Вещий сон

Где-то методично кололи стекла.

Набережная располагалась в двух шагах от площади, однако здесь было тихо, спокойно, в гладкой чернильной воде плавали золотые пятна окон.

— Единственное место, где никто не хочет плюнуть тебе в морду, — философски изрек Редькин, но вдруг вода вспенилась, рядом с каменной лестницей всплыла миниатюрная субмарина. На, ее палубе появился человек в черном плаще и надвинутой на глаза черной шляпе. Человек соскочил на берег, мигом преодолел каменные ступени и устремился к нашим героям.

Со словами: «Товарищи, победа близка», — он горячо пожал руку Петру Петровичу, затем Редькину.

У человека был чудовищный акцент.

— Оружие спрятано в надежном месте. Мост будет взорван в шесть утра, после этого отходим в лес. Встречаемся в пять у Степаныча.

Сказав это, незнакомец вновь пожал руки «товарищам», сделал два шага в сторону и растворился в темноте. Редькин прищурился, но не уловил никакого движения — человек как сквозь землю провалился. Субмарина, кстати, тоже исчезла.

По глазам неожиданно ударил слепящий свет прожекторов, со всех сторон набежали люди в зеленой форме с автоматами, начали заламывать Редькину и Найденову руки. Редькин сразу согнулся в три погибели, а вот с Петром Петровичем у нападающих что-то не получалось. Больше того, он сделал какое-то незаметное движение, и пятеро автоматчиков полетели через каменный парапет в воду.

— Сеть давай, — крикнул один из зеленых, судя по всему — офицер.

Петр Петрович щелкнул пальцами, после чего люди в зеленом застыли на месте, как по пионерской команде «Замри»…

Дома Редькин, которого трясло от нервного перенапряжения, долго и нудно высказывался по поводу вечерних прогулок, но Петр Петрович молчал, и понемногу Вениамин успокоился. А, успокоившись, начал выспрашивать, кто был этот пенек с акцентом и что за люди на них напали? И почему?

— Пенек с акцентом — это «Кривой Серпантин», — ответил Петр Петрович. — Автоматчики — служба безопасности. Нас приняли за сообщников «Кривого Серпантина», сэр.

— А кто он такой?

— Шел бы ты, Веня, помылся, — сказал Петр Петрович. — Ты когда нервничаешь — потеешь, а когда потеешь — извини, воняешь.

Пока Редькин, ворча с непривычки, мыл шею и чистил на ночь зубы, Петр Петрович разобрал на диване свежайшую постель и, потушив верхний свет, включил торшер. Огромная гостиная погрузилась в таинственный полумрак.

Редькин возлег на диван, а Петр Петрович сел в кресло и сказал:

— Ты спрашивал, кто такой «Кривой Серпантин»? Ну так вот…

«Кривой Серпантин» был личностью таинственной, способной уходить в небытие и из небытия же возрождаться. Сколько раз его вешали, сколько раз ему секли голову с плеч и разряжали полную обойму точнехонько в сердце, сколько раз его топили, жгли, травили, сбрасывали с высотных домов и горных вершин, а ему хоть бы хны. Надо сказать, расправлялись с ним поделом — «Кривой Серпантин» шпионил направо и налево. Если он шпионил в Лондоне в пользу Вашингтона, то не сомневайтесь, что, будучи в Вашингтоне, он проделывал аналогичную операцию в пользу Лондона. Кончалось тем, что в Лондоне издавался вердикт: «Расстрелять сукина сына», а в Вашингтоне: «Поджарить на электрическом стуле при большом скоплении народа». Приговор приводился в исполнение, а на следующей неделе «Кривой Серпантин» объявлялся в Брюсселе или Пензе.

— Это что же за гусь такой, что его веревка не берет? — засыпая, спросил Редькин.

— Глаза отводит, — объяснил Петр Петрович, — Двойников подсовывает.

— Где же он таких дураков находит?

— Для хорошего шпиона это не проблема, — ответил Петр Петрович. — Дураков вокруг пруд пруди… Да ты спишь никак? Ну, спи…

Глава 4

Уж так не хотелось Редькину утром уходить на, работу, но пришлось. Разумеется, Петр Петрович понимал, что народ работает ради булки с маслом, а не ради идеи, разумеется, он был согласен, что Вениамин может в любую секунду получить все, что захочет, однако порядок есть порядок. Не надо искушать судьбу. Написано на редькинском роду служить в объединении «Росмыло», значит, надо служить.

При входе в метро на Редькина накинулись трое, заломили руки за спину и впихнули в «Волгу» с черными стеклами. Надели на глаза плотную повязку. Как на грех, зачесался нос, прямо зазудел, паршивец, Редькин. потянулся было почесать, но сидевший справа рявкнул: «Руки», — и зуд тут же прекратился.

Минут через семь стремительной езды, которые для Редькина растянулись на добрые полчаса, машина въехала, в открывшиеся перед ней ворота и остановилась у бокового подъезда хорошо известного жителям города и шпионам массивного здания.

В здании этом было множество коридоров, лифтов и лестниц. Редькина долго водили по этажам пока, наконец, не впихнули в какое-то помещение, где сняли с глаз повязку.

Стены помещения были отделаны белым кафелем. Хирургический стол, рефлектор над ним, застекленные шкафы с набором никелированных инструментов делали его похожим на операционную. У окна с рифленым непрозрачным стеклом стояло зубоврачебное кресло, в котором спиной к вошедшим сидел человек с бритым затылком и седым ежиком.

— Где второй? — спросил седой негромко.

— Отслеживаем, — ответил один из сопровождающих.

— Отслеживаем — это когда взяли след, — сказал седой, — Вы взяли его след?

— Вот он — след, — сопровождающий ткнул в лопатку Редькина железным пальцем. Лопатка, заныла.

— Кто второй? — тихо спросил седой.

Редькин понял, что обращаются к нему, но из вредности промолчал.

— Где спрятано оружие? — рявкнул седой. — Какой мост будет взорван? Отвечать! Живо! Кто такой Степаныч? Где «Кривой Серпантин»?

Редькин молчал.

— Ты у меня заговоришь, — зловеще сказал седой и позвал: — Нефедьев.

— Здесь, — откуда-то из-за шкафов вынырнул сухощавый человечек в синем халате и кожаном фартуке.

— Готовь инструменты, — приказал седой.

— Есть.

Человечек открыл стоящий в углу сейф и, мурлыча под нос: «Пиду чи я, дрючком пропэ-эртый?…», — вынул электродрель. «Чи мимо прошпындорить ви-ин?» На свет появилась ножовка по металлу, затем топор, жуткого вида щипцы, огромные искривленные ножницы с толстыми ручками.

— Мама, — прошептал Редькин, теряя сознание. — Петр Петрович…

— Петр Петрович, — прошептал Редькин, приходя в себя.

Он лежал в гостиной на диване.

— Я тебя спас, — сообщил Петр Петрович из кресла. — Ты падал лицом в ведро с помоями.

— Там было ведро с помоями? — удивился Редькин.

— Представь себе, — сказал Петр Петрович. — Как средство давления на психику.

— Не понял.

— Тебя ставят перед дилеммой: или-или. Или ты честно отвечаешь на вопросы, или тебе на голову надевают ведро с помоями и выпускают на улицу, — объяснил Петр Петрович.

— Да? — Редькин поморщился. — А ножовка зачем?

— Естественно, чтобы отпилить голову, если не будешь отвечать на вопросы.

— Вот хорек, — сказал Редькин.

— Кто хорек, Вениамин? — участливо спросил Петр Петрович.

— «Кривой Серпантин». «Оружие спрятано в надежном месте», — передразнил Редькин. — Тьфу, пенек! Он перепутал, а нам отдувайся.

— Он не перепутал, — сказал Петр Петрович. — Он это сделал нарочно. Под меня копает.

— Вы знакомы? — удивился Редькин.

— Нет, но он меня узнал, — туманно ответил Петр Петрович.

— Чушь какая-то, — Редькин с кряхтением сел. — Не знает, но узнал.

И вдруг встревожился:

— Ты что же, тащил меня по всему городу?

— Зачем? — сказал Петр Петрович. — Я открыл вот эту дверь, предотвратил твое рандеву с помойным ведром и перенес тебя на диван.

Дверь, между прочим, вела в редькинскую девятиметровку.

— А они что? — спросил Редькин.

— А что мне они? — небрежно сказал Петр Петрович.

— Петр Петрович, они это так не оставят, — прошептал Редькин…

Учитывая, что Редькина искали по всему городу, Петр Петрович сделал так, что из гостиной Вениамин попадал не в девятиметровку, а в росмыловский туалет, и уже из туалета выходил королем, будто на работе находился целую вечность.

Редькинским сослуживцам Петр Петрович по методу «Кривого Серпантина» отвел глаза. Когда Редькин появился на своем рабочем месте, те и думать забыли, что только что радовались, как здорово влетит этому Редькину за опоздание.

С обедом тоже было прекрасно придумано: Редькин заходил в туалет, говорил: «Петр Петрович, я тут», — и вмиг оказывался в гостиной перед накрытым столом. Эти слова были как бы паролем, ведь не каждый, зайдя в туалет, будет докладывать: «Петр Петрович, я тут». Но, представим, что найдется чудак именно с такими словами — все равно ничего у него не выйдет, потому что между Найденовым и Редькиным была налажена телепатическая связь.

— А слабо через эту дверь попасть в Пятихатку? — полюбопытствовал Редькин, трудясь над обедом: харчо, люля-кебаб, мороженое с земляничным вареньем, вяленая дыня.

— Можно, — ответил Петр Петрович.

— А на Сахалин?

— Тоже можно.

Редькин поковырялся в мороженом и перевел разговор в несколько иную плоскость.

— А в Америку?

— Можно, Веня, можно.

— В супермаркет, — уточнил Редькин.

— Зачем тебе супермаркет? — удивился Петр Петрович. — Загадывай желание — и все у твоих ног.

— Понимаешь, Петр Петрович, — сказал Редькин, откладывая ложку. — У них там такие вещи, о которых я и знать не знаю. Как же я загадаю то, о чем не знаю? Мне бы туда попасть, пока народу никого, пощупать, прикинуть. А?

— То есть, ночью.

— Ara.

— Можно, — сказал Петр Петрович…

В один из выходных дней, дождавшись пока в Штатах наступит ночь, Петр Петрович с Редькиным посетили супермаркет. После этого посещения у Редькина сильно расширился кругозор и значительно возросло самомнение, поскольку он теперь знал, что хочет и, в отличие от подавляющего большинства, может иметь.

Глава 5

Петр Петрович прекрасно видел все плюсы и минусы существующей системы власти. Минусов было больше, но именно они, как ни странно, давали возможность для широких маневров. Грех было этим не воспользоваться, и Петр Петрович начал внедряться во всевозможные партии, фракции, объединения и фронты, с неимоверной легкостью разрешая вопросы их снабжения и финансирования. О Найденове заговорили как о деловом, обязательном человеке. Заговорили сразу по всему городу, в одночасье. Вчера о нем никто не знал, а сегодня его имя было у всех на слуху.

Своей резиденцией он выбрал пустующий красный уголок во Дворце культуры железнодорожников, где обосновался Фронт Спасения Сексуальных Меньшинств. Петр Петрович убрал в подпространство, то есть с глаз долой, скучные ряды замызганных кресел, затянул полы ковровыми покрытиями, стены освежил обоями, поставил мягкую мебель. Вместо пластмассовой таблички «Красный уголок» повесил чеканную вывеску «Найденов Петр Петрович». Принимал Петр Петрович за солидным двухтумбовым столом красного дерева, на котором стояли три телефонных аппарата.

Телефоны эти, не подключенные к АТС, трещали не переставая, Петр Петрович оказался всем нужен. Звонили из общества слепых с просьбой устроить выставку их картин и из общества глухонемых с ходатайством о проведении силами общества гала-концерта в «Лужниках». Некто по имени Семен каждые полчаса уточнял цены на бензин, сахар и обезжиренную колбасу. Жора из Баку намекал о партии интересного товара со скидкой, Вадик из Магадана предлагал оптом сто тонн золота, а Эдик из Владивостока — вагон японских видеокассет. Петра Петровича приглашали на симпозиумы, конференции, презентации, обеды закрытого типа. Умоляли о протекции, напрашивались в подчиненные или говорили просто: «Слушай, я хочу, чтобы ты был моим спонсором». Звонили из министерств, ведомств, заммэра советовался по поводу очередной ветки метро и сносе деревни. Один из звонков был таким: «Просим разрешить запуск по проекту Сириус-4». «Это на Марс?» — уточнял Петр Петрович. «Так точно». «Разрешаю». У другого голова пошла бы кругом, а Петру Петровичу хоть бы хны — отвечал бодро, коротко, взвешенно.

Прошел месяц. Фамилия Найденов прочно вошла в лексикон предпринимателей страны, Найденов был нужен всем. Логическим завершением каждодневной плодотворной деятельности в качестве бездонного денежного мешка и виртуозного координатора явилось то, что Петру Петровичу позвонил мэр и предложил освободившееся место своего первого зама. Мэр был крут, и замы, особенно первые, у него не задерживались, но Петра Петровича это не смутило. Предложение было принято.

Найденов оставил сексуальному фронту кабинет со всем содержимым, только убрал телефоны, мотивируя это тем, что аппараты подключены к персональной АТС.

Глава 6

Когда Петр Петрович объявил о своем назначении, Редькин запаниковал.

— Теперь нас как пить дать найдут, — сказал он. — Срочно меняй внешность.

Петр Петрович подошел к зеркалу, осмотрел себя с ног до головы, поправил благородную седину на висках и ответил:

— Ни в коем случае.

Редькин забегал по коврам.

— Ну чего тебе не хватает? Ведь всё же есть. Нет, дай ему власть. Завел бы хомяка и командовал им.

— Узко рассуждаешь, Вениамин, — сказал Петр Петрович с пафосом. — Власть нужна не ради куража, а для общей пользы. Хозяин — это тот, кто прежде печется о государственных делах, а во вторую очередь о своих, но никак не наоборот.

Редькин нервно засмеялся и плюхнулся в кресло.

— В первую очередь ты должен печься о моей пользе. Забыл?

— Помню.

— Я тут сижу, как крот, — заявил Редькин. — Носа на улицу не кажу, на работу как тать пробираюсь — через сортир. «Петр Петрович, я тута, выпусти из отхожего места». А он на трибуну норовит. Ты что, не понимаешь, что нас ищут?