Седая старина Москвы

В заключение не будет лишним упомянуть об одном довольно забавном происшествии, случившемся у подножия Лобного места.

Мы уже говорили, что смертные казни производились на Красной площади. Иногда они совершались у самого Лобного места. В таком случае там ставили высокий сруб, или эшафот, на котором по объявлении приговора казнили. Такова была казнь многих преступников в 1718 году, когда на срубе был выставлен деревянный щит с начертанием имен преступников, «приговоренных к лютейшим смертным казням, дабы, смотря на них, казнились в совести все такие злотворцы». Подобный же сруб был устроен и для казни сенатора Шафирова, уличенного в нарушении закона, однако Петр Великий помиловал его, помня оказанные им государству услуги.

В последний раз такой сруб был поставлен в царствование Екатерины II для наказания политической смертью одного дворянина, Истомина, за подделку крепостных актов. По прочтении указа палач поставил преступника на колени, переломил над его головой шпагу и ударил его по щеке. Гордый дворянин, не стерпев такого бесчестия, вскочил и так ударил палача, что тот через загородку эшафота упал на площадь. Так печальное позорище превратилось в смешное…

Памятник Минину и Пожарскому

Памятник этот стоит на самой середине Красной площади, несколько к востоку от кремлевской стены, и значение его для нас, русских, велико бесконечно.

Такого памятника нет ни на одной из площадей Европы. Как ни велико значение нижегородского мещанина Минина и князя Дмитрия Пожарского, но они не были, однако, исключительными явлениями в то время, когда геройски выдвинулись на защиту заполоненного поляками отечества. В их лице памятник воздвигнут восторжествовавшей земской силе, спасшей и восстановившей государство в эпоху безгосударственности. Минин и Пожарский были только крупными представителями, крупными проявлениями этой силы. То, что происходило на нижегородской площади, происходило и на большинстве площадей России. Сотни, если не тысячи, Мининых действовали, ратовали и говорили на всем пространстве Русской земли, и преимущественно на севере. Города сносились между собой грамотами, заключали договоры, писали монастырям и отдельным лицам. Великое движение охватило всю Русь. Исподволь выработалось и сказалось во всей силе единое народное сознание, двинувшее наконец ополчение в бой. Смоленск сносился с Пермью и Рязанью, Пермь — с Нижним, Устюгом, Галичем и Вяткой; оттуда же слались гонцы и грамоты в украинские города.

Однако в продолжение целого столетия подвиг Минина и Пожарского и они сами оставались в забвении. Вывести их из этого забвения суждено было тому же, кто вывел всю Россию на другую, свежую дорогу.

Дело было так:

30 мая 1722 года в Спасо-Преображенском соборе в Нижнем Новгороде служил архиепископ Питирим обедню. На правом клиросе с певчими стоял мужчина гигантского роста. На вид ему было лет 50. Отошла обедня, и он спросил:

— Где похоронен Минин?

Место было показано, и он пал ниц перед гробницей, воскликнув:

— Здесь лежит спаситель отечества!

Конечно, это был Петр Великий.

С того времени началась слава Минина и, разумеется, Пожарского как неизменного его сподвижника.

Памятник открыт 20 февраля 1818 года в присутствии всей царской фамилии и при громадном стечении народа. Войском, отдававшим честь памяти великих мужей, командовал сам император Александр I.

Памятник сделан по проекту художника Мартоса и отлит из бронзы русским художником Екимовым. На подножии памятника отлиты две бронзовые картины с выпуклыми изображениями (барельефы). На первой из них изображено, как нижегородские граждане сносят свое имущество на площадь и ведут сыновей своих для всеобщего вооружения. На второй изображено бегство поляков из Кремля и преследование их нашими воинами. Фигуры Минина и Пожарского поставлены на возвышенном гранитном пьедестале. Князь Дмитрий Михайлович Пожарский изображен сидящим на одре. Перед ним Минин. Он показывает правой рукой на Кремль, а левой подает Пожарскому меч. На лицевой стороне пьедестала находится вызолоченная надпись: «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия»[149].

Ранее этого московского памятника воздвигнут был в Нижнем Новгороде в 1808 году памятник Минину и Пожарскому в виде высокой пирамиды из полированного гранита. Кроме того, в 1852 году в нижней соборной церкви Нижнего Новгорода преосвященным Иеремием освящены два придела: один — Св. Косьмы и Дамиана, в честь Козьмы Минина, другой — Св. Дмитрия Солунского, в честь князя Дмитрия Пожарского. Поставлен отдельный памятник князю Пожарскому и в суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре, где погребен князь и где находится его родовая усыпальница[150].

Тут совершенно кстати заметить, что долгое время не было известно, где именно был погребен князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Существовало только среди монахов Спасо-Евфимиевого монастыря предание, что Пожарский погребен в стенах монастыря. Первым подтвердил это предание в 1810 году князь И. М. Долгорукий, который служил тогда губернатором во Владимире. Он представил на то исторические данные, не допускающие никакого сомнения, что князь Д. М. Пожарский погребен именно в Спасо-Евфимиевом монастыре. Но место погребения все-таки не было известно, так как палатка над усыпальницей Пожарских при перестройках была снята. Надо было отыскать следы палатки. Графу А. С. Уварову во время археологических изысканий в Суздале пришла счастливая мысль вскопать пространство около придела Преподобного Евфимия. Вскоре близ указанного места, несколько вправо, он нашел фундамент стены, которая вывела его к другой, потом к третьей и четвертой. Стены огораживали пространство, уставленное гробами в три ряда. Обнаружившиеся надписи послужили очевидным доказательством, что это усыпальница князей Пожарских и их родственников. Из 23 гробниц одна оказалась гробницей князя Д. М. Пожарского. С разрешения Святейшего Синода особо назначенной для этого комиссией гробница была открыта в 1851 году. В ней найден остов престарелого человека, обернутый саваном из шелковой материи с остатками богатых боярских украшений, состоящих из золотого шитья по кафтану и поясу, каких не мог иметь никто другой из рода князей Пожарских, не имевших боярского достоинства, кроме князя Дмитрия Михайловича.

Погребение князя Д. М. Пожарского в Спасо-Евфимиевом монастыре[151] объясняется очень просто: там похоронены его родственники, был погребен сын, две жены. Кроме того, большая часть поместий и отчин Пожарских находилась в соседстве с монастырем. В этих поместьях князь живал весьма часто, и даже к главнейшему своему подвигу — освобождению Москвы от поляков — он вызван был из села Нижняя Ландиха, находившегося в 150 верстах от Суздаля. В самом Суздале, в Кремле, он имел свой собственный дом. Наконец, отправившись из Ярославля в поход под Москву, он поручил рать князю Ивану Андреевичу Хованскому и Козьме Минину, а сам отъехал в Суздаль помолиться Всемилостивому Спасу и чудотворцу Евфимию и проститься с родительскими гробами…

Соборы в Китай-городе

Покрова Богородицы на Рву, или Василия Блаженного. Немногие из московских и даже вообще русских храмов пользуются такой известностью, как церковь Василия Блаженного. Этому всего больше способствовала необыкновенная наружность самого храма, поражающая всякого не только при первом взгляде, но и при многолетней привычке видеть его. Вы видите перед собой не одну церковь, а целую громаду церквей, увенчанных разнообразными куполами, из которых каждый отличается особой формой. Находясь на возвышенном, открытом месте, церковь Василия Блаженного видна издалека и отовсюду заметна своей необыкновенной архитектурой, так что вид ее остается в памяти, и на всяком рисунке, даже самом простом, можно узнать собор. Множество раз и во всех возможных размерах был выгравирован вид этого достопамятного храма, который таким образом стал известен не одним москвичам, но и всем обывателям страны.

Славе его способствовало еще и народное предание, будто царь Иван Васильевич Грозный, при котором построен этот храм, был так восхищен необыкновенной красотой его, что призвал архитектора и спросил: может ли он построить другой, подобный, или еще более прекрасный храм? «Могу», — отвечал архитектор. «Ты лжешь!» — вскричал Грозный и велел ослепить его, чтобы он не мог исполнить своего вызова и чтобы храм Василия Блаженного остался единственным в Русском царстве.

Рассказ этот — выдумка, не основанная ни на каком историческом свидетельстве; но она много способствовала архитектурной славе церкви Василия Блаженного, и простолюдины до сих пор уверены, что Иван Грозный велел ослепить строителя достопамятной церкви.

Достоверно известно только то, что царь Иван Васильевич (тогда еще не Грозный) построил этот храм в 1554 году в память покорения Казанского, прежнего Татарского, царства, о чем он дал обет еще ранее[152]. Казань взята в 1552 году, а в 1554 году, спустя два года, заложена эта великая святыня близ Фроловских (Спасских) ворот на месте бывшей тут деревянной церкви Св. Троицы над Кремлевским рвом, при которой погребено было тело святого Василия Блаженного. Так как покорение Казани совершилось 1 октября, в праздник Покрова, то и новый собор в честь того дня наименован был Покровским. Постройка храма была окончена в 1557 году, и в том же году совершилось его освящение. Это было 29 июля. При освящении находились сам царь и брат его Юрий, все бояре и множество народа. Освящение совершал митрополит Макарий.

…Не вдаваясь в подробное описание храма, что составляет дело специалистов, заметим, что вся постройка представляет удивительное сочетание в одной громаде хаотического и затейливо пестрого вкуса индийских зданий с величием и благородством итальянской архитектуры, смелости и легкости мавританского зодчества с тяжестью и излишеством в украшениях готического вкуса. Здесь, как мы уже говорили, не одна церковь, но несколько их сгруппированы вместе, в приятном для глаз разнообразии, без потери, впрочем, единства целого. Девять глав, осеняющих эту купу церквей, отличаются одна от другой размером, стилем, краской и даже формой купола, и каждая из них замечательна и хороша сама по себе. Сверх обыкновения колокольня находится не на западной, а на юго-восточной стороне, у самых алтарей.

Нет сомнения, что Покровский собор представляется нам теперь не в первобытном своем виде, так что мы даже не в состоянии судить по нему о вкусе наших предков и не можем сказать, что особенно восхищало их в нем. За 30 лет, протекших от заложения храма до кончины Ивана IV, он не был еще совершенно окончен. Царь Федор Иванович по восшествии на престол доканчивал здание своего родителя, устроил несколько новых приделов, повелел расписать церковь и покрыть ее узорчато железом и черепицей. Кажется даже, что это была совершенная переделка храма.

В царствование Федора Ивановича были обретены и мощи св. Василия Блаженного, который, как уже сказано, был погребен здесь при Троицкой церкви (в 1552 г.). Мощи обретены в 1588 году, прославились чудесами, и с тех пор Покровский собор получил в народе наименование церкви Василия Блаженного.

Василий, Христа ради юродивый, родился в Москве. С юных лет он оставил дом родительский и, не имея ни крова, ни пристанища, покрытый рубищем, сносил зной и холод: днем ходил из храма в храм, а ночь проводил на церковных папертях. Скитаясь по городу, он избегал людей, но люди искали его, чтобы слушать поучения праведника. Распространившаяся молва о святости Василия, прозванного Блаженным, скоро достигла царя. Царь Иван Васильевич оказывал Василию должное уважение и со всеми боярами и приближенными присутствовал при его погребении. Василий преставился 2 августа 1552 года, ровно за два месяца до покорения Казани. Тело Василия Блаженного погребено было митрополитом Макарием со священным собором, а мощи почивают под спудом в Покровском соборе в приделе его имени, где над гробницей хранятся и тяжелые железные вериги Блаженного[153].

Собор не был окончен и царем Федором Ивановичем. Последующие цари — Михаил Федорович, Алексей Михайлович и Федор Алексеевич — продолжали увеличивать число приделов собора, так что все строительство его тянулось с промежутками более 125 лет. Было произведено много изменений как во внутреннем устройстве, так и снаружи. Важнейшие переделки и прибавления в соборе окончились около 1679 года, и он остался в том виде, в каком существует. Тогда имел он 20 приделов, а по некоторым известиям, впрочем, не весьма достоверным, до 70. От этих многочисленных переделок храм как снаружи, так и внутри не имеет ни малейшей симметрии, а оригинальная красота его является чистой случайностью. Внутренность храма мрачна, а в некоторых приделах так мало света, что с трудом можно различать предметы. Но именно эта теснота, это сближение разнородных украшений, напоминающих разные века и разные вкусы, вся эта тяжесть, громадность, разнородность частей, которые, по-видимому, нельзя было сблизить, — все это и составляет отличительный характер церкви Василия Блаженного, все это делает ее исторически оригинальной и Драгоценной. Надобно желать, чтобы церковь навсегда сохранила нынешний свой вид и была памятником веков, которые оставили на ней свой след. У нас так мало народных, старинных памятников, что надобно дорожить немногим, что еще остается теперь. А церковь Василия Блаженного, как мы уже говорили, любима и знаменита во всей России.

Впрочем, она не ознаменована никакими историческими событиями, если не считать крестного хода, который совершался сюда в неделю Ваий и о котором мы уже упоминали.

В 1784 году по повелению Екатерины II собор возобновлен и расписан на пожалованную императрицей сумму в 10 тысяч рублей серебром. В 1812 году собор был разграблен неприятелем, во всех приделах все было разбросано, некоторые престолы разломаны. В храме стояли лошади. По уходе неприятеля собор был освящен, а затем в 1813 году снова возобновлен на деньги, выданные из Святейшего Синода. С 1839 по 1845 год последовало четвертое возобновление собора.

Он стоит совершенно отдельно от всех других зданий. Холм, на котором он построен, обложен с двух низменных сторон диким камнем и обнесен железной решеткой. Со стороны Спасских ворот и Лобного места почва уравнена с храмом. Это придало еще более необыкновенный вид собору, столь оригинальному во всех отношениях.

Ныне в Покровском соборе два храма и девять приделов. Храмы: Покрова Пресвятой Богородицы и Василия Блаженного. Приделы: Живоначальной Троицы, Входа в Иерусалим, Николая Чудотворца, Св. Варлаама Хутынского, Александра Свирского, Адриана и Наталии, Григория, Рождества Богородицы и Иоанна Милостивого.

Кроме мощей Василия Блаженного в соборе, в приделе Рождества Богородицы, почивают под спудом мощи и другого юродивого — вологодского уроженца Иоанна. Там же находится чудотворный образ Покрова Пресвятой Богородицы.

Казанский собор. Собор построен в царствование Михаила Федоровича на средства князя Дмитрия Михайловича Пожарского и назван Казанским в честь чудотворной иконы Казанской Божьей Матери, сопутствовавшей русским войскам во всех их битвах с поляками и внесенной во главе воинства в освобожденную Москву. Постройка собора началась в 1630 году и окончена в 1633. В том же году собор торжественно освящен всероссийским патриархом в присутствии царя и самого князя Д. М. Пожарского, и с тех пор по царскому указу и с благословения святейшего патриарха ежегодно совершаются здесь крестные ходы 8 июля и 22 октября.

Наружность храма не представляет ничего замечательного, но внутренность имеет много величественного: трапезная огромна и уставлена многими старинными образами, но иконостас принадлежит к более поздним временам.

В храме особенно замечательна чудотворная икона Казанской Божьей Матери, принадлежавшая прежде князю Д. М. Пожарскому и, как мы уже говорили, сопутствовавшая русским войскам в битвах с поляками. Икону эту по устроении собора князь Пожарский на своих руках перенес с Лубянки, где находился его дом против церкви Введения во храм Богородицы, Икона находится по левую сторону Царских врат. Замечательно, что в простом народе есть предание, будто бы чудотворная икона эта находится не в самом соборе, а посреди креста над колокольней. Предание уверяет, что святую икону несколько раз вносили в собор, но она всякий раз снова являлась на кресте колокольни. Конечно, предание это — нелепейшая выдумка. При храме имеется придел Св. равноапостольного Аверкия Чудотворца.

До построения Казанского собора на этом месте, т. е. на углу Никольской улицы и Красной площади, находилось длинное, низкое каменное строение, достигавшее Заиконоспасского монастыря. В здании помещались торговые ряды. Владение Казанского собора в XVII столетии представляло правильный квадрат, обнесенный со стороны Никольской улицы и Красной площади деревянной решетчатой оградой, с деревянными же воротами с той и другой стороны, а с двух других сторон забрано деревянным забором. Подле ограды собора производилась самая оживленная торговля на скамьях и ларях восковыми свечами, печеным хлебом, калачами, ветошью и в особенности яблоками и овощами, которые появлялись здесь в продаже ранее других мест.

Шумная и бойкая торговля эта подавала часто повод к ссорам и дракам. Судили тогда виновных на Потешном дворе в Кремле, где заседал князь Федор Юрьевич Ромодановский.

…В начале XIX столетия на порожнем месте, принадлежавшем Казанскому собору, построены два двухэтажных флигеля, обращенные фасадами: один — на Никольскую улицу, другой — на площадку у Воскресенских ворот. Тут находились торговые и жилые помещения и одна из грязнейших харчевен, уничтоженная после 1812 года.

У ограды же Казанского собора до 1812 года происходила и выставка лубочных картин, какие продавались и на Спасском мосту (у Спасских ворот). Перед вступлением наполеоновских войск в Москву здесь нарасхват продавались знаменитые ростопчинские афишки и вывешивались карикатуры на Бонапарта и на французов. Афишки эти и карикатуры питали и укореняли в народе ненависть к врагам, и сюда стекались московские жители глядеть и читать их. Москвичи любили слушать толки и рассказы словоохотного торговца этими картинами, которые выходили из рисовальной мастерской Татьяны Ахметьевой и рисованы были художниками Теребеневым и Яковлевым. В 1825 году собор был обновлен и заново освящен.

Монастыри в Китай-городе

Богоявленский монастырь. Как некоторые церкви, так и монастыри в честь светоносного праздника Богоявления Господня сооружаемы были в старину на реках, ручьях, или студенцах, где после литургии совершалось великое освящение воды.

Близ реки сооружен был и Богоявленский монастырь. Когда еще каменная стена не отделяла Китай-города от Кремля и Неглинная текла в своих берегах, тогда Иордань, по смежности монастыря с речкой Неглинной, устраивался на ее водах.

Начало Богоявленского монастыря относится к первым временам Москвы. Сын благоверного великого князя Александра Невского первый великий князь московский св. Даниил основал этот монастырь в 1296 году. Таким образом, Богоявленский монастырь есть древнейшая из существовавших в Москве иноческих обителей.

Первоначально обитель была деревянная, а при великом князе Иване Калите — каменная. Калита же и окончил строение этой обители.

В домовой монастырской книге 1600 года записано, что «от 1296 до 1304 года бысть обитель чудного Богоявления, да в придел Благовещения Пречистой Богородицы на Москве за торгом, Божьим благословением и строением благоверного и благочестивого великого князя Даниила Александровича Владимирского и Новгородского и Московского и всея Русии, сия пречестная обитель Богоявления во дни государства его сделана и церкви возграждены деревянные и кельи, по приказу благоверного великого князя Даниила Александровича: сын его великий князь Иван Данилович заложил бысть сию церковь чудное Богоявление каменну в 1342 году, а по отшествии его, великого князя Ивана Даниловича, от земных к Богу по приказу совершил есть сию церковь чудное Богоявление во святой обители сей их боярин, зовомый именем Протасий». Этот Протасий был радонежский тысяцкий.

По свидетельству той же монастырской домовой книги, эта обитель пользовалась особенными милостями всех великих князей московских, и, как сказано там же, «сия обитель отовсюду и всеми православными народы видима, аки зерцало».

Одним из первых игуменов Богоявленского монастыря был Стефан, старший родной брат преподобного Сергия, постриженник хотьковского Покровского монастыря. Тут же был пострижен и св. Алексий, сын боярина Федора Бяконта, сделавшегося впоследствии московским митрополитом и основавший Чудов монастырь. Поступив в монастырь на пятнадцатом году от рождения, он провел в нем двадцать семь лет и предал земле в этом же монастыре тело своего родителя Федора. Монастырь много обязан св. Алексию украшением, иконами, утварями, книгами, он был великокняжеским богомолием.

Хотя в летописях и не сказано, что в монастыре было общежитие, но предполагать можно, что Стефан следовал в этом брату своему св. Сергию, основателю Троицкого монастыря.

Когда в 1383 году Тохтамыш разорял Москву, то он велел выжечь все церкви; но Богоявленский монастырь, как гласит та же домовая книга 1600 года, «божественною невидимою силою сохранен». Вероятно, монастырь не особенно пострадал и в дальнейшие пожары и разорения, ибо, по словам летописи монастырской, «многими леты во многих запалениях огненных огнь (к монастырю) не прикоснуся и не вреди». В 1467 году по челобитью игумена Антония великим князем Иваном III Васильевичем велено отпускать монастырю «по вся годы с дворца годовой корм, чтобы старцы молили Бога за государево здравие и поминали всех государевых родителей»[154]. Затем монастырю пожалованы были грамоты от великих князей и царей, преимущественно от Ивана Грозного и Бориса Годунова, на недвижимые имения с угодьями и крестьянами, которых числилось за монастырем 1080 душ. С 1719 года от его императорского величества давалось этой обители на просвиры 29 копеек.

В 1468 году сильный пожар и внезапное разрушение Успенского собора так опечалили святителя Филиппа, что его поразил паралич. Больного отвезли в Богоявленский монастырь, где он вскоре и скончался[155].

Сильно пострадал Богоявленский монастырь и в ужасающий пожар 1547 года.

В 1569 году обители суждено было видеть поругание своего архипастыря Филиппа. За правду, высказанную им Грозному, он был лишен архипастырского сана. В Успенском соборе опричники сорвали с митрополита священное облачение и, одев его в ветхую иноческую ризу, выгнали вон метлами из святилища и повезли на дровнях с ругательством в Богоявленский монастырь. Народ провожал святителя с плачем.

В нашествие Девлет-Гирея 1571 года, когда от Китай-города осталось одно пожарище, пострадал и сам монастырь, окруженный деревянными строениями.

В царствование любителя просвещения Федора Алексеевича к обители благочестия присоединен был приют наук, предшествовавший основанию Славяно-греко-латинской академии. Патриарх Иоаким в 1680 году перевел сюда из типографских казенных палат школу. Ею руководили два брата, ученые греки Иоанникий и Софроний Лихуды, а учились в школе 40 боярских детей, которым преподаваемы были свободные науки на греческом и латинском языках. Потом, когда Лихуды были по политическим делам сосланы в Ипатьевский монастырь, школа эта переведена в Заиконоспасскую обитель.

В известный опустошительный Троицкий пожар в 1737 году в Богоявленском монастыре сгорели глава на колокольне, кровля на кельях и Конюшенный двор. В пожары 1812 года Богоявленская обитель, осыпанная горящими головнями и градом искр, осталась невредимой. От разграбления, пожара и осквернения охранял ее один из пребывавших в ней французских маршалов. Настоятель монастыря архимандрит Ираклий с драгоценностями ризницы находился тогда в Вологде. По возвращении в сгоревшую столицу викарий московской митрополии Августин нашел в этом монастыре себе пристанище.

Своим восстановлением и украшением монастырь более всего обязан последнему московскому патриарху Адриану, бывшему прежде митрополитом казанским. При нем сооружены великолепный собор и придельная церковь Казанской Божьей Матери, напоминавшей ему явление этой чудотворной иконы в Казани.

Богоявленский монастырь, по образу некоторых древних обителей в России, состоит из двух отделений, имеющих особое назначение: в южном — соборная церковь, окруженная настоятельскими и братскими кельями, в северном — прежде помещались монастырские служки и школы, а потом помещения стали отдаваться внаем. С севера в то и другое отделение ведут ворота. В древности, однако, тут ворот не было. Вход в монастырь был со стороны торговых рядов. А на месте нынешних ворот, ведущих на Никольскую улицу, находился двор князей Буйносовых-Ростовских. Впоследствии этот двор перешел во владение боярыни Ксении Репниной, которая и пожертвовала его в 1672 году монастырю. С получением этого двора монастырь нашел возможным открыть выход на Никольскую улицу, построил существующие ворота с церковью над ними во имя Рождества Иоанна Предтечи, а потом и вторые ворота с колокольней над ними и размещенной в ней церковью во имя благоверных князей Бориса и Глеба.

Церковь над воротами во имя Рождества Иоанна Предтечи освещается тремя окнами на север и тремя на юг. В ней старинный алтарный иконостас и древний образ Св. Троицы греческого письма. От прежнего иконостаса хранятся здесь старинные иконы тоже греческого письма.

Церковь под колокольней во имя св. мучеников Бориса и Глеба была сооружена в 1739 году, но впоследствии, в 1830 году, возобновлена на частные средства и переименована в честь Спаса Нерукотворного, с тем чтобы в летнее время совершаемы были в ней ранние заупокойные обедни. В эту церковь из настоятельских келий ведет крытая галерея. Каменная колокольня имеет высоту 20 саженей, и в ней девять колоколов, из которых четыре отлиты в XVII столетии.

Соборная церковь — двухъярусная, весьма величественной, изящной архитектуры. На квадрате нижнего храма возведен восьмиугольник верхнего с куполом, трибуном и восьмигранной на шейке главой, прежде вызолоченной, а потом покрытой белым железом. Внешность здания пестреет разнообразными орнаментами из белого камня и кирпича: карнизами, колонками, щитами, сухариками, сережками и т. п. На верхний ярус ведет ходовая паперть со ступенчатой лестницей извне; над ней железная кровля на каменных столпах. На восток — полукруглые алтари, на запад — трапеза.

Судя по материалу, кладке и стилю, нижняя церковь древнее верхней. Она сооружена в 1624 году. Здесь находится главный престол в честь Казанской Божьей Матери и надгробный камень на могиле Федора, отца святителя Алексия. Гроб находится у южной стены церкви, и на нем начертано: «Поставлен сей камень по благословению преосвященного Платона, митрополита Московского и Коломенского, потомком сего боярина, статским советником и кавалером Никонором Богдановичем Плещеевым в 1805 г.» Ранее здесь не было надгробной надписи, и в монастырских записках о месте погребения черниговского боярина Федора Бяконта не упоминается.

Верхняя церковь в три света, высотой соразмерна своей ширине. От помоста до купола в ней 21 сажень, а от поверхности земли до оконечности главы с крестом 30 саженей. О времени ее сооружения свидетельствует начертанная на фризе карниза алтарного иконостаса надпись: «В лето 7201 (1693) года создася храм сей во имя Богоявления Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, при державе Великих Государей и Великих князей Иоанна Алексеевича всея великия и малыя и белыя России Самодержцев, благословением великаго Господина святейшего Кир Адриана, Архиепископа Московскаго и вся России и всех северных стран Патриарха, создася сей храм в четыре лета и освятися им великим Господином Святейшим Адрианом Патриархом в месяце Януарие в 20 день».

В нижней церкви с северной стороны сооружен в 1747 году придел во имя св. великомученика Георгия, а с южной стороны, рядом с алтарем церкви Казанской Божьей Матери, был придел во имя св. апостола Иакова Алфеова, построенный в 1754 году, но он упразднен и обращен в ризницу. Перед входом в главный храм с западной стороны к притвору пристроена еще обширная ризница со шпилевым верхом, увенчанным крестом.

…Под соборным храмом монастыря кроме боярина Федора Бяконта погребено немало знатных особ. Здесь погребены Голицыны, Долгорукие, Салтыковы, Плещеевы, Юсуповы, Скавронские, Шереметевы и многие другие. На их камнях начертаны похвальные и смиренные надписи, из которых некоторые переданы стихами во вкусе начала XVIII столетия. Начальство в Богоявленском монастыре издревле было игуменское, а потом архимандричье, которое положено и по духовным штатам. Исстари помощником настоятелю был келарь. Монастырь состоит во втором классе, и в нем по штатам и указному положению число братии с настоятелем составляет семнадцать человек.

Николаевский монастырь, греческий. Время основания этого монастыря достоверно неизвестно, но, по некоторым данным, можно полагать, что он основан не ранее и не позже XIV века. Исторически он известен с 1556 года, т. е. со времен Ивана Грозного, под названием Николы Старого и Большой главы, что у Крестного целованья, а место, на котором существует монастырь, называлось в древности Никольским крестцом. Наименование же «у Крестного иелованья» монастырь носил потому, что в его церкви были приводимы к присяге подсудимые в каких-либо сомнительных случаях, как это стало делаться потом в Казанском соборе.

Царь Иван Васильевич Грозный по просьбе приезжавших из Палестины в Россию афонских монахов тамошнего Хиландарского монастыря пожаловал им в 1556 году эту Николаевскую обитель с церковью и строениями в подворье для временного пребывания, на что и дана грамота в том же году 7 марта.

19 мая 1564 года в монастыре сгорели две деревянные церкви и восемь келий, которые вскоре были возобновлены иждивением монастыря. В 1603 году царь Борис Федорович Годунов пожаловал монастырю в вечный поминок богатый двор со всеми потребными хоромами, находившийся близ Богоявленского монастыря. Прежняя жалованная грамота на владение Николаевской обителью с церковью и строениями была подтверждена царями Федором Ивановичем и Михаилом Федоровичем; а царь Алексей Михайлович в 1653 году дозволил отправлять в церкви и божественную литургию на греческом языке. Подворье это называлось тогда Афонским.

Вскоре после того, а именно в 1666 году, иверский архимандрит Пахомий привез в Москву с Афонской горы точную копию с чудотворной иконы Иверской Пресвятой Богородицы, которая принята царем и народом с подобающей честью, поставлена в часовне Афонского подворья (там же находится чудотворная икона Святителя Николая) и пробыла там три года.

В день перенесения (19 мая 1669 г.) иконы к Воскресенским воротам царь Алексей Михайлович пожаловал греческому архимандриту Дионисию грамоту на всегдашнее владение московским Николаевским монастырем, и с того времени обитель эта получила надлежащее устройство. В 1764 году возведена она во 2-й класс, а с 1766 года подчинена непосредственно Святейшему Синоду на праве ставропигиальных монастырей. Видевший эту обитель в XVII веке путешественник Рейтенсфельс рассказывает, что она «малым чем уступала греческому кварталу в Риме».

В монастыре две церкви: соборная, двухэтажная, в которой престолы: вверху — Успения Богородицы, а внизу — Николая Чудотворца, и Константина и Елены, находящаяся над часовней.

Собор построен на месте сломанной ветхой церкви в последние годы царствования Петра Великого жившими в Москве греками. Сперва он был одноэтажный во имя Николая Чудотворца. В 1735 году молдавский господарь Дмитрий Константинович Кантемир соорудил верхний храм, который и освящен 18 сентября 1736 года епископом Коломенским Вениамином.

Церковь Константина и Елены над часовней построена в 1767 году сыном Кантемира Матвеем Дмитриевичем и освящена 21 мая 1770 года архиепископом московским Амвросием.

Прочие строения монастыря существуют с первой половины XVIII столетия: они построены частью князем Кантемиром, а частью сербским купцом Саввой Гауром.

На лицевой стороне, по Никольской улице, среди монастырского владения находятся святые ворота, ведущие по обширной каменной лестнице во второй этаж собора, построенного среди монастырского двора. Часовня, где пребывает чудотворная икона Святителя Николая, находится налево от ворот в нижнем этаже двухэтажного дома, и над ней надстроен один ярус колокольни.

Кроме храмосоздателей Кантемиров в монастыре погребены грузинская царица Екатерина Леонович, граф Владиславич, князь Волконский и грузинские князья Давыдовы.

Монастырь управляется архимандритом, назначаемым греческим патриархом.

Заиконоспасский монастырь. Основан царем Борисом Годуновым в 1600 году и назывался сначала Старый Спас на Песках. Название Заиконоспасского он получил потому, что находился за иконным рядом, который до 1682 года существовал на Никольской улице, или, как говорилось тогда, на Никольском крестце, на том самом месте, где Заиконоспасские книжные лавки.

По плану Москвы 1610 года и по описи Китай-города 1629 года, а также по свидетельству писцовых, или строительных, книг 1626 года, Спасский монастырь за иконным рядом имел в то время две церкви: одну — каменную, а другую — деревянную, которая выдавалась на Никольскую улицу и которую предположено было тогда сдвинуть с улицы на монастырь. С 1629 по 1661 год о монастыре ничего неизвестно, кроме имен пяти игуменов, управлявших обителью. Но в 1661 году, 14 июня, архимандрит монастыря Дионисий с братией «били челом великому государю об убогих дому, что за Сретенскими вороты, чтоб отдать им на пропитание вместо взятой у них земли, что взята у них после пожару к Земскому приказу, и на той их челобитной подписано: ведено тем убогим домом владеть им»[156].

В то же время по обещанию боярина князя Федора Федоровича Волконского и по указу царя Алексея Михайловича основана была соборная двухэтажная церковь: в нижнем — Всемилостивого Спаса, а в верхнем — во имя Богородицы всех Скорбящих Радости. Эта церковь окончена постройкой в 1661 году в 20-й день ноября. О каких-либо других строениях в монастыре летопись умалчивает, как и о том, когда именно случился тот пожар, о котором упоминает в своей челобитной архимандрит Дионисий. Очевидно, что этот пожар произошел незадолго перед 1661 годом и что в монастыре все устраивалось не вдруг, а постепенно.

В описываемое время Заиконоспасский монастырь занимал большее пространство земли, чем потом. С одной стороны он граничил с Николаевским греческим монастырем, с другой стороны ограничивался каменной стеной Китай-города, с третьей стороны монастырь доходил до конца Никольской улицы, имея в своем владении часть местности, где построен дом присутственных мест, наконец, с четвертой стороны монастырь граничил с Никольской улицей, на которой со стороны монастыря тянулся каменный ряд, называвшийся иконным.

Упоминаемый в летописях Москвы пожар, бывший в 1737 году в Троицын день, истребил верхний храм собора. Но этот храм через пять лет был возобновлен и освящен 15 июля 1742 года в присутствии императрицы Елизаветы Петровны, о чем и свидетельствует надпись, находящаяся над северными дверями храма. Другая надпись, находящаяся над южными дверями, свидетельствует о новом возобновлении храма в 1851 году, 15 июля. Храм этот богато украшен живописью из событий ветхозаветной и новозаветной истории и архитектурными украшениями. Свет в храм обильно проникает из стеклянной галереи. Стенная живопись сделана по голубому фону. Позади левого клироса, у стены, возвышается церковная кафедра, с которой говорились «нарочитые» проповеди. Клиросы, кафедра и иконостас богато вызолочены. Двери в левой стене алтаря ведут в монастырскую ризницу и библиотеку.

Вход в нижний соборный храм в честь Всемилостивого Спаса идет со стороны монастырского двора. Первое впечатление при входе в храм — его необыкновенная мрачность, почти полное отсутствие дневного света из-за того, что этот низкий храм с трех сторон окружен высокими двухэтажными и трехэтажными монастырскими строениями. Храм поддерживается четырьмя каменными столпами. В нем обращают на себя внимание надписи на разных языках, относящиеся к разным лицам и событиям этой обители. Тут встречаются имена Симеона Полоцкого, Палладия Роговского, Иоанникия Лихуды и др. Сохранился камень с надписью о построении этого храма при царе Алексее Михайловиче. Надпись не совсем разборчива и покрыта вековым слоем пыли и извести. Она находится на стене за правым клиросом почти у самого пола.

Заиконоспасский монастырь, не имея особенных достопамятностей, замечателен, однако, тем, что в нем 130 лет существовала Славяно-греко-латинская академия, давшая многих замечательных лиц, получивших известность в науке и государственной деятельности.

История возникновения этой академии следующая. Иерусалимский иеромонах Тимофей, один из первых строителей Заиконоспасского монастыря, убедил царя Федора Алексеевича в необходимости учебного заведения в Москве. По другим известиям, более достоверным, дело было совсем иначе. В числе первых строителей монастыря были Арсений Грек, архимандрит Дионисий и Симеон Полоцкий.

Адам Олеарий, бывший в Москве в 1634 году, свидетельствует, что при патриархе Филарете учреждена была в Москве Греко-латинская школа.

«Несколько лет тому назад, — писал он, — в Москве с согласия патриарха учреждена общенародная школа, в которой под надзором грека Арсения учат по-гречески и по-латыни».

И когда позднее, именно в 1655 году, этот известный учитель и исправитель церковно-богослужебных книг поселился в Заиконоспасском монастыре и был его начальником, то Заиконоспасский монастырь стал носить название «учительного».

После Арсения Грека управлял монастырем архимандрит Дионисий, а после него известный учитель, воспитанник южнорусских и польских школ Симеон Полоцкий. По приезде из Малороссии в Москву в 1664 году Симеон благосклонно был принят царем Алексеем Михайловичем. Для жительства указан был Симеону Заиконоспасский монастырь, где он должен был начать немедленно обучение молодых людей «по латыням». И вот согласно воле государя на месте жительства Симеона, в Заиконоспасском монастыре, начато было обучение грамматике и «латыням» молодых подьячих Приказа тайных дел. Помещение для учителя и учеников выстроено было на средства государя, повелено было жить там и подьячему Семену Медведеву.

В царствование Федора Алексеевича, воспитанника и ученика Симеона Полоцкого, положение последнего в монастыре улучшилось, а вместе с тем улучшилось и положение самого монастыря. В это-то время Симеон Полоцкий и составил грамоту, или так называемую «привилегию», об основании в московском Заиконоспасском монастыре Славяно-греко-латинской академии. «Привилегия» эта, проще устав, составлена была в виде манифеста от лица государя Федора Алексеевича и состояла из 18 пунктов. В 1680 году Симеон Полоцкий скончался, а через два года скончался и царь Федор Алексеевич. За смертью его проект об основании Славяно-греко-латинской академии не был приведен в исполнение.

Надо заметить, что одновременно со школой Симеона Полоцкого существовало и так называемое типографское училище, где под начальством иеромонаха Тимофея и учителя грека Михаила Левендатова преподавались начатки греческого ученья. Вот почему иеромонаху Тимофею и приписывает ученик его Федор Поликарпов первую мысль об основании академии. В сущности, имелось в виду соединить обе школы — школу Полоцкого и школу иеромонаха Тимофея — в одно учебное заведение — академию.

Так как Симеон Полоцкий умер, то обучение сосредоточилось в руках одного иеромонаха Тимофея. На первое время в «пробную» академию было принято тридцать человек, в помощь Тимофею были даны еще два учителя из греков: для чтения, письма и языка «греческого мира» — Мануил и для свободных наук — греческий иеромонах Иоаким. Царь и патриарх ежедневно посещали не только училище, но и заведенную при нем типографию. Вскоре потребованы были царем от вселенских патриархов и другие учителя, но их уже царь не дождался: они прибыли после его кончины. Это были братья Лихуды, иеромонахи Иоанникий и Софроний[157].

Первыми учениками типографскому искусству были пять человек: Алексей Кирилов, Николай Семенов, Федор Поликарпов, Федор Агеев, Иосиф Афанасьев и монах Чудова монастыря Иов. В то же время указано синклитским и боярским детям учиться в той же новозаведенной школе. Из наук на двух языках — греческом и славянском — преподавались: риторика, диалектика, логика и физика; грамматика же и пиитика — только на греческом. Переводчиками необходимых книг были ученики, и ученое дело шло весьма хорошо, но вскоре училище едва не было закрыто. Сильвестр (Семен) Медведев, бывший ученик Полоцкого, попал в дело Шакловитого, и это повлияло на существование школы, так как Медведев был преемником Полоцкого по монастырю. Начались наговоры, клеветы. Шакловитый и Медведев были казнены, а учителей патриарх Адриан разослал по монастырям[158]. Место их заняли их ученики Николай Семенов и Федор Поликарпов, но они учили только на греческом языке.

Существование академии начинается собственно с 1686 года, когда для этого было отстроено и освящено здание в Заиконоспасском монастыре и туда перешли Лихуды из Богоявленского монастыря и было переведено еще одно училище, Андреевское, основанное боярином Федором Михайловичем Ртищевым еще при царе Алексее Михайловиче и находившееся на берегу Москвы-реки в так называемой Преображенской пустыни.

В истории академии различают три периода. Первый — от Лихудов до Палладия Роговского[159] (1685–1700). В то время преобладает образование греческое, и академия называется Эллино-греческой. Второй — от Палладия Роговского до времен митрополита Платона (1700–1775). Характер образования в эту эпоху чисто латинский, и академию называют Латинской, или Славяно-латинской. Третий период — от времен Платона до преобразования академии и перемещения ее в Троицкую лавру (1775–1814). В это время она называется Славяно-греко-латинской академией. Сюда переводится из монастыря Св. Николая на Перерве Московская семинария, а там остается низшее духовное училище. Академия управлялась ректором и префектом, или инспектором. По уставу академии последние должны быть такими, «которых учение и труды уже известны», а префект должен быть «не вельми свирепый и не меланхолик», и оба должны быть «тщательны в своем деле».

Начальникам академии давались многие ученые поручения. Так, ректору в 1722 году были даны взятые в лавках на Спасском мосту писаные подозрительные тетради и так называемые волшебные тетради. Пойманных с такими тетрадями наказывали плетьми и потом отсылали к ректору на увещание. Полиция, находя волшебные записи, гадательные книги у простодушных людей, зараженных суеверием и обольщавших колдовством, отсылала их к ректору академии. Так, в 1726 году найдены были такого рода письма у одного иеродиакона Прилуцкого монастыря, Аверкия, который для вразумления был представлен ректору Гедеону.

Любопытный случай рассказывается и в бумагах того же года. К ректору Гедеону из Полицмейстерской канцелярии был прислан дворовый человек князя Долгорукого Василий Данилов, который, вступив в сношение с дьяволом, украл по его наущению золотую ризу с иконы Богоматери и попался в руки правосудия, от которого, невзирая на просьбы, не был избавлен дьяволом. Ректор должен был выслушать историю его видений и по двухдневном увещании возвратить его в полицию. Присылали также к ректорам для увещания и раскольников. К лицам, требовавшим увещания, относили и таких, которые впадали в задумчивость и в душевное расстройство. В этих случаях предписывалось психическое врачевание больного. В 1744 году к ректору Порфирию был прислан студент Академии наук Яков Намеянов, впавший в «меланхолию». В бумаге предписано: «Определя его к кому из учителей, велеть разговаривать и увещевать и при том усматривать, не имеет ли он в законе Божьем какого сумнения».

Ученики в академии были всякого звания. В 1736 году в нее поступило 158 детей дворянских, между которыми были князья Оболенские, Прозоровские, Хилковы, Тюфякины, Хованские, Голицыны, Долгорукие, Мещерские и др. Среди этого общества находились подьяческие, канцелярские, дьяческие, солдатские и конюховы дети. Во главе общества учеников почти во время каждого курса находились лица, имевшие уже иерархические степени — священники, дьяконы и монашествующие. Часто студента богословия, не окончившего курса, определяли в одну из церквей священником, но он обязан был ходить в академию до окончания курса. Число учеников простиралось от 200 до 600, годы учения иногда тянулись до двадцати лет. Не имевших способности к учению, но отличавшихся добрым поведением держали в академии, ожидая, не откроется ли у них со временем дарование, и если ожидания были тщетны и ученик приходил в зрелые лета, его исключали. В 1736 году таких «непонятливых и злонравных» было исключено сто человек; двух новокрещеных калмыков держали в одном классе девять лет и наконец исключили по неспособности к учению. Вообще же начальство не любило карать учеников исключением и выгоняло только тогда, когда «будет покажется детина непобедимой злобы, свирепый, до драки скорый, клеветник, непокорный и буде чрез годовое время ни увещании, ни жестокими наказании одолеть ему невозможно, хотя бы и остроумен был, выслать из академии, чтобы бешеному меча не дать».

Экзамены в академии были торжественные и продолжались три дня в собрании многочисленных посетителей. Диспуты открывались пением учеников иногда с присоединением оркестра. Диспуты риторические и пиитические состояли в разговорах нескольких учеников о каком-нибудь предмете из области природы, науки или искусства, в чтении стихотворений, в произнесении речей и т. д. К торжественным действиям, в которых принимали участие ученики, принадлежали встречи царственных особ: так, после Полтавской победы учениками на Никольской улице около академии были говорены разные «орации», у академии были устроены триумфальные ворота, украшенные эмблематическими картинами с латинскими и греческими надписями. Когда процессия приблизилась, ученики в белых одеждах с венками на головах и ветвями в руках вышли навстречу государю, полагали перед ним венки и ветви и пели кантаты.