Великие мистики, как они есть

Желание не испытывать дискомфорт от осознания собственного несовершенства тоже может стать стимулом, приводящим человека на Путь. Неудовлетворенность, возникающая из подобного дискомфорта, вполне способствует этому. Но Шах так сильно и ясно обозначал несовершенство людей и, одновременно, совершенство суфиев, что разрыв выглядел непреодолимым, тем более что он не предлагал никаких конкретных путей к тому, чтобы стать суфием.

Здесь перед нами появляется очередная тайна. Приходит Учитель, который преподносит Знание – о суфизме, Традиции, эволюции, – но информация, выдаваемая им, не имеет практической части. Шах не раз и не два упоминает суфийские методы обучения, но не приводит ни одного из них и не дает ссылки на тексты, где можно было бы о них прочитать. То, что он дает, – подготовительная часть, где объясняются некоторые принципы обучения, но дело до него так и не доходит. Зачем приносить знание, которое не имеет практического применения или может быть применено только в определенных условиях? Шах дает много теоретического знания – о том, как вырождаются группы и меняется Работа, об имитаторах и лжеучителях, о том, что нужно учиться тому, как учиться… И эта информация весьма полезная. Но описания практик мы у него не встречаем, и его тексты обрываются ровно там, где надо бы говорить о конкретных методах, благодаря которым обычный человек мог бы стать суфием. Здесь возникает разрыв – с одной стороны, Шах объявляет о существовании возможности развития и утверждает, что оно просто необходимо людям, с другой стороны – он оставляет нераскрытым самый главный вопрос: как становятся суфиями? Мы не получаем от него никаких указаний – только упоминания о суфийских методах обучения и притчи в качестве иллюстративного и учебного материала.

5

Притчи, представленные Шахом, – это особая история. Книги, в которых он собрал притчи, применявшиеся суфиями в качестве обучающего материала, обладают высочайшей ценностью. Благодаря им каждый может соприкоснуться с мудростью, копившейся и передававшейся веками. Шах отбирал их в сборники, исходя из каких-то своих соображений и целей, но работа с притчами сулит немало открытий тому, кто посвятит этому определенное время.

Шах постоянно указывает на то, что в каждой притче можно найти несколько уровней смыслов. Так оно и есть – в большинстве случаев. Но возможность их открыть для себя соответствует опыту, которым вы обладаете, и никак иначе. Сам Шах писал, что учебный смысл некоторых притч можно понять, только зная язык символов, который в них использован, имея знание суфийского их значения. С какими-то притчами, скорее всего, так и есть. Однако существует немало притч, адаптированных Шахом для западного читателя, где знание символики практически не нужно. Но нужно уметь работать с притчей, чтобы прийти к осознанию разных смысловых уровней, в ней представленных.

Если вам хочется понять, что же заложено в той или иной притче, – ее следует начитывать. Недостаточно прочитать ее один или два раза. Надо возвращаться к ней и перечитывать снова и снова, пока она прочно не осядет в вашем уме. При начитывании следует смотреть на основной смысл истории и второстепенные смыслы, разбросанные там и тут и представляющие собой ключи, применив которые на практике, можно получить новый опыт и понимание.

Вот, например, короткая притча из книги «Мыслители Востока»:

«В суфийском монастыре в Шиштау, в теккии есть зал, выложенный великолепными инкрустированными изразцами, которым нет цены.

На протяжении почти трех столетий стекались сюда шейхи, эмиры, султаны и ученые, чтобы медитировать и находиться в присутствии Мастера Века.

Но у него был свой собственный круг, и он проводил свои занятия в прямоугольной комнате, походившей на кухню.

Вот почему во многих теккиях есть место, известное как Очаг».

Что можно сказать по поводу смыслов, которые из нее вытекают? Самый очевидный – что всегда существует скрытая часть суфийской Работы, в которой участвуют те, кто действительно готов к этому. Вот еще один: что каждый может получить только то, к чему действительно готов, и даже Мастер Века не сможет предложить вам больше, чем вы готовы усвоить и воспринять. И что ни книжное знание, ни высокое положение и деньги не изменят данную ситуацию. Кроме того, истинная Работа не должна выноситься напоказ, и тем, кто приезжает побыть в присутствии Мастера, вовсе не обязательно и даже противопоказано знать о ней. И еще один смысл: пока вы озабочены внешним – своим положением, антуражем, в котором проходит обучение, и тем, как и где вас принимают, – путь внутрь будет для вас закрыт. Очаг – это сердце суфийской Работы, и в то же время – символ человеческого Сердца. Если вам хочется быть в компании знати и чувствовать себя важной персоной, то вы не готовы к тому, чтобы обратиться к Сердцу.

Суфийские притчи, изданные и обработанные Шахом, – поистине бесценный учебный материал. Тем, кто вступал с ним в контакт – прямой или по переписке, – предлагалось развивать свое понимание через их чтение и толкование. Даже хорошо известные вам притчи следует время от времени перечитывать, и тогда вы сможете понять, насколько выросло и углубилось ваше понимание, а значит – насколько вы продвинулись в работе над собой. К обучающим тестам вообще полезно периодически возвращаться – если, конечно, вы не считаете, что уже поняли и узнали все, что вам нужно было узнать.

6

Идрис Шах работал с идеями и через идеи, внедряя их в умы своих читателей. Он мало или почти ничего не говорит о чувствах – они совсем его не интересуют. Зато об идеях, их влиянии и восприятии он знает очень много. Он говорит об уме и работает с умом – с тем, как можно его правильно настроить, подготовить к восприятию неких высших идей и к Работе, благодаря которой человек может обрести озарение. Об озарении тоже говорится вскользь, без подробностей. Кое-где Шах говорит о Любви, но это бывает крайне редко. Ведь любовь суфиев обращена к Богу, а к теме Бога Шах практически не подходит и, я бы сказал, всячески ее избегает. Но суфизм без Бога – это даже не абсурд, а какой-то сюрреализм.

Если принять версию, что главной целью его Работы было выведение суфизма из-под ислама, тогда становится понятным все, что он делал. Объявление о существовании Традиции, которая возникла задолго до появления ислама, служило той же цели, и все, что говорилось или не говорилось Шахом, тоже диктовалось ею. Цель, как и положено, оправдывала средства.

Что бы там Шах ни писал о существовании некой все пронизывающей Традиции, но все учебные тексты и вообще вся информация о суфизме была взята им из того самого «исламского» суфизма. Как если бы никаких суфийских учебных материалов вне его никогда не было. Боюсь, что Традиция, существующая вне ислама, была придумана Шахом для достижения им своей цели – создания возможности для самостоятельного развития суфизма в современном мире. Сделать суфизм свободным от влияния ортодоксов и традиций, сформировавшихся в уже выродившихся группах и орденах. Существуют свидетельства, в которых говорится о том, что Шах считал невозможным дальнейшее развитие суфизма на Востоке. Более того, он якобы утверждал, что на Востоке скоро сложится такая обстановка, в которой суфизм вообще может исчезнуть. Если учесть, что эти утверждения были сделаны в шестидесятых или семидесятых годах прошлого столетия, то Шах, похоже, оказался прав. То, что сейчас происходит в странах, где зарождался и развивался суфизм, вряд ли можно назвать благоприятной средой для осуществления живой мистической Работы. Так что Шах мог понимать свою миссию как спасение суфизма от окончательного вырождения.

Об этом вырождении и признаках деградации групп суфийского толка Шах написал довольно много. Можно сказать, что немалая часть его наследия посвящена именно тому, как отличить истинное суфийское обучение от ложного и настоящую Работу – от ее имитации. Таким образом, Идрис Шах создавал возможность для различения – тем, кто захочет найти истинное обучение и настоящую рабочую группу. Он оставлял указания и расставлял вешки для тех, кто захочет пойти по Пути, который сам же и описал. Точнее, описал условия, в которых этот Путь мог бы быть начат.

Исходя из всего вышесказанного, становится понятным, почему Шах не мог давать практической части в своем учении. Все практики суфиев, кроме, может быть, практик осознания себя, были завязаны на Аллаха и кораническое понимание Бытия. То есть – на ислам, из-под сени и влияния которого Шах и стремился его вывести. Для того чтобы появились новые практики, уже не столь «исламские» и не требующие принадлежности суфиев к исламу, должны были появиться искатели, способные воспринимать суфизм как самостоятельное мистическое течение. Именно Работа Идриса Шаха должна была создать условия для их появления. А когда пришли бы люди, готовые воспринимать суфизм по-новому, тогда появился бы и тот, кто дал бы новые, не столь «исламские» практики и Знание, изложенное без постоянных отсылок к Корану. Таким, как я понимаю, был изначальный план Работы Шаха. Хотя жизнь, как это часто бывает, внесла в него свои неожиданные коррективы.

7

Убрать Бога из суфизма без потерь для всего учения было невозможно. Нужно было дать что-то взамен, причем такое, что создавало бы в людях позитивную мотивацию. Шах выбрал Истину как высшую цель поиска, и состояние суфия как то, к чему должен стремиться каждый искатель. В результате Истина стала некой самодовлеющей целью, а не атрибутом Бога, и возможное содержание этой Истины каждый может довообразить себе сам. Можно служить Богу, но нельзя – Истине, потому что первое служение является взаимодействием с Высшей Силой, которая может вести и направлять тебя, а второе – так или иначе превращается в служение идее и больше ничему. Истина Бога – это одно, а просто некая абстрактная Истина – совсем другое.

То же самое произошло с обликом суфиев. Они – без Бога – стали обретать некие сверхчеловеческие черты. Их силы не являются следствием служения Богу и проведения высших энергий на наш план Бытия, но они самым таинственным образом развиваются у суфиев и становятся уже их собственным атрибутом. Вот, например, отрывок из «Суфиев»: «Суфии верят, что их деятельность приводит к возникновению того, что можно назвать центробежной или притягательной силой. Такая сила повсюду притягивает к себе подобную же силу. Это объясняет смысл таинственных „указаний“, которые получают суфийские учителя, предписывающих им отправляться в такое-то место, чтобы ответить на призыв такой силы, оставшейся в одиночестве или нуждающейся в усилении». Вообще-то подобные указания всегда рассматривались как указания Воли Бога, и следование ей было частью Работы суфиев. Когда Бог убран из контекста, возникает некая сила, объяснение появления которой выглядит странно, а указания, получаемые от нее, – еще страннее. То есть деятельность суфиев порождает силу, которая начинает руководить ими, и возникает этакий рукотворный аналог Бога. Вот к чему приводит попытка нарисовать новую картину поверх старой, используя при этом элементы прежней композиции. Тут уж надо либо рисовать с нуля, создавая нечто совершенно новое, либо оставлять за бортом все, что так или иначе связано с элементами, подлежащими удалению.

Шах – до некоторой степени вынужденно – сделал из суфиев сверхлюдей, влиявших практически на все в мире и продолжающих, между прочим, влиять. Я не могу сказать, что в подобных его утверждениях совсем нет никакой Истины – она есть. Но одно дело, когда суфии делают что-то, следуя Воле Бога, другое – когда они действуют исходя из своего понимания какой-то эволюции, ведомой только им одним. Советская власть показала, что отмена Бога приводит к обожествлению вождей. У Шаха получилось нечто похожее – суфии без Бога сами стали полубогами. У них телепатия, предвидение будущего, тайное могущество и еще неизвестно что. Картинка нарисована весьма привлекательная – для тех, кто ищет силу и власть. А именно таким людям абсолютно нечего делать в духовном поиске.

Любое действие имеет побочные эффекты и следствия, которые далеко не всегда можно предусмотреть. Особенно трудно предсказать, как поведут себя люди, которые не знают твоей цели или трактуют ее так, как им выгодно.

8

У Идриса Шаха был старший брат. Его звали Омар Али Шах, и он тоже причислял себя к суфиям. Поначалу они действовали сообща, хотя тон Работе задавал Идрис. Потом Омар решил начать обучение людей, что никак не входило в планы младшего Шаха, и они поссорились. Понятно, что если Идрис готовил почву для будущей Работы, которая должна была вестись в других условиях и с другими людьми, то на фоне созданного им запроса на нее выступление Омара в роли Учителя не могло привести к должным результатам. А вот создаваемую Идрисом необходимость в настоящем обучении вполне могло снять и даже дискредитировать. Тем не менее Омар решил начать свою игру и взял в обучение многих из тех, кого привлекли книги брата. Кроме того, Омар Шах стал использовать в обучении самые «фантастические» из его идей, придав Традиции поистине волшебную по влиянию на тех, кто к ней как бы принадлежит, силу. Достаточно было начать посещать какую-нибудь из групп, ведомую Омаром, как ты уже присоединялся к Традиции и как бы подключался к ее волшебному воздействию. Вот отрывок из его книги «Суфийская Традиция на Западе»: «Если человек занимается деятельностью, особым образом связанной с Традицией, скажем, упражнением или чтением, то во время этих десяти, пятнадцати или тридцати минут почти определенно будет пять или десять моментов контакта (с внутренней сущностью человека. – Примечание мое.). То, что человек делает или слушает, или то, о чем он думает во время таких моментов, будет усилено в смысле понимания. Эти вещи не обязательно будут находиться в фокусе внимания на сознательном уровне, но на внутреннем уровне – будут». То есть Традиция, по Омару, имеет влияние почти божественное и крайне благодатное. За счет чего она существует и чем поддерживается? Конечно же, Работой суфиев – ну не Высшим же Существом (так у Омара именуется Бог, хотя Он тоже упоминается крайне редко). В общем, все та же песня, только доведенная почти до абсурда.

Новых упражнений старший брат не дал: ввел те, которые были у «исламских» суфиев ранее. Книги его многозначительны по форме и весьма неглубоки по сути, хотя в них он честно пытается «осовременить» суфизм, используя модные в то время понятия вроде намерения (привет Кастанеде) и приемы позитивного мышления. Как одну из основных целей для своих последователей Омар выбрал достижение гармонии, которую, как и любой подобный термин, каждый человек может наполнять своим собственным смыслом и к нему стремиться. Вполне в духе «исламских» суфиев Омар оставил собственного сына руководить группами последователей, которые к тому времени обрели все признаки сектантского мышления – чувство избранности, чувство значимости от обладания единственно возможной истиной и нетерпимость к иным точкам зрения.

Трудно сказать, повлияло ли то, что Омар Шах объявил себя Учителем, на общие результаты Работы Идриса Шаха. На Западе не появилось истинного Учителя, который вдохнул бы жизнь в новую, неисламскую версию суфизма, а к тому, что происходит в группах Омара, всерьез относиться невозможно. В любом случае, созданный Идрисом запрос на истинное суфийское обучение все еще жив, а значит, возможность получить ответ на него все еще существует.

Кришнамурти: проводник в стране без дорог

1

Судьба большинства сколько-нибудь значительных мистиков всегда необыкновенна. Кришнамурти не стал исключением в данном ряду, скорее судьба его становления как мистика стала совсем уникальной. Он родился в 1895 году в семье, принадлежавшей касте браминов, где кроме него было еще десять детей. Десяти лет от роду он потерял мать, а вскоре после этого отец Кришнамурти, нуждавшийся в средствах после выхода на пенсию, устроился работать в штаб-квартиру Теософского общества, которая располагалась в Адьяре. Дети отправились вместе с ним, и это событие предопределило дальнейшую судьбу Кришнамурти. В 1909 году, когда Кришнамурти было четырнадцать лет, на него обратил внимание Чарльз Ледбитер, являвшийся на тот момент одним из лидеров Теософского общества.

Теософское общество было основано Еленой Блаватской и преследовало цели создания всемирного братства людей, сравнительного изучения религий и научных дисциплин, а также занималось исследованиями скрытых сил человека и разного рода паранормальных феноменов. Чарльз Ледбитер в полной мере обладал паранормальными способностями, в частности ясновидением. Во всяком случае, так считал он сам и внушал подобные мысли другим. Без развитого экстрасенсорного восприятия пробиться в элиту Теософского общества было практически невозможно, поскольку вся его деятельность еще со времен Блаватской направлялась Братством Великих Учителей, которые слали теософам телепатические послания откуда-то из Тибета. Кроме того, теософы, увлекавшиеся буддизмом и индуизмом, были одержимы идеей перерождения душ, и Ледбитер, благодаря имевшемуся у него сверхвосприятию, играл в данном вопросе роль главного «специалиста». Он составлял длинные списки, в которых описывалось, кто из теософов кем был в прошлых жизнях и в каких отношениях они состояли друг с другом. Само собой подразумевалось, что их встреча в данном воплощении далеко не первая, и кто-то уже был кому-то матерью, отцом или любовником. Вся эта прекрасная ерунда пользовалась в Теософском обществе большим спросом.

Известно, что последователям любого религиозного движения всегда нужна цель – по возможности, максимально возвышенная. Послания Учителей к тому времени перестали быть чем-то новым, и содержание их не несло серьезных откровений. Возможно, поэтому Ледбитер начал готовить новое воплощение Господа Майтрейи, дух которого должен был использовать как своего проводника хорошо и правильно подготовленное тело. Для этой цели Ледбитер искал подростков, у которых, с его ясновидящей точки зрения, имелись бы необходимые качества для принятия в себя духа Майтрейи. Надо сказать, что сам Ледбитер полагал, что это будет дух Иисуса Христа, хотя позже стали говорить и о духе Будды. Другими словами, невзирая на предсказание Блаватской, что «ни один Учитель Мудрости с Востока не появится в Европе или Америке и никого не пошлет туда… до 1975 года», теософы стали готовить его появление. И если учесть, что Ледбитер отождествлял Майтрейю с Иисусом, то готовили они второе пришествие Христа.

К моменту встречи с Кришнамурти у Ледбитера уже имелся кандидат на роль нового Мессии. Им был Хьюберт Ван Хук, американский юноша, чей отец (как, впрочем, и отец Кришнамурти) являлся членом Теософского общества. Ему уже поклонялись как будущему Спасителю, но появление нового кандидата в Мессии оборвало его возможную карьеру на этом поприще. Весной 1909 года Ледбитер увидел индийского мальчика, окруженного необыкновенной аурой, в которой, по его словам, не было ни капли эгоизма. С этого момента для Кришнамурти закончилась обычная жизнь и началась подготовка к великому служению на благо человечества. Ван Хук перестал быть кандидатом в Мессии, и теософы перенесли свое внимание на нового избранника судьбы, роль которой на тот момент играл Чарльз Ледбитер.

Страсть людей к обожествлению себе подобных известна давно и всем, но история повторяется снова и снова. Люди хотят иметь кумиров, чтобы те воплощали в себе то, чего нет у них самих. Отождествляя себя с «великими», люди как бы приобщаются к их «величию» и обретают замену полноценности, которой им явно не хватает. Потерять себя в поклонении – не равно тому, чтобы потерять себя в высшем, мистическом смысле, но тоже на время помогает освободиться от груза эго и связанных с ним напряжений. Отождествить себя с кумиром, конечно, не то же самое, что раствориться в Боге, но тоже на время помогает. К тому же создание кумира позволяет спроецировать на него все свои мечты и в поклонении войти в особый вид сна наяву, когда ты сам как бы становишься кумиром, обретая все его воображаемые или реальные качества. Перенос такого рода явно или неявно всегда присутствует в поклонении, и именно за счет него люди на время освобождаются от себя, получая истинное удовольствие. Когда люди начинают поклоняться духовным учителям или политическим лидерам, то в поклонении появляется еще один аспект – снятие с себя ответственности за происходящее. Выказывай Мастеру знаки уважения и почтения, и пусть он в ответ как-нибудь протащит тебя в рай. Восхваляй ум, характер и волю президента страны и надейся, что он решит за тебя все проблемы. Жажда поклонения возникает из необходимости снятия с себя груза – либо усталости от никчемности самого себя, либо от необходимости прикладывать усилия и принимать решения.

2

Отец Кришнамурти дал согласие на то, чтобы теософы стали обучать и готовить Джидду к великой миссии. Сразу после этого четырнадцатилетний мальчик, каковым тогда был будущий Учитель, попал под серьезное давление. С одной стороны, его почитали как Мессию, с другой – предписали ему довольно жесткий режим и строгое обучение. Кришнамурти держали на диете, заставляли выполнять упражнения из йоги и практиковать медитацию, кроме того, его учили читать и писать. В программу подготовки входили предметы школьной программы, которые преподавались самими теософами, и они-то и вызывали у Кришнамурти самые большие трудности. Он был рассеянным с самого детства, порой не мог сконцентрироваться и обладал плохой памятью. Еще до того, как Кришнамурти оказался во власти теософов, местные школьные учителя высказывали мнение, что он, может быть, слабоумный. Рассеянность и непонятливость будущего Мессии раздражала и новых учителей, а Ледбитер даже как-то раз его ударил, придя в гнев из-за плохой сообразительности своего подопечного. При этом Кришнамурти проявил хорошие способности к изучению языков и интерес к устройству сложных механизмов. В общем, учеником он был непростым, оказавшимся к тому же в ситуации предопределенной судьбы – например, влюбиться и жениться ему было запрещено в принципе, поскольку это не соответствовало представлениям теософов о том, как должен жить Учитель Мира. Строгий режим и отречение от мирского – вот что предлагалось юному Кришнамурти в качестве платы за высокую миссию, которая, по сути, была ему навязана.

Воспитание всегда несет в себе элементы насилия по отношению к ребенку. Ему отказывают в исполнении простых желаний, заставляют заниматься тем, что не доставляет никакого удовольствия и навевает скуку, приучают к режиму и определенному порядку жизни. Даже если ребенка не наказывают, то принуждение к выполнению каких-то конкретных действий присутствует всегда, потому что без него никакое воспитание неосуществимо. Обучение против желания ребенка тоже является насилием над его психикой, и оно знакомо каждому, кто посещал среднюю школу. Это вынужденное, запрограммированное обществом насилие, без которого, повзрослев, человек не сможет вписаться в социум и найти в нем свое место. Насилие, которое осуществлялось над Кришнамурти, имело несколько иной смысл и цели. Оно применялось для того, чтобы сбылись планы и амбиции небольшой группы людей, возомнивших, что им известна окончательная Истина. Кришнамурти стал заложником их идей и объектом эксперимента по привлечению высшей сущности в заранее подготовленное тело. Поэтому на тело обращалось особое внимание, хотя и остальные составляющие духовного воспитания и обучения – конечно же, подчиненного идеям, в которые верили теософы, – прилагались в полном объеме.

Насколько позволительно воспитывать ребенка в своей вере – вопрос бессмысленный, потому что все родители занимаются именно тем, что передают свою веру, вкупе с убеждениями и предрассудками, своим детям. Духовное воспитание в этом случае мало отличается от воспитания обычного, только насилия порой в нем становится куда больше. Если родители сами подчинены идеям духовного, например, очищения, то его принципы они станут навязывать детям, внушая им необходимость следования вегетарианству, осуждения своих «дурных» мыслей и даже безбрачия. Я знаком с людьми, прошедшими через подобное воспитание, и все они в той или иной степени травмированы им. Одно дело, когда взрослый человек по собственной воле накладывает на себя некие ограничения и прикладывает усилия к выполнению духовных практик, и совсем другое – когда таким же ограничениям и требованиям подчиняют ребенка. Все знают, что благими намерениями вымощена дорога в ад, но всем же почему-то кажется, что именно их благие намерения приведут прямо в рай тех людей, на кого они направлены.

Жизнь Кришнамурти нужно было положить на алтарь служения человечеству – так, по крайней мере, считали теософы. Им казалось, что выше этого ничего и быть не может и что о такой миссии каждый здравомыслящий индивид может только мечтать. Понятно, что все учение теософии с его Учителями Мудрости, теорией эволюции рас и реинкарнацией сущностей было и остается, по сути, учением без Бога. Это было очередное и очень характерное для начала XX века учение о появлении расы сверхлюдей, которым Господь на самом деле был не особенно нужен, ведь они сами могли привести его новую инкарнацию на Землю. Ожидание появления новой, шестой расы на нашей планете, которая будет обладать совершенно сверхчеловеческими качествами, существует и поныне, и Учителя, передающие диктовки, сохранились тоже, хотя и перебрались за пределы Солнечной системы. Идеи, рожденные теософами, живы до сих пор, хотя форма их подачи немного изменилась. Но как в самой теософии никогда не было Бога, так нет Его и сейчас в новых посланиях из ниоткуда.

Поначалу Ледбитер каждую ночь сопровождал Кришнамурти в астральном путешествии к Учителю Кут Хуми. То есть Кришнамурти ложился спать, а ночью его астральное тело покидало тело физическое, отправляясь на обучающие беседы в Тибет. Утром он, конечно, мог и не вспомнить о своем путешествии, но самого факта обучения это – по логике Ледбитера – никак не отменяло. Для поддержания легенды о существовании Учителей и увеличения авторитета самого Кришнамурти была написана и издана книга «У ног Учителя», в которой описаны встречи Джидду с Кут Хуми и переданы его наставления. Многие заметили сходство стиля юного Кришнамурти со стилем, в котором Ледбитер писал свои книги, но это не очень беспокоило ни теософов, ни читателей данного труда. Мы, как известно, можем верить (или не верить) во что угодно, и теософы и их наследники неоднократно демонстрировали подобную веру. Сам Кришнамурти, кстати, впоследствии отрицал существование Великих Учителей, деликатно обходя вопросы о своей юности и встречах с ними. Он говорил, что ничего не помнит о том периоде своей жизни, и тут дальнейшее продолжение этой темы становилось бессмысленным и бестактным. Может быть, он и на самом деле не помнил своей молодости, ведь и тогда он не славился хорошей памятью.

3

Через несколько лет теософы перевезли Кришнамурти в Англию, где он стал участвовать в собраниях «Ордена Звезды Востока», который был создан специально для того, чтобы оказывать содействие работе Учителя Мира. Он уже не мог отказаться от роли Учителя, потому что все вокруг ждали от него ее исполнения. На первом заседании Ордена Кришнамурти произнес свою первую речь. Потом он стал говорить много и часто, и делал это без подготовки, импровизируя. Теософы все ждали, когда на него снизойдет дух Майтрейи, и пытались обнаружить признаки схождения духа при каждом удобном случае. В 1924 году, после очередного выступления Кришнамурти перед собранием теософов, Анни Безант, возглавлявшая на тот момент Теософское общество, написала: «Дух сошел и пребывает в Нем. Учитель Мира здесь».

Какие-то вещи с Кришнамурти, безусловно, происходили. Не все из них были приятными. В 1922 году он испытал трехдневное мистическое переживание, сильно изменившее его, которое, впрочем, закончилось приступом сильных болей в шее и позвоночнике, сопровождавшихся жаром и потерей сознания. Подобные приступы разной длительности и интенсивности продолжались у него всю жизнь, и причина их осталась неясной. Выступления на публике становились все более уверенными, и всем было видно, что он растет – не только как оратор, но и как мистик тоже. И сколько в этом было от Кришнамурти, а сколько – от неведомой высшей сущности – понять поначалу было невозможно, поскольку теософы не могли позволить себе ошибиться.

Схождение духа вообще штука загадочная. Можно понять ситуацию, когда дух умершего использует тело медиума для общения с материальным миром. Это, что называется, временное одержание, и медиум добровольно становится каналом для манифестации духа. Хотя по-прежнему существует много вопросов, с какими такими духами общаются медиумы – те из них, которые не являются откровенными шарлатанами. Есть еще одержание постоянное, и оно связано с демоническими сущностями, которые используют захваченного человека одновременно как пищу и как канал для получения определенных энергий от других людей. Одержание такого рода происходит, как правило, против воли одержимого и является следствием баловства с черной магией. Причем сам одержимый может ничем таким никогда не заниматься – достаточно, чтобы магические ритуалы и практики выполнялись кем-нибудь из его близких. Одержание демонической сущностью встречается довольно редко, и это хорошо.

Только оккультист вроде Ледбитера мог додуматься до того, чтобы пытаться призвать некую высшую сущность (по определению – нечеловеческую) к сознательному одержанию пусть и специально подготовленного, но все же – человека. Никакой человеческий дух (или сознание?) не способен войти в другого человека просто в силу того, как он устроен. А сущность из других слоев Реальности может – не войти, но подчинить себе и создать прочную связь между собой и тем, кого она контролирует. Хотя Майтрейя вроде бы и не должен быть человеком, а должен быть неким Господом. Тогда зачем ассоциировать его с Иисусом или Буддой? Или по теории реинкарнации они после смерти превратились в высших существ типа ангелов? Но ни одно светлое высшее существо не станет одерживать человека, потому что в этом не нуждается. В общем, как ни пытайся разобраться в этой концепции, получается очередная теософская бредятина, в которой нет ни капли смысла.

4

Благодаря стараниям теософов Кришнамурти получил широкую известность еще до того, как начал всерьез чему-либо учить. Он вел светскую жизнь (не нарушая, впрочем, наложенных на него ограничений), и интерес к нему со стороны публики был достаточно высоким. Поначалу его выступления укладывались в рамки теософской доктрины, но постепенно он стал говорить на более широкие темы и, в конце концов, тоже осознал, насколько мало смысла в том, чему его так долго учили. Разрыв с теософами произошел в августе 1929 года, когда на очередном собрании «Ордена Звезды Востока» Кришнамурти заявил о роспуске ордена и о том, что с теософами ему больше не по пути. Конечно, это был рискованный, но необходимый шаг для того, чтобы начать свою собственную Работу, будучи не связанным ожиданиями и требованиями особым образом обусловленных последователей.

Почему Кришнамурти не захотел взять на себя функцию Учителя Мира или даже Спасителя – вполне понятно. Для начала – на самом деле мир не нуждается ни спасителях, ни в учителях мирового масштаба. Тот, кто нуждается в спасении, обращается к Богу, и если его необходимость сильна – всегда получает ответ. Ни Иисус, ни Будда не были при жизни Мировыми Учителями. Они стали таковыми позднее, когда их учение было перетолковано для широких масс и превратилось в религию. Стать учителем мира в наше время – значит превратиться в попсовую фигуру вроде Папы Римского или Далай-ламы и изрекать разного рода банальности на духовные темы. Никого другого широкие массы не примут и слушать не станут. Да и нынешних вышеупомянутых лидеров слушают только в силу их звания. Практически – в силу привычки.

Спасение людей – всего лишь очередная идея, в основе которой лежит представление, что люди находятся в беде. Скажем, погрязли в грехе или в страданиях. Человек, которому открылась Истина, видит, что дела обстоят ровно так, как хочет того Господь, и мир совершенен по замыслу и исполнению. Страдание людей является их выбором, хотя и бессознательным, и без определенной меры страдания мир не сможет существовать и его гармония будет необратимо нарушена. Все это неприемлемо для того, кто хочет легкой жизни, не понимая, что какую жизнь человеку ни дай – легкой она не будет. Принять страдание и смерть как данность, как неотъемлемую часть человеческой жизни может каждый, но большинству этого очень не хочется. Точно так же каждый может изменить свою ситуацию, начав работать с энергией своего сознания и освобождаясь от давления желаний, благодаря которым, собственно, страдание и рождается. Даже из этого небольшого абзаца становится совершенно очевидным тот факт, что все великие Истины о человеческой жизни уже сказаны и не раз. Поэтому ничего нового Учитель Мира сказать не сможет. Можно, однако, дать новый Путь к переживанию Истины и к тому, чтобы суметь изменить себя. В этом – по-настоящему – и заключается Работа всех без исключения Мастеров последних столетий.

Разница между Учителем и Мастером заключается в том, что первый дает знание, идеи и философию. Второй работает с бытием ученика, через практики и прямое воздействие, хотя и знание – по мере необходимости – дает тоже. Кришнамурти, как и планировалось теософами, стал Учителем, даже если сам того, может быть, и не хотел. Но ситуация, в которой он оказался, вынуждала его либо продолжить миссию учительства, либо остаться ни с чем – без профессии и средств к существованию. Но к моменту разрыва с теософами Кришнамурти уже почувствовал себя Учителем и продолжал общаться с публикой. Тем более что интерес к нему разгорелся с новой силой после неожиданного роспуска «Ордена Звезды Востока» и отказа от роли Учителя Мира. Он больше не собирался проповедовать теософские «истины», у него появилось собственное послание.

5

Ошо говорил, что главным в учении Кришнамурти является посыл – не следуй никому, кроме самого себя. Дескать, долгое и отчасти насильственное обучение наложило отпечаток на все его послание. Действительно, Кришнамурти утверждал, что Пути к Истине не существует, что учителя и мастера не нужны, как не нужны и никакие организации, церкви или ордена. «Истина – это страна без дорог» – так он заявлял, но продолжал передавать Истину, насколько сам ее знал. Изложение той Истины, что ему открылась, стало главным делом его жизни, и она, конечно, была куда шире, чем призыв не следовать никаким учениям.

На самом деле Кришнамурти всегда говорил о состоянии осознанности и ни о чем другом. При этом он не обозначал путей к нему, просто описывал, как человек, пребывающий в осознанности, ощущает себя и мир, вот и все. Пребывание вне времени (то есть в «здесь и сейчас»), непривязанность к прошлому и реакциям ума, независимость от любых идей, осознавание без выбора – все это описание состояния полной осознанности, причем достаточно подробное. Получалось так: Кришнамурти рассказывал неосознанным людям о том, как ведет и чувствует себя осознанный человек, и они, впечатленные услышанным, стремились вести себя так же. Другими словами, Кришнамурти давал им образ поведения, который люди пытались примерить на себя, делая из Учителя пример для подражания. Отрицая наличие Пути, Кришнамурти все равно давал некое знание, из которого люди создавали себе суррогат Пути, раз уж Учитель не мог дать им ничего другого. Такова природа человеческого ума – для того, чтобы начать действовать, ему нужен пример подобного действия, некий алгоритм, следуя которому он мог бы что-то делать. Слова Кришнамурти давали примеры отношения к себе и к реальности, и можно было попытаться перенять это отношение и время от времени действовать, опираясь на него. Подобный подход ни в коем случае не избавлял человека от бессознательности, но давал ему некую новую точку отсчета и оценки событий, новую позицию для ума. Благодаря этому слушатель Кришнамурти мог вдохновиться и какое-то время реагировать и действовать по-новому, но потом механистические реакции все равно брали свое, и никаких глубоких изменений не происходило. Более глубокие слои обусловленности и идеи, впитанные в раннем возрасте, все равно берут верх над новыми идеями, как бы усердно человек ни пытался себе их привить. Основным результатом таких усилий становится противоречивость и запутанность реакций человека, который, например, ходит в церковь и блюдет посты, но во многих ситуациях ведет себя как истинный безбожник, напрочь забывая об Иисусе и христианских заповедях.

С поклонниками речей и книг Кришнамурти происходило примерно то же самое. И то же самое, надо сказать, происходит с последователями всех без исключения Учителей, которые обращаются только к умам слушателей. Вам может казаться, что истина, излагаемая словами, затрагивает ваше сердце и производит некое одухотворяющее воздействие; возможно, что так оно и есть. Но сухой остаток словесного воздействия остается только в уме, а все остальные реакции проходят без следа – вы помните о них, может быть, желаете повторения этих прекрасных ощущений, но и все. Внесение в ум новых идей дает ему новые способы действия, почти никогда не отменяя старые шаблоны и реакции. Иногда новая идея входит со старой в некий симбиоз, расширяя и меняя ее. А иногда они противоречат друг другу, и тогда реакции человека полностью зависят о того, какая идея вдруг стала доминировать в уме человека, и ведет он себя соответственно. Без целенаправленной работы над освобождением себя от привязанности к идеям, без разотождествления с умом невозможно изменить данную ситуацию. Кришнамурти почему-то постарался забыть о том, что сам проходил серьезную практическую подготовку к выполнению миссии Учителя. Или же он считал, что эта подготовка ничего ему не дала и была совершенно ненужной?

6

Книги, написанные Кришнамурти, намного точнее выражают его послание, чем ответы на вопросы слушателей, которые тоже издавались в виде книг. В живом разговоре Учитель допускает неточности, которые порой идут вразрез с самой идеей осознанности. Читая его разговор с очередным слушателем, возникает явное ощущение, что Кришнамурти сам пытается нащупать верный ответ, но по ходу рассуждений иногда сползает в какие-то дебри, из которых сам с трудом выпутывается. Он как бы исследует предложенную ему тему, подходя к ней то так, то этак, и тогда и возникают рассуждения, которые легко подвергаются критике с позиций той же самой осознанности. При этом тексты и ответы Кришнамурти весьма интеллектуальны и, на мой вкус, многословны. Он часто возвращается к одним и тем же темам, но таков удел любого, кто берется доносить Истину до людей.

Остается вопрос: если обучение у теософов ничего не дало Кришнамурти, то как же тогда он дошел до того, что каждое его выступление собирало тысячи людей? Если помнить о том, что он не заканчивал никаких университетов и с детства славился слабой памятью, то его позднейшая трансформация становится полной загадкой.

Сам Кришнамурти в одном из своих интервью говорит, что уже родился с пустотой внутри. И в свое время эта пустота привлекла к себе некую Силу, которая поддерживала его всю жизнь и хранила. С этой точки зрения, конечно, обучение у теософов ничего не могло ему дать. И, как это ни печально, и Кришнамурти ничего не мог дать миру, потому что опыт его был слишком уникальным. По его словам, он никогда не готовился ни к одной из своих встреч с людьми. Вне общения его ум всегда был пустым, когда надо было начинать говорить, он как бы наполнялся, а что происходило дальше, Кришнамурти не мог ясно сформулировать. Иногда он сравнивал это с откровением, которое сходило на него в момент начала разговора, причем от состава и качества публики оно не зависело. В другой раз он снова говорил о Силе, которая наполняет собой помещение, как только начинается серьезный разговор. Так или иначе, но Кришнамурти не присваивал себе заслуг в создании учения, скорее он считал себя его проводником. Возможно, что Силу, присутствие которой он ощущал почти постоянно, мы называем Божественным Присутствием. Описание, которое давал Кришнамурти этой таинственной Силе, вполне согласуется с проявлениями и переживанием Присутствия. У самого Кришнамурти ясного ответа на этот вопрос не было, но он, как кажется, и не стремился его найти.

Он говорил, что всегда испытывал притяжение к Будде, и это, в общем, немудрено, если учесть, что описывал он состояние осознанности. При этом разного рода мистические переживания посещали его на протяжении всей жизни. В 1979 году, например, Кришнамурти ощутил вхождение нового импульса энергии, который дал ему переживание абсолютного. «То не состояние, не статичная, фиксированная, недвижущаяся вещь. В ней вся вселенная, неизмеримая для человека». Можно, наверное, сказать, что так Кришнамурти выражал переживания погружения в ощущение бесконечности. При этом Бога он считал очередной идеей и выдумкой людей, измученных отчаянием и прочими проблемами. Вполне в духе просвещенного атеистического XX века.

7

Учение Кришнамурти воспринимается довольно сложным, и сам он о нем отзывался в том же духе, но сложное оно только по форме подачи и выражения. Кришнамурти был склонен к чрезмерной интеллектуализации и многословию там, где все можно было сказать проще. Не исключено, что прямое общение с ним оказывало на слушателей куда более сильное впечатление – за счет силы его присутствия – и потому он притягивал к себе людей. Возможно, именно такая форма подачи привлекала людей того времени, а может быть, Кришнамурти просто не мог выражать свое учение иначе. К тому же, как мы помним, процесс выражения шел у него как бы спонтанно. Как бы там ни было, его популярность при жизни была довольно высокой. Он был и остается духовным авторитетом, книги которого постоянно переиздаются, а значит – читаются.

Сам Кришнамурти считал, что если он является неким уникальным человеком, тогда его усилия по распространению Истины не имеют смысла. Я бы сказал, что не имеют смысла описания состояний высшей осознанности, если нет никаких путей к ее обретению. Какой смысл рассказывать о просветлении, соблазняя людей описанием высоких внутренних состояний, но не указывать путей к их достижению? Не знаю. При этом само состояние высшей или полной осознанности достигалось многими людьми до Кришнамурти и уникальным в этом смысле не является. Выражали они его несколько иначе, хотя суть оставалась той же самой. Поэтому уникальной является только судьба Кришнамурти и, конечно, он сам, но никак не его учение.

Есть еще один вопрос: что стало бы со странным индийским юношей, если бы теософы не взяли его в оборот? Скорее всего, он не стал бы Учителем с мировой известностью, а превратился бы в местечкового святого, каких в Индии – хоть пруд пруди. Так что судьба и неведомая Сила вели его – хоть несколько странным и жестким путем – к выполнению миссии и роли Учителя. И сколько бы сам Кришнамурти ни отрицал наличие дорог к Истине – сам он прошел по одной из них, отказавшись, правда, оценивать свой опыт. Он выполнил свою Работу – так, как мог, или так, как считал нужным. Он дал людям знание, не предполагавшее получение опыта, но, может быть, тогда они нуждались именно в этом. Господу видней.

Рамана Махарши – настоящий святой

1

О Рамане Махарши принято говорить только хорошее. В отличие от Ошо, Гурджиева и прочих мистиков прошлого века, в его биографии нет темных пятен или действий, которые можно было бы толковать неоднозначно. Махарши прост, чист и светел. Значит ли это, что он, может быть, был на голову выше всех остальных мистиков? Уверен, что найдутся люди, которые именно так и скажут. Но есть, однако, одно объяснение, позволяющее взглянуть на ситуацию несколько иначе. Рамана Махарши ничего не делал, а потому не мог ошибаться, не мог попадать в двусмысленные ситуации, и вообще с ним фактически ничего не случалось во внешней жизни. Ему не нужно было искать учеников, потому что те сами его находили, возникновение ашрама тоже случилось почти само собой – из необходимости и по желанию учеников. Ошо объездил с выступлениями всю Индию, прежде чем осел в Пуне, и всем прочим приходилось много ездить для распространения знания и с целью привлечь тех, кто нуждается в Истине. Всем приходилось действовать, и только Махарши отказался от всяких действий, но все равно стал мистиком с мировой известностью.

Воистину, пути Господни неисповедимы. Почему одному нужно приложить массу усилий для осуществления своей миссии, а к другому все приходит само? В отношении Махарши ответ достаточно очевиден – он с самого начала не собирался быть учителем, и никакой ясно осознаваемой миссии у него не было. Он и в самом деле был простым человеком, насколько вообще понятие «простой» может быть применено к мистику. Известно, что его Путь начался с того, что в шестнадцать лет Рамана пережил осознание смерти, которое началось с сильного страха перед ней, сменившегося ощущением умирания. Казалось, что смерть пришла и ее наступление абсолютно неизбежно. Тогда Рамана лег на пол и стал смотреть на происходящее, размышляя о том, что же все-таки умирает. Все происходящее повернуло его внимание внутрь, на природу того, что смертно внутри него, а что – нет. Он внутренне принял смерть, и с этого момента жизнь его изменилась. Недаром многие мистики утверждают, что если вы хотите пробудиться от сна бессознательности, вам следует постоянно помнить о неизбежности собственной смерти. Острое, внезапно наступившее переживание неизбежности смерти, причем с ощущением умирания здесь и сейчас, пробудило Раману и обратило его внутрь себя. Исходя из того, как сам Махарши описывал свои переживания в этот момент, можно сказать, что он получил импульс Милости Бога, который и принес ему внутреннюю трансформацию. Почему Махарши получил импульс Милости безо всякой предварительной подготовки – нам знать не дано, и любые объяснения будут притянутыми за уши, как и в случае с Порфирием Ивановым. И вот что интересно – и у Махарши, и у Иванова вскоре после трансформации обнаружилось притяжение к конкретным местам – у первого к горе Аруначала, а у второго – к Чувилкиному бугру. И Аруначала у Махарши, и Чувилкин бугор у Иванова наделялись мистическим значением как места, обладающие особой силой. Аруначала, конечно, была и остается значительно выше Чувилкиного бугра, но и масштаб Махарши как мистика тоже будет побольше масштаба Порфирия Иванова.

У каждого места есть своя энергия. Будь то квартира, берег реки или какой-нибудь бугор – в каждом месте существует своя энергетика, которую, в принципе, чувствует каждый человек, но далеко не всегда он это осознает. Мистики, благодаря развитому восприятию, находят некие особые для себя места, в которых их практика или Работа выполняется легче. Иногда подобные места обнаруживаются случайно, иногда к ним приводит Воля Бога, и еще бывает так, что места с особой энергией возникают на месте выполненной ранее мистической работы. Живя в квартире, человек поневоле наполняет ее своей энергией. Такое невозможно сделать на открытом пространстве, в котором любая человеческая энергия мгновенно рассеивается. Выполнение разного рода магических ритуалов может наполнить определенное пространство энергией, которая, впрочем, через некоторое время тоже рассеивается. Но существуют места и пространства, в которых энергия помогает искателю подняться над бесконечным бормотанием ума, где он может легко войти в безмолвие или же подпитаться некой энергией, помогающей ему в работе над собой. Энергетически сильные места на сленге наших эзотериков обычно называются местами силы, в каждом из которых можно ощущать несколько иное воздействие. Что происходило с Махарши на Аруначале или с Ивановым на Чувилкином бугре – мы знать не можем. В какой степени энергия определенного места может влиять на развитие мистика – мы можем только предполагать, поскольку немало их обходилось без привязанности к какому-либо участку пространства. Возможно, привязанность Махарши к Аруначале было той самой привязанностью, которая позволяла ему оставаться в теле насколько возможно долго.

В местах поклонений могилам святых, в помещениях, где люди собираются на молитвы или для выполнения духовных практик, аккумулируется специфическая энергия, положительным образом влияющая на присутствующих. Но восприятие ее, как и восприятие энергии любого места, будет неодинаковым у разных людей; к тому же к ее воздействию – как и к любому воздействию в мире – со временем развивается привыкание. Мистики находят места, в которых Бог становится ближе к ним, и близость эта не обусловлена высотой данного места над уровнем моря, но зависит от энергии конкретного мистика и конкретного места. Если в какой-то местности сильны энергии Восходящего Потока Творения, то и практиковать в ней гораздо легче, чем в других местах. А значит – легче прийти к взаимодействию с Богом. К примеру, Ошо, находясь в Уругвае после изгнания его из Америки, не раз заявлял, что то место, в котором он сейчас находится, удивительно хорошо подходит для медитации и что нигде в мире он не ощущал энергии, настолько способствующей ее выполнению.

2

Так или иначе, вскоре после своего переживания смерти юный Рамана покинул отчий дом, отправившись на поезде к священной горе Аруначала. Там он и осел, сначала медитируя в одном из храмов, расположенных у подножия горы, а позже перебравшись в одну из пещер на самой горе. Он сидел в безмолвии, будучи погруженным в себя, и выживал благодаря традиции, по которой местные жители подкармливали отшельников Аруначалы, надеясь обрести себе духовные заслуги и прочие блага за счет помощи тем, кто посвятил себя служению Богу. В других условиях подобное безмятежное погружение внутрь вряд ли было осуществимо, и судьба Махарши сложилась бы несколько иначе. Может быть, потому его и потянуло на Аруначалу, что в этом изначально присутствовал промысел Божий? Если бы Махарши регулярно не получал пищу от набожных людей, то либо умер бы от голода, либо ему пришлось бы начать искать себе пропитание, что существенно изменило бы всю его позицию полного внешнего бездействия. И в результате весь его Путь стал бы другим.

Через шестнадцать лет после первого опыта трансформации Махарши пережил новую смерть. Выйдя из пещеры для совершения омовения, он вдруг увидел перед собой яркий белый свет. Потом силы начали покидать его тело, и оно стало умирать. У него замерло дыхание и почти остановилось сердце. Махарши оставался свидетелем происходящего, не испытывая ни желания жить, ни страха перед гибелью. Через некоторое время в его тело вошел мощный импульс энергии, и оно снова ожило. Так им был получен еще один импульс Божественной Милости, про который, во всяком случае, нам известно. На деле их могло быть гораздо больше, но эти два – связанные с переживанием смерти – были, по всей видимости, наиболее яркими. Импульсы Милости могут быть разными по силе и глубине, и трансформация, вызываемая ими, тоже разная. Мы привыкли выискивать в жизнеописаниях мистиков только один или два больших и главных импульса, получение которых чаще всего и сопровождается ощущением умирания, но на деле подобных импульсов приходит обычно намного больше. Они приводят к менее глубокой трансформации – это да – но природа импульса остается прежней. Так или иначе, Махарши пережил целых две мистических смерти и, конечно, прошел через серьезное преображение. Что и сделало его самым настоящим мистиком.

Мистиками не рождаются – ими становятся. Сколько бы мистически ни был настроен человек, сколько бы он ни развивал в себе экстрасенсорное восприятие или экстраординарные способности – но пока он не получит импульса Милости Бога, его изменения не будут иметь в себе качества преображения. Он может развиваться, улучшать свой ум, полировать и осознавать эмоциональные реакции, но суть и сущность его не поменяются. Только импульс Милости дает не улучшение и развитие, но трансформацию. Или – второе рождение, как говорили мистики прошлого.

Около двадцати лет Махарши провел в пещере, живя отшельником и большую часть времени проводя в безмолвии. За это время у него появилась группа последователей, которые сопровождали его во время омовений и старались быть ближе к своему молчаливому гуру. Это, в общем, тоже часть традиции – если в Индии в течение долгого времени сидеть молча, не обращая внимания на происходящее, то ученики вскоре подтянутся. Хотя возможно, что Махарши к тому же излучал некую силу и свет. А потом, по истечении двадцати лет затворничества, случилось падение – но опять только с точки зрения индийской духовной традиции. Рамана ушел из дома в семнадцать лет и больше никогда в него не возвращался, но когда к нему приехала мать вместе с братьями, Махарши покинул пещеру и поселился в домике на склоне горы, став, таким образом, домохозяином. С точки зрения индийской духовной иерархии Махарши превратился в обывателя, но его это, похоже, нисколько не беспокоило. К этому моменту его поиск был завершен, и он, в принципе, мог жить так, как захочет, хотя и став предметом для обсуждений и осуждения тех, кто остался в своих пещерах.

Махарши жил домохозяином до момента смерти матери, а сразу после этого на месте, где стоял его дом, стал строиться ашрам, благо людей, желающих лицезреть Раману воочию, уже было много.

3

Люди любят болтать друг с другом. Для многих возможность сказать что-либо о себе – пусть даже сущую глупость – является очень важной. Сейчас эта человеческая черта особенно ярко проявляется благодаря социальным сетям и блогам в интернете. Но объяснить популярность Махарши одним только «сарафанным радио» и болтливостью людей никак не получится. К нему ехал тот, кто просто увидел его на фото и сразу же ощутил внутреннюю потребность встретиться с ним лично. Другому Махарши являлся во сне – в общем, оповещение о существовании великого мистика происходило по-разному. И тут мы возвращаемся к вопросу, который я сформулировал в самом начале этого текста: почему же одним мистикам приходится искать себе учеников, а к другим они сами стекаются отовсюду?

Ответ кроется в выборе Махарши, который он сам совершил в начале своего Пути. Выбрав уединение и молчание, он создал ситуацию, в которой ему либо оставалось сгинуть в безвестности, либо нужно было создать условия, в которых ему пришлось бы работать с людьми. И тут мы снова возвращаемся к вопросу судьбы мистиков – что в ней предопределено изначально для каждого из них, а что возникает в процессе их работы над собой. Ведь нельзя же сказать, что Махарши сидел и бездельничал в своей пещере – погружение внутрь себя, поверьте мне на слово, работа не из легких. Но Рамана – в силу своей индивидуальности – встал на Путь недеяния, практически став даосом, и тогда начались чудеса. Чтобы Махарши мог направить людей к Господу, сначала Господь приводил их к нему. Здесь и тайна, и парадокс. Одно можно сказать со всей определенностью – Рамана на такой поворот событий совершенно не рассчитывал. И даже если кто-то захочет провернуть нечто подобное – заставив Господа приводить к себе людей – ничего из этого не выйдет.

У каждого настоящего мистика есть собственная уникальность, раскрывающаяся во взаимодействии с Богом. И кому-то нужно пройти через унижения, непризнание и даже покушения на свою жизнь, чтобы его Работа была выполнена так, как нужно Господу. Лишения и тяготы, крушение уже построенного создают необходимое трение в Работе мистика, открывая перед ним, в то же время, новые возможности. Так выковывались многие учения и послания, и большинству из них невозможно было бы появиться на свет в тепличных условиях. У Махарши их тоже, можно сказать, не было. Поживите-ка в пещере (пусть даже в индийской и на священной горе), питаясь подаянием, лет этак хотя бы пять, и сами все поймете. Но внешний его успех выглядит очень легким и быстрым и таким, по сути, и является. Первые последователи у Махарши появились достаточно рано, и он их не искал, хотя и не гнал тоже. Надо сказать, что и позже, уже во время существования ашрама, Рамана просил допускать к нему людей, искавших встречи, и днем, и ночью – в любое время суток. Понятно, что ночью к нему никто не приходил, однако Махарши продолжал обозначать свою доступность для искателей. Возможно, что так в Махарши проявлялась объективная совесть по Гурджиеву – чувство ответственности (или даже долга) перед теми, кто ищет Истину. Уникальность Раманы Махарши проявилась в ситуации, когда его присутствие открывалось людям самым волшебным и мистическим образом, и тогда они могли прийти к нему и получить то, в чем нуждались. А деятельная натура того же Гурджиева требовала постоянных перемен, движения, в котором он вольно или невольно все время и находился. Так что каждый получает те условия для реализации и выполнения Работы, которые ему подходят лучше всего. Но далеко не все оказываются способными использовать их в полной мере.

Появление сначала последователей вынудило Махарши что-то им давать, отвечать на вопросы, давать пояснения и рекомендации. Так последователи постепенно становились учениками, а Махарши начал превращаться в Учителя.

4

Учение Махарши принято сводить к адвайте, по принципу «понять – значит упростить». То, что мистик может не быть одномерным, большинству поклонников Махарши попросту не приходит в голову. Точно так же многим искателям трудно принять многомерность Истины, разные положения и проявления которой кажутся им взаимоисключающими. Тогда их умы их начинают протестовать против соединения того, что с точки зрения их одномерного опыта является несоединимым, и тогда же ревностные искатели ищут «правильного» объяснения тех положений учения, которое вызывает у них непонимание и дискомфорт. Так было не только с Махарши, так бывает почти со всеми Мастерами и Учителями, которые сознательно не уплощают свое послание для того, чтобы оно могло быть воспринято самыми плоскими умами.

С Махарши поступили таким образом: все, что он говорил о Боге или богах, считалось проявлением его милосердия по отношению к очередному безграмотному тамильскому последователю, задавшему вопрос. Дескать, ответа, в котором речь не шла бы о Боге, несчастный тамилец все равно не понял бы, вот любимый Бхагаван и говорил с ним на его уровне. Поистине, эго учеников тем больше, чем больше известность их учителя. Трудно принять тот факт, что есть разные уровни восприятия и Бога, и Реальности. Гораздо легче сосредоточиться только на одном из них, объявив для пущей простоты избранный тобой аспект Истины абсолютным, окончательным и единственно верным. И тогда наш любимый Рамана говорит глупым людям достойные их глупости, а нам, умным и все понимающим ученикам, проповедует чистую Истину в виде адвайты.

Есть и другой подход в том, как упростить и извратить слова Мастера. Вот прекрасный пример того, как это делается, взятый мной из книги «Гуру Вачака Коваи». В ней собраны устные наставления Раманы, причем текст был проверен и исправлен самим Махарши. Но людям кажется этого мало, и они сочиняют свои комментарии, в которых как бы делают текст более понятным.

«512. Несмотря на то, что недвойственное знание труднодостижимо, задача облегчается, когда сильна истинная любовь к Стопам Господа (Шивы), поскольку тогда проистекает Его Милость, Свет, рассеивающий неведение.

513. С любовью укрепив в Сердце Стопы Господа, возможно разорвать оковы заблуждения и, таким образом положив конец связанности, созерцать истинный Свет высшего знания, расцвет собственного Сердца-лотоса».

И вот как комментирует этот отрывок некто Майкл Джеймс: «Здесь читателям следует помнить о том, что в учении Шри Бхагавана словами „Стопы Господа“, „Милость“ и т. д. обозначается только истинное „Я“». То есть, по его мнению, Махарши был либо настолько загадочен, либо настолько неадекватен, что не мог прямо сказать об истинном «Я», и потому приплетает сюда Бога Шиву? Ну конечно, как великий адвайтист может говорить о Боге, ведь это же нарушение принципа недвойственности! И грех, страшный грех. Поэтому все слова, которые не относятся к высшему «Я», мы будем считать относящимися к высшему «Я», чтобы запутать все смыслы, но сохранить светлый образ Махарши-адвайтиста. Между тем смысл вышеприведенной цитаты довольно прост: очень трудно (а я бы сказал – невозможно) прийти к недвойственности, не получив трансформирующий импульс Милости Бога. Поэтому через смирение и принятие, через стремление к Богу можно получить «Свет, рассеивающий неведение». Но адвайтистам невозможно принять наличие Сердца, любви и всего прочего, потому что они одержимы идеей недвойственности. И потому большинству из них не суждено стать мистиками, да и настоящими адвайтистами тоже.

Современные последователи адвайты никак не могут понять, что состояние переживания недвойственности есть всего лишь один из этапов на Пути взаимодействия с Богом и познания Его Истины. На суфийском Пути этап переживания недвойственности соответствует стадии исчезновения в Боге – стадии внутренней фана. Во время нее переживается то, к чему стремятся нынешние адвайтисты, – исчезновение разницы между внешним и внутренним, слияние с бесконечностью Бытия, отсутствие разграничения между собой и Богом, и в результате – отсутствие и Бога, и себя. Одно целое Бытие, одно общее пространство, без всяких разделений. Но потом в суфизме наступает стадия внутренней бака – обретения божественных атрибутов, но про нее адвайтисты никогда не слышали и потому склонны считать недвойственное восприятие мира наивысшим возможным достижением для человека. Со временем вырождается все – и адвайта не стала исключением из этого правила.

5

Махарши знал о Пути следования Богу, но считал, что это путь бхакти, то есть путь любви. Свое учение он относил к вичара – пути вопрошания, пути знания. Единственный метод, который Махарши предлагал людям, – задаться вопросом «Кто я?» и вложиться в это вопрошание настолько полно, насколько возможно. Сам по себе способ вопрошания призван обратить внимание человека внутрь себя, заодно загрузив ум вопросом, на который нет адекватного ответа. Получается сочетание дзенского коана (неразрешимого вопроса «Кто я?») с углубленным погружением внутрь, если, конечно, его удастся осуществить. Вопрошание должно остановить ум, а внимание, направленное внутрь себя, – позволить человеку приготовиться к получению импульса Милости, без которого никакое глубокое изменение восприятия невозможно. Надо понимать, что Махарши хоть и обладал знанием и видением Истины, но сам прошел уникальный Путь, который повторить кому-либо никак нельзя. На кого еще в шестнадцать лет снисходил импульс Милости? И кто потом все глубже и глубже погружался внутрь, познавая то, что невыразимо словами? Когда появилась необходимость учить людей, Махарши выбрал древнюю технику, которая могла сработать у того, кто готов был войти в нее целиком, без остатка. Придумывать что-либо еще он не видел смысла, поскольку не было у него такой задачи – ведь Махарши, как мы помним, был живым олицетворением практики недеяния. Но войти внутрь способом вопрошания без предварительной подготовки внимания и взращивания силы осознания – очень трудно. А вопрос «Кто я?» – без умения сосредотачиваться и держать внимание на нем, ни на что не отвлекаясь, – просто болтается в уме, переставая оказывать на него хоть какое-то действие через некоторое время. Поэтому мы не знаем историй о том, как эта практика помогла кому-нибудь прийти к осознанию высшего «Я». Мне, по крайней мере, такие случаи не известны. Гораздо больше историй связаны с тем, как разговор с Махарши менял человека и тот начинал иначе видеть мир и ощущал себя по-другому. Были еще люди, которые медитировали в присутствии Раманы и продвигались внутрь. Так как они росли и получали внутренний опыт, у них появлялось более глубокое понимание и учения Бхагавана, и самих себя. Отсюда пошли разговоры о том, что Махарши, видите ли, обучает молчанием, поскольку он молчит, пока они медитируют, вот и все. На деле Махарши обучал людей, как и все – словами, притчами или собственным примером. Его присутствие производило воздействие на людей, позволяя им быстрее продвигаться внутрь себя и взращивать осознанность. Но воздействие и обучение – разные вещи.

Рамана Махарши был мистиком, достигшим вне всяких школ и даже, я бы сказал, вне всяких Путей. Его учителем была Аруначала – так он сам говорил. А если учесть, что Аруначала, по индийским верованиям, является воплощением Господа Шивы, то и учил его сам Господь. Хотя первый импульс Милости был получен им вне Аруначалы, от этого ничего не меняется. Проведя годы в уединении и безмолвии, позже Махарши столкнулся с необходимостью облекать свой опыт в слова и стал читать священные книги индусов. Там он нашел необходимую терминологию и даже описание опыта, подобного своему. Его опыт был ближе всего к учению адвайты, и Махарши частенько говорил на ее языке. По сути, никакого особенного послания у Махарши не было, ведь учить он начал практически вынужденно. А там ему уже пришлось подбирать слова для выражения своего опыта и заниматься его осмыслением. Так он стал гуру адвайты, хотя на деле Махарши был куда более многогранным мистиком.

6

Только внутри себя можно обнаружить дверь к Богу, и только идя внутрь, можно познать свою суть. Погружаясь внутрь, становясь все более осознанным, человек обнаруживает, что начинает исчезать, а Бог, наоборот, проявляет Себя все сильнее. Поэтому Махарши стремился направить любого вопрошающего внутрь, к познанию и переживанию своей сути – что бы это ни значило. В качестве цели использовалось понятие Самости или высшего «Я», к осознанию которого должен был стремиться искатель. Подразумевалось, что истинное «Я» – это Атман, который представляет собой чистое, лишенное атрибутов Сознание, пронизывающее собой все на свете. Но Атман у Махарши тождественен Богу, и тут начинается путаница, в какую обычно попадают все мистики, пытающиеся объединять все понятия вообще, чтобы выразить невыразимое. Разговоры на тему Бога у Махарши обычно заканчивались утверждением, что все есть Бог и «в Божественной Полноте отдельного от Бога „всего“ нет. Только Он на самом деле ЕСТЬ» («Будь тем, кто ты есть»). Это высказывание, безусловно, и истинно, и упрощено. Толку от подобных слов для искателей не много, хотя они и выражают один из аспектов высшего опыта. Возможно, в силу «бесполезности» идеи Бога для пропаганды недвойственности современные адвайтисты выбросили ее совсем.

Рамана Махарши стал иконой современных адвайтистов, которые довели адвайту до полной деградации. Для начала они избавились от Бога. Теперь недвойственное восприятие есть дело сознания, которое существует само по себе, и все. Я бы сказал, что большинство известных мне нынешних учителей адвайты – скрытые атеисты. Кроме того, теперь весь поиск состояния недвойственного восприятия полностью перемещен в сферу ума. Махарши постоянно говорит о Сердце, в которое должен погрузиться искатель, но в нынешней адвайте никакого Сердца нет и в помине. Современные учителя адвайты вообще не знают, что такое внутреннее пространство человека, и говорят только о том, что нужно отказаться от шаблонов ума, мыслей об отделенности себя от всего и о прочем в том же духе. Они, подобно Кришнамурти, описывают состояние недвойственного восприятия – того, каким, по их мнению, оно должно быть, – и на этом, собственно, и останавливаются. Они призывают просто осознать источник своих мыслей здесь и сейчас, устраивая беседы, на которых своими ответами на вопросы страждущих как бы толкают их внутрь, к осознанию сознания. Они пытаются сотворить чудо поворота собеседника внутрь, но все воздействие производится только на уровне ума, потому что уровня бытия Махарши ни у кого из них нет. От практики вопрошания «Кто я?» они тоже отказались, поскольку за прошедшие годы она не принесла видимых результатов. Некоторые из них говорят об осознанности – как правило, довольно неубедительно. В описании состояния недвойственного восприятия они повторяют одни и те же формулы, уже превратившиеся в штампы, и практикуют один и тот же подход к общению с людьми – проводя встречи, на которых отвечают на вопросы. Когда они отвечают в пределах своих излюбленных формул, то все звучит вторично, но не очень глупо; если же им задают вопрос, требующий выхода за рамки привычных тем, то чаще всего мы видим отсутствие даже житейской мудрости, не говоря уже о видении Истины. Люди ходят на эти встречи с двумя целями: во-первых, увидеть живого просветленного, а во-вторых, самим обрести просветление с минимальными усилиями. Но нынешние учителя адвайты даже не приближались к просветлению, поэтому и первая, и вторая цели для посетителей этих сатсангов и даршанов недостижимы. Но они получают накачку ума определенными идеями, и какое-то время им удается удерживать несколько иное отношение к миру, чем было до этого. Происходит этакое самовнушение – наслушавшись красивых слов про то, как надо относиться к миру и себе, человек удерживает его в своем уме сколько может, потом все возвращается на круги своя, и тогда нужно идти на новую встречу за новой «подкачкой» ума. Только поэтому нынешние адвайтисты могут проводить свои встречи по несколько раз в неделю, ведь, чтобы удерживать ум в как бы недвойственном восприятии, их последователям требуется повторная «подкачка» ума теми же идеями. А если учитель еще обладает большой харизмой, то это уже двойное удовольствие.

Рамана Махарши был идеальным, настоящим святым. Мистические и чудесные события вокруг него происходили, эффект его присутствия был сильным и очевидным. И ничего плохого сказать о нем не может никто. Нельзя сказать и о том, была ли выполнена миссия Махарши, потому что никакой миссии у него не было. Он достиг того, чего достиг, и сделал то, что сделал. В этом есть своя красота и свое величие. Его судьба тоже уникальна, больше тут ничего не скажешь. А что касается адвайты – всегда есть надежда, что появится еще один мистик, еще один настоящий святой, который вдохнет в нее новую жизнь. Как Махарши в свое время появился из ниоткуда, так, возможно, придет кто-то еще и разъяснит истинный Путь к тому состоянию, которое сейчас продается как продукт деятельности ума, а не следствие произошедшей духовной трансформации. Но все это, как говорится, в руках Господа, и тем, кто ищет состояния недвойственного восприятия, я советовал бы об этом помнить.

Загадка Георгия Гурджиева

1

Писать о Гурджиеве – дело и благодарное, и неблагодарное одновременно. С одной стороны, можно строить разные теории и предположения о том, где он получил знание, которому учил, и по-всякому трактовать его действия и противоречивые поступки. С другой стороны, понять, что же собой представлял Гурджиев, – задача трудная, а может быть, понять мотивы и причины его действий нам просто невозможно. Одним он представляется шарлатаном со способностями, умело дурачившим людей, другим – великим Учителем, у которого, однако, учиться было довольно нелегко. В промежутке между двумя этими полярными мнениями располагается множество вариаций, сочетающих в себе отдельные элементы их обоих.

Воспоминания, написанные учениками Гурджиева, страдают предвзятостью взгляда, как бы их авторы ни стремились писать объективно. Каждый хочет что-то спрятать – причем не обязательно о себе, хотя и о себе тоже, – но о Гурджиеве. То, что авторы воспоминаний не могут принять или понять, то, чего авторы стесняются, покрывается пеленой недосказанности и умолчания.