Балтийские наблюдатели (СИ)

       - К-хм, простите великодушно, но это известно лишь основателям нашего пароходства, - ушел от ответа Керн, на самом деле уже просвещенный Ивановым по поводу названий даваемых с его легкой руки минным крейсерам. - Потому не имею возможности удовлетворить ваше любопытство.

       - Вот и господа Зарин с Лушковым тоже не знают. - с едва заметными нотками огорчения произнес граф, заставив своего собеседника очень сильно напрячься, дабы не расплыться в ухмылке.

       Чуть более года прошло с тех пор, как состоялся этот разговор. И, стоило отметить, дела их компании шли только в гору. Пусть сам "Полярный лис" вышел на свою первую охоту за браконьерами только весной 1897 года, но к этому времени компанию ему составляли не только давно обосновавшиеся здесь "Лисенок" и "Добыча", но и пришедшие после восстановительного ремонта "Песец" с "Арктическим лисом", являвшиеся трофеями войны с итальянцами. Втроем эти минные крейсера благодаря куда лучшей мореходности и большей дальности хода, нежели "Лисенок", попросту зачистили от американских браконьеров воды, окружавшие острова Медный и Беренга. Даже более чем реальная угроза попасться "пограничному крейсеру" русских не смогла отбить у браконьеров желание поживиться на котиковых лежбищах. А по-другому и быть не могло! Десятилетия безжалостного истребления морских котов закономерно привели к неутешительному итогу - живности стало в десятки раз меньше, что соответственно сказалось и на прибылях торговцев мехом. Те же крохи, что удавалось набить в международных водах на пути миграции морских животных, едва окупали снаряжение шхуны, практически не принося никакого дохода. К тому же, небольшие русские крейсера 2-го ранга, хоть и не имела права задерживать их за промысел в водах Мирового океана, имели дозволение максимально способствовать сохранению морских котов, и потому всячески гадили собирающимся на промысел американским, канадским, японским, английским и прочим браконьерам. Пару раз дело едва не доходило до таранов! А уж сколько седых волос и грязных штанов обеспечили выстрелы их орудий, пусть и холостые, и вовсе не поддавалось подсчету. Все же, когда на тебя едва ли не в упор наводят с дюжину пушек солидного калибра и борт русского корабля озаряется серией огненных вспышек, о возможности нахождения в каморах холостых зарядов думаешь в последнюю очередь. Стрельба же практическими снарядами, наряду с вывешиванием флажных сигналов, советующих не приближаться к военному кораблю, ведущему учения, находящемуся при этом практически в самой гуще браконьерских шхун, и вовсе доводила закаленных весьма непростыми условиями жизни зверобоев до массового алкоголизма. Нет, большая часть людей, составлявших экипажи этих шхун, и в простой жизни никогда не отказывалась залить за воротник. Но чтобы напиваться вусмерть, находясь в море! Всем экипажем! Включая боцмана и капитана! Такого в среде зверобоев ранее не наблюдалось. Вот только и не напиваться было невозможно! Ведь каким-то образом требовалось успокоить шалящие нервы, расшатываемые видом фонтанов воды, поднимаемых русскими снарядами прямо по носу твоего утлого суденышка. А многочисленные жалобы на русских военных моряков, в силу проводимой государем политики, оканчивались отписками о более чем законных действиях последних.

       Все это, а также открытие в Шанхае и Владивостоке фабрик по выделке меха морских котов, по честно украденной технологии, привели к тому, что отныне отпала нужда везти столь ценный груз на биржу в Лондон. Отныне все торги мехами происходили в русском городе, что, пусть и в небольшой мере, не преминуло сказаться на его развитии. Хотя бы в плане гостиниц и ресторанов. Все же зарабатывавшие на мехах десятилетиями англичане и американцы никак не могли отказаться от столь прибыльного дела. Особенно теперь, когда спрос начал превышать предложение! А те крохи, что все же попадали на рынок в обход пароходства "Иениш и Ко", никак не могли удовлетворить потребности модниц мировых столиц в новых шубках, шляпках и муфтах.

       Ничуть не меньшие деньги стали приносить и заработавшие в полную силу консервные заводы. В первую очередь те, что обрабатывали добычу китобоев. Уже два плавающих китоперерабатывающих завода и полтора десятка китобойных судов, наряду с разросшейся береговой инфраструктурой, обеспечивали добычу и разделку более трех сотен туш в год. Китовый ус, амбра, жир, китовое мясо, глицерин, костная мука и даже требуха, что шла на удобрения, - все это приносило баснословную прибыль, коя прежде оседала в карманах норвежцев, голландцев, англичан и американцев. Так тонна китового уса, будучи доставленной в Англию, мгновенно уходила не менее чем за 2500 фунтов стерлингов. А за тонну амфоры давали уже в пятьдесят раз больше! И отказаться от этих товаров, даже несмотря на то, что ныне их реализацией на Дальнем Востоке занимались исключительно русские, никто себе позволить не мог.

       Естественно, подобные действия вызывали негодование у тех, кто терял работу, деньги, привычную жизнь, что влекло за собой попытки дать хоть какой-то отпор. Так на служащих пароходства начали совершаться нападения, а количество попыток поджечь склады и фабрики и вовсе перевалили за два десятка всего лишь за один год. И пара даже увенчались успехом, лишив компанию, как самих зданий, так и хранящихся в них товаров. Но методичное выбивание конкурентов и действительно огромные прибыли позволяли покрывать подобные издержки с лихвой. А ряд ответных показательных акций, когда обнаруженных исполнителей впоследствии находили отошедшими в мир иной в весьма жутких обстоятельствах, серьезно сократили число желающих заработать на одноразовом рисковом задании. Нет, конечно же сами сотрудники пароходства ничем таким не занимались! Все было куда прозаичнее - Зарин отправлял кляузу их китайскому торговому партнеру, а уж тот сам находил правильные методы воздействия на своих соотечественников, которые только и брались за подобные задания. Правда, это нисколько не помешало началу организации собственной службы охраны, разведки и контрразведки, но та все еще находилась в зачаточном состоянии и потому пока мало на что годилась.

       А в ноябре 1897 года всей боеспособной части флота пароходства, а также самым крупным его судам, поступил приказ перейти сперва в Шанхай, а после вообще проследовать в Гонконг до получения дальнейших инструкций. Но прежде - принять со складов флота весьма солидное количество вооружения. В мире явно назревал очередной конфликт, в котором их скромная компания в очередной раз должна была сказать свое веское слово. И слово на этот раз явно предполагало иметь солидный вес, ведь никогда прежде они не располагали такой силой!

       Коммодор Джордж Дьюи, находясь в весьма противоречивых чувствах, наблюдал за тем, как его недавние соседи по рейду снимаются с якорей и выдвигаются на выход из порта. Все бы было ничего, мало ли судов и кораблей посещали английский колониальный город. Но вот эти конкретные восемь судов одним фактом своего нахождения именно в Гонконге, где им абсолютно нечего было делать, вызывали острую изжогу у командующего американской эскадры, потихоньку стягивающейся сюда перед грядущими боевыми действиями с филиппинской эскадрой испанского флота. Хотя какая там эскадра! Не больше дюжины небольших старых калош, что до сих пор не потонули от ветхости исключительно по милости Божьей, никак не могли носить гордое название эскадры! Так, кучка кораблей, которые он собирался расстрелять и потопить. Куда больше его волновали возможные минные поля и батареи береговой обороны. Но, справиться и с этими преградами, собираемых под его командование сил, должно было хватить. Такие мысли витали в его голове, пока на рейде коммодор не столкнулся с тремя минными крейсерами под русским торговым флагом. И не узнать в одном из них, успевшего прославиться на весь военно-морской мир "Полярный лис", Дьюи никак не мог. Вот тут-то и прозвенел где-то глубоко внутри первый тревожный звоночек, поскольку даже дурак мог бы сообразить, что подобные корабли куда-либо от своих охотничьих угодий далеко не ходят. А если они нежданно-негаданно оказались именно здесь, то это могло означать только одно - охотничьи угодья русских наемников сместились с севера на юг. И поскольку с союзной им Францией или тем более Англией, на территории которой они сейчас находились, русские воевать точно не собирались. Не такими же силами! Во всяком случае, здравый смысл говорил об этом любому соображающему человеку. Причина их нахождения здесь с восьмидесятипроцентной вероятностью была связана с Филиппинами. До ста же процентов эта вероятность дошла, когда коммодором была получена телеграмма о продаже русскими Испании трех броненосцев и солидного числа крейсеров.

       Естественно, возможность появления в этих водах одного из купленных броненосцев была исчезающе мала. Все же основным театром боевых действий должны были стать воды, омывающие Кубу. И обеим сторонам именно там требовалось сосредоточить все свои сильнейшие корабли. Недаром именно туда отправился единственный американский броненосец несший службу в Тихом океане. Но некоторого усиления противника, в свете новой информации, ожидать стоило. И эти три минных крейсера, в компании которых находился бывший японский бронепалубный миноносец, который с большим трудом, но был идентифицирован, явно являлись частью тех сил, с которыми ему вскорости предстояло столкнуться.

       Впрочем, сами русские корабли Дьюи не сильно пугали. Ну что они могли противопоставить его большим бронепалубным крейсерам? Ведь даже крупнейший из них вряд ли был сильнее того же "МакКуллоха" - небольшого таможенного крейсера, что присоединился к его эскадре по пути с верфи к месту несения службы. А если и сильнее, то не намного. Во всяком случае, малыши "Петрел", "Конкорд" и "МакКуллох" вполне могли противостоять на равных троице минных крейсеров, а то и пустить их на дно. Пугало его другое - экипажи этих самых кораблей. Люди, что последние годы только и делали, что воевали. Причем воевали успешно! Более чем успешно! Во всяком случае, находящаяся под его началом эскадра уступала тем силам итальянского флота, что русские наемники умудрились не просто разбить, а полностью уничтожить в Красном море. И сейчас грозила повториться та же ситуация, с которой в свое время столкнулись итальянцы, ведь ему тоже предстояло атаковать вражеский укрепленный порт! Причем в отличие от макаронников, что повадились наводнять САСШ, его кораблям возвращаться из будущего похода было попросту некуда! Ведь до родных берегов простирался целый океан, пересечь который после боя или в случае получения кораблями повреждений представлялось малореальным. И предпринять что-либо здесь и сейчас виделось попросту невозможным! Для этого не было оснований! Оставалось лишь смотреть вслед покидающим рейд кораблям будущих противников и готовиться к худшему. На большее, ни сил, ни средств, ни возможностей, у него не имелось.

       Даже пришедший в середине мая японский броненосец, сменивший наименование с "Чин-Иен" на "Индепенденс", не смог развеять невеселые мысли коммодора о грядущем противостоянии. Ведь все то время, пока он ожидал подхода обещанного подкрепления, русские, несомненно, занимались тем, что у них получалось весьма неплохо - расставляли минные поля для встречи его кораблей. А еще почему-то заставляло понемногу сжиматься сердце слово "минные" в классификации трех небольших крейсеров. Тем не менее, отказываться от грядущего сражения и адмиральских погон, что оно могло ему принести, Дьюи не собирался. Наоборот, он жаждал выйти в поход как можно раньше, ведь каждый день мира позволял его противникам укрепиться еще немного, тем самым вновь снизив его шанс на победу. А побеждать было необходимо!

       А пока в Гонконге готовилась к бою американская эскадра, в Маниле собирались силы, что должны были дать укорот заокеанскому агрессору. Из восьми судов, что начали свой путь из Владивостока, пятеро покинули Манильский залив уже в вечер 24-го мая, когда на телеграф пришло сообщение от оставшихся в Гонконге наблюдателей о начале войны. Этот стратегически важный объект, по настоянию Протопопова, был взят под охрану практически сразу по прибытию находившегося под его негласным командованием отряда, состоявшего из двух крейсеров, сопровождавших забитый до отказа углем и вооружением "Владивосток". Именно этот шаг лишил американского консула на Филиппинах возможности отправить предупреждение своим коллегам об усилении испанской эскадры. Впрочем, о возможности появления двух бывших итальянских крейсеров в составе испанских сил коммодор Дьюи уже был предупрежден. Все же скрыть факт прохода этих кораблей через Суэцкий канал, не представлялось возможным. Да и не таились они по пути, зайдя на бункеровку в английский Бомбей. Но даже два дополнительных небольших крейсера никак не могли повлиять на сильнейшее превосходство американской эскадры над своими испанскими визави.

       Ушедшая пятерка, в отличие от пары сопровождавших "Кристобаля Колона" крупных пароходов и доставившей в Манилу огромное количество вооружения и боеприпасов "Исла де Минданао", вовсе не должна была лететь, сломя голову, к берегам Северной Америки. Да и не добрались бы они столь далеко в силу недостаточных запасов угля. Вместо этого "Лисенок", "Находка", трофей итальянской компании - "Сахалин", "Корсаковский пост" и "Маука", подняв флаги испанского военно-морского флота, ушли обратно на север, имея собственную задачу - а именно грабить и убивать, если описывать ее в двух словах. Всем им предстояло заниматься исключительно обогащением своих владельцев путем перехвата судов под американским флагом близ берегов Японии. При этом особое внимание в первое время предполагалось уделить старым знакомым - охотникам на морского зверя, что к концу апреля, началу мая, закончив бить котиков по пути к местам лежбищ, сперва возвращались в Японию, а уже оттуда, отдохнув и пополнив припасы, брали путь к родным берегам. Благо, наиболее вероятные направления были уже хорошо известны. Так что в этом году стратеги от пароходства "Иениш и Ко" запланировали если не покончить с американскими конкурентами, то основательно подорвать их позиции путем совершенно законной конфискации судов и ареста команд. О чем испанцы были честно предупреждены. Не все конечно, а только министр военно-морского флота. Но и этого оказалось вполне достаточно - контр-адмирал снабдил Протопопова всеми необходимыми бумагами, решив, что удовлетворение столь незначительной просьбы будет самым минимумом выражения благодарности согласившимся сражаться на стороне его страны морякам.

       Потому экипажам ушедших на "промысел" вспомогательных крейсеров испанского флота следовало лишь надеяться, что добыча не успела ускользнуть в открытый океан раньше, чем начался сезон охоты. А все остальное для его открытия уже было сделано. И пусть особо большой прибыли этот первый удар не мог принести, он имел все шансы поставить большую и жирную точку в противостоянии с американскими браконьерами, что уже третий год вело пароходство "Иениш и Ко". Конечно, впоследствии открывшуюся нишу непременно должны были занять новые искатели приключений на свою пятую точку или выйти на промысел на новых судах старые. Но, как минимум, после такого ответа внушать не опасения, а настоящий животный страх, мысли о походе к русским берегам были должны.

       На оставшихся же в Маниле минных крейсерах полностью закончили монтаж вооружения, что было до поры до времени укрыто под углем в трюмах сопровождавших их товарных пароходов, после чего русские добровольцы приступили к обучению испанских моряков, занявших почти все матросские ниши. Кочегары, подносчики снарядов, наблюдатели, просто матросы - более чем две трети положенного по расписанию боевому кораблю экипажа были набраны из числа испанских моряков с кораблей, что уже вряд ли имели шанс когда-либо выйти в море. Лишь командиры кораблей, механики, наводчики и минеры из числа прежних экипажей сохранили свои места. Все же прочие перешли на грузопассажирский "Маука", чтобы в будущем составлять хоть часть экипажа трофейных судов. Как ни крути, а у испанцев на Филиппинах моряков, да и солдат тоже, имелось не бесконечное количество. И все они должны были вскоре пригодиться именно здесь. Потому с "пиратской флотилией", как мгновенно окрестили пятерку рейдеров, ушли всего сотня испанцев, часть из которых обязана была остаться на самих кораблях, дабы отыгрывать роль экипажей, случись им столкнуть с каким-нибудь любопытным английским крейсером, послать командира которого куда подальше попросту не получится.

       Параллельно же с обучением команд и подготовкой кораблей к боевым действиям, пришлые варяги занялись обследованием вод, где им предстояло принять бой. Конечно, у местных моряков имелись карты, как минимум, прибрежных вод основных портов, но у принявшего командование минным дивизионом Протопопова, который нисколько не стеснялся слушать советы Лушкова и Керна, развилась некоторая фобия на мели, стоило ему ознакомиться с предоставленной испанцами информацией.

       Манильский залив, несмотря на весьма солидную площадь, по большей части являлся весьма мелководной акваторией. Так, тот же "Кристобаль Колон", что до поры до времени скрывал факт своего нахождения в местных водах, хоронясь на якорной стоянке у одного из необитаемых островов, мог бы пройти разве что в бухту Субик, либо бросить якорь у самой Манилы. А вот все прочие порты залива и подход к арсеналу в Кавите для его 7,32 метров осадки становились недоступными в силу недостаточных глубин. И даже некоторое уменьшение этой самой осадки, в результате демонтажа ряда орудий, выгрузки боеприпасов и заполненных едва на треть угольных бункеров, не могло сильно повлиять на возможность корабля бороздить воды Манильского залива, как вздумается его капитану, подобно низкосидящим канонеркам и малым крейсерам. Впрочем, это же условие касалось крупных американских кораблей, а потому у тех же минных крейсеров и даже у бывшего "Пьемонта" всегда оставался шанс забиться куда-нибудь под берег, чтобы укрыться от огня больших дядь. Не просто же так в совершенно другой истории добиванием кораблей испанской эскадры занимались американские канонерские лодки, тогда как крейсера поостереглись даже соваться на рейд Кавите, где торчали из воды охваченные огнем верхние палубы "Рейны Кристины" и "Кастильи".

       В результате, как бы смешно это ни звучало, в качестве наилучшего "поля боя" оказалось выбрано то же место, что в уже не случившейся истории. Причем даже одна из причин была точно такой же - небольшие глубины, позволявшие гибнущему кораблю не пойти на дно вместе со всем экипажем, а спокойно лечь на грунт, не уйдя под воду даже верхней, а то и жилой палубой. Во всяком случае, это относилось к относительно крупным кораблям. От тех же минных крейсеров на таких глубинах над водой могли остаться торчать разве что мостик да кончики мачт с дымовыми трубами. Но и это было неплохо, ведь за них можно было держаться в случае чего! Да и догрести до земли оказавшимся в воде морякам представлялось вполне возможным. Вот только в отличие от испанского командующего, что подобным образом постарался спасти большую часть своих моряков в заранее проигранном сражении, что давалось исключительно в целях сохранения лица, русские добровольцы эти реалии прикидывали к делу сохранения будущих трофеев. Не один только Дьюи прекрасно понимал ту непростую ситуацию, в которой, по сути, оказалась американская эскадра. На столь огромном удалении от родных баз, имея всего один боекомплект, и не имея за спиной каких-либо ремонтных мощностей, он мог рассчитывать уцелеть, лишь всухую выиграв у испанцев первый и единственный бой. Ведь возвращаться в тот же Гонконг, имея за кормой только и ждущие возможности совершить ночную атаку минные крейсера, да еще и в случае повреждения части кораблей артиллерийским огнем испанских крейсеров и береговых батарей, виделось настоящим провалом.

       Мало того, что в случае неудачи до английской колонии имели все шансы не дойти как минимум самые тихоходные корабли его эскадры и закупленные в Гонконге пароходы, так еще и деваться после ему было попросту некуда - либо интернироваться у англичан до конца войны, либо идти на прорыв, чтобы очередной ночью вновь отбиваться от атак минных крейсеров. А самоходных мин к грядущей военной компании, памятуя их расход в боях с итальянцами, успели подготовить вполне достаточно, солидно ограбив пару крейсеров Российского Императорского Флота. Впрочем, и не самоходных мин тоже оказалось в изрядном количестве. Помимо сотен мин Герца, что сохранились в Асэбе со времен Итало-Абиссинской войны и прибыли на борту "Владивостока" в Манилу вместе с обещанным подкреплением, в тех же трюмах оказались запрятаны под углем первенцы внедрения прогресса в дело постановки подводных минных заграждений. Все то множество мин, что оказались изъяты с российских броненосцев, были переделаны под постановку с рельс посредством монтажа тележек, игравших также роль якоря. Нечто подобное и так уже предлагалось к внедрению офицерами РИФ, а знания Ивана Ивановича лишь подстегнули процесс внедрения подобной системы на вооружение. Правда, пока подобных мин имелось не более 300 штук. А специализированного корабля для их постановки не существовало вовсе. Но относительно низкобортный "Арктический лис" оказался весьма удачной платформой для размещения рельс и потому уже спустя неделю после прихода в Манильский залив оказался полностью подготовлен к исполнению роли минного транспорта, благо освобожденная от орудий и минных аппаратов верхняя палуба позволяла разместить на корабле до семи десятков мин одновременно. А уж как выставлять минные поля и банки, Георгия Федоровича Керна, принявшего под командование "Арктического лиса", не надо было учить. Он и сам мог обучить подобному кого угодно. Чем, впрочем, в ожидании своего часа и занимался, обсуждая план минирования залива с испанскими коллегами.

       И если с приходом обещанного метрополией подкрепления от русских контр-адмирал Патрисио Монтехо у Пасарон смог, наконец, перестать мысленно хоронить себя и свою эскадру, особенно убедившись в профессионализме новых подчиненных, которые ему на самом деле вовсе не подчинялись, то когда к Филиппинам прибыл конвой, с главным, по его мнению, действующим лицом грядущего сражения, он просто-напросто выдохнул с облегчением. Причем, информацию о скором прибытии аж целого броненосного крейсера ему сообщил даже не одни из испанских офицеров, а Николай Николаевич Протопопов, что говорило о гораздо большем доверии министра к этому русскому, нежели к одному из своих. С одной стороны, подобное положение вещей виделось весьма обидным, ведь контр-адмирал Сервера и сам, как ни крути, являлся высшим офицером Армада Эспаньол. А тут такое недоверие! С другой стороны, Монтехо и сам прекрасно знал, что сохранить что-либо в тайне на их флоте попросту невозможно. Все секреты в мгновение ока разбалтывались излишне общительными офицерами и матросами, не взирая на степень этой самой секретности. И вот тут действия командующего уже можно было оценивать, как очень грамотный ход - ведь русские "добровольцы", как никто иной, были заинтересованы в победе испанского оружия. Стало быть, не стали хвастать перед знакомыми причастностью к самой настоящей военной тайне! Особенно такие бывалые "добровольцы"!

       А с такими людьми и с такими кораблями расклад сил уже вполне выравнивался! Итальянский аналог его флагмана, безбронный крейсер "Кристофоро Коломбо", сменивший название и ставший в испанском флоте "Рейна Регента II", унаследовав его у погибшего в 1895 году крейсера, оказался по совокупности боевых возможностей наиболее слабым кораблем пришедшего пополнения. Впрочем, по вооружению он мало чем уступал бывшему опять же итальянскому "Пьемонту", которого в качестве лидера и главной ударной силы минного дивизиона тут же затребовал себе русский капитан 1-го ранга Протопопов. И Монтехо был вынужден с ним согласиться, поскольку основной козырь этого корабля - скорость, никак не помог бы ему, окажись крейсер в одной линии с его флагманской "Рейна Кристиной" дающей от силы 10 узлов. Впрочем, флагманом старому безбронному крейсеру оставалось быть недолго - вплоть до того момента как он перенесет свои вещи и флаг на броненосный "Кристобаль Колон", один вид которого внушал контр-адмиралу уверенность в завтрашнем дне. И в послезавтрашнем тоже!

       0x01 graphic

       Да, этот броненосный крейсер, с появлением у флота трех современных броненосцев, сразу же после довооружения был отправлен при соблюдении строгой секретности к Филиппинам. И лишь присутствие под боком судов снабжения позволило ему остаться тайной для будущего противника вплоть до начала сражения, в котором именно "Кристобалю Колону" надлежало стать той дубиной, что обеспечит американской эскадре потребность в отходе и тем щитом, что примет на свой бронированный борт основной шквал вражеского огня. Впрочем, лезть под американские снаряды ему предстояло далеко не первым. Сперва американскую эскадру планировали потрепать с помощью мин и орудий батарей береговой обороны, частично привезенных с собой русскими, частично имевшихся в наличии, а частично снятых с ряда кораблей флота. А в качестве приманки и жертвенного агнца предполагалось использовать отряд инвалидов, не годных более ни на что. Благо подобных кораблей в испанском флоте имелось в избытке. Так на рейде Кавите были поставлены на якоря частично уже разоруженные канонерские лодки "Аргос", "Генерал Лезо", "Дель-Дуэро", чьи орудия большей частью оказались на батареях островов Коррегидор, Кабалло и Эль-Фрайле, а самоходные мины вместе с двумя минными аппаратами перекочевали в заботливые руки русских гальванеров, пытавшихся воскресить хотя бы часть из этого вооружения к приходу противника, но впоследствии махнувших на этот металлолом рукой. Все равно в случае поражения испанского флота, судьба этих тихоходных малышей оказывалась предрешенной - либо на дно, либо под флаг победителя. А так они еще могли послужить родине хотя бы в качестве дополнительных мишеней для американских артиллеристов. Все же каждый попавший в них или упавший рядом снаряд сокращал количество таковых в бомбовых погребах кораблей противника.

       Но эта троица отнюдь не должна была стать главным блюдом. Последний остававшийся на ходу крейсер класса "Арагон" все же последовал за своими собратьями и лишился хода в конце апреля, по сути, превратившись в плавучую батарею, роль которой ему в принципе и отвели. К нему в компанию оказались определены два небольших колониальных крейсера класса "Веласко" - собственно, сам "Веласко", отстаивавшийся в Кавите без машин и вооружения уже длительное время и "Дон Антонио де Улло", поделившийся с систершипом артиллерией левого борта и частью команды. К ним еще за компанию для массовости Протопопов предлагал добавить третьего представителя этого типа крейсеров, дабы было кому заманивать противника на мелководье, где того должен был поджидать дивизион минных кораблей. Но тут уже уперся рогом контр-адмирал Монтехо, определив способный дать ход корабль в боевую линию своего отряда, в котором, в конечном итоге, насчитывалось шесть вымпелов - три крупных и три малых крейсера, что хотя бы в количественном отношении соответствовало вражеской эскадре. Тогда они еще не имели информации о приобретении американцами японского броненосца...

Глава 5. Пан или пропал.

       Факт объявления САСШ войны Испанскому королевству стал известен в Гонконге лишь на третий день с момента ее официального объявления, когда на имя коммодора Дьюи пришла телеграмма от морского министр Лонга с требованием разобраться с испанцами в кратчайшие сроки. В результате губернатор города, руководствуясь правилами ведения войны, дал кораблям американской эскадры 24 часа на то, чтобы покинуть их территориальные воды. Впрочем, сам коммодор Дьюи искренне желал того же, отчего поспешил воспользоваться предложением хозяев порта.

       Вот уже без малого четыре долгих месяца он не находил себе места, будучи готовым сорваться в бой каждый божий день. И воинственные послания приходящие то от морского министра, то от его заместителя, лишь разжигали тлеющий в его душе огонь войны. Начиная с февраля, в Гонконг принялись подтягиваться все боеспособные американские корабли находившиеся в этой части света. Как корабли Азиатской эскадры, так и поспешно высланные из Метрополии "Петрел" с "Балтимором", в кратчайшие сроки выведенные из полудремы пребывания в резерве, должны были стать той силой, что нанесет поражение испанскому флоту на Филиппинах. Во всяком случае, готовой вот-вот начать войну стране более ни на что рассчитывать не приходилось. Несмотря на активное строительство флота, ведшееся в течение последних пяти лет, коммодор Дьюи не мог похвастать наличием хотя бы одного броненосного корабля. Вообще, из всего его отряда лишь три бронепалубных крейсера можно было причислить к достойным и современным представителям подобного класса кораблей. Остальные же не могли похвастать, ни солидным вооружением, ни достойной скоростью, ни отвечающей современным требованиям броневой защитой. Однако, выбирать не приходилось. И вообще, стоило быть благодарным судьбе и командованию, за скорейшую высылку подкрепления. Во всяком случае, с приходом "Балтимора", впопыхах нагруженного доверху боеприпасами для всех кораблей будущей эскадры, удалось довести боекомплект всех кораблей хотя бы до 60%. Ведь к ужасу выдвинутого Рузвельтом в командующие Дьюи, при первой инспекции кораблей выяснилось, что их бомбовые погреба практически пусты. Вот и пришлось ему лично нестись на родину, где всеми правдами и неправдами выбивать для эскадры боеприпасы. И, надо сказать, спешка, а также привлечение к производству вооружения жаждущих исключительно прибылей многочисленных частных компаний, весьма негативно сказались на качестве снарядов. Казалось бы годами готовившаяся к войне страна попросту не смогла наскрести достаточного количества бездымного пороха для производства снарядов к новейшим скорострельным орудиям, из-за чего все их достоинства по сравнению с более старыми системами попросту нивелировались. Во всяком случае, на эскадре Дьюи все орудия среднего калибра оказались снабжены зарядами из дымного, либо бурого пороха.

       Да и с подготовленными людьми, как выяснилось, все было плохо. Так, снимать экипажи с мониторов и небольшого числа сторожевых кораблей остающихся охранять родной берег, ему никто не позволил. Потому пришлось довольствоваться лишь горсткой морских пехотинцев, что убыли в Гонконг на борту "Петрела". И это уже было неплохо! Ведь доселе Дьюи мог рассчитывать разве что на десантные партии собранные из моряков, оторванных от своих непосредственных обязанностей.

       Впрочем, особо надеяться на большое и находящееся за тысячи миль начальство коммодор даже не пытался. Он прекрасно осознавал, в какую авантюру выльется поход на Филиппины. И, надо сказать, царившее в городской среде мнение об обреченности американской эскадры, не способствовало поднятию духа самого коммодора, несмотря на показную браваду его моряков. Но и отмахиваться от подобных суждений, словно от надоедливой мухи, было никак невместно. Ведь это была правда! Ни снабжения, ни подмоги, ни ремонтных мастерских, куда можно было бы загнать поврежденный в бою корабль, на расстоянии ближе 7000 миль, у него не имелось, в отличие от противника.

       Потому приходилось прилагать огромные усилия, чтобы добыть любые, даже самые жалкие, крохи информации, способные подсобить, как в деле подготовки к сражению, так и в самой, несомненно, грядущей битве. Так американский консул в Маниле - Оскар Ф. Уильямс превратился в глаза и уши эскадры Дьюи. Именно от него была получена информация о развертывании батарей береговой обороны на островах Коррехидор, Кабальо и Эль-Фрайле, что находились как раз на входе в Манильский залив. Он же сообщил о подготовке к минированию проходов в залив образованных выше перечисленными островами. Но на это Дьюи только недоверчиво хмыкал, не веря, что у испанцев что-либо получится. Большая глубина и сильное течение превращали попытку постановки мин в промежутках между островами в натуральное родео со смертью. А вот в последнюю пришедшую на его имя от консула телеграмму, где говорилось о приходе к испанцам подкрепления в виде двух крейсеров, он поверил. Информация об их выдвижении к Филиппинам была получена уже давно, так что неожиданным событием их появление в Маниле для коммодора не стало. Наоборот, куда больше его волновало бы их исчезновение. Ведь единственной возможностью одержать победу виделось исключительно в уничтожении всех испанских кораблей одним ударом, поскольку на второй уже не оставалось никаких ресурсов. И даже закупка здесь же, в Гонконге, двух пароходов - угольщика и товарного, для создания собственного отряда снабжения, не сильно изменили картину. К тому же лишних офицеров и матросов для набора экипажей для двух судов на его кораблях попросту не имелось, отчего пришлось переводить туда всех моряков снятых с "Монокаси". Но и это пришлось делать тайно, проведя по бумагам лишь перевод одного единственного офицера с эскадры. Ведь вопреки требованиям поступившим из метрополии, он не стал превращать пароходы во вспомогательные крейсера, оставив их под торговым флагом, чтобы сохранить для обоих возможность заходить для пополнения припасов в порты нейтральных стран, не будучи ограниченными временным лимитом, как военные корабли.

       Также коммодор старался собрать все возможные слухи, что циркулировали в городе. Особенно его интересовали люди, прибывшие из Манилы, для чего переодевшиеся в штатское офицеры эскадры начали то и дело появляться в городе, завязывая беседы и знакомства с возможными источниками информации. А уж с приходом в порт русских судов, количество навостренных ушей американских военных моряков, тут и там торчавших по всем углам, и вовсе достигло неприличного значения.

       Три минных крейсера и куча пароходов, что принадлежали пароходству "Иениш и Ко" своим появлением в Гонконге весьма ожидаемо подлили масло в огонь. Целую цистерну масла! Вряд ли в этом городе нашелся бы хоть один держащий руку на пульсе человек, что не знал бы, чем именно промышляют моряки данного пароходства. И естественно, не надо было имеет семи пядей во лбу, чтобы догадаться о причине прихода этих хищников из своих северных охотничьих угодий в теплый южный край. Пираты, наемники, военные советники, добровольцы - каждый называл пришедших в порт русских, как считал нужным. Но всегда неизменным оставалась предполагаемая цель их визита - нажива на готовой вот-вот разразиться войне. Не мудрено, что попытки пролезть в круг общения русских стали едва ли ни смыслом жизни для офицеров американской эскадры. Во всяком случае, на ближайшее время. Впрочем, те не отставали, ринувшись активно собирать сведения об американской эскадре.

       Подобные шпионские игры продолжались почти месяц и закончились лишь с уходом русских, принеся в конечном итоге командующему американской эскадрой лишь головную боль. А как могло быть иначе, если с не имеющими никакого опыта любителями, принялись работать натаскиваемые специально на разведывательные и контрразведывательные мероприятия люди? Несмотря на хроническую нехватку столь необходимых кадров, далеко не все они оказались задействованы на территории САСШ. Правда, даже так их насчитывалось ровно в десять раз больше, чем смогли наскрести сами испанцы, заславшие в стан будущего врага аж целого одного офицера. Естественно, в штатском и даже под чужим именем. Но полагающийся исключительно на свои умозаключения в деле вербовки агентов, он весьма скоро оказался под колпаком американских спецслужб, что было только на руку посланникам частного пароходства. Ведь, в отличие от одиночки любителя, который мог рассчитывать исключительно на себя, у скромных служащих небольшого русского пароходства имелись глаза и уши тысяч китайцев, в чем, естественно, оказал неоценимую помощь старый знакомый, не говоря уже о заранее подготовленных документах, легендах, тайниках, шифрах для передачи информации, наконец - денег! Как ни крути, а даже очень далекий от работы спецслужб человек XXI века мог выдать огромное количество весьма интересной информации к размышлению. Конечно, откровений в ней было совсем немного. Все дело состояло в том, что прежде, помимо ряда действительно мозговитых жуликов, попросту никто не считал потребным объединять воедино актерское мастерство, достойную подготовку и заранее намеченную цель воедино, чтобы добиться требуемого результата. Естественно, если исключать политиков, во все времена и при любой власти рвущихся на самый верх социальной лестницы. Но у тех имелись несколько иные интересы. Да и фигурами они являлись публичными, как ни крути. Здесь же все делалось тихо, мирно и продолжительно. Во всяком случае, уже почти год прошел с тех пор, как засланные казачки начали врастать в американское общество, заводя всевозможные полезные знакомства.

       Пара же контрразведчиков, что до поры до времени оставались во Владивостоке и охраняли покой и сон служащих пароходства, отправились с отрядом кораблей исключительно на всякий пожарный случай. И как показала жизнь - случай представился весьма быстро. Да еще какой! А уж позволить своим морякам пропустить стаканчик-другой на берегу, особенно если угощают, дабы слить излишне любопытствующим господам с военной выправкой заранее подготовленную и отшлифованную дезинформацию, никто в принципе не собирался. Наоборот, даже ратовал за вовлечение в процесс все новых людей. Главное, было не упустить момент. Все же солидное количество бесплатной выпивки могли в конечном итоге по-настоящему развязать язык кому-нибудь из матросов пароходства. Потому приказ всем сходившим на берег был один - пить исключительно в меру! Вот в результате целого месяца плетения паутины слухов, домыслов, откровенного вранья и привирания, вкупе с пьяными бахвальствами, у коммодора Дьюи разразилась мигрень. Слишком многое не сходилось с его ожиданиями, но при этом со стороны выглядело сущей правдой. И где-то глубоко в душе, командующий американской эскадрой очень хотел верить, что русские лишь перегоняют ставшие слишком нерентабельными суда будущему владельцу и сидят в Гонконге исключительно в ожидании вестей о переводе оплаты от испанцев. Хотел верить, но не мог себе это позволить, отчего с каждым новым отчетом своих офицеров, начинал все больше дергаться. И, честно говоря, нахождение в подобном состоянии постоянного напряжения уже принялось сказываться - к моменту ухода русских из Гонконга, коммодор стал весьма раздражительным и резким, чему немало способствовали сами наемники, неделями торчавшие у него на виду, а после - подошедшее подкрепление.

       Нет, то, что в его эскадре стало на один полноценный боевой вымпел больше, его безмерно радовало. Тем более, что новым кораблем оказался полноценный броненосец, пусть и небольшой. Вот только вместе с кораблем, начальство совершенно позабыло прислать ему американских моряков! А работать с японским экипажем было ... никак. Естественно, и командир "Индепенденса" и его старший офицер весьма неплохо владели английским языком и потому спокойно могли донести приказ командующего, то есть Дьюи, до последнего матроса. Но вот попытка организации взаимодействия двух отрядов - его "летучего", состоявшего только из крупных крейсеров, и "тихоходного", куда помимо броненосца оказались включены обе канонерки с таможенным крейсером, откровенно провалилась. Не спасло даже разбавление японского экипажа своими офицерами, коих пришлось отрывать от сердца практически с кусками мяса. Подаваемые флагманом команды то и дело понимались неверно, отчего две предпринятые попытки маневрирования двумя отрядами превратились в простую трату угля и нервных клеток. Так что единственным возможным вариантом оставалось действовать в бою одной колонной. И, естественно, весьма здравой мыслью выглядело бы выдвижение в качестве флагмана этой самой колонны полноценного броненосца, поскольку именно на флагмане противник непременно сосредоточил бы огонь своих орудий, а броненосный ветеран недавней войны на деле доказал, что способен выдержать не одну сотню попаданий снарядов среднего калибра. Но вот переходить со своей великолепной и быстроногой "Олимпии" на едва ползающий на 11 узлах утюг старого китайского броненосца, который, вдобавок, не мог похвастать наличием скорострельных орудий, не хотелось совершенно. Как и пихать этот самый броненосец куда-нибудь между его крейсеров. В результате, "Индепенденс" оказался замыкающим в строю, при этом формально став флагманом для "Петрела", "Конкорда" и "МакКуллоха". Именно таким составом, в сопровождении двух пароходов, на которые, после получения известий о начале войны, поспешили свезти все деревянные вещи, что можно было открутить с кораблей, эскадра коммодора Дьюи и подошла к Манильскому Заливу в ночь на 1-е июня.

       Произведенная с первыми лучами солнца разведка бухты Субиг, где с черепашьими темпами возводилась военно-морская база, показала полное отсутствие там испанских кораблей. На сей раз даже старенькая канонерка, что стала первым призом эскадры Дьюи в совершенно другой истории, не встретилась им на пути, будучи нещадно эксплуатируемой в деле постановки доставленных "Владивостоком" мин, наряду с имевшимися в Маниле и Кавите буксирами и паровыми катерами. А вот сам "Владивосток" оказался обнаружен американцами в тот же день. Впрочем, опознать его так и не удалось, поскольку соваться в Залив Маривелс, где и стоял на якоре русский пароход, под орудия батарей береговой обороны, Дьюи не рискнул. Впрочем, не рискнул он при свете дня и проходить одним из двух имеющихся судоходных проливов, что позволяли войти в воды Манильского залива.

       Лишь дождавшись темноты, коммодор дал отмашку продолжить путь. Но на сей раз во главе отряда шел отнюдь не его флагманский крейсер. Слишком долго ему не давали покоя мысли о русских и том, как они расправились с итальянцами в Красном море. А ведь его кораблям предстояло пересечь относительно неширокие фарватеры, которые, будучи добротно заминированными, несомненно, собрали бы скорбную дань за проход. И тут некоторое безрассудство поступков коммодора, имевших место быть в той реальности, уступило-таки место здравому смыслу и мыслям офицеров, высказанных командующему его племянником, служившим на "Олимпии" и выбранным командой в качестве "посла к султану". На сей раз не было громкой фразы - "Есть там мины или нет, - но я поведу эскадру сам!", поскольку вместо эфемерного считанного количества испанских мин, в существование которых не верил сам коммодор, его где-то в этих водах, несомненно, поджидали вполне реальные сотни мин привезенных с собой русскими. Уж в этом факте он нисколько не сомневался. Потому, почетную роль минопрорывателя возложили на "МакКуллоха", являвшегося наименее ценным кораблем во всей эскадре, да к тому же не принадлежавшему непосредственно флоту, относясь к Казначейству. А потому за его потерю по голове хоть и постучали бы, но не столь сильно, как хотя бы за любой из приведенных с собой пароходов, не говоря уже о боевых кораблях.

       В 21:45 вслед за таможенным крейсером, у которого из всей иллюминации едва заметно светил лишь гакабортный огонь, в южный, более мелководный и потому опасный для глубоко сидящих кораблей, но менее предсказуемый для использования его эскадрой, проход потянулись на 8 узлах канонерские лодки и броненосец. Все же свои большие крейсера Дьюи ценил куда больше, потому здесь и сейчас предпочел свести риск для них к минимуму. Впрочем, крейсера не сильно отставали, идя в кильватере "первопроходцев". Но даже такая светомаскировка и отсутствие у испанцев прожекторов не помогли пробраться незаметно. В четверть первого с береговой батареи, созданной на скорую руку из орудий снятых с кораблей и расположившейся на крохотном островке Эль-Фрайле, каким-то образом умудрились рассмотреть силуэты проходящих мимо крейсеров и открыли огонь по замыкающим, коими оказались "Бостон" и "Рейли". Сунься американцы сюда днем, и повреждений кораблям точно было бы не избежать. Все же южный проход - Бока Гранде, даже в самой широкой части, разделенной островами, не превышал трех с половиной миль. А с учетом прохода американских кораблей в каких-то пяти кабельтов от Эль-Фреле, огонь можно было вести практически прямой наводкой. Но вечная жуткая нехватка средств в бюджете испанского флота негативно сказалась не только на корабельном составе. Наземная инфраструктура страдала от недофинансирования едва ли не больше. И если корабли все, как один, сменили дульнозарядные орудия на заряжаемые с казенной части, то в составе батарей береговой обороны этих пережитков прошлого сохранялось еще великое множество. Особенно в колониях. Потому и пришлось контр-адмиралу с болью в сердце отправлять столь необходимые на кораблях орудия для формирования батарей на островах, раскинувшихся на входе в Манильский залив, ведь все недавно доставленные пароходом из метрополии орудия пошли на усиление Манилы, Кавите, бухты Субиг и Залива Маривелс.

       Не заставивший себя ждать ответный огонь двух крейсеров, хоть велся также, практически вслепую, в конечном итоге заставил замолчать испанскую артиллерию. Как впоследствии выяснилось, не причинив той какого-либо вреда. Просто испанским артиллеристам надоело растрачивать ограниченные запасы снарядов впустую, отчего они и прекратили огонь, позволив противнику вползти в ловушку, что уже совсем скоро должна была захлопнуться за их кормой. Правда, этого не могли знать не только американские моряки, но даже подавляющее большинство испанских офицеров, не говоря уже о рядовом составе. Не просто же так доставивший мины, ряд орудий для формирования береговых батарей и, естественно, превосходного угля "Владивосток" торчал как раз вне Манильского залива, но в максимальной близости ко входу в него. Кто бы что ни думал, а поднявшему утром 2-го июня испанский флаг теперь уже бывшему русскому пароходу предстояло смертельно удивить любого, кто попытался бы прорваться из залива в воды Южно-Китайского моря. Не самому, конечно. Ведь на транспорте не было установлено даже самой маленькой пушки или митральезы. Но вот его груз, что все еще продолжал оставаться на борту, будучи скрытым под наваленным поверх углем, и куда более опасный для противника напарник, ожидавший сообщения о проходе американской эскадры, должны были надежно запереть капкан Манильского залива.

       Как американцы, так и испанцы совершенно четко понимали, что именно уничтожение флота противника станет залогом победы на тихоокеанском театре боевых действий. Ведь, будь уничтожена испанская эскадра, и некому стало бы препятствовать доставке на Филиппины американских войск. Соответственно, будь уничтожена эскадра коммодора Дьюи, и оставшихся у американцев в Тихом океане кораблей, было бы никак недостаточно для организации очередного похода, без риска полного оголения собственных берегов. Потому им пришлось бы, либо совсем отказаться от идеи захвата колонии, либо отозвать из Атлантики ряд кораблей, включая, как минимум, один броненосный. И тот и другой вариант играл на руку испанцам. А потому никто не мешал американской эскадре влезть в распахнутый капкан, хотя сообщение об их уходе из Гонконга пришло на манильский телеграф в тот же день. И вот теперь этот самый капкан предстояло захлопнуть, наглухо заминировав оба фарватера новыми якорными минами, для чего "Арктический лис" и был наскоро переоборудован в минный транспорт. Но прежде внутрь следовало пропустить основной ударный кулак испанской эскадры - шестерку крейсеров во главе с "Кристобалем Колоном". Все же, несмотря на блокирование телеграфа, мало ли каким иным способом американский консул имел возможность передать сведения в тот же Гонконг. Потому и было принято решение не светить основные силы, дабы не спугнуть противника. Ведь, прознай Дьюи о том, какие именно силы ожидают его в конце пути, было бы не удивительно, если бы он ограничился блокированием выхода из Манильского залива в ожидании подхода тех же крейсера "Чарльстон" и пары современных мониторов. Как ни крути, а последние могли весьма значительно усилить американскую эскадру, ничем не уступая, а то и превосходя по боевой мощи проданный японцами броненосец. А против трех броненосцев, поддержанных полудесятком крупных крейсеров, сил даже обновленной испанской эскадры никак не могло бы хватить. Потому и помешать высадке американских войск в той же бухте Субиг они не имели бы никакого шанса. Сейчас же всем интересующимся сливалась информация об отходе испанской эскадры к арсеналу Кавите, где им и предстояло встретить коварного врага под прикрытием батарей береговой обороны. Хоть последние и были весьма жалки в плане боевой мощи. Но, опять же, до того, как русские привезли сохранившиеся со времен противостояния с итальянцами орудия и боеприпасы.

       В виду того, что последние данные от американского консула в Маниле поступили с пассажиром одного из пароходов пришедших с Филиппин за две недели до выдвижения эскадры, а сам он так и не прибыл в Гонконг, попросту не получив информацию об объявлении войны по причине весьма ограниченной работы телеграфа и отсутствия времени на передачу послания с ближайшим судном, Дьюи попросту не имел ни малейшего представления, где в данный момент могут находиться корабли испанской эскадры. Логично предположив, что все силы будут брошены на защиту столицы колонии, он первым делом взял курс прямиком на Манилу. Вот только к его удивлению в порте не удалось обнаружить ни одного корабля иди судна под испанским флагом - лишь нейтралов. Хоть и пришлось вести разведку с почтительного расстояния, ибо соваться под огонь девяти батарей береговой обороны, имевших на вооружении, в том числе, четыре относительно новых 240-мм орудия Круппа, дураков не было.

       Подумав, куда бы он сам на месте испанского командующего отвел свой флот, коммодор приказал взять курс на юг, к мысу Сангли, где помимо небольшого городка располагалась опять же небольшая военно-морская база и арсенал. Именно туда, где его с нетерпением ждал "доброволец" Протопопов, негласно назначенный контр-адмиралом Монтехо ответственным за первый акт грядущего сражения. А по-другому и быть не могло, ведь помимо его "минного дивизиона", состоявшего из бывшего "Пьемонта", "Полярного лиса" и "Песца", более боеспособных кораблей близ Сангли не было. Лишь инвалиды, да старые, мало на что годные, канонерки составляли компанию его кораблям.

       Здраво предполагая, что днем американцы не сунутся в залив, Протопопов каждую ночь выдвигал один из минных крейсеров на позицию к острову Сан Николас, что располагался милях в пяти от судоходных проливов. Так что когда на дежурившем "Песце" расслышали артиллерийскую канонаду, он, как и было приказано, потихоньку отступил, не выдавая себя неприятелю. Подобные меры предосторожности позволили не только сохранить уголь и ресурс котлов кораблей его небольшого отряда, но также давали экипажам и расчетам батарей возможность спокойно отдыхать по ночам, а не трястись в неизвестности, ожидая каждую секунду появления противника на горизонте. Потому, стоило минному крейсеру прибыть на рейд Кавите и передать информацию об интенсивной стрельбе, оставшиеся тут силы начали потихоньку готовиться к предстоящему сражению.

       В топки абсолютно всех, включая не способные дать ход, кораблей полетел уголь. До боя, что мог начаться с первыми лучами солнца, оставалось не менее трех часов, а потому форсировать разогрев котлов какой-либо потребности не имелось. Так, тихо, спокойно, в рабочей обстановке, хоронившиеся до поры до времени в бухте Бакоор корабли "минного дивизиона" оказались готовы дать ход уже к половине пятого утра, и лишь отсутствие на затянутом утренним туманом горизонте противника заставляло Протопопова продолжать скрывать свой отряд за мысом, куда из-за мелководья не смог бы пролезть ни один крупный крейсер. И даже бывший "Пьемонт", переименованный испанцами в "Рапидо", вместо так и не купленного немецкого лайнера "Колумбия", не доставал до дна всего метр. И это после того, как корабль заметно потерял в вооружении, по сравнению с временами службы в итальянском Королевском флоте!

       Вообще, стоило сказать, что новое название вполне подходило этому быстроногому крейсеру. Ведь, с тем вооружением, что было установлено на нем перед выходом к Филиппинам, корабль в полной мере стал соответствовать классификации, что давалась ему в итальянском флоте - "Таранный минный крейсер". Не в последнюю очередь в силу катастрофической нехватки вооружения, "Рапидо" сохранил лишь шесть 120-мм орудий Армстронга, что заняли места шестидюймовок, и три минных аппарата, благо 14-дюймовые самоходные мины, используемые в испанском флоте, были подобны тем, что применяли итальянцы. Потому особых проблем с пополнением боеприпасов не возникло. Разве что имевшиеся на борту "Кристобаля Колона" снаряды к орудиям Армстронга пришлось поровну разделить с "Рейна Регента II", на чей борт перекочевали все шесть 120-мм пушек броненосного крейсера. Но для будущего лидера минных крейсеров подобного вооружения было более чем достаточно. По сути, сейчас "Рапидо" представлял собой несколько меньший по размерам, не столь быстроходный и чуть слабее вооруженный прообраз русского крейсера "Новик", коему еще только предстояло появиться на свет. И опыт боевого применения подобного корабля, да еще совместно с эсминцами, роль которых выполняли минные крейсера, являлся действительно бесценным. Одно было обидно - у американцев здесь не имелось собственных миноносцев, потому опыт обещал быть несколько однобоким - лишь минные атаки крупных крейсеров и транспортов. Все же, несмотря на расставленные минные поля, имелся более чем вероятный шанс сохранения противником плавучести даже после подрыва. Вот для последующего добивания подобных подранков, что могли попытаться найти спасение на мелководье, отделившись от основных сил, и был сформирован минный дивизион. Впрочем, для наседания на хвост отступающему противнику он тоже более чем годился.

       И вот как раз для того, чтобы скрыть присутствие "засадного полка" Протопопова, выставленные в бухте Канакао жертвенные агнцы и жгли в топках своих котлов самый дешевый и самый зольный уголь, что только нашелся на местных угольных станциях. В компании со сжигаемой ветошью, пропитанной отработанным машинным маслом, они давали столь много обволакивающего всю округу дыма, что редкие дымы миноносных кораблей попросту терялись на их фоне.

       По сути, сложилась весьма схожая ситуация, что имела место быть в истории являвшейся родной для одного единственного человека во всем мире. Правда, тот, в свою очередь, не то, что имел какое-либо представление о ходе боя в Манильском заливе столь далекой и не интересующей его войны, он вообще не знал, что в районе Филиппин шли какие-либо бои. Все же этот театр боевых действий являлся второстепенным и вряд ли удосужился хотя бы десятка строк в учебниках по мировой истории, по которым когда-то давно, очень давно, грыз гранит науки некто Иванов Иван Иванович. Потому некому было удивиться полному повторению американским командующим своих же действий. А отчего им было не повториться, если, за исключением ряда нюансов, он ни во что не ставил силы испанской эскадры и имел все те же опасения насчет некоторого количества подводных мин и миноносцев? Тот же факт, что первый выстрел этого боя раздался на какие-то двадцать три минуты позже, можно было отнести к допустимой погрешности. А также к частично переданному бывшими защитниками Асэба своего боевого опыта испанским коллегам.

       Пристрелка, начавшаяся орудиями береговой обороны в 5:38 утра, поначалу приводила лишь к пустому расходованию снарядов. Слишком далеко для старых и короткоствольных 120-мм, 150-мм и 170-мм орудий находились корабли американской эскадры, чтобы можно было рассчитывать на прицельный огонь. Все же разлет снарядов подобных пушек на дистанции в 25 кабельтовых, где для облегчения пристрелки заранее были заякорены выкрашенные в красный цвет буи, составлял слишком большое значение, чтобы можно было говорить о таком понятии, как точность. И поделать с этим что-либо не представлялось возможным. Разве что стрелять, стрелять и стрелять, надеясь на срабатывание закона больших чисел. Вот только со скорострельностью у старых орудий Онторио, Ордоньес и Круппа было ничуть не лучше точности. Их время безвозвратно ушло с появлением новых, более длинноствольных и скорострельных, орудий Армстронга и Канэ, но за неимением гербовой в ход пускали то, что имелось под рукой.

       Лишь оказавшись на дистанции примерно в 15 кабельтов, Дьюи приказал повернуть бортом к огрызающемуся огнем противнику и начать пристрелку. Дождавшись, когда все корабли его эскадры сократившие расстояния между собой всего до одного кабельтова, окажутся способны начать обстрел, он дал отмашку. "Когда вы будете готовы, Гридли, можете открывать огонь." - именно с этой фразы коммодора, можно сказать, по-настоящему началась первая фаза боя, которому, с рядом перерывов, предстояло занять весь этот непростой день. И не только!

       Не прошло и минуты со времени отдачи приказа, как подали голос восьмидюймовки, сперва носовой, а после и кормовой башен флагманской "Олимпии", вслед за которыми заговорили десятки прочих орудий всех кораблей эскадры - от крупнокалиберных двенадцатидюймовок "Индепенденса" до 37-мм пушек противоминного калибра. Правда огонь последних довольно скоро прекратился - как только по горячим головам отличившихся "умом и сообразительностью" комендоров постучали крепкие кулаки унтер офицеров. Все же для таких целей и дистанций снаряды этих орудий не подходили от слова "совсем".

       0x01 graphic

       Пройдя на откровенно черепашьих 6 узлах две мили по прямой, "Олимпия" через правый борт совершила разворот на 180 градусов, чтобы ввести в бой орудия прежде молчавшего левого борта. С одной стороны, этот ход позволял дать отдых потрудившимся артиллеристам стрелявшего борта и возможность остыть разогревшимся от стрельбы стволам скорострельных орудий. С другой же стороны, флагман Дьюи, а затем и следующие за ним корабли, своими собственными корпусами попросту закрыли противника от огня концевых кораблей линии. Но ничего лучше, изрядно опасающийся подводных мин коммодор, придумать так и не смог. А поскольку при выборе из двух зол завсегда предпочитали выбирать меньшее, Дьюи предпочел временно потерять в весе бортового залпа, но совершенно точно уберечь корабли от подводной угрозы. Причем, забегая в недалекое будущее, следовало отметить, что подобное маневрирование "змейкой" все же принесло свои результаты, и американцы умудрились проскочить аж три выставленных специально по их душу небольших минных поля. Все же мин в трюмах "Владивостока" было никак не достаточно для устройства полноценных линий заграждения, вот и пришлось расставлять их небольшими группами по два - три десятка в каждой, в надежде, что хоть на одно противник да наткнется.

       К моменту третьего по счету галса, обе стороны уже могли похвастать первыми достижениями на ниве нанесения урона противнику. Так один из снарядов доставленных вместе с минами 170-мм орудий каким-то непостижимым образом сумел-таки попасть не в воды залива, а в шедший по нему корабль, коим оказался крейсер "Рейли". Причем, подловили его испанские артиллеристы, не без активной помощи русских советников, опробующих здесь и сейчас дальномеры "Барра и Струда", как раз на циркуляции. Все же американцы шли действительно медленно и в точности повторяли путь флагмана, потому вместо того, чтобы стараться стрелять прицельно по какому-то конкретному кораблю, артиллеристы принялись засыпать снарядами конкретный квадрант, в котором так или иначе по очереди должен был пройти каждый корабль вражеской линии.

       Так уж вышло, что сравнительно небольшому, но утыканному многочисленными орудиями, крейсеру практически любое попадание обязано было наносить заметный ущерб, как раз в силу большой скученности орудий на сравнительно небольшой площади палуб. Не стало исключением и это. Нет, прилетевший в корабль снаряд ни в коем случае нельзя было назвать золотым, поскольку "Рейли" сохранил, как ход, так и возможность вести ответный огонь. Но вот участвовать в нем отныне могло на два орудия меньше - носовой спонсон левого борта вместе с расположенным в нем 127-мм орудием на несколько секунд скрылся в дыме и огне, после чего предстал взору моряков куском закопченного искореженного железа, вокруг которого лежали тела моряков или же их фрагменты. Поразивший корабль снаряд, проделав отверстие в корпусе непосредственно перед спонсоном, рванул уже внутри, на батарейной палубе. В результате же произошедшей детонации пары поданных к орудию снарядов эффект от попадания несколько усилился, отчего стоявшая на верхней палубе непосредственно над спонсоном 57-мм пушка вместе со станком сорвалась с креплений и повисла за бортом, удерживаемая от падения в воду лишь парой болтов, все еще продолжавших цепляться за огрызок раскрывшейся рваными лепестками, словно бутон цветка, палубы. Морякам же, находившимся при этом орудии, можно сказать, сказочно повезло - никто из них не погиб, в отличие от людей на батарейной палубе. Но вот продолжать службу из пяти артиллеристов в дальнейшем мог бы разве что один, отделавшийся пятью сломанными ребрами, огромной шишкой на голове и отбитыми ногами. Все же прочие, эти самые ноги уже потеряли, хоть еще и не знали об этом прискорбном факте. Даже находись на борту крейсера светила медицины мирового уровня, ему вряд ли удалось бы собрать из той каши, в которые превратились ступни пострадавших моряков, здоровые конечности. Потому всех четверых впереди ждала операция по ампутации, если конечно им вообще было суждено пережить этот бой, который еще только начинался. Испанские же корабли получили уже три попадания, но возникшие было пожары, весьма споро оказались затушены. Да и заранее разложенные по палубам мешки с песком изрядно мешали распространению огня. И хотя убыль в экипажах также началась, как убитыми, так и ранеными, своей небольшой боевой эффективности подставленные под удар "инвалиды" не растеряли, продолжив огрызаться ответными выстрелами.

       За последующий час несколько пристрелявшиеся и заметно сблизившиеся противники уже могли считать полученные своими кораблями попадания десятками. Особенно сильно начали страдать лишенные брони испанские корабли, когда после пятого галса линия американской эскадры оказалась от них в каких-то семи кабельтовых. И если орудия больших калибров - от 8 дюймов и выше не смогли показать каких-либо результатов в силу своей небольшой скорострельности, то пяти- и шестидюймовые, куда более скорострельные, пушки, раз за разом принялись поражать борта и палубы визави. Что уж было говорить о частивших выстрелами 57-мм скорострелках? Так, горел, весело потрескивая взрывающимися снарядами, оставленный командой "Генерал Лезо", лишился обоих 120-мм орудий и потихоньку погружался на дно "Веласко", а сорванная с якорей "Кастилья" оказалась развернута к противнику кормой и более никак не могла поддержать огнем своих четырех орудий гибнущие остатки испанской инвалидной команды. Прочие же пока отделались, кто выбитым орудием, кто дырой в борту, а кто не раз вспыхивавшими на борту пожарами. Но лишь по той причине, что основной огонь американцев был сосредоточен на испанском деревянном крейсере, а всем прочим прилетало от случая к случаю.

       По сравнению с этим испанским отрядом, американцы отделались сравнительно легко. Так "Олимпия" лишь дважды оказалась поражена в борт, но не понесла никаких потерь, ни в вооружении, ни в людях. Не было даже ни одного раненного. Державшийся за ней "Балтимор" получил так же два попадания, лишивших его одного орудия и четверки моряков ранеными. В пострадавший самым первым "Рейли" вообще более не попало ни одного снаряда, хотя море вокруг этого крейсера то и дело вспухало очередным фонтаном воды, поднятым упавшим недалеко снарядом. Зато шедший четвертым "Бостон" щеголял шикарным пожаром, захватившим большую часть носовой оконечности вплоть до ходовой рубки, отчего крейсер то и дело рыскал из стороны в сторону, поскольку, ни офицерам, ни рулевому, из-за рвущихся снизу языков пламени и проникающего во все щели удушливого дыма, не было видно ничего прямо по курсу. Этому тихоходному крейсеру, являвшемуся одним из первенцев "Нового Флота", сказочно не повезло. Кто именно стал автором столь удачного попадания, так и осталось неизвестно, но от этого нанесенный разорвавшимся снарядом ущерб ни в коем разе не терял своей актуальности. Влетев в огромную амбразуру носовой восьмидюймовки и, разорвавшись при ударе в заднюю стенку каземата, он поджег уже поданные к орудию пороховые заряды, а после началась детонация снарядов, потушить которые было попросту некому - весь расчет оказался обожжен при возгорании сотен килограмм пороха и мгновенно выбыл из строя. В результате последовавших взрывов и пожара полтора десятка моряков либо превратились в кучки пепла, либо были сброшены ударной волной за борт. Помимо расчета орудия, пострадали и все находившиеся на мостике. Кого сбросило с мостков, кого приложило головой о переборку, а кого просто контузило. Но подменять в конечном итоге пришлось абсолютно всех - от сигнальщика, до командира. Также у "Бостона" оказались затоплены две угольные ямы левого борта, отчего корабль получил небольшой крен, но тонуть совершенно не собирался. Во всяком случае, поступающая в трюм вода весьма споро откачивалась, не грозя кораблю возможностью затопления. А потом случилось это! Вновь вышедший из линии крейсер набрел-таки на одну из расставленных минных банок.

       0x01 graphic

       Памятуя о том, что старенькие мины Герца не могли нанести фатальных повреждений современным кораблям итальянцев, на сей раз подводные убийцы были установлены связками по пять штук, так что наскочивший на одну мину корабль, непременно получал подводный привет от полудесятка смертоносных близняшек. Естественно, произошедший под кораблем взрыв не шел ни в какое сравнение с подрывом связки японских мин, что в совсем другой истории уничтожили русский броненосец "Петропавловск", но вот последствия оказались до безобразия схожими. Нет, не было детонации, ни хранившихся на борту корабля мин, ни пожара в бомбовых погребах. Но точно так же, как хлынувшая в котельное отделение холодная вода привела к подрыву раскаленных котлов, что и стало истинной причиной гибели "Петропавловска", несколько более теплая вода Манильского залива устремилась через пробоину к стальным сердцам "Бостона". А спустя каких-то двадцать секунд один из четырех американских крейсеров перестал существовать. Подрыв котла попросту вырвал из крейсера огромный кусок днища и борта, предоставив воде возможность добраться до прочих, находившихся под парами, котлов, чья детонация поставила жирный крест на корабле, лишив будущего победителя, кто бы таковым ни стал, возможности снять с погибшего крейсера хоть какие-нибудь ценные вещи.

       Взрыв оказался столь внезапен и столь мощен, что на некоторое время в битве наступила пауза. Моряки с обеих сторон, словно завороженные, наблюдали за поднимающимся к небу шарообразным облаком, в котором переплелись десятки тонн обжигающего пара, угольной пыли и обломков разорванного в клочья корабля, не в силах оторвать взор от столь жуткого и одновременно по-своему прекрасного зрелища. А потом над бухтой арсенала и на его батареях раздался дружный рев сотен глоток. Даже те матросы, которым пришлось спасаться со своих обреченных кораблей вплавь, позабыв о необходимости грести к ближайшему берегу, вздымали руки вверх, заходясь в яростно-возбужденном крике. Крике победителя!

       На этой, по-настоящему, громкой ноте оказался завершен первый этап "Сражения за Манильский залив", как в будущем газетчики окрестят битву двух эскадр. Но до этого момента было еще далеко, тем более что впереди тысячи людей ждал самый длинный в их жизни день.

       Что же можно было сказать о первом огневом контакте противоборствующих сторон? Ни одна из них так и не смогла достичь поставленных перед собой целей. Американцы потеряли на столь тщательно расставляемых для них минных банках всего один, далеко не самый сильный, корабль, так что их ударная мощь сократилась не столь значительно, как того ожидали испанцы и их советники. К тому же, появление в линии настоящего броненосца хоть и было заранее известным фактом благодаря своим людям в Гонконге, все равно для многих испанских моряков оказалось более чем неприятным сюрпризом. Здраво рассудив, что моральный дух команд и так находится далеко не на самом высоком уровне, командование не спешило расписывать матросам возможности противника. И пусть тот же "Пелайо", пожалуй, смог бы сравнительно легко справиться с бывшим китайцем, для вооруженного лишь орудиями среднего калибра "Кристобаля Колона" подобная задача могла оказаться не по силам. Все же этот небольшой броненосец в свое время выдержал под две сотни японских снарядов, после чего не думал мгновенно идти на дно. А на всей испанской эскадре, собранной для защиты Филиппин, этих самых снарядов насчитывалось едва четыре тысячи, если не брать в расчет патроны к противоминной мелочи. И десятая часть боеприпасов оказалась, либо расстреляна, либо погибла вместе с кораблями. Благо все они относились к старым, не скорострельным, орудийным системам. Но даже так звоночек был весьма тревожным, ведь артиллерия попросту не смогла нанести противнику сколь либо серьезного урона. А все подготовленные на подступах к арсеналу подводные подарки американцы оставили за кормой, поспешив ретироваться курсом на северо-запад после подрыва "Бостона". Дело, просто-напросто, могло дойти до того, что во врага нечем было бы стрелять! Ведь второго боекомплекта ни на одном корабле не имелось. Хорошо еще, что русские минные крейсера пришли, что называется, со своими орудиями. Эти шесть 120-мм пушек Канэ были в свое время демонтированы с "Рюрика", после чего "растворились" в бюрократическом болоте Владивостокского порта, всплыв в конечном итоге в трюме "Находки" по прибытии той в Манилу. Естественно, ни сами орудия, ни снаряды к ним, не были честно украдены дальневосточными дельцами. Все происходило в соответствии с приказами, поступавшими из столицы. А тот факт, что к появлению на свет этих самых приказов приложил руку некто Иениш, являлся абсолютно незначительной величиной, которой не следовало уделять внимания.

       Испанцы хоть и лишились двух кораблей - догорающей на рейде Кавите канонерки и легшего на дно из-за полученных подводных пробоин малого крейсера "Веласко", не могли сказать, что понесли невосполнимые потери. Эти корабли сделали именно то, для чего их и выставляли у всех на виду - заставили противника растратить на свое уничтожение огромное количество боеприпасов - не менее пятой части снарядов к скорострельной артиллерии среднего калибра было выброшено, по сути, впустую, да приманить врага на мины, что также принесло результат.

       Получившая же два десятка попаданий "Кастилья" хоть и дала многочисленные течи в своем деревянном корпусе, до сих пор держалась на плаву и потихоньку оттаскивалась выдвинувшимся ей на помощь буксиром "Геркулес" поближе к берегу, чтобы в будущем сократить работы по ее подъему. Потери же в людях пусть и оказались весьма неприятны, также не являлись катастрофическими. Двадцать восемь моряков погибли и чуть более полусотни оказались ранены. Но как плата за уничтоженный вражеский крейсер, подобные потери выглядели более чем приемлемыми.

       Дав командам время отойти от горячки боя и осознания потери своего корабля, а также выделив время для обеда, получивший по носу Дьюи, скрепя сердце, все же вынужден был разделить свою эскадру. Несмотря на рваные клочья тумана, заволокшие все вокруг пороховые и угольные дымы, а также гарь от пожаров, ему все же прекрасно удалось рассмотреть все до единого корабли противника. И увиденное ему не понравилось. Очень не понравилось!

       Все же Дьюи прекрасно умел считать, да и на зрение совершенно не жаловался, а потому отсутствие во вражеской линии наиболее сильных испанских кораблей подстегнуло подтачивавшее коммодора уже не первый месяц нервное напряжение. А ведь по имеющимся благодаря консулу данным к испанцам уже подошло подкрепление из пары крейсеров, прошедших Суэцким каналом в конце марта. Так что трем его крейсерам противник вполне мог противопоставить такое же количество своих кораблей аналогичного класса. Да, они были куда слабее кораблей находящихся под его командованием и в честном бою, трое на трое, испанцы, несомненно, оказались бы обречены на поражение. Вот только, как показали недавние события, играть честно противник не собирался.

       Ну и все еще не обнаруженные русские минные крейсера также внушали серьезные опасения. Ни одного из этих мелких хищников ни в коем случае нельзя было допускать до двух пароходов, что обеспечивали поход его эскадры к этим берегам. Ведь вполне логично было предположить, что те скрываются до поры, до времени, ожидая, пока его эскадра потеряет еще несколько кораблей на расставленных минных полях. Или выжидая удачного момента, чтобы показать себя во всей красе при уничтожении судов обеспечения. А в то, что действовать они будут поодиночке - верилось слабо. Но и отправлять на охрану пароходов тот же "Петрел" или тем паче "Конкорд", не говоря уже о каком-нибудь крупном крейсере, не представлялось возможным. Вскорости ему, так или иначе, предстояло встретиться с главными силами испанцев, а потому каждый боеспособный корабль был на счету. Это только "МакКуллох" с его четырьмя трехдюймовками мог разве что играть роль уловителя снарядов в грядущем эскадренном сражении. Потому, на прикрытие тылового обеспечения и был выделен таможенный крейсер, вполне способный на равных сражаться с одним из русских минных или испанских малых крейсеров. Во всяком случае, сил продержаться до подхода подкрепления, у него должно было хватить.

       Также, пересилив себя, Дьюи все же пришлось разделить эскадру на "летучую" и "тихоходную" при повторном визите к Кавите. Несмотря на нанесенный противнику урон, часть его обнаруженных кораблей все еще оставались на своих позициях, даже и не думая тонуть или сгорать. И это упущение требовалось исправить как можно скорее! Но вот рисковать своими крейсерами не было никакого желания. Потому в усыпанный подводной смертью район были направлены канонерские лодки под охраной "Индепенденса". Впрочем, чтобы не потерять единственный броненосец на минах, тот как раз шел в арьергарде отряда, предоставив почетную роль сапера "Петрелу", как наименее ценному кораблю.

       "Петрел", "Конкорд", "Индепенденс" - именно в таком порядке американцы вновь вступили в перестрелку с остававшимися на якорях испанскими визави, в то время как крейсера принялись обстреливать позиции батарей береговой обороны, отвлекая все их внимание на себя. Как ни крути, а достаточных для захвата Филиппин пехотных сил у коммодора попросту не имелось. Он, разве что, мог бы собрать со всех кораблей эскадры одну роту моряков да взвод морпехов, которых едва хватило бы для взятия под контроль того же Кавите. А о Маниле с ее многотысячным гарнизоном нечего даже было и думать. Хорошо еще, что тот был скован вдвое превосходящими силами повстанцев, которых, впрочем, на полное окружение города все равно не хватало. Не будь их, и о посылке своих сил к Филиппинам можно было даже не мечтать. Потому единственной возможностью одержать победу и было уничтожение испанской эскадры, ведь без снабжения извне гарнизоны прибрежных городов и крепостей вряд ли могли продержаться более месяца на своих скромных запасах продовольствия. Потому именно он, а не противник, был вынужден искать сражения и совать голову в самое пекло.

       Благополучно миновав на расстоянии трех кабельтовых очередную минную банку американские канонерки, поддерживаемые время от времени ревом крупнокалиберных орудий броненосца, смогли сблизиться с испанскими кораблями на какие-то шесть кабельтов, что не преминуло сказаться на точности огня. И пусть он все так же велся с обеих сторон, силы испанцев начали таять буквально на глазах. Сперва замолчали обе оставшиеся канонерки. На каждой из них и так имелось всего по одному орудию, а после сосредоточенного огня трех кораблей противника, как на ближайших к ним целях, лишились и тех. У "Аргоса" орудие просто оказалось повреждено осколками и канонерка начала потихоньку отползать со своей позиции, дабы попытать счастья в бегстве по направлению ко все еще прячущимся в бухте Бакоор минным крейсерам. "Дель-Дуэро" же повезло куда меньше. Ударившие по ней монструозные орудия главного калибра броненосца, вогнали оба снаряда в борт небольшой канонерки, отчего она обзавелась сквозными пробоинами и лишилась хода. Одна из двенадцатидюймовых болванок, пробив борт, ударила по касательной в цилиндр высокого давления машины канонерской лодки, после чего упокоилась в водах залива, без проблем проделав себе выход с противоположного борта. Вторая же просто прошла корабль насквозь, не причинив особых разрушений - как это было в сражении при Ялу с "Сайкё-Мару". Японцы так и не удосужились заказать для трофейного броненосца новые бронебойные снаряды, используя те, что были обнаружены в арсеналах захваченного Люйшунькой. А все же заказанные фугасные командир броненосца предпочел сохранить для будущего обстрела берега. К ожалению, на момент передачи корабля американцам на борту таковых имелось всего сорок штук на четыре орудия, а дополнительные снаряды попросту не успели доставить из арсенала. Или забыли. Но даже бронебойные болванки, оставлявшие на безбронных кораблях после себя лишь сквозные пробоины, наносили урон. В образовавшееся ниже ватерлинии отверстие тут же устремилась вода, затапливая отсек за отсеком небольшой канонерки. Так что, сделав на прощание еще пару выстрелов, экипаж поспешил покинуть гибнущий корабль. Тем более что вокруг продолжали падать снаряды выпускаемых аж с трех вражеских кораблей. Разразившийся же на ее борту спустя пять минут после последнего ответного выстрела пожар оказалось попросту некому тушить и корабль весьма скоро заволокло дымом. Но, судя по тому, как сильно осел в воду ее корпус, сгореть канонерке было не суждено, ибо погрузиться под воду ей предстояло куда раньше.

       Последний же корабль из отряда приманок - малый крейсер "Дон Антонио де Улло" хоть и смог добиться пары попаданий в "Петрел", попав под сосредоточенный обстрел полутора десятков орудий, включая малокалиберные, не продержался и десяти минут, после чего, имея многочисленные пожары, весьма быстро накренился на левый борт и ушел под воду. А обрадованный победой командир "Петрела" бросился догонять уползающую прочь старушку "Аргос", не разглядев за дымом занимающихся над рейдом и портом пожаров столбы угольно-четного оттенка, что никак не могли появиться на свет в результате устроенного американским флотом обстрела. Потому, не было ничего удивительного в том, что обогнув мыс, на котором раскинулись военно-морская база и арсенал, он попал в ситуацию схожую с приключившейся с незадачливым охотником. Медведя он, конечно, поймал, вот только тот его почему-то даже не думал отпускать.

       0x01 graphic

       С каким энтузиазм моряки американской канонерки преследовали пытающегося уползти от них врага! Это надо было видеть! Даже полученные повреждения и появившиеся среди команды раненные не могли поколебать их пыл и безоговорочную уверенность в своей победе. И какого же было их удивление, когда вместо добивания дряхлой, не способной дать отпор, канонерки им пришлось оказаться первыми, кто попал под огонь орудий минного дивизиона. А промахнуться с пяти кабельтов не смогли даже откровенно слабо подготовленные испанские артиллеристы с "Рапидо". Что уж было говорить о поднаторевших в этом деле русских наводчиках с минных крейсеров!

       Дабы встретить любой сунувшийся в их тихий уголок корабль противника максимальным количеством орудий, Протопопов расположил корабли своего отряда в одну линию, левым бортом по направлению к восточной оконечности мыса и носом на юго-восток. Да еще и поставил корабли максимально близко друг к другу, дабы у потенциального противника не было времени уйти на циркуляцию, едва завидев стоявший головным крейсер, так и не попав под огонь четверки 120-мм орудий Канэ, составлявших половину мощи бортового залпа минного дивизиона.

       Впрочем, дистанция практически прямого выстрела и скорострельность новейших орудий Армстронга позволили их необстрелянным расчетам положить два из дюжины выпущенных за первую минуту боя снарядов в борт канонерской лодки, отчего у той под верхней палубой начал разгораться пожар. Но куда большие повреждения "Петрел" получил от орудий ожившей береговой батареи, доселе скрывавшейся, будучи замаскированной под кучи строительного мусора.

       Даже будучи уверенным, что на это мелководье не сунется ни один крупный американский корабль, Протопопов не горел желанием подставлять свои корабли под бортовой залп шестидюймовок американских канонерок. Ему уже доводилось видеть, какие повреждения могут нанести подобные снаряды относительно небольшим минным крейсерам. Потому, два уцелевших в Асэбе шестидюймовых орудия Армстронга, не были проданы испанцам, а просто-напросто материализовались на борту "Владивостока" и после утверждения плана операции были установлены близ старого форта Кавите для контроля прохода к их временной стоянке. И как оказалось, сделано все это было не зря.

       Погнавшись за испанской канонеркой, капитан "Петрела" допустил грубейшую ошибку - приблизился на непозволительно малую дистанцию к вражескому берегу, не имея никакого представления о том, что на нем может находиться. Конечно, можно было сказать, что канонерские лодки как раз и строились для действий против сухопутных сил противника и прибрежных укреплений. Но вот когда вооружение этого самого прибрежного укрепления, твердо стоящее на земле и укомплектованное в качестве расчетов настоящими ветеранами, превосходит по своим возможностям таковое канонерской лодки, последней нечего даже пытаться лезть на рожон.

       Открыв огонь с каких-то трех кабельтов сразу вслед за первыми выстрелами произведенными с "Рапидо", расчеты шестидюймовок уже четвертым снарядом добились прямого попадания, а седьмым и одиннадцатым поставили крест на судьбе канонерки. Пусть она все еще и держалась на воде, а также продолжала отстреливаться, две подводные пробоины начали творить свое гнусное дело - обеспечивать поступление воды на борт корабля. Учитывая же весьма небольшое - всего восемь с половиной сотен тонн, водоизмещение американской канонерки, даже этих трех снарядов было бы вполне достаточно для вывода ее из игры. Но ведь на стороне защитников имелось еще восемь 120-мм орудий, которые также не молчали, посылая в одинокого противника один снаряд за другим.

       Хотя, стоило отметить, что сами американцы отнюдь не спешили играть роль мальчика для битья. Намного менее скорострельные, всего полтора выстрела в минуту, нежели изделия господина Армстронга, шестидюймовки правого борта "Петрела" успели выпустить в крейсер пять снарядов до того как огонь был перенесен на вражескую береговую батарею. Впрочем, добиться попаданий им не удалось, поскольку практически сразу по обнаружению более чем зубастого противника канонерка пошла на циркуляцию, заложив весьма крутой поворот - на грани возможностей отклонения пера руля.

       На отходе этот небольшой кораблик практически лишился кормы, получив в нее более полудюжины попаданий 120-мм снарядами, оставивших большую часть его офицеров, как кают, так и личного имущества. Но эти обидные попадания хотя бы не привели к потере скорости и позволили канонерской лодке, в конечном итоге, выйти из под обстрела, прикрывшись береговой линией. Правда к этому моменту в нее успело влететь еще три 152-мм снаряда, отчего на жилой палубе в результате разгоревшихся многочисленных пожаров уже невозможно стало находиться - едкий дым от занявшихся парусов и дельных вещей выполненных из дерева выгонял моряков на верхнюю палубу, либо попросту лишал сознания тех, кто не успевал выбраться на свежий воздух.

       Такое в совершенно другой судьбе корабля уже было. По окончанию войны с Испанией, "Петрел" остался у филиппинских берегов, обеспечивая поддержку с моря американским войскам, принявшимся отстреливать теперь уже местных революционеров. Тогда несколько моряков получили государственные награды за спасение своих сослуживцев, потерявших сознание во внутренних помещениях корабля, когда дым от занявшихся огнем парусов заполнил все внутренние помещения. Но здесь и сейчас, когда канонерка находилась под обстрелом, попросту некому было считать по головам выскочивших на верхнюю палубу матросов.

       К тому же, многочисленные попадания привели к урезанию огневой мощи корабля на четверть - осколки снаряда, разорвавшегося рядом с ничем не прикрытым кормовым шестидюймовым орудием левого борта, надежно вывели то из строя вместе с большей частью расчета. Но даже без этого отвечать противнику стало попросту нечем - ведь те, кто ранее находился в бомбовых погребах и подавал наверх снаряды и заряды, нынче лежали, либо сидели на палубе, пытаясь откашляться от забившего легкие едкого дыма. Потому не было ничего удивительного в том, что уйти обратно к своим, под защиту толстой шкуры и устрашающих орудий броненосца, этому кораблю было уже не суждено. Несмотря на предпринятые попытки маневрирования, для сбивания прицела вражеским наводчикам, канонерская лодка получила-таки еще два попадания с береговой батареи, которые и решили окончательно ее судьбу - один угодил в борт чуть выше ватерлинии, отчего вода начала потихоньку захлестывать в очередной отсек, а второй влетел в опустевшую наполовину угольную яму и взорвался ударившись о ее внутреннюю стенку. Получившиеся в результате осколки тут же поспешили посечь оказавшийся за переборкой котел. Ударивший из образовавшихся пробоин пар тут же выгнал из котельного отделения всех находившихся в нем моряков, отчего и так небольшая скорость канонерки начала заметно снижаться.

       Вообще, продолжай батарея из двух 152-мм орудий вести огонь, вскоре этот небольшой кораблик в точности повторил бы судьбу пары безбронных китайских крейсеров уничтоженных японцами самыми первыми в битве при Ялу. Но дичайший дефицит снарядов - всего по два десятка на ствол, заставил артиллеристов прекратить стрельбу, когда в закромах осталось всего десять смертоносных подарков на двоих - мало ли кто еще предпринял бы попытку наведаться к охраняемым ими миноносникам. И пусть утопить кого-либо столь малым количеством снарядов нечего было и мечтать, но вот отогнать, виделось вполне по силам. А большего от них и не требовалось.

       За всем этим были вынуждены наблюдать моряки "Конкорда", что сперва двинулся вслед за "Петрелом", но сначала несколько задержались, расстреливая севший в воду, но не ушедший на дно небольшой крейсер "Веласко", а после, проявив куда большую осторожность, нежели их сослуживцы, повели свой корабль в обход восточной оконечности мыса, держать от него примерно в полутора милях, как, собственно, и полагалось действовать им всем. Однако, надежды спасти если не избитый корабль, то хотя бы своих моряков, рухнули одновременно с появлением в зоне видимости показавшиеся из-за полуострова испанские корабли, что шли с явным намерением нагнать горящий, дымящий и парящий "Петрел".

       Естественно, находись под боком "Индепенденс", иди хотя бы один из крупных крейсеров, тут еще можно было бы поспорить кому от кого следовало бы держаться подальше. Но броненосец оставался в двух с половиной милях северо-восточнее, где потихоньку добивал выведенную на мель "Кастилью", а все крейсера находились еще на милю дальше, ведя перестрелку с оказавшейся неприятно зубастой батареей береговой обороны, обеспечивая тем самым действия отряда тихоходов.

       Кто-нибудь мог сказать, что они были обязаны прикрыть своих товарищей, ведя бой против многократно превышающих сил противника, до того, как подойдет подкрепление. Тем более, что тому же "Индепенденсу" здесь было от силы минут двадцать хода. А открыть огонь он вообще мог уже сейчас. Вот только отсутствие возможностей подать сигнал и висящий над рейдом дым, как от пожаров, так и от огня орудий самого броненосца, не оставляли надежды на скорую помощь. Тем временем вражеские крейсера уже приближались, явно наращивая ход в надежде нагнать еще и сам "Конкорд". Потому, открыв огонь по кораблям противника, в надежде не столько попасть, сколько заставить того отвернуть, коммандер Уолкер повел корабль по направлнию к флагману своего отряда.

       Все же он надеялся, что противник задержится, захватывая поврежденную канонерку, и попытается взять ее на буксир в качестве трофея. А к тому времени он уже сможет вернуться обратно в компании с куда более крупным товарищем. Но его надеждам не было суждено сбыться. Ведь не он один прекрасно понимал, какая вскоре может сложиться ситуация. Потому, проходившие мимо так и не спустившей флаг канонерской лодки корабли противника в ответ на редкие выстрелы пушек противоминного калибра пустили по ней по самоходной мине. Причем замыкающий строй "Песец" выпустил аж две - из обоих аппаратов установленных на верхней палубе взамен 75-мм орудий. Да, и "Полярный лис" тоже вернул себе часть первоначального вооружения. Ведь здесь и сейчас ему не надо было выжимать из своих котлов и машин максимально возможную скорость. Тем более, что это и не помогло бы, так как минимум три американских крейсера имели возможность догнать его, после чего с легкостью отправить на дно. Потому и вернули на место бортовые минные аппараты. И только кормовой не стали монтировать, дабы не переделывать офицерские аппартаменты уже в незнамо какой раз.

       Прекрасно помня, насколько капризными и ненадежными являются самоходные мины, даже трижды проверенные Керном, Протопопов не стал жадничать, передавая на свои мателоты сигнал о минной атаке противника. И оказался прав. Из четырех мин выпущенных с расстояния в полтора кабельтовых только одна подорвалась в районе машинного отделения канонерки. Судьба же остальных так и осталась неизвестной. Впрочем, она никого и не волновала. Результат был достигнут, а большего и не требовалось.

       Встав на путь принятия решения о дальнейших действиях после снятия с игровой доски фигуры еще одного корабля противника, Протопопов имел возможность выбрать лишь одно из двух - вернуться обратно на мелководье и тем самым спастись от возможной атаки крейсеров противника, или пойти на соединение с кораблями контр-адмирала Монтехо, чьи дымы он, скорее всего, наблюдал почти прямо по курсу.

       Все же в силу отсутствия какой-либо связи с основными силами, ему приходилось действовать исходя из прежних планов, намеченных на последнем общем заседании, да той картинке, что представала перед глазами. И поскольку все остававшиеся в строю боевые корабли противника находились слева по борту, впереди его могли ждать, либо свои, держащие курс к Маниле, где и было запланировано соединение обоих отрядов перед решающим сражением, либо вражеские транспорты, уничтожение которых также являлось одной из прерогатив. Все же без их поддержки американские корабли, даже выиграв сражение, не смогли бы надолго остаться в местных водах - без угля, провизии, с кучей раненных на борту особо не повоюешь. Кстати, именно необходимость уничтожения транспортов, помимо сокрытия факта наличия в местных водах броненосного крейсера, было одним из факторов, повлиявших на расположение испанских отрядов. Монтехо, не без причин, полагал, что американцы оставят пароходы, либо недалеко от фарватеров, ведущих в Манильский залив, либо где-нибудь подальше от испанских орудий, но в зоне видимости. В любом случае, ни при каких обстоятельствах не станут таскать за кормой боевого отряда, чтобы не подвергать опасности. Потому его крейсера и базировались до прихода противника вне залива, чтобы совершенно точно не дать ускользнуть американским транспортам.

       И сейчас Протопопову, как командиру, приходилось принимать решение, что в одинаковой мере могло привести, как к успеху - если впереди его ожидали свои крейсера или беззубые снабженцы, так и к поражению - если в желании отомстить за потопленные пароходы американский командующий рискнет сунуться под огонь тяжелых орудий охраняющих Манилу, где и предполагалось отсиживаться минному дивизиону до подхода основных сил. Приказав поднять сигнал об увеличении скорости хода до 18 узлов, максимальных для "Полярного лиса", Николай Николаевич сосредоточился на наблюдении за действиями вражеских кораблей, что вскоре непременно должны были кинуться вслед за ним. Все же именно для уничтожения всех испанских кораблей американцы сюда и заявились.

       Сосредоточившийся на подавлении батарей береговой обороны коммодор Дьюи узнал о появлении хотя бы части кораблей противника, кои он столь сильно желал повстречать, слишком поздно. Пока "Конкорд" дошел до "Индепенденса", пока они вдвоем доползли по однажды пройденному маршруту, чтобы точно не нарваться на минное поле, до крейсеров, прошло почти сорок минут. Сорок минут, которые попросту не представлялось возможным наверстать. Как ни крути, а скорость кораблей его отряда все еще держалась на уровне в 6-7 узлов и потому не требовала поддержания паров во всех котлах, так что об организации погони нечего было и думать. Впрочем, не совсем так. В погоню они, конечно, пошли и даже начали разводить пары в доселе спавших котлах, но о том, чтобы быстро догнать противника или спасти свои транспорты, речи уже не шло. Да, он прекрасно понимал, что оставлять безоружные суда на попечение одного таможенного крейсера было не лучшей идеей. Но ведь и выбора у него не имелось! Либо так, надеясь, что противник до них не доберется, либо таскать за собой, рискуя подставить под огонь вражеских орудий или завести на минное поле. Тогда он принял решение. И как сейчас наглядно демонстрировал ему испанский, а может и русский, визави - оно оказалось неправильным. Но ведь именно в этом и состояла львиная доля работы командира - нести полную ответственность за принятое решение.

       Опознать противника оказалось весьма просто - ведь помимо кораблей испанского флота, в водах Манильского залива могли быть только американцы. И поскольку силуэты находящихся прямо по курсу судов не напоминали крейсера испанской эскадры, на кораблях минного дивизиона вокруг минных аппаратов засуетились офицеры и матросы, ведь тратить снаряды на потопление столь крупных пароходов было нецелесообразно. Да и соответствующий приказ с флагмана оказался подан задолго до подхода на дальность пуска самоходных мин.

       Попытавшийся было преградить путь к транспортам "МакКуллох" успел всадить в "Рапидо" пять трехдюймовых снарядов, прежде чем выйти из игры, будучи объятым пламенем от носа до кормы. Все же этот композитный корабль строился не для морских баталий, а чтобы гонять браконьеров, да вести гидрографическую разведку. Потому и продержался он против настоящих военных кораблей всего ничего. За какие-то десять минут новенький таможенный крейсер превратился в полыхающую развалину. Впрочем, для своего уничтожения он потребовал траты более сотни снарядов, что в сложившихся условиях могло считаться достижением. Все же в последние минуты жизни корабля по нему продолжали вести огонь лишь два минных крейсера, поскольку на "Рапидо" снарядов осталось всего половина от изначального запаса, а ведь впереди еще ожидался основной бой.

       Экипажи "Наншана" и "Зафиро", став невольными свидетелями скорой расправы над своим охранником, приняли весьма правильное решение не играть в героев и мгновенно спустили флаги, стоило испанским крейсерам нацелиться на них. Конечно, все они являлись моряками военно-морского флота САСШ и находились под присягой. Однако попросту погибнуть, будучи не в силах нанести противнику хоть какой-либо ущерб, виделось глупым. Не стрелять же им было по противнику из немногочисленных револьверов, в самом деле! Потому отряду Протопопова так и не пришлось применить мины, ведь это было уже нарушение правил ведения боевых действий, за что вполне можно было отправиться на трибунал. В том числе и после окончания войны.

       Вынужденно скинув скорость до шести узлов, отряд принялся конвоировать хоть и богатые, но весьма нежеланные здесь и сейчас трофеи в порт Манилы. И лишь изначальный значительный отрыв, а также появление крейсеров эскадры Монтехо в конечном итоге спасли корабли минного дивизиона от игры в салочки с вражескими снарядами.

       Подошедший второй раз за день к Маниле коммодор Дьюи уже был морально готов сунуться под огонь тяжелых орудий испанцев, чтобы наверняка засыпать три небольших крейсера снарядами, но именно в этот момент с кормы обнаружились множественные дымы, которые ничем иным кроме как оставшимися испанскими кораблями быть не могли.

       Осознав, что его поредевшая эскадра имеет все шансы оказаться между молотом и наковальней, Дьюи приказал ложиться на обратный курс, надеясь разобраться с отрядами противника по очереди. Все же, ни большие безбронные крейсера, ни малые бронепалубные, являвшиеся, по сути, канонерками, ни проданные русскими минные крейсера, не могли тягаться в линейном бою с его кораблями. А наличия минных полей и замаскированных артиллерийских батарей, от которых и были понесены основные потери, посреди залива можно было не опасаться. Что же касалось взятых противником транспортов - то их всегда можно было вернуть, пустив на дно все до последнего корабли противника.