— Сейчас ей будет не до страз. До десятого сентября, к нам с головного отделения с проверкой приедут. Перед остальными проверками шмон навести.
— Что-то прижимают вас там, — заметил Миша. — У тебя то всё нормально будет? Не спалят тебя за твои проделки?
— Не спалят. Свои дела я уже перепроверил. А вот головной офис, как раз, судится с выгодоприобретателем. Страховой договор был поддельным. Мужик был застрахован, а его убили. Парикмахерша перерезала ему горло, когда мыла ему голову, можете себе это представить?
— Блин, Гена, я ем вообще-то, — Ларри брезгливо посмотрел на роллину, которую держал двумя палочками.
— И я о том же, — усмехнулся Гена.
— Погоди, это когда он вот так сидел? — Миша откинул голову назад, представив взору друзей свою шею.
— Ну да, — ответил Гена. — Она ему раза два голову намылила, потом начала вытирать. Пока вытирала, взяла опасную бритву и полоснула по горлу. Кровища хлестала по всему салону. Я видел фотографии с места происшествия.
Ларри поморщился:
— На глазах у всех, что ли?
— Ага, — кивнул Гена. — Посетители в парикмахерской были, персонал работал. Говорят, за парикмахершей давно уже странности наблюдали, но палку она не перегибала. А тут раз! И убийство человека.
Ларри покачал головой и сделал большой глоток пива.
— Это же она не одному человеку мыла голову, — продолжал Гена. — Смотрела на их шеи. Представляла, видимо, как это будет. И в какой-то момент сломалась. Что-то перемкнуло в её голове, и она таки полоснула бритвой по горлу. Ну и со страховым договором там какая-то херня. Поэтому по всему головному отделению идёт проверка. А когда закончат, приедут к нам.
— Теперь, перед тем как подстричься, буду мыть голову сам, — произнёс Ларри. — Или побреюсь на лысо, как Мишаня. Пойдёмте лучше в бильярд сыграем, хватит ужасов.
К девяти часам вечера в баре стало шумно и многолюдно. Все столики заняли посетители, около барной стойки было тесно, четыре бильярдных стола заняли играющие, а вокруг пятого ходили с киями Миша и Ларри.
Заступили на ночную смену трое охранников. Разборки в «Тортуге» были явлением редким, но всё же иногда случались. На помощь также подошли три официантки и один бармен. Сплит-системы кондиционировали воздух, вытяжки избавлялись от алкогольных паров, мангальщики на заднем дворе жарили шашлыки. Степенное спокойствие дня превратилось в бурную суматоху ночи.
Гена десять минут назад заказал себе такси и уехал домой к своей семье, прихватив для детей недоеденные роллы. Мише и Ларри торопиться было некуда, поэтому они развлекали себя бильярдом, пивом и разговором.
— Странным стал Геннадий, ты не находишь? — спросил у друга Ларри. — Очень уж он изменился после смерти малыша.
Миша, склонившись над зелёным сукном, ударил по битку и закатил свой шар в лузу. Разогнувшись, он ответил:
— Ларс, а как бы ты себя вёл, если бы с твоим ребёнком произошло такое? Не дай Бог, конечно. Многие люди сходят с ума после таких происшествий, а Триджи удалось сохранить брак и не замкнуться в своём горе. Удалось продолжить жить, да ещё и в этом городе. Для этого нужно обладать силой воли и духа.
— Да нужно, конечно. Но этот его затравленный взгляд. Запахи озона. И чётки. Я никогда раньше не видел, чтобы Гена с чётками ходил. В Бога начал верить?
— Почему ты его не спросил об этом?
— Он же сказал, что не хочет говорить о злободневном. Я и не стал спрашивать.
Мише не удалось закатить свой шар, и ход перешёл к Ларри. Тот смочил горло пивом, которое стояло на столике рядом с бильярдным столом, и сконцентрировался на шарах. Ударив по битку, он умудрился закатить два шара, один из которых был его, а вот второй — Мишин.
— Чёрт, — выругался он и отошёл от стола, чтобы сделать ещё один глоток пива. В глазах у него ещё не двоилось, но он чувствовал себя достаточно пьяным.
— Что плохого в том, что Триджи начал верить в Бога? — спросил Миша.
— А что хорошего? — ответил Ларри. — Отдаст все свои сбережения церкви, уйдёт в монастырь и пустит свою семью по миру.
— Не суди человека за то, что он ещё не сделал, — ухмыльнулся Миша.
— Да я не сужу. Просто религия это глобальная ложь.
Миша не отвечал, сосредоточившись на шарах.
— И чем может успокоить та же Библия, если Библия это самый распиаренный роман ужасов в мире. В нём постоянно все грешат, потом с грешниками происходят какие-то невероятные вещи. Текут реки крови, чумная саранча заполняет мир, и весь этот «бутерброд» трясётся от страха перед Армагеддоном, который вот-вот наступит. К тому же издатели этого ужастика щедро спонсировали такие дела как кровавые крестовые походы против неверных и сжигание женщин заживо за колдовство.
Пока Ларри рассуждал, Миша забил один свой шар и не забил второй.
— Ларс, это ты видишь Библию такой. Ты хоть читал её?
— Нет.
Миша покачал головой:
— Я не готов сейчас ввязываться в теологические споры, скажу лишь, что страшные истории есть и в Ветхом и в Новом Завете, это так, но суть не в том, что Библия — это роман ужасов. Суть в том, что она рассказывает о последствиях, которые могут наступить, если делать страшные дела. Любой хороший ужастик тебе расскажет то же самое. Можно акцентировать внимание на литрах крови, на отрубленных конечностях, или же на страшных монстрах, забыв о том, как родились все эти неприятности. Основа Библейских заветов и притч заключается в том, что есть причина и есть следствие; есть совершённое злодеяние, и есть последствия этого. Пускай Библия гиперболизирует ответственность за произошедшее, делая события монструозными. Ну, так этот приём и создан для того, чтобы до читателя дошло, и он десять раз подумал, прежде чем совершить нечто похожее.
Пока Миша объяснял Ларри Библию так, как понял её сам, к нему подошёл один из охранников.
— Миша, там мужик зашёл. Он хочет в бильярд сыграть, но он уж очень пьян, и заказал себе ещё бутылку рома. Он прям требует освободить ему стол.
— Проводи его сюда, пускай играет, — кивнул Миша.
В бильярдный зал зашёл человек лет шестидесяти, невысокого роста, с редеющими волосами, с густыми усами и недельной щетиной. Одет он был просто: потёртые джинсы, кремового цвета рубашка на выпуск и синие, в цвет джинсам, матерчатые туфли в дырочку. В руке он держал бутылку рома «Капитан Морган» и стопку, и выглядел так, как будто неделю не выходил из запоя.
— Оп-па…, - тихо произнёс Михаил.
Мужчина шатался, но старался держаться уверенно. Миша махнул ему рукой, как только он посмотрел в их сторону, и тот двинулся в направлении стола.
— Михаил, — протянул Миша руку для рукопожатия.
Он был на голову выше подошедшего мужчины и шире в плечах, но тот всё равно смотрел на него, как на насекомое:
— Виктор, — ответил он на рукопожатие. — Вы один играете в бильярд?
В черных глазах мужчины отражались сила и власть, в то же время, где то в их глубине притаился зверь. Несмотря на внешнюю худосочность и низкорослость, в выражении лица мужчины и в его повадках было что-то бульдожье.
— Нет, с другом, — Миша указал рукой на Ларри. — Лаврентий.
Виктор смерил Ларри взглядом, собрался было что-то сказать, но удержался от реплики. Ларри же смотрел на подошедшего с холодной отрешённостью, но внимательно, как будто вспоминал, где он мог его видеть. В итоге они пожали друг другу руки через стол.
Виктор повернулся к Мише:
— Сыграете со мной. Я настаиваю.
Казалось, ему всё равно, что предыдущая игра была не закончена, и есть ещё Ларри.
Миша посмотрел на друга, Ларри кивнул:
— Играйте. Я пока посижу, отдохну.
Он достал из кармана телефон и сел на диван.
Виктор обошёл бильярдный стол, чтобы поставить бутылку со стопкой.
— Что вы пьёте? — спросил он.
— Пиво, — ответил Миша.
Виктор презрительно фыркнул, но ничего не сказал. Он налил себе целую стопку рома, поднял её:
— Ваше здоровье, — произнёс мужчина и выпил ром залпом, не поморщившись.
Миша собрал все шары в пирамиду и поставил биток напротив. Сукно на бильярдных столах не обновляли давно, и место для битка протёрлось.
— Будете разбивать, Виктор? — спросил он.
— Не буду. Разбивай ты, я уверен, у тебя лучше получится. Но, погоди, на что играем?
Миша ухмыльнулся:
— На интерес.
В центре зала между столами стояло несколько столбов, на которых висели кии. Виктор снял кий, несмотря на то, что Ларин был свободен. Он подошёл к Мише, положил кий на стол и прокатил его под ладонью, щёлкнув языком:
— На интерес!? Сынок! — он снова щёлкнул языком. — Сынок, взрослые дяди не играют на интерес. Без риска не бывает признания. Ты же «Гэмблер», твою мать.
Виктор ткнул в Мишу пальцем:
— «Гэмблер» не играет на интерес. «Гэмблер» либо забирает всё, либо остаётся ни с чем. Давай на десять тонн для разминки, как тебе!? В этом городишке нет забегаловок с бильярдом. Я бильярд, блин, искал целый день не для того, чтобы играть на интерес. Так что скажешь? Ты в игре? Или освобождаешь стол для того, кто хочет быть в игре?
Мишу позабавила бравада старика и он ответил:
— Что ж, тогда первое правило от «сынка»: если хочешь проверить кривой ли кий, надо не по столу его катать, а поставить бампером на пол, наклонить наклейкой к себе и смотреть на кий, поворачивая его вокруг своей оси.
Миша показал, как это делается.
— Это точно!? — переспросил Виктор, повторив то, что показал ему Миша.
— Всё ещё хочешь поставить на игру десять тонн? — вопросом на вопрос ответил Михаил.
— А, хочу, — с вызовом ответил Виктор. — Разбивай.
— Итак, у нас классическая «Восьмёрка», последний шар заказной? — уточнил Миша.
— Да, зачем усложнять, — согласился Виктор.
Миша разбил пирамиду, забив цельный шар в лузу.
— Хорошо, что мы играем в пул, а не в русский бильярд, — сказал Виктор.
— Почему это? — спросил Миша и забил ещё один цельный шар. — Потому что он легче?
— Нет, — ответил Виктор. — Потому что он ярче.
Следующий шар Миша не забил.
— Мои цельные, — сообщил он.
— Окей, — ответил Виктор.
Он долго прицеливался, пока, наконец, не закатил полосатый шар в лузу. Разогнувшись, он посмотрел на Мишу взглядом, в котором читалось: «Видишь, я тоже так могу».
— В пуле всё ярче, — продолжал он. — И шары цветные, и «дураки» забавные и всякие там «джампы», «накаты», «откаты». Игра в пул происходит так: «БАМ! БАМ! БАМ!», понимаешь!? Тогда как в русском бильярде надо много думать, ходить вокруг стола, соображать. Потом ударить по битку и не попасть в лузу, потому что луза, сука, на каких-то сраных четыре миллиметра шире, чем шар!
Виктор наклонился над столом и, вопреки своим словам, долго думал, что же ему ударить, после чего закатил ещё один полосатый шар. Он разогнулся с видом победителя.
— Это интересней, понимаешь. Это оживляет процесс. Это не делает игру унылой, а бильярд, в конце концов, игра. И так во многом. Сравни русское кино и Голливуд. В русском кино есть идея, есть какой-то сложный посыл, над которым надо много думать. Это порой увлекательно, а порой уныло. В американских же фильмах «БАХ!», «ТРАХ!», взрывы, погони, перестрелки. Поэтому эти фильмы так нравятся детишкам, — Виктор потёр покрасневшие, то ли от алкоголя, то ли от недосыпа, глаза. — Когда надо думать над американским кино, процесс оживляют действием, а когда снимают русский «бах» и «трах» получается пародия. Почему так?
Над следующим шаром Виктор не думал и промазал.
— И почему так? — спросил Миша.
— Да потому что у нас всё делают с серьёзной миной. У нас даже бильярд с серьёзной миной. У нас так напряжённо думают, что аж сосудик на кончике лопается. На западе же, если есть идея, потенциально хорошая идея, её реализовывают с песнями и плясками, и вливанием огромного количества бабла, которое принесёт ещё большее бабло. У нас, пока подумают, куда это бабло потратить, его распилят по карманам всех заинтересованных.
Пока Виктор рассуждал, Миша забил ещё два цельных шара, и промазал по третьему.
— Блэк Джек и шлюхи? — уточнил он, когда его шар не достиг лузы.
— Именно так, сынок. Блэк Джек и шлюхи.
Виктор резко ударил по битку, не забив ни одного своего шара, но поменяв расположение большей части шаров на столе. Разогнувшись, он сказал:
— Я не русофоб. Я был в Америке много раз. Нет там американской мечты, нет спасателей Малибу. И даже на Беверли Хиллс, сверни с центральной дороги и увидишь бомжей, торгующих беляшами из дворовых кошек за три пятьдесят. Там продают дерьмо, покрывают его позолотой и убеждают тебя в том, что это золото. Наше же дерьмо покрывают позолотой и виновато заявляют, что это дерьмо, покрытое позолотой. Такой маркетинг.
Миша забил ещё один свой шар и промазал по следующему.
— Твой ход, — сказал он.
— М-да.
На этот раз Виктор думал дольше, но ударил точнее.