Две тысячи лет под водой

Кожаный король поднял трубку стоявшего рядом со столом телефонного аппарата и распорядился:

— Скажите Этьену, пусть приготовит большой лимузин…

А затем, повернувшись к нам, он спокойно спросил:

— Кофе будем пить здесь или в курительной?

IV

ПОРАЗИТЕЛЬНАЯ НАДПИСЬ

Мы уселись вшестером в большой лимузин и Этьен, надежный шофер миллиардера, погнал машину по туннелю под длинной нитью электрических ламп.

На протяжении всего пути мы почти не разговаривали.

Фортис погрузился в задумчивость. Его брови нахмурились, лоб прорезала вертикальная морщинка: верный признак того, что смелый ум инженера сейчас строил и отбрасывал гипотезы, объясняющие странное сообщение Грандье.

Последний был очень подавлен; неожиданная находка погрузила его в какое-то оцепенение.

Полетт посматривала на инженера и, кажется, пыталась угадать, какие мысли роятся в его блестящем мозгу, спрятанном за глубоко посаженными глазами.

Мартен-Дюпон читал. Этот человек представлял собой настоящую ходячую библиотеку; его глубокие карманы были всегда набиты брошюрами и книгами, которые он открывал при каждом удобном случае.

Что же касается Риккарди, то миллиардер спал. Кожаный король обладал драгоценной способностью по собственной воле засыпать и просыпаться, когда и где угодно. Несмотря на волнение, вызванное рассказом Грандье, мой патрон хорошо понимал, что вскоре ему понадобится вся ясность ума и физическая выносливость; поэтому он собрал свои нервы в кулак и приказал себе спать.

Я же глядел на спутников и равно восхищался задумчивой сосредоточенностью инженера, спокойствием ученого и добровольным сном миллиардера.

Туннель плавно спускался на определенную глубину, а затем местами шел террасами, напоминавшими гигантскую лестницу. Автомобиль преодолевал эти огромные ступени с помощью мощных лифтов, работавших на электричестве.

Наконец машина остановилась, и Этьен объявил:

— Мы прибыли, патрон! Отсюда придется пешком…

Голос его гулко отдавался в туннеле. С почтительностью, смешанной с фамильярностью, шофер соскочил с сиденья, открыл дверцу, и мы увидели его насмешливое лицо типичного парижанина.

Кожаный король мигом проснулся, так же мгновенно стряхнул с себя остатки сна и вышел первым. Мы все последовали за ним.

Мы оказались в зоне работ.

Туннель наполовину перегораживал длинный вагон — передвижное помещение, где проходчики отдыхали во время перерывов в работе. Сейчас внутри поднялась суета, и из окон стали выглядывать любопытные лица.

— Не обращайте на нас внимания, — приказал Фортис рабочим. — Мы приехали проинспектировать туннель.

Никто не заставил себя просить дважды и не подумал выйти наружу. После тяжелого рабочего дня проходчики мечтали только об отдыхе и сне.

— Нам понадобится сильный фонарь, чтобы осмотреть стену, — тихо сказал Грандье. — Электрическое освещение, естественно, протянуто только до места работ. А стена, о которой я упоминал, находится относительно в тени. Риккарди сделал знак Этьену.

Шофер понял и кивнул. Затем он отцепил одну из мощных фар автомобиля и приготовился сопровождать нас.

— Прекрасно! — одобрил Фортис.

И мы в пешем порядке двинулись в темноту вдоль рельс узкоколейки, служившей для вывоза извлеченной породы.

Туннель начал сужаться. Со стен, еще не залитых бетоном, сочилась влага. Прочные деревянные опоры поддерживали потолок.

В нескольких сотнях метров впереди мы видели удлиненный силуэт перфоратора, похожий на гигантского притаившегося зверя — металлического зверя, чью жизненную силу обеспечивал двигатель, созданный гением Фортиса.

Эта колоссальная машина, этот гигантский бур, подобно танку, шел в наступление на неподатливую земную кору, вгрызался в нее и оставлял за собой размолотую на мелкие куски породу.

Фара в руках Этьена вскоре осветила машину, и мы снова с восхищением взглянули на стальные обводы великолепно продуманного аппарата.

На крышу машины вела маленькая железная лестница.

Здесь мы остановились, и Фортис, шедший во главе всей группы вместе с Грандье, нагнулся и осмотрел последнюю груду выброшенной буром породы.

В свете фары я увидел его задумчивый профиль. По лицу инженера скользнула недовольная гримаса, и он пробормотал:

— Какой дьявол притащил на эту глубину кирпичи?

Мы все наклонились ближе.

Никаких сомнений быть не могло.

Куски скалы, отколотые перфоратором, явно были не камнями, а обломками кирпичей искусственного происхождения.

Грандье сделал нетерпеливый жест, будто хотел сказать: «Я же вам говорил!»

Затем Фортис и его заместитель занялись измерениями и подсчетами. В конце концов они пришли к тому же заключению, что мы уже слышали от Грандье — строительная площадка находилась ближе к входу в туннель, чем два дня назад.

Когда они изложили свои выводы Риккарди, тот сказал:

— Это удивительно, конечно. Но нельзя ли допустить, что какой-нибудь неизвестный, который по непонятной мне причине решил помешать нашему предприятию, просто-напросто подкупил нескольких рабочих?

Фортис только пожал плечами.

Разумеется, такое объяснение не могло его удовлетворить.

Грандье принялся возражать:

— Если вы подниметесь со мной на крышу машины и осмотрите стену, вы увидите, как выложены кирпичи — поскольку это и есть кирпичи. Эту баррикаду выкладывали изнутри, с той стороны.

— Безумие! — отрезал кожаный король.

— Но это правда! — мрачно проговорил Фортис. Он поднялся на несколько ступеней железной лестницы и теперь внимательно разглядывал стену, освещенную лучом света из фары в руках Этьена.

Риккарди, в свою очередь, бросился к перфоратору и присоединился к Фортису.

Между ними начался довольно жаркий спор. Рациональный ум кожаного короля не признавал вещей, которые невозможно сразу объяснить. Риккарди один за другим опровергал доводы, которые приводил Фортис в защиту точки зрения Грандье.

Мы все с любопытством поднялись по лестнице и очутились на длинной платформе, укрепленной на спине стального зверя.

Здесь мы стали осматривать скалу, пытаясь понять, кто же из спорщиков прав. Неожиданно Этьен закричал:

— Вон там! Похоже на знаки… там…

Он указал на ровный участок стены прямо перед машиной, где бур еще не успел врезаться в камень.

На плоской, почти вертикальной плите и впрямь видны были ряды штрихов и линий. Таинственные знаки по цвету почти сливались с фоном, но рельефно выдавались над ним; сама же надпись, насколько позволяли мне судить мои слабые познания, представляла собой клинопись.

Я инстинктивно взглянул на Мартен-Дюпона, стоявшего рядом. Меня поразило, как изменилось его лицо. Глаза ученого были расширены, будто в священном ужасе, его губы дрожали, на лбу выступил пот.

Филолог пристально рассматривал странные знаки и дрожащим голосом бормотал обрывки слов, смысл которых оставался для меня непонятен.

Внезапно он с силой схватил меня за руку и воскликнул так громко, что все обернулись к нему:

— Друзья мои, знаете, что за знаки высечены на камне?.. Так вот, это халдейский, и даже весьма архаическая форма халдейского, то есть язык, на котором никто не говорит уже тысячи лет!

Его возглас поверг всех нас в глубокое изумление. Фортис перестал разглядывать кирпичи и смотрел в глаза ученого.

А Мартен-Дюпон возбужденно продолжал, не замечая эффекта своих слов:

— Что же касается смысла данной надписи, то перед нами осмысленная фраза, и лишь несколько человек в мире способны перевести ее, не сходя с места. Вам повезло, так как сегодня вас сопровождает один из них… Это грозное предупреждение. Послушайте…

И он, водя в воздухе пальцем вдоль клинописных строк, прочитал:

— «Нечестивый захватчик, дальше тебе не пройти!»

V

КАТАСТРОФА

С большим стыдом должен признаться, что прочитанный Мартен-Дюпоном перевод надписи, чудесным образом появившейся в туннеле под Средиземным морем, вызвал у меня состояние, очень похожее на страх.

Мои ноги так дрожали, что колени стучали друг о друга, сердце билось необычайно быстро и сильно, в горле стоял комок…

После слов ученого воцарилось мертвое молчание. Думаю, все мои спутники чувствовали то же, что и я, и каждый по-своему пытался скрыть испуг. Я глянул на Грандье и заметил, что лицо заместителя директора побелело. Луч света дергался — руки Этьена тряслись. Я слышал учащенное и прерывистое дыхание Полетт.

Лицо Фортиса, однако, ничуть не изменилось и сохраняло сосредоточенно-спокойное выражение; лишь чуть опущенные веки скрывали взгляд глубоко задумавшегося инженера. Риккарди, со своей стороны, занялся тем, что предшествовало у него всем серьезным решениям — а именно, выудил из кармана подходящую к случаю светлую и хорошо высушенную сигару и молча ее закурил.

Грандье заговорил первым.

Покашляв и прочистив горло, он заявил:

— Ввиду последних событий и этой необъяснимой находки, нам будет лучше, я считаю, временно и до выяснения всех обстоятельств…

Я догадался, что он хотел сказать. Видимо, он собирался предложить по крайней мере остановить работы, если не отказаться от них вообще.

Но кожаный король не дал ему договорить и сделал вид, что услышал в словах бедняги Грандье вдохновенный и героический призыв. Итак, он вмешался и совершенно спокойно произнес:

— …разрушить пресловутую стену и посмотреть, что скрывается за нею? Вы правы, дорогой Грандье. Разве вы не согласны, Фортис?

Инженер поднял глаза, притворно или искренне не замечая умоляющих взглядов своего заместителя.

— Конечно!.. Перфоратор готов к работе, и мы втроем справимся с управлением. А месье Персан может тем временем проводить к машине месье Мартен-Дюпона и мадмуазель Полетт, которым совсем не обязательно здесь находиться.

В темноте я покраснел от замешательства. Фортис выразился со всей возможной ясностью: в этих драматических обстоятельствах я был ненужным довеском, а может быть, и обузой. Как ни стыдно сказать, к моему замешательству в ту минуту примешивалась волна облегчения…

Но это чувство радовало меня недолго. Полетт сейчас же воскликнула:

— Ни за что! Я остаюсь!

— Я тоже хотел бы остаться, — пробурчал филолог, по-прежнему не отрывая глаз от халдейской надписи.

Собрав остатки мужества, я начал самым благородным тоном:

— Лично мне кажется, что я могу оказать здесь более важные и насущные услуги, чем…

Я оборвал себя, заметив, что мое красноречие пропало впустую.

Меня даже не слушали. Фортис с жаром, какого я в нем и не подозревал, пытался уговорить Полетт уйти. Девушка возражала. Риккарди готов был вмешаться, когда Грандье, отошедший было с покорным видом в сторонку, вдруг воспрял к жизни. Он побледнел, выпрямился и поднял палец, словно призывая к вниманию, а затем крикнул:

— Тише! Как ни печально, нам всем, кажется, придется здесь остаться!

Все мы мгновенно напрягли слух — и услышали далекие раскаты, напоминавшие шум уходящей грозы.

Только Фортис, похоже, осознал смысл этого странного гула.

Его лицо в буквальном смысле слова исказилось, в светлых глазах мелькнула растерянность, и он выдохнул одно короткое и простое слово:

— Вода!..

В паническом страхе, ища выхода, мы стали озираться по сторонам. Все хорошо помнили два случая, когда в ходе работ появились трещины, и рабочие едва не утонули. Лишь с большим трудом нам удалось тогда исправить положение, спасти уже проложенный участок туннеля и продолжить работу.

Но на этот раз дело обстояло серьезней. Судя по направлению, откуда доносился гул, водный поток бушевал позади нас. Путь к отступлению был отрезан. Подземелье превратилось в адскую ловушку. Через несколько минут, а может, и секунд вода затопит весь туннель, и мы погибнем.

Неожиданно погасло электричество. К счастью, фара в руках Этьена продолжала светить. Мы невольно сбились в кучку. Риккарди обнял дочь, будто желая ее защитить. Не было ни криков, ни жалоб. Мы затаили дыхание. Сердца бешено колотились. Мы прислушивались к звучавшему все громче гулу воды и готовились к смерти.