Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Памятник интеллигенции - Алексан Аракелян на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Марина. Да, и без конца. Создатель сделал женщину, испытывая это, ты сможешь отказаться или нет, от сладости греха.

Художник. И как успехи?!

Марина. Отказов нет и книга жалоб много лет пустует, и в этом магазине, что представляю я из себя, стоят в очереди все, а в основным – проныры, похожие немного на тебя.

Сергей. Марина, раунд за тобой. (Писателю.) Надеюсь, ты со мной согласен?!

Писатель. Полностью, он жалок, и позорит имя…

Серега. Какое имя?

Писатель. Художника и Человека.

Сергей. Давай вперед, вперед, Марина.

Профессор. (Встает и идет к Марине, художник садится на его место.) Вы понимаете…

Марина. Я стараюсь. Смотрю на этот жалкий зоопарк, и мне вас жаль. Похожи стали вы на породистых, но выброшенных на улицу собак, таких жалеют больше, вы поверьте.

Профессор. Да как Вы смеете!

Марина. Я ничего плохого не сказала, пройдитесь к зеркалу и посмотрите, потом на улицу, и себя сравните, и разницы вы не увидите, поверьте.

Серега. Марина, вот дает, она была отличницей у нас, и с высоты смотрела на меня, правда, тогда, и потому я верю всем ее словам. Она все понимает лучше, и как она за шею Вас!!! Ну, что, идем мы дальше. Марина, вперед, Марина, вперед!

Нина (художнику). Ну вот она пришла.

Художник. Кто ?

Нина. Желаемая правда, ведь, если снимем шелуху, то, как мы себя представляем, и то, что мы уже действительно никто, и столько лет пытаемся не видеть это сами. Но жизнь – она такая, как она, ее ты не обманешь, наступает время истины, мой друг, последний бой. Сумеешь защититься?! Пока ты убегал – она тебя догнала.

Художник. Ну нет, мы попытаемся еще с ней потягаться…

Нина. Да, конечно, но жаль…

Художник. Чего?

Нина. Я сделала ставку сейчас не на ту команду, но правда и в том, что не жалею, только знаю, что время наше пришло. Вперед, придумай, что-нибудь. Мой совершенно плох…

Художник. Тронув и испортив вот этот благородный круп коня, над которым я очень долго бился, не просветите ль Вы меня, чем занимаетесь сейчас, когда высокое искусство вызывает такое раздражение.

Марина. Ну, конечно да, все должно быть максимально честно. В каком-то роде, я Ваша коллега, и в перечне услуг я занимаюсь задними частями тела, и поверьте, достаточно успешно.

Художник. Все понятно, куда можете подняться Вы?! На высоту – до середины тела.

Марина. Ну, это неприлично. Вы грубы. Хотя, уметь прощать – ведь это тоже дело. Ведь Вы такой же, Вы начали с того же. Тут дело в подсознании Вашем, ведь почему тогда – со всей картины, – Вы начали с того, что диктовала мысль и в подсознании лежало Ваше виденье мира – с задней части тела, а если мы заглянем мы дальше внутрь, то обнаружим все Ваше отчаяние, и эта картина – или Ваш автопортрет, или портрет несчастной эпохи.

Художник. О, Екклесиаст, смотри, как все она перевернула, ты больше знал, ты был царем, а нам деваться некуда от этой кары, все потому, что мы давно попали (поднимает руки взывая к небу). Но Вы мне не сказали, все-таки чем занимаетесь конкретней.

Марина. Я прикрываю голые желания, и мысли, которых сейчас нет, красивыми обертками или конвертами, в которых краткие, но понятные пожелания, когда откроете конверт. В нем то, что все хотят и также получают, когда конверт мой открывают.

Художник. Так вы пишите стихи?

Марина. Нет. Я продаю трусы, вернее, нижнее белье, но я еще продаю со смыслом, и потому продажи идут достаточно успешно.

Сергей. Ха, ха. Ой, не могу. Марина, ну ты человек, как завернула. Нокаут, чистый нокаут.

Профессор. Позвольте мне.

Писатель. Пока давайте уберем это несчастное создание (показывая на художника), я все-таки за то, чтобы засчитать ему нокдаун.

Сергей. Подсуживаете точно, ну ладно, пусть…

Нина. Как грустно…

Сергей. Марина, вперед. Марина, вперед!

Звонок в дверь. Заходит Невеста 2

Марина. Ну вот и ты (обнимаются). Ты стала совсем прозрачной. Сергей!

Невеста 2. (Подходит Сергей.) Здравствуйте, Сергей. (Остальным.) Здравствуйте еще раз.

Профессор. Вы посмотрите только на эту пару.

Марина. Что хотите этим вы сказать? Ты, девочка, пока садись, тут схватка не на шутку, и тебе послушать надо их, чтоб поняла: слова, они как музыка, но, если в них нет стержня, это обман, который тебя будет поднимать и опускать все время, как волны в шторм, и дело в том, что никогда ты не увидишь берег. На этом недолгом пути, который перед тобой, поверь, что времени немного нам дано, чтобы искать уже открытую дорогу. Я убеждать тебя, родная, не хочу, ты все должна понять сама, и выбор за тобой. Итак, я слушаю. Вы, кажется, профессор, и по какой же части?

Профессор. Философии.

Марина. Все ясно. И эта милая женщина – Ваша жена?

Профессор. Да.

Марина. Вы не будете против, если я спрошу ее?

Профессор. И о чем? Конечно же, спросите.

Марина. Заранее прошу простить меня, если мои вопросы покажутся вам грубыми и я буду бестактна, но здесь решается судьба, и потому Вы обещаете, что будете говорить все честно?

Нина. (Поднимает руку.) Клянусь.

Марина. Чудесно… Итак, вопрос: – если стереть прошедшие года и новые заботы, то Вы были красивы так, что могли свести сума настоящего мужчину. Вопрос в другом, скажите, почему Вы выбрали его, которого нетрудно представить и тогда: высокий, полноватый, с рассеянным взглядом теленок? Их, вы знаете сами, много было вокруг нас.

Нина. Здесь нет секрета. Московский вечный вопрос – где жить, его родители, машина, ну и с предметом его изучения, я получала и свободу.

Марина. То есть, Вы знали, или сказали, что он для Вас был скорее, что условием, искать мужчину, так мягко говоря, чтобы следовать стилю, Вы интеллигенция пока…

Нина. Ну да, все это в прошлом, сейчас я понимаю, что судьба дала мне мужа, которому я благодарна…

Марина. Не продолжайте, это же сейчас, когда и Вы и он, почти что воспоминания, где Вы, единственная для него, а он для Вас – один из тех, которые ушли. В альбоме у него одна лишь только Вы. А если полистать страницы Вашего журнала, то там страниц, я думаю, немало.

Вопрос в другом, чего искали Вы? Я Вам отвечу – мужчину. Силу, которая разбудит ваше тело, чтобы проснулся в Вас тот сладостный инстинкт, когда забыт весь мир и наслажденье, как комета – и он единственный кумир. Я это знаю по себе сама. Порода ведь у нас одна. Так вот, зачем вот этой малышке искать, когда он будет с ней всегда. Вы не согласны ?!

Нина. Может быть, и скорее – да… Но это же, Вы знаете, не все.

Марина. Но многое, и потому весы склоняются на то, чтобы сказать ей, что она согласна.

Профессор. (Вскакивает с места.) Подождите, мы созданы с мышлением, а она сейчас все кинула на свалку, я готов с ней драться от имени всей цивилизации, всех моих учителей.

Марина. Думаю, что Вам будет трудно, какое б ни было мышленье, а наслаждение одно. Я это знаю – тому порукой мое дело, которое идет вперед, и так, что будь здоров.

Профессор. Новое теченье в науке – философия трусов.

Марина. Нет, старое, потому что оно скорее работает, когда их нет, но здесь другое, если бы Вы изучали это, поверьте, что к новой жизни сразу бы привыкли, и знаете почему: Вас вел бы Ваш инстинкт, чтобы добиться… Вы, как герой, шли бы на банки, на махинации, убийства, чтоб вечером в свою пещеру зайти, зная, что там за принесенную добычу получите награду. Когда сейчас вам хватает печати ЗАГСА, и Вы довольны, но забыли, что в нас живет инстинкт отдать вам все, что мы имеем, хранить тепло, рожать детей, но где вы, воинов потерянное племя?! Я вижу только одного, и потому ему даю я предпочтение.

Сергей. Марин, спасибо, тебя я оценил и понял, ты не пожалеешь, клянусь тебе. Я такой, как ты сказала, воин. Это точно. И все мои друзья, те редкие, которые остались живы, и те, которые уже в земле… Маринка, если б ты тогда сказала нам, кем мы по-настоящему были, то мы б так не наворотили. И все сейчас было бы по-правильному. Да.

Профессор. Вы все грабежи, убийства, насилие, развал страны, хотите оправдать, и это вот лицо… Прости, Сергей…

Сергей. Болтай, болтай! Заранее прощаю, и полностью себя Марине доверяю.

Марина. И Вы это сказали, и у Вас хватило на это ума, о Господи, о Ваша бедная жена.

Профессор. Я не понимаю, к чему Вы клоните.

Марина. Нет, поверьте, я не клоню. Неужели такую простоту, которую чтобы понять, надо уметь считать до двух – что пережили мы и в чем живем?! A главное… Как вы стараетесь еще плутать впотьмах, хотя, наверно, в этом вся причина, почему вы здесь, и чью вы чистите квартиру. Ведь все же было очень просто, и тем более сейчас, ну, ладно, открою я секрет – там, в прошлой жизни, я была историк, и оказалась я с трусами, я поменяла вашу идею на что-то теплое и полезное, чего так и не случилось с вами. Скажите, при прошлой жизни за что вы получали деньги?

Профессор. За что?

Марина (перебивает). Вы совершенно правы, за то, что никому не нужно, также, как Вы, ну, разве что для своей прекрасной супруги.

Художник. Тот понятен, они всегда были бедны, но что-то делали руками, хотя бы красили заборы. Но вот писатель, а как их стало много, они забыли, кем были когда-то, ругают все и всех. И ищут кумиров, которые бы за них пошли крушить врагов, а сами того и ждут, чтоб облизать протянутую руку тех, в которых от зависти и бессилия они находят причину своей неудачной жизни.

В чем разница, когда вы к вере, как к стене, пытаетесь найти опору, а той вере, которая давала вам вдвойне, вы взяли и отрубили руку.

Ведь те, которые сейчас украли больше в тысячу и больше раз, они на яхтах, и к их постелям тянутся очереди дев, отравленных сверканием мишуры.

Марина. Мы были не такие, право, но как же быстро мы сдались. Все потому, что думали, что рядом у нас мужчины, а не говорящие дрозды. Но, что то я тут увлеклась, и кажется по вашему молчанию, что речь моя неплохо удалась. Хотя, казалось, что давно, я погасила тот костер в душе.

Теперь же, вернемся к нашей теме. Если мы соберем коллег Сережи, и… А также тех, которые ушли, то все они, со всем, что имеют, не сравнятся с дочкой пьяницы, который спьяну смог все так изменить, и средств его жены. А что Сережа и его друзья, они, пускай и кинулись на жадность, но бились, как мужчины, били да, так трясут матрас ведь залежалый, чтобы пыль в вашем лице унесло водой, и шерсть, чтоб снова грела и стала теплой, мягкой.

Сергей. Марина, почему ты только сейчас здесь объявилась, знали бы мои друзья, как повернуть могли бы мы все наши дела, что тогда мы бы творили… Когда большинство из наших лежат сейчас в могиле. Мы же герои!.. Оказывается… Мы единственные, кто чего-то стоил, и мы были людьми чести, неважно, почему, ведь жизни не жалели и смерти мы могли смотреть в лицо. Маринка, прав я?!

Марина. На все сто!

Сергей. Марина, я подниму братву, чтобы они знали, что не за лавку или банки мы жизнь свою не просто отдавали. Мы отдавали за страну!

Писатель. Хочу я объявить технический нокаут. Нина?

Нина. Я согласна.

Художник. Нет. А впрочем, да, мне все равно, с судьбою не поспоришь. Но ты, Сергей, попал, мой друг, в змеиную кладовую.

Марина. Ну перестаньте, где видите Вы змей, посмотрите на это вот создание, она из воздуха прозрачного утра вся соткана, смотрите, какая белизна ее нетронутой зеркальной кожи.

Глаза ее, как голубое море, которая так тянет отдохнуть, и плыть по волнам их безмятежным.

И, если мы соединим его бесстрашие и прямоту, то мы получим, почти идеального мужа и мужчину. А в ней есть все – и хрупкость, чистота, наивность, что никому не приносила до сих пор вреда.

Смешаем это мы в один напиток, и мы получим новую породу, которую когда-то также пытались ваши предки создавать, а вышло через поколения не то, в поруку зеркало, идите и смотрите.

Мужчина должен сохранить то, что дано ему, охоту, славу, честь, и жизнь готовым быть отдать за то, что я сказала. И так всегда, чтобы женщина знала, кого она ждет, и тосковала, если потеряла, таким он должен быть, чтоб ждать и его любить.

Чтобы она ждала бы вас с тем наслажденьем страха, с которым готова подарить себя всю целиком, и у нее мольба одна, чтоб ты пришел. Молитва, да, у нее двулична, она все хочет для себя, но наслажденье ожидания сильнее делает ее же страсть, и потому она – не Вы. У нас другое все. Природа или порода, как хочешь назови, но это так.

Профессор. Но позвольте, вы сказать хотите…

Марина. Да, вот именно хочу, или уже сказала, если мало, то продолжу.

Сергей. Ну, Маринка. Ну человек, вот это ум! Тебя бы разводящей к нам в бригаду, тогда, и вся Москва сейчас была б уже под нами… Приз за тобой, я открываю?! Здесь уже все ясно.

Писатель. Пока счет по очкам, по раундам еще осталось немного шансов. Нина, кидай же тряпку, пора сдаваться?!

Нина. Я передумала, ну нет, пускай, хотя бы один раз, но до конца побьются.

Сергей. Вот это женщины! Вот, что это такое. Куда там мужикам! На смерть, не глядя, отправить их готова…

Нина. Всего один лишь раз, но чтобы – до конца…

Художник. Дай мне воды.

Нина. Ты почти готов, немного подожди, сейчас тебя я в битву кину, мой, как мне кажется, будет на смерть сражен.

Профессор. Она права, как можно было нам так вот потеряться… Теперь, увы, все поздно, и над моим домом будет гореть позором белый флаг. Но ты ведь не покинешь, правда, меня, о милая моя, которой был я верен всю жизнь, как день ночи, и ночь заботе дня.

Нина. Ну нет, конечно, нет, беззубый, пушистый и ни к чему не годный, но мой медведь. Да и куда нам всем идти, мы все в одной пробитой лодке, вопрос – когда, куда уже грести понятно, море, море, море, для нас нет больше берегов. Поэтому нам надо собираться или дождаться, когда последний удар или эпитафию на камне прочтет Художник наш сейчас, и все вперед.

Марина. Вы поверьте, мне тоже жаль…

Нина. Не кайтесь, для нас все это было незнакомо, и мы все здесь скорее от тоски, чем от чего-то там другого… Вы все расставили на свои места. Хотя от этого уже не холодно, не жарко, не горько и не сладко, в этом вся беда, что мы потеряли чувства, и нас уже нет, Вы доказали это еще раз. А больно только то, что этим нам дышать, и неизвестно еще, сколько, и надо время чем-то заполнять.

Марина. У вас есть место, где можно спать или остановиться, вам некуда идти и вы хотели б здесь остаться?

Нина. Конечно, да. Сейчас мы соберемся. Ну, что, друзья, берите все, что наше, и вперед, уж вечер. Успеть на электричку, и дома мы в покое отдохнем.

Художник. Серега, на два слова.

Сергей. Ну что, давайте на прощание поднимем еще раз стаканы и, честно говоря все это, то, что на стене, мне самому не нравилось, но мне было приятно видеть вас. И чем-то, может быть, помочь.



Поделиться книгой:

На главную
Назад