3. Переместить всех тинэйджеров (независимо от пола) на паром-катамаран.
4. Перекачать топливо с флагмана на паром-катамаран (сколько влезет).
5. Самим пересесть на баркасы и убираться куда угодно.
Эпилог: если все эти пять пунктов не будут выполнены до полудня, то флотилия будет уничтожена, невзирая на любые правила гуманности. Поэтому: работайте быстро!
Удивительная метаморфоза произошла с «угнетенным пролетариатом» (упомянутыми босяками). До того, они много недель (а может, месяцев) беспрекословно подчинялись менеджерам, творившим с ними, что угодно. Вооруженная охрана вмешивалась редко: попытки бунта не происходили вовсе, а случались лишь индивидуальные спонтанные нервные срывы работников. Но теперь, по приказу неких посторонних агрессоров, эти босяки расхватали оружие и инструменты, годящиеся как оружие, затем двинулись по внутренним коридорам и помещениям кораблей, и быстро истребили там всех персон, олицетворявших власть на флотилии. Или, может, не было метаморфозы? Просто, эти южно-азиатские пролетарии с детства привыкли подчиняться любому, кто сильнее, и выполнять любой приказ. Таскать мешки или убивать людей — какая разница, если ты ощущаешь себя говорящим инструментом, а не автономным мыслящим субъектом?
Таким образом, первые два пункта приказа были выполнены чрезвычайно быстро.
Третий пункт — тоже. Иллюзии насчет «общечеловеческих ценностей» исчезают при наблюдении того, как в этих краях принято обращаться с подростками. Какие, на фиг, «общечеловеческие» если население ЮВА в своей массе, даже не слышало о таких?
Четвертый пункт был сопряжен с некоторыми техническими проблемами (насосы для перекачки топлива были изношены, и едва справлялись). Но, перекачка завершилась.
На переходе к пятому пункту (пересесть на баркасы и убираться) нашлось нарушение третьего пункта (попытка посадить на баркас какую-то тинэйджерку). Реакция Амона последовала моментально. Окрик через аудио-динамик, короткая пулеметная очередь впритык к носу баркаса дала результат: тинэйджерка пересажена на паром-катамаран.
Полдень. Тишина. Почти штиль. Жара. На мелководье море кажется малахитовым. От яркого солнца сверкают блики на зыби. Эта зыбь чуть покачивает старый 70-метровый теплоход (флагман браконьерской флотилии Лангхуэна). На западе еще видны четыре баркаса, идущие к берегу Борнео. На северо-востоке можно разглядеть желтую точку: паром-катамаран «Vic-Spirit», идущий к малым филиппинским островам Тави-Тави. И последний штрих: в небе с запада от мелководья висит стеклянный дирижабль. На его гондоле нарисован ярко-зеленый ромб (экологическая эмблема «зеленый кристалл»).
Самое время явиться официальным полицейским властям Индонезии. От Самаринды (столицы провинции Восточный Калимантан) 300 километров до места инцидента. На скорости 40–45 узлов, это 4 часа хода. Пара 50-футовых скоростных катеров изящно выскакивает с юга, из-за мыса Толок, и движется… Не к браконьерскому флагману, а восточнее, к точке, над которой висит дирижабль. Дирижабль плавно снижается. Еще немного времени, и индонезийский подполковник Сусило Топроджо ступает с крыши ходовой рубки катера на выдвинутую погрузочную площадку дирижабля.
Это плотный 40-летний дядька, вполне жизнерадостный, без агрессивного настроя. Он заглянул в гости к «экологам» неформально, что соответствует записи в летно-боевом задании SKIA (см. файл «Friendly bribe» — название которого указывает, что вопросы с мистером Топроджо решаются неформально, к общей выгоде). Подполковника тепло встретили Амон Ампанг и Ренд Дэйсон — они остались на борту дирижабля, тогда как остальные трое во главе с флит-лейтенантом Рэббитом перешли на паром-катамаран.
Подполковник оказался неплохо информирован и, за чашкой кофе в маленькой кают-компании дирижабля, почти сразу поинтересовался:
— Правда ли, что кэп этого экологического воздушного корабля — Тоби Рэббит, otanjiji, монстр-оборотень с берегов реки Маркем в Папуа?
— Не то, что бы монстр, — ответил Ренд, — просто, события так сложились. Типа, карма.
— Карма, это серьезно, — произнес подполковник Топроджо, — по слухам, otanjiji когтями раздирал людей на куски, и поедал.
— Слухи часто преувеличивают, — прокомментировал Амон, — вообще-то Тоби родом из Австралии, и у него нет когтей, так что реально, он использовал холодное оружие. Он увлекается античной тактикой войны. Такое историческое хобби.
— Кроме того, — добавил Ренд, — те люди были рэсколмены, бандиты, так что, Тоби там защищал местное деревенское население и уникальные экологические ресурсы.
— Экология, это важно, — произнес Сусило Топроджо, — а где сейчас кэп Рэббит?
— Он сопровождает морских туристов, — сказал Амон, — представьте, подполковник, как испугались туристы, случайно увидевшие криминальную разборку браконьеров.
— Да, — добавил Ренд, — они очень испугались, но кэп Тоби и наш фельдшер Саби, такие позитивные ребята, которые способны нейтрализовать негативный эффект психики от такого зрелища. И, туристический имидж Восточного Калимантана не пострадает.
— Туристический имидж, это ценно, — произнес индонезиец, повернулся, и посмотрел в широкий иллюминатор с той стороны, которая сейчас была обращена на север.
Было ясно, что он видит желтую точку на горизонте — уходящий паром-катамаран, и с недоверием относится к версии об испуганных туристах. Но также было ясно, что его интересуют совершенно другие вещи. Он перевел взгляд на 70-метровый теплоход, и спокойно, даже слегка лениво поинтересовался:
— Джентльмены, что вам известно об этом вооруженном инциденте?
— Как я уже говорил, это криминальная разборка браконьеров, — ответил Амон.
— И, — добавил Ренд, — кажется, был убит Лангхуэн, известный лидер браконьеров.
— Убит Лангхуэн, это хорошо, — произнес индонезийский подполковник, — А кто еще в данный момент информирован об этом?
— Даже мы не информированы, — ответил Амон, — это наше предположение. Но, может, Лангхуэн еще находится там, на борту, и немножечко жив.
— А, — продолжил Ренд, — кажется, за живого или мертвого Лангхуэна установлен приз.
— Приз, это правильно, — произнес Сусило Топроджо, а затем снял с липучки на рукаве служебный радиотелефон, поговорил с кем-то на диалекте малайского, и вернул свой радиотелефон на место.
Далее можно было увидеть в иллюминатор стремительный бросок одного из катеров береговой охраны к неподвижному браконьерскому флагману. Вне всяких сомнений, подполковник Топроджо понял намек на легкость получения официального приза. А, впрочем, он не собирался останавливаться только на официальной части.
— Джентльмены, — продолжил он, — а как вы думаете, успел ли Лангхуэн набрать здесь большое количество браконьерской морской добычи?
— Это маловероятно, — невозмутимо соврал Амон (ясно видевший пару часов назад то внушительное количество добычи, которая загружается в трюмы).
— По ходу, он не успел, — поддержал Ренд эту версию, — насколько мы могли видеть, на рассвете вспыхнул острый конфликт с применением огнестрельного оружия, стороны понесли потери, а рабочие сбежали на баркасах. Вот, они высаживаются на берег…
С этими словами, Ренд Дэйсон показал рукой в иллюминатор. Сусило Топроджо тоже посмотрел в ту сторону, и произнес.
— Из соображений гуманности, я не стану преследовать этих простых людей. Они уже претерпели страдания в рабстве у Лангхуэна. Пусть у них будет шанс пожить лучше.
— Гуманность просветляет карму, — отреагировал Амон Ампанг.
— Карма, это серьезно! — снова отметил подполковник, — Итак, джентльмены, я должен поблагодарить вас за помощь дознанию, за работу по сохранению экологии планеты, а также за превосходный кофе. Не буду вас более задерживать. Salamat tinggal.
— Salamat jalan, — вежливо ответил Амон также на индонезийском…
…Вот такая экономически-дружеская неформальная встреча получилась.
Индонезийский подполковник вернулся на патрульный катер, чтобы активно заняться обработкой официальной и неофициальной части потенциальных доходов.
«Экологический» дирижабль полетел догонять паром-катамаран. Далее им предстояло пройти 130 миль до островов Тави-Тави, отделяющих море Целебес от моря Сулу. Их дальнейший путь, еще 260 миль, вел к острову Кагаянкилло, посреди моря Сулу, куда (исходя из скорости катамарана) ожидалось прибытие завтра, 16 ноября к обеду.
2. Буси-до: путь воина. Биру-до: путь строителя
Кагаянкилло выглядит, как 15-километровая полуоткрытая треугольная лагуна. Очень удобная форма для верфи. Первую верфь (и заодно — защитный форт) построили здесь испанцы в XVIII веке. Затем верфь надолго утратила свое значение, а 7 лет назад была куплена местным уроженцем, ультралевым капитаном Крессом, чтобы строить боевые катера. Год назад на Второй Новогодней войне Кресс погиб, сражаясь за Меганезию, и партнерством CYW стал рулить магистр Йети Ткел из малой островной страны Палау, восточного соседа Филиппин. Поскольку Палау входила в Конфедерацию Меганезия, получилось, что партнерство CYW на Кагаянкилло, это плацдарм «незиномики» (так американские СМИ с чьей-то легкой руки назвали мозаичную экономику Меганезии).
Но сейчас речь не о незиномике вообще, а о кораблестроительном комплексе CYW, и (совсем конкретно) о секторе плавучих аэродромов в этом комплексе. Идее плавучих аэродромов почти столько же лет, сколько самой авиации. Первый подобный проект разработан канадцем Эдвардом Армстронгом в 1915-м. Проект не стал материальной реальностью, но сохранился в виртуальной реальности архивов. И в следующем веке Кирилл Ершов, студент Ленинградского Строительного Университета, сочинил на его основе свою дипломную работу на степень бакалавра. Этой работе предстояло бы, по обычаю, кануть туда же, в архив, но подвернулся интересант из Венесуэлы (где из-за очередного всплеска цен на нефть, воспылали национальные амбиции среди горячего латиноамериканского истеблишмента). Так Кирилл Ершов поехал в Венесуэлу, и стал заниматься разработкой плавучего аэропорта Маракайбо-Лаго. Все шло отлично, пока конъюнктура мирового рынка не уронила цены на нефть. Деньги в стране испарились мгновенно, и бакалавр Ершов застрял на озере Маракайбо с пустыми карманами. Это следует понимать буквально: нет денег ни на отель, ни на самолет до родины. Может, фирменная балтийская находчивость помогла бы ему выкрутиться, но — находчивость соседних колумбийских наркоторговцев успела быстрее. И вот: прощай, Венесуэла — здравствуй, Великая Трансокеанская Кокаиновая тропа…
…С тех пор минуло 6 лет. Кирилл Ершов строил нелегальные плавучие аэродромы на притоках Амазонки, и в озерах Никарагуа. В лагунах каких-то атоллов Полинезии, и в болотах Папуа. Какой-то каприз леди Фортуны протащил его через путчи, революции, войны, и забросил в малую страну Палау, где бакалавр Ершов нашел место в хорошо организованной фирме — партнерстве CYW. Хотя, и тут не обошлось без проблем.
Во-первых: протяженность цепочки производства: 800 миль от Палау до моря Сулу.
Во-вторых: спектр продукции: от изящных яхт до бетонных авианосцев.
В-третьих: головокружительно-пестрый персонал. Кошмарно-пестрый.
Меньшая часть персонала: квалифицированные инженеры строительного и близкого профиля из развитых стран. Что-то там оттолкнуло их, и они «ушли в kanaka-foa».
Большая часть: интернационал-винегрет послевоенных резервистов Народного флота, удовлетворительно образованных, но без специальной квалификации. К этой группе примыкали филиппинские строители — парни с неплохими специальными навыками.
Дополнительная часть: южно-азиатские тинэйджеры. Юные филиппинцы с 7-летним школьным образованием, это ладно. Но девчонки из более бедных стран, это жуть.
Еще в начале своей работы прорабом CYW, Кирилл составил рапорт в дирекцию, где всесторонне обосновал, что 13-17-летним девочкам-подросткам с 3-летним школьным образованием не место на этом производстве. Йети Ткел — директор CYW рассмотрел рапорт, и объявил решение, неожиданное для Кирилла. Вместо того, чтобы выделить маленькое учебное производство для этих юниорок (как было предложено в рапорте), директор дополнил общепроизводственный штаб единицей, названной: «тренератор».
За эту работу взялась Алуэтта Шарден, компанейская молодая канадка. Два года назад Алуэтта училась в университете на факультете психологии, и еще рисовала картины в эпатажном «ведьмовском» жанре. Эти картины кое-как продавались — на студенческую жизнь хватало. Но, она не доучилась, поскольку ее конфликт с официальной моралью-религией-толерантностью пересек критическую черту. Она эмигрировала в Меганезию, и (как сообщалось) нашла себя в качестве тренератора персонала CYW. От перемены мест, «ведьмовской» жанр ее деятельности только укрепился, и вышел на прямую практику…
…Кирилл Ершов сомневался, что от тренератора получится толк, а практика показала: получилось нечто странное: Биру-до — «путь строителя» (по аналогии с буси-до — «путь воина»). Психологическое изобретение из семи, вроде бы, тривиальных принципов:
1. Индивидуальное понимание.
2. Коллективная тренировка.
3. Индивидуальное мастерство.
4. Коллективные достижения.
5. Индивидуальная инициатива.
6. Коллективное обсуждение.
7. Общая победа.
Тренератор придумала символ биру-до: перевернутую 7-лучевую звезду — гептакль (в традициях символики квази-магических сект вроде иллюминатов и дианетиков). Эти символы появились много где на предприятии, включая кабинет дежурного прораба.
Есть в простейшем гептакле что-то загадочное. Сначала кажется: это два скрещенных квадрата. Затем сознание делает вывод: одного угла здесь не хватает. Но подсознание (консервативно относящееся к геометрическим формам) упрямо ищет восьмой угол…
…Однажды на корпоративной вечеринке, Алуэтта Шарден, возможно — чуть перебрав кокосового пива, заявила, что восьмой угол гептакля в буддистском плане существует, являясь Белым Драконом — загадочным неизвестным, как пустая карта в игре маджонг. Конечно, можно списать эти разговоры на кокосовое пиво, однако, эффект от фокусов тренератора Шарден — реален, не спишешь на пиво. До нее строительство кораблей на предприятии CYW шло нормально за счет дисциплинирующих усилий меньшинства — квалифицированных инженеров с опытом работы (в основном — на монтаже плавучих нефтегазовых платформ от Аляски и Гренландии до Мексики и Малайзии). Теперь же коллектив саморегулировался, и эти профи могли заниматься креативными темами…
Рабочий день 15 ноября близился к финишу. Крупномерные строительные работы тут проводились лишь в течение дня. Чтобы понять разумность этого правила, достаточно увидеть циклопический комплекс основного строительства, и представить, как все это выглядит при искусственном освещении. Так что, ночное время здесь было только для внутренних технических и пусконаладочных работ. Но, в ряде случаев экстремальной целесообразности, тут допускались исключения. Например, прошлой ночью. Так что, последние 36 часов этот циклопический комплекс функционировал без перерыва.
Кирилл Ершов посмотрел на радужное табло часов, украшавшее стену кабинета (или переборку мастер-каюты, если выражаться по-флотски), затем перевел свой взгляд на контрольно-панорамный монитор, привычно отметив те участки, где работа еще идет. Мостовой кран-робот плавучего эллинга, похожий на пару постмодернистских копий Тауэрского моста в натуральную величину, переброшенных через постмодернистскую искусственную Темзу, и соединенных двумя железнодорожными ветками, продолжал двигаться, будто гигантская стальная оса, сооружающая гнездо из серых валунов…
…Пора было завершать этот размеренный полуторадневный аврал. И Кирилл Ершов, сформулировав нужную фразу, нажал на селекторе кнопку общего оповещения.
— Внимание всему персоналу! 7 минут до сигнала. Звенья «Гольф» и «Сьерра»! Очень внимательно и аккуратно установите на проектную точку тот стройблок, что сейчас на подвесе. И передвиньте мостовой манипулятор на парковку. Это все на сегодня.
…«Это все на сегодня, — мысленно повторил он, и подумал, — хорошо, когда ничего не происходит. Не в смысле вообще ничего, а в смысле ничего такого, о чем ты не думал вчера, или сегодня утром. Может, по жизни это непрогрессивно, зато по работе это так классно, что хочется улыбаться сиреневым облакам на предзакатном небе».
— Кир! — раздался из селектора голос Нирри Бови, — ты бы зашел в киберцентр. Срочно.
— Что случилось? — спросил он, про себя выругавшись: «рано, бля, начал радоваться».
Киберцентр — нервный узел роботизированного эллинга. Если там серьезный сбой — то хлебать ведром. Кибер-мастер Нирри Бови, которая после высшего колледжа в Глазго работала несколько лет на Фарерском шельфе, не сказала бы «срочно», если бы…
— …Это не техническая ситуация, — успокаивающе уточнил голос Нирри из селектора.
— Уф! — выдохнул прораб, и снова глянул на табло часов, — Я буду через 10 минут…
…Отбой…
…Кирилл извлек сигарету из пачки на столе, прикурил от зажигалки в виде питерской ростральной колонны с измененными пропорциями, но узнаваемой. Такой подарок на завершение первой плавучей полосы. Вот она, отлично смотрится из окна кабинета, и очередной борт заходит на лэндинг. Это AN-72, или YC-14. 30 тонн под загрузкой…
…Вот, лэндинг нормальный, полоса-модуль даже не шелохнулась. Хорошая работа. По свойствам, после балластирования, она как монолит 2 миллиона тонн. Реальная вещь!
…Короткий (для проформы) стук в дверь, и в кабинет шагнул швед Уве Кронтег, шеф-инженер погрузочной механики, одетый в стиле «лесоруб-анархист» (красно-черная клетчатая рубашка и синие мешковатые джинсы на подтяжках).
— Aloha, Кир! Куришь?
— Курю. А как твои дела?
— ОК. Видишь, я пришел принять эстафету. Кстати, мой заместитель шепнул, будто ты торчишь на работе со вчерашнего рассвета.
— Не совсем так, Уве. Несколько часов ночью я поспал, а вообще — верно. Ведь, вчера и сегодня выполнялась заливка-формовка всех четырех поплавков-корпусов «Эридана», который для Фокиса Констакиса, критянина. Ну, ты понимаешь.
— Кир, я понимаю. Знаковый проект. 450-метровый парусник-тетрамаран с дедвейтом, превышающим миллион тонн. Три рекорда Гиннеса в одном флаконе.
Кирилл Ершов медленно покачал в воздухе указательным пальцем, как маятником:
— Нет, Уве! Дело не в рекордах, а в принципе. Этой весной бизнесмены в Центральной Полинезии создали 300-футовые тетрамараны, которые запросто пересекают океан от Антарктики до Японии за декаду под парусом, не расходуя ни капли топлива. Модель «Kaihopukeua», на языке утафоа «Ловец призраков». Экономичность у них такая, что прибыльно возить даже воду из айсбергов по 10 тысяч тонн за рейс. На Соломоновых островах строятся 600-футовые парусные грузовые катамараны по дизайну МакЛира, сравнительно медленные, но грузоподъемностью 50 тысяч тонн. Прикинь: у типового контейнеровоза за рейс Китай-Калифорния тратится 2000 тонн топлива, это миллион баксов! А тут: ноль тонн, ноль баксов. Теперь наш 1500-футовый быстрый парусный тетрамаран, больше миллиона тонн. Это ведь переворот во всемирной логистике!
— Ну, — отозвался швед, — я читал о снабжении антарктической водой, антарктическим газогидратным топливом, и планктонной пищей. Еще, я читал о расчистке Великого Мусороворота конкретно «Эриданом». Круто. Но, если тебе интересно мое мнение…
— Да, Уве, я знаю, ты скажешь, что неправильно одному пытаться уследить за каждым ответственным шагом персонала, что это анти-мотиватор, и плохой пример для ребят. Предвижу, что супервизор Азог устроит мне беседу о пагубности трудоголизма.
— Точно, Кир. И вообще: ты человек. Человеку по биологии надо отдыхать.
— Да, — прораб Ершов кивнул, — вот докурю, и пойду отдыхать до послезавтра.
— Вот это правильно! — одобрил швед, — Кстати, Кир, на топдеке собралось несколько тинэйджерок после вахты. Некоторых вполне можно пригласить на ужин и завтрак.
— Уве, ты же знаешь, я считаю, что они еще маленькие, и это не очень этично.
Уве Кронтег пожал плечами.
— Я думаю, им лучше знать, маленькие они, или нет. Они там уже подписали на вечер бригадира-стивидора Мтабелу. Он безотказный, как пулемет Гатлинга.
— Мтабела? — нешуточно изумился прораб, мысленно представив себе южноафриканца, похожего на оживший героический монумент в стиле «освободитель негров», — Наши юниорки что, с ума сошли? Это же такой лось, в нем центнер веса!
— Наблюдения показали, — ответил Кронтег, — что юниоркам от этого ни капли вреда.