Я заснула, чувствуя его тепло и тонкий, почти незаметный ручеек энергии, идущий из его ладони — к детям.
Утром Костя пошептался о чем-то с Олежкой и сразу же после завтрака заявил мне:
— Маришка, мы по делам.
— По каким делам? — удивилась я.
— По мужским, — важно заявил сынуля. Я невольно рассмеялась, очень уж комично прозвучало.
— Ладно, мужчины, ступайте по своим важным и секретным мужским делам, а я буду варенье варить.
В подвале под чарами сохранности стояло два ведра яблок — спелой падалицы, которая долго храниться не будет, и чары не помогут. А мне все некогда было заняться… И все-таки интересно, что у них там за дела? Я считала, что с воспитанием сына лучше справится отец, тем более Олежка должен вырасти сильным огневиком, как Костя. Но сознательно отстраняться, не лезть, когда с чем-то не согласна, когда мужские методы кажутся слишком уж суровыми, было тяжело. «Ничего, — утешала я себя, — вот родятся девчонки, эти уж будут моими! Или хоть одна девочка… А что? Мальчик и девочка, Мишенька и Тонюшка, не зря же эти имена первыми придумались?»
Варенье — это всего лишь варенье, не снадобья. Но никто не мешал поэкспериментировать, да и Полева упоминала как-то, что самые простые наговоры можно использовать почти везде. Я напевала наговор на здоровье и благополучие, помешивая томящееся на самом малом огне варенье, и казалось, что в яблочный дух вплетаются особенные солнечные нотки, а в пенке запутались блики золотистого света. Приятно все же готовить для своих близких что-нибудь особенное. Я отложила ложечку еще жидкого варенья на блюдце — вдруг стало интересно, каково оно на вкус. Хотя наговоры никак на вкусовые качества не влияют, и я прекрасно это знала.
И все же мне чудилось, что вкус немного другой. Более яркий, насыщенный. И впрямь солнечный. Это варенье нужно сохранить до зимы, до холодов — оно не просто напомнит о лете, а еще и согреет. И обязательно угостить Веру и бабу Настю.
Мои мужчины прибыли, когда я уже разлила готовое варенье по банкам и раздумывала, что бы взять почитать из очередной стопки библиотечных исторических романов. Средневековье, Древняя Русь, викинги, «блистательный» восемнадцатый век или «безумный» девятнадцатый? Я читала не то чтобы вовсе бессистемно, но «вразброс», зато картина мира складывалась, как огромный паззл из крохотных кусочков — все полней и ярче. Почему-то книги помогали мне в этом лучше фильмов, новостей, репортажей и познавательных передач — хотя, наверное, удивляться нечему, если вспомнить, что в той моей жизни я тоже больше любила книги, чем телевизор.
— Мамочка! — Олежка влетел в гостиную, сияя, и тут же схватил меня за руку. — Иди смотреть, скорее!
— Что смотреть? — я отложила книгу.
— Наш сюрприз! Ну, пойдем же!
Малыш тащил меня за руку и едва не прыгал от нетерпения. Я почти бегом вышла вслед за ним на улицу — и ахнула. За калиткой стоял автомобиль. Не городское шикарное авто, годное больше для представительских целей и красивых поездок в гости, а суровый, мощный даже на вид внедорожник. Костя, прислонившись к капоту, широко улыбался.
— Это наш?! — я чувствовала, как расползается на лице такая же широкая улыбка. На такой машине можно ехать куда угодно! Хоть к морю, хоть в горы, хоть в тайгу.
— Садитесь, прокатимся, — Костя приглашающе распахнул дверцы.
***
Первая большая поездка случилась как-то сама собой: ни я, ни Костя ничего такого не планировали, но Полева нас пригласила в свою родную деревню, и мы с радостью согласились.
— Обкатаете машинку, развеетесь, ребенка к морю свозите, а я Марине покажу, что такое выезд на заготовку, — говорила она, вдумчиво дегустируя очередной мой чай. — Куда-то дальше или вовсе в дикие места вам сейчас не с руки, а здесь недолго, два часа, и мы на месте. Жилье есть, люди там хорошие. Одно только условие, — мастер задорно улыбнулась и ткнула пальцем в мою сторону, — не ищи там себе сборщиков.
— Все уже ваши? — ничуть не сомневаясь в ответе, спросила я. — Хорошо, но тогда научите, как вообще такие дела делаются. Подозреваю, по ближним деревням и хозяйствам спрашивать бесполезно, а вот где подальше… Нам ведь для чайной фабрики много трав нужно. Я хотела поискать, может, кто выращивать взялся бы.
— Научу-научу, — уверила Александра Ивановна, — для чего ж тебя и приглашаю. Ну что, едете?
— Конечно! — в один голос ответили мы с Костей.
— Тогда завтра с утра, пойдет? В восемь, скажем? На южном выезде.
— Годится, — согласился Костя. Я кивнула: если бы не Олежка, можно было бы и раньше, но малыша пока поднимешь, пока накормишь… А собраться мы и сегодня успеем, что там собираться. Главное — сходить к Вере и попросить ее дочек кормить кроликов, пока нас не будет. Они не откажутся, и так постоянно к нам бегают, просят погладить «милых пушистиков».
Предвкушение захватило меня: я ведь нигде в этом мире и не была еще, ничего не видела, кроме нашего Новониколаевска — телевизор не в счет. Конечно, поездка в не такую уж далекую деревню — не то что тур за границу, но для начала и это интересно.
— Какая ты у меня, оказывается, путешественница, — Костя то и дело отвлекался от сборов, чтобы обнять меня, как будто специально дразнил. А у меня и без него мысли разбегались!
— Конечно! Я ж нигде толком не была, только в телевизоре и смотрела, а интересно ведь самой везде побывать!
— Ну уж нашла «везде», — посмеивался Костя. Но я-то видела, он тоже рад предстоящей поездке, пусть и не согласен считать ее «путешествием».
Олежка, вопреки моим опасениям, проблем не доставил: подскочил ни свет ни заря, послушно съел всю кашу, покормил кроликов, взял свою любимую плюшевую собачку Дружка и заявил:
— Я готов!
— Тогда пойдем машину готовить, — подмигнул ему Костя.
Пока я заваривала свежий чай и переливала его в два термоса — отдельно обычный, для Кости, и свой витаминный, — мои мужчины успели снять тент со стоявшего за воротами внедорожника, погрузить вещи и обойти дом, проверяя, везде ли выключен свет и закрыты окна. И вот…
— Садись на переднее, — Костя распахнул передо мной дверцу и слегка поклонился, изображая то ли швейцара, то ли семейного шофера. Но тут же ухмыльнулся, не удержав образ: — А наш Олежка объявляется полновластным владельцем всего заднего сиденья.
— Да! — запрыгал сынуля. — Я могу там сидеть, могу лежать и даже спать! Но я не буду спать, — тут же торопливо сказал он, — я буду в окно смотреть, вот. С Дружком.
— Дружку точно спать не нужно, — согласилась я. — Значит, если ты нечаянно заснешь, ничего страшного, потому что он будет тебя охранять и в окно вместо тебя тоже посмотрит.
— Да ладно вам, — Костя потянулся, повертел головой, разминая шею, и сел за руль. — Делить сон, которого не будет. Ехать два часа всего.
— Ладно, ладно, — притворно проворчала я. — Будем все вместе в окно смотреть. Кроме тебя, милый, потому что ты будешь смотреть на дорогу.
На южном выезде нам посигналили Полевы, и Костя пристроился им в хвост. А я и в самом деле засмотрелась. Дорога катилась навстречу: серая лента с четкой белой разметкой, прицеп за машиной Полевых, а по сторонам — сначала пригород, неудобья с оврагами, а потом — поля, где уже убранные, где зеленеющие озимыми, узкие луговины с пасущимися коровами, островки перелесков, серебристые кляксы прудов… Красиво!
Несколько раз мы проезжали через деревни, непривычно чистые и аккуратные, с зелеными наличниками на окнах и такими же зелеными штакетниками, за которыми утопали в цветах палисадники. Край оказался обжитым, деревни стояли густо. Иногда вдали мелькали дома усадеб, а за одной из деревень пришлось остановиться, пропуская стадо. Рыжие, как на подбор, коровы неторопливо шли через дорогу, мычали, хлестали хвостами, отгоняя слепней. Олежка посунулся вперед, спросил:
— А собаки где?
— Какие собаки? — не поняла я.
— Ну, пастушьи же!
— М-м-м, не знаю, сынок. Может, сзади подгоняют?
— Не-е, сзади должны быть пастухи, а собаки сбоку.
Специалист. Спрашивается, где он этих хитрых сведений набрался?
Стадо прошло, Костя тихонько тронулся с места — кажется, он старался не въехать ни в одну коровью «лепешку». У меня аж запросилось на язык «танки грязи не боятся», но сдержалась — я старалась не слишком употреблять здесь афоризмы родного мира, не поймут еще, чего доброго.
А следующая деревня оказалась нашей. Мы свернули с трассы на указателе «Комарово», потряслись минут пять по грунтовке, и…
— Мама, море! — закричал во весь голос сынуля.
И правда, дома небольшой деревеньки совсем терялись на фоне моря — огромного, сливавшегося с горизонтом, не синего, как на картинке, не лазурного, как в рекламных проспектах а то ли блекло-голубого, то ли серебристого, очень гладкого, словно шелк. Песчаный берег зарос самой обычной травой, у дощатого причала — несколько лодок, бродит по колено в воде полуголый мальчишка — ясно, здесь мелко, это хорошо, не так страшно будет отпускать сынишку купаться…
Вслед за Полевыми мы подъехали к одному из домов. Пока вылезли из машины, Александра Ивановна уже обнималась с маленькой, словно высохшей старушкой, а ее муж обменивался рукопожатиями с тремя очень похожими на него мужчинами, такими же приземисто-кряжистыми, черноволосыми и горбоносыми. Братья, наверное.
Обмен приветствиями, знакомство, поздний завтрак после непременного: «Проголодались, поди, в дороге»… Семья у деревенской ветви Полевых была большая: бабушка, три брата с женами, вдовая сестра и орава детишек — пересчитать их удалось, лишь когда все уселись за стол, семеро мальчишек и шесть девочек. Жили в трех просторных домах по соседству, а огород и сад были общими.
Нам с Костей выделили комнатку, а Олежку поселили с младшими сынишками хозяев, чем все остались довольны. Школа пошла Олежке на пользу: он не стеснялся новых приятелей, быстро со всеми перезнакомился и в веселой компании убежал купаться.
— Мы тоже не будем времени терять, — заявила Александра Ивановна. — Константин Михалыч, не против, если я тебя запрягу? Пусть мой благоверный с семьей побудет, а мы поедем Марине работу мастера показывать.
Что сказать… Я имела уже представление, как «весело» носиться по заготовщикам в поисках нужных трав, а потому в полной мере оценила, как поставила дело Александра Ивановна. Действительно, работа мастера, и оставалось радоваться, что Полева допустила меня перенять ее опыт. Только проехав по деревне, а здесь всего-то и было дворов тридцать, мы набили полный багажник! К тому же оказалось, что Александра Ивановна не просто покупала у комаровских травы и прочие ингредиенты. У нее же вся деревня заказывала себе и снадобья, и косметику, и для каждого шли по возможности собранные им или его родней припасы: так, оказывается, получалось действеннее, даже если у сборщиков вовсе не было дара.
— А ты что думала, — усмехнулась мастер, заметив мое изумление, — родная кровь тоже силу имеет. Для тебя лучше то, что сама сделаешь, для твоих детишек твои же снадобья лучше моих будут, пусть я мастер, а ты только учишься.
— И в оплату лучше идут индивидуальные, по сути, снадобья, чем просто деньги, так? — я заметила, что кошелек Александра Ивановна почти не доставала, зато сумка с коробочками, пакетиками и склянками стремительно худела, а блокнот пополнялся новыми записями.
— Конечно, и хорошо, что ты это понимаешь, — кивнула Полева. — Ведь не только в том дело, что это и мне, и им выгодней. Здесь еще и внимание, забота. Мы хоть не родня, да все равно свои. Лучше меня никто им не сделает, потому что кому в голову придет, заказывая банальный лосьон или крем, перечислять мало того что все свои болячки, а еще и чем предки болели?
— Мне бы точно не пришло! — призналась я. — И почему тогда фармакологию и косметологию отдельно изучают?
— Потому что нельзя объять необъятное, и не всем нужно мастерство. Для верного заработка и первой ступени хватит. Да и не в том дело, что лекарства и косметика близко лежат. Я обо всех комаровских знаю, деревне полтора века, и мои предки здесь с самого начала жили. Такое учесть могу, что и в голову не придет. Вот, к примеру, бабка Алексия, та, которая гусей держит, — я кивнула, вспомнив бойкую бабульку, отоварившую нас уже перетопленным и заботливо слитым в глиняные горшочки гусиным жиром. — Сама она не сердечница, а наследственность по этой части нехорошая. Считай, группа риска. А в мазь от артрита что входит, помнишь?
Я ойкнула, закивав: самый известный, стандартный, по сути, состав сердечникам не рекомендовался, но вряд ли аптекари предупреждали покупателей, что нужно оглядываться не только на собственное здоровье, но и на наследственность.
— Вот и попробуй прикинуть на досуге, что я для нее в рецепте меняю, — предложила с усмешкой Полева. — А я проверю, правильно ли надумала.
Ух ты! На курсах нам таких заданий не давали, базовый уровень вообще не предполагает внесения в рецепты изменений. Фактически, Александра Ивановна признала, что считает мою подготовку и отношение к делу достаточно серьезными. И довольно прозрачно намекнула, что после базового обучения ждет меня и на продвинутых курсах.
И тут же перевела разговор, давая понять, что отвечать прямо сейчас вовсе не обязательно:
— А завтра, дорогие мои, мы с вами поедем на пасеку!
***
Олежка вернулся с моря только к ужину — Костя пресек все мои поползновения обеспечить ребенку режим и правильное питание, и малыш пообедал вместе с остальной ребятней прямо на берегу, яблоками и бутербродами. Хотя я особо и не спорила, признав главенство Кости в воспитании сына. Да и привыкла уже, что здесь не принято волноваться и сходить с ума, если ребенок задерживается допоздна в компании сверстников, бегая невесть где. В конце концов, до эры мобильных телефонов оставалось еще долго, а жить здесь было куда спокойней, чем… чем «там» — именно так я теперь думала о родном мире.
Достаточно было посмотреть на довольную Олежкину мордашку, чтобы разулыбаться в ответ.
— Как тебе море, сынок?
— Мама! Оно такое… такое! Классное! В нем плавать легко! И волны качают! И мы брызгались. А я краба видел. И мальков. Такие крохотные-крохотные и серебристые! Мама, они мне прямо в ноги тыкались!
Да уж, столько восторгов за один раз я, пожалуй, и не припомню. Хорошо, что мы сюда выбрались. А то, в самом деле, море в двух часах езды, ребенку шестой год, а он ничего, кроме школьного бассейна, не видел!
Уже за ужином Олежка начал клевать носом, а после заснул, едва дойдя до кровати. Умаялся. Я покачала головой, а Костя сказал, обняв меня:
— Все отлично, Маришка. Ему полезно. Растет пацан, улицы возле дома уже мало. Привыкай.
— Я понимаю…
— Вот и умничка. Пойдем и мы спать. Ты, по-моему, тоже умаялась.
Телепатии в этом мире нет, но иногда кажется, что любимый супруг и в самом деле читает мои мысли…
Утро настало рано. Хоть мы с Костей и привыкли вставать чуть свет, деревенские, оказывается, могли дать в этом фору любым жаворонкам. Край неба едва светлел, когда по улице замычали коровы, защелкал бич пастуха, заперекликались ничуть не сонными голосами хозяйки, желая друг дружке доброго утречка. Я зевнула, не понимая, чего хочу: натянуть подушку на голову и подремать еще или воспользоваться сонным состоянием любимого и подразнить его немного. Хотя и Анастасия Васильевна, и рекомендованная ею суровая акушерка в один голос запрещали нам секс, утренние ласки были разрешены и даже приветствовались.
Однако мой коварный план не удался: пока я колебалась, Костя успел открыть глаза, сел, спустив ноги на пол, потянулся и бодро сказал:
— И тебе доброго утречка, милая. Выспалась?
— По-моему, еще ночь, — проворчала я.
— Вставай, ты же не можешь пропустить рассвет над морем! — этот изверг рассмеялся, чмокнул меня в нос и откинул одеяло. А так как окно оставалось на ночь открытым, то ли утренняя, то ли еще ночная свежесть мгновенно убила остатки сна.
Пришлось вставать. Зато ранний подъем был вознагражден еще теплым парным молоком — вкусней молока я в жизни не пробовала. Ни в этой, ни в той… Ну а потом действительно был рассвет над морем — нежный, жемчужно-розовый, с тихим плеском волн и ветром, который у моря пахнет совершенно по-особенному, я даже слов не подберу, как, но дышать — не надышаться. А еще — раньше я этого не ощущала — от моря веяло силой. Стоя у кромки воды, я как будто купалась в темноватой, тяжелой, но бодрящей и будоражащей энергии. Она тоже шла волнами, но если настоящие волны едва-едва плескались, ласково лизали ступни, иногда захлестывая щиколотку, и даже тонкий белый песок пляжа не мутили, то эти накрывали с головой, откатывались и накрывали снова, оставляя на самой грани сознания ощущение рокота валунов. «Неудивительно, что море всегда притягивало авантюристов», — подумала вдруг я. А Костя обнял крепче и спросил:
— Ты чувствуешь, да?
Я удивилась вопросу:
— А разве не все одаренные чувствуют? Такая мощь невероятная…
— Чувствуют стихийники. Ты не стихийница, значит, от детей передается. Как ощущения?
— Подавляет.
Он кивнул:
— Вода с огнем не дружат. Пойдем, солнышко, не нужно тебе долго в этом купаться. Хватит на первый раз.
— На первый раз?
— А там посмотрим, — он мягко развернул меня, и мы пошли обратно к дому Полевых.
Где-то на полдороги я спохватилась:
— А как же Олежка? Такие восторги… Он что, не чувствует?
— Он ребенок, солнышко. А ты — беременная ведьма. Ты сейчас нацелена на сохранение потомства, поэтому остро чувствуешь конфликт сил. А пацан в самом возрасте, когда все вокруг интересно, и дар только начал активно развиваться. Его, наоборот, море притягивает. Сознательно — просто как что-то новое и восхитительное, и неосознанно — как огромный резервуар силы. Это очень хорошо, что мы его сюда привезли. Как подрастет, надо будет еще в горные места силы с ним выбраться.
А уже через полчаса, загрузив зачем-то в багажник пустую молочную флягу на двадцать литров, мы выехали на обещанную вчера пасеку. Ну их, эти места силы, слишком сложно это все, и хорошо, что можно положиться на Костю и не задумываться о таких жутковатых вещах самой. Кажется, ощущение от моря слишком остро на меня повлияло. Пока что — а если точней, пока я беременна — мне совсем не хотелось повторять.
То ли дело пчелы, мед, много цветов… и много ингредиентов! Тот же мед, прополис, маточное молочко, воск, пыльца, перга — настоящий клад. Я вся была в предвкушении, тем более что Александра Ивановна сама предложила поговорить с пасечником, дедом Павлом, чтобы он включил меня в список постоянных покупателей. Пасека большая, не одного мастера обеспечит.
Полыхнуло, когда мы уже подъехали к огораживавшему двор плетню. То есть, сначала мы услышали детский рев, потом — женский испуганный визг, а потом тюлевые занавески на распахнутом окне вспыхнули и опали пеплом, Костя, коротко ругнувшись, выскочил из машины и метнулся в дом, а меня Полева взяла за руку и приказала:
— Сиди, мы там лишними будем.
Хотя сама тут же вышла. Но сделала лишь несколько шагов к дому и осталась стоять. Я почти физически чувствовала ее напряжение и сама, кажется, даже дышала через раз: сидела, сжав в кулаках легкую ткань летней юбки, и ждала непонятно чего. И чуть в обморок не упала от облегчения, когда на крыльце появился Костя.
Дальнейшее врезалось в память какими-то рваными, отдельными кусками. Истерично плачущая юная женщина, прижимающая к себе спящего малыша в ползунках — Александра Ивановна подхватывает ее и помогает сесть на ступеньку крыльца. Трясущиеся руки деда-пасечника — Костя подает ему кружку с водой, но половина льется мимо рта, на рубаху. Резкое:
— Марина, у тебя настойка с собой? Налей.