Помоги проекту - поделись книгой:
Анатолий Пчелинцев
Инна Загребина
Роман Лункин
СВОБОДА СОВЕСТИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Об авторах
Пчелинцев А.В. — Почетный адвокат России, старший партнер Адвокатского бюро «Славянский правовой центр», главный редактор журнала «Религия и право», доктор юридических наук,
Лункин Р.Н. — кандидат философских наук, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН, главный редактор портала «Религия и право».
Загребина И.В. — адвокат, председатель правления Гильдии экспертов по религии и праву, главный редактор журнала «Юридическое религиоведение».
Роман Лункин
Церкви и государство: парадоксы российской политики в условиях религиозного плюрализма
Растущее религиозное многообразие делает Россию частью процесса глобализации религии, процессов, которые разворачиваются в большинстве стран мира. Это и разрушение исторических религиозных традиций, и появление принципиально новых религий, движений, конфессий, трансформация национальных духовных традиций, которые становятся более открытыми и плюралистичными. В разных странах мира существует различное сочетание факторов — плюрализма, развития демократии, веротерпимости или, наоборот, враждебности к религиозным меньшинствам, глобализации, конфликтов фундаменталистов и тех, кто занимается «прозелитизмом». Очевидно лишь одно: все эти процессы не упраздняют религию, а умножают многообразие ее форм и присутствия в публичном пространстве. Плюрализм религий может рассматриваться в качестве особой категории, которая становится инструментом демократизации общества и трансформации традиционных религий, когда религиозное многообразие проникает в институты гражданского общества[1].
В России религиозное многообразие стало одним из основных факторов демократизации государственно-церковных отношений и религиозной политики властей.
Представления об абсолютной монополии Русской православной церкви (РПЦ) в российском религиозном пространстве можно назвать преувеличением, хотя православные, безусловно, являются религиозным большинством. Согласно данным Министерства юстиции Российской Федерации, среди 25 тыс. зарегистрированных в России объединений около 15 тыс. — это православные объединения (не только приходы, но и епархии, монастыри, иные подразделения). По состоянию на 2013 г. в России 33 489 храмов, где хотя бы раз в месяц совершается богослужение (в 2011 г. было зарегистрировано 30 675 приходов РПЦ). Однако эти данные учитывают все приходы РПЦ вместе с Украиной, Молдовой, Беларусью, странами Средней Азии. Почти половина приходов РПЦ находится в Украине (около 13 тыс.)[2]. Постоянный рост объединений РПЦ объясняется политикой патриарха Московского и всея Руси Кирилла, направленной на увеличение числа приходов, а главное, на разделение регионов на несколько епархий во главе с епископами, что подстегивает регистрацию епархий и приходов.
«Всего сегодня в Русской православной церкви 44 митрополии, 269 епархий, из них 160 — в России. Общее число епархий за истекшие пять лет возросло на 110, а в России — на 91 епархию… Епископат Русской православной церкви сегодня состоит из 312 преосвященных, из них 249 правящих. В России сегодня 176 архиереев, из них 147 управляющих епархиями»[3].
Несмотря на большое количество уже действующих проектов, талантливых инициатив и успехов во многих епархиях РПЦ, развитие социального православия на уровне общин в Церкви пока нельзя назвать революционным. Происходит внутренняя эволюция общин на низовом уровне и сознания епископов, настоятелей, ведущих активистов епархий и приходов. Это движение охватывает всю страну, почти все митрополии, но по-прежнему существует и ряд сдерживающих факторов: бюрократизация, инертность церковного начальства, неразвитость приходской жизни и ее абсолютная зависимость от воли местного архиерея.
Безусловно, не надо и переоценивать общинную эволюцию — среди 15 тыс. зарегистрированных организаций РПЦ в России около 500 приходов и монастырей, которые с полным правом можно назвать социально активными ячейками гражданского общества, собирающими вокруг себя молодежь, интеллигенцию, организующими творческие центры, школы и фонды (оценка дана автором по итогам полевых исследований в регионах в рамках проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России»). В 2005 г. социолог Сергей Филатов оценивал количество такого рода общин в 200-250 на 12 тыс. зарегистрированных объединений[4].
Между тем это совсем не значит, что больше никакой активности нет: социальную функцию выполняют и государственные, по существу, проекты или инициативы спонсоров, в которых Церковь участвует символически или полусимволически. Намного более важную роль играют сотни, а может быть и тысячи, рядовых приходов, которые в поселках и деревнях являются единственным центром духовной, культурной жизни, хотя у них и нет больших проектов, молодежи и интеллигенции.
В региональном разрезе картина соотношения православных и других объединений, прежде всего, католиков и протестантов, складывается в пользу РПЦ. Но в большинстве субъектов Российской Федерации (РФ) перевес объединений РПЦ небольшой, во многих есть паритет православных и неправославных. Кроме того, данные Министерства юстиции РФ часто отражают лишь предпочтения местных властей и нежелание «нетрадиционных» общин и движений регистрироваться. В качестве примера в целом достоверной картины можно привести статистические данные Министерства юстиции РФ о зарегистрированных религиозных объединениях в Москве: всего зарегистрировано 804 объединения, в том числе РПЦ — 343, старообрядчество — 17, католицизм — 11, протестантизм — 304, иудаизм — 45, ислам — 34, буддизм — 18, индуизм — 7[5].
Официально в России зарегистрировано около 4,5 тыс. объединений, которые можно отнести к «нетрадиционным», около 80% которых составляют различные протестантские церкви. Примерно такое же число групп и общин действует без регистрации (по оценке представителей протестантов, в реальности существует в три раза больше общин и групп). По приблизительным оценкам, в России около 9-10 тыс. неправославных христианских общин и групп, объединяющих вокруг себя около 2,5-3 млн человек. Как правило, все верующие, которые относят себя к какой-либо протестантской конфессии, одновременно являются и практикующими верующими — для большинства это сложное осознанное решение. Кроме того, нормы соблюдения религиозных практик намного более строгие, чем в исторических этнических религиях[6].
Значительная роль евангельских церквей в религиозном развитии страны, в социальной сфере пока еще до конца не осознается властью и обществом. Отношение к протестантам осталось на уровне основных постулатов советской политики самого жесткого в этом отношении периода 1930-1950-х гг., которые, в свою очередь, восходят к нетерпимости к «сектантам» в царской России, нетерпимости Петровского времени по отношению к раскольникам, нетерпимости к еретикам во времена Иосифа Волоцкого. Инаковерующие стали идеологическим антиподом православия, их образ привычно наполняется советскими стереотипами о «сектах», «сектантах» и их «главарях» благодаря православным борцам с «сектами». Однако именно протестанты во многих регионах страны способны конкурировать с православием, и часть общества именно протестантов рассматривает как источник осознанной веры, свободной от идеологии.
Лидеры протестантских церквей признают, что для осуществления своих «духовных» целей церкви и любому верующему необходимо участвовать в жизни гражданского общества и в исправлении его социальных пороков. Практически каждая протестантская община организует группы верующих по работе с наркоманами, беспризорными детьми, детскими домами и домами престарелых и т.д.
Участие протестантских церквей в жизни гражданского общества несоизмеримо большое в сравнении с их численностью в рамках страны, а также по сравнению с другими религиозными объединениями, прежде всего РПЦ, которая обладает огромными возможностями.
Тем не менее религиозное многообразие меняет отношение общества и представителей государства к межрелигиозному диалогу — даже при наличии официальной идеологии поддержки РПЦ и «традиционных религий» и неофициального подавления активности других религий и конфессий в регионах в процессе гражданского регулирования складывается вполне демократическая ситуация.
Выход из создавшейся ситуации подсказывает сама жизнь — люди, их общение, активность и общие интересы христианских церквей, которые активно привлекают молодежь или занимаются социальными проектами. Именно тогда официальные декларации теряют свой смысл, и основанием для диалога становится конкретное дело (социальное служение), необходимость вместе занимать в обществе солидарную позицию по социально-политическим вопросам.
Наиболее благоприятная ситуация с начала 2010-х гг. стала складываться в отношениях РПЦ с лютеранством. По признанию самих лютеран, при митрополите Илларионе (Алфееве), который стал главой Отдела внешних церковных связей в 2009 г., был достигнут самый высокий уровень отношений[7]. Евангелическо-лютеранская церковь (ЕЛЦ) также развивает диалог и сотрудничество с РПЦ в социальной сфере. 29 января 2014 г. впервые глава ЕЛЦ Дитрих Брауэр, а также координатор диаконического служения Елена Курмышова приняли участие в круглом столе «Социальное служение религиозных общин — межконфессиональный обмен опытом» в рамках XXII Международных рождественских образовательных чтений. Совместно с православными епархиями лютеране уже осуществляют проекты в Петербурге, Волгограде, Самаре, Москве. Объединяют лютеран и РПЦ также общие подходы к ненавязыванию веры в ходе помощи нуждающимся, стремление сделать человека свободной полноценной личностью, в рамках реабилитации не подменять одну форму зависимости другой и т.д.
Лютеране и другие протестанты не входят в Межрелигиозный совет России, действующий с 1998 г. при Московском патриархате, его членами являются только представители «традиционных» религий — православия, ислама, иудаизма и буддизма, а почетным председателем — патриарх Кирилл[8]. Формально действует и периодически собирается Христианский межконфессиональный консультативный комитет стран СНГ и Балтии (ХМКК)[9]. ХМКК действует при Отделе внешних церковных связей (ОВЦС) РПЦ с 1993 года и объединяет все «иностранные» церкви, действующие в России, странах СНГ и Балтии: католиков, баптистов, пятидесятников, адвентистов, лютеран, Армянскую апостольскую церковь и т.д. Однако с конца 1990-х годов до 2010 г. комитет собирался всего несколько раз для обсуждения значения социального служения. Самым представительным за долгие годы был IV пленум ХМКК в Санкт-Петербурге, который состоялся 26 февраля 2014 г. (сопредседателями были глава ОВЦС митрополит Волоколамский Илларион, митрополит католической архиепархии Божией Матери в Москве архиепископ Павел Пецци и председатель Отдела внешних церковных связей Российского союза евангельских христиан-баптистов пастор Виталий Власенко). На пленуме была отмечена общая позиция церквей по защите семейных ценностей и воспитанию молодежи, а также было принято заявление по Украине, в котором церкви призывали к миру и преодолению политических разногласий.
В 2009 г., когда митрополит Илларион стал главой ОВЦС, активизировались контакты с пятидесятниками. В мае архиепископ Илларион встречался с представителями Союза баптистов, 5 июня принял представителей Российского объединенного союза христиан веры евангельской (пятидесятников), в июле — всех глав и представителей протестантских союзов, 5 октября — около 60 протестантских пасторов, в том числе и пастора Дмитрия Таранова из саратовского «Слова жизни», 15 октября возглавил заседание секретариата ХМКК. Столь интенсивного диалога с отечественными протестантами в истории ОВЦС еще не было, однако встречи митрополита Иллариона с пасторами в 2009 г. все же носили, скорее, ознакомительный характер, так как фактически продолжения диалога не было.
На деле протестанты сотрудничали с православными, чтобы авторитетом православия поддержать какие-либо свои проекты. Например, 24 марта 2014 г. епископ Российского объединенного союза христиан веры евангельской (РОСХВЕ) Сергей Ряховский презентовал в пресс-центре «Интерфакс» акцию против абортов «40 дней за жизнь — 2014 в России», в ходе которой устраивались мирные молитвенные стояния с плакатами в поддержку детских жизней возле абортариев, а также проект «Окно жизни» (окна для приема брошенных детей при больницах). В презентации также принимал участие глава Миссионерской комиссии при Епархиальном совете города Москвы иеромонах Дмитрий (Першин), который подтвердил общность позиций РПЦ и евангельских христиан в рамках борьбы с абортами. Очевидно, что все презентованные проекты делались руками протестантов, но участие представителей РПЦ вместе с пятидесятниками в публичном мероприятии имеет большое значение, так как по-прежнему это редкое явление.
На региональном уровне неформальное сотрудничество разных конфессий или, по крайней мере, встречи священнослужителей на равных, их живое общение становятся все более частым явлением. К примеру, с 2008 г. руководство Республики Карелия с благословения монастырского начальства проводит на Валааме межконфессиональные семинары-встречи с участием православных, лютеран, пятидесятников и мусульман. Семинары посвящены роли церквей в адаптации мигрантов, а также упрочению межнационального мира и согласия.
При поддержке властей на базе Карельской епархии РПЦ проводятся конференции по креационизму и семинары по семейным ценностям с участием лютеран и пятидесятников (Церковь христиан веры евангельской «Новая жизнь» стала инициатором семинаров о родительстве и супружестве). С протестантами активно сотрудничает глава миссионерского отдела священник Вячеслав Распутин. Ежегодно проводятся два больших фестиваля — духовной музыки «Пасхальный перезвон» и межконфессиональный фестиваль «Душа Карелии», где принимают участие церковные хоры православных, лютеран, пятидесятников и адвентистов. Открытость епархии РПЦ и лично архиепископа Мануила, сотрудничество не только с лютеранами, но и с пятидесятниками вызывают раздражение и критику у целого ряда священнослужителей РПЦ, которые служат в районах и выступают с антисектантских позиций.
По мнению главы Объединения Российской церкви христиан веры евангельской (пятидесятников) в Карелии Федора Акименко, Карелии повезло с людьми, которые осуществляли и сейчас осуществляют религиозную политику, а также с главой епархии РПЦ. Церковь, к примеру, проводит евангелизационный курс по изучению Библии «Альфа-курс», во время которого некоторые занятия проводит глава миссионерского отдела епархии отец Вячеслав Распутин. Вместе с православными пятидесятники организуют лагерь для инвалидов-колясочников. Православная молодежь с благословения духовенства помогает в этой организации. Вместе верующие также участвуют в проведении раскопок командой следопытов. На семинары в епархии по семейным ценностям приходят верующие из церкви «Новая жизнь». Акименко отмечает, что он общался с владыкой Мануилом, обменивался с ним опытом веры, и было видно, что глава епархии — человек глубоко верующий, он рассказывал пастору о том, как мама в детстве привела его в церковь.
Личное общение пасторов и священников РПЦ также играет большую роль в изменении представлений церквей друг о друге. Пастор архангельской общины «Новое поколение» Сергей Латышев, например, подчеркивает, что в Архангельске и области есть целый ряд прогрессивных православных священников, таких как кочетковец отец Иоанн Привалов (приход отца Иоанна в Заостровье под Архангельском в 2012 г. был ликвидирован по приказу митрополита Даниила, главы епархии). Помимо этого, есть отец Феодосий в храме Александра Невского — Латышев встречался с ним и никакой вражды с его стороны не почувствовал, тем более что пасторы уважают таких священников за то, что они занимаются реальными делами. С отцом Феодосием также общается пастор Церкви христиан веры евангельской в Уйме Сергей Пестов, который организует концерты христианской рок-музыки (православные и протестантские рок-группы иногда встречаются на концертах)[10].
Самым неадекватным священником, по словам Латышева и по общему признанию всех протестантских служителей, является отец Евгений Соколов, с подачи которого епархия в 2005 г. выступала против социальной акции протестантов «Ощути силу перемен» (епископ Тихон встречался с пасторами накануне акции и поддержал их, но из-за заявлений отца Евгения изменил свое мнение). Отец Евгений также постоянно выступает с антисектантскими заявлениями против протестантских церквей города и области. Сам Латышев столкнулся с антисектантской акцией в 2011 г., когда православные казаки во главе с игуменом Феодосием захотели сорвать встречу с епископом обновленческой церкви Сергеем Журавлевым. Однако в результате все прошло мирно: отец Феодосий выступил со сцены и сказал, что в рамках одной церкви православные и протестанты не будут, и призвал не ругать то, о чем люди сами не знают. Казаки послушали песни, которые пели верующие. По словам Латышева, протестанты уважают отца Феодосия, так как он делает реальное дело — кормит бездомных при храме.
Во второй половине 2000-х гг. социальная акция «Ощути силу перемен» (организаторы — Ханну Хаукка и пастор Церкви Назарянина в Волгограде Юрий Ананьев), объединившая церкви разных конфессий в регионах, стала экзаменом на веротерпимость и готовность к диалогу с другими христианами для православных епископов. В Волгоградской епархии митрополит Герман, в Воронежской епархии митрополит Сергий поддержали акцию, в большинстве других епархий православные епархии официально обращались в прокуратуру с требованием убрать рекламу акции, а организаторов привлечь к суду за «религиозно-вербовочную деятельность» (в Архангельске, Уфе, Краснодаре, Сыктывкаре, Саратове, Рязани, Липецке).
Однако несмотря на то, что общество уже знает, что протестанты — это такие же граждане, как и все, что церкви помогают всем нуждающимся, взаимные страхи и опасения есть и у протестантов, и у православных, и у чиновников. Например, по словам старшего пресвитера баптистских церквей по Краснодарскому краю Николая Соболева, общество воспринимает баптистов в основном нормально, но с появлением в политическом истеблишменте Украины баптиста Александра Турчинова некоторые начинают думать и говорить, что все баптисты такие, как он, и относятся с подозрением или недоверием. Администрации, по мнению Николая Соболева, выгодна деятельность баптистов, но под давлением РПЦ вынуждена в этом отказывать.
Краснодарская церковь долгое время опекала несколько детских домов, но РПЦ договорилась с администрацией, и баптистов перестали туда пускать. Межконфессиональный совет священнослужителей евангельских церквей Краснодарского края, как отмечает Соболев, пытался наладить контакт с митрополитом РПЦ Исидором, но он на встречу отправил своего секретаря. На одном из круглых столов, на которые баптистов не приглашают, митрополит сказал, что «у РПЦ с баптистами хорошие отношения» (из личных наблюдений). По словам Соболева, «мы всегда, при всяком случае подчеркиваем несомненную значимость Русской православной церкви в противостоянии нашествию западных „ценностей“ — однополым бракам, ювенальной юстиции и т.д. Мы благодарим Бога за них, что они, имея влияние в стране, содействуют сохранению христианских ценностей в нашей стране. Мы готовы сотрудничать с ними в этом направлении и помогаем им, чем можем».
В Волгоградской области протестантские пасторы также отмечают, что местное казачье население вполне терпимо относится к евангельским верующим. По словам пастора общины консервативных пятидесятников (незарегистрированных), Алексея Трещева, с казачеством в районах у пятидесятников складываются нормальные отношения: активными верующими часто становятся жены казаков, а их мужья просто иногда приходят в церковь, помогают во время праздников, являясь «тайными учениками». Как отмечает пастор, «трудность евангелизации в том, что в казачестве люди могут пить, вести аморальный образ жизни, но выступать при этом за Русь православную. Мужья верующих казачек говорят, что все в вашей церкви хорошо, только еще бы иконы и кресты были бы, то ходили бы к вам»[11].
В Калининградской области с 2010-х гг. действует Консультативный совет евангельских церквей, куда входят представители Российской церкви христиан веры евангельской (РЦ ХВЕ), Российский союз евангельских христиан-баптистов, Содружества церквей «Союз христиан» и целого ряда пятидесятнических церквей. Однако все попытки совета наладить сотрудничество с властями и инициировать создание Совета по религиозным объединениям при губернаторе Николае Цуканове не увенчались успехом. Администрация также отказалась включать протестантов в общественный совет. Вместе с тем совет евангельских церквей играет важную роль в выработке единой позиции протестантских общин по самым разным вопросам, в частности по сотрудничеству в социальной сфере, в проведении летних лагерей для верующей и неверующей молодежи.
Отношения протестантов с РПЦ изначально, с 1990-х гг., складывались благоприятно — были совместные встречи представителей церквей при епископе Пантелеимоне (Кутовом), доброжелательные отношения поддерживали некоторые священники РПЦ и пасторы. К 2010-м гг. осталось лишь общение православной и баптистской молодежи в рамках встреч при молодежном отделе РПЦ. После того как в 2010 г. был принят закон о возврате имущества религиозного назначения, протестантские церкви также высказывали надежду на получение части имущества — зданий молитвенных домов, которые до 1945 г. принадлежали баптистам и пятидесятникам. Представители РЦ ХВЕ не стали обращаться к властям, решив, что им все равно не дадут и лучше строить самим. Объединение Союза баптистов предъявляло претензии на два баптистских молитвенных дома в области, но власти отказались их передавать Церкви евангельских христиан-баптистов. Массовая передача зданий кирх и территорий замков РПЦ вызывала критику в протестантской среде в адрес православия за «связь с властью» и «оторванность от народа в проповеди Евангелия»[12].
Однако, к примеру, у баптистов Калининграда с православными на личном уровне отношения достаточно хорошие. Ранее пасторы протестантских церквей встречались с викарным епископом Пантелеимоном (епископ Серафим никого из пасторов к себе не приглашал). Старший пресвитер общается с главой миссионерского отдела епархии отцом Александром. Молодежь из баптистской церкви приглашают на обсуждение Библии, библейские конкурсы, в которых протестанты обычно выигрывают, и православный священник ставит их знания всем в пример.
Именно религиозное многообразие предопределило противоречивость российского религиозного законодательства и попыток его изменить.
На протяжении последних двадцати лет эксперты, правозащитники говорили о том, что закон о свободе совести доказал свою эффективность и что он работает на благо религиозной свободы в стране. Однако пора стабильности закончилась не только в России в целом, но и в этой сфере в частности. Изменения в закон о свободе совести стали предлагаться давно — с 2006-2009 гг. обсуждались проекты о регулировании миссионерской деятельности и о фактическом запрете религиозных групп с тем, чтобы их можно было контролировать.
Проекты были отвергнуты, когда оказалось, что они столь же больно ударят по РПЦ, как и по всем остальным, — проповедь и развитие общин являются одним из приоритетов деятельности православных епископов в регионах. В связи с этим реформа религиозного законодательства ограничилась внеправовым введением капелланов в армии, бесконфликтным экспериментом по преподаванию религиозных культур в школах, а также принятием закона о церковной реституции, который периодически оставляет музеи без помещений.
В процессе наблюдения за законодательной деятельностью оказалось, что логика у разных проектов специфическая. Ранее казалось, что во властных верхах есть намерение в целом поддержать направляющую роль РПЦ и задавить религиозные меньшинства. Но попытки внесения любых изменений в Конституцию РФ блокируются первым лицом государства — Владимиром Путиным. Контроль религиозных групп также не стал приоритетом для России, в первую очередь потому что этот путь показал свою неэффективность и хлопотность в республиках Средней Азии и потому что у России есть другой инструмент для выборочной дискриминации — Закон о противодействии экстремистской деятельности.
Прокуратуре и центрам по борьбе с экстремизмом в Министерстве внутренних дел РФ легче выбрать мишень для битья в виде Свидетелей Иеговы, саентологов, некоторых пятидесятников, а не проверять все религиозные группы вообще. Законодатели предлагают поправки, которые решают сиюминутные проблемы власти и РПЦ, такие как законопроект о том, что религиозные объединения не обязаны предоставлять сведения об обязательном объеме уставного капитала. В данном случае этот законопроект сможет облегчить жизнь также и другим религиозным объединениям, так как формально законы принимаются для общин всех вероисповеданий. Однако не все так просто — одновременно власть намеревается ужесточить контроль за финансами религиозных объединений. 24 ноября 2014 г. Министерство юстиции РФ предложило свои поправки к закону «О свободе совести и о религиозных объединениях», которые устанавливают фактически систему тотального контроля за религиозными организациями. Формирование системы контроля очевидно не только из положения, которое касается поиска неформальных «иностранных агентов» среди религиозных объединений, но и из всего текста законопроекта.
Стоит обратить внимание, что раздельная отчетность о финансировании из отечественных и зарубежных источников является лишь одним из многих пунктов данного законопроекта Министерства юстиции РФ. Все остальные посвящены проверкам, обязанности предоставлять ту или иную отчетность и ответственности за непредоставление всей требуемой информации о деятельности организации. С одной стороны, законопослушным объединениям не стоит беспокоиться, если они готовы быть абсолютно прозрачными перед Министерством юстиции, прокуратурой и обществом, вывешивая, как этого требует законопроект, всю отчетность в интернете. Кроме того, официально никто статус иностранного агента все равно не присвоит — об этом речи нет. С другой стороны, судя по тексту законопроекта, провести проверку и затребовать отчетность после принятия закона можно будет когда угодно. Оснований для этого в проекте масса — от плановых проверок до ссылок на указания и распоряжения президента РФ и правительства РФ.
За непредоставление отчетности вовремя, за несообщение об иностранном финансировании религиозным объединениям грозит ликвидация. После 2009 г., когда разрабатывался закон «О некоммерческих организациях», сначала усложнилась, затем упростилась отчетность некоммерческих организаций (НКО), многие религиозные объединения решили отказаться от регистрации своих филиалов, а также общественных инициатив в качестве организаций. И это учитывая, что существование в качестве религиозной группы без регистрации в 2000-е гг. стало казаться самым лучшим выходом, чтобы избежать претензий со стороны представителей власти.
Другой удар был нанесен, когда в 2013 г. в том числе и религиозные объединения стали проверять на наличие иностранного финансирования в рамках общей политики поиска иностранных агентов среди НКО. Были отдельные жалобы со стороны мусульман, протестантов, католиков на то, что верующим приходилось отвечать на унизительные вопросы, например: «а не шпионы ли вы?». Логики в этой кампании не было, так как статус иностранного агента не предусмотрен для религиозных объединений. Почти уверен, что, несмотря на принятый закон, любые финансовые отчеты подразделений РПЦ останутся государственной тайной, тем более что, согласно поправкам к Гражданскому кодексу, сообщать об уставном капитале необязательно. Большинство других религиозных объединений давно уже напрямую не получают значительной иностранной помощи. Поддержка мусульманских общин из-за рубежа является объектом пристального внимания спецслужб и вряд ли происходит и будет происходить открыто, и отражаться в отчетности. Поэтому реальный смысл поправок заключается в том, чтобы на самых законопослушных религиозных организаций, у которых все легально и открыто, таких как Свидетели Иеговы или Церковь Иисуса Христа Святых последних дней, навесить новые неофициальные ярлыки. А также проверять кого захочется и когда захочется. Основные примеры странных проверок, помимо вопиющих антиэкстремистских процессов, касаются срывов богослужений у харизматов и Свидетелей Иеговы, что почему-то никогда не рассматривалось как оскорбление религиозных чувств.
С 2013-2014 гг. пошла волна проверок вероучений, так как чиновники решили, что они лучше знают, каким должно быть вероисповедание. К примеру, в 2014 г. Министерство юстиции РФ вынесло предупреждение Союзу миссий христиан веры евангельской Тюменской области, где, помимо других претензий, вдруг указало, что «христиане веры евангельской» и христиане веры евангельской (пятидесятники) — это разные вероисповедания[13].
Союзу надо еще доказать, что он является христианским, так как христианство — это уже другое — третье исповедание. Подобные проблемы испытывает также Армия спасения — Министерство юстиции РФ отказывается признать ее отдельной христианской деноминацией. Церкви сайентологии отказывают в праве быть именно религиозной организацией (на основании экспертизы Экспертного совета при Управлении Министерства юстиции РФ в Москве, подписанной людьми, не имеющими отношения к религиоведению). За отказ быть нужным вероисповеданием грозит ликвидация.
Россия избежала пути среднеазиатских государств, когда жестко пресекается деятельность религиозных групп. Однако законодатели хотят контролировать публичное пространство, получая «домашние группы» в подполье. 7 октября 2014 г. Государственная Дума РФ приняла в первом чтении проект поправок к закону о свободе совести. Они отменяют обязательный 15-летний срок существования для религиозных объединений до момента, когда они могут получить все права юридического лица. Однако вводится 10-летний срок, ужесточается регистрация религиозных групп. Главное, что группа, в соответствии с этим проектом, поражена в правах — она не может создавать средства массовой информации, учебные заведения, приглашать иностранных миссионеров.
В рамках российской прокурорской практики и проверок Министерства юстиции РФ все эти ограничения могут очень широко толковаться. Законодательные инициативы в России являются лучшим примером византийского лукавства и того, как в стране с французским определением светскости и отделением религии от государства в Конституции можно поддерживать одну конфессию, выборочно проверять и ограничивать другие, лавируя между разными влиятельными группами и церквями.
Россия не является монорелигиозным тоталитарным государством, как Иран, где есть одна «истинная религия». Кроме того, в России нет формально прописанной религиозной политики, а Конституция и законодательство РФ в религиозной сфере являются светскими. Они определяют очень широкие рамки для развития отношений власти и религиозных объединений, а также для межрелигиозных отношений. В отсутствие сильных гражданских институтов, демократических традиций, диалога различных конфессий, прежде всего христианских, между собой религиозное многообразие становится инструментом как поддержания свободы совести, так и регулирования отношений разных движений, религий в демократическом обществе. Как показывает российский опыт, для того чтобы религиозное многообразие начало менять церкви (историческую церковь — РПЦ) и общественную атмосферу, это многообразие должно проникнуть в гражданские институты, а не просто быть религиозным плюрализмом — простым сочетанием десятков или сотен религиозных движений в одном регионе. По прошествии почти 30 лет с момента распада советской системы религиозное многообразие стало самостоятельной категорией, меняющей облик российской провинции, а в будущем и страны в целом.
Роман Лункин
Православные консерваторы и общество: движение «Cорок сороков»
Одним из ярких явлений в российском обществе стало движение «Сорок сороков», которое воспринимается в либеральной среде как наиболее радикальное и вызывающее, хотя мало кто знает реальные взгляды его лидеров. Как и другие, более мелкие движения и проекты, такие как «Божья воля», отдельные известные активисты (как Иван Охлобыстин), Союз православных граждан, «Сорок сороков» сочетает защиту библейских ценностей с критикой либерализма и антизападной конспирологией. В отличие от других движений, «Сорок сороков» стало реально действующей демократической общественной силой (проявлением гражданского активизма, низовой демократии), которая работает с молодежью и проявляет себя в публичных акциях (по защите, к примеру, земельных участков для строительства православных храмов, в манифестациях в пользу антиабортного законодательства, в стычках с «антицерковными» силами, как писала пресса, в «избиениях либералов на Торфянке» и т.д.). Можно без преувеличения сказать, что таких религиозных общественно-политических движений в России больше нет.
Своими основными целями «Сорок сороков» считает: защиту традиционных ценностей, защиту храмов, развенчание мифов о том, что православие религия слабых и интеллигенции (спортивные проекты), борьба с язычеством (язычество считается в движении легко воспринимаемой русским народом альтернативой православию и сектам). С начала «Сорок сороков» была только московской организацией, но к 2017 году стала активно развиваться в регионах.
Отправной точкой для создания движения, по словам его организаторов, стало выступление группы Pussy Riot в Храме Христа Спасителя 21 февраля 2012 года и последующая критика в адрес Церкви (статья основана на интервью, которое автор взял у лидера движения Андрея Кормухина в декабре 2016 года). Активисты движения решили создать силу, которая защитила бы православие (официально движение создано в 2013 году) в эпоху постхристианства в Европе. Это третья эпоха после гонений на раннехристианские общины и Константиновской эпохи, когда евангельская вера пронизывала все сферы жизни общества. Дьявол решил доказать, что Бог был несправедлив к сатане и что человек сам себя уничтожает. Западная цивилизация, по мнению лидера «Сорок сороков», подвергает сомнению евангельские заповеди и нивелирует понятие «грех». На первый план выдвигается «трансгуманизм», где человек поставлен во главу угла. Формально эта система основана на благих намерениях защиты прав человека, но в итоге «англосаксы плюют на ООН и на самих себя, бомбят все страны, которые хотят, плюют на право, которое строилось на христианстве, пропагандируют однополые браки и гомосексуальный фашизм». Запад, по словам Кормухина, пугают в настоящее время именно христианские ценности, альтернатива, которую предлагает Россия: «Ничего другого опасного для Запада у нас нет. Экономической модели, как в эпоху Коминтерна, нет. Культурных ноу-хау тоже уже нет. Патриарх Кирилл во время своего посещения Франции в 2016 году говорил о традиционных ценностях так, как сами католические прелаты не могли бы сказать об этом открыто».
Несмотря на восприятие России как страны с богатой традицией православия, в «Сорок сороков» подчеркивают, что Российская Церковь — молодая. Исторически были нарушены связи Церкви и государства, как до революции, так и в советское время. В 1990-е годы РПЦ стартовала с менее выгодных условий, чем те, которые были у других христианских конфессий, обладавших технологиями и финансовыми ресурсами. По словам Кормухина, распространение других конфессий было размыванием традиции перед внедрением трансгуманизма. В постсоветское время в православие пришла интеллигенция, неофиты, люди невоцерковленные, а также молодое духовенство, не терпящее компромиссов.
Сейчас, по мнению Кормухина, наступил переломный момент истории РПЦ в современной России. Церковь победит, если сумеет организовать эффективную миссию. Как отмечает Кормухин, «у нас не было опыта миссии, все потеряли в советское время, а до революции 1917 года не думали о миссионерстве. Церковь выезжала на багаже прошлого. Зачем миссия в государстве, где все православные?». После распада СССР в Церковь также приходили случайно — строится храм, и он заполняется народом. С обществом никто не работал. И к началу 2010-х годов появляется поколение, с которым никто не разговаривал о Боге: «В школу не пускали гуманисты из Минобразования, на улицу не шли, так как боялись и не умели работать».
Оценки лидера движения «Сорок сороков» во многом совпадают с выводами социологических исследований о роли РПЦ в обществе. По словам Кормухина, дело в том, что Церковь к 2010-м годам достигла своего потолка (5-10% практикующих верующих). Другая часть общества тоже не стояла на месте, «развивалась и постепенно становилась винтиками в рамках идеологии трансгуманизма и комфортного общества потребления» («бигмаком и отдыхом в Турции сатана заменяет реальный духовный мир»). Большинство людей и живет как в матрице: ты едешь подписывать важный контракт, сбиваешь вдруг человека, и вот тогда вдруг реальный мир вторгается в твою жизнь».
Ощущение окружающей социальной несправедливости также является частью идеологии «Сорока сороков». Изначально Бог создал мир, где все живут в справедливости и где всего достаточно. По словам Кормухина, мы же живем в несправедливом обществе, где «грабят страну, пилят бюджет, и думают, что они живут, но они несчастны. Для счастья ведь много не надо». Православный человек — по определению счастлив, так как он узнает свою цель после смерти, когда спасет свою душу, а пока он находится с Богом везде.
Как заниматься миссией в современном обществе? Движение «Сорок сороков» дает на этот вопрос довольно аполитичный ответ. В миссионерстве должно быть меньше «самости» и больше Бога. На Западе думают, что могут сами созидать свое общество, а поэтому, как отмечает Кормухин, «скатываются в ордена», но это неправославный путь. В этой связи движение «Сорок сороков» — уникальный институт, который не ставит своей целью создать могущественную организацию, а стремится развивать горизонтальные связи. В рамках движения не выстраивается система дисциплины или наказаний. Ставка делается на добровольцев.
На протяжении нескольких лет, начиная с 2012 года, после громких выступлений и силовых акций, ярлыков «боевого отряда РПЦ», «неофашистов» и «молодой гвардии патриарха Кирилла» в прессе и социальных сетях, «Сорок сороков» сформировалось в виде традиционалистского консервативного движения. Как подчеркивает Андрей Кормухин, «наша первая задача — это создание миссионерского консервативного движения, в котором не будет ни ереси, ни обновленчества, а только незыблемое православие». Второй задачей организаторы считают слом общественных стереотипов о православии. Большая часть граждан полагает, что РПЦ не должна занимать активной позиции вне ограды храмов, все должно оставаться внутри, а вне церковных стен пусть будет светское государство. Однако, отмечают активисты, «даже в таком светском обществе каждый имеет право защищать свои ценности».
Отмечая неготовность общества к восприятию активного православия, лидер «Сорок сороков» делает противоречивый вывод: «Если большинство людей исповедует традиционные ценности, то они и должны быть главными в обществе. Тогда как либералы полагают, что в светском обществе государство закладывает духовно-нравственные ориентиры. Но государство не эфемерно, а состоит из конкретных людей». Фактически активисты предполагают, что под «либеральным гнетом» общество находится в спящем состоянии и надо его только разбудить: «Мы чувствуем, что Христос за нас пострадал, и Он — абсолютный авторитет, а кто вы такие, чтобы диктовать нам духовные ориентиры».
Как официальная Церковь относится к движению «Сорок сороков» и как сами активисты воспринимают поддержку Церкви? С середины 1990-х годов, когда РПЦ дистанцировалась от Союза православных братств и была осуждена деятельность Преображенского братства свящ. Георгия Кочеткова, руководство Московской патриархии никогда напрямую не поддерживало никакие даже самые лояльные Церкви организации. Самой безопасной сферой сотрудничества, которая не нарушает корпоративной целостности и безопасна политически для РПЦ — это охрана мероприятий, крестных ходов, визитов патриарха. Однако у Андрея Кормухина сложился и личный контакт с патриархом Кириллом, который понял значение движения, положительно воспринял идеи «Сорок сороков». По словам Кормухина, нельзя сказать, что у движения со всеми православными иерархами хорошие отношения, но с высшим церковным руководством есть консенсус. Проблемы возникали в самом начале, когда движение пытались «приструнить и вписать в структуры РПЦ», особенно, в регионах, где привыкли, что какие-либо инициативы есть только при епархии и при храмах. «Сорок сороков» осталась непонятной для многих епископов организацией, которая живет своей общественной жизнью.
В адрес движения «Сорок сороков» поступали угрозы от православных иерархов из-за несогласованных акций, стремление навязать движению духовника, отчего лидеры принципиально отказывались. В рамках общественного движения всегда есть угроза возникновения конфликта интересов, когда духовник благословляет деятельность движения в целом, а, к примеру, личный духовник каждого человека может выступить против. Как отмечает Кормухин, «для православного человека — спасение души превыше всего, каждый отвечать будет перед Богом, а не перед организацией. Поэтому никто в движении удерживать человека не будет». Кроме того, когда в «Сорок сороков» стали вступать люди из регионов, то оказалось физически невозможно иметь духовника для всего движения.
Патриарху Кириллу и другим иерархам «Сорок сороков» объясняет свое место в Церкви так: «мы можем позволить себе публичную акцию и крепкое словцо, мы инициатива снизу, которую нельзя загонять в какие-то рамки бюрократических структур РПЦ. Хотя все равно враги будут связывать нас с РПЦ и обвинять в этом Церковь». С патриархом Кириллом по этому поводу у «Сорок сороков» не было конфликтов. «Он понимает, что в обществе должна быть сила, которая представляет Церковь. Мы имеем право на ошибку, отстаивая традиционные ценности, а вот РПЦ не простят ничего». Хорошие отношения у движения сложились с информационным отделом и с отделом по социальному служению РПЦ, движение согласовывает некоторые свои акции с представителями отделов. «Если Церковь скажет, что мы не имеем к ней отношения, то мы прекратим свое существование. Мы сектантами быть не хотим», подчеркивает Андрей Кормухин.
Политическая позиция движения «Сорок сороков» довольно расплывчатая, его лидеры хотят сохранить определенный нейтралитет. Движение тяготеет к государственническим православным ценностям, но не готово поддерживать партию «Единую Россия», объявляет идеалом православную монархию («византийская экономика существовала без прибыли и спекуляций, как социалистическая модель»). Но и антидемократическим это движение не назовешь, так как оно основано на праве инициировать гражданские акции в интересах православия. Сам Андрей Кормухин лишь многопартийную систему считает не подходящей для России, так как она предполагает много компромиссов с «обществом потребления»: «членом движения можно быть до тех пор пока Бог на первом месте, а не политика и политические лозунги».
В сознании «гвардейцев патриарха» довольно своеобразно переплетаются черты православной веры и гордости за достижения коммунистической эпохи. В мировоззрении Андрея Кормухина идеи социальной концепции РПЦ об идеальной византийской модели, речи патриарха и декларации Всемирного русского народного собора предстают в обостренном виде, где противоречия очевидны, но не замечаются самим носителем мировоззрения. Византийская православная государственность стала разрушаться, по мнению Кормухина, Петром Первым, который «уже бесом приехал из Голландии». Советская система была «обезьяной Бога», но при этом большевики открыто говорили о своих преступных целях, а к белому движению больше претензий, так как оно предало Царя и Россию, совершив клятвопреступление. При этом, трудно объяснить, кроме повторения каких-то массовых стереотипов, суждение лидера движения о том, что «Сталин установил крепкую дисциплину и восстановил институт семьи. Когда поколение, воспитанное в православной вере или православными родителями, умерло, то Советский Союз и распался. Пришли гайдары и чубайсы, которые стали рушить страну». Однако стоит признать, что для традиционалистского движения опора на «советские ценности» также своего рода неизбежность — без этого «православная традиция» не будет близка и понятна постсоветскому поколению, родившемуся до 1991 года.
Помимо политики, дистанцируется движение также и от социальной миссии как «ловушки» для православия, так как это также повод для церковных структур уйти от «переформатирования» общества, заниматься только благотворительностью. РПЦ стала заниматься социальной работой, так как столкнулась с «агрессией элит в 1990-е годы», а гражданская активность стала дополнительной и необязательной опцией, отмечают в «Сорок сороков».
К социальному служению, к политике, к гражданским акциям «молодая гвардия патриарха» относится с позиций христианского фундаментализма, который ориентирован на защиту библейских ценностей и евангелизацию — миссию. Такие же позиции занимают ряд католических движений в Польше, в Италии или во Франции и США (Движения «За жизнь», «Радио Мария», «Promouvoir» — «Содействие» во Франции и т.д.), баптисты и пятидесятники из числа протестантских конфессий в России.
В духе такого евангелизма Андрей Кормухин отмечает, что « Церковь должна идти на улицы, а не приглашать к себе. Нельзя соревноваться с трансгуманизмом, надеясь, что кто-то сам придет к тебе в храм. Надо самим предлагать форматы, которые заинтересуют людей». Правда, католиков и протестантов Кормухин считает еретиками, но изгонять их страны не призывает. По его словам, с ними можно сотрудничать по общественным вопросам, хотя он и против прозелитизма (у «Сорок сороков» есть контакты с итальянскими католиками). Именно протестанты в глазах лидеров движения являются в большей мере «западным проектом», предлагаемым взамен православия для России (поэтому и Кормухин повторяет мифы о «работе инаковерующих на западные спецслужбы»). Только православные ценности в начале XXI века, по мнению активистов, помогут России пройти по краю, как вымирающей нации.
Отрицая социальное служение как «панацею», между тем, движение делает все для того, чтобы «вымирающая нация» выживала. Как и все настоящие фундаменталисты, «Сорок сороков» на самом деле очень активна именно в социальной сфере. К примеру, движения против абортов существовали в Москве еще с начала 2000-х годов, патриарх Кирилл еще в 2012 году выступал в Госдуме РФ с просьбой принять соответствующее законодательство. Однако только движение «Сорок сороков» смогло собрать несколько тысяч человек 24 октября 2016 года на гражданское стояние против абортов «Битва за жизнь» на Суворовской площади. Инициаторами акции были движения «За жизнь», «Православные добровольцы», «Женщины за жизнь», но именно «Сорок сороков» было главным организатором участников из столицы и регионов. Вдохновляли активистов сам Андрей Кормухин (отец 9 детей) и координатор движения «Сорок сороков», чемпион России и Европы по боксу Владимир Носов. По словам Кормухина, довольно странно, что об этом событии написали, в основном, светские СМИ, а не православные: «Многие в РПЦ говорят, что только на исповеди можно отговаривать от абортов, но это только небольшой процент — пять процентов, а что остальным 95% делать, как их затащить на исповедь?».
По словам лидера движения, «Мы готовы воспринимать разные модели, которые покажут, как приводить людей в храмы и отстаивать традиционные ценности. Но если вы ничего не делаете, то и не надо нам указывать». «Сорок сороков» проводили кубок свт. Николая Японского по единоборствам среди молодежи, за что также были раскритикованы многими священнослужителями, так как «православие и мордобой несовместимы». Спортивные состязания стали одной из форм привлечения молодежи в движение через бокс, военно-патриотические клубы и другие спортивные проекты. Регулярно проводятся Сороченские встречи, это дискуссии с известными священниками (прот. Дмитрий Смирнов, прот. Андрей Ткачев и т.д.), просмотр фильмов (например, фильм «Сын» про ювенальную юстицию). Составной частью социальной миссии движения являются также поездки с гуманитарной помощью на Донбасс и в Сирию.
Всего в рамках движения «Сорок сороков» около 200 активистов в Москве, 2-3 тысячи присутствует на мероприятиях, около 10 тысяч сторонников в Москве и близлежащих регионах. В одних случаях само движение не хочет создавать отделения в регионах, в других этому препятствуют епархии. «Информационную атаку» против движения «Сорок сороков» в светских СМИ в движении объясняют тем, что все сразу обратили на него внимание, ведь до этого в публичном пространстве «на православном поле были одни фрики». По словам Кормухина, к примеру, члены движения отнюдь не националисты и не антисемиты, как пишет светская пресса — движение вправе поднимать проблемы мигрантов (позиция «Сорок сороков»: «больше рожать своих детей»). Патриотизм, национализм — это «симулякры, которые могут быть сатанизмом, если они без Бога на первом месте».
Для общества, где большую роль играет Церковь, совершенно естественно иметь общественные движения, которые в той или иной степени защищают ее интересы. То, что этого долгое время не было — это нонсенс, симптом нездоровья, как Церкви, так и общества. Волонтерские проекты в епархиях довольно поздно стали выполнять похожую функцию, наряду с социальными задачами (Служба добровольцев «Милосердие» в Москве, существующая с 2006 года, долгое время была единственной). Общественные активисты, наряду с теми, кто вовлечен в социальные проекты РПЦ, напоминают государственно-церковному истеблишменту о его ответственности перед обществом, восстанавливают религиозную суть Церкви с нуля, РПЦ как гражданскую силу и миссионерское движение. Политизированные, националистические движения перерождаются в молодежные спортивные и музыкальные клубы, социальные проекты, в которых защита интересов Церкви, в том числе в политической сфере, наполняется реальным содержанием по мере отказа от «образа врага» в пользу миссии.
Роман Лункин
Российский протестантизм и русская культура: в поисках христианского идеала
Страдания объединили христиан в советский период, гонения породили мучеников и исповедников в самых разных конфессиях. Протестанты и православные — наследники гонимых церквей — никак не могут считать себя врагами и лишь отчасти могут быть религиозными конкурентами. РПЦ со своей последовательной антисоветской позицией никогда официально не называла консервативных баптистов и пятидесятников «сектантами», а со временем была вынуждена пойти на диалог и с «новыми» церквями 1990-х годов (особенно активно с 2009 года, когда главой Отдела внешних церковных связей стал митр. Иларион). Итогом жизни в СССР стало не только совместное мученичество, но и то, что протестанты интегрировались в советское общество, также как и Московская патриархия — в виде лояльности или фронды по отношению к советской власти.
После распада Советского Союза христианские церкви и религия в целом стали инструментом освобождения от постсоветских мифов и формирования нового христианского мировоззрения. Российский протестантизм ворвался во все сферы общества вместе с возрождением РПЦ. Сосуществование с демократической и миссионерски активной формой христианства оказывает большое влияние на социальное служение и миссию РПЦ. Протестантизм также испытал влияние общественных настроений — отказался от западничества и стал во многом исповедовать государственничество. Эту работу по изменению образа христианства в России протестантизм не смог завершить в начале ХХ века и делает это сейчас.
Российское христианство разделилось в 1990-е и 2000-е годы на две части по своим социально-политическим функциям — на идеологическое в лице РПЦ и социальное — в лице протестантизма и частично католицизма. По существу довольно долго протестанты воспринимали себя как миссию, дополняющую православную, а РПЦ не давала поводов для того, чтобы можно было назвать ее милосердной и близкой к нуждам простого бедного человека. В 2010-е годы РПЦ и протестанты стали развиваться на равных в сфере социального служения, основываясь на одинаковых принципах, негласно перенимая опыт друг друга. Однако влияние протестантизма на социальную сферу оказалось огромным (протестанты лучше всего занимаются реабилитацией наркозависимых, пропагандой здорового образа жизни, организацией молодежного спорта, благотворительных фондов).
Советская атеизация и модернизация общества во второй половине ХХ века подготовили благоприятную почву для роста протестантизма — целый культурный слой предпринимателей и часть технической и гуманитарной интеллигенции. В протестантизме она реализовала свой скепсис по отношению к РПЦ и надежды на демократическое развитие страны в будущем. Однако во многом протестанты разошлись с демократической интеллигенцией в ее взглядах на христианство и роль церкви при демократии, несмотря на то, что баптисты и пятидесятники часто вместе защищали права человека с диссидентами из Хельсинкской группы. В этом протестанты стали союзниками консервативных православных. Эту позицию «христианского сопротивления» ярко и емко выразил православный литературовед профессор Иван Есаулов в своей книге «Постсоветские мифологии: структуры повседневности» (М., 2015): «Советские диссиденты 70-х годов, за редкими, очень редкими исключениями, были настроены не только антисоветски, но и антирусски (чего решительно нельзя сказать ни о Первой эмиграции, ни о Второй). И даже те из них, кто вошел — в качестве «протестного акта» — в лоно Русской Православной Церкви, рассматривали этот шаг как своего рода вызов истории. Не советской, но, гораздо чаще, именно русской истории. Отсюда странная, на первый взгляд, мешанина из декларируемых христианских позиций и стремления к радикальной ревизии не советских установок в целом (здесь, напротив, тщательно отделяется «плохое» сталинское от «хорошего» интернационального ленинского), но к ревизии именно русской истории как таковой; в том числе, и ревизии истории Русской Церкви. Речь идет в данном случае не о критике тех или иных недостатков исторической Церкви, будь то преследования старообрядцев или сервелизм перед советской властью в годы гонений на христиан в СССР. Имеется в виду кардинальный пересмотр, суть которого лучше всего с бесхитростной простотой выразил вовсе не церковный диссидент, а потомственный советский пропагандист, ныне весьма преуспевающий в РФ телеведущий Вл. Познер: «скверно уже то, что русские в свое время приняли именно Православие. Так что мое христианское сопротивление <…> не имеет ничего общего с такого рода советской — по своему происхождению — диссидентурой. <…> Это неприятие не только того, что происходит «дома», в РФ, но и той «дехристианизации», что совершается на христианском по своему происхождению Западе». Под этими словами Есаулова могло бы подписаться и большинство нынешних протестантских служителей.
В этическом смысле представители мелкого и среднего бизнеса в больше степени желали быть «честными», так как сами страдали от нечестности экономической системы (православие такой «честности» предоставить не могло, да и не требовало ее). Однако сами протестанты отмечают, что трудовая этика не до конца прижилась в евангельском движении — предприниматели искали формы, где бы неуплата налогов была «меньшим злом», в пятидесятничестве трудовая этика ушла на второй план перед лицом стремления к «процветанию» и эмоциональным «духовным дарам».
В культурном отношении протестанты фактически без труда завоевали постсоветское российское общество — без Реформации православия и трансформации основ общественного сознания. Еще до революции 1917 года повседневная жизнь жителей Российской Империи была, по сути, мало связана с пониманием церковного вероучения, но во многом формально зависела от приходской жизни и круга праздников. В советское время был утрачен и церковный строй жизни, православный смысл (или смыслы) русской литературы, живописи. Тем более была прервана традиция богословия, социального измерения православного христианства. Можно сказать, что протестантизм, сам прошедший горнило репрессий, пришел в чистое поле — естественным инструментом миссии стала популярная культура, «попса», работа с субкультурами, преодоление псевдоправославных стереотипов о «сектах». Такие же методы пришлось использовать и православию. Наиболее близким к православию по своему отношению к культуре, классической музыке, в особенности, стало лютеранство (Церковь Ингрии и Евангелическо-Лютеранская церковь, которая только к 2010-м годам встала на ноги после массовой эмиграции немцев и ставшая русской).
Культурная интеграция евангельского движения зашла наиболее глубоко в сфере национальной миссии среди коренных народов России. Финно-угорские народы, народы Крайнего Севера, тюркские народы создали свои национальные протестантские церкви, общины, которых нет в отдельных случаях у РПЦ. Никто не может сказать, что культура марийцев или якутов — это не русская (российская) культура. Все они входят в наш «русский мир». Многонациональность сделала протестантизм частью российского пространства.
Российские пасторы прошли путь от стремления реформировать православие или мимикрировать под него, подражать, до осознания своей самостоятельной роли рядом с РПЦ, в православно ориентированном обществе. Об обновлении православия и реформации писал еще лидер евангельских христиан Иван Проханов. В 1990-е годы большинство служителей также надеялись на диалог с РПЦ и евангелизацию православия с тем, чтобы вместе изменить страну. В русле поисков своего исторического места были также и отдельные попытки стать «православными протестантами» — создать церковь с православным обрядом, использовать иконы, носить рясу с крестом и бороду. Иллюзии изменения РПЦ, диалога с православием рассеялись. Однако осталась символика, которая позволяет быть на одном политическом уровне с представителями РПЦ — повсеместно объединения церквей именуются епархиями, старшие пасторы епископами, некоторые архиепископами, есть Дома молитвы, построенные в православном стиле.
Постсоветским феноменом стало то, что в российском обществе появилось и укрепилось общероссийское движение, принципиально приверженное демократическим ценностям и ориентированное на развитие институтов гражданского общества. Таким движением стал протестантизм — приверженность демократии, правам человека и рыночной экономике выражена в Социальных концепциях пятидесятников, адвентистов и в общепротестантской концепции. Но жизнь протестантов наполнена не только проповедью, социальной работой и «честным трудом» в духе протестантской этики. Евангельское движение — это олимпийские чемпионы, певцы, побеждающие в шоу «Голос» на Первом канале и в других конкурсах, рэп и рок-группы, хоровые коллективы, многодетные семьи, получающие ордена, фермеры, чиновники, политики в регионах, бизнесмены. Уже есть отдельные богословы (пятидесятник Михаил Дубровский) и общественные деятели (бывший глава Союза баптистов Юрий Сипко известен демократическими проповедями).
Попытка выработать свою демократическую патриотическую программу и найти свое место в истории происходит также в ходе Евангельских Соборов, которые протестантские общины, в основном, пятидесятники, проводят с 2010 года (материалы соборов размещены на портале http://evangelicals.ru). Соборы были посвящены самым разным темам: идентичности (2010), перманентной Реформации (2011), Будущему Церкви (2012), Церкви в мегаполисе (2013). В связи с украинской ситуацией проведение соборов было прервано, но постоянной традицией стало издание религиозно-философских тетрадей не только по итогам соборов, но и церковных конференций.
Наиболее показательным по числу поставленных задач и откровенно поднятых вопросов стал Первый Евангельский собор 2010 года. Уже тогда в тезисах собора отмечалось растущее отчуждение церквей России от других церквей постсоветского пространства, в том числе из-за политических событий в Украине, Грузии и странах Балтии. «Оранжевые» революции вызвали критику со стороны российских собратьев за участие местных церквей в политике, а русские церкви моментально стали восприниматься в качестве потенциально опасных проводников «западного влияния» в глазах российских властей.
Однако несмотря ни на что в 2010 году протестанты заявили о своем стремлении защитить идентичность и единство русскоязычного пространства евангельского движения. Как подчеркивали организаторы, «Особенно важно, что таким образом мы создадим механизм защиты от попыток «встроить» евангельское движение в привычную, и потому легко возобновляемую византийскую модель». Для преодоления византийского толкования истории соборяне ввели понятие «евангельского духа», связанного со свободной «неклерикальной» проповедью Евангелия. Эту теорию о борьбе византизма и евангелизма еще в 1990-е годы развивала Ассоциация «Союз христиан» во главе с Игорем Никитиным (умер в 2015 г.). Она позволяла подчеркнуть национальный характер протестантизма при отсутствии разработанного богословия и укорененности евангельских христиан в пределах Святой Руси, на исторической территории православия. То есть, по сути, позволяла найти то, чего не было:
«Действие евангельского духа в российской истории можно проследить задолго до князя Владимира — так, например, Он дышит в деятельности княгини Ольги и тех купцов, которые еще до официальной даты Крещения Руси строили в Новгороде, Киеве и других городах Гардарики (Руси как страны городов. —
Присутствие евангельского духа несомненно в жизни и деяниях великого князя и ученого Ярослава Мудрого и смиренного подвижника Сергия Радонежского; многочисленных нестяжателей и московско-новгородских реформаторов; питерской интеллигенции, ищущей в формалиновом православном государстве Победоносцева живое слово Евангелия, и многих-многих других подлинных христиан» (Направления развития Евангельского движения. Постсоборные тезисы, 2010).
Работу по формированию своей идентичности было решено на Первом соборе вести по трем направлениям: преемственность от «Апостольской эпохи и Новозаветной Церкви вплоть до сегодняшнего дня», надконфессиональность («Требуется поставить евангельскую, даже более того — христианскую идентичность выше конфессиональной, не говоря уже о юрисдикционной, принадлежности…»), неразрывная связь российского евангельского движения с русскоязычными евангельскими церквями за рубежом, а также — с евангельским движением в мире в целом.
Протестанты также видели свою роль в развитии и процветании «русского мира». Первый собор поставил задачу приглашать на соборы «лучших представителей» русскоязычного евангельского движения со всего мира и «формировать собственное представление о том, что есть Русский мир».
Украинский теолог Михаил Черенков, участник Второго евангельского собора 2011 года, писал по его итогам: «Для большинства идеологов «русского мира» православие и русский язык являются общими и обязательными скрепами, но для евангельских христиан не менее очевидны другие принципы: культурный и конфессиональный плюрализм, свобода идентификации, гетерогенность культурного и культового пространства. Мосты общения между народами, пережившими трагедию советского эксперимента, связанными языком и опытом совместной жизни, нужно строить таким образом, чтобы в полученном пространстве общения каждый субъект мог сбыться, а не забыться, найтись, а не потеряться, послужить другому, а не использовать соседа. Так что в поисках общности и в открытости к дружбе народов и культур, евангельские христиане сознательно отстраняются от политики, и сдвигают дискуссию о «русском мире» в сторону духовной культуры». Вместе с тем, российско-украинский кризис после 2014 года резко политизировал понятие «русского мира», сделал его символом «агрессии» для большинства украинских протестантов, посеял вражду между церквями России и Украины. Построение «русского мира» как в православном, так и в протестантском варианте оказалось под вопросом и, возможно, теперь отложено на несколько десятилетий.
Помимо сложностей с определением «русского мира» и места протестантов в нем, возник и целый ряд других проблем. Евангельские соборы так и не превратились в общепротестантские для России и стран СНГ Главным организатором соборов так и остался Российский объединенный союз христиан веры евангельской (РОСХВЕ), то есть пятидесятническая структура. Российский Союз баптистов в 2015 году даже вышел из Совета глав протестантских церквей России из-за скрытого недовольства первенствующим положением в нем главы РОСХВЕ епископа Сергея Ряховского. Помимо этого, протестантам на высшем уровне удалось встроиться в ныне существующую «византийскую модель»: С.В. Ряховский входит в Общественную палату РФ с 2006 года, как и в президентский совет по религиозным объединениям. Многие представители РОСХВЕ, как иногда и баптистские пресвитеры, в регионах входят в местные общественные палаты и советы при губернаторах. Сотрудничество российских лютеран, баптистов и пятидесятников с РПЦ ведется через ОВЦС и Христианский межконфессиональный комитет (ХМКК) стран СНГ и Балтии. Протестантские лидеры выступают с позиций полной солидарности с руководством РПЦ и президента В. Путина (Союз баптистов РФ в 2015 году осудил революцию евромайдана 2014 года в Украине как «мятеж», церковь «Живая вера» в Пензе посылала помощь Новороссии и поддержала переход Крыма в РФ). Возможность принадлежать к политическому истеблишменту среди рядовых пасторов воспринимается как ценность сама по себе после десятилетий планомерного уничтожения церквей в советские годы. Кроме того, в этом также есть элемент укоренения протестантизма на российской почве, поисков своей идентичности в рамках российского политического мировоззрения. Антизападная кампания и конфликт с Украиной значительно повредили образу протестантов в обществе: в масс-медиа их стали представлять как «проводников революций» и «американских агентов». Пятидесятников или адвентистов все реже, но упоминают в антисектантских сюжетах и статьях. Однако поскольку сами евангельские общины и их лидеры не дают повода для каких-либо обвинений любые упоминания протестантов в «сектантском» контексте воспринимаются как анахронизм советского периода.
Можно сказать что «инкультурация» протестантизма в России, по-прежнему неуклонно продвигается по следующим направлениям:
1. Собственно культурное укоренение на русской почве — осознание протестантами своей принадлежности русской исторической традиции, русской духовности и ментальности.
2. Осознание протестантами своей ответственности за судьбы родины, своей обязанности и способности изменить Россию к лучшему. Формирование русского протестантского патриотизма, предполагающее свое специфически протестантское национальное чувство.
3. Признание русским общественным мнением, русским национальным сознанием протестантов и протестантской субкультуры своей неотъемлемой частью. (См.: Струкова А.С., Филатов С.Б.
На новом витке истории протестантизм бесспорно преумножит свои постсоветские достижения участием в демократическом становлении России, когда в публичном пространстве снова открыто будут обсуждаться вопросы гражданского переустройства страны. Протестантское почвенничество, соединенное с трудовой этикой, проявит себя, прежде всего, в политике, экономике, а, к примеру, в литературе и культуре в целом снова и скорее, чем православные, может поставить вопрос о свободе, о «личном Боге» и личной ответственности русского человека. Происходящее сейчас на деле является не подспудной реформацией православия или русской культуры, и отнюдь не противостоянием и конкуренцией протестантов с РПЦ, а в намного в большей степени — исправлением и перевоспитанием искаженного советского человека с его мифом о патерналистском лицемерном обществе, равнодушном к вере.
Роман Лункин
Протестантская миссия в мегаполисе: отношение общества к большой церкви
Одной из отличительных черт больших городов стали, в том числе, и большие церкви, которые совсем не похожи на приходы и небольшие общины прошлого с размеренным посещением богослужений и проведением совместных мероприятий. Для того чтобы сохранять людей и развивать общину в условиях постсекулярного общества, требуется применение особых технологий: социальной системы, которая работает внутри церкви и вовне ее на разных уровнях реального и виртуального пространств (феномен онлайн-церкви, сетевой структуры). В применении таких технологий в мире, безусловно, преуспели протестанты (евангельское движение ХХ века и его яркие представители — пятидесятники), но католики и православные во многом по такой же схеме выстраивают свою приходскую и миссионерскую работу.
Одним из ярких примеров, который показывает практически все возможные стороны городской мегацеркви и ее структуру, является одна из крупнейших церквей Москвы — пятидесятническая церковь «Благая Весть» (входит в Российский объединенный союз христиан веры евангельской — РОСХВЕ, Ассоциация церквей ХВЕ «Благая Весть», старший пастор — Рик Реннер, администратор — Андрей Васильев). Наряду с этой церковью, можно назвать и другие крупные пятидесятнические движения-церкви в столице — «Слово Жизни» (пастор — Исхоэл Маатс-Ола), «Церковь Божия» (пастор — Сергей Ряховский), Церковь Большого города (пастор — Иван Боричевский), но именно «Благой Вести» удалось сформировать значительную онлайн-общину.
«Благая Весть» была создана пастором Риком Реннером, который стал работать на постсоветском пространстве почти сразу после развала СССР. В 1992 году он основал церковь в Риге, в Латвии, но остался проповедником в американской церкви в Талсе, в Оклахоме. Как отмечается на сайте семьи Реннеров, «Перелет семейства Реннеров в Латвию можно сравнить разве что с эпизодом из фантастического фильма, где герои на машине времени перемещаются из будущего в прошлое, и с трудом пытаются адаптироваться к новой действительности. Таким выраженным был контраст между благополучной Америкой и неустроенной постсоветской действительностью с ее пустыми полками магазинов. Народ находился в глубоком духовном кризисе. В стране, в которой десятилетиями насаждался атеизм и безбожие, царил хаос. В тот момент, когда рухнул «железный занавес» коммунизма и советский народ лишился кумиров-вождей, стал очевиден тот факт, что люди за время коммунистического правления стали духовно бедными и осиротевшими, в их сердцах открылась жажда не только правды, но и познания живого и настоящего Бога».
Активную роль в миссии и Церкви играет супруга Рика — Дэнис и его сын Павел. У Рика и Дэнис Реннер — три сына и семь внуков, супруга сына Павла Реннера — Полина Свешникова — руководит служением «Супер-мама» в церкви «Благая весть». Дэнис Ренер — в прошлом оперная певица и создатель женского движения «От сердца к сердцу». Телевизионные программы Рика Реннера транслируются в США, Европе, Азии странах СНГ и Балтии. С 2009 года действует церковь «Благая Весть» в Киеве, продолжает развиваться и первое служение Реннера в Риге.
Поделиться книгой: