Помоги проекту - поделись книгой:
И едва сдерживаюсь, чтобы не добавить:
– Мне необязательно быть справедливой, – говорит она. – Я твоя мать. Кроме того, доктор Личми думает…
– Мне плевать, что думает доктор Личми.
Я отодвигаюсь от стола с такой силой, что ножки стула царапают линолеум. Из-за жары и влажности в доме очень тяжелый воздух вентиляции. Так вот каким будет мое лето: вместо того чтобы валяться в просторной спальне в доме отца, выключив свет и врубив кондиционер на полную мощность, я буду жить в одном доме с сестрой, которая ненавидит меня, и прислуживать в древнем парке развлечений, куда наведываются только фрики и старики.
– Теперь и ты начинаешь разговаривать, как она, – мама выглядит абсолютно измотанной. – Тебе не кажется, что одной
Дара нередко становится не только темой нашего разговора, но и аргументом в нем. Даже в ее отсутствие. Сколько я себя помню, все вокруг сравнивали меня с Дарой:
Единственное, в чем я превзошла Дару, это ординарность. И хоккей на траве – как будто умение гонять шайбу по траве может стать основной характеристикой личности.
– Я не такая, как она.
Ухожу из кухни прежде, чем мама успевает мне ответить, и, едва не споткнувшись о брошенные в холле резиновые сапоги, взбегаю вверх через две ступеньки. Повсюду произошли какие-то изменения. Одни привычные мелкие детали отсутствуют, другие появились. Например, небольшие пластиковые гномы-светильники рядом с маминой спальней или одинокое пятно ковра в кабинете, где раньше стояло любимое кожаное кресло отца, невероятно уродливое, и множество картонных коробок со всякой ерундой, как будто в наш дом медленно въезжает другая семья или сами мы медленно выезжаем.
По крайней мере, мою комнату не тронули: все книги расставлены как положено, кровать аккуратно заправлена покрывалом пыльно-голубого цвета, а мои детские мягкие игрушки, Бенни и Стюарт, занимают мои подушки. На прикроватном столике я замечаю наше с Дарой фото в рамочке. Оно было снято на Хэллоуин в тот год, когда я только перешла в старшие классы. На фото мы обе одеты в костюмы ужасных клоунов и с краской на лицах выглядим едва ли не близнецами. Я быстро пересекаю комнату и кладу фото лицом вниз. Затем, немного подумав, убираю его в ящик.
Я даже не знаю, что хуже: что я дома и здесь так много всего изменилось, или что я дома, где столько всего осталось прежним.
Над головой у меня раздаются шаги. Это Дара ходит по своей комнате на чердаке. Значит, она все же
В другое время мы бы вместе посмеялись над папиной новой подружкой, и Дара придумала бы ей секретное злое прозвище, так что мы могли бы обсуждать ту прямо перед носом, а она ни о чем бы не догадалась. В другое время Дара могла бы пойти со мной на работу в ФэнЛэнд, просто чтобы составить мне компанию, просто чтобы мне не пришлось в одиночку отскребать стариковский запах и детскую рвоту с древних аттракционов. И мы бы соревновались, кто найдет больше поясных сумок за час или кто выпьет больше колы, не рыгнув.
В другое время она превратила бы все это в веселье.
И, еще не решив окончательно, что я ей скажу, я возвращаюсь в коридор и поднимаюсь по лестнице, ведущей на чердак. Наверху воздух еще горячее. Мама с папой переселили Дару с первого этажа на чердак в середине ее первого года в старшей школе, полагая, что оттуда ей сложнее будет улизнуть ночью. Но она стала выбираться через окно и спускаться, используя решетку для плетистых роз в качестве лестницы.
Дверь в комнату Дары закрыта. После одной из наших ссор она написала
Я решаю не стучать. Вместо этого я, словно коп из сериала, резко распахиваю дверь, будто ожидаю, что она может наброситься на меня.
В ее комнате, как всегда, бардак. Простынь наполовину сползла с кровати. На полу валяются джинсы, обувь, блестящие рубашки и открытые топы, и еще куча всякой ерунды, которая обычно скапливается на дне сумки: жвачка, «Тик-так», мелочь, полученная на сдачу, колпачки от ручек и сломанные сигареты.
В воздухе еще витает легкий запах корицы – любимый аромат Дары.
Но ее самой нет. Окно открыто, и легкий ветер треплет занавески, создавая мелкую рябь. Я пересекаю комнату, изо всех сил стараясь не наступить на что-нибудь хрупкое, и высовываюсь в окно. Как всегда, инстинктивно сначала окидываю взглядом дуб, на котором раньше Паркер вешал красную футболку, если хотел, чтобы мы зашли поиграть в то время, как нам полагалось делать домашнюю работу или спать. Тогда Дара и я вместе соскальзывали вниз по розовому кусту, отчаянно стараясь не хихикать, и, взявшись за руки, бежали на встречу с ним в наше секретное место.
Конечно, сейчас красной футболки нет. Но куст немного колеблется, и несколько недавно оторвавшихся лепестков опускаются, кружась на ветру. Я замечаю едва различимые следы на земле. Подняв глаза, я, кажется, вижу яркое пятно, сияющую кожу и темные волосы, мелькающие между деревьев, кучно растущих позади нашего дома.
– Дара, – кричу я. – Дара!
Но она не оборачивается.
Я не спускалась по розовому кусту с момента аварии и сейчас переживаю, что запястья могут подвести. После аварии меня собирали по кускам, в течение месяца я не могла даже вилку держать. Приходится спрыгнуть в нескольких футах от земли, и мои лодыжки тут же напоминают о себе. По крайней мере, я приземлилась и не рассыпалась на кусочки. Наверное, от всей этой физиотерапии все же есть толк.
Я ни в коем случае не хочу видеть Ник. Только не после того, что она сказала.
Совершенная Никки. Идеальный Ребенок.
Как будто это не мы всю нашу жизнь пробирались в комнаты друг к другу, чтобы спать в одной постели, обсуждая наши неудачи, разглядывая лунные дорожки на потолке и выискивая среди них разные интересные формы. Как будто это не мы однажды порезали пальцы, чтобы смешать нашу кровь и быть навечно связанными, чтобы в нас были не только общие гены, но и частички друг друга. Как будто это не мы клялись всегда жить вместе, даже после колледжа, как два мушкетера, сладкая парочка, черное и белое, две части одной печеньки.
Но теперь Совершенная Ник начала проводить границы.
Посадка ведет к соседнему двору с аккуратно подстриженной лужайкой, где сквозь деревья проглядывает дом. Если повернуть налево, я смогу, минуя Дюпонтов, попасть прямо к дому Паркера и к секретному лазу в заборе, который мы с Ник и Паркером организовали, когда были детьми, чтобы легче было пробираться туда-обратно. Я поворачиваю направо и выныриваю в конце Олд Хикори Лейн, напротив помоста для оркестра в парке Олд Ричис. На сцене выступает группа из четверых музыкантов, чей совокупный возраст составляет, должно быть, не меньше тысячи лет. Они одеты в старомодные соломенные шляпы и полосатые пиджаки. Песня, которую они исполняют, мне незнакома.
На секунду, стоя посреди дороги и глядя на них, я чувствую себя абсолютно потерянной, словно вселилась в чужое тело и теперь проживаю чью-то жизнь.
Вообще-то во всей этой истории с аварией было кое-что хорошее, и, если вам интересно, я не имею в виду сломанные коленные чашечки, раздробленный таз, осколки запястья, сложный перелом берцовой кости и вывихнутую челюсть, шрамы в том месте, где моя голова прошла сквозь боковое стекло, и четыре недели, которые мне пришлось проваляться в больнице, потягивая через трубочку молочные коктейли.
Хорошее заключается в том, что я целых три месяца не ходила в школу.
На самом деле я не против ходить в школу. По крайней мере,
В школе тяжело только тем, кто старается хорошо учиться. А когда из двух сестер тупая – ты, никто и не ждет от тебя никаких успехов в учебе.
Но я не хотела никого видеть. Я не хотела хромать по кафетерию и ловить сочувственные взгляды. Ведь я не могла даже просто сесть, не поморщившись, как старушка. Я не хотела давать им повод жалеть меня или притворяться, что им жаль меня, чувствуя внутри тайное удовлетворение от того, что я больше не красавица.
Сигналит машина, и я быстро убираюсь с дороги, немного спотыкаясь в траве, но чувствуя благодарность за возвращающиеся силы. По большому счету я впервые за многие месяцы вышла из дома.
Вместо того чтобы проехать мимо, машина замедляется, и вместе с ней замедляется время. Я чувствую, как кулак ужаса сжимается в моей груди. Видавший виды белый «Вольво», бампер которого примотан к днищу изолентой.
Паркер.
– Вот черт.
Это первое, что он произносит при виде меня. Не «
Не «
Просто
– Типа того, – отвечаю я, так как это единственный ответ, который мне удается выдумать.
В этот самый момент группа решает прекратить играть. Забавно, что тишина может быть громче любых звуков.
– Я… вау.
Он ерзает в машине, но не пытается выбраться из нее и обнять меня. Его темные волосы отросли и теперь едва не достают до челюсти. Он загорел – видимо, работал под открытым небом. Возможно, стриг газоны, как в прошлом году. Его глаза все того же неопределенного цвета: не голубые и не зеленые, скорее ближе к тому оттенку серого, который можно увидеть за пятнадцать минут до рассвета. И от одного взгляда на него я по-прежнему готова одновременно блевать, плакать и целовать его.
– Не ожидал тебя увидеть.
– Если ты забыл, я живу за углом, – отвечаю я.
Мой голос звучит жестче и злее, чем мне хотелось бы, поэтому я благодарна музыкантам, которые снова начали играть.
– Я думал, ты уехала, – говорит он.
Обеими руками он сильно сжимает руль. Так он делает, когда пытается скрыть суетливые движения. Паркер всегда шутил, что он – как акула: если когда-нибудь перестанет двигаться, умрет.
– Не уехала, – отвечаю я, – просто ни с кем не виделась.
– Ну да. – Он смотрит на меня так пристально, что мне приходится отвернуться, щурясь от солнца. Так он не сможет видеть шрамы на моей щеке и виске, все еще свежие и кроваво-красные.
– Я решил… Я решил, что ты не хочешь видеть меня. После того, что случилось…
– Ты правильно решил, – быстро произношу я, потому что иначе я могу сказать то, что действительно чувствую, то есть – «это не так».
Он вздрагивает и отворачивается, переключая внимание на дорогу. Появившаяся там машина вынуждена перестроиться на встречную полосу, чтобы объехать его, но Паркер, кажется, ничего не замечает, даже когда ее пассажир, пожилой мужчина, опускает стекло и выкрикивает что-то грубое. Солнце припекает, и по моей шее струится пот. Я помню, как однажды прошлым летом, когда учебный год уже закончился, в парке Аппер Ричиз Паркер читал вслух все самые странные новости, которые только можно было найти в стране (межвидовые отношения, нелепые смерти и необъяснимые следы на полях, которые, Паркер настаивал, могли оставить только пришельцы). А я лежала между ним и Ник, вдыхая запах угля и свежей травы, и думала о том, что могла бы остаться там навечно. Что же, черт возьми, изменилось?
Ник. Родители. Авария.
Всё.
Внезапно мне хочется плакать. Вместо этого я обхватываю свою талию руками и сильно стискиваю.
– Слушай, – он ерошит руками свои волосы, которые немедленно возвращаются в прежнее положение, – тебя, может, подвезти куда-то, или как?
– Нет.
Не хочу признаваться ему, что мне некуда ехать. Я ведь иду без всякого направления, просто куда-нибудь подальше. Я даже не могу вернуться за ключами от своей машины из-за риска встретить Ник, которая, несомненно, будет жаловаться на то, что я не пришла ее торжественно приветствовать по возвращении.
У него такое лицо, будто он случайно проглотил жвачку.
– Я рад тебя видеть, – говорит он, не глядя на меня. – Правда, рад. Я думал о тебе… все время. Честно.
– У меня все в порядке, – отвечаю я.
Хорошо, что я умею так естественно лгать.
http://www.VestnikPoberezhja.com/22ijulja_poslednienovosti
Полицейский участок Ист Норуока сообщает о возможном похищении девятилетней Мэдлин Сноу. Вечером в воскресенье, 19 июля, в промежутке с 22:00 до 22:45 она исчезла из машины, припаркованной возле кафе «Биг Скуп Айс Крим + Кэнди» на 101-м шоссе. Ее семья предоставила приложенную фотографию и просит любого, кому известно что-либо о местонахождении Мэдлин, немедленно связаться со старшим лейтенантом Фрэнком Эрнандезом по телефону 1-200-555-2160, доб. 3.
Прошу вас, молитесь за Мэдлин вместе со мной. Пусть она вернется домой к своей семье в целости и сохранности, и как можно скорее.
комментарий 161
В этой заметке на удивление мало деталей. Была ли она с родителями в момент «похищения»? Во сколько это произошло? По статистике, чаще всего именно родители виноваты в исчезновении своих детей.
Комментарий от: alikelystory в 09:45
Спасибо за ваш комментарий, alikelystory. Полиция пока не озвучила никаких деталей. Но мы непременно дополним эту статью, как только они это сделают.
Комментарий от: admin @ в 10:04
«…чаще всего именно родители виноваты в исчезновении своих детей». И откуда же эта так называемая «статистика»?
Комментарий от: booradleyforprez в 11:42
Бедная Мэдлин. Весь приход Святого Иуды молится за нее.
Комментарий от: mamabear27 в 13:37
Всем привет, за самой свежей информацией перейдите по ссылке www.findMadeline.tumblr.com. Похоже, они только что запустили сайт.
Комментарий от: weinberger33 в 14:25
Кликните, чтобы увидеть остальные комментарии.
Моя новая работа начинается с утра пораньше в понедельник.
Мама еще спит, когда я ухожу из дома в 7 утра. Дара тоже. Все два дня, что я дома, Дара мастерски избегает меня. Понятия не имею, что она целыми днями делает в своей комнате наверху – наверняка спит. И конечно же, мама ей ни слова не говорит. Дара вне всяких запретов с момента аварии, как будто она стеклянная статуэтка, которая может разбиться из-за неловкого прикосновения. И каждое утро я замечаю в саду сломанные бутоны роз – доказательство того, что она снова поднимается и спускается по розовому кусту.
Нахожу многочисленные свидетельства ее присутствия: забытый в комнате айпод со включенными колонками, вещи, которые она всюду оставляет, засохшая зубная паста на краю раковины в нашей общей ванной (она всегда выдавливает слишком много и никогда не закрывает тюбик), шаги на чердаке! Полупустая пачка чипсов на кухонном столе. Туфли на высокой платформе, брошенные на лестнице. Легкий запах травки, который по ночам спускается с чердака. Вот так я и получаю представление о ней, о ее жизни, о том, чем она занимается. Вот так же рождественским утром мы сбегали вниз и точно знали, что Санта-Клаус приходил, потому что печенье, которое мы оставляли, было съедено, а молоко выпито. Так антрополог восстанавливает картину целой цивилизации по оставшимся от нее осколкам глиняной посуды.
Уже жарко, хотя солнце едва успело показаться над горизонтом и небо еще окрашено в глубокий бархатистый оттенок синего. Цикады сходят с ума и наполняют воздух звуками. Я очищаю банан, который стащила из кухни, и понимаю, что он уже испорчен. Выбрасываю его.
В автобусе, который практически пуст, занимаю последнее сиденье. На стекле кто-то крупными буквами нацарапал инициалы – «Д.Р.А.». Инициалы Дары. Я живо представляю себе, как она скучает, сидя на этом самом месте, и царапает ножиком по стеклу, направляясь бог знает куда.
22-й автобус идет вдоль побережья, петляет вдоль Хэрон Бей с его рядами дешевых мотелей и поселков с домами из искусственного леса, мимо длинной цепочки забегаловок, сувенирных лавок и палаток с мороженым в Ист Норуок, где полно баров, стрип-клубов, сомнительных магазинов нижнего белья и эротического видео. «ФэнЛэнд» тоже находится на 101-м шоссе, всего около мили от места аварии. Безымянного места среди болот, зарослей кустарника и выходов пластов породы, которые в древние времена разрушил какой-то ледник, а теперь ежедневно превращает в песок движение волн.
Я не знаю, что мы там делали. Не помню, почему и как мы разбились. Память зациклилась на моменте, когда мои руки почему-то не на руле, а фары высвечивают впереди каменную стену. Недавно папа предложил мне посетить место аварии, сказал, что это, возможно, окажется «полезным».
Интересно, валяется ли там еще в подсвеченной солнцем траве мой номерной знак, блестят ли между камней осколки лобового стекла?
К тому времени как мы добираемся до ФэнЛэнда, который имеет общую парковку с «Бум-е-рангом», «Крупнейшей в штате империей фейерверков», если верить вывеске, кроме меня в автобусе остается только древний старик с лицом цвета табачного пятна. Он выходит вместе со мной, но даже не поднимает глаз. Просто медленно шагает через парковку к «Бум-е-рангу», опустив голову, словно ему приходится бороться с сильным ветром.
Я уже вспотела в своей футболке. Парковка рядом с заправкой через дорогу полна полицейских машин. На одной из них беззвучно крутится мигалка, заливая все вокруг пульсирующим красным светом. Наверное, произошло ограбление. Этот район стал намного хуже с годами.
У ФэнЛэнда есть символ – пират по имени Пит, который изображен по всему парку – на билбордах и плакатах, предупреждающих о том, что нельзя разбрасывать мусор, и сообщающих о возрастных ограничениях для разных аттракционов. Первый, кого я вижу, войдя в открытые ворота парка, это мистер Уилкокс; он отскребает жвачку с двенадцатифутовой фигуры Пирата Пита, приветствующей посетителей парка при входе. К плечу пирата в том месте, где, как я знаю, должен быть попугай, прикреплен большой сияющий знак: «ПРАЗДНУЕМ 75 ЛЕТ!!!»
– Ник! – Он замечает меня и поднимает руку над головой, чтобы помахать, как будто я не в четырнадцати футах от него, а в четырех сотнях. – Я так рад тебя видеть! Так рад! Добро пожаловать в ФэнЛэнд!
Он сжимает меня в объятиях прежде, чем я успеваю этому воспротивиться. От него пахнет машинным маслом и, как ни странно, мылом «Дав».
Два факта о мистере Уилкоксе: он всегда повторяет все дважды, и он явно пропустил пару лекций на тему сексуального домогательства. Не то чтобы он извращенец. Просто он очень любит обниматься.
– Привет, мистер Уилкокс, – произношу я, но голос звучит приглушенно, так как мне приходится уткнуться в его лопатку размером со свиную рульку.
Наконец мне удается извлечь себя из его объятий, но он продолжает держать руку на моей спине.
– Пожалуйста, – говорит он, лучезарно улыбаясь. – Здесь, в ФэнЛэнде, я просто Грег. Ты же будешь называть меня Грег, правда? Давай, давай. Давай-ка тебя переоденем. Я был так взволнован, когда твоя мама сказала, что ты вернулась в город и ищешь работу, просто ужасно взволнован.
Он ведет меня к маленькому желтому зданию, наполовину скрытому за стеной искусственных пальм в горшках, и открывает дверь одним из многочисленных ключей с массивного кольца, закрепленного у него на поясе. При этом он ни на секунду не умолкает и не перестает улыбаться.
– Вот они, ключики от дворца. Это наш главный офис. Ничего сверхъестественного, видишь ли, но вполне справляется со своей задачей. Если меня не видно в парке, я обычно здесь. Кстати, тут есть аптечка – на случай, если кто-то останется без пальца. Шучу, шучу! Но аптечка у нас правда есть.
Он жестом указывает на провисшие полки над письменным столом, где лежат чеки, рулоны билетиков на аттракционы и рисунки-каракули, в которых дети благодарят Пирата Пита за чудесный день.
– Только не трогай колу в холодильнике, не то Донна (это моя секретарша, ты вскоре с ней познакомишься) оторвет тебе голову. Остальную воду можешь брать. И если приносишь с собой ланч и не хочешь, чтобы он испортился, тебе сюда, – он хлопает по холодильнику, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – То же самое с ценностями: телефон, кошелек, любовные письма… Шучу, шучу! Можешь запереть их здесь в начале смены, и они будут в полной безопасности. Ну, вот и разобрались. Набрось-ка это и можешь приступать.
«Этим» оказывается красная футболка с ухмыляющимся лицом пирата Пита, которое, скажу я вам, окажется прямо на моей левой груди.
– Добро пожаловать в команду! Туалеты – налево, за фотобудкой.
Я оставляю свою сумку и мистера Уилкокса в главном офисе, а сама направляюсь в туалет, отмеченный знаком в виде деревянного попугая. Последний раз я была в ФэнЛэнде, когда мне было восемь или, может быть, девять, и почти все здесь теперь кажется мне незнакомым. Хотя вряд ли здесь что-то изменилось с тех пор, и, как только я вхожу в туалет, перед глазами мелькает короткая вспышка воспоминаний: мы с Дарой, дрожащие и хихикающие после долгого дня на солнце, стоим здесь в мокрых купальниках, вода стекает на бетонный пол. Взявшись за руки пальцами, липкими от сладкой ваты, бежим впереди родителей, хлопая шлепками по мощеной дорожке.
На секунду грусть становится невыносимой, опустошительной. Я хочу вернуть мою семью. Я хочу вернуть мою Дару.
Я быстро меняю свою футболку на форменную, которая оказывается велика мне размера на три, и возвращаюсь в офис, где ждет мистер Уилкокс.
– Ник, – вопит он, словно видит меня впервые, – классно выглядишь! Классно выглядишь!
Он обнимает меня за плечи и ведет по одной из тропинок, вьющихся через парк, мимо фальшивых обломков корабля, новых пластиковых пальм и аттракционов с названиями типа «Плеск и всплеск» или «Доска». Я вижу других работников парка, их ярко-красная форма бросается в глаза. Они сметают листья с тротуара, меняют фильтры, выкрикивают друг другу инструкции, и у меня возникает странное ощущение, словно я оказалась за кулисами перед началом спектакля и вижу всех актеров загримированными лишь наполовину.
Затем Уилкокс поднимает руку высоко в небо и машет, подзывая еще одну девушку. Она примерно моего роста и одета во все красное.
Поделиться книгой: