Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть I: Ци-Гун

– Это хорошо, что такой вопрос ты задал мне, а не кому-то другому, – даже суровее, чем обычно, нахмурился Ван. – Я твой учитель, я отвечаю не только за твое обучение, но и за воспитание. Тебе повезло, что я хорошо помню (а мог бы и забыть), что я тебе об этом раньше не говорил. Поэтому, как твой наставник, я должен тебе это объяснить, а не наказывать (хотя и очень хотелось бы). А вот другой, чужой мастер за такой наглый, идиотский и хамский вопрос мог бы тебе и всыпать.

– А за что, мастер Ван?

– Раз сам не понял, то я переведу твой вопрос, точнее, его суть на простой и понятный язык: «Кто из вас умнее, мой дед или вы, мастер Ван?», или «У кого был лучший учитель, у моего деда или у вас, мастер Ван?», или «Кто из вас более сильный мастер, мой дед или вы, учитель Ван?» Хватит или продолжить?

Продолжать не было нужды. Я и так покраснел до корней волос. И, главное, дед мне все это уже говорил. Иными, правда, словами, но суть была та же. Излагал он это так: «Всякий мастер считает себя самым сильным, свой стиль самым лучшим, а своего учителя самым мудрым. Он отождествляет себя со своим стилем и со своим мастерством и готов продемонстрировать и то и другое любому усомнившемуся. Чем больше его мастерство, тем больше его гордыня и тем с большей готовностью он вступает в поединок с теми, кто подвергает сомнению уровень его Гун-Фу. Только по-настоящему мудрым мастерам все равно, что говорят и думают о них другие. Эти уже практически никогда не вступают в поединок. Им не интересно, да и не нужно – обычно бывает достаточно одного взгляда. Но таких мало, очень мало и это, как правило, глубокие старики. А с молодыми будь очень осторожен, говоря об их стиле и их мастерстве. Могут предложить испытать это на своей шкуре».

Ван, будь он неладен, как всегда, внимательно следил за выражением моего лица и, как всегда, все понял без слов.

– Кажется, тебе об этом уже говорили, – без вопросительной интонации сказал он. – Хорошо, что хоть сейчас вспомнил. Ну, раз вспомнил и судя по непривычно покаянному выражению твоей обычно наглой морды, забудем этическую часть этого вопроса и я тебе отвечу на его суть. Спроси-ка меня еще раз.

Глядя в землю, я пробормотал заплетающимся языком:

– Какой комплекс «Восьми кусков парчи» лучше: тот, что преподает дед, или тот, которому обучаете вы?

– Оба лучше, – с уверенностью ответил Ван. – На самом деле по сути они совершенно одинаковы и слегка разнятся только по форме. А «оба лучше» означает, что для твоего деда лучше тот комплекс, который он преподает, а для меня тот, который преподаю я. Все просто: кого как учили и кто к чему привык. Тут все доходит до смешного. Люди, передающие одну и ту же школу, рассказывают разные истории ее происхождения и приписывают ее создание разным людям (иногда даже небожителям), причем чем более значимый персонаж якобы стоит у истоков школы, тем более качественной эта школа считается. На самом деле никто ничего об этом не знает (происхождение школы – это, как правило, древняя и запутанная история), но все хвастают, не зная при этом, чем именно.

Если хочешь, могу рассказать тебе историю тех восьми кусков, которые мне передал мой мастер. Кстати, у твоего деда история наверняка будет другая, ведь у него «чисто китайская» версия, а у меня ее вьетнамская модификация, которая, однако, не отрицает своего китайского происхождения.

История эта почти наверняка лживая, потому что слишком красиво все выглядит, на самом же деле все бывает намного проще. Даже то, что упражнений восемь, – тоже ложь, потому что на самом деле их двенадцать, просто некоторые из них объединили, можно сказать, что куски парчи сшили и из двенадцати получилось восемь.

Мой учитель считал истории лучшим методом обучения и потому рассказывал ученикам много красивых сказок, но тогда не было войны и он мог себе позволить учить меня долго. У нас с тобой времени несравненно меньше, поэтому историй я тебе рассказываю меньше и они намного короче. Так что если совсем коротко, то мой учитель (тебе трудно в это поверить, но в то время я был моложе тебя) поведал мне, что, по преданию, этот комплекс был создан маршалом Юэ Фэем для укрепления здоровья и улучшения физической подготовки солдат. Он включал в себя два вида методов: для укрепления тела (когда тренировка происходила в положении стоя) и для восстановления после болезни или ранения (в положении сидя).

Несколько позже, когда я вырос, учитель сказал мне, что версия про Юэ Фэя в нашей школе считается официальной, а правильной, так сказать, «домашней», считается другая, где отцом-основателем считается даже не знаменитый маршал, а один из восьми даосских бессмертных, Люй Дунбинь.

Раньше мне эту версию учитель не счел возможным рассказать ввиду ее явной «непедагогичности», так как в ней основатель школы предстает не только одним из восьми бессмертных, но и деревенским пьяницей.

Согласно этой, «правильной» версии Люй Дунбинь, будучи еще молодым человеком, пошел в деревенский кабак, где напился до совершенно свинского состояния и уснул, уронив голову прямо в тарелку. В ужасном сне (еще бы, с такого-то перепоя) он увидел всю свою будущую жизнь, в которой сначала достиг очень многого, а потом все потерял. Даже такой пьяница, каким тогда был Люй Дунбинь, сумел понять, что это вещий сон, свидетельствующий о тщете мирской жизни.

Проснувшись, испуганный Люй Дунбинь обнаружил перед собой сурового старика. Как потом оказалось, это был старший из восьми даосских бессмертных, Чжунли Цюань, который и стал наставником Люй Дунбиня.

Завершив обучение и оставляя Дунбиня его «судьбе», мастер в качестве прощального подарка перед уходом начертил восемь рисунков на стене пещеры, где жил тогда Дунбинь. На основании этих картинок Дунбинь, который к тому времени и сам стал бессмертным, составил «Восемь кусков парчи», которые потом по прямой линии передачи попали к нашим предкам.

– Так что гордись, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Ван, – будешь учить систему, которую изучали бессмертные. Может, и сам бессмертным станешь. Хотя мне лично, – продолжил он, – больше нравится версия, связывающая слова «разноцветная парча» с тем, что в процессе занятий человек получает большое количество высококачественной (как дорогая парча) Кхи, которая, как роскошная ткань, окутывает его тело. Если учесть, что парча – это разноцветная ткань, то становится явной аналогия с энергией разных органов, которая, подобно парче, имеет разные цвета.

В общем, стали мы учить эту систему, кто бы там ни был ее основателем и что бы ни означало ее название. К моему удивлению, она мне понравилась. Приятно было еще то, что Ван преподавал ее очень неназойливо, он как бы «вынес ее в фон» и сумел сделать так, что она играла для меня роль не работы, а развлечения.

Более того, Ван сумел мне преподать эту систему не как отдельные восемь кусков, а как целостную систему, каждое последующее упражнение которой все больше «раскручивает» энергию в теле и все больше очищает каналы.

Цепочка тут была примерно такая. Первые три упражнения запускают энергию в основном в малом небесном круге и руках. Кроме того, первое упражнение растягивает энергетическую сферу по вертикали, второе – по горизонтали, третье – по вертикали слева и справа.

Во время выполнения четвертого куска сфера продолжает растягиваться и начинает вращаться. Пятое упражнение подготавливает запуск энергии по большому небесному кругу и закручивает энергетическую сферу по диагонали. Шестое наконец запускает энергию по большому небесному кругу, задействуя при этом все шесть ручных и все шесть ножных энергетических меридианов.

Седьмое упражнение, представляющее собой прямые удары кулаками, выводит на поверхность тела накопленную энергию, превращая ее в физическую силу. Это упражнение имеет в отличие от всех прочих (где это не так очевидно) неприкрытое воинское применение.

И, наконец, последний восьмой кусок предназначен для окончательной очистки каналов и сброса загрязненной энергии в землю.

Так что получалась такая законченная конструкция, которая позволяла произвести «энергетическую проработку» всего тела. Комплекс этот мне так понравился, что иногда я стал делать отдельные его упражнения в качестве разминки. Оказалось, что и по отдельности эти упражнения тоже вполне работают. Ван этих моих вольностей «не замечал», видимо, они считались вполне допустимыми. Один раз мне даже показалось, что он одобрительно кивнул. Но тут я не уверен. Хвалить учеников Ван не считал нужным.

Если стоячий комплекс пришелся мне, как по мерке, то сидячий делать мне совсем не хотелось. Назначение его было вполне понятно: запустить энергию наиболее мягким способом, чтобы человек вставал с постели уже «прогретым» и не заболел, выбираясь из-под теплого одеяла на холодный воздух. Но глотать слюну, делать постукивания зубами, растирать поясницу и уши, как было предписано в этом комплексе, мне было откровенно скучно. Ван (который сам исправно все это делал) не настаивал. Он требовал только, чтобы я досконально выучил, как выполняются все упражнения, и знал, для чего предназначено каждое из них. А когда утром он сам делал этот комплекс, а я старался сбежать на речку, он делал вид, что не замечает, только бормотал себе под нос что-то вроде «молодо – зелено».

А вот парный вариант восьми кусков пошел, как по маслу. Конечно, огромную роль сыграло то, что его, как и все прочие парные упражнения, я делал с Ваном, а тот, казалось, мог сделать парную технику из любого, самого микроскопического движения. Кстати, я не уверен, что Ван не сам придумал парную вариацию этого Кхи-Гонг (хотя он намекал, что ему передал ее его родной дед), потому что никто другой ее не преподавал. Такого Кхи-Гонг не знал даже мой дед. Когда я спросил его об этом, он сказал так: «Вот именно потому, что Ван знает это, а я – нет, мы и отдали тебя в обучение именно ему. Зато теперь ты будешь знать больше, чем знаю я».

И в тот самый момент, когда я стал привыкать к этой системе, можно сказать, чуть ли не полюбил ее за непритязательность и простоту исполнения, Ван, как всегда неожиданно, сказал, что мы переходим к изучению совсем другой, как он выразился, «жемчужины» Кхи-Гонг.

– А что же делать с парчой? – удивился я.

– А что хочешь. Хочешь, носи ее, хочешь, положи в сундук, – слегка улыбнулся Ван. – Выучил ты ее твердо, не забудешь, при необходимости сможешь ее передавать дальше. Кстати, говорю тебе сразу: даю тебе разрешение на преподавание.

«Нужно мне это преподавание», – хотел сказать я, но сдержался, зная, что последует за такими словами. А про себя подумал: «Ты бы лучше мне право на преподавание воинских искусств пораньше дал. А преподавать оздоровительный Кхи-Гонг старикам и старухам… Сам-то, небось, рукопашному бою учишь».

Ван искоса посмотрел на меня, неодобрительно хмыкнул и отправился в хижину. Оттуда он принес лист изумительной рисовой бумаги, тушь, тушечницу и кисть. Затем он послал в хижину меня, чтобы я принес маленький столик. Столик этот был «совершенно из другой жизни»: изумительной старинной работы вещь очень странно смотрелась в убогой хижине Вана, где единственными ценными вещами были роскошные тигровые шкуры и тумбочка, полная бумажных купюр разного достоинства. С деньгами Ван обращаться не умел (или умел, но не считал это для себя важным) и складывал их достаточно небрежно, так что часто они просто выпадали из тумбочки, дверца которой не запиралась.

Ван велел мне поставить столик под деревом, на ровное место. Сам уселся и стал под моим изумленным взглядом привычными движениями растирать тушь. Затем окунул в нее кисть и летящими движениями начал писать. Закончив, он достал из кармана печать и прижал ее к бумаге. Бумагу он отдал мне.

Там было написано, что он, мастер Ван, разрешает своему ученику преподавать оздоровительный и воинский Ци-Гун «Восемь кусков парчи». Что он, мастер Ван, и заверяет своей печатью и подписью.

И когда же они (что мой дед, что Ван) перестанут меня поражать. Во-первых, написано было не по-вьетнамски, а по-китайски (он даже написал не «Кхи-Гонг», как говорил по многу раз в день, а «Ци-Гун»). Во-вторых, каллиграфия была как минимум не хуже, чем у деда, который слыл известным мастером по этой части. В-третьих, у него была роскошная печать, которая по качеству работы, пожалуй, не уступала резному столику с драконьими ножками, на котором он писал. И, наконец, самое главное. Как бы я ни хотел преподавать воинские искусства, я был слишком молод для этого. А старый и хитрющий Ван, написав «оздоровительный и воинский Ци-Гун», давал мне право на то, на что я права ни по каким традиционным понятиям не имел.

– Думаю, так тебе понравится, – сказал Ван.

– Конечно, еще бы, спасибо, учитель, – бормотал я. – Но откуда все это?

– Что это? Нефритовая печать, каллиграфия, китайский язык. Что именно?

– Все.

– А я тебе сейчас покажу, может, догадаешься.

И он снова отправился в хижину, видимо, снова рыться в сундуках. Вскоре (видимо, в отличие от всех прошлых случаев он знал, где лежит то, что он искал) он показался в дверях и поманил меня. На крышке самого большого сундука лежал меч. Явно очень старый и явно очень дорогой.

– Ты на надпись взгляни, – подбодрил меня Ван.

На сверкающем, не тронутом ржавчиной лезвии была надпись: «Моему учителю Вану от императора Вьетнама».

– Ты дату, дату смотри, – сказал Ван. В таком хорошем настроении я его, пожалуй, не видел.

Я посмотрел и обомлел: пятнадцатый век. Получается, что предок Вана пять веков назад был учителем императора Вьетнама?!

– Думаю, ты понял, откуда это все, в том числе и нефритовая печать, оттиск которой у тебя на дипломе. Там все честно написано: «Ван, мастер школы Счастливого Пути», только тот мастер Ван, чья это печать, умер примерно пятьсот лет назад. Но я тоже Ван и тоже мастер школы «Счастливого Пути», так что никакого обмана. Ты думал, только твой дед известного рода? Чуть не забыл, ты тоже у нас получаешься знатная особа. Кто бы такого знатного человека, как ты, отдал бы в обучение простому, неграмотному крестьянину. Так ты обо мне думал? Признавайся, маленький паршивец. А, можешь не отвечать, старый неграмотный крестьянин не настолько неграмотен, чтобы не прочесть, что написано на лице у молодого благородного господина.

Как всегда, Ван был кругом прав. Вообще-то я не слишком задумывался о его происхождении и грамотности, но если бы меня спросили, кто такой мой драгоценный многоуважаемый, за плохое слово о котором я был готов убивать, я бы ответил, что он простой крестьянин, а если это кому-то не нравится, то пусть скажет это ему прямо. Можно и мне, но мне хуже, потому что он только суровый, а я злой.

Грамоту, написанную, как он выразился, «неграмотным крестьянином», Ван велел мне отвезти домой и отдать на хранение деду, чтобы она не потерялась. Так я сделал, благо на этой неделе был день рождения отца и Ван мне выдал «увольнительную», велев не напиваться сверх меры, чтобы потом никто не сказал, что он, «неграмотный крестьянин», плохо воспитывает своих высокородных учеников.

Приехав домой, я отдал грамоту деду, попросив его спрятать «эту бумажку». Услышав про «бумажку», дед задумался.

– Впервые не знаю, что с тобой делать. То ли наказать, то ли ругательски ругать, то ли смеяться над тобой, то ли сжалиться и объяснить.

– Конечно, лучше объяснить, – поторопился с ответом я, так как знал, что собой представляют дедовы наказания. Если побьет – это ничего, мне не привыкать, а если, например, заставит стоять в столбе, когда гости сядут за стол?

– Пожалуй, ты прав, – согласился дед. – Праздник у нас, какие уж тут наказания. Времени нет, скоро придут гости, так что я скажу коротко. Эта большая печать, на которой написано «Ван, мастер школы Счастливого Пути», известна всем традиционным учителям воинских искусств и Кхи-Гонг Вьетнама уже пять веков. Так что, имея эту, как ты изволил выразиться, «бумажку», ты можешь ногой открывать двери любой, ты слышишь, умник, любой серьезной школы Вьетнама. А если какой-то учитель воинского искусства не знает имени мастера Вана, то можешь быть уверен, это не серьезный учитель, за ним не стоит традиция и ни он, ни его школа не представляют интереса для ученика мастера Вана. Так что можешь считать, что Ван выдал тебе волшебный, открывающий все двери пропуск. И если ты его предъявишь понимающим людям, тебя напоят, накормят и, заметь, никто не станет испытывать твоего мастерства – те, кому положено, знают, что мастерство своих учеников Ван испытывает сам, перепроверять уже нет необходимости – можно нарваться.

Выдав мне неописуемой красоты грамоту, Ван словно забыл о восьми кусках парчи и мы стали изучать очередной «оздоровительный Кхи-Гонг». На этот раз Ван был более категоричен. Говорил он так:

– Парчовый Кхи-Гонг ты можешь делать, а можешь и нет. Правильного движения у тебя и так более чем достаточно. А вот то, что ты изучишь сейчас, я советую тебе делать обязательно. Дело в том, что движения в этом Кхи-Гонг – это не главное. Его совсем немного и можно его вообще не делать (в старину именно так и поступали). Главное в нем – правильный звук. Недаром его зовут «Заклинания шести иероглифов». Само собой, никаких заклинаний и в помине нет, это так, чтобы красиво звучало. Это просто шесть звуков, произношение которых несколько похоже на произношение звуков, соответствующих тому, как читаются эти шесть иероглифов.

Кстати, что ты, прозанимавшись у меня почти пять лет, можешь сказать по поводу использования звуков в нашем ремесле?

По этому поводу я мог очень много чего сказать. Например, у меня осталось совершенно незабываемое впечатление о том, как в первый день занятий Ван показывал мне базовое формальное упражнение школы «Счастливого Пути». Как потом он мне объяснил, это был самый что ни на есть настоящий Кхи-Гонг, только сугубо воинский и преподаваемый в рамках школы в качестве ее самой «основной основы».

Когда Ван велел мне внимательно смотреть, я приготовился именно смотреть и не был готов к совершенно невыносимому акустическому удару. Казалось, человек не способен издавать такие звуки. Ну, может быть, слон, да и то далеко не всякий.

Разумеется, и дед и отец во время поединка кричали, но чтобы так… Во-первых, Ван кричал на вдохе, чего в нашей школе тигра не делали. Во-вторых, крик был очень долгий, равный по протяженности очень медленному вдоху. И самое главное, он был запредельно громкий и жуткий. Тогда я никому об этом не говорил, теперь же, десятки лет спустя, мне не стыдно признаться, что, услышав этот тяжелый и «плотный» рев, буквально разрывающий не только уши, но, казалось, и сердце, я чуть не обмочился от страха.

Ван все понял, но не обратил внимания, видимо, другой реакции он и не ожидал. Он просто велел мне повторить форму, вместе со «звуковым сопровождением». А звуков в этой крошечной форме было целых три, причем очень разных.

До сих пор помню, как у меня запершило в горле после первых попыток и как жалобно звучал мой писк на фоне могучих звуков, исторгаемых учителем Ваном. Но спустя пару лет я привык, в горле першить перестало и, хотя «выходной мощности» Вана я так не достиг, часто бывало достаточно одного такого рева, чтобы отбить человеку желание мериться со мной силой. Хотя сам Ван по этому поводу говорил так: «Счастливый Путь – это мастерство королей. Единственное его назначение – это убивать. Убивать ты должен тихо. А кричать – это так, всего лишь Кхи-Гонг для здоровья, для того чтобы мгновенно привести в движение энергию. Конечно, такой крик можно использовать и в поединке, чтобы напугать или отвлечь противника, но если ты намерен драться всерьез, то надо делать это тихо, зачем собирать толпу свидетелей? Быстро и тихо убил – и тебя там никогда не было».

Еще я вспомнил, как Ван говорил мне, что любое движение связано с колебанием, хотя звук, сопровождающий некоторые колебания, недоступен человеческому уху. При этом звуки окружающего мира влияют на человека, а слова, произносимые людьми, влияют на окружающий мир (в том числе на других людей, на их здоровье и сознание). Особое значение, по словам Вана, имеют звуки (слова), сопровождаемые работой мысли. Они могут лечить и могут убивать.

Примерно так я и сказал Вану по поводу «использования звуков в нашем ремесле».

Старик внимательно выслушал все, что я говорил (похоже было, что я как в школе сдаю экзамен на «повторение пройденного»). Видимо, он остался доволен, потому что не поправил меня ни разу. Неожиданно он прервал мою речь.

– Ничего не могу сказать, ты все неплохо усвоил. Ты даже умудрился не переврать ничего из того, что я тебе говорил. Но! – Тут он наставительно поднял палец. – Ничего из этого тебе не понадобится, когда мы будем изучать этот новый «звуковой» Кхи-Гонг.

Дело в том, что при произношении шести звуков не имеют значения правильность вибрации, высота звука и тому подобная чепуха. Так как тут каждый из звуков считается связанным с определенным внутренним органом, то важным считается другое: правильное положение рта (губ, языка и зубов), дающее возможность сформировать тип дыхания, наиболее подходящий для работы с каждым органом, для его очищения, укрепления и лечения.

Вот, пожалуй, и все, что тебе нужно знать для начала. Есть тут, разумеется, и философская составляющая. Она есть повсюду. Например, в «Восьми кусках» это были восемь Триграмм, здесь это пять Первоэлементов. Если тебе достаточно выучить этот Кхи-Гонг для собственного использования (а он очень полезен и прекрасно сочетается с тем воинским искусством, что я тебе передаю), я тебе ничего объяснять не буду – никакой теории тебе в этом случае не понадобится. Если же ты думаешь когда-то преподавать его другим, то тебе нужно будет что-то объяснять им и тут потребуется хотя бы минимальное знание теории. Я бы тогда тебе и разрешение выдал на преподавание, такой же дипломчик, как на Восемь кусков парчи. Хочешь?

После дедовых объяснений по поводу ценности «дипломчиков», выдаваемых Ваном, я, конечно, хотел, о чем без промедления сообщил ему. По этому поводу старик заметил совершенно невинным голосом:

– Я почему-то думал, что после твоей поездки домой и несомненно состоявшейся беседы с дедом твое отношение к бумажкам, на которых стоит печать «неграмотного крестьянина» Вана, сразу переменится.

Я покаянно опустил глаза к земле.

– Ничего, ничего, люди и постарше тебя же так думали про меня. Не огорчайся, я тебя сейчас развеселю, покажу тебе еще один документ с такой же, как на твоем «дипломчике», печатью.

И он повел меня к хижине. Там он снова открыл очередной сундук и долго рылся в нем. Наконец он вытащил оттуда потрескавшуюся плоскую деревянную коробку, из которой достал лист бумаги, на котором было написано, что один Ван присваивает другому Вану звание мастера. А внизу дата – больше четырехсот лет назад. И уже знакомая мне печать.

– Это мой дальний предок нарекал мастером своего сына, тоже моего предка, – с нескрываемой гордостью сказал Ван.

Скажу сразу, что обучение шести звукам не затянулось. Все было настолько просто (и теория, которую, как выяснилось, я и так знал из курса традиционной медицины, и практика), что не заняло и двух месяцев. Однако этот Кхи-Гонг оказался настолько хорош, что я его делаю до сих пор. Мало того, именно с обучения ему и начинаю работу с пациентами.

Еще два разных Кхи-Гонг было «зашито» в воинскую систему «Счастливый Путь», которой обучал меня Вам. Про один из них я, может быть, еще напишу, если соберусь написать сказку о составных частях Ци-Гун (которую я, наверное, назову «Сказкой о кирпичах»).

Про другой Ци-Гун я не могу не написать, потому что с него начиналось и им же завершалось каждое занятие Счастливым Путем. Это была такая хитрая форма, которая заключалась в том, что «воинские движения» выполнялись не как обычно, а со значительным напряжением на вдохе. Были там, конечно, и резкие движения с выбросом, которые только подчеркивали медленные движения, сопровождаемые напряжением всего тела. Что все это означает, я не спрашивал, я просто делал, как мне было велено, зная, что, когда будет нужно, Ван мне все сам расскажет. Если, конечно, найдет нужным. Я давно и твердо усвоил, что спрашивать что-то у Вана было совершенно бесполезно. Было у него одно «мастерское» свойство («мастерское», потому что я замечал его сначала у деда с отцом, а потом у многих других мастеров): он никогда не отвечал на вопросы, на которые не считал нужным отвечать. Его можно было спрашивать тысячу раз – он просто «не слышал вопроса». Когда же он решал, что «время пришло», он все рассказывал сам, причем намного больше того, о чем я решался спросить. В этот раз все вышло точно так же: под конец обучения Ван рассказал мне, что это и как это работает:

– Наверное, две самые основные категории, на которые можно разделить все множество стилей Кхи-Гонг, – это практики внутреннего и внешнего эликсира. Твои китайские предки называли их Нэй-Дань и Вай-Дань.

О Нэй-Дань я тебе уже говорил, только называл его высшим Кхи-Гонг, который я, увы, не успеваю тебе передать. Он называется высшим, потому что работа с Кхи производится под управлением ума. Сначала энергия приводится в движение внутри тела: запускается по передне– и заднесрединному меридианам (Малый небесный круг), затем по всему телу, через все двенадцать каналов (Большой небесный круг), собирается в нижней части живота (нижний Дань-Тянь). Далее следует «соединение со Вселенной», развитие мудрости, скрытых способностей и тому подобного.

Сам понимаешь, что это весьма сложные методы, требующие большего количества времени для накопления достаточного количества энергии, умения чувствовать ее и очень квалифицированного наставника. Квалифицированный наставник у тебя есть, а вот времени нет. Поэтому я тебе этого не показываю. Хотя, если быть точным, то показываю, но мало, на уровне движения Кхи по Малому небесному кругу, которое ты делаешь для отдыха во время наших занятий «Счастливым Путем». Это, несомненно, принесет тебе пользу, но высшим Кхи-Гонг я это не называю, потому что достичь в нем высшего уровня ты пока не сможешь.

Но на твое счастье есть у нас еще и методы, Вай-Дань, которые пока (с возрастом это обязательно изменится!) являются основой твоей практики Кхи-Гонг. Тут все намного проще. Думать ни о чем не надо, достаточно делать определенные движения конечностями и Кхи само будет накапливаться в руках и ногах. После окончания упражнения накопленная тобой энергия растекается к внутренним органам, по пути прочищая каналы и обеспечивая каждый орган достаточным питанием.

В общем, очень удобно: эффективный способ сохранения здоровья путем выполнения простейших физических упражнений.

Тот формальный комплекс, который ты делаешь в начале и в конце тренировки, многократно напрягая и расслабляя мышцы и сухожилия, позволяет увеличить концентрацию Кхи в руках и ногах, повысить эффективность работы мышц. По самим движениям ты можешь видеть, что одна из основных целей этого комплекса – улучшение воинских качеств. Само собой, это полезно и для здоровья. А то больной воин – это как-то неприлично звучит. Пока ты воин, будь добр оставаться здоровым.

Этот метод китайцы называют «Изменение мышц и сухожилий» (И-Цзинь-Цзин) и приписывают его патриарху Да Мо. Метод простой, главное – следить за правильностью формы и не слишком напрягаться. Тогда твоя внутренняя сила сможет вырасти естественным образом, подобно цветку.

Весь Кхи-Гонг, который мне передавал Ван, я учил очень старательно – выхода не было. Но, если честно, все эти простые (будь они хоть тысячу раз традиционные и миллион раз полезные) системы мне уже порядком надоели. И вот однажды Ван сам заговорил об этом, причем начал совершенно неожиданным образом.

– Запомни раз и навсегда: живи так, как будто все, что с тобой будет, зависит только от тебя. А то, что зависит от звезд, от судьбы, произойдет само собой. Кстати, думаю, сейчас будет самое время пояснить тебе одно из основополагающих правил Кхи-Гонг. Вообще его традиционно не передают, уж очень оно простое и мощное. Мне его передал мой учитель, который считал его правилом, позволяющим всю жизнь превратить в Кхи-Гонг. Сразу!

Сказать, что при этих словах я обрадовался, значит ничего не сказать. Прощай двухчасовое стояние в столбе, да здравствует жизнь, наполненная Кхи-Гонг без всяких усилий!

Видимо, моя неописуемая радость отразилась у меня на лице, потому что мастер Ван, выдержав длительную паузу, продолжил внушительным голосом:

– «Сразу» – это не совсем точное слово, это такая «недоговорка», чтобы у таких молодых лентяев, как ты, заблестели глаза. Еще бы – все и сразу! На самом деле это нужно понимать так: как только поймешь и научишься делать это – вся твоя жизнь тут же превратится в Кхи-Гонг. Вижу, что тебе сразу стало не так интересно, но, тем не менее, советую послушать. Тут все просто: это большой секрет (хотя он такой простой, что после того, как человек услышит его, он не понимает, в чем тут секрет), можно сказать, что человек, действительно реализовавший его, уже практикует Кхи-Гонг высшего уровня. Этот секрет я тебе передам, а уж как ты с ним поступишь – это твое дело. Захочешь – будешь следовать моим наставлениям и практиковать, как я тебе скажу, не захочешь – не станешь, я тебе и слова не скажу. Это твой выбор.

Такой подход меня очень удивил. До сих пор процесс моего обучения дед и отец строили по очень простому принципу: «Я тебе говорю – ты делаешь». Ни о каком выборе речь и не шла. Сказали: «Бей буйвола кулаком» – значит я должен его бить. В противном случае бить будут меня. Вот и вся демократия. А мастер Ван, который оказался еще суровей, чем дед с отцом, совсем не походил на человека, который может предоставить выбор метода обучения своему ученику. Видя мое замешательство, Ван соизволил объяснить, в чем дело.

– Тут две причины. Одна в том, что тебе уже пошел семнадцатый год и тебе пора начинать думать самому. Если тебя продолжать обучать, как раньше, ты никогда не станешь самостоятельным. Поэтому с сегодняшнего дня привыкай думать сам, решать сам, отвечать за свои решения сам. Если не привыкнешь поступать так, то всю жизнь будешь мастерить соху посреди проезжей дороги.

– А при чем тут соха? – удивился я.

– А при том, что дед рассказал тебе больше учебных сказок, чем вся остальная семья, так что ты знаешь больше китайских сказок, чем вьетнамских. А эта как раз вьетнамская. Я ее рассказываю ученикам, чтобы те поняли, что человек должен жить исключительно своим умом! Ладно, сказка простая и короткая, слушай.

Один плотник услышал, что соха – это ходовой товар, и решил зарабатывать на жизнь их продажей. Накупил хорошей древесины и открыл мастерскую на самом бойком месте, рядом с проезжей дорогой, чтобы каждый прохожий мог заглянуть к нему.

Один прохожий осмотрел его соху и говорит:

– Я всю жизнь пашу и знаю, что лучше пахать сохой выше и тяжелее, чем твоя.