Дети Бемби

Запоздавшие светлячки танцевали над лугом, взлетали вверх, опускались вниз, блуждая в зарослях.

— Кто бы это мог быть? — удивились дети.

— Они помчались к мамам.

— Только посмотрите, как красиво! — закричала Лана, а Бозо взволнованно прошептал: «Как прекрасно!»

Мертвый отец был забыт.

— Мама, — Гурри первой налетела на Фалину, — откуда взялись эти огоньки?

— Посмотри наверх, показала Фалина на небо. — Там сверкает бесчисленное количество огоньков, очень маленьких и побольше, и все они живые. Некоторых из них одолевает любопытство, им хочется знать, как идут дела здесь, внизу. Им мало наблюдать за нами издали, как это делают другие. Они летят вниз. Но это безумцы, каких мало.

— Почему безумцы? — допытывался Гено.

— Видишь ли, это делают самые маленькие и самые молодые, — продолжала рассказывать Фалина. — Но расстояние слишком велико, и на обратный путь от усталости у них сил не остается. Потому что вниз лететь легко, а вот наверх ужасно утомительно.

— Что бывает с ними потом? — спросила Гурри.

— Они перестают светить и умирают.

— Как это печально, — оказал Гено, — родители должны их предостерегать, должны им запрещать летать вниз.

— Любопытных, непослушных детей предостеречь невозможно, а запреты помогают еще меньше, — сказала Фалина.

— Ты слышишь, Гурри? — напомнил Гено.

— Я восхищаюсь ими! Они храбрецы! — заявила Гурри.

— Зачем нужна храбрость, если потом приходится умирать? — возразил Гено.

— Это прекрасно, — восторгалась Гурри, — это так прекрасно, что даже завидно!

— Безопасность и жизнь, — упорствовал Гено, — это и есть самое прекрасное.

Дети побежали вслед танцующим огонькам. Матери снова остались одни.

— Кто тебе про них рассказывал? — спросила Ролла.

— Ты о ком?

— Об этих, об огоньках.

— Моя мама рассказывала мне про них, когда я еще была маленькой, — ответила Фалина. — Я тогда точно так же удивилась, как наши дети. Я до сих пор волнуюсь, когда вижу эти заблудившиеся огоньки.

— Ты заметила, они появляются только один раз, — сказала Ролла, — только один раз, когда все зеленеет, когда пахнут травы и поют птицы и снова слышна кукушка.

— Разве?

— Да, Фалина! И все время, пока их нет, я чувствую всей душой, как долго тянется время, а потом нас охватывает томление, которое не превозмочь. И тогда рогачи начинают нас нежно баловать. Светлячки для меня — первые вестники.

— Такое мне никогда не приходило в голову, — ответила Фалина, — ты, однако, все время думаешь об этом.

— На этот раз никакого томления у меня не будет, — торжественно сказала Ролла.

— Кто знает, кто знает, — откликнулась Фалина.

— Я не верю, — сказала Ролла тихо, — после того, как Он ударом грома убил моего мужа. О! Мне никогда не забыть, как мой муж лежал тогда в луже крови и не шевелился. С того утра я боюсь томления!

— Ты же сама говоришь, что перед томлением невозможно устоять.

— Именно поэтому! — стыдливо созналась Ролла.

Невдалеке с радостно закричал Гено:

— Вот здесь! Здесь! Вот здесь упал огонек!

Остальные подбежали к нему и обступили светлячка, который лежал в траве и еле светился.

— Ну что, глупый ребенок, — сказал ему Гено, — для чего ты пустился в это безумное путешествие?

— Храбрый маленький посланец неба, — прошептала Гурри, — отдохни! Отдохни как следует! До дому далеко, а путь такой трудный.

— Он не вернется домой, — сказала Лана, а Бозо объяснил:

— Он очень устал.

— Поэтому он должен отдохнуть, бедный ребенок, — возразила Гурри, — и снова набраться сил.

Светлячок перестал светить.

— Он потух, — Гурри очень удивилась.

— Все, — Бозо отвернулся.

— Жалко, — Лана по примеру брата тоже отвернулась.

— Так бывает всегда, — поучал Гено. — Да, так бывает всегда. Нельзя не обращать внимание, когда тебя предостерегают.

Он тоже отвернулся. Ему было все ясно.

Только Гурри еще чего-то ждала. И вот светлячок замигал, а вслед затем снова засветился ярким светом.

— Он жив! — возликовала Гурри. — Он набрался сил! Он жив! Он жив!

Однажды, когда Фалина с детьми как обычно направлялась к месту дневного отдыха, на маленькой прогалине в лесной чаще сидел заяц. Склонив голову набок и задрав нос кверху, он с таким напряжением, не переставая, нюхал воздух, что его усы непрерывно шевелились. Вид у него был печальный и задумчивый.

— Здравствуй, дружище заяц, — сказала Фалина.

— Заяц поставил уши торчком.

— Здравствуй, — прозвучал в ответ его тихий сдавленный голос. Казалось, он забыл про свои огорчения и снова превратился в беззаботного зайца.

— Это твои дети? — спросил он о восхищением и тихо добавил: — Красивые, здоровые дети.

— Они тебе понравились? — спросила польщенная Фалина.

— Молодые господа кому хочешь понравятся.

Заяц опустил уши. Гено и Гурри стояли рядом и внимательно смотрели на него. Заяц сказал:

— Старайтесь изо всех сил, уважаемые, чтобы с вами ничего не случилось. Вы, как и многие другие, хорошие, благородные и невинные дети, но именно таких всегда и преследуют. Особенно остерегайтесь страшной лисицы.

Заяц заволновался.

— Не обижайтесь на меня за то, что я вас предостерегаю. Я вижу вас сегодня впервые.

— Ты никогда не выходишь на луг? — вмешалась Фалина.

— Ты же видишь, — возразил заяц, — я сижу здесь у самой опушки леса. Один прыжок — и меня нет. С лугом покончено, я не могу больше рисковать и ходить туда.

— Поэтому-то я тебя так давно не встречала.

— Ах, — пожаловался заяц, — если бы ты знала, что я пережил!

Внезапно он поставил уши торчком и встал столбиком, отчего короткие передние лапки заколотили по воздуху, и открылся покрытый белой шерстью живот.

— Ты ничего не слышишь?

Он напряженно нюхал воздух, его усы дрожали. Фалина вскинула голову, поставила уши торчком, потянула носом:

— Все спокойно. Ты всего боишься сверх меры, дружище заяц.

Гено, также как мать, потянул носом и прислушался, потому что испугался. Потом застенчиво сказал:

— Невозможно бояться сверх меры. Так не бывает.

— Умно сказано, мой юный принц, очень умно, — согласится заяц. — Я расскажу тебе, Фалина, что со мной случилось. Нечто ужасное! На меня напал лис. В самом деле, нынче даже не знаешь, где можно сесть и поесть: на опушке леса или посередине луга. Мы с тобой старые знакомые, ты знаешь, какой я осторожный, во всяком случае, я был на расстоянии не более двух прыжков от чащи. И тут разбойник внезапно выскочил как раз в том месте, откуда вышел я. Наверное, он шел за мной следом.

— Может быть, было бы лучше забраться подальше в луг? — спросила Фалина.

— Раньше я так всегда и делал, — пояснил заяц, — но ничего хорошего из этого не выходило. Однажды, когда почти совсем рассвело, я чуть не попал в когти большущей совы, этой убийцы. Трех детей выхватила она у меня из-под носа, трех прелестных маленьких зайчат. Потом хитроумная проныра подобралась еще ближе, причем совершенно бесшумно. Боже мой, как я удирал и от совы, и от лиса! Вот я и говорю, просто не знаешь, где можно сесть и спокойно скушать кусочек морковки.

Он снова встал столбиком, навострил уши и начал прислушиваться и принюхиваться.

— Все спокойно! — подтвердила Фалина, после того как она и Гено тоже втянули ноздрями воздух.

— Рассказывай дальше, — попросила, сгорая от нетерпения, Гурри.

— Итак, когда я сидел у самой опушки леса, выскочил рыжий негодяй, — продолжал рассказ заяц, — выскочил с оскаленными зубами. Я увидел свирепую пасть, алчные глаза, на меня пахнуло лисьим запахом, и сначала я испугался до смерти, но потом совершенно бессознательно сделал два нерешительных прыжка. Он — за мной, подобрался почти вплотную. Я подумал, что мне пришел конец, и помчался. Он не отставал. Тогда я резко метнулся в сторону он проскочил вперед, и я, наконец, его чуть-чуть опередил. Но это мне мало помогло. Он гнался за мной неотступно, я задыхался, голова раскалывалась. Я сделал три петли, пока добрался до леса. У меня потемнело в глазах. «Беги изо всех сил, — думал я, — дело идет о твоей жизни!» Но я чувствовал, что меня надолго не хватит. Я знал, что в зарослях бузины есть яма. Впереди никаких петель. Я свалился вниз и лежал там без сил, сердце колотилось, в ушах по-прежнему стояло шумное дыхание лиса; я дрожал и ждал конца. Ничто не могло заставить меня пошевелиться. Мне было все безразлично. «Будь что будет», — сказал я себе. Но он не появился! Я был безоружен, он — сильнее. Но я был быстрее и измотал его! Еще сегодня, когда я вспоминаю об этом, меня трясет от страха.

Заяц умолк, прижав уши к затылку.

— Твой рассказ я никогда не забуду, — уверил зайца потрясенный Гено и сразу же стал надоедать матери: — Пойдем, наконец, спать.

Фалина попрощалась:

— Будь здоров, дружище заяц. До свиданья.

— Всего хорошего, — печально ответил он.

Гурри на секунду задержалась, нагнулась, поцеловала зайца в лоб и прошептала:

— Спасибо тебе за рассказ. И убежала.

— Пусть лис никогда не поймает тебя, маленькая принцесса, — крикнул заяц ей вслед.

Мать и дети уснули. Но день еще не кончился, и впереди было самое важное.

Это произошло через несколько часов, Жаркие солнечные лучи уже пробивались сквозь кроны деревьев, ароматы листьев трав и созревающих плодов наполнили жаркий воздух; крепкий смолистый запах теплого дерева распространялся по лесу. Пустословили синицы, иволга делилась своей радостью с каждым деревом, дятел барабанил и пронзительно кричал, тараторили сороки, повизгивали сойки, распевали свои песни зяблики, малиновки и чижи, в перерывах куковала кукушка, ворковали голуби.

Внезапно Фалина проснулась, поднялась и разбудила детей.

— Вставай, Гено, вставай!

— Что случилось? — испуганно вскочил Гено.

— Ничего не случилось, — успокоила его Фалина. — Пришел отец!

— Отец! — закричала Гурри. У нее слипались глаза, но она тоже вскочила.

— Отец! Отец! — кричали дети.

— Где ты, отец? — с нежностью сказала Гурри.

Гено добавил:

— Мы не видим тебя.

— Тихо! — приказала мать. — Не надо звать отца! Вы должны ждать, пока он сам заговорит с вами! Будьте скромнее и терпеливее.

Она повернулась туда, где чаща была самой густой:

— Здравствуй, Бэмби!

Низкий голос ответил: