Клад тверских бунтарей

— Значит, ты не видишься с ним?

— Откуда? Я же всегда на виду, на подворье, при хозяйстве. Где бы я с ним встречался? Нет, как уехал из Твери, не видел его ни разу.

— И про дом его на Ильинке, записанный на купца Сыча, тоже не ведаешь?

Ключник понял, что боярин знает слишком много. Он не понимал, откуда тот смог проведать про его родственные отношения с Меченым, когда о них и в Твери-то знали только самые надежные люди. Однако врать дальше было нельзя. Ясно, что себе дороже выйдет.

— Каюсь, боярин, ведаю про дом и встречался с Козьмой. Про дела его темные знаю, но никогда ни в чем не помогал ему. Просто встречались как братья. Иногда Козьма мне денег давал, чтобы я дом свой поставил, ремеслом занялся. Я же сапожник неплохой.

— А деньги-то награбленные были?

— Этого не ведаю. Наверное. Ты, боярин, услышал правду. Теперь я хочу знать, что будет со мной. Отправишь в вотчину коров пасти?

Боярин погладил бороду и заявил:

— Скажешь правду, оставлю на месте, боле того, милость окажу.

— Спрашивай, боярин.

— Добро награбленное Козьма Меченый через купца Сыча сбагривал?

— Да.

— Ты участвовал в этом?

— Иногда я встречал обозы, приведенные вроде бы Сычом. Однако прежде Сыча товар получал купец Тучко из городка Вербеж. Но не от Козьмы, а от его правой руки Игната Брыло. У того тоже шрамы на лице. Тучко считает его главарем шайки, думает, что он и есть Меченый.

— А братец твой получается в стороне?

— Он с Сыча деньгу за продажу товара берет.

— Через тебя.

Ключник вновь помялся, кивнул и сказал:

— Иногда я забирал деньги.

— И большие барыши имеет Козьма Пурьяк Меченый?

— Когда как. Иногда бывает хороший навар, в другой раз сущая мелочь.

— Ну что ж, вижу, не врешь. Как хитро закрутил твой Козьма. В Твери никто не догадывается, что Пурьяк и есть глава разбойничьей шайки. Люди думают на какого-то Брыло. На Москве дом и купец. Награбленное добро спокойно уходит от Тучко к Сычу. А основной барыш забирает Козьма, который у себя на починке мастерит гробы. Неплохо придумано.

— Да, Козьма не дурак. Потап Петрович нас в деревне грамоте и счету обучал. Помню, Козьма все на лету схватывал. Он любил показать себя. Когда мы задумывали в чужой сад заглянуть, Козьма всегда самый трудный способ выбирал, норовил мимо собак пройти, прямо чрез двор, где хозяин может заметить. Без того не мог. И ведь не попадался никогда. А пошли мы без него через городьбу, так собаки нам портки в клочья порвали.

— Это мне нисколько не любопытно, — проговорил Толгаров.

— А что для тебя важно, боярин? Спрашивай. Как на духу отвечу.

— Дело к тебе есть, Емельян, очень серьезное, но и выгодное.

— Дело? Говори, боярин, для тебя все исполню.

— Так уж и все?

— Воистину все. Разве что человека убить не смогу. Рука у меня не поднимется.

— Даже на врага кровного?

— Даже на врага.

— Ладно. Дело такое. Ты знаешь, что у нас на подворье гонец из Твери.

— Знаю, боярин.

— Так вот, сегодня соберись, завтра с ним в Тверь поедешь. Оттуда в село, рядом с которым стоит починок твоего названого братца, гробовых дел мастера. Гонец сведет тебя со своим боярином, владельцем села. Тот сообщит, что надо делать. Сейчас могу сказать, что придется тебе встретиться с братцем. А вот о чем речь с ним вести, тебя наставит боярин. Ты понял меня?

— Все так неожиданно, боярин.

— В нашей жизни много неожиданного.

— А как поговорю, вернусь?

— Конечно. Нечего тебе в Твери делать.

Ключник вздохнул и сказал:

— Понял, боярин.

— И запомни, Емельян, дело это тайное. Для всех ты едешь в Новгород с моим поручением, говорить о котором не велено. О встрече с братцем никому ни единого слова! Жене в том числе. Если не желаешь головы лишиться. Это понял?

— Да, боярин.

— Обо мне братцу тоже говорить не следует. Пусть он не знает, что мне все известно о ваших тайных делах. Все, ступай, собирайся. Рано утром в дорогу!

— Слушаюсь!

Глава 3

На следующее утро с подворья боярина Толгарова выехали Лавр Кубарь и Емельян Горин. Им надо было опередить отряд Ивана Кузнеца не менее чем на два дня. Поэтому всадники торопились.

В полдень девятнадцатого июля они вышли на берег Волги, откуда была видна Тверь. Горин попридержал коня. Пришлось встать и Кубарю.

— Так открыто и пойдем в город? — спросил Емельян.

— Нет. В город мы не пойдем, обогнем его. Тут в версте дорога влево. По ней и двинемся на село Дубино, где расположены земли и усадьба боярина Воронова.

— Как звать-то его?

— Всеволод Михайлович.

— Строгий боярин?

— А твой Толгаров строгий?

— Коли исполняешь все наказы да прихоти, то ничего, не обижает, а коли провинишься, то наказать может люто.

— Вот и Воронов такой же. Все они, бояре, одинаковы. У каждого своя выгода на уме, а мы для них… ладно. Едем, или еще чего желаешь спросить?

— Село большое?

— Увидишь.

— Я увижу — это хорошо, меня заприметят — плохо.

— Не волнуйся. Кому нужно примечать тебя?

— Тогда едем.

Они проехали менее версты, потом свернули налево, в рощу, чрез нее вышли к довольно большому селению.

Но народу там было не густо, особенно мужиков. Бабы занимались хозяйством, детишки играли в пыли улицы.

Путники подъехали к воротам, проделанным в высокой и крепкой городьбе. За ней виделся дом о двух этажах и крыши разных других построек.

Кубарь постучал в ворота рукояткой плети.

— Эй, стражник, отворяй!

Открылась калитка. Появилась бородатая физиономия мужика в рубахе до пят.

— Лавр?

— А ты кого, Мирон, ждал?

— Я никого не ждал. Да и боярин, судя по всему, тоже. Он встал поздно, недавно в церковь сходил, сейчас трапезничает.

— Ты и далее нас держать на улице будешь или, может, все-таки впустишь во двор?

— Отчего не впустить. Сейчас открою. А кто это с тобой?

— О том боярин знает.

— Ну, коли так, то и ладно.

Холоп Мирон распахнул створки ворот, всадники въехали во двор. Появился служка, малец по имени Санька. Лавр и Емельян передали ему коней.

Видимо, боярин Воронов услышал шум на подворье. Он вышел на верхнее крыльцо, вытирая полотенцем руки.

— Лавр?

— Приветствую тебя, боярин. Вот вернулся и человека нужного привез.

— Идите наверх. Оба! А ты, Мирон, кликни Алексея, пущай баньку затопит, стряпухе вели еды приготовить.

— Сей же миг сделаю, боярин.

Хозяин дома завел людей, прибывших из Москвы, в горницу, обставленную довольно дорогой мебелью, сел в деревянное кресло.

Кубарь и Горин разместились на лавке у стены.

— Умаялись? — спросил Воронов.

— Есть немного, — ответил Кубарь.

— Ничего, сейчас поговорим, а потом и отдохнете. Как, Лавр, принял тебя боярин Толгаров?

— Как и положено принимать гонцов. Он меня выслушал и был немного удивлен, особливо когда узнал о родстве Емельяна. — Кубарь кивнул на Горина.

Тот покачал головой и заявил:

— Не только он был удивлен.

— Ладно. — Боярин усмехнулся. — Новость, конечно, для Никиты Демьяновича не из приятных, но что поделать? Такова жизнь. — Он взглянул на Горина и спросил: — А скажи мне, Емельян, давно ли ты виделся с братом своим названым?

Ключник Толгарова чуть помедлил, припомнил и ответил:

— Месяц назад где-то.

— Угу, чрез три недели после того, как у Черного леса был разграблен обоз псковских купцов. Много добра тогда разбойники взяли, а людей всех перебили. Много ли получил тогда твой братец, Емельян?

Горин нахмурился и ответил:

— Мне об этом ничего не ведомо.

— Почему же не ведомо-то? А кто тогда на Ильинку приезжал, а позже на двух телегах вывозил товар на склад купца Сыча?

— Сам ведь все знаешь, боярин. Зачем же тогда спрашиваешь?

Воронов повысил голос:

— А затем, что если ты не сделаешь то, что мне нужно, я сгною тебя в темнице. Вместе с братцем. Кончится его двойная жизнь.

— А сможешь?

— Ты что, холоп? Кого возомнил из себя?

— Да никого, боярин. Только коли ты до сих пор не выдал Козьму, то и далее этого не сделаешь. Потому как боишься ты моего названого брата и его шайки. Знаешь, что разбойники за своего атамана достанут тебя везде, где бы ты ни прятался.