Венец пастуха (Пастушья корона)

Корона пастуха

Терри Пратчетт

Эсмеральде Ветровоск

— береги себя..

Пролог

Корона родом из Мела

Он родился в глубинах Круглого моря. Поначалу он был всего лишь мягкой плавающей массой, омываемой снующими волнами. Потом он отрастил себе раковину, но в этом бурно кипящем мире жили такие крупные твари, что она была им на один зубок. Тем не менее, он выжил. Возможно его крохотная жизнь тянулась в том же духе целую вечность, пока течение или прочие плавучие твари не положили бы ей конец, если бы не лужа.

Это была теплая лужа в глубине пляжа, периодически наполняемая пупсторонними штормами. Там созданьице жило, поедая других более мелких созданий, росло, пока, наконец, не стало царем лужи. Так бы и рос моллюск дальше, если бы не жаркое летнее солнце, осушившее лужу.

Тело умерло, но панцирь остался, храня в своей сердцевине зародыш острого ядра. Следующей штормовой волной его смыло на побережье, где он поселился, болтаясь среди гальки и принесенных штормом обломков.

Так море бушевало столетиями, пока не высохло и не отступило с земель прочь, оставив колючую раковину давно умершего моллюска погребенной в толще ракушек умерших созданий помельче. Так она и лежала, медленно врастая внутрь острой основой, пока однажды ее не нашел какой-то пастух, выгнавший свою отару на холмы, известные как Мел.

Он подобрал попавшийся ему на глаза странный предмет и покрутил в руках так и сяк. Неказистый, но не кривой, и удобно лежит в руке. Слишком правильной формы для кремня, но содержит внутри что-то похожее на кремень. Серая поверхность как у камня, но под ней золотистые вкрапления. Из плоской поверхности предмета торчат пять похожих на полоски равномерно размещенных бугорков. Пастуху уже попадалось на глаза нечто подобное, но эта вещь была иная. Она будто сама прыгнула ему в руки.

Пока он вращал штуковину, внутри ее что-то шуршало, словно она пыталась ему что-то сказать. Он знал, что это глупо, и он наверняка еще не брал в рот ни капли пива, но странный предмет как будто заполнил собой все его сознание. Наконец он обругал себя идиотом, но не выкинул находку, а взял ее с собой, чтобы показать дружкам в баре.

— Поглядите-ка, правда, похоже на корону?

И разумеется один из его приятелей расхохотался в ответ:

— Какая корона? Какой в них прок? Разве ты, Даниэль Болит, король?

Но пастух принес находку домой и аккуратно положил на кухонную полку рядом с остальными своими сокровищами.

Там она на какое-то время была забыта и потеряна для истории.

Только не для семьи Болитов, которые передавали ее по наследству от поколения к поколению.

Глава 1

Там, где ветра

Этот день был из числа запоминающихся. Тиффани, стоявшая на вершине холма, возвышавшегося над родительской фермой, чувствовала, что вот-вот разглядит край света. Воздух был кристально чист, а порывы ветра унесли опавшие листья со скрипучих омертвевших ветвей, освобождая место для весенней поросли.

Ей всегда было любопытно, почему здесь растут деревья. Бабуля Болит рассказывала, что раньше здесь наверху были тропы, проложенные во времена, когда внизу в долине находилось болото. Вот почему, по словам бабули, древние люди так высоко строили свои дома, подальше от болота и других людей, которые могли бы позариться на овец.

Возможно они чувствовали себя увереннее рядом с обнаруженными здесь древними каменными кругами. Или даже именно они их создали? Никто не знал наверняка, откуда они взялись… но каждый знал, что лучше держаться от них подальше, даже несмотря на то, что никто не верил, что что-то случится. Просто на всякий случай. В конце концов, даже если круги хранят какие-то древние тайны или сокровища, как это поможет пасти овец? И хотя многие камни завалились, что если люди, которые оказались под ними не хотят, чтобы их откапывали? Мертвые не означает добрые. Ох, если бы.

А вот Тиффани как то использовалась одной конкретной кучей камней, чтобы попасть в страну фей, хотя она и оказалась не такой, какой ее представляли в книге «Добрыя книшка децких валшепных сказак», и опасности были реальны.

Сегодня она ощущала потребность прогуляться к камням. Она, как любая благоразумная ведьма, носила крепкие ботинки, способные пройти где угодно. Хорошая, правильная обувь. Но она не мешает ей чувствовать землю, слышать то, о чем она хочет ей поведать. Все началось с чесотки, зуда, который возник в ступнях, пока она шарила рукой в баране, стараясь избавить животное от неприятного приступа колик. И не стихал, добиваясь внимания, заставлял ее спуститься к кругу. Тиффани не имела ни малейшего представления, зачем ей идти к камням, но ни одной ведьме не придет в голову наплевать на знак, который мог оказаться призывом. И, кстати, камни там были для защиты. Для защиты ее земли от того, что может попытаться проникнуть сквозь…

Поэтому она тут же, нахмурившись, направилась туда. Но почему-то тут, наверху, на вершине Мела, все казалось в порядке. Как всегда. Даже сегодня.

А так ли это? Потому что, к удивлению Тиффани, не одну ее сегодня ноги привели к каменному кругу. Повернувшись кругом и прислушавшись к ветру, шуршащему в чистом, звенящем воздухе опавшей листвой у ее ног, она заметила промелькнувшую рыжую шевелюру, синие татуировки, и услышала тихий возглас «Кривенс!», когда солидная кучка листьев оказалась нанизанной на рога шлема сделанного из кроличьего черепа.

— Кельда сюды меня сама направила, дабы стеречь сии каменюки, — заявил расположившийся поблизости на удобном скальном уступе Роб Всякограб. Он оглядывал окрестности словно ждал появления налетчиков. Со всех направлений разом. И особенно со стороны круга.

— А ежель какие-нить из брюкв, драные ежики, захотют возвернутися и вовновь спробовать свои штуки-дрюки, мы, значить, завсегда рады, — с надеждой в голосе добавил он. — Мы их радужно встренем. — Он вытянулся во весь свой тощий и синий шестивершковый рост, и погрозил в назидание невидимым врагам мечом.

Очень впечатляющее зрелище, уже в который раз отметила про себя Тиффани.

— Те древние враги давным-давно мертвы, — не успев прикусить язык, сказала она, хотя Ясномыслие подсказывало ей внимательно прислушаться. Если Дженни, кельда клана фиглов и жена Роба, подозревала, что грядут, скажем, неприятности, то, скорее всего эти неприятности уже в пути.

— Мертвяки? Так а рази мы нет? — возразил Роб.[1]

— Напротив, — вздохнула Тиффани. — В те давние времена смертные просто умирали, а не возвращались как к примеру вы.

— Возвернутся, ежель вкусят нашей хлебки.

— Это еще что такое?

— Эта, драные ежики, така кашица из всякой всячины и мабудь с грамулькой бренди али «Особой мази» для баранок твоей бабули.

Тиффани рассмеялась, но нервозность осталась. «Нужно потолковать с Дженни, — решила она. — Нужно узнать, с какой стати у нее, а так же у моих башмаков одни и те же предчувствия».

* * *

Подойдя к находившемуся по соседству заросшему травой кургану, в котором обитал беспокойный клан фиглов, Тиффани с Робом направились к терновому кусту, за которым скрывался основной вход в пещеру. Здесь, снаружи они обнаружили жующую сэндвич Дженни.

«С бараниной», — с некоторой долей недовольства, отметила Тиффани. Она была в курсе соглашения с фиглами, которым порой позволялось забирать старую овцу в обмен на удовольствие накрутить хвост волку, который, в противном случае, утащил бы ягнят, а те хорошо умели делать только две вещи: теряться и умирать. Взамен потерявшиеся ягнята на Мелу научились новому трюку — на очень большой скорости, порой задом наперед, возвращаться к отаре, не без помощи фиглов, тянущих ягненка за ноги.

У кельды всегда был хороший аппетит: в клане Нак Мак Фиглов лишь одна кельда, у которой множество сыновей и, при удаче, рождается дочь.[2] При каждой новой встрече Дженни выглядела шире и круглее. Ее широкие бедра отлично справлялись со своей задачей, и Дженни прямо сейчас, уплетая кусок очень похожий на уложенную между двумя ломтями хлеба половину бараньей ноги, усердно трудилась над тем, чтобы они стали еще шире. Не смотря на то, что рост фигла всего шесть вершков, Дженни вырастала в «старую мудрую кельду», поэтому в ее отношении понятие «пояс» означал не вещь, поддерживающую ее килт, а скорее — символический экватор.

Вокруг нее катались на улитках и боролись друг с другом фиглы-малыши. Они как горох отскакивали друг от друга, от стен, и порой даже от собственных ботинок. Тиффани они побаивались, считая ее своеобразной кельдой, поэтому при ее появлении они перестали барахтаться и стали нервно за ней следить.

— Подравняйтесь, робятки. Покажем нашей карге, как вы наловчились, — с гордостью в голосе сказала их мать, вытирая рот от бараньего жира.

«Ох! — подумала Тиффани. — Что же я сейчас увижу? Надеюсь, что-то без участия улиток…»

Но Дженни сказала:

— Давайте зачтем карге нашу АБВГДейку. Зачинай, Слегка-чуть-более-мокрый-Джок-чем-мокрый-Джок.

Первый с краю фигл почесал свой напузник и извлек оттуда крохотного жучка. Напузник фиглов по своей природе не мог не чесаться, решила Тиффани. Возможная причина — то, что в нем хранилось было еще живым. Меж тем Слегка-чуть-более-мокрый-Джок-чем-мокрый-Джок провозгласил:

— А! Эта… арпалет, — заявил он, и гордо добавил: — Мабудь чтобы отстреливать всяческих мерзюков.

— Б-э! Эта боты! — выкрикнул следующий фигл, размазывая слизня по передней части своего килта. — Им-и оттаптывать их главы.

— В-э! Эта война… потому как — кривенс! — я тя хорошенько вздую, ежель ты ще раз ткнешь меня тем мечом! — выкрикнул поворачиваясь третий, обращаясь к одному из братьев.

Когда дерущаяся парочка укатилась в колючки, на землю выпал желтый серпообразный предмет. Подхвативший его Роб попытался спрятать его за спиной.

Тиффани нахмурилась. Он очень подозрительно напоминал… да, точно, старый ноготь!

— Ну, чего такого? — Роб стоял, ковыряя пальцем ноги землю, — Ты завсегда срезашь энти штучки у стариканов. Они разлютаются куды ни поподя и только и поджидают, кады их кто-нить подхватит. Зато, драные ежики, они тверды мабудь как роги.[3]

Тиффани начала было возражать, но остановилась. В конце концов, кто-то, вроде старого господина Нимлета не будет против того, что его часть тела оказалась кому-то нужной. Даже если сейчас он без посторонней помощи не мог встать с кресла.

Кельда отвела ее в сторонку и сказала:

— Так вот, рыба моя, имя твое с землей связано, и говорит она с тобой, Ти-Фа-Тойн. Означает то «Земля под волной». Говоришь ли с ней?

— Да. Только порой это трудно сделать. Но я прислушиваюсь, Дженни.

— Не всегда?

— Нет. Не всегда. Там много дел!

— Мне ли того не ведать, — ответила кельда. — Ты ведаешь, что я приглядаю за тобой. Слежу в главе, и зрю как ты кружишься вокруг моей главы аки пчел. Напомнить стоит, что ты уже сделала когда-то.

Уставшая до мозга костей Тиффани вздохнула. Порядочная ведьма должна совершать обходы. Именно этим Тиффани и остальные ведьмы заполняли возникающую пустоту мира: выполняя то, что необходимо делать. Натаскать дров старушке, снять пену с кипящей кастрюли, наложить травяной компресс на старую мозоль или чтобы унять боль, принести корзинку с «лишними» яйцами или дать «взаймы» пеленки для младенцев в тех домах, которых сторонятся деньги. Да, сторонятся и ждут — о, да! — ждут, когда у людей случатся новые несчастья и заботы. А ногти… эти ногти тверды как кремень, и у несчастного старика, оставшегося без семьи и друзей ногти на ногах врастают в ботинки.

Какова же награда за тяжелую работу? Еще больше работы! Взялся копать глубокую яму, берись за большую лопату…

— Сегодня, Дженни, — медленно произнесла Тиффани. — Я прислушалась к земле, и она подсказала мне идти к кругу камней… — слова повисли в воздухе.

Кельда вздохнула:

— Я пока не ясно зрю, Тиффи, но есть нечто… не верное. Завесь меж нашими мирами тонка и легко разорватися могёт. Камни стоят, вход закрыт, и кроля Эльфов не так сильна, опосля того, как ты вышвырнула ее обратно в страну фей. Не станет она торопиться встренуться с тобою еще раз, однако ж… я опосаюсь. Чую я оно идет, словно туман несет в нашу сторону.

Тиффани прикусила губу. Если даже кельда опасается, то стоит и ей.

— Не загони себя, — тихо посоветовала Дженни, близко склонившись к ее лицу. — Когда придет нужда в фиглах, мы поможем. Но до той поры, мы будем доглядывать за тобой. — Она доела сэндвич и, изменившись в лице, дала понять, что сменила предмет разговора: — Как там твой хахаль? Кажись его Престон кличут? Часто к нему хаживашь? — Ее взгляд стал острым как бритва.

— Ну, — начала Тиффани, — он много работает, почти как я сама. Он в больнице, я здесь, на Мелу. — К ее ужасу, она почувствовала, что краснеет: это тот самый румянец, что начинается с кончиков пальцев на ногах и добирается до самой вашей макушки, превращая вас в помидор. Как она смеет краснеть? Словно какая-нибудь деревенская девица с ухажером. Она же ведьма! — Мы переписываемся, — тихо закончила она.

— Рази того достаточно? Одних бумажек?

Тиффани пожала плечами. Когда-то она считала, и все так считали, что они с Престоном достигли Согласия. Он образованный парень, содержавший в амбаре Болитов школу, пока не скопил достаточно денег, чтобы выучиться на доктора в большом городе. Да и теперь все, включая саму Тиффани и Престона, думали, что они достигли Согласия. Вот только… оправдает ли она их ожидания? Она постаралась объяснить:

— Он милый и смешно шутит, умело обращается со словами. Но… мы словно все время на работе, оба. Можно сказать, мы и есть наша работа. Престон напряженно работает в бесплатной больнице леди Сибиллы. А я не перестаю размышлять о бабуле Болит и как сильно она любила свой образ жизни, в холмах, где не было никого, кроме ее овец и двух овчарок Грома и Молнии, и… — она умолкла и Дженни накрыла ее ладонь своей темной ручкой.

— Считаешь, милая, такой и должна бысть твоя жизнь?

— Мне нравится то, чем я занимаюсь, и нравится помогать людям.

— А кто поможет тебе? Твоя метла так и снует, и порой я имею опасение, как бы она не загорелась. Ты доглядаешь за всеми… но кто доглядит за тобой? Раз Престона нет, то что ж. Есть твой друг барон с молодой жинкой. Они тож заботятся о своих поданных. И могут помочь.

— Заботятся, — согласилась Тиффани, вздрогнув от воспоминания о том, как все когда-то считали, что они с Роландом, ставшим теперь бароном, тоже пришли к Согласию. Чего ради все вокруг так и норовят ее с кем-нибудь сосватать? Разве так тяжело найти мужа, если нужен всего лишь один? — Роланд щедрый человек, хотя и не смог пока сравниться с отцом. А Летиция…

«Верно, Летиция», — вспомнила она. Они с Летицией обе знали, что у той есть способность к магии, но сейчас она выполняла роль молодой баронессы. И хорошо справлялась. Так хорошо, что порой Тиффани задавалась вопросом: неужели жизнь баронессы лучше? Беспорядка в ней точно больше.

— Ты уже сполнила столько всего, что другим и не под силу, — продолжила Дженни.

— Еще предстоит столько сделать, и некому помочь.

Кельда наградила ее странной улыбкой:

— Рази ты дала им шанс? Не боись о помощи просить. Гордость — то добрая штука, девонька, но со временем она тебя прикончит.

Тиффани улыбнулась:

— Дженни, ты как всегда права. Но у ведьм гордость в крови. — Это напомнило ей о Матушке Ветровоск. Прочие ведьмы считали ее умнейшей и старейшей. Когда говорила Матушка Ветровоск, не было речи о гордости, но ей это и не требовалось. Гордость присутствовала в ней всегда, была частью ее естества. На самом деле то естество, что было отмерено каждой ведьме, Матушке Ветровоск было отвешено целыми лопатами. Тиффани оставалось только надеяться, что со временем она сумеет стать столь же компетентной ведьмой.

— Что ж, вот тебе совет, — сказала кельда. — Ты наша карга холмов, и карге нужна доля гордости. Но нам бы хотелось, чтобы была у тебя лична жизнь. — Она смерила Тиффани решительным взглядом. — А теперь ступай и иди куды тебя приведет ветер.

* * *

Ветер, дувший в графствах, был злющий, словно он на кого-то разозлился и бросался из стороны в сторону. Завывал в дымоходах поместья лорда Вертуна, окруженного садами и парками. Оно находилось на значительном отдалении от цивилизации, и чтобы сюда попасть требовалось запастись терпением, и в добавок — выносливой лошадью, что сокращало число визитеров.

Это не относилось к большинству обычных граждан, которые по большей части были крестьянами-фермерами и которые всегда были заняты своими делами. К тому же все местные лошади были крупными, мохноногими и не отделимы от телеги. Используемые для верховых поездок либо впрягаемые в кареты худые, полубезумные лошадки обычно сопутствовали совершенно иному классу людей: обычно у них есть собственная земля и деньги, но часто дряблый подбородок. И их жены были на одно лицо с их лошадьми.

Отец лорда Вертуна унаследовал титул и деньги от своего отца, знаменитого строителя, но был пьяницей и большую часть наследства спустил.[4] Тем не менее юный Гарольд Вертун продавал и толкал, и, разумеется, крутился и вертелся, пока, наконец, не восстановил семейное достояние и сумел добавить два дополнительных крыла к фамильному особняку, забив их дорогими и ужасными с виду предметами.

Он оставил трех сыновей, которые были ему несказанно благодарны за то, что его жена произвела на свет «про запас» сына сверх обычных «наследник рода и запасной». Лорд Вертун предпочитал во всем быть первым, даже если это первенство в форме дополнительного сына, о котором он не в состоянии заботиться.

Старший из наследников, Гарри, не часто ходил в школу, потому что занимался поместьем, помогая отцу и выясняя, с кем стоит разговаривать, а с кем нет.

Вторым по счету был Хью, который сам предложил отцу определить его в церковь. На что его отец ответил: «Только в церковь Ома и ни в какую иную. Не хочу чтобы кто-то из моих сыновей связывался с какими-то сектами!».[5] К удобству всех Ом был молчаливым богом, позволяя своим священникам интерпретировать свою волю как им вздумается. Неудивительно, что его желанием редко становилось что-нибудь вроде: «Накормите страждущих!» или «Заботьтесь о стариках!», а скорее: «Жертвуйте щедрее!» и «Почему бы не добавить седьмую перемену блюд к обеду?» Так что лорд Вертун решил, что священник в семье будет кстати.

Третьим сыном был Джоффри и никто не знал, что с ним делать. Как и сам Джоффри.

Воспитателя, нанятого лордом Вертуном для обучения сыновей, звали господин Виггалл. Старшие братья иногда даже в лицо называли его «Фингал». Но для Джоффри господин Виггалл был посланцем небес. При том, что только в крупных домах можно было найти книгу-другую, исключая исторические хроники с битвами, в которых славные предки были изображены вычурно героично и глупо, воспитатель приехал с целым ящиком собственных книг. Господин Виггалл с его книгами рассказали Джоффри о великих философах Ли Ловянная Игла, Ящ-Ика Пелсинов, Ксено-и-биде, и славных изобретателях Золотоглазе Среброруке Дактилосе и Леонарде Шеботанском. Поэтому Джоффри стал исследовать себя, чтобы понять, что из него может выйти.

Кроме чтения и учебы господин Виггалл брал Джоффри на раскопки разных штук в графствах: старых костей и древних мест, рассказывал о вселенной, о которой юноша прежде не имел представления. И чем больше он узнавал, тем больше хотелось узнать — о великой черепахе А'Туине и соседних странах.

— Простите, сэр, — однажды он обратился к воспитателю. — Расскажите, как вы стали учителем?

Господин Виггалл рассмеялся и ответил:

— Как обычно бывает, меня кое-кто научил. А так же вручил мне книгу, после чего я старался прочесть каждую книгу, которую мог достать. Прямо как вы, юный господин. Гляжу, вы все время читаете, и не только ради уроков.

Джоффри знал, что его отец посмеивается над воспитателем, однако за того вступилась мать юноши, сказав, что Джоффри поймал рукой звезду.

Отец только фыркнул:

— Нет у него в руках ничего, кроме грязи и старых костей. Кому какое дело, где этот иксовый материк? Там все равно никто не был.[6]

Его матушка выглядела уставшей, но защищала сына:

— Он очень хорошо читает, и господин Виггалл научил его трем языкам. Он даже немного может разговаривать по-оффлерански.

И вновь отец только фыркнул:

— Это пригодится только в том случае, если он захочет стать дантистом. Все равно сегодня все говорят по-анкморпоркски.

— Читай, читай, сынок, — сказала матушка. — Чтение — путь к просвещению. А знание — ключ ко всему.