Внезапно раздался оглушительный, неописуемый грохот. Вокруг нас словно обрушились горы. Нам показалось, что произошло землетрясение, но дно туннеля оставалось неподвижным под нашими ногами.
А после темнота, тишина…
Я понял, что снова дышу, но даже не успел удивиться.
Послышался голос Риккарди — чуть менее отчетливый, чем всегда.
— Полетт, милая, — сказал этот голос, — ты не ранена?
— Нет, дорогой папа, — ответила девушка, — я только на миг потеряла сознание.
Кожаный король тяжело вздохнул и затем стал звать по имени каждого из нас.
Не ответил один Грандье…
Чиркнула спичка, загорелся маленький дрожащий огонек — и вдруг темноту прорезал яркий луч света. Это Этьен нашел и снова зажег свою переносную фару, которую выпустил из рук во время обвала. Мы с ужасом увидели, что очутились в подземной полости. Участок туннеля между выходом и нами, длину которого мы установить не могли, частично обрушился, частично же был заполнен водой. Мы спаслись от наводнения и обвала только для того, чтобы медленно умереть от удушья или еще медленней — от голода. Смерть дала нам немного времени в кредит, но с какими ужасными процентами!
В нескольких шагах от нас лежало тело несчастного Грандье. Тяжелый камень превратил его голову в кровавое месиво.
Фортис, который вновь обрел, кажется, свое удивительное хладнокровие, отделился от нашей группы, подошел к телу, осмотрел его и мрачно сказал:
— Пусть покоится с миром. Он ушел первым; по крайней мере, ему не пришлось долго страдать.
Затем инженер повернулся к нам и с завидным спокойствием продолжал:
— Сейчас мы получили некоторую передышку. Ярость стихий наконец утихла. Думаю, мы все согласны, что гадать о причинах катастрофы не к чему: это может быть подводное землетрясение или обвал, вызванный тектоническими сдвигами…
— Не скажите… — хрипловатым голосом возразил Мартен-Дюпон. — Материя отомстила нам за насилие…
— Пусть будет так, — небрежно махнул рукой Фортис. — Важнее понять, что уготовила нам судьба. Пищи у нас нет. Не знаю, работают ли здесь устройства вентиляции туннеля. Я в этом сомневаюсь. Но они вряд ли уцелели за пределами полости, где мы находимся…
В доказательство инженер указал на обрушившийся участок туннеля. Он казался плотной, без единого просвета каменной массой.
Никто не стал спорить, и Фортис, помолчав, снова заговорил:
— Итак, мы должны рассмотреть три варианта: либо нас спасут рабочие — при условии, что они сами спаслись во время катастрофы и верят, что мы еще живы, а это довольно сомнительно — либо мы спасемся сами, либо…
Он замолчал. Мы и без слов понимали, в чем заключался третий вариант.
Этьен, наш шофер, спокойно достал из кармана револьвер и договорил за Фортиса.
— Лично я не собираюсь умирать от голода или удушья. Прислушайтесь к голосу сердца, дамы и господа… В барабане шесть пуль, — и он показал нам оружие, — а это означает, что мы все сможем избежать страданий… когда убедимся, что другого выхода не осталось.
— Это верно, — мягко сказал Фортис. — Есть и такой вариант…
— Даже не предлагайте! — возмутился Риккарди, выпрямившись во весь рост. — Помните горняков, которые оказались в завале и сумели пробиться на поверхность с помощью одних кирок и заступов? А у нас, — и он кивнул на перфоратор, — есть машина, способная заменить сотни шахтерских рук… Будет трусостью не воспользоваться ею…
— Следовательно, — так же мягко проговорил Фортис, — мы остановились на втором варианте. Я разделяю ваше мнение… Но предупреждаю, что в отсутствие измерительных и прочих приборов мы будем лишены возможности ориентироваться и нам придется действовать вслепую. Добавлю, что часть туннеля, весьма вероятно, затоплена… Отсюда я заключаю, что погибнуть у нас 99 шансов из 100…
— Какая разница! — оборвал его кожаный король. — Мы обязаны испробовать этот сотый шанс. И если мы погибнем — лучше погибнуть, сражаясь, чем умереть здесь без толку…
За этим энергичным возгласом последовало краткое молчание. Внезапно послышался нежный голос Полетт. Она повторила фразу, которую услышала от меня и сделала своим девизом:
— «Нет нужды надеяться, чтобы предпринимать, и преуспевать, чтобы упорствовать»…
Фортис бросил на девушку восхищенный взгляд и сказал:
— Решено! Так мы и поступим…
Но на его лице, когда он повернулся к перфоратору, помимо воли проступило такое сожаление, что пораженная Полетт остановила инженера жестом руки.
— Постойте! — воскликнула она. — У вас есть другие предложения? Помните, в этих трагических обстоятельствах каждый из нас имеет право высказать свое мнение. Среди нас больше нет начальников и подчиненных — мы только люди, собратья по страданиям…
Инженер помедлил, но затем все же направился к машине, бормоча себе под нос:
— Нет!.. Это было бы безумием!..
В этот момент я с удивлением услышал, что в разговор вмешался Мартен-Дюпон. Со времени катастрофы ученый, похоже, добровольно стушевался, как и я — впрочем, нам ли было тягаться с компетентностью Фортиса и властностью Риккарди?
А теперь Мартен-Дюпон неожиданно взял слово.
— Говорите! — сказал он инженеру. — Я, кажется, догадываюсь, о чем вы думаете… Говорите, умоляю вас!..
Он произнес это таким патетическим тоном, что Фортис сдался.
— Ну хорошо… Я все пытаюсь сообразить, не будет ли разумнее — как ни парадоксально это звучит — двинуться не назад, но, напротив, вперед? То есть, как мы собирались сделать до катастрофы, пробить кирпичную стену и посмотреть, что скрывается за ней?..
— Браво! — одобрил Мартен-Дюпон.
Признаюсь, я пришел в негодование. Как мог филолог, человек рассудительный и зрелый, поддерживать такой безрассудный план? Шофер Этьен был явно согласен со мной — я услышал, как он буркнул:
— Нут вот, тут уж они переборщили!.. Думают, мы недостаточно глубоко, хотят забраться еще глубже!
Но Фортис, высказав наконец беспокоившие его мысли, стал пылко отстаивать свою идею.
— Если мы направимся назад и попытаемся выбраться наверх, то почти наверняка, повторяю, утонем или будем раздавлены. Что ждет нас внизу, впереди, я не знаю, но вряд ли что-то худшее… Эта стена сложена из кирпичей — ее кто-то построил… Эту надпись кто-то сделал… Этот неведомый «кто-то» живет, чем-то дышит, питается… И находится по ту сторону стены. Значит, и мы сможем там выжить, найдем там воздух и пищу.
Мартен-Дюпон кивнул. Глаза Полетт сияли. Доводы инженера, как мне показалось, убедили и шофера.
Когда инженер замолчал, заговорил филолог:
— Несчастный Грандье утверждал, что стену построили «изнутри». Наш друг Фортис, похоже, с ним согласен. Иными словами, каменщики, соорудившие стену, живут по другую ее сторону. Отсюда следует…
Риккарди пожал плечами.
— Мы теряем время в бесплодных дискуссиях, — бросил он. — Моя дочь только что правильно сказала: мы все здесь равны. Самое лучшее — проголосовать. Подчинимся решению большинства…
Несмотря на драматические обстоятельства, я невольно улыбнулся, услышав это парламентское предложение.
Кожаный король тем временем продолжал:
— Пусть те, кто хочет двигаться вперед, поднимут руки.
Я предполагал, что безумный план разделяли только Фортис и Мартен-Дюпон. К моему искреннему удивлению, поднялись четыре руки: Полетт и шофер присоединились к мятежникам.
Риккарди встретил это поражение с обычным спокойствием.
— Прекрасно… — сказал он. — Большинство приняло решение. Пойдем вперед, на стену…
VI
ЛЮДИ БЕЗ ГЛАЗ
Пока Фортис, скрывшийся в недрах перфоратора, возился с двигателем, проверяя все узлы, прежде чем запустить машину, Мартен-Дюпон подвел нас к клинописной надписи. Она была на месте — обвал не затронул эту часть туннеля.
Спокойный, словно на кафедре Коллеж де Франс[3], ученый прочитал нам целую лекцию о людях, пользовавшихся этим письмом в древности.
— Немногие доступные нам документальные свидетельства о халдеях, — сказал он, — относятся к 3600 году до нашей эры, когда царь Саргон владел Сиппаром, «городом книг». Но история халдеев уходит в гораздо более древние времена… Нам известно, что халдеи были хорошо образованы, что у них имелись таблицы для вычислений, основанные на шестидесятиричной системе, благодаря которым они могли с легкостью производить самые сложные расчеты. Вот почему соседние, а также пришедшие на смену халдеям народы называли их «математиками»…
Необычаен был этот курс древней истории, прочитанный в темнице, где мы все ждали смерти. В нем звучала такая спокойная и стоическая нота, что я поневоле сравнивал добряка Мартен-Дюпона с великим Сократом.
Голос филолога вдруг прервался от волнения:
— Древние халдеи сооружали свои строения именно из кирпичей, а на отдельных кирпичах делали надписи…
— В таком случае, — воскликнул я, — эта надпись может быть…
Ученый отрицательно покачал головой.
— Все халдейские надписи, какие мне довелось видеть, выдавлены или высечены в виде углублений, а здесь перед нами
— А вы видели много халдейских надписей? — спросила Полетт, слушавшая рассказ филолога с большим интересом.
— В копях, находящихся в пятнадцати милях к юго-западу от Варки[4], я видел драгоценные каменные таблички возрастом в несколько тысяч лет. Халдеи, страшась какого-то катаклизма — возможно, потопа — закопали их там, чтобы сохранить о себе память. Вероятно, они верили, что люди все-таки переживут всеобщую катастрофу…
В этот миг на платформе показался Фортис.
— Все готово, — сказал он. — Двигатель работает прекрасно. Можем начинать…
Наступила торжественная минута. Мы едва сдерживали волнение.
Инженер, подготовив все к запуску, спустился к нам. Оставалось только нажать на рычаг, расположенный в задней части перфоратора — и машина атакует стену.
Но прежде, чем сделать этот решительный шаг, Фортис предупредил, что мы должны держаться в некотором отдалении от машины, так как иначе можем угодить под струю выброшенной породы.
Хорошо было бы, конечно, укрепить стены и потолок просверленного буром туннеля, добавил он. Но для этого у нас не было материалов; не имело смысла также думать о вывозе извлеченной породы…
— Правда, новый туннель вряд ли окажется слишком длинным, — заключил инженер. — Одно из двух: либо кирпичная стена отделяет нас от открытого пространства, где обитают строители, и наш бур быстро проделает отверстие, которое позволит нам проникнуть туда — либо наше воображение было обмануто рядом странных совпадений, и мы так же быстро поймем свою ошибку. А теперь — вперед!..
Он нажал на рычаг. Двигатель взревел. Инженер нажал сильнее, и могучая машина ринулась на стену. Она прошла ее без всякого усилия и скрылась в густом желтоватом облаке пыли, оставив позади груды каменных обломков.
Ослепленные, задыхаясь, мы прошли немного вперед, вслед за перфоратором…
Неожиданно в лицо нам ударил сильный порыв ветра, мы вдохнули чистый воздух. В ту же секунду машина, увлекаемая силой инерции, с грохотом покатилась в пропасть.
Предсказания Фортиса и Мартен-Дюпона сбылись: мы очутились в открытом пространстве, в своего рода громадной подземной пещере, атмосфера которой была насыщена кислородом.
Машина, проломив стену, только что упала в невообразимую бездну. Мы с содроганием слышали, как она, натыкаясь на скалы и издавая металлический лязг, летела вниз. Грохот удалялся, но, казалось, продолжался бесконечно, что навело нас на пугающие заключения о размерах пещеры.
Постепенно шум затих, но мы не могли знать, случилось ли это потому, что стальная масса достигла дна или же отдалилась на такое расстояние, что звуки до нас уже не долетали…
Как бы то ни было, мы могли теперь забыть об опасности умереть от удушья, одном из наших главных страхов. Не знаю, что чувствовали в этот знаменательный миг мои спутники, но меня охватило невероятное облегчение. Я испытывал чувство пылкого восторга и был глубоко благодарен инженеру и филологу, чье смелое предложение привело нас к этому колоссальному резервуару кислорода.
Мы подошли к отверстию. За ним лежал непроницаемый мрак.
Фортис взял у Этьена фару и осветил лучом скалистые стены пещеры.
Перед нами, под сравнительно небольшим углом, уходил в темноту широкий склон; многочисленные выбоины и неровности позволяли не бояться падения.
— Нужно спускаться, — сказал инженер.
Никто и словом не возразил, хотя после пережитого ужаса все мы начинали ощущать усталость.
Так начался наш долгий и тяжкий путь к неведомой и фантастической цели.
Каждый шаг приближал нас к центру земли, каждый пройденный метр уводил все дальше от прекрасного голубого неба и яркого солнца. Но мы шли вперед, зная, что движемся к месту, где человек может выжить и где уже обитают человеческие существа.
Свет ацетиленовой фары указывал нам этот путь и предупреждал о пропастях, которые открывались то тут, то там; на дне одной из них лежала изувеченная машина, созданная изобретательским гением Фортиса.
Все молчали. Мы слышали только тяжелое дыхание друг друга. Я чувствовал глубочайшую усталость и почти непреодолимую тягу ко сну. Если бы не страх отстать от товарищей и остаться в одиночестве, во мраке, я давно лег бы на каменистый склон и уснул…
Внезапно мы ощутили под ногами ровную поверхность. При свете фары мы увидели, что оказались на своеобразной дороге с эластичным покрытием; по краям ее высились странные растения, похожие на водоросли и такие же бесцветные, чуть сероватые, как само дорожное покрытие.
Фортис остановился и повернулся к нам.
К Полетт он обратился первой:
— Вы, вероятно, устали, мадмуазель?