Помоги проекту - поделись книгой:
— Но вы же понимаете, принцесса Вивиан, что к таким важным событиям нужно готовиться заранее. Мы бы хотели начать подготовку ко дню рождения. Ведь как только у вас появятся признаки безумия, нам предстоит организовать празднества, а потом и коронацию!
Укор, снова укор во взгляде. Не везет мне сегодня.
— Прошу прощения.
Я прикрыла глаза. Я больше не могу это обсуждать. Я больше не могу об этом думать. Я больше не могу так жить.
— Ну что вы, мы все понимаем, принцесса.
Неужели!
В памяти всплыл резной нож моего отца. Пальцы защекотало приятное ощущение его рукояти, но я заставила себя вернуться к происходящему. К счастью, ирриори перестали меня разглядывать. Решив, что мы обсудим мой день рождения в следующий раз, они потеряли интерес к беседе, и я посчитала это окончанием нашей встречи. Выдавив из себя положенную улыбку, я направилась к выходу. По мере приближения к двери, я ускорила шаг, чувствуя, что Трой поднялся со стула и двигается следом. Захлопнув дверь, я, как ребенок, побежала по коридору, пытаясь спрятаться от него и получить несколько незаслуженных минут одиночества. Задрав юбку, я бежала на цыпочках, стараясь не стучать каблуками. Свернув за угол, я понеслась вверх по лестнице, прыгая через ступеньку и воровато оглядываясь назад. Как глупо, как безнадежно глупо. Как будто он не сможет найти меня здесь.
Через несколько пролетов лестница сузилась. Здесь уже не было окон, и влажная, холодная темнота облизала мои руки. Наощупь, я добралась до самого верха и отодвинула деревянную панель, за которой скрывалось зарешеченное окно. Когда я опустилась на колени и приникла лицом к грубому металлу, ветер просочился сквозь решетку и растрепал мои волосы. Из этого окна открывался красивый вид на Лиивиту. Замок располагался на холме, который, с одной стороны, нависал над морем, а с другой — неровным зеленым склоном спускался в город. Отсюда я видела путь в город: море зелени, рассеченное широкой подъездной дорогой, а за ним, в низине, дома разных цветов и размеров, как загогулины на пестрой ткани. Свобода.
Я часто забиралась сюда и представляла себе жизнь за пределами замка. Обычные события, насущные проблемы, простые, счастливые люди. Иногда я представляла себя играющей во дворе около уютного дома с синей резной дверью. В этих мечтах у меня были друзья и даже братья и сестры. Иногда я мечтала о семье, о забавной дочке с мягкими, рыжими кудряшками. Иногда я просто смотрела в окно, потому что только здесь у меня получалось ни о чем не думать.
Я не знала, сколько времени просидела у окна. Глаза слезились от ветра, а колени нестерпимо ныли. Неохотно поднявшись, я вернула панель на место и начала спускаться вниз.
Трой ждал меня внизу, прислонившись к перилам. Я почувствовала, как желчь закипает и поднимается во мне, грозясь выплеснуться наружу. Неужели он преследует меня, потому что думает, что я сбегу? Куда я могу сбежать? Я остановилась прямо перед ним, вызывающе глядя в его карие глаза. Он не сдвинулся с места. Мы стояли так близко, что наше дыхание смешалось, его тепло обволакивало меня. В нашем противостоянии почти всегда выигрывал он. Я не выдерживала интенсивности его взгляда, моргала и отводила глаза. Но сегодня отступил Трой. Он отвел взгляд и рассеянно провел рукой по темным волосам.
— Тебя зовет отец.
Мое сердце подпрыгнуло. Неужели отец действительно меня позвал? Но почему же он послал Троя, а не слугу? Силясь скрыть радость, я кивнула и, с трудом сдерживая шаг, понеслась по коридору.
— Папа, ты звал меня? Я здесь.
Он сидел в кресле с открытой книгой на коленях. Скользнув по мне взглядом, отец сразу повернулся к Трою и наклонился вперед.
— Я звал ее? — вопросительно прошептал он, как будто всерьез ожидал, что, стоя совсем рядом, я не услышу их разговора.
Слова застыли в горле колючим песком. С чего же я решила, что в этот раз хоть что-то изменится?
— Диин, ты хотел поговорить с Ви об ее дне рождения.
— Я? Хотел? Ви? — Отец кисло улыбнулся мне. — С днем рождения!
— Спасибо, папа. — Мои слова прозвучали, как рыдание.
— Диин, ты неправильно понял. До дня рождения Ви еще несколько месяцев, — невозмутимо пояснил Трой. — Ты хотел поговорить с ней о подготовке к празднествам.
Отец повернулся ко мне со строгим выражением лица.
— Ты начала готовиться, Ви? Твой день рождения — это важное событие для Лиивиты! Делай то, что велит Трой.
И почему я ловилась на это каждый раз? Почему я каждое утро лелеяла в себе надежду, что сегодня что-то изменится, и отец предпочтет меня Трою? И почему друат так жесток ко мне?
— Конечно, папа, я во всем слушаюсь Троя. Увидимся за ужином. Надеюсь, что друат подавится моим сарказмом.
Отец меня не звал и не помнил. С Троем он иногда был собой, а вот со мной — нет. И что же это за безумие, которое вытравило меня из памяти моего отца и заполнило ее этим чужим мужчиной?
Игнорируя попытки Троя продолжить разговор, я покинула покои отца.
До ужина я занималась делами. В соответствии с законами Лиивиты, королевством правил либо сам король при помощи ирриори, либо, когда это становилось невозможным, его наследник или наследница вместе с ирриори и друатом. Перепланировка часовни замка, указы, составленные ирриори и присланные на мое рассмотрение, бесконечные счета и письма, письма, письма. Даже рассортированное секретарем, все это занимало уйму времени.
"Великая принцесса Вивиан! Не могли бы вы почтить своим присутствием благословение моей новорожденной дочери…"
"…Защитите ли Вы нас, как нас уже много лет защищает ваш великий отец…"
"…с нетерпением ожидаем Вашей коронации…"
"…Ведь вам же уже почти 26 лет? Пришло ли к Вам безумие? Мы очень волнуемся…"
К каждому письму прилагался написанный секретарем ответ. Мне полагалось либо подписать его, либо сообщить секретарю о необходимых изменениях. Я отложила письма и со вздохом потерла виски. Мне внезапно захотелось сделать что-то необычное, что-то, что нарушит предсказуемое течение дней. Я разорвала написанный секретарем ответ и обмакнула перо в чернила.
"… Я поздравляю Вас с рождением Вашей дочери и с удовольствием присоединюсь к Вашему семейному празднику благословения…"
Что теперь начнется! Ирриори и друат будут плеваться от злости. "Если вы сделаете это для одной семьи, то и остальные захотят…", "народ разгневается…", "…никому не будет от этого лучше…"
Вот и отлично.
Когда я вышла к ужину, отец с Троем уже сидели за столом и о чем-то разговаривали. Отец улыбался, но как только увидел меня, тут же опустил глаза и сосредоточился на еде. Однако сегодня я уже достигла предела расстроенных чувств, поэтому философски пожала плечами.
— Можете притвориться, что меня здесь нет.
Не обращая на мужчин никакого внимания, я начала размазывать плов по тарелке.
Тем вечером, лежа в постели, я попыталась разобраться в своих чувствах, но озарение не приходило. Сколько бы я не признавалась себе, что потеряла отца навсегда, легче от этого не становилось. Когда я видела его с Троем, я кипела от негодования, но в то же время меня мучала зависть. Каково это: передать свою судьбу в руки другого человека и больше ни о чем не волноваться? Ловить его взглядом, трепетать от его похвалы и во всем, абсолютно во всем ему доверять?
Я попыталась представить себя на месте отца, во всем зависящей от Троя, проводящей с ним дни, вечера. Почему-то эта мысль взбудоражила меня, и я раздраженно тряхнула головой. У меня еще есть время разобраться с моим будущим. Как только я стану королевой, отцу больше не понадобится друат, и Трой покинет замок. Какое-то время я буду править одна, пока мне самой не потребуется друат. Как только Трой уедет, я постараюсь что-нибудь придумать, чтобы сблизиться с отцом. А когда безумие поглотит меня до конца, то мне уже будет все равно.
Я так устала. До слез, до полного опустошения, до зубного скрежета. Столько отчаяния и печали, которые пытались вырваться куда-то и не находили пути. А ведь это был всего лишь один, вполне обычный день.
Глава 2
Лиивита — восхитительное королевство с богатой, чувствительной природой, скрывающей в себе больше секретов, чем доступно человеческому воображению. Четыре раза в год королевская семья отправлялась в путешествие, которое называли "открытием сезона". Оно было открытием сезонов в самом прямом смысле. В первый день зимы мы проезжали по дорогам в белой карете, и это предвещало начало снегопадов, которые окутывали землю теплым пушистым покровом. В первый день весны мы отправлялись в путь в синей карете с привязанными к ней разноцветными лентами. Вскоре робкое весеннее солнце распаляло землю, извлекая из нее первые зеленые ростки. В первый день лета наша карета была зеленой, и мы подолгу останавливались в городах и бросали монеты в толпу приветствовавших нас жителей, благословляя их грядущий урожай. Первый день осени мы встречали в красной карете, бросая на опустошенную, дремлющую землю символические горсти питательных кристаллов.
Каждый раз мы отправлялись по разным дорогам, и наше путешествие длилось три дня. Когда я смотрела вокруг из окна кареты, я верила, что все происходящее со мной не напрасно, что эта земля действительно живая и дышит, и плачет вместе с нами, наполняясь энергией и силой. Само собой, доказать правдивость этой легенды было невозможно, но глядя на многоцветие весны и на сонное спокойствие зимы, я верила в нее. Верила я и в то, что наши путешествия действительно меняли сезоны из-за какого-то таинственного слияния жизней монархов Лиивиты с душой земли.
Так было всегда, таков был путь моей семьи.
Мой дед, Арн Риссольди, проявил признаки безумия через несколько дней после 25-летия, и менее чем через год после его коронации у него уже подрастал сын, Диин. Мой отец последовал по стопам остальных королей Лиивиты. Подрастая, он помогал своему отцу править живой землей, но вскоре его помощи стало недостаточно, и тогда у Арна появился друат. Через неделю после своего 25-летия, Диин объявил ирриори о том, что был благословлен первыми признаками безумия, и тогда королевство было передано в его умелые руки. Друат его деда помог Диину взойти на трон, а потом покинул королевство. После коронации Диина, ирриори свели его с избранной ими женщиной, и тогда родилась я. В соответствии с традициями Лиивиты, личность матери держали в секрете. Женитьбы и замужества не приветствовались. Более того, они не входили в список разрешенных монархам "развлечений".
Я почти не помнила дедушку и его друата. Они были частью моего раннего детства, беззаботного и очень короткого. В возрасте 56 лет Арн задремал на балконе безумия в полном одиночестве. Когда слуги пришли будить его к обеду, его уже не было на месте. Поиски были тщательными, но не особо продолжительными, так как большинство королей заканчивали свою жизнь именно так — пропадая без следа, посреди дня, в окружении слуг, вскоре после коронации следующего монарха. Все это добавляло легенде особую напряженность, так как никто не знал, в чем именно состоял смысл безумия, на которое были обречены мои предки и будущие поколения. Никто, ни отец, ни Трой, ни ирриори, не рассказывали мне об этом. Даже слуги, обычно щедрые на сплетни, молчали на этот счет.
Нормальное созревание, соответствующее развитие и достойное поведение — вот и все, что требовалось от меня в первые 25 лет моей жизни в замке. Я должна была быть надежной опорой моего отца, помогать ему вести дела королевства, слушаться друата и не афишировать свои любовные связи.
Моя борьба с Троем длилась уже почти семь лет. До этого я справлялась сама при помощи ирриори. Ну, то есть как справлялась… Скажем так: я пыталась справиться и решительно отрицала очевидное — что без друата мне уже не обойтись. Внимание отца ускользало, ему было все труднее сосредоточиться на событиях дня, и я не могла с ним справиться. Обычно друаты у королей появлялись намного раньше, и ирриори давили на меня.
И тогда в замке появился Трой. Ирриори Лиивиты выбрали его и послали к нам с отцом для "проверки совместимости".
Во время интервью отец долго и внимательно разглядывал Троя, что было необычно для него, уже в то время. Обычно его внимание не застревало ни на чем дольше нескольких секунд. Потом он покачал головой, улыбнулся и сказал что-то бессвязное, из чего я поняла только "надо же". Какое-то время я молчала, удивляясь поведению отца и перебирая в голове возможные вопросы, а потом задала самый наболевший.
— Зачем вам эта должность?
Я ожидала, что Трой начнет спорить и объяснять что-то о почете и о том, что нет ничего важнее, чем заботиться о короле Лиивиты. Но ответ Троя сбил меня с толку.
— Безумие относительно, Ви.
Во-первых, только отец называл меня "Ви", для остальных я была принцесса Вивиан или Ее Высочество. Во-вторых, что значит "безумие относительно"? О чем я и не преминула спросить, от удивления забыв отругать его за "Ви".
Трой пожал плечами. — То и значит. То, что для одного человека является безумием, для другого — реальность. Сначала докажи мне, в чем состоит реальность, и тогда мы будем спорить о том, где лежит граница безумия.
Я даже не попыталась скрыть гневный румянец и закипающие слезы.
— Да как вы смеете! — Не принимая его обращения на "ты", я показала рукой на моего отца, который к тому моменту уже отбыл в свой мир и, склонив голову, шептал что-то с полуприкрытыми глазами. — Не надо дразнить меня пустой философией. В этом замке вам предстоит жить в реальности, а не в придуманном мире.
От моего крика отец дернулся и, улыбнувшись, сказал: — Добро пожаловать в замок, Трой!
— Спасибо, Диин, — ответил тот, не обращая внимания на то, что в зале еще висело чуть слышное эхо моего гневного голоса. — Уверен, что мы с Ви найдем общий язык.
Общего языка мы так и не нашли. Нам приходилось вместе работать, обсуждать дела замка, поездки, мероприятия. Письменный стол Троя поставили в моем кабинете, так как, по его словам, ответственность за все дела в замке теперь лежала на нас. Так и началась наша игра, ежедневная, предсказуемая, болезненная. Это была моя жизнь, моя боль, и он вписался в нее лучше меня самой. До меня Трою не было никакого дела, а вот отец… Он отнял у меня отца.
С появлением Троя в замке отец как будто ожил. Если раньше мы все делали вместе, то теперь он все больше времени проводил с друатом. Согласно легендам Лиивиты, связь между безумными монархами и их друатами была почти магической, и иногда я верила в это. Чем больше отец привязывался к Трою, тем больше отдалялся от меня. Я пыталась противиться этому, привязывая отца к себе ежедневными ритуалами, но быстро заметила, что они уже не доставляют ему такого удовольствия, как раньше. Он торопливо слушал мое чтение и, жалуясь на усталость, просил позвать к нему Троя. Когда тот приходил, отец оживлялся и, косясь на меня, говорил что-то типа: "Я хочу поговорить с тобой, Трой, мне нужен совет…" или "Я тут кое-что видел…". Трой показывал на меня глазами, и отец замолкал, а я слепла от злости. Никакие крики и угрозы не помогали. У меня не было доступа к их таинственным секретам.
Постепенно отец перестал заговаривать при мне о делах и только многозначительно смотрел на Троя, намекая, что им нужно что-то обсудить наедине. Конечно же, я пыталась их подслушать, причем не раз, но у меня ничего не вышло. Пару раз меня поймали за этим постыдным занятием, и воспоминания о том, с каким презрением смотрел на меня Трой, до сих пор посещают меня ночами.
Поняв, что я не смогу проникнуть в их тайны, я впала в неистовство. Я не люблю вспоминать об этом времени, потому что … не люблю. Меня сломали. Я продержалась три бесконечных, болезненных года, заполненных бесполезными побегами, хриплым криком, ультиматумами и слезами. Я требовала, чтобы мне рассказали, что меня ждет, зачем живой земле мой разум, что именно случилось с отцом и дедом, но мне никто не отвечал. Снисходительные улыбки и жалость — вот и все, чего я добилась за те пустые годы. Я сбегала — меня находили еще до того, как я покидала границы наших владений. Я устраивала голодовки — меня игнорировали и, в конце концов, я сама не выдерживала. Я грозилась покончить с собой — меня запирали в комнате с кучей книг. Я умоляла слуг и придворных о помощи, но они тут же выдавали меня Трою. Мне хотелось ненавидеть их за это, но я не могла: ведь они защищали себя. Так как будущее живой земли зависело от меня, то отпускать меня никто не собирался. Приторная вежливость придворных надежно скрывала любое чувство вины.
Итак, меня сломали. Если хотите, то судите меня. Презирайте меня. Но задумайтесь: а если бы вам пришлось жить в непроницаемой клетке замка в ожидании дня, когда мифическая земля заберет у вас разум?
После трех лет терпения отец спросил меня за завтраком: — Не могла бы ты вести себя достойно?
Вот тогда я и сломалась. Поняла, что мне не сбежать, не скрыться, и что мне оставалось только выжидать и наблюдать до того момента, когда я смогу изменить свою судьбу.
Само собой, я продолжала бунтовать по мелочам. Я пыталась сломить Троя, заставить его обратить на меня внимание и раскрыть их секреты. Я игнорировала его, относилась к нему с презрением и злобой, но это не помогло. Тогда я изменила тактику и попыталась его соблазнить. Хотя с тех пор прошло более пяти лет, я стараюсь не вспоминать об этом ужасе. Я была так уверена в своем успехе! Я смеялась при мысли о том, как подчиню его своей воле и не подпущу к отцу. Я представляла себе, как Трой лежит привязанным к моей кровати, пока мы с отцом восстанавливаем наши прежние понимание и близость. В то время у моего отца еще были периоды, когда он не был замкнут в себе. Но даже в самые светлые моменты он предпочитал компанию Троя.
Я наряжалась в откровенные наряды, гладила грудь друата, облизывала губы, говорила с придыханием. Я методично отмечала все брошенные на меня взгляды, следила за его вздохами и зрачками. Надо отдать Трою должное: он никогда не воспользовался ситуацией. А ведь мог бы, так как я вела себя ужасно. Настойчиво, непристойно, бесстыдно… и бессмысленно. Может, это и было началом моего безумия?
Трой оставался неизменно вежлив, и когда я приближалась к нему слишком близко, он делал осторожный шаг назад. Он не отвечал на мои непристойные намеки и старался не оставаться со мной наедине. Слуги шептались о его любовницах, но он никогда не приводил их в замок. Друат полностью принадлежал королю, и ничто не должно было нарушать существующей между ними связи.
В какой-то момент мне показалось, что Трой дал слабину, что его взгляд стал слишком часто останавливаться на моих губах. Тогда я решила пойти на решительный шаг. Служанка вызвала ко мне одну из самых прогрессивных портних Лиивиты. Через три дня я надела на королевский час нечто совершенно феерическое: платье, сшитое из множества скрученных шелковых жгутов, между которыми была видна обнаженная кожа. Когда я увидела свое отражение в зеркале, я обмерла от страха, но потом представила лицо Троя и, выпив для смелости бокал вина, направилась в кабинет отца.
— Королевский час, папа! — объявила я, открывая дверь.
Отец, как всегда, сидел в своем кресле, а Трой стоял рядом с ним. Задыхаясь от волнения, я смотрела на Троя, пытаясь уловить его реакцию, но его лицо осталось невозмутимым.
— Боги милостивые! — воскликнул отец. — Что с тобой сделали?
— Это платье по новой моде, — тихо выдавила я. Направляясь к ним, я надеялась, что увижу, как Трой побледнеет, потеряет контроль над собой, ну или хоть как-то отреагирует. Как мужчина на женщину. Как мужчина, полный тайного желания. Когда этого не случилось, моя уверенность в себе улетучилась. — Если тебе не нравится, я могу переодеться, — всхлипнула я, глядя на отца.
— Какое же это платье?! Больше похоже не комок веревок. Трой, почему ты позволяешь ей так себя вести?
Трой не ответил, все так же пристально глядя на меня. Я умудрилась не показать им своего разочарования и, развернувшись, гордо направилась к себе.
Стараясь сдержать слезы, я переоделась и снова вернулась в кабинет отца. До королевского часа оставалось 10 минут. Дверь была приоткрыта, и мне были слышны их голоса. Не исключаю, что мне предназначено было услышать их разговор. Иначе зачем они оставили дверь открытой? Возможность подслушать представлялась очень редко, поэтому я сняла туфли и подкралась поближе к кабинету.
— И что ты собираешься делать? — Это был голос отца.
— Буду продолжать все, как сейчас. Надеюсь, что ей скоро надоест.
— А если не надоест? Она уже несколько месяцев тебя изводит своими заигрываниями.
— Тогда попросим ирриори найти ей любовника.
— Попроси их об этом сейчас!
— Хорошо, я поговорю с ними завтра утром, Диин. У тебя есть какие-нибудь предпочтения?
— Я-то тут причем?! — фыркнул отец. — Пусть ирриори выберут кого-нибудь, кто понравится Ви, чтобы она от тебя отвязалась. Если ты ей настолько нравишься, то пусть найдут ей мужчину, похожего на тебя.
— Я уже сказал, что не думаю, что я ей на самом деле нравлюсь. Она пытается повлиять на меня, чтобы ты обратил на нее внимание.
— Какая разница, почему, но она не дает тебе прохода. На всякий случай, запирай свою спальню на ночь. С нее станется к тебе влезть.
В тот момент я заметила, что в мои легкие уже почти не поступает кислорода. Горло сжалось от болезненного спазма, и перед глазами замелькали мушки. Невыразимый, тошнотный стыд согнул меня пополам, и я беззвучно упала на колени, привалившись к стене. Отец. Отец, а не Трой, оскорбил меня. Единственный человек в мире, которого я любила, встал на сторону моего врага.
Следующие два дня я провела в постели, сославшись на недомогание. Я пыталась заплакать, но не могла. Я переживала этот разговор снова и снова и с силой зажмуривала сухие глаза, молясь, чтобы подслушанные слова стерлись с моей памяти.
"С нее станется к тебе влезть", "пусть ирриори выберут кого-нибудь, кто понравится Ви, чтобы она от тебя отвязалась"… Моя память не торопилась избавляться от этих слов и настойчиво проигрывала их снова и снова.
Не дождавшись облегчения, на третий день я оделась и вышла к завтраку, стараясь вести себя как обычно. В тот день на королевский час пришло подозрительное число молодых привлекательных мужчин, большинство которых были темноглазыми брюнетами. Мне хотелось смеяться, но я знала, что если позволю себе это, то смех бесконтрольно превратится в слезы. Поэтому я приняла их ухаживания с благосклонной улыбкой и на следующее утро проснулась в компании моего самого первого любовника — приветливого блондина, который, поцеловав меня на прощание, сказал:
— Для меня это огромная честь, принцесса Вивиан.
Когда он ушел, меня долго тошнило и трясло, как в лихорадке. Я заставила служанку приготовить мне горячую ванну с маслами и долго смывала с себя прикосновения этого случайного мужчины, пока моя кожа не стала красной и болезненной.
Какая "огромная честь" — обесчестить принцессу. Его семья может им гордиться, он верно послужил короне. Надеюсь, что все остались довольны.
В тот день я впервые поняла, что не боюсь моего будущего, так как мало что могло быть хуже моего настоящего.
Через два дня после этого памятного события ирриори пришли в замок на нашу обычную встречу.
Поделиться книгой: