Помоги проекту - поделись книгой:
Кристи Агата
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
ТОМ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ
ВРАТА СУДЬБЫ
Postern of Fate 1973 © Перевод Полякова И., Титова А. 2003
Ганнибалу и его хозяину
В Дамаске четверо ворот великих… Врата Судьбы, Форпост Беды, Форт Ужаса, Пустынный Вход. Не проходи в них караван, или в безмолвии пройди Сквозь тишь, где умер птичий свист, но что-то птицею поет…
Книга 1
Глава 1
Повествующая главным образом о книгах
— Книги! — в ужасе воскликнула Таппенс.
— Что такое? — обеспокоенно спросил Томми из другого конца комнаты.
— Я сказала «книги».
— Вижу, — отозвался Томас Бирсфорд, разглядывая стоящие перед женой три громадных ящика, чуть не доверху набитых книгами.
— Просто немыслимо, — покачала головой Таппенс.
— Это сколько же для них надо места?
— И не говори!
— И ты хочешь все это поставить на полки?! — недоверчиво спросил Томми.
— Уже не знаю, — вздохнула Таппенс. — Не знаю, чего я хочу.
— Не может быть, — возразил ее муж. — Это, пожалуй, единственное, что ты всегда знала.
— Не в этом дело. Просто мы с тобой стареем, а ревматизм — теперь уж без него никуда… Нагнешься как-нибудь к нижней полке, да так и не разогнешься!
— Да уж, приятного мало, — согласился Томми. — Но неужто все настолько плохо?
— Конечно нет! На самом деле все просто чудесно, — заявила Таппенс. — Наконец-то у нас есть свой дом, и как раз такой, о каком мы мечтали. Надо только самую капельку подправить.
— Ага, — хмуро проговорил Томми, — убрать перегородку, объединить кухню с гостиной и пристроить к ней то, что ты называешь «верандой», подрядчик — «ложей», а все остальные люди — «лоджией».
— Вот увидишь, как будет здорово! — воскликнула Таппенс.
— Когда ты закончишь ремонт, здесь все просто преобразится.
— Когда я закончу ремонт, ты восхищенно воскликнешь: «Какая у меня изобретательная, умная и талантливая жена!»
— Подожди, — ухмыльнулся Томми, — я запишу, что нужно будет сказать.
— Можешь не записывать. Это вырвется у тебя непроизвольно.
— Допустим. Но при чем тут книги?
— А вот смотри. Во-первых, несколько ящиков книг — с которыми не могли расстаться и которые жалко было продать — привезли сюда мы. Во-вторых, прежние хозяева дома тоже оставили нам кучу вещей, включая, опять-таки…
— Книги, — закончил Томми. — И, между прочим, не бесплатно.
— Мне, кстати, показалось, они рассчитывали на большее. За такое-то старье! Большинство из них я читала еще в детстве. А некоторые так просто обожала! Честно говоря, я сразу решила, что куплю их все. Представляешь, тут даже есть книжка про Андрокла и льва, я читала ее, когда мне было восемь. Это же Эндрю Лэнг![2]
— Ты что, уже читала такие книги в восемь лет?
— Да я еще в пять начала. Тогда это было обычным делом. И никого, главное, специально этому не учили. Просто не запрещали брать с полки все что заблагорассудится. Ну, потихоньку буквы и запоминаешь. Потом, правда, мне это вышло боком: я так и не выучилась грамотно писать. Отец почему-то считал, что главное — выучить таблицу умножения. Все, помню, учил меня складывать, вычитать и умножать. Ах да, и еще делить столбиком. Лучше бы писать научил правильно.
— Умнейший, верно, был человек!
— Не знаю, не знаю, — вздохнула Таппенс. — Но очень милый…
— Мы не слишком отвлеклись?
— Ах, да! — спохватилась Таппенс. — Так вот… и мне тут же захотелось ее перечитать, «Андрокла и льва» то есть. Как же я ее в детстве любила! Там такие сказки о животных… И еще «Один день из моей жизни в Итоне»[3]; ее, якобы, итонский выпускник написал… Не знаю уж, чем это она мне так запала в душу. Я, вообще-то, больше классику любила, миссис Моулзворт[4], например. «Часы с кукушкой», «Ферма четырех ветров»…
— Достаточно, — сказал Томми, — я уже все понял.
— Зря смеешься. Между прочим, сегодня этих книжек уже не достать! То есть они, конечно, издаются, но это уже не то… Даже картинки другие. Представляешь, на днях увидела «Алису в стране чудес», так даже не сразу узнала, такая дурацкая там Алиса. И вдруг нате вам; они все тут: и миссис Моулзворт, и сказки — Розовые, Голубые, Желтые, и даже Стенли Уэймен[5]. Я даже не раздумывала.
— Ну ясно, — кивнул Томми. — Где уж тут устоять! Ужасно выгодная покупка…
— Но они и в самом деле достались нам по-дешевке. Только вместе с нашими их стало так много… Боюсь, тех полок, что мы заказали, не хватит. Слушай, Томми, а как насчет твоего кабинета? Это, конечно, святая святых… но, может, там найдется местечко?
— Нет, — очень твердо сказал Томми. — Там и мои-то с трудом поместятся.
— Ну что ты будешь делать, — вздохнула Таппенс. — Вот всегда так. Слушай, а может, соорудить еще одну комнату?
— Ну уж нет, — возразил Томми. — Если помнишь, только позавчера мы решили начать экономить.
— Может, уже закончим? — с надеждой спросила Таппенс. — Ну ладно, ладно. Тогда я выставлю самые любимые, без которых уж точно не смогу обойтись. Потом посмотрю, что осталось, и… и отдам их в ближайшую детскую больницу!
— А может, попробовать их продать? — предложил Томми.
— Сомневаюсь, что кроме нас найдутся еще охотники до такого старья.
— Как знать, — заметил Томми. — Некоторые, судя по виду, вполне могут оказаться библиографической редкостью…
— Пока что, — продолжала Таппенс, — надо просмотреть, рассортировать и расставить что удастся по полкам — хотя бы в первом приближении. Приключенческие романы, сказки, книги для детей и школьные повести (они все почему-то про богатых детей) — в одну сторону… А самые любимые, которые мы еще Деборе читали: «Винни-Пуха»[6], «Серенькую курочку»[7] (она мне, правда, куда меньше нравится) — в другую. — Таппенс перевела дух.
— Может, отдохнешь? — спросил Томми.
— Нет, хочется закончить эту часть комнаты, чтобы книги уж были на месте…
— Давай помогу.
Томми подошел к ящикам, вывалил из них книги на пол, сгреб в охапку и потащил к полкам.
— Я их по размеру ставлю, — объяснил он, энергично распихивая книги по полкам, — так красивее.
— И это называется помогу? — возмутилась Таппенс.
— Для начала сойдет. А как-нибудь потом… в дождливый осенний день, когда совершенно нечего будет делать…
— Нам почему-то всегда есть, что делать.
— Так, еще семь штук — сюда, и остается только верхний угол. Пододвинь, пожалуйста, вон тот стул. Думаешь, он меня выдержит?
Томми с опаской взобрался на стул и, приняв у Таппенс стопку книг, поставил их на верхнюю полку. Нижние три при этом выскользнули и шлепнулись на пол, пролетев в опасной близости от головы Таппенс.
— У, — проворчала она. — Чуть не убил!
— Сама виновата. Кто ж так дает?
Таппенс отступила на несколько шагов.
— И правда красиво получается, — подтвердила она. — Только еще вот эти две поставь на вторую полку, там как раз место осталось. Уфф! Ну, вроде все! А после обеда займусь остальными. Думаю, нас ждут необыкновенные сокровища!
— Наверняка, — хмыкнул Томми.
— Что-нибудь обязательно найдется, а может даже, самый настоящий раритет.
— И что тогда? Продадим?
— Можно, — кивнула Таппенс. — А лучше оставим себе и будем хвастаться перед гостями. То есть нет, хвастаться, конечно, не будем, но покажем обязательно. «Так, ничего особенного… Но взглянуть стоит…».
— Думаешь, найдешь какую-нибудь редкую детскую книжку?
— Нет, это наверняка будет нечто совершенно неожиданное и удивительное. Такое, что перевернет всю нашу жизнь.
— Упаси нас Бог! — отозвался Томми. — Потому что ничего хорошего в этом старье уж точно найтись не может.
— Чепуха, — заявила Таппенс. — Надо верить в лучшее. Надежда великая вещь, имей это в виду. Я всегда полна надежд.
— О да, — вздохнул Томми. — Мне ли не знать!
Глава 2
«Черная стрела»
Таппенс — она же миссис Томас Бирсфорд — поставила «Часы с кукушкой» миссис Моулзворт на третью полку снизу, где уже расположились остальные ее романы, вытащила «Комнату с гобеленами» и задумчиво на нее уставилась, размышляя, не лучше ли перечитать «Ферму четырех ветров»? «Ферму», в отличие от «Комнаты» и «Часов», она помнила совсем плохо. Ее пальцы нерешительно бродили по корешкам.
Скоро вернется Томми… Но, главное, дело сдвинулось наконец с мертвой точки. Определенно сдвинулось. Плохо только, что когда видишь хорошую книгу, совершенно невозможно удержаться от того, чтобы ее не полистать, а потом — как-то совсем уже незаметно — не начать читать. В результате, процесс здорово затягивается.
Так что, когда вернувшийся вечером домой Томми поинтересовался, как идут дела, он услышал в ответ бодрое: «Все отлично», но наверх — убедиться в этом лично — его почему-то так и не допустили. С переездами всегда так. Сплошная морока! А сколько странных людей! Электрики, например, каждый раз совершенно искренне удивляются тому, что сами же в прошлый приход и сделали. Они охватывают все новые участки паркета и неистово буравят в нем очередные ловушки для зазевавшихся хозяек. Стоит хоть немного утратить бдительность и сделать один неверный шаг, как вы неожиданно оказываетесь в спасительных объятиях ковыряющегося уже в следующей ямке электрика.
Боже, ужаснулась Таппенс, сколько еще возни с этим домом! А ведь каким простым и легким все казалось вначале! Теперь еще эти книги… Родилась бы я сейчас, думала она, я бы, конечно, не научилась читать так рано. Современные дети не читают ни в четыре года, ни в шесть, а некоторые — так и до одиннадцати не могут научиться. Почему у нас в детстве все так легко получалось, не знаю. Все ведь умели читать: и я, и соседский Мартин, и Дженнифер с параллельной улицы, и Сирил, и даже Уинифред. С правописанием, правда, у нас было не лучше, чем сейчас, но читали мы все, что попадалось под руку. И никто ведь особенно не учил. Кое-что, конечно, спрашивали у старших, но больше «учились» на рекламных щитах. «Пилюли для печени Картера», например. Помнится, всякий раз, когда поезд подходил к Лондону и мы видели этот щит, тут же начинали спорить, кто такой этот Картер и почему для его печени нужны особенные пилюли? Таппенс мечтательно улыбнулась и снова начала листать находящуюся у нее в руках книгу…
— О Господи, опять я отвлекаюсь!
Она переставила еще несколько книг. «Алиса в Зазеркалье»[8] и «Неизвестные истории» Шарлотты Янг[9] отняли у нее ее «Неизвестными историями» и «Рассказами» не больше трех четвертей часа, после чего ее пальцы задержались на потрепанном и засаленном переплете «Венка из маргариток».
— О, вот это точно надо перечитать, — сказала себе Таппенс. — Потрясающая книга! Только представить, как давно это было! Помню, я все переживала, допустят ли Нормана и Этель к конфирмации. Как же то местечко называлось? Коксуэлл? Что-то в таком духе. А еще там была Флора, ужасно приземленная особа. Кстати, я так до сих пор и не поняла, хорошо это или плохо? Интересно, а мы с Томми — тоже приземленные?
— Прошу прощения, мэм?
— Нет-нет, ничего, — сказала Таппенс, оборачиваясь к возникшему в дверях Альберту — своему верному слуге, пажу и оруженосцу в одном лице.
— Вы меня звали, мэм? Я слышал звонок.
— Не совсем, — смутилась Таппенс. — Просто нажала локтем на кнопку, когда доставала книгу.
— Может быть, вам помочь?
— Неплохо бы, — сказала Таппенс. — А то ужас какие скользкие сиденья у этих стульев. Да и ножки шатаются.
— Вам какую-то определенную книгу?
— Я еще не смотрела вторую полку сверху. Даже не представляю, что там.
Альберт взобрался на стул и принялся, предварительно стряхивая пыль, передавать книги Таппенс. Появление каждой новой сопровождалось бурным восторгом.
— Ой! Надо же! Ничего себе! «Амулет»! «Самаяд»! «Новые искатели сокровищ»! Как же я их любила! Нет, нет, Альберт, оставь. Я их пожалуй, почитаю. И начну с… Ой, а это что? Дай-ка взглянуть. «Алая кокарда»! Это же мой любимый роман… исторический! А там что? «Под красной мантией»? Обожаю Стэнли Уэймена! Читала его лет в десять-одиннадцать. Не удивлюсь, если здесь окажется и «Узник Зенды»[10]. — Она блаженно вздохнула. — «Узник Зенды»! Мой первый настоящий любовный роман! Принцесса Флавия… король Руритании… И, конечно, Рудольф Рэссендилл!
Альберт передал ей следующую стопку.
— Ага, — оживилась Таппенс, — все лучше и лучше. Эти уже для совсем раннего возраста. Надо будет их поставить отдельно. Ну-ка, ну-ка… что у нас тут? «Остров сокровищ»… Вот здорово! Жаль только, я ее недавно перечитывала. Все-таки, что ни говори, с книгой никакая экранизация не сравнится. Ага! «Похищенный»[11]! Тоже Стивенсон!
В этот момент очередная стопка рассыпалась у Альберта в руках, и одна из книг шлепнулась Таппенс на голову.
— О, мэм! — смутился тот. — Ради бога, простите!
— Ничего-ничего, — успокоила его Таппенс. — Пустяки. Это же «Катриона»! Так. Есть еще Стивенсон?
Альберт с бесконечными предосторожностями подал ей следующую стопку.
— «Черная стрела»! — завопила Таппенс. — Ну надо же! «Черная стрела»… Кажется, это был первый роман, который я прочла от корки до корки. Нет, Альберт, едва ли ты читал. В твоем детстве уже были другие книги. Дай вспомню… Ну точно, там на стене в замке висел гобелен с охотником, а через отверстия на месте его глаз все время кто-то смотрел. Аж жуть брала! Да, «Черная стрела»… Как же это там? «Кошка и пес»? Нет. А, вот: «Кошка и крыса и Ловелл-собака всей Англией правят от имени хряка»[12]. Точно. А «хряк» — это, чтобы ты знал, Ричард Третий. Это сейчас все говорят, что зря его называли негодяем, на самом-то деле он хороший. Хотя я что-то сильно в этом сомневаюсь. Да и Шекспир[13], кстати сказать, тоже. Не зря же в самом начале пьесы его Ричард говорит: «Намерен я негодяем показать себя»[14]. Да…
— Еще, мэм?
— Нет, Альберт, спасибо. Пожалуй, пока хватит. Что-то я подустала.
— Как вам угодно, мэм. Кстати, звонил хозяин, сказал, что опоздает на полчаса.
— Вот и ладненько, — пробормотала Таппенс, рассеянно усаживаясь в кресло и открывая «Черную стрелу». — Вот это да! — воскликнула она через пятнадцать минут. Оказывается, я все забыла. Такое чувство, будто читаешь в первый раз. Удивительно.
В доме наступила тишина, только на кухне тихонько гремел сковородками Альберт. Время шло. Устроившись в стареньком кресле, миссис Томас Бирсфорд наслаждалась забытыми переживаниями, перечитывая «Черную стрелу» Роберта Льюиса Стивенсона.
Наконец к дому подъехала машина.
Поделиться книгой: