Икона и человек (сборник)

Но хоть бы одному гаду стукнула в голову мысль, что к нему пришла женщина, которую бьет мужик, и женщина просит защиты, ей некуда больше идти! Ну хоть бы один гад заступился!

Зассанцы!

Она спряталась у матери. Он приехал туда за деньгами, бил в ворота, обещал убить. Она вынесла ему деньги, и передала в щелочку, и пошла в дом. И увидела, что он перелезает через забор… Она взяла кухонный нож в одну руку, подобрала на огороде какой-то уголок и пошла к нему навстречу. И так, лицом к лицу, забила его насмерть. А потом, когда он упал, еще и удавила попавшимся под руку куском провода. Пошла домой, легла спать. И спала крепко, впервые за много месяцев, потому что уже ничего не боялась.

Утром вышла, посмотрела на него и пошла в милицию, писать явку с повинной[1].

Я написал обращение в прокуратуру области с просьбой наказать тех, кто виновен в непринятии мер, и вот что они ответили.

Официально подтвердили, что Наташа официально обращалась в прокуратуру и милицию пять раз! И один раз обращалась ее мама. Первое обращение было 19 августа. Последнее — 27 сентября. То есть за день до убийства.

Кроме того, Наташа неоднократно обращалась и в милицию, и в прокуратуру, и в Госнаркоконтроль.

Интересно, что по обращению от 13.09.11 в отношении озверевшего нарколыги было даже возбуждено уголовное дело, которое было прекращено 16.10.11 в связи со смертью подозреваемого. А по обращению от 27 сентября в возбуждении уголовного дела было отказано в связи с отсутствием события преступления… Но! Я разговаривал с Наташей 5 октября и видел, что у нее сломан нос, синяки и кровоизлияние в глаз!

Короче, все всё видели, все всё понимали, и никто ни хрена не делал!

И вот финал ответа:

«Ваши доводы о бездействии правоохранительных органов при рассмотрении обращений Корякиной Н. В. в отношении Корякина О. Ю. не нашли подтверждения. Действия должностных лиц ММО МВД России „Алапаевский“ являются законными и обоснованными. Оснований для принятия мер прокурорского реагирования не имеется».

Подписал его алапаевский городской прокурор, младший советник юстиции А. В. Мухаев.

Результат этих законных и обоснованных действий мы видели — труп Корякина и уголовное дело на Корякину, мать троих малолетних детей.

Ну, что сказать? Диагноз — импотенция.

Местный прокурор поручил провести проверку Роме Глухову. Тому самому, к которому Наташа и приходила. И на что рассчитывал прокурор города Алапаевска, поручая проверку Роме Глухову? Что прокурорский работник Рома Глухов, проведя проверку, выявит вину Ромы Глухова в непринятии мер и потребует применить к себе меры прокурорского реагирования?!

Дурак или притворяется?

Правоохранители собственных жоп!

Пятьдесят

Как-то летел «Уральскими» с Бурбулисом, а через проход Россель сидел. И вдруг идет по салону стюардесса-красавица. И такая ладная, что у всех мужиков головы вслед поворачиваются. Россель с Бурбулисом переглянулись, семидесятилетний Эдуард Эргартович улыбнулся, вздохнул и говорит: «Было бы мне сейчас лет пятьдесят!..»

В свое время родственники замечательного русского художника-символиста Василия Денисова, прямого ученика Коровина, передали мне семьдесят живописных работ и двести листов графики, которые остались у них после смерти художника от голода в Москве в 1921 году. Мы занимались реставрацией этих работ в течение нескольких лет, а потом с замечательным искусствоведом, академиком Сергеем Васильевичем Голынцом сделали альбом, посвященный творчеству Денисова.

И вот, через десять лет, Сергей Васильевич решил вернуться к Денисову. И закрепил за этой темой свою студентку. И девчонка пришла к нам в музей делать научное описание картин Денисова. И вот она сидит, работает. Мало того что отличница, еще и красавица! Высокая, стройная, «Мисс Университет». А тут еще зашел Брусиловский. Вижу, тоже обратил внимание, то есть засмотрелся. И вот мы сидим, пьем чай, и вдруг понимаю, что я девчонкой откровенно любуюсь. Просто так любуюсь. Безотносительно. И никаких глупых мыслей у меня в голове нету. Мне просто красиво. И ничего мне от нее не надо. И это от того, что я просто взрослый, а вовсе не потому. Подумал и засмеялся.

Может, мне просто еще не исполнилось пятьдесят?

Вспомнил.

Мужик купил сигареты. Смотрит, на пачке написано: «Курение делает вас импотентом».

Он покачал головой, поцокал языком и говорит продавцу: «Э! Эту не надо. Дай другую, которая убивает».

Гость в дом — Бог в дом

Мой товарищ, Сергей Сизый, зам. декана матмеха УРГУ, пригласил на «Зимнюю школу». Это студенты матмеха после зимней сессии на неделю собираются на какой-нибудь турбазе и приглашают разных людей читать лекции. И уровень лекторов, как правило, достаточно высок, и любому ученому, исследователю, общественному деятелю лестно получить такое приглашение.

И я поехал. Благожелательная аудитория. Молодые, думающие и свободные. Разговаривал предельно откровенно. Мне кажется, что из них вырастут хорошие люди. Лучше нас.

А потом поехал домой. Захожу, а у меня в гостях… замечательный художник, добрый человек Андрей Бильжо! Ух, как я обрадовался. Да и кто б не обрадовался? Мы разговаривали с ним до ночи. Очень интересный собеседник. Обсудили все. Рассказал мне несколько замечательных историй.

К слову, про аудиторию.

У Андрея в 30-е были расстреляны два деда. В Москве и Норильске. Один — инженер, другой — советский служащий. И бабушка десятку отсидела, в АЛЖИРе побывала (Акмолинский лагерь жен изменников родины). Так что «Историю КПСС» его семья знала не только по учебникам. Довелось проверить гармонию алгеброй.

И вот, в семьдесят втором году, Андрей попал на Соловки и прожил там долгое время. А там было экскурсионное бюро. Он общался со всеми экскурсоводами и начал сам водить экскурсии. А так как всем интересовался, много читал, плюс опыт предков, экскурсии у него получались интересными и неформальными. И вот однажды на Соловки прибыла группа суровых теток с прическами-фигушками на головах. И Андрей вызвался провести экскурсию. А тетки были строгие и неразговорчивые. И чтобы расшевелить аудиторию, Андрей выложился по полной. Он показал им несколько тайных кладбищ расстрелянных, куда экскурсантов водить запрещалось. Поведал обо всех видах нечеловеческих пыток, процветавших в Соловецком лагере (СЛОН), разве что на себе не показал! Попутно рассказал историю своей семьи. По сравнению с этой пламенной экскурсией все передачи «Радио „Свобода“» и «Голоса Америки» были добрые и ласковые, как «Спокойной ночи, малыши», а обличительные публикации «Посева» — что-то типа нашей «Мурзилки»! Суровые соловецкие камни плавились от его речей, и дикие соловецкие чайки плакали навзрыд, но ни одной искорки не удалось ему высечь своим жгучим глаголом из кремниевых мозгов несгибаемых теток.

Они молчали. И только одна из них открыла рот и произнесла: «Молодой человек, скажите мне, пожалуйста, ваше имя, отчество и фамилию, год рождения и адрес проживания».

Он растерялся и сказал. И только в голове мелькнул обрывок цитаты: «…и, пожалуйста, побудьте дома — скоро за вами приедут в чудной решетчатой карете!»

И действительно, тетки удачно оказались женами секретарей райкомов Архангельской области. Их мужей собрали на партийную конференцию в архангельский обком, а жен их, чтоб не путались под ногами, отправили на Соловки, на экскурсию. Тут-то им и подвернулся молодой знающий экскурсовод…

За Андреем приехали на следующий день. И несколько дней безуспешно искали его по всему острову. К чести экскурсионного бюро, Андрея никто не сдал, и девчонки, в том числе и будущая жена Андрея, по очереди таскали ему в укрытие тушенку и портвейн. А так бы вся жизнь могла пойти по совершенно иному сценарию. Сейчас бы уж небось освободился.

Долго мы еще говорили обо всем, а потом Андрей сказал: «Мне очень важно посмотреть ваш Фонд. Потому что я понимаю, что вы делаете, и всегда заочно за вас заступаюсь. И много достойных людей говорили мне о вас добрые слова. Но мне обязательно надо увидеть своими глазами».

Я показал Андрею Фонд, увез на Изоплит и дал возможность посмотреть все и поговорить со всеми, с кем ему интересно. Только час он провел на карантине. Оказалось, что Андрей — врач-психиатр, кандидат наук и видит ситуацию несколько глубже, чем я. Он внимательно посмотрел все, поговорил со всеми и дал несколько дельных советов. Мне кажется, он не ожидал, что все по-настоящему и без подвоха.

Последняя просьба

Один человек понял, что скоро умрет, и сказал своей жене и своим соратникам, чтобы его похоронили рядом с его мамой. Простая просьба. И последняя.

И вот он умер.

И соратники его, вместо того чтобы исполнить волю покойного, распотрошили его, тело набили соломой, а мозги заспиртовали в банку. И в таком виде выставили на всеобщее обозрение. Большего надругательства над покойником и представить себе сложно. И вроде как сделали они это из лучших побуждений. Расставаться не хотели.

И вот с тех пор незахороненный покойник лежит на главной площади страны. На него ходят глазеть. И детей водят.

Его охраняют.

Пережил он за эти годы множество посмертных потрясений. И нечистотами заливало. И в Тюмень свозили войну перележать. И много еще чего было. И повестка-то уже давно поменялась.

А сейчас он совсем испортился. Руки отгнили. Их убрали под покрывало. И на лице — плесень. И лежит незахороненный. И никто за него не заступится. Не по-человечески это. Незахороненный покойник, лежащий на площади, — немой укор всему обществу. Ответственность — на всех.

Брелок

Всех поздравил. Своих только не поздравил. Подъехал на Вайнера. Машину бросил прямо на Попова, посреди дороги — чего, мне одну минуту всего. А парни такие хорошие тюльпаны продают. Накупил несколько охапок цветов, иду довольный. И вдруг, на моих глазах, у меня слетает брелок с ключами и плавно, как в замедленном кино, летит в решетку канализации. Ой! Бульк!..

Я втянул голову в плечи, оглянулся по сторонам — блин, так и есть, все видели.

Хожу я вокруг этой канализации, чешу затылок, хлопаю себя по ляжкам, делаю руку козырьком, смотрю вниз — ни хрена не видно. Зато пахнет сильно, и пар идет. Народ потихонечку подтягивается. Всем интересно, что дядя Женя делать будет. Попытался я решетку вытащить руками — не получается. Сам в грязи, цветы вокруг разноцветные, праздник у людей, и дома ждут. Расскажи кому, что ключи в канализации утопил, — никто ведь не поверит.

И еще машина стоит посреди дороги, все пальцами у виска крутят. А как я отъеду, без ключей-то?

А возле меня вертится маленький паренек, таджик. Али зовут. Я ему говорю: «Стой здесь, без тебя не справимся». Он стоит и ждет, что я придумаю. А тут парняга один, на «Хонде». Андреем зовут. У него проволока в багажнике оказалась. Сначала мы вытянули длинную проволоку, я стал на четвереньки и попытался проволокой подцепить. Глубина метра два — они на самой поверхности болтаются. Не получается. Тогда Андрей говорит: «Подожди, у меня есть сильный магнит». Сначала привязали грузик, потом примотали магнит на скотч и магнитом немножечко подцепили железные колечки.

Потом, с десятой попытки, подцепили брелок. Подтащили вверх, и я только-только хотел перехватиться — брелок скользнул и снова упал. Ужасная досада. А в это время постоянно звонит телефон, и все спрашивают: «Что делаешь?» Что делаю, что делаю — ключи из канализации достаю.

И снова начали магнитиком пытаться приподнять кольца, чтобы потом зацепить крючком. И когда у меня, с десятой попытки, получилось, Али аккуратно засунул свою детскую руку по локоть, в решетку и сумел перехватить ключи. И все захлопали, потому что народу уже собралось много.

Правильно, где еще такое увидишь?

Я раскланялся, вымыл руки, поблагодарил Андрея, у которого в багажнике оказалось много полезных вещей, и торжественно вручил Али пятьсот рублей. Он обрадовался. Еще бы!

И все обрадовались.

Он приедет!

Когда я был маленький, я ходил в детский сад № 422, что на Уральских Рабочих. У всех детей родители работали на Уралмаше в три смены, поэтому у нас была интернатная группа, где дети оставались на ночь.

В те годы неделя была шестидневная, по домам ребят разбирали только на воскресенье. Как-то один мальчик, звали его Игорь Нечаев, подошел с утра к воспитательнице Марье Васильевне и сказал: «Сегодня вечером меня заберет мой папа, мы с ним ночью поедем на рыбалку! Он обещал». Потом он подошел к нянечке, тете Зине Пьянковой, и сказал: «А знаете, сегодня поздно вечером меня папа заберет, и мы с ним поедем на рыбалку!» Добрая тетя Зина кивнула головой: «Конечно-конечно, беги, играй!»

Весь день Игорь подходил к детям и радостно говорил: «За мной вечером приедет папа, и мы поедем на рыбалку!» И вот наступил вечер, и пора было ложиться спать. Все дети разделись и улеглись. А Игорь подошел к Марье Васильевне и очень серьезно сказал: «Марья Васильевна, я не буду спать ложиться, потому что скоро за мной приедет папа и мы с ним поедем на рыбалку». Марья Васильевна сказала: «Ты не ложись, просто посиди на кровати». И он сидел на кровати. Все уснули. Марья Васильевна подошла к Игорю: «Ложись, папа, наверное, позднее приедет». Игорь отвечает: «Нет-нет! Он уже скоро будет, можно я еще посижу?» А она говорит: «Ложись, не раздевайся. Если ты уснешь — я тебя разбужу». — «Нет, Марья Васильевна, вы ложитесь, а я посижу»…

И так он просидел всю ночь на краю кровати, и никто не мог уговорить его лечь… Дети уже проснулись — он сидел и смотрел в одну точку. Марья Васильевна попыталась с ним заговорить, а он вдруг стал кричать: «Вы не знаете!.. Он скоро приедет!.. Он обещал!.. Он скоро приедет!» Он все кричал и повторял фразу: «Он скоро приедет!» Потом он начал рыдать — его не могли успокоить… Потом началась икота… Потом за ним приехала «скорая»…

Через некоторое время Игорь вернулся в группу. Помню, что он все время молчал.

И они ушли…

В середине 70-х Мишка Мирник после мединститута работал в физдиспансере. Там и познакомился с Вовкой Щукиным. Мишка был невысокий, полный еврей с большим орлиным носом (про таких говорили — «лауреат Шнобелевской премии») и аккуратной докторской бородкой. При этом человеком он был очень дерзким. Когда доходило до дела — абсолютно бесстрашным. Обладал очень хлестким, поставленным ударом с обеих рук. И внешности своей совершенно не соответствовал. Хулиганы на Вайнера называли его «Михаил Лазаревич». А Володя Щукин в те годы боролся, занимался боевым самбо. Одно время даже тренировал комитетчиков. Был человеком очень жестким и волевым. Его побаивались и за глаза называли «Щука».

Они с Мирником изредка виделись. Имели какие-то небольшие общие дела. И относились друг к другу с неизменным уважением. Каждый сам пробивался в жизни. Время от времени они пересекались в «Ермаке» — старом ресторане напротив «Пассажа». И неизменно выпивали по рюмочке коньяку за здоровье друг друга.

Когда началась перестройка, Володя Щукин захватил часть вокзала и с боем выставил там шашлычников. Потом занимался продовольствием. Потом прикупил недвижимости, вошел в губернаторские структуры. Познакомился с Кобзоном и Ростроповичем. Общался со знаменитостями. Ходил в черном кожаном плаще, начищенных ботинках и с двумя телохранителями. А Мирник понемножку занимался золотом. Потом поставил на Вайнера ларек. Посадил туда тетю Галю. И сам возил всякую хренотень. Какие-то сникерсы, шмотки. Ну, что там еще в этих ларьках продавали? С Володей они виделись уже совсем редко.

И вот однажды сидит Мирник в Домодедово, и рядом с ним — два здоровенных клетчатых баула. С него ростом. Человек прижимистый и экономный, он каждую поездку в Москву использовал по максимуму. И вот он сидит со своими баулами, и одолевают его всякие печальные еврейские мысли: возраст — не тот, бизнес — так себе, доллар подрос. И вдруг он слышит шум и оживление в зале. Поднимает голову — мать честная! Это же Вовка Щукин! Вишневое лайковое пальто, начищенные ботинки и фуражка, как у Жириновского. С двумя телохранителями. Телохранители сумки тащат, с покупками.

— Вовчик!

— Мишаня!

— Как сам?

— Ништяк. Ты как?

— Слава богу.

Сто лет не виделись. Оглядели друг друга. Снова обнялись.

— Домой?

— Домой. Вместе полетим!

— Пойдем коньяку выпьем!

— Пойдем!

И они уже пошли. И вдруг Щукин говорит: