждые полторы минуты выпускать в противника крупнокалиберный снаряд. Впрочем, даже так вскоре с мостика начали уносить контуженных и отравившихся газами людей. Но на огонь орудий главного калибра это никак не влияло. Раз за разом они посылали в сторону пытающегося удрать небольшого американского броненосца сотни килограмм стали и взрывчатки, ожидая, когда количество перерастет в качество. "Санта-Анна" же, как самая тихоходная, в компании "Пелайо" с самого начала взяла курс на сближение с едва торчащими из воды американскими мониторами и, судя по подымающимся с востока дымам от пожаров, веселье там было в самом разгаре.
Спустя полтора часа после начала сражения потерявшая половину артиллерии и активно полыхающая кормой "Инфанта Мария Тереза" резко изменила курс и пошла на сближение с не менее побитым "Бруклином". Свою часть плана они выполнили, а потому пришло время повернуть назад и на всех порах мчаться обратно в залив Сантьяго, где можно было хоть немного подремонтироваться перед следующей встречей с противником. С небольшой задержкой подобный маневр повторили все корабли отвлекающего главные силы противника отряда. Им так и не удалось добить ни один из американских броненосных крейсеров и хоть последние имели многочисленные пожары и заметные крены на правый борт, а также немало выбитых орудий, тонуть они пока явно не собирались. Однако промедление с отворотом было смерти подобно, поскольку накатывавшие с кормы три броненосца могли раздавить их отряд играючи, раз уж им вчетвером не удалось расправиться всего с двумя куда менее бронированными крейсерами. Дело оставалось за малым - разойтись контркурсами с главными силами противника и при этом постараться не пойти на дно, благо монструозные пушки американских броненосцев не отличались завидной скорострельностью. Впрочем, то же самое можно было сказать про орудия главного калибра ставшего теперь головным "Эспаньи", добившейся всего пяти попаданий 305-мм снарядами в своего противника и примерно полутора десятков из шестидюймовок.
Как можно было бы описать расхождение в каких-то восьми кабельтов двух растянувшихся на милю броненосных отрядов? Подставив не пострадавший за предыдущий час сражения левый борт, испанцы смогли записать на свой счет еще два десятка попаданий снарядами крупного и среднего калибров, получив в ответ примерно столько же, за что следовало поблагодарить, наверное, главный недостаток американских броненосцев - несбалансированные башни, из-за которых корабли достигали крена в 5 градусов при повороте орудий главного калибра на борт. Наверное, так бы и закончился этот день в ничью, если бы шедший головным "Эспанья" не отвернул на три румба право на борт, отрезая от основных сил противника спешащий изо всех сил на соединение с ними "Техас", которому активно жег пятки "Принсипе де Астуриас". И, судя по поднимающимся над американцем дымам, жег весьма результативно. Впрочем, вслед за броненосцем устремились всего два крейсера. Избитая же более всех остальных "Инфанта Мария Тереза" более ни на что не отвлекаясь, наоборот, постаралась отойти как можно ближе к берегу и держаться подальше от очередного противника, чтобы пережить этот суетный день, тем более что за кормой уже заканчивал разворот первый из вражеских броненосцев.
Оказавшийся меж двух огней "Техас" смог прорваться через устроивший ему практически классический кроссинг-Т строй лишь для того, чтобы спустя сорок минут отвернуть к берегу, поскольку лишенные брони оконечности оказались разбиты настолько, что с поступающей на борт водой бороться стало невозможно. Впрочем, борьба с затоплениями для этого корабля всегда являлась ахиллесовой пятой, с которой не смогли справиться даже во время ремонта годичной давности. Изначальные дефекты проекта оказались слишком сильны, чтобы их можно было исправить, не перестраивая корабль полностью.