Ласточкин хвость

— Хотя, знаешь что, — после секунды раздумий он протянул официантке мятую купюру достоинством в два дена. — Принеси-ка рюмку горючего, дорогая. Сдачу оставь.

Сверкнув белозубой улыбкой, Лита взяла деньги и, покачивая широкими бёдрами, скрылась за занавеской. Запахи, что доносились с кухни, смешивались с дымом: цыплёнок с овощами и жареный бекон, — любимое блюдо завсегдатаев. Однако Нилсу кусок не лез в горло. Отвращение было настолько острым, что, казалось, текло по жилам вместе с кровью.

От тягучих и безрадостных мыслей его отвлекли шаги, что замерли совсем рядом. Никлас сощурил правый глаз, смерив взглядом двоих господ. Те почти синхронно подняли шляпы.

— Не возражаете? — стоявший слева отодвинул стул и опустился напротив, не став дожидаться разрешения. К нему тут же присоединился второй, деловито бросив пиджак на спинку. О том, кем являлись новые посетители, не догадался бы только тупой. А тупым себя Нилс не считал, несмотря на фермерское прошлое.

Он только и успел, что пожать плечами. В это время как раз подоспела официантка с рюмкой на подносе.

— Спасибо, Лита.

— Всегда пожалуйста, менэйр Йонссен, — поймав заинтересованный взгляд Левого, девица разулыбалась.

— Эвелита, верно? Прекрасное имя, — тот подмигнул ей, не оставшись в долгу. — Принесите, Эвелита, нам с коллегой две чашки чёрного кофе. Одну без сахара. И сливки отдельно, если можно.

— Всё будет в лучшем виде, менэйры, — кокетливо хлопнула она ресницами и исчезла. Две пары глаз оказались прикованы к Нилсу.

Правый потянулся к карману и, выудив сигарету со спичками, неспешно закурил. Левый изящным жестом балаганного фокусника протянул ему корочку.

— Позвольте представиться: Рудольф Моритс, следственный отдел ДМБ, — слова прозвучали так буднично, словно старый друг решил встретиться в забегаловке, поделиться свежей сплетней. Вот только друзьями они не были и вряд ли могли стать.

— А это мой напарник…

— Дитрих ван дер Гасс, — тот, что сидел справа, стряхнул пепел в пустой стакан. Голос его звучал надтреснуто — как будто ржавым гвоздём водили по стеклу.

Информация познавательная, но Нилс мог обойтись и без этого. Клички он запоминал гораздо лучше имён. Когда-то папаша Йонссен разводил на ферме породистых кобелей. Большую часть детства Нилс провёл рядом с псинами, выучив повадки до мелочей, и прямо сейчас сидевшие перед ним ДМБ-шники напомнили ему о прежних временах.

Тот, что слева, был похож на холёного ротвейлера. Чёрные волосы старательно зачёсаны назад, дорогой костюм с иголочки и какой-то поганый парфюм, разлитый в воздухе, от которого у Нилса засвербело в носу. Может, с дамами трюк и проходил, а ему было плевать на аристократические замашки с пожарной башни. Ничего, кроме раздражения, следователь Моритс у него не вызвал.

С Ван дер Гассом дела обстояли иначе. Этот скорее был бульдогом, прошедшим через бойцовую яму. О том говорили многократно ломаный нос и белёсый шрам, пересекавший угол рта. Закатанные до локтей рукава открывали широкие запястья с вязью татуировок, которые навевали мысли о Свинцовом квартале или Мёртвой гавани. Намётанного глаза хватило, чтобы понять: внешняя расслабленность обманчива. Бульдоги преданы хозяевам до тех пор, пока те их кормят. Но стоит только гневу захлестнуть разум, как не пройдёт и секунды, а мощные челюсти уже сомкнутся на вашей глотке. Из всех зверюг эти были самыми опасными — Никлас знал не понаслышке.

— Не возражаете, если перейдём прямо к делу? — на запястье Левого блеснули золотые часы, и Нилс с трудом удержался, чтобы не присвистнуть. Вместо этого лишь сдержанно кивнул. — Лейтенант де Лим передал нам запись вашего разговора.

— И?

— И кое-что любопытное нам удалось из него вынести, — взгляд Моритса потерял дружелюбный оттенок, которым блистал первые пару минут. — Нам необходимы подробности, менэйр Йонссен. Об изначальной причине вашего разрыва с сестрой. Видите ли, вы — важный элемент этой головоломки и ценный источник информации — всё равно что кинематическая цепь для механизма, если вам будет угодно. У вас ведь инженерное образование, я прав?

— Какое это имеет отношение?..

— К Рине? Самое прямое. Я лишь пытаюсь объяснить, что без вас нам будет сложнее продвинуться в расследовании.

Кофейник с чашками опустился на стол, и Моритс одарил Литу очередной улыбкой, померкшей спустя мгновение.

— Если вы, уважаемые, решили, будто я утаил что-то от полиции, то сильно заблуждаетесь. Вместо того чтобы ходить по кругу, вы бы лучше применили свои магические фокусы там, где нужно, — лебезить перед кем-либо Никлас не привык, и потому совет прозвучал излишне резко, когда он подался вперёд.

— Сядь.

До сих пор молча куривший ван дер Гасс сделал пасс рукой, и Нилс почувствовал, как мышцы сковывало онемением. Так обычно случалось после сна в неудобной позе, когда любое движение причиняло боль.

— Какого?.. — вопрос захлебнулся на полуслове, когда он осознал, что воздух не проходит в лёгкие.

— Не усложняй, Ник, — щелчком отбросив окурок, Правый уставился прямо на него. — Просто смотри в глаза, и скоро всё кончится.

«Разбежался, сукин сын!»

Нилс тщетно попытался вдохнуть, разевая рот, как выброшенная на берег рыба. Как назло, соседний столик был пуст, а орава алкашей не замечала ничего дальше собственных рож. Волна отвращения вновь захлестнула с головой — на сей раз он проклинал себя за беспомощность, хуже которой для Йонссена не было ничего. Следом за ней пришли страх и недоумение: не дадут же ему помереть прямо посреди бара? Или дадут? Что для грёбаных колдунов закон, если они пользуются людьми, как вещью?

Вцепившись в край стола, он с трудом поднял голову. Тёмные, как два клятых колодца, глаза ван дер Гасса смотрели спокойно и сосредоточенно. А вот лицо начало расплываться в цветную кляксу, когда густой воздух подёрнулся рябью.

…Он стоит на пороге своей развалины в Юст-Зейне. Мелкий дождь стучит по козырьку, выбивая осеннюю симфонию по черепичной крыше. Чёрный купол зонта скрывает от него Рине: только стройные ноги в кричаще-алых туфлях замирают прямо посреди огромной лужи.

— Тебе не обязательно уходить, ты ведь знаешь.

— Я больше не могу так, Ник. Не могу… здесь, — её голос заглушает раскат грома, и Рине вздрагивает, сжимается, будто становясь ещё меньше.

На ней — голубое ситцевое платье, надетое совсем не по погоде, но Никлас молчит. Ей уже двадцать, а он мало похож на курицу-наседку. Даже ручку чемодана она сжимает решительно: потащит до остановки сама, лишь бы только не просить о помощи. Упёртая, как ослица, и гораздо больше похожая на отца, чем хотела бы.

— Я зайду завтра? Чтобы посмотреть квартиру, — он перекрикивает ветер, и тонкая фигурка замирает у дороги. Дождь становится всё сильнее и хлещет косыми струнами по голым коленям.

— Не надо, Ник. Я справлюсь! — хлопает калитка, и шум дождя становится нестерпимо громким.

…Никлас бьёт, не жалея силы, и мелкий ублюдок отлетает к стене. Левая сторона лица горит болью: от самого подбородка до виска, но этого мало. Рине набрасывается на него с кулаками, и ему приходится отступить, чтобы не покалечить заодно и её.

— Совсем спятил, идиот? — орёт она прямо в лицо. — Ты же мог убить его! Что тогда?!

— Значит, туда говнюку и дорога, — огрызается он, ловя тонкие запястья. — Да успокойся ты, дурная, соседи вызовут полицию.

— Пускай! Пусть заберут тебя подальше. И из квартиры моей, и из жизни! Надоел, ненавижу тебя, слышишь? — он морщится, отступая ещё на шаг назад.

— Протрезвеешь — по-другому запоёшь.

Нилс попросту не знает, куда себя деть: видеть сестру в нынешнем состоянии ему раньше не доводилось. Неудивительно, что первым желанием было отправить на тот свет поганца, который приложил к этому руку.

— Выметайся! — взвизгивает она, рывком распахивая дверь. В покрасневших глазах стоят слёзы, и Нилс как никогда остро чувствует вину.

За то, что отпустил её два года назад.

…Мимо с гиканьем проносится гурьба ребятишек. В соседнем сквере играет музыка — ни много ни мало гимн Республики, заслышав который все начинают шевелить губами. Тейн стоит в очереди за мороженым, а Рине, сидящая на расстоянии вытянутой руки, молчит, будто воды в рот набрала. Только покрытый лаком ноготь ковыряет деревяшку скамьи.

— Ты ему звонила?

Она качает головой. Уже неделя прошла с тех пор, как отца увезли в госпиталь с сердечным приступом. В Вёрминсдорфе у него не осталось никого, кроме соседской девчонки Эфы, что подрабатывала сиделкой в часы, свободные от собственных забот.

— Я лучше напишу. Как только… смогу, — слова выталкивает через силу и не успевает вовремя придумать оправдание. При Тейне она старается вести себя как ни в чём не бывало, но наедине притворяться нет смысла. Та пропасть, что росла между ними на протяжении последних лет, стала слишком глубока, чтобы пытаться её преодолеть.

— То есть никогда? — она смотрит мимо него, поджав губы. — Слушай, он всегда был сукиным сыном, этого не отнять, но без него ты бы здесь не сидела. Удар старик пережил, но в его возрасте можно и от чиха ноги протянуть…

— Хватит.

На сей раз не кричит — скорее, цедит сквозь зубы. А потом вскакивает с лавки, как только возвращается салага.

— Мне пора. Через полчаса начнётся репетиция, не хочу опаздывать.

— Эй, а как же мороженое? — Тейн взмахивает ей вслед рожком, и шоколадный конус шлёпается на асфальт. — У вас, ребят, всё нормально?

— Лучше не бывает. Мороженое оставь себе, — Нилс в свою очередь встаёт со скамьи и закуривает папиросу. Вонючий «Флор», который, сколько он себя помнил, курил Никлас Старший.

Обрывки воспоминаний проносились сплошной полосой — как лента киноплёнки, которую техник поставил на перемотку. Настолько диким казалось то, что с ним происходило, что Нилс позабыл, как дышать — даже когда Правый ослабил хватку. Наконец моргнув, он со свистом втянул воздух и откинулся на спинку стула.

По лицу ван дер Гасса ползли капли пота. На посеревшей коже отчётливо проступили шрамы. Видимо, увлекательное путешествие в прошлое далось ему нелегко. Что Никлас и отметил со слабой тенью злорадства.

— Ничего? — Моритс вскинул бровь. Его напарник мотнул головой и, ослабив галстук, поднялся из-за стола.

— Я на минуту.

— Ну и что за нахрен это было? — проводив взглядом Правого, он наконец выплеснул свой гнев. Не то чтобы это возымело действие, потому что следователь остался бесстрастен.

— Весьма любопытная техника, которой коллега овладел лучше меня, — «признался» он. — Теперь мы уверены в правоте ваших слов и можем двигаться дальше.

— Да неужели? С запасом таких вот «техник» можно было бы давно закрыть дело.

— Не всё так просто, Никлас. Вы судите как человек, не знакомый с принципами магического воздействия…

— Да дерьмо это всё.

— Что, простите?

— Дерь-мо! — по слогам выплюнул он, глядя Левому в глаза. — То, чем вы кормите меня и родню других девчонок. Сначала белобрысый салага в участке, теперь вы двое!.. Пускай я многого не понимаю в клятых фокусах, скажите мне одно слово. Всего одно. Она… может быть жива?

— Разумеется, — не задумавшись ни на миг, ответил Моритс. — Сейчас вы обвините меня в том, что я сказал бы это любому, и будете правы. Но вы кое-чем отличаетесь от прочих, Никлас. Вы не позволяете надежде затмевать здравый смысл. И да, мне жаль это произносить, но ваша сестра может быть жива, пока не найдено доказательство обратного.

В густом воздухе повисла тишина. Пластинка в электрофоне снова замолчала, и даже Лита не спешила её сменить. Видать, надоело бегать туда-сюда, и официантка попросту махнула рукой.

— Магический след, о котором все твердят, — Нилс затянулся очередной папиросой, — что это? Маньяк? Колдун-извращенец? Или всему виной Прорехи, в которые люди проваливаются, как в канализационные люки?

Уголок губ Моритса слегка дёрнулся.

— А вот это вряд ли. Обычно из прорех как раз вываливаются, — поймав озадаченный взгляд, Моритс покачал головой. — Забудьте. Единственное, что имеет значение и в чём я готов вас уверить, — это то, что мы не бездействуем. Департамент делает всё возможное в данной ситуации. И, надеюсь, при содействии полиции, мы сумеем во всём разобраться. Кто — или что — бы ни стояло за исчезновением девушек, этому будет положен конец.

Стоило отдать Левому должное, пел он складно. Но в красивую ложь с трудом верилось. Залпом опрокинув рюмку белой, Нилс поморщился. Пустой желудок отозвался тянущей болью.

— Полагаю, мне остаётся пожелать вам удачи, следователь Моритс?

— Подозреваю в ваших словах иронию, но да, удача лишней не бывает. Мы будем держать вас в курсе. Если я или Дитрих не выйдем на связь в ближайшие три дня, смело звоните по этому номеру, — он протянул жёсткую визитную карту. — Ну, или в случае, если у вас появятся новые сведения.

Повертев картонку в руках, Никлас сунул её в карман — туда, где лежало фото. А затем, проследив за взглядом Левого, повернулся к барной стойке. Там вышедший из уборной ван дер Гасс, судя по всему, встретил старого знакомого.

Малый выглядел не лучшим образом. Даже для местной публики. Одетый в потёртые штаны и кожаную куртку с нашивками, он как-то странно клонился вперёд, будто стремясь укрыться за длинными патлами. Но даже в неверном свете ламп было видно: лицо изуродовано жутким ожогом. Вся правая сторона от шеи до лба напоминала сплошное месиво плоти, стянутое кое-как в незаживающем шраме. Даже губы шевелились с трудом — это стало понятно, когда уродец заговорил, нехотя отвечая на вопрос Правого.

— Юзеф ван де Меер, — Дитрих усмехнулся. Создавалось впечатление, что внезапной встрече он не слишком рад. — Уже-Не-Красавчик Юп. Кто тебя так?

— Шлюха малолетняя, — слова вырывались из горла со свистом. Точно так же он втягивал воздух, делая большие паузы. — Ты бы, шеф, глядел в оба: шляются по улицам самоучки, а ведь по вашему уставу не положено.

Нилс заметил, как обратился в слух Моритс. Лениво потягивая остывший кофе, он будто позабыл о существовании Йонссена и целиком переключился на разговор, стремясь расслышать каждый звук.

— Несовершеннолетняя одарённая, хочешь сказать? — ван дер Гасс хмыкнул и почти не глядя рассчитался с Литой.

— Ну а я о чём толкую! Бестия неуправляемая! Вы бы меры-то приняли, пока она кого-нибудь не пришила в подворотне.

— Сочиняй больше, — впервые надтреснутый голос Правого прозвучал почти весело. — И не забывай о том, что за малолетних идёт нехилая статья.

— Опять решёткой пугаете, да?

— Твои проделки не по моей части, Юп. Но, ты ведь знаешь, я могу шепнуть кому надо.

— Да вы чего, шеф? Я ж ниже воды, тише травы! С тех самых пор, как вышел — вообще ни-ни, — он затряс головой так убедительно, что немытые патлы разметались по плечам, и шрамы стали ещё заметнее.

— Наоборот.

— Чего?

— Да неважно. Передай знакомым с Мёртвой гавани, чтоб проблем не создавали, — слегка понизив голос, ДМБ-шник взглянул исподлобья. — Справишься?

— Ага, — уродец кивнул напоследок и вернулся к барной стойке.

Моритс, поймав взгляд напарника, скомкано попрощался и направился к выходу. Нилс проводил следователей долгим взглядом: на место отвращения пришла какая-то сосущая пустота, которую нечем было заполнить. От очередной рюмки пришлось отказаться, дабы добраться до дома на своих двоих.

Покинув питейную в половине десятого, он даже успел на предпоследний трамвай, уютно мигавший тусклыми лампами. Устроившись на заднем сидении, Никлас провалился в липкую дрёму — до самой конечной, когда назойливый звонок заставил нехотя открыть глаза.

Дорога до дома впотьмах стала настоящим испытанием. Должно быть, он собрал по пути все крепкие словечки, от которых краснеют приличные мазели, пока злой и грязный добрался до калитки. И только тут заметил, что на его половине дома горел свет. Старушке ван Линден, что ли, не спалось? Небось, потеряла одну из своих полосатых любимиц. Или ту, рыжую, самую наглую из всех мурчащих тварей, которая будила Нилса по утрам. Вот уж от кого он бы с радостью избавился.

Ключа под крыльцом не оказалось — только зря руки испачкал. Входная дверь поддалась от лёгкого толчка, и Йонссен почувствовал, как трезвеет. Остатки сонной усталости сняло, как рукой, когда на полу в коридоре он увидел чужие следы. Дверь в спальню была притворена, и узкая полоса света тянулась от порога. По ту сторону не раздавалось ни звука.

Стараясь ступать как можно тише, он подхватил стоявшую в углу кочергу и поудобнее сжал её в ладони. Сердце бухало в груди нечасто, но тяжело, с силой ударяя по рёбрам. Ещё пара медленных шагов, и дверь в комнату распахнулась, врезав ручкой по стене. Большие испуганные глаза тут же вскинулись, и Никлас замер на пороге, опустив своё импровизированное оружие.

Видимо, лимит ругательств на сегодня был исчерпан до дна. Он лишь молча обвёл взглядом комнату. Весь пол был усыпан старыми бумагами: письма, газеты, открытки — целый ящик комода оказался вытряхнут и перевёрнут вверх дном. А посреди бедлама на полу, поджав под себя ноги, сидела рыжая девица.

ГЛАВА 3 ГЁДЕЛЕ

I