Легенда о черном алмазе

Петр Федорович Северов

Легенда о черном алмазе

…Вы, кто любите легенды И народные баллады,

Этот голос дней минувших, Голос прошлого, манящий К молчаливому раздумью. Говорящий так по-детски. Что едва уловит ухо Песня это или сказка…

Лонгфелло

1

В лесах за Привольным. Трое. Случай с каурым жеребенком. Часы. Смышленая Кудряшка. Слава.

Тот, кому довелось побывать в селе Привольном, раскинувшемся в добрых вишневых садах на склонах берега, омытого Северским Донцом, и дальше, за Привольным, в сторону Кременной и Славяногорска, в заповедных сосновых борах и на озерах,- тот убедится, что трудно отыскать места более чудесные, чем этот зеленый уголок Донбасса.

Впрочем, так лишь принято говорить: «уголок». А это обширный край хвойных и лиственных лесов, озер, полян, меловых гор, песчаных дюн, лугов и камышовых зарослей, серебряных речных быстрин и тихих плесов. От старинного города Изюма до Славянска и далее, до Рубежного и Славяносербска, пролегла по левую сторону реки эта полоса лесов, в которых встречаются дубы, что и четверым не обнять, а сосны - высотой под тучи.

Люди приезжие удивляются этим зеленым великанам. А старожилы отвечают не без грусти: «Э, да что тут ранее было - дебри! Бурый медведь бродил, дикий кабан тропы топтал, олени стадами разгуливали! Вон за Рубежным, у изворота реки, местность и поныне называется Оленьи Горы!» Любят сельчане свое родное село в роскошных садах с давним и точным названием - Привольное, этот зеленый край с дымчатой далью реки, чуткой тишиной леса, тайной его тропинок, бегущих неведомо куда, пересвистом-перезвоном птиц, полянами-цветниками.

Вот старый рыболов на долбленном из единого древесного ствола каюке. Он и днюет, и ночует на речном просторе. И не потому, что ищет большой добычи: привык, сроднился с рекой, и нет ему без нее полного душевного достатка.

С первым проблеском утренней зорьки по верхушкам деревьев на лесную поляну осторожно выходит «тихий охотник» - грибник. Быть может, к вечеру он вернется в свое Привольное усталым до изнеможения и с пустым лукошком, но никто не услышит от него слова сожаления или вздоха.

В июле-августе, в зените лета, когда на лесных прогалинах загораются алые соцветия кипрея, когда в благоухании горячих трав особо различимо камфорное дыхание золотых цветов приворотня, в непаханых подлесках, меж кустарников, оплетенных диким хмелем, через заросли ежевики, пижмы, купырей осторожно пройдут те немногие, кто умеет читать книгу леса,- собиратели целебных ягод, корней и трав. Что за добрая страсть - распознавать неприметную, тайную силу злаков, каких в природе многие тысячи, а на них, соответственно, и тысячи «замков». Не легко и не просто открывать те замки. И сколько исхожено из года в год лесов и степей, сколько испытано трав и цветов, корней и листьев, прежде чем какой-нибудь кустик зверобоя, скромного татарника, неказистой наперстянки, золотарника или иван-да-марьи, ландыша или чистеца приоткрыли искателям заповедные тайники с богатырскими соками своих удивительных лабораторий.

Кем бы ни был путник, встреченный здесь, в лесу,- охотником или грибником, знатоком целебных трав или ягод или тех причудливых корней, что отмечены обликом человека, зверя или птицы,- этот путник относится к доброму племени беспокойных, в Привольном его поймут, и если нужно будет помочь - помогут.

К племени беспокойных относилась и тройка Емели Путча, тройка, испытанная в трудных дорогах, смелая и веселая.

В тот жаркий июльский полдень, когда неприметно затеялись большие события, о которых пойдет речь, Емеля Пугач, его ближайший дружок и помощник Ко-Ко (он же Костя Котиков) и малая Анка по кличке Кудряшка отправились в лес, где им недавно удалось выследить лисий выводок. Не первый день Емеля Пугач мечтал словить и приручить лисенка, и было похоже, что в этой глухой чащобе ему улыбнулось счастье.

Надо сказать, что Емелька и его друзья уже имели определенный опыт в звероловстве: прошлой осенью они принесли на колхозный двор в мешке лютую грозу птицефермы куницу. Как им удалось перехитрить старую, осторожную и ловкую плутовку-даже опытные охотники удивлялись. На все расспросы Старшой (так приятели называли Емельку) отвечал с достоинством:

Значит, был у нас интерес. Мы-то, конечно, понимаем, что каждой зверюшке есть хочется. Ну, ладно, возьми ты одну курицу и удирай. Так нет, ей этого мало, ей, злюке, нужно поозоровать - и десять, и двадцать кур передушить. Пускай теперь, шальная, поплачется.

Числились за тройкой и другие заслуги. Помнили в колхозе «Рассвет» пропажу породистого каурого жеребенка. Повздыхав, посудачив, конюхи заключили, что каурый забрел в болото и погиб. В том военном 1944 году такая пропажа была для колхоза, конечно же, досадна. И тем громче ликовало все село, когда тройка Емели Пугача провела под уздцы через ворота фермы усталого и присмиревшего бродяжку-жеребенка.

Ни Емелька, ни Ко-Ко, ни Анка даже не мечтали о славе. Толком они, пожалуй, и не знали, что это такое - слава.

Но в «Рассвете» о них заговорили шумно и одобрительно, сам председатель, сержант-фронтовик Лука Семеныч Скрипка, назвал их на общем собрании молодцами. Он так и сказал, делясь с односельчанами веселым удивлением:

- Ай да молодцы ребята… До чего же молодцы!

Не забыл этого случая и бригадир полеводов Елизар Гарбуз. Поэтому, не нащупав в кармане часов, он сразу же вспомнил о молодецкой тройке:

- Как бы это срочно вызвать наших сыщиков?..

Пока вся бригада шарила по валкам сенокоса, переворачивала копны, просматривала проселок и полевой стан, Елизар вздыхал и приговаривал:

- Ну, пускай бы обыкновенные часы, экая беда - купил бы другие. А ведь часы именные, дареные - сам командир гвардейского полка после броска через Днепр вручил. Это же, братцы, память, да еще какая память!..

Тройка прибыла на полевой стан без промедления и в полном составе, и Емелька, но праву старшего, первый стал задавать бригадиру вопросы. Запустив руки в карманы полотняных штанов, прохаживаясь перед бригадиром и хмуря брови, он деловито спрашивал:

- Когда вы хватились часов? А, после обеда? Значит, хватились, а их нет? Что ж, очень хорошо.

- Мало, парень, хорошего,- хмуро заметил Гарбуз.- Такие часы другими не заменить.

- А зачем заменять? - искренне удивился подросток.- Мы затем сюда и прибыли, чтобы отыскать их. Вот и отыщем.

Он зачем-то взял бригадира за руку и внимательно осмотрел ее, что вызвало у косарей улыбки. Оставаясь невозмутимым, Пугач кивнул Ко-Ко:

- Есть вопросы, помощник?

Костя Котиков несколько помедлил и, робея, но важничая, спросил:

- Где вы проживаете и сколько вам лет?

Над полем прокатился дружный хохот.

Однако мальчонка невозмутимо продолжал:

- Если вам не трудно, постарайтесь вспомнить: раньше вы что-нибудь теряли?

Елизар не сморгнул глазом:

- Каюсь, бывало.

- Что теряли?

- Бабушка рассказывала, когда был маленьким, соску терял.

И опять косари дружно захохотали, но Костя нисколько не смутился:

- Значит, вы, дяденька,- спросил он строго,- растереха с пеленок?

Анка ни о чем не спрашивала, стеснялась. Почему-то внимательно рассматривала кирзовые солдатские сапоги бригадира, которые он снял и оставил у куреня. На подошве сапог, на рантах, на каблуках засохли комки сизоватой глины, и Анка уверенно сказала, что дядя Елизар недавно побывал у Тихой криницы.

- Верно,- подтвердил бригадир.- Еще на зорьке там, у криницы, умывался.

Трое переглянулись. Костя наморщил лоб, Анка закусила хвостик своей косички, а Емеля скомандовал:

- Пошли!

Именно там, в неглубоком овражке у Тихой криницы, и была найдена пропажа: перед тем, как умываться, бригадир снял часы с руки и положил на широкий лист лопушника, но пружинистый лист перевернулся и прикрыл их собой. Емелька сказал тогда Елизару:

- Не стоит благодарности. А если еще что приключится, не стесняйтесь - мы тут как тут.

Они прикатили в Привольное с сенокоса на паре гнедых рысаков, и управляла той резвой парой, многим на удивление, десятилетняя Анка. Резво мчались проселком гнедые рысаки, однако молва летела еще быстрее, и, когда высокая рессорная бричка замерла у конторы «Рассвета», здесь уже все было известно.

Слава в тот день не ограничилась для трех приятелей добрым словом Луки Семеныча. К вечеру она обернулась еще и огромным кульком желтых медовых пряников - подарком бригадира. Интересно, что и на пряниках было оттиснуто печатными буквами: «Слава». Анка, отведав гостинца, блаженно закрыла глаза:

- Ну, теперь буду знать: слава - штука вкусная!

2

Рыжее семейство. Трудные минуты в засаде. Атака черных разбойников. Неудача.

Что Емеле Пугачу, что Анке, что Ко-Ко было приятно вспоминать и пересказывать веселые подробности своих приключений, особенно тех, которые заканчивались благополучно. Случались, конечно, и неудачи, да что в них интересного? А вот когда старая бывалая куница метнулась, хитрованка, почуяв опасность, из курятника по заранее прорытому ходу и вдруг очутилась в глубоком и крепком холщовом мешке, такая минута удачи, быть может, сотню раз припомнится - и не будет скучно!

Затаив дыхание, Емелька лежал на пригорке в душных зарослях белой полыни. Из-под низко склоненной ветки дуба ему была видна вся поляна, поросшая высокой гусиной травой, пыреем и ясенцом. Почти рядом с ним, за кустом ежевики, замерла белоголовая Анка. Дальше, за Анкой, надежно скрытый махровой зарослью купырей, притаился третий зверолов - Костя Котиков.

В безветренный знойный полдень лес может показаться бездыханным. Но, если прислушаться, он полон звуков: шорохов, шелеста, легкого трепета листвы, птичьей переклички, наитончайших комариных нот - признаков неприметной, чуткой, напряженной жизни.

Вот едва шевельнулась поникшая кисть сосны, и рыжее пламя стремительно взвилось меж веток, наискось и вверх, к самой верхушке дерева, а там еще ярче вспыхнуло в бликах солнца. Стоило присмотреться внимательней - и оказалось, что комок пламени был живой: то игрунья-белка странствовала по своим маршрутам, по несчитанным этажам ветвей.

Неугомонный работяга-дятел приумолк, прильнув красной грудкой к шершавому стволу старого береста. Огненный зрачок неотрывно следил за белкой: не опасно ли такое соседство? Нет, не опасно, видимо, решил «доктор леса» - и в чаще снова послышалось размеренное тук-тук…

По извилистой и пятнистой от солнца тропинке осторожно пробиралась со своим пушистым выводком лиса. В мире сдержанных звуков, которые постоянно наполняют лес, ее чуткий слух тотчас различил бы даже очень слабый посторонний шорох. Но пока для тревоги не было причин. Маленькие лисята, насторожив острые ушки, поминутно обнюхивая воздух, словно бы плыли за своей мамашей по тропе, рыжие и забавные.

Что внезапно внесло смятение в их дружную семью? Отчего все трое, будто по сигналу, приникли к земле и замерли?

Емелька с усилием сдерживал себя: сделать бы резкий бросок - и схватить лисенка за лапу! Тогда не пришлось бы выжидать, пока сработает пружина капкана. Да и лисья мамаша осмотрительна и хитра, не сразу кинется на приманку. Но что это с лисенком?

Обернувшись и плавно перебирая лапками, зверек неслышно приближается к зарослям ежевики, где притаилась Анка. Ей отчетливо видна озорная, смышленая мордочка лисенка, золотистые глазенки, в которых блестят нетерпение и жадность. Вон что приметил он на старом пне - большого черного жука! Ловкий молниеносный прыжок - и зевака-жук уже в зубах у лисенка.

И почти тотчас же на поляне затевается кутерьма: двое других зверенышей пытаются отнять у счастливчика его добычу. Сначала мама-лиса с одобрением наблюдает за потасовкой. Потом, видимо, решает, что ее проказники слишком беспечны, и быстро наводит порядок: одному шалуну достается лапой по загривку, другой летит кувырком в траву, третий прижат к земле и в испуге затихает. И не ведает беспокойная рыжая семейка, что с расстояния в каких-то пять-шесть лагов за нею напряженно следят три нары глаз и что впереди, на закустаренной поляне, поставлена и немо ждет хитроумная железная ловушка!

В эти редкостные, неповторимые минуты Емеля Пугач переживает за друзей. Впрочем, в Костике он уверен: тот умеет держаться и ни единым движением не выдаст себя в засаде. А вот малая Анка - с нею беда, того и смотри, не вытерпит, вскрикнет или засмеется. Он строго косит глазами на Анку, их взгляды встречаются, и у Емельки что-то холодеет внутри: ну, конечно же, девчонка уже смеется. Правда, смеется неслышно, только глазами, но долго ли ей зазвенеть звонком?

Наверное, взгляд Пугача достаточно грозен: Анка понимает его опасения и, прикусив губу, старается показать, что сдержится. Он и верит ей, и не верит: ему ли не знать беззаботную хохотушку! «Ладно, пусть попробует пикнуть»,- мрачно решает он, скрипнув для устрашения зубами, но Кудряшке не слышен этот грозный звук.

Вытянув шею, Емелька видит, как лисья мамаша, заметно озадаченная, приостанавливается у куста. Поводя головой, навострив уши, старается разгадать, откуда доносится острый и вкусный запах. «И чего бы ей сомневаться? - с нетерпением думает Ко-Ко.- Ну, лисонька, посмелее! Там лапа жареной курицы, в капкане, да какая вкусная! Ну же, хитрющая, цап-царап!»

Заманчивый запах почуяли и лисята, вопросительно поглядывают на мамашу, тянут острые мордочки в сторону капкана.

Емелька заранее торжествует удачу: лиса все-таки направляется к приманке! Остается выждать еще немного, быть может, минуту. Трудное, конечно, дело - охота без ружья, но если события развиваются, словно по расписанию, значит, он, Старшой, точно все предусмотрел. Сейчас Емелька очень щедр, одного лисенка уже мысленно обещает Анке: молодец девчушка, притаилась и молчит, проявляет себя настоящим охотником. Потом он позволит ей и прыгать, и смеяться, и кричать - пусть только захлопнется капкан. А лисята… До чего же хороши! И, пожалуй, в той поре, когда еще могут быть приручены.

Он успевает подумать и о том, как, наверное, им будет весело играть с прирученным лисенком, понятливым и забавным. Ради такой добычи, думает Пугач, можно промаяться в засаде до самой ночи. Единственная досада - неудобство от муравьев. Правда, не все они нахальны, иные почти не обращают внимания на охотника. Но вот появляется крупный лесной муравей, ловко спускается по стеблю пырея на руку Емельке, неторопливо исследует пальцы, потом взбирается под рукавом рубашки на плечо, кружит возле уха, нестерпимо щекоча, и определенно подает сигнал всей своей бесчисленной братии.

Сколько же десятков, а возможно, и сотен черных, откормленных, зубастых вояк приступом идут на охотника! Он пытается сдуть их со щеки, стряхнуть с бровей и с носа, а они тотчас же переходят к обороне: отыскивают «складки на местности» -губы, брови, уголки глаз - и пытаются закрепиться. Впервые в жизни выпадает на долю Емельяна такое жестокое испытание. Теперь-то он будет знать, что за чудовища кишат в муравейниках. Челюсти у злющих тварей - будто из железа, да еще смазаны какой-то въедливой кислотой.

А лиса тем временем уже обнюхивает приманку. Сейчас… сию секунду коротко лязгнет капкан. Продержаться бы еще какую-то малость. «Ну, лисонька…- шепчет Пугач ласково.- Ну, поскорее!»

Крупный головастый муравей, подняв к атаке челюсти, решительно спускается с травинки на щеку Емельке, бежит, спешит, нахал, прямо к носу, и у ноздри - вот еще манеры! - старательно вытирает лапки… И происходит страшное. То, чего так опасался зверолов. Он чихает. Громко. С наслаждением. Его вынуждает к этому черный разбойник-муравей.

В одно неуловимое мгновение исчезает в зеленом кустарнике лисица. Будто ветром сдувает с поляны трех пушистых зверенышей. Только веточка белой полыни покачивается у тропинки да сбитый пух одуванчика реет в недвижном воздухе.

3

После поражения. Разбойник перед судом. Голос из лесу. Незнакомец

Нелегко было Емеле Пугачу смириться с таким обидным поворотом событий. В ярком и пестром разнотравье еще чудился отблеск огненно-рыжего лисьего меха. А как зашумело бы Привольное, появись они еще с одним трофеем! Но мечтами не разбогатеешь, и Емеля первым встает с земли.

- Сейчас будет суд,- объявляет он строго.- Занимайте места.

Ловкий Ко-Ко прыжком взлетает из купырей и растерянно смотрит на Емельку:

- Суд?.. А где же он?.. И… какие места?

Отряхивая платьице и протирая глаза, Анка жалобно причитает:

- Совсем закусали мурашки. Ну, злые… вот уж злые! У них, не иначе, иголки вместо зубов! Поглядите на мою спину, там штук сорок иголок торчит… А кто чихнул?.. Разве я чихнула?.. Да, наверное, я?

Емеля испытывает сложное чувство: ему и жаль Анку, и стыдно за себя. Впервые такое случилось, что он, Старшой, испортил трудную охоту, а что-либо исправить уже невозможно.

- Ладно, Кудряшка, успокойся,- говорит он Анке, выбирая из ее «хвостиков» репейник.- Ты молодцом держалась, а вот я… Но что я мог сделать, если он забрался в ноздрю, да еще стал клешнями шуровать.

- Нахальный,- сказал Ко-Ко.

- И вредный,- подтвердила Анка.

Емеля зло усмехнулся:

- Только удрать ему не удалось. Схвачен, разбойник, и находится у меня в руке.

Ко-Ко приблизился к Старшому неслышными шагами:

- У тебя в руке? Не вижу…

- А ты смотри внимательно.

- Я тоже не вижу,- удивилась Анка.- Покажи ладошку.

Емелька осматривается по сторонам, отыскивает место посветлее, находит солнечный зайчик, медленно раскрывает ладонь.

- Вот он, людоед. Судить и наказать. Кто-«за», кто- «против»? Единогласно.

Анка шумно вздыхает:

- Погоди, это же обыкновенная мурашка!

Крупный лесной муравей, попримятый и кривой, но еще резвый, неловко кружит по ладони Емельки и, вызывающе подняв голову, замирает в боевой готовности.

- У него не челюсти - железные кусачки,- поясняет Емеля.- Такие, как у электромонтера, может, видели? Но у монтера кусачки в руке, а у этого злюки во рту. Вцепится, вгрызется - слышно, как чавкает.

- Посмотрите на мою спину,- снова просит Анка.- Сколько он иголок мне насовал!

Ко-Ко не может пересилить приступ смеха:

- А нос у тебя, Емелька, вроде бы удвоился: круглый и красный, как помидор!