Наёмники Гора

Я оглянулся назад на Фэйку, и она опустила свои глаза, избегая встречаться со мной взглядом.

— Насколько я понимаю, они, арьергард тыла армии, что двигается сейчас впереди нас, — заметил я.

— Нет, — ответил он.

— Как это? — удивился я.

— Это лишь единицы, — пояснил он, — только фургоны и несколько отрядов. Как далеко простирается армия, я понятия не имею.

На какое-то время я замолчал, осмысливая сказанное. Здесь должно быть собрано просто невероятное количество мужчин. Конечно, я знал, что в Брундизиуме высадились значительные силы. Чего я не знал, так это их текущего размещения, или развертывания.

— Слушай, а Ты уверен, что Ты не шпион? — полюбопытствовал возница.

— Да, — улыбнулся я. — Уверен.

Конечно, я подозревал, что разведка Ара должна была попытаться держать себя в курсе всех передвижений врага. Наверняка их шпионы, или своего рода информаторы, следовали за войсками или фургонами. Кстати, внедрить своих шпионов в отряды наёмников особого труда не составляло. Там полно мужчины происходивших из самых разных слоёв общества, каст и городов, и если им и задаются какие-либо вопросы, то они касаются немногим большего, чем их умение обращаться с оружием и способность повиноваться приказам. И всё же, даже если разведчики Ара, или люди, работающие на них за плату, и проявляли внимание к этим вопросам, и предоставляли точные доклады о текущем положении дел, сам Ар по причине неготовности, или любой другой, так или иначе пока бездействовал.

Глядя на растянувшуюся вдоль дороги цепочку фургонов вперед нас, я

думал, как это всё отличалось от легионов Ара на марше, ну или войск других высоких городов. Когда солдаты Ара маршируют, например, по большой военной дороге, такой как дорога из Ара в Виктэль Ария, они идут четко выверенным шагом, часто задаваемым барабанщиком, и за дневной переход, с короткими привалами, обычно преодолевают дистанцию в сорок пасангов. Кстати именно с интервалом в сорок пасангов на военных дорогах, заранее подготовлены укреплённые воинские лагеря, имеющие постоянно обновляемые запасы продовольствия. Некоторые из этих лагерей со временем превратились в посёлки, а позднее часть посёлков разрослась до размеров городов. Эти дороги, лагеря, и прочие меры, позволяли не только быстро и эффективно перемещать войска, но и помогали в заранее планировать военные компании. Например, не трудно было бы подсчитать, сколько времени займёт, переброска определенного количества воинов, чтобы поддержать тот или иной опорный пункт. Постоянные гарнизоны укрепленных лагерей, кроме всего прочего, осуществляют поддержание порядка на внешних территориях подконтрольных городу. Набор рекрутов и их обучение зачастую также возложено на такие лагеря.

Безусловно, войска Коса, по понятной причине не имели возможности прибыть сюда несколько месяцев назад, не торопясь построить постоянные лагеря вдоль маршрута их предполагаемого следования. Пока, судя по характеру движения конкретно этого снабженческого обоза, продвижение их армии казалось крайне медленным, и неторопливым. Всё выглядело так, как если бы они ничего не опасались. Возможно, их успокоила численность собранных войск. Вот только мне было совершенно не понятно полное бездействие Ара.

— Ну а тарнсмэны-то небо патрулируют? — спросил я.

— Не замечал, — ответил возница.

Кос, конечно, должен бы иметь тарнсмэнов в своём распоряжении. Но, похоже, их не высылали в патрульные полёты вдоль маршевых колонн.

— А почему при вашем обозе нет никакой охраны? — поинтересовался я.

Надо признать, что это было необычно.

— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Признаться, я сам задавался этим вопросом. Возможно, начальство считает, что в них нет необходимости.

— И что, неужели не было ни одного нападения? — удивился я.

Мне казалось, что Ар должен был воспользоваться своим превосходством в тарнсмэнах для того чтобы беспокоить колонны врага, уничтожать провиант, и нарушать коммуникации. Возможно, конечно, что его тарнсмэны пока ещё не в состоянии достигнуть фургонов. Если бы командование в Аре было в руках Марленуса, его Убара, у меня было никаких сомнений, что Ар к настоящему времени уже бы действовал. Однако Марленус, если информация точна, в данный момент в Аре отсутствовал. Предположительно, он возглавлял экспедицию в Волтай, проводя карательный рейд против налетчиков из Трева. Почему его не отозвали, я понять не мог. Хотя, конечно, не исключено, что в данный момент просто нет такой возможности.

— А что Ты будешь делать, если сюда заявятся тарнсмэны Ара? — поинтересовался я.

— Это не моё дело, — отмахнулся он. — Это — работа солдат. Мне платят за извоз. Именно этим я и занимаюсь.

— А что по поводу остальных возниц? — полюбопытствовал я.

— Они сделали бы то же самое, как мне кажется, — предположил он. — Мы — извозчики, а не солдаты.

— Но ведь, получается что весь обоз, или, по крайней мере, эти фургоны, полностью беззащитны от нападения, — заметил я. — И всё же Ар не нападает. Это интересно.

— Возможно, — согласился мой попутчик.

— Но почему нет? — поинтересовался я его мнением.

— Не знаю. Возможно, они не могут добраться суда, — пожал он плечами.

— Даже с небольшими ударными отрядами, замаскированными под крестьян?

— Возможно, даже так, — ответил он. — Понятия не имею.

День клонился к закату, потихоньку начинало темнеть. То тут, то там, в стороне от дороги, то с одной стороны, то с другой, попадались небольшие лагеря свободных женщин. В некоторых из них горели небольшие костры. Женщины обустраивались, как могли. Где-то были возведены шалаши из веток, в других местах они установили палатки, представлявшие собой немногим больше, чем натянутые на палках куски брезента или одеяла. Иногда, при нашем приближении, некоторые из женщин сидевших вокруг этих крошечных костерков вставали и наблюдали за нами, пака наш фургон не проезжал мимо. Я вспомнил свободную женщину, с которой мы повстречались вчера вечером в её же хижине. Она не вернулась к фургонам, насколько я знал. Мы покинули её полуразрушенное жилище прежде, чем она проснулась. Я оставил ей ещё немного еды, и завязал золотой тарновый диск Порт-Кара в уголок одеяла ребёнка. С ним она могла бы много чего купить. Кроме того, с деньгами, у неё был шанс добраться до какой-нибудь отдаленной деревни, вдалеке от проходящей армии, где она могла использовать это в качестве своего приданного, или, если говорить прямо, то попросту купить себе компаньона, этакого доброго малого, который смог бы позаботиться и о ней и о её ребёнке. Крестьянки, в отличие от городских женщин, склонны быть очень практичными в таких вопросах. В конце концов, она оказала мне гостеприимство.

— Скоро мы доберёмся до лагеря, — сообщил возница.

Я услышал, как Фэйка внезапно глубоко вздохнув от ужаса, отпрянула назад в кузов. Справа, около обочины дороги, виднелась фигура человека. Его голова и ноги свисали по разные стороны с заострённого шеста. Высотой кол был около десяти футов, и приблизительно четыре дюйма диаметром.

Он был втиснут между скалами и обложен камнями. Конец его был грубо заострён, скорее всего, теслом. Этот конец входил в спину жертвы и торчал из живота, высовываясь на пару два футов из тела.

— А вот, похоже, и первый шпион, — предположил я.

— Скорее, это — отставший или дезертир, — поправил меня возница.

— Возможно, — кивнул я.

Это был первый признак, который я встретил сегодня, что перед нами на дороге действительно были солдаты.

Когда мы проезжали мимо одного из придорожных лагерей, девушка, сидевшая у маленького костра и бросившая в нашу сторону взгляд, вдруг вскочила и выбежала на дорогу.

— Сэр, — позвала она. — Сэр!

Но возница, с равнодушным видом ехал дальше, не останавливая свой фургон. Тогда она побежала рядом с фургоном.

— Сэр! — кричала она, повернув к нам своё лицо. — Пожалуйста! Я голодна! Пожалуйста, Сэр! Рассмотрите меня! Я красива!

Она торопливо забежала вперёд.

— Посмотрите! — заливаясь слезами, крикнула она, и сдёрнула свои одежды вниз, до бёдер. — Мои груди хорошей формы! Моё лоно влажное и горячее! Я буду служить Вам как рабыня. Я сделаю всё, что Вы захотите. Я не прошу еды за просто так. Я заплачу! Я отработаю!

— Проваливай, — рявкнул извозчик, — а не то, отведаешь моего кнута!

— Остановитесь, — заплакала она. — Остановитесь!

Тогда она, подбежав к голове тарлариона, ухватилась за повод. Заворчавшее животное, слегка замедлилось, но не остановилось, таща на себе вес девушки, отчаянно вцепившейся в повод. Недовольный ящер затряс своей головой, мотыляя досадную помеху из стороны в сторону, а потом раздражённо запрокинул свою голову вверх, поднимая девушку и буквально отрывая её от земли. Но ту не так то просто оказалось оторвать от сбруи, крестьянка удержалась, и через мгновение, снова на оказалась на земле. Наконец, тарларион остановился.

Возница раздражённо поднялся с фургонного ящика, и взмахнул своим длинным кнутом.

— Ай! — вскрикнула девушка, от боли, возможно, впервые в жизни почувствовавшая, что такое удар кнутом.

Она отпустила повод и, постанывая от боли и глядя на нас, замерла на дороге, в каком-то шаге от челюстей животного.

— Позвольте мне доставить Вам удовольствие! — попросила она, и кнут, подобно атакующей змее, мелькнул снова.

Девушка, пораженная ещё раз, с рыданием отпрянула назад, споткнулась и полетела на дорогу.

— Неужели Вы не узнаёте меня? — всхлипывая, спросила она, и возница опустил кнут, всматриваясь в сумерки. — Я — Тула из Вашей деревни. Я та, кто была слишком хороша для Вас, та, кто отказался от Вашего предложения!

— Ты позоришь нашу деревню! — прорычал мужчина.

— Ну, так накажите меня! — прорыдала девушка.

Возница спрыгнул с передка и, подождав пока мимо нас проедет другой фургон, направился к девушке. Схватив свою, как выяснилось односельчанку, он потащил её к задней части фургона. Когда они проходили подо мной, я заметил две полосы на её теле, серые в наступивших сумерках. Мой попутчик прижал её спиной к правому заднему колесу фургона.

— Лицом к колесу, — скомандовал мужчина, отойдя чуть назад. — Держись за обод!

Девушка вцепилась в колесо и упустила голову. Возница в бешенстве поднял кнут.

— Выпорите меня, — сказала она и задохнулась, потому что три удара один за другим упали на её спину. — Но накормите меня!

Ещё два удара, и она обвисла, цепляясь за колесо, рыдая и хватая воздух ртом. Как мужчина и её односельчанин, он был обязан наказать её за тот позор, что она навлекла деревню.

— Не надо больше меня бить! — взмолилась она, и, не в силах стоять, сползла на колени подле колеса.

Мимо проследовал ещё один фургон.

— Так значит, наша гордячка Тула, украшение нашей деревни, теперь обнажает свои прелести перед незнакомцами, — зло прошипел возница, прислонившейся к колесу, рыдающей девушке, — и упрашивает использовать её тело за корку хлеба! Позор!

Она так и стояла на коленях, держась за спицы колеса, опустив голову и вздрагивая от рыданий.

— Позор! — крикнул он снова.

— Сильные женщины отбирают у меня еду, если мне удаётся раздобыть, хоть что-то, — всхлипнула она. — Я очень голодна.

— Гордячка Тула, теперь стала всего лишь ещё одной придорожной шлюхой, — сердито бросил мужчина.

— Да, — признала она.

— У Тебя есть, что ещё мне сказать? — потребовал он.

— Накормите меня, — простонала девушка.

— Повернись, — сердитым голосом приказал возница.

Она, не поднимаясь с колен, повернулась лицом к нему.

— Сбрось одежды, — скомандовал он и уточнил: — до колен, чтобы спереди лежали перед тобой на дороге, а сзади на твоих икрах.

Девушка разделась, как было приказано, и подняла лицо к нему.

— На каких условиях? — спросил возница.

— На Ваших. Полностью, на Ваших, — ответила она.

— Натяни одежду на бёдра, — велел он. — Ты можешь следовать за фургоном.

Плача от благодарности, она ухватила свои одежды и закрепила их вокруг бёдер. Возница же с сердитым видом, запрыгнул на передок фургона и занял своё место на ящике. Громко гаркнув и резко щёлкнув кнутом по шее своё тяжёлое на подъём животное, принудил его возобновить движение, вклиниваясь в просвет между двумя другими фургонами.

Уже совсем стемнело, но дорога ярко светилась в лунном свете. Она блестела из-за крошечных пластин и крошек слюды вкраплённых в её поверхность. Полураздетая девушка тащилась вслед за фургоном.

— Лагерь-то далеко? — поинтересовался я.

— Нет, уже рядом, — ответил возница.

4. Лагерь аларов

Внезапно до меня донёсся, нерешительный задыхающийся крик новорожденного младенца.

Генсэрикс, оторвался от созерцания костра, вокруг которого мы все сидели. Это был широкоплечий, мощный, одетый в меха и кожу мужчина с тяжёлыми бровями, длинными, заплетенными в косы, светлыми волосами и длинными, жёлтыми, свисающими усами. Звук шёл из одного из фургонов. Теперь крик стал здоровым и задиристым.

— Будет жить, — сказал один из мужчин, воин, сидящий с нами.

Генсэрикс пожал плечами. Это ещё вилами по воде писано. Фэйка стояла на коленях позади меня. Мы были внутри кольца фургонов лагеря Генсэрикса, вождя аларов, кочевников, странников, скотоводов, наряду с выходцами из Торвальдслэнда, знаменитых их мастерством боя на топорах. Лагерь Аларов, как и лагеря подобных им народов, является крепостью построенной из фургонов. Повозки выстраивают в круг, или несколько концентрических кругов, пряча внутри своих тягловых животных, женщин и детей. Кроме того, весьма часто, в зависимости от количества используемых фургонов, и в особенности пересекая, или находясь в опасной местности, внутрь кольца загоняют верров, тарсков, и босков. Нечистоты и дренажи неизбежные в таком скоплении людей и животных, серьёзных проблем не делают благодаря частым перемещениям лагерей.

— Сын, — сообщила одна из женщин, вышедшая из фургона, подойдя к огню.

— Ещё нет, — проворчал Генсэрикс.

Лагерь фургонов перемещают часто, дабы обеспечить свежие пастбища для босков. Да и для тарсков и верров необходимо найти места с обилием кореньев. Именно потребности этих животных, от которых зависит само существование аларов, и являются причиной перемещений, а иногда даже долгих миграций аларов и родственных им народов. Нет нужды говорить, что эти миграции, особенно когда они пересекают места с оседлым населением, часто приводят к конфликтам народа фургонов с другими крестьянами, а вскоре после того, конечно, и с городскими жителями, которые зависят от окрестных крестьян и их продовольствия. Кроме того, их перемещения часто, с чисто юридической точки зрения, фактические представляют собой вторжение или бесспорное нарушение территориальной целостности тогда, когда, они незваными входят в региону находящиеся в пределах юрисдикции или гегемонии тех или иных городов.

Иногда они платят за проход через страну, или за использование пастбищ в пределах него, но это скорее исключение, а не правило. Они — жёсткий народ, и от горожан требуется иметь немалую храбрость и приличные силы, чтобы доказать приемлемость или уместность такой договоренности. Дело в том, что с точки зрения аларов, платить за пастбище столь же абсурдно, как платить за воздух, ведь и то и другое требуется для жизни. «Боск умрёт без травы», говорят они, и добавляют: «Боск будет жить». Оказавшись в пределах земель того или иного города, они чаще кочуют у границ, но иногда, в зависимости от погоды и состояния пастбищ, могут забредать и глубже. Чаще всего их появление отмечается лишь в коротких официальных предупреждениях. Никто желает объявлять им войну, или бросать вызов. Их просто рассматривают как периферийный, нежелательный элемент, незваных гостей, опасных временных визитёров, с которыми местным людям какое-то время придётся уживаться, опасливо поглядывая в их сторону. Но, редкий городской совет или гражданин, не вздохнёт с облегчением, когда их фургоны повернут свои оглобли на выход из их земель.

Женщина, которая принесла новость Генсэриксу, повернулась и возвратилась в фургон.

Когда регион приходит в упадок, или его охватывает хаос, когда обычные структуры государства разрушены, с последующей дезорганизацией, потерей ответственности и дисциплины, то появление таких людей как алары вполне ожидаемо. Есть у них такая склонность откочёвывать именно в такие районы. Действительно, бывали случаи, когда войдя на такие территории, они делали их своими собственными, обосновываясь на них, устанавливая свои порядки, зачастую принимая на себя роль и прерогативы оккупационной аристократии, в конечном итоге оседая на тех землях, и в свою очередь, давая толчок к развитию новой цивилизации.

У меня не было сомнений, что именно слабость и беспорядок в этом регионе, возникшие в результате вторжении косианцев, и были тем мотивом, который потянул аларов на этот далекий юг. Но, с другой стороны, насколько я выяснил у возницы, с которым ехал по Генезианской дороге, официально, конкретно этих Аларов пригласили, чтобы они служили снабженцами и обозниками при войсках. Именно во исполнении этих обязанностей они и подошли так близко к дороге. Заключив это соглашение, алары, конечно, оказались в превосходном положении. Они могли со стороны наблюдать за ходом событий и вмешаться в них, если это показалось бы им выгодным для своего народа. Здесь они могли бы присмотреться к возможностям, как к экономическим, так и территориальным. Возможно, люди с Коса вовсе не были дураками, пригласив их сюда и намекнув, что они могли бы остаться на этих землях, таким образом, создавая дополнительные трудности для восстановления на них юрисдикции союзников Ара. Возможно, подарив им земли, они надеялись сделать их своими благодарными и надёжными союзниками.

Я услышал движение у соседнего фургона и обернулся. Женщина поднялась в него с котлом горячей воды и свёртком пелёнок. Изнутри снова донёсся плач ребенка.

Наряду с топорами алары уважают аларский меч, длинное, тяжёлое, обоюдоострое оружие. Щиты они делают овальными, аналогично турианским. В качестве верхового животного они предпочитают средних тарларионов, животное, меньшее и не такое сильное, как обычный высокий тарларион, но более быстрое и проворное. Их седла, однако, имеют стремена, и таким образом делают возможным использование кавалерийской пики. Некоторые города используют аларов в своих тарларионовой кавалерии. Другие, возможно, поступают мудрее, не вербуя их в свои войска, ни в регулярные, ни во вспомогательные.

Когда алары выходят на бой, обычно в своём тылу они выстраивают кольцо из своих фургонов, в которое, в случае поражения, быстро отступают. Они — свирепые и грозные воины в сражениях на открытой местности. Однако они мало что понимают в политике, или в осаде и штурме городов. В случае их приближения, городу обычно достаточно всего лишь закрыть ворота и ждать, когда они сами уйдут, вынужденные сделать это из-за потребностей своих животных.

Теперь, всё та же женщина спустилась из фургона, неся небольшой свёрток. Она подошла к костру, и Генсэрикс, взмахом руки указал ей, куда следует положить свёрток — на землю перед ним, между собой и огнем. Она так и сделала. Вождь присел около него, и аккуратно, своими большими руками, приподнял края одеяла. Крошечный ребенок, проживший на этом свете считанные минуты, часто и неглубоко дышал и покашливал, всё ещё ошеломлённый и обеспокоенный остротой, ужасной новизной самостоятельного вдыхания воздуха. Он, потерянный в хаосе новых ощущений, не способный ни повернуть головы, ни сфокусировать глаз, ещё не понимал, что никогда ему больше не вернуться в надёжное убежище утробы его матери. Окровавленный узелок перерезанной пуповины яркой точкой выделялся на его животе. Он беспорядочно дёргал своим крошечными ножками и ручками. Кровь и околоплодная жидкость, были стёрты с его маленького, горячего, красноватого, но уже крепкого тельца, чтобы потом натереть его жиром. Насколько же крошечной была его голова и пальцы. Как потрясающе и удивительно было видеть, что такое чудо было живым. Генсэрикс смотрел на него какое-то время, и затем перевернул тельце, и исследовал со спины. Потом снова положив младенца в прежнее положение, мужчина встал, и посмотрел вниз на лежавшего перед ним ребёнка с высоты своего роста.

А воины, сидевшие вокруг костра, женщина, принесшая новорожденного, и две другие женщины, только что пришедшие из фургона, напряжённо смотрели на него. Наконец, Генсэрикс наклонился и поднял ребенка. Женщины радостно вскрикнули, а мужчины одобрительно заворчали. Генсэрикс, со счастливым выражением на лице, держал ребенка, который почти потерялся в его больших руках, а затем поднял его высоко над головой.

— Хо! — радостно закричали воины, вскакивая на ноги.

— Это — сын! — крикнула одна из женщин.