— Слушаю… Да, это я… Нет еще… Да вот…
Я увидела, как медленно сходит краска с его лица, и подивилась многообразию цветовой гаммы его пигментов. На моих глазах он уменьшился в размерах, став вдруг жалким и несчастным, на лбу выступили крупные бисерины пота. Голос стал срываться.
— Я все исправлю, Владимир Степаныч… — Я напрягла слух, но он, подлец, так и не назвал фамилию. — Да-да, конечно, все в моих руках… Я никого не виню, что вы, что вы… Сделаю все зависящее. Через час, максимум, будут конкретные результаты… Ничего не просочится… Сметем, обязательно сметем, если потребуется… Не будем жалеть… Понимаю… Да-да, пощады ждать не буду… И других не пожалею… Я понимаю… Мне и так страшно… Спасибо.
Медленно положив трубку, так, будто она вот-вот должна была взорваться, Вялый поднял на нас измученные глаза и прохрипел:
— Вешайся, Бегемот. Нам счетчик включили.
Я почувствовала, как от этих слов клешня Бегемота дернулась и разжалась, и взглянула на него. Он тоже стоял бледный и растерянный, глазки его часто моргали, полные губы подрагивали, а нижняя челюсть вообще, казалось, лежала на полу. Да кто ж их, таких крутых головорезов, мог так напугать?
— Что, Сам звонил? — смог наконец выговорить Бегемот.
Вялый достал из кармана костюма платок, вытер холодный пот со лба, бросил уничижительный взгляд на мясника и пробормотал:
— Если бы звонил Сам, то мы бы разговаривали уже на том свете, идиот. Это был помощник.
— Тот самый? — Бегемот в изнеможении, забыв обо мне, упал на диван.
— Да, тот самый, что всю эту кашу заварил, коз-зел, — с ненавистью процедил Вялый. — Таких еще в колыбели давить нужно. Понатворят делов, а мы потом расхлебывай…
— А как же высшие интересы? — напомнила я с усмешкой.
— Что?! — взвизгнул Вялый, подпрыгивая, словно только что меня заметил. — Она еще здесь?! Тащи ее в гараж, болван! Говорю же, нас на счетчик поставили! Каждую минуту, после часа, будем по штуке баксов платить! Бего-ом!!!
Несмотря на свою комплекцию, Бегемот при этих словах взвился в воздух, как легкое перышко, и, яростно рыкнув, кинулся на меня. Мне же после услышанного уже расхотелось покидать это милое общество, которое, как выяснилось, далеко не самое главное во всей этой запутанной истории. Я решила сначала выяснить, о каком помощнике идет речь и что конкретно он натворил, а потом уже и сбегать. Веревки на руках к тому времени я уже давно перепилила ногтями и держала их сзади лишь для вида. Мгновенно уйдя в сторону от цепких лап мясника, я сгребла ладонью его мясистый нос и резко крутанула против часовой стрелки. Громко хрустнул сломанный хрящ, и Бегемот, взвыв от жуткой боли и зажмурив глаза, замахал в воздухе короткими руками, ничего не видя и не понимая. В принципе, этот туповатый товарищ мне уже был не нужен. Он доставил меня сюда, как я и хотела, и теперь можно было от него избавляться. Держа его за нос на вытянутой руке, я несильно пнула его под сердце. Крик его тут же захлебнулся, глаза закатились, мясник закашлялся, обмяк, колени подкосились, он упал на них, безвольно опустив руки, и начал заваливаться на бок, орошая пол кровью, брызжущей из ноздрей. Оттолкнув его от себя, я посмотрела на Вялого. Короткая схватка заняла не более трех секунд, однако этот, оказавшийся совсем не вялым, толстячок уже успел выхватить пистолет и теперь сидел с бледной физиономией и потрясенно взирал на лицо своего подчиненного. Пистолет дрожал в его руке. Я стояла к нему левым боком. По глазам было видно, что стоит мне сделать шаг, и его палец сам нажмет на курок — слишком уж он был взволнован. Я не стала делать шаг, а просто чуть брыкнула левой ногой, отчего моя замечательная туфля, слетев с ноги, мгновенно преодолела пространство между нами и, как жалом, впилась острым каблуком в толстый бицепс его руки, держащей пистолет. Белая рубашка тут же пропиталась кровью, пальцы разжались, и пистолет упал на стол. Сам Вялый не успел даже вскрикнуть. Сначала он непонимающе уставился на торчащую из мышцы туфлю, потом перевел взгляд на меня, словно спрашивая, что все это означает, и лицо его снова начало зеленеть. Я подумала, что враг повержен, однако ошиблась. В следующую секунду он заревел, как бугай на скотобойне, вырвал левой рукой туфлю и швырнул ее в меня, целясь прямо в голову. Туфли мои были устроены по принципу бумеранга: как их ни бросай, они все равно воткнутся каблуком или лезвием из носка, если оно открыто. Главное, не промахнуться. Бросок был очень сильным, но я сумела поймать туфлю на лету перед самым своим носом. И тут же пришлось метнуть ее обратно, потому что этот проворный тип уже схватил пистолет здоровой левой рукой. За все это время он не сдвинулся с места, продолжая сидеть за столом. На этот раз я смогла включить потайной механизм, и в его второй бицепс воткнулось уже длинное лезвие, торчавшее из носка. Пистолет опять упал, так и не произведя ни одного выстрела, которые в данной ситуации мне были совсем ни к чему — за окном время от времени раздавались пьяные мужские голоса и смех, и что-то подсказывало мне, что будет лучше, если эти люди останутся пока снаружи.
А Вялый был в моих руках. Он сидел, зажимая ладонями раны на бицепсах, кривясь от боли и издавая негромкие всхлипы. Подойдя к столу и не обращая внимания на его мучительные стоны, я взяла пистолет, выдернула свою обувь, нацепила обратно на ногу и пошла к двери. Мне нужно было Закрыться, чтобы избежать появления нежданных гостей. Бегемот лежал, не шевелясь, около шкафа, и мне пришлось через него переступить. На двери стоял обычный английский замок, я повернула его до упора и вернулась к столу. Теперь можно было разговаривать. Вообще-то, с моей стороны было чистым безумием устраивать допрос главаря в кишащем его псами логове, но уж больно хотелось побыстрее докопаться до истины. Присев на край стола, я внимательно посмотрела на Вялого. Пистолет уткнулся ему в немигающий правый глаз.
— Счетчик включен, дядя. Даю минуту на раздумья, а потом каждые пятнадцать секунд, — я посмотрела на висевшие на стене электрические часы с секундной стрелкой — они показывали половину первого, — ты будешь отдавать мне кусочек своего тела. Мне плевать, какой именно — я всеядна, — но гарантирую: тебе будет очень больно. Поэтому расскажи лучше сразу все, что знаешь, и мы расстанемся друзьями. Учти, если станешь звать на помощь — они добежать не успеют. — Я кивнула за окошко, за которым в этот момент опять раздался взрыв пьяного хохота. — Так что колись быстрее — целее будешь. Время пошло.
Видимо, прочитав на моем лице нечто такое, что было убедительнее угроз и пистолета, он, кривясь от боли, тоскливо прохрипел:
— Что ты хочешь узнать? Я все скажу, только не убивай и не калечь.
— Что случилось со Светланой Капустиной?
Он изумленно округлил глаза:
— И все?! Зачем вам эта дурочка? Забудьте о ней — она уже в прошлом…
— Короче.
— Я думал, вы и впрямь умные люди… А вы так, шелуха… Где ты научилась всему этому? — Он кивнул на Бегемота и на свои руки. — Перевязать бы. Больно, черт…
— Не отвлекайся, Сан Саныч, — я посмотрела на часы. — Через двадцать секунд я начну отщипывать от тебя кусочки.
Взявшись двумя пальцами за краешек стола, я своими железными пальцами легко отщипнула от него кусок дерева и поднесла к его глазам.
— Итак?
Что-то оборвалось в нем при виде этой щепки, мышцы лица судорожно дернулись, гримаса боли усилилась, и он спросил:
— А потом отпустишь?
— Я же обещала, — честно заверила я, зная, что, если он все расскажет, ему все равно не жить — свои же прикончат.
— Только мне нужно время, чтобы скрыться. Я не собираюсь гробить свою жизнь из-за этих подонков. Я все скажу — вам их все равно не достать, — криво усмехнулся он. — Зря вы в это вмешались…
— Минута прошла, — и тут я любовно осмотрела свои ногти.
Тяжко, со свистом вздохнув, он заговорил:
— Светлана работала в нашей организации. Так, ерунда, ничего сложного: разносила бумажки по кабинетам, заваривала кофе и прочие мелочи делала. Ее один наш сотрудник присмотрел для своего шефа — она как раз в его вкусе. Все было официально, ее оформили на работу, сняли квартиру за счет фирмы и так далее. А потом она начала глупить. Не понимала, Глупая, своего счастья… Могла бы жить припеваючи, как у Христа за пазухой… В общем, шеф ее раз пригласил, второй, а она ни в какую. Не дала, короче. Ей уже и объясняли, и убеждали ее, что это здесь в порядке вещей, так сказать, одно из условий приема на работу, а эта коза уперлась вплоть до того, что уходить собралась. А кто ж ее уже отпустит? — хмыкнул Вялый. — Долгов понаделала: на квартире жила, одевалась, ела, пила за наш счет — а теперь в кусты? Ну, заставили ее отработать. Один раз. Только для шефа. Уболтали, в общем, на свою голову. А шеф в тот вечер как раз на грудь хорошо принял и решил в своем кабинете стриптиз устроить. Там частенько такие вещи происходят. Короче, разбила она об его голову графин. Ну а он ее со злости или по привычке, не знаю… — Он помолчал, опустив глаза. — В нашей организации женщин ведь вообще за людей не считают. В общем, говорят, прикончил он ее прямо там, в своем кабинете. А перед этим изуродовал сильно. Утром, когда проспался, начал следы заметать. Всю организацию на уши поднял. Самый главный сказал, что, если в прессе что-то появится — он шефа собственноручно удавит. Ну шеф и заметался. И теперь вот еще мечется, ублюдок…
— Значит, Света мертва? — Я почувствовала, как комок подступает к горлу.
— Я сам трупа не видел, но говорят. Да и кто ей жить после такого позволит? Ее бы давно уже пришили, да шеф не давал — нравилась она ему…
— Как ваша организация называется?
Вялого мгновенно прошиб пот, он испуганно покосился на дверь и тихо проговорил:
— Значит, вы ничего не знали… О Боже… А мы, дураки, копья ломали. Ну да теперь что уж… Организацией мы называем нашу депутатскую фракцию в Государственной Думе. А шеф — помощник депутата. Самого главного депутата, смекает!
Что-то горячее вдруг зажгло мне пятки, словно земля уже загорелась под моими ногами, и я невольно посмотрела вниз. Впрочем, лично мне было абсолютно все равно, кто совершает преступление, я сама могла любого прижать к ногтю и заставить ответить, невзирая на лица и должности. А вот Родион придерживался другого мнения. Он жил по закону, а закон запрещал трогать депутатов. И вообще, у нас могло быть очень много неприятностей из-за всего этого дурно пахнущего дела. Нас могли просто выселить из офиса или даже посадить, подставив, как чуть не посадили меня вчера. Короче, всей этой государственной махиной нас могли раздавить, как мух, что им и так уже почти удалось. А с другой стороны, овощи и фрукты уже зреют где-то там, на грядках в Туле… И бедная мать еще не знает, что уже нет у нее детей, что сожрала их обоих проклятая Москва и теперь пытается всеми силами отвертеться. И ведь отвертелась бы, не встань на ее пути, как кость в горле, детективное агентство «Частный сыск».
Поняв, что с такой информацией мне самой не совладать, я заспешила домой.
— Как фамилия этого помощника?
— Что, страшно стало? — хмыкнул Вялый, внимательно наблюдая за мной. — Вам все равно ничего не светит. Доказать уже ничего нельзя, трупа нет, свидетелей нет — все шито-крыто. Тебя на первом же перекрестке менты повяжут, а твоего Родиона если еще не нашли, то все равно рано или поздно найдут и прикончат. Им главное, чтобы шум в прессе не поднялся — организацию нельзя компрометировать, скоро перевыборы. Всех, кто что-либо знает об этом, убирают. Как убрали брата этой дурочки. Я уверен, что мамаша уже тоже нечаянно умерла от инфаркта…
— Ну вы и сволочи! — вырвалось из меня.
— А ты думала, — хмыкнул он. — Я же тебе рассказывал о высших интересах. Не людей нужно беречь, а интересы власть имущих. Вокруг них все вертится и на них все держится. Наша организация слишком много бабок потратила на то, чтобы легализоваться в правительстве, и теперь никто не сможет опорочить ее имя: ни вы, ни кто другой. Даже тебе, с твоими уникальными способностями, это не удастся. У них в руках огромная сила…
— Фамилия, — тихо, но твердо напомнила я.
— Что тебе это даст? Не стоит…
Я потянулась рукой с растопыренными пальцами к его мясистым подбородкам, намереваясь вырвать один из них. Он тут же сдался.
— Петков Владимир Степанович.
Все, теперь можно было уходить. Улыбнувшись напоследок, я врезала ему аккурат посередине лба рукояткой пистолета. Вялый увял. Голова его откинулась на спинку стула, и он замер с открытым ртом. Спрыгнув со стола, я пошла к двери. И тут в нее постучали, словно кто-то специально дожидался этого момента.
Глава 10
Не скажу, что сердце мое ушло в пятки, но все же было неприятно от того, что отключила я Вялого в самый неподходящий момент. Еще секундой раньше он мог бы сам ответить и сказать, что все нормально, отправив непрошеных гостей, а теперь я осталась одна с двумя полумертвыми врагами в запертой комнате. А их, здоровых, вооруженных и пьяных, снаружи было несметное число.
— Вялый, вы чего там заперлись?
Это был Ушастый. Голос его заметно повеселел с тех пор, как я слышала его в последний раз. Стук возобновился.
— Эй, Бегемот, вы чего там, умерли, что ли?
Если бы он знал, как недалек от истины.
— Может, они свалили? — спросил незнакомый бас.
— Куда, дура? Да и свет в окне горит. — В голосе Ушастого еще не слышалось подозрительности. Он опять потарабанил.
— Вялый, Бегемот, вы там? Алле, гараж! Мы выпить и пожрать принесли!
Нужно было что-то делать. Не сидеть же мне здесь до скончания века, в конце концов. Я повернула замок и открыла дверь. И о как жестоко я ошиблась! Там было не двое, как я ожидала, а целых четверо парней. Около двери стояли Ушастый и еще один мордоворот в черной борцовской майке, с горами мышц и небритой физиономией. Глазки у них поблескивали. Ушастый сжимал в руках бутылку водки, борец — стаканы, а двое других, таких же крепких, накачанных и веселых, держали подносы, на которых стояли тарелки, накрытые бумажными салфетками и источающие аппетитные запахи. Вот это сервис!
— Привет, — сказала я, улыбаясь и пряча пистолет за спину.
— А где Бегемот? — растерянно спросил Ушастый, заглядывая мне за спину.
— Он с Вялым в дочки-матери играет, — и я проскользнула мимо него в узкий коридор.
— Во что играет? — не понял другой.
Но мне уже было не до шуток. Отскочив в сторону и наставив на них пистолет, я скомандовала:
— Заходите внутрь! Живо! И не дергайтесь.
Трое недоуменно переглянулись, а один из тех, что держал поднос, тупо спросил:
— Ушастый, я это вижу или мне снится?
Подняв дуло кверху, я выстрелила в потолок и крикнула:
— Марш в комнату, ублюдки!
Грохот заложил уши, сверху посыпалась штукатурка, бандиты втянули головы в плечи и стали быстро просачиваться в кабинет. Я даже сама удивилась, как быстро и ловко у меня все это вышло. Закрыв дверь, я разбила пожарный щит, вытащила лом и приперла ее снаружи — по крайней мере на четверых будет меньше. Я понимала, что на выстрел сейчас сбегутся, да и эти не станут просто так сидеть, а позовут на помощь, поэтому бросилась по коридору мимо закрытых дверей к лестнице. Но, добежав до поворота, услышала впереди крики и топот, а потом увидела, как со стороны лестницы в коридор вбегают парни с пистолетами. И повернула обратно. Деваться в этом тесном пространстве было практически некуда, устраивать здесь перестрелку с одной обоймой было бессмысленно. Я стремительно приближалась к концу коридора, сердце бешено стучало в груди, мысли путались, и я не видела никакого выхода. Тупик. Неожиданно справа показался еще один поворот, я нырнула туда и почти сразу же увидела выход. Он маячил в конце этого коридорчика в виде спасительного окна. Видимо, на роду мне было написано сигать этой весной сквозь окна со второго этажа. Только на этот раз не было никого, кем бы можно было разбить стекло, чтобы самой не порезать свое драгоценное тело. Недолго думая, я на бегу всадила в окно две пули. Стекло разлетелось вдребезги, и я без остановки, не зная, куда и что меня там ждет, сиганула вперед головой в образовавшуюся брешь. В темноту…
Я примерно представляла высоту, с которой должна была упасть, и благополучно приземлилась бы на ноги, сделав сальто-мортале, но мне не повезло. Прямо под окном эти подонки, будто специально для того, чтобы сделать мне гадость, поставили мусорный контейнер. В него я и угодила, успев сделать лишь пол-оборота. Приземлившись попкой на какие-то железяки, которые в моем состоянии не могли причинить мне вреда, я сначала даже не поняла, где нахожусь. Сверху доносились крики и выстрелы, а в нос ударял ужасный запах мазута и еще какой-то нефтяной дряни. Свет из разбитого окна освещал кусок двора, на который выходил этот конец здания. Виднелись смутные очертания каких-то строений, вдалеке светились редкими огнями высотные здания жилых домов. Ни людей, ни машин поблизости не наблюдалось. Я не знала, где нахожусь, поэтому мне было все равно, куда бежать, лишь бы подальше от этих бешеных псов и поближе к Родиону. Выскочив из контейнера, я понеслась к спасительной темноте, и вовремя, потому что из окна уже высунулось какое-то лицо кавказской национальности и начало стрелять в мою сторону, крича с акцентом во все горло:
— Вон она, сука!!! Я вижу ее, к забору побежала!!!
Ах, к забору, с благодарностью подумала я и, не обращая внимания на свистящие вокруг пули, прибавила ходу. Ну спасибо, родной, подсказал, забор — это именно то, что мне нужно. Еще несколько томительных мгновений, и я рассмотрела в потемках впереди забор. Не останавливаясь, я прыгнула через него, опять же в неизвестность, и со всего маху шлепнулась об эту неизвестность со страшной силой — она оказалась самой заурядной кирпичной стеной какого-то сооружения. Если бы я летела головой вперед, то непременно размозжила бы ее, и Родион никогда бы не узнал тайну исчезновения Светланы. Но я прыгала в рост, да еще выставив перед собой руки, поэтому просто впечаталась в стену всем своим телом, а затем медленно стекла по ней на землю, нелепая и оглушенная. Нескольких секунд мне хватило, чтобы прийти в себя, вскочить на ноги и припустить через пустырь к жилым домам, мрачно возвышавшимся в темноте примерно в трехстах метрах от забора. Тела своего я не чувствовала, как не чувствовала под собой ног, думая лишь о том, что спаслась, сбежала от этих чудовищ да еще прихватила с собой важную информацию, которая наверняка поможет Родиону докопаться до истинных виновников гибели Светланы и Петра Капустиных. Душа моя пела от радости.
Добравшись до жилого квартала, я оглянулась. Со стороны пустыря, мигая фарами, быстро приближались две машины. На меня опять накатила злость. Кровь закипела в жилах, ослепляя мозг, мне вдруг захотелось дождаться этих подонков и прикончить их всех, чтобы уже никому не причинили вреда. Я даже сделала шаг навстречу, но в последний момент, встряхнув головой и сбросив с себя наваждение, одумалась и побежала в ближайший двор. Нет, будет гораздо лучше и правильнее, если завтра босс приедет сюда со своими друзьями и арестует их всех на законном основании. Пусть будет так…
Двор был совершенно пустынным, темным и безмолвным. В домах практически нигде не горел свет, даже в подъездах, словно все вымерли. И только стоящие на тротуарах и дороге легковушки и «ракушки» говорили о том, что здесь живут люди. Посередине виднелась детская площадка с качелями и песочницей. По краям, вдоль асфальтовой дороги, идущей вокруг двора, росли хилые, недавно посаженные деревца. Четыре неприглядные высотки окружали все это пространство, глядя на меня темными глазницами неживых окон. При желании здесь, конечно, легко можно было спрятаться и отсидеться до утра, но мне почему-то этого страшно не хотелось. Мне хотелось залезть в теплую, благоухающую ароматами трав ванну, глотнуть холодного «Мартини», закрыть глаза и лежать, расслабившись и ни о чем не думая, наслаждаясь абсолютным покоем и приятными мыслями. А вместо этого мне предстояло сидеть в каком-нибудь сыром и грязном подвале с крысами и ужасным запахом. Ну уж нет, не дождетесь! Хватит уже с меня на сегодня приключений, пора и честь знать. Да и поесть бы не мешало — желудок то и дело издавал просящие стоны, жалуясь на свою незавидную, голодную участь. А ведь дома в холодильнике лежит заботливо запеченная Валентиной утка с грибами, толченая картошка по-домашнему и маринованные огурчики… Господи, как же хочется все это съесть!
Не раздумывая более, я кинулась к машинам и начала дергать за ручки дверей, в надежде отыскать открытую и быстренько угнать. Куда там! Первый же «БМВ», к которому я лишь прикоснулась, оглушительно взревел сигнализацией, требуя немедленно оставить его в покое, и я в растерянности замерла. И в этот момент двор осветился фарами въезжавших на большой скорости машин. Приехали…
Бежать уже было поздно, да и некуда — меня бы срезали первой же пулей, как загнанного зайца. Распластавшись на асфальте, я подлезла под днище орущей на всю Ивановскую иномарки и стала смотреть. Бандиты разделились: черная «Волга» с включенным дальним светом двинулась по кругу в объезд, а белая направилась в мою сторону. И чего им не сиделось в своем гараже, спрашивается? Зачем нужно было гнаться за мной? Ну сидели бы себе, пили водку и отдыхали, так нет, понесла нелегкая навстречу собственной гибели. Впрочем, может, они еще об этом не знают? Что ж, сейчас все и решится, ибо, если они меня найдут, придется их всех убить, а не найдут — их счастье…
Машина остановилась около моего убежища, и четверо сразу выскочили наружу. Я увидела их приближающиеся ноги и услышала возбужденный голос Ушастого:
— Она где-то здесь, братва! Нюхом чую!
— Каким нюхом, идиот, если сигнализация орет! — грубо оборвал его кто-то. — Эта сучка, видать, открыть пыталась. Давайте, рассредоточьтесь и смотрите за машинами. Убежать она бы не успела, значит, спряталась, курва. Мочите ее сразу, как увидите, и надо сматываться…
Ноги начали со всех сторон обходить мой «БМВ». Я затаила дыхание. Сирена продолжала гневно возмущаться. И куда, интересно, хозяева смотрят? Неужели спят и не слышат? Давно бы выбежали с двустволкой и разогнали всех этих ублюдков… Хотя скорее всего получится как раз наоборот: ублюдки сами кого хочешь застрелят сейчас, не моргнув глазом. Так что пусть лучше хозяева спят — дольше проживут.
— Нет ее здесь, Костя, — сказал кто-то сзади. — Наверное, за другой тачкой. — Повысив голос, он злобно крикнул. — Эй, выходи, курва! Все равно достанем!
— Не ори, Санек. Лучше под машиной посмотри на всякий случай. Ушастый, притащи фонарик.
Ноги Ушастого побежали к «Волге», постояли там и тут же повернули обратно. Впереди них маячил маленький лучик фонарика. Костя, самый крутой здесь, похоже, стоял около капота, Санек сзади, и еще один справа. К нему-то я и подалась. Выпростав руку из-под днища, я что есть силы вонзила свои железные когти в его щиколотку, разрывая сухожилия. Если бы его цапнул за это место приличных размеров тигр, ему было бы примерно так же больно, как сейчас. Он дико вскрикнул и тут же упал, ибо я еще и дернула его за покалеченную ногу.
— Ты чего орешь, Брынза? — недоуменно спросил Костя. — Эй, ты где, братан?
Но братан его уже не услышал: выдернув из его руки пистолет с глушителем, я выстрелила ему под подбородок. А затем, не вылезая из-под машины, по очереди прострелила все ноги, которые были видны сзади и спереди. Трое с криками повалились на землю, беспорядочно стреляя в разные стороны, и в этот момент с другой стороны подъехала черная «Волга». И смолкла наконец проклятая сирена. Патронов в моем пистолете уже не осталось. Выкатившись налево, я переползла под другую машину и опять затаилась. Мне не хотелось подставляться под пули этих пьяных парней, жаждущих моей крови, поэтому приходилось действовать так. По крайней мере меня никто не видел, и это давало возможность самой хоть как-то управлять событиями. Из «Волги» выскочили еще четыре человека и побежали к сидящим на земле и громко стонущим браткам. Фары машин до меня не доставали, и я лежала, укрытая спасительным мраком, думая про себя, что на этот раз зашла слишком далеко и оказалась на волосок от гибели. Риск — это, конечно, дело благородное, но страшно неблагодарное.
— Что тут случилось, черт возьми? — послышался чей-то испуганный возглас. — Костя, вы чего?
— Заткнись, придурок! — простонал тот. — Она где-то под машиной! Найдите ее и прикончите, суку. О-о-о!
— Мужики, она мне ноги прострелила! — провизжал Ушастый. — Под «БМВ» ищите!
— Так у нее что, пушка? — опасливо спросил еще кто-то. — Там не видно ни черта.
— Хрен ее знает! — проорал Костя. — Мочите ее скорее!
В следующее мгновение послышался нестройный хор хлопков-выстрелов, и пули начали с жужжанием впиваться в асфальт под «БМВ». Я лежала на животе, касаясь спиной днища «жигуленка», и ждала, когда у них кончатся патроны и они поймут, что меня там нет. Наконец, отстрелявшись, все четверо сгрудились около иномарки.
— Ну все, если она там, то уже подохла, — уверенно заявил один из стрелявших.
Кто-то присел на корточки и нагнулся, я увидела бритый затылок и пожалела, что не могу до него дотянуться.
— Нету там никого, — недоуменно пробасил затылок, разглядывая пустоту под соседней машиной. — Пусто, как в танке.
— Лучше смотри, Колян! — болезненно выдавил Костя. — Там она, точно говорю! Мы же здесь были…
— Ты что, меня за идиота держишь? — обиделся тот. — Говорю тебе, нету там. Может, и не было?
— Да?! А кто нам тогда ноги прострелил?? — снова истерично взвизгнул Ушастый. — Под соседней посмотри, может, переползла, шалава!
Голова бритого парня опять высветилась в поле зрения и начала медленно поворачиваться в мою сторону. Остальные трое стояли на дороге около белой «Волги» и напряженно ждали. Еще секунда — и наши с Коляном взгляды встретились. Глаза его расширились, блеснув в полумраке, и губы начали расползаться в зловещей ухмылке. Он уже было открыл рот, чтобы сообщить о находке, но тут же передумал, разглядев направленный на него глушитель моего пистолета. Рот его автоматически закрылся, на лице появилось выражение детского испуга.
— Ну что там, Колян? — нетерпеливо спросил Костя.