И хотя многие историки считают, что Русь «в тесном смысле слова» — то есть первое государственное образование в Поднепровье, созданное князьями Рюрикова дома и их русами — дало наименование всему этому региону, не все с этим согласны. Лингвисты указывают, что слова «рус» и «рос» внутри русского языка не переходят друг в друга, и термин «рос» пришел в русский язык со стороны [Попов, 1973, с. 53–54]. Древнерусское название реки Рось писалось как Ръсь, а ее население звалось поршанами, о чем говорил еще В. Н. Татищев [Петрухин, Раевский, 1998, с. 256]. Поэтому поселившаяся в IX веке в Поднепровье русь не могла способствовать своим пребыванием образованию здесь топонимов с корнем «рос». Эти топонимы старше летописной руси, и корнями своими уходят в иранский мир, который отчасти стал раннеславянским — антским. А уж тот распространился вплоть до Подунавья, о чем мы говорили выше. В Поднепровье же осталась Рось Днепровская. И случайно ли то, что на нее потом наложилась Киевская Русь — это отдельный вопрос!
Обратим внимание еще на один любопытный факт. Сарматское (аланское) происхождение имеет тамга киевских князей — «Знак Рюриковичей», ныне ставший государственным гербом Украины под наименованием «тризуб». Большинство историков трактует его как символическое изображение сокола. Это правильно: Рюрик — Рерик — Рарок — это «сокол» в скандинавских языках, но и в польском, и в чешском, и в словацком (то есть в западнославянском) — тоже! Однако этот знак еще в начале I тысячелетия н. э. был широко известен на восточных землях Северного Причерноморья, населенных аланами. Это случайное совпадение, или нет? Может быть, он много старше, чем род Рюрика? И вообще имеет «местное» приднепровское происхождение? Тут есть, над чем задуматься. Дело в том, что иранское божество Веретрагна — воплощение духа огня — тоже имел своей инкарнацией сокола [Мифы народов Мира, т. 2, с. 368]. Так, спрашивается, кто, когда и куда занес этот символ: рюриковские русы на Днепр, или днепровские росы на север, в том числе и западнославянский, и варяжский?
КОМУ ЧТО НРАВИТСЯ ПОНИМАТЬПОД ИМЕНЕМ РОС ИЛИ РУС?С IX века в европейских письменных источниках, относящихся к географии Восточной и Центральной Европы, начали появляться упоминания о народе русь (русы) [Древняя Русь в свете зарубежных источников, 1999, с. 260 и далее]. При этом диапазон расселения руси оказывается чрезвычайно широким — от Северного моря до Азовского. Можно выделить несколько зон обитания какой-то руси. Две из них мы вкратце рассмотрели выше: днепровскую — антскую, «докиевскую», и нижнедунайскую — антскую, сербскую, хорватскую. А теперь, двинувшись из Подунавья на север, в Прибалтику, мы снова сталкиваемся с этнонимом русь или близкими ему, типа упомянутых выше — руги, руяне, раны и пр.
Это — случайность? В том смысле, что совершенно независимые народы по чисто случайным причинам носят одно название или хотя бы похожие по звучанию? Или схожесть этнонимов, да если она еще и подкреплена схожестью топонимов (названий местности), свидетельствует о действительно имевшем место в истории перемещения какого-то народа по разным территориям? Причем не обязательно, чтобы весь он целиком мигрировал с одной территории на другую. Часть его могла оставаться и на старых местах поселения, давая названия тем этносам, среди которых он жил. Понятно, что здесь у историков довольно богатый выбор вариантов и они обязаны искать такой, который окажется наиболее доказательным.
И тут многое зависит от того, какими соображениями руководствуется тот или иной историк. Предположим, он считает, что, как говорилось выше, словами рос, рус, руг, рут — в разные времена и у разных народов означали людей со светлым — относительно тех, кто их видел со стороны — цветом волос. Тогда такое «расползание» по огромной части Европы этнонимов и топонимов с этим корнем вовсе необязательно говорит о проживании во всех этих местах какого-то одного народа: это могли быть — и были — кто угодно! И переходить с одного народа на другой он тоже может с течением исторического времени. Такие примеры широко известны. Скажем, в Раффельштеттенском таможенном уставе — документе X века, регулирующим торговые отношения в Баварской восточной марке на Среднем Дунае — говорится о славянах, «приходящих от рутов или богемов» торговать на Дунай. Так вот, не только в этом, но и в других европейских средневековых документах русь очень часто продолжает называться ругами, богемами, что называется, «по привычке», хотя все давно знают, что на этих территориях живут славяне-русы, а не кто-нибудь другой [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 295–296]. В свою очередь, ведь сейчас никому не известно, почему предшествующие им германские ругии и кельтские рутены назывались именно так. Очень возможно, что с точки зрения более южных народов — греков, римлян — они тоже были «рыжими», светловолосыми. Но к славянам-русам они не имеют никакого отношения.
А вот пример еще более разительный. В средневековых германоязычных документах начиная с IX века распространяется этнический термин Ruzzi/Ruzi/Ruszi. В форме Ruzzi он встречается в таком известном источнике, как «Баварский географ» (конец IX века). Лингвисты же утверждают, что такая форма этого слова могла сложиться в немецких языках не позднее рубежа VI–VII веков [Назаренко, 1994, с. 29]. Спрашивается, кому он принадлежал? Обитателям Руси исторической, то есть нашей, Киевской? Но она-то, по всей совокупности документов — и византийских, и западноевропейских, и наших летописных — образовалась не раньше конца IX века! Именно тогда она обозначилась как государство! Так кто были те Ruzzi, которых знают южнонемецкие народы еще в VI веке? Для славян-русов, приходивших из Киевской Руси торговать на Дунай к границам Баварской марки — ой, рановато! Так что, скорее, правы те историки, которые, как и В. В. Седов, считают, что это южные русы, чей этноним восходит к иранским корням и которые двигались вверх по Дунаю под нажимом аваров еще в VI веке [Седов, 1995, с. 125].
Похоже, что в данном случае мы опять имеем дело с Русью Дунайской, и не той, которая была покорены уграми, как утверждает «Повесть временных лет» — то есть южнодунайской — а более северо-западной, Центральноевропейской. И это уже отдельное и достаточно раннее государственное образование, более раннее, чем наша родная Русь Поднепровская (Киевская). Честь открытия Дунайской Руси принадлежит в некотором смысле А. В. Назаренко. Исследовав большое количество германских источников, ученый доказал, что постоянно упоминающаяся в них славянская племенная группа руги — это русь, о чем мы только что говорили. Под термином rugi в западноевропейских письменных источниках X–XI веков всегда понимается русь. К сожалению, А. В. Назаренко недооценил важности своего открытия, почему-то решив, что речь идет о купцах из Киевской Руси. На самом деле, считает В. В. Седов, к мнению которого мы присоединяемся, руги-русь — это русы Среднего Подунавья, проживавшие на территории современных Австрии и Венгрии, потомки дошедшего в VII веке до Линца антского племени русь. «Русская» топонимика долгое время сохранялась и сохраняется сейчас в Нижней и Верхней Австрии, Штирии, окрестностях Зальцбурга и Регенсбурга. Это, по мнению В. В. Седова, является несомненным свидетельством проживания в этом регионе славянского населения, ассимилированного германцами в период с XI по XIV век.
А. В. Назаренко в своей статье «Имя «Русь» и его производные в немецких средневековых актах /IX–XIV вв./» с удивлением констатирует, при таком большом количестве сведений о Руси и Киеве «характерным примером «археологической немоты» является полное отсутствие монетных находок на торговом пути Киев — Краков — Прага — Регенсбург» [Назаренко, 1984, с. 86–87]. Сам же Назаренко считает, что этот путь активно эксплуатировался в IX веке [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 295–296]. Причем он отмечает, что в «Раффельштсттенском таможенном уставе» говорится о том, что «склавины из Ругии» явились в Баварскую восточную марку с севера, через перевалы в районе верховьев Влтавы. По его мнению, это объясняется тем, что в IX веке путь по Дунаю был перекрыт вторгшимися на Дунай венграми («черными уграми» русских летописей). Мы же вправе задаться вопросом: а было ли кому приходить торговать с востока в Баварскую марку из нашей, Киевской Руси, в IX веке? Ведь «наш» днепровский Киев в IX веке был еще пограничным захолустьем для германских государств Центральной Европы. Так что Киев, о котором говорят европейские документы — это вовсе не тот Киев и не та Русь. А вот с севера, действительно, было кому приходить, причем из разных земель с названием Русь. Например, из Ладожской и Новгородской. А может быть, еще и из той, из которой в это самое время Русь с Рюриком во главе была «приглашена» княжить в Новгороде? И может быть, Ругия в документах VIII–IX веков — или хотя бы в некоторых из них — остров Рюген?
Но все это относится к IX веку и к торговле. А можно ли себе представить, что только торговые люди дали основание для того количества топонимов с корнем «рус» в самой Баварской восточной марке и в непосредственной близости от нее? Приведем лишь несколько ярких примеров, хотя А. В. Назаренко собрал их намного больше.
Левый приток Дуная, река Гросс-Мюль, в средние века именовался Русская Мюль (Ruzische Muchel). Здесь же известен топоним Росдорф (Русская деревня).
Под 902 годом известен князь Русский Иосиф, который передал фрейзингенскому епископу местечко Стиввина (современный Steifern). Титул его: «vir venerabilis». [Weigt Н «Ortsnamenbuch». Wien 1964–1975, т. 1, с. 500]. Очевидно, это не князь Киевской Руси.
В документах Регенсбурга встречается интересная запись свидетеля: «Hartwik — habitans in regio Ruscie in civitate Chiebe dicta» — «Хартвик, живущий в стране Руссия в городе Киеве». Киевлянин был прихожанином регенсбургской церкви! Конечно, можно предположить, что это наш купец, по роду занятий вынужденный подолгу жить в Регенсбурге. Но легче представить себе, что он житель Киева — Кеве (Кьовьо), города у устья реки Моравы, ныне в Венгрии.
Папа Иоанн XIII в 967 году запретил богослужения на «русском или славянском языке». Кому папа мог это запретить? Ведь «наша» Русь еще не приняла христианства, как утверждают русские летописи, да и приняла она его от Византии, но Дунайская-то Русь — уже могла, и именно от Рима!
В VIII–IX веках в германских актах часто встречается упоминание страны RUSARAMARKA — то есть «русская земля». Местечко с таким названием, например, упоминается в дарственной грамоте короля Людовика II Немецкого Альтайхскому монастырю. Расположено оно на берегу Дуная, недалеко от Раффелыитеттена (откуда пошел тот самый устав). Но почему она «русская»? Только из-за обилия там русских купцов, как считает А. В. Назаренко [Древняя Русь в свете зарубежных источников, 1999, с. 297–302]? Сомнительно! Скорее, это центр Русской марки в широком смысле понятия «марка», том же, что, например, Баварская марка — то есть некая этническая территория. Судя по русской топонимике, ее предполагаемые границы — Вена, Регенсбург, юг Чехии и Моравии, возможно, север Венгрии. Да и в той же своей статье 1984 года А,В. Назаренко перечисляет массу имен людей из Баварской восточной марки и ближайших к ней мест, чье имя или прозвище образовано от корня «рус». Кого только среди них нет! Это и масса свидетелей в разных деловых документах, и рыцари, и священники, и купцы, и землевладельцы, и подневольные люди — всех не перечислить. Понятно, что подавляющее большинство из них — местные жители. Понятно и то, что жили они в основном в германоязычной среде: ведь если бы русы в это время на Дунае жили в сплошной русскоязычной среде, то в их именах и прозвищах не мелькал бы корень «рус». Назвать человека его этнонимом могут только люди другого этнического происхождения. Вот и получается, что либо русы здесь пришельцы, либо германцы, которые остатки бывшего русского населения называли их этническим именем.
В Регенсбурге при герцоге Арнульфе около 920 года торговый посад был достроен на дотацию Киевского князя.
Одни из ворот города были названы по жившему близ них народу Porta Ruzim [Латинские источники по истории Древней Руси, ч. 1, 1990]. Можно ли представить себе, что во времена Олега или Игоря киевский князь — князь днепровского Киева — давал дотацию на строительство посада в Регенсбурге? Сомнительно, что их «цивилизованность» простиралась так далеко. Сомнительно даже, что они знали о существовании самого Регенсбурга. Проще себе представить, что это был князь Киева — Кеве в устье Моравы.
Чтобы читатель яснее представлял себе распространенность «русских» топонимов на всей территории, о которой идет речь, мы приведем карту (рис. 2.1) их распространения для раннего средневековья [по Седову, 1995, с. 126]. Пусть читатель сам решит, как надо относиться к понятию Русь Дунайская, точнее, Русь Центральноевропейская.
Рис. 2.1. Распространение «русских» топонимов в Центральной Европе в средние века (по Седову В. В., Назаренко А. В.) А — ареал аварской культуры; Б — приблизительная западная граница славянского расселения в раннем средневековье; В — географические названия, производные от этнонима «русь» И еще любопытный факт. В приписываемом Генриху I Птицелову (919–936) «Уставе турниров в Магдебурге» среди феодальных владетелей империи называются Bilmarus princeps Russiae (Русский князь Билмар), Radebotto dux Russiae (Русский герцог Радеботто), Vinslaus princeps Rugiae (Ругский князь Винслав). Название «русский», как и «ругский», совершенно определенно связано здесь со славянской частью Германии. Но если, как считают современные историки, в понимании немцев X–XI веков эти два этнонима были равнозначны, то чем объяснить, что в данном случае они определенно используются применительно к владетелям разных земель? И какие это «русские» князь и герцог входили в феодальные владения Германской империи наряду с Ругией? Чехия — да, Моравия — да, но они — славянские земли, а не русские в нашем понимании. Значит, все-таки была еще какая-то Русь в Центральной Европе, не ограниченная Русской маркой на Дунае? Не очень понятно! Но, может быть, так и считал автор «Повести временных лет», цитату из которой мы приводили выше: «Был един народ славянский: славяне, которые сидели по Дунаю, покоренные уграми, и моравы, и чехи, и поляки, и поляне, которые теперь зовутся русь». И слова «которые теперь зовутся русь» относятся не только к полянам, как мы привыкли считать, а ко всем перечисленным ими славянским народам?
Наконец, есть еще один пласт документов, «намекающий» на существование Дунайской Руси. Он тоже хорошо известен историкам и порождает оживленные дискуссии [Древняя Русь в свете зарубежных источников. 1999, с. 338–342]. Речь идет о сыновьях английского короля Эдуарда Железнобокого (1016). Их изгнали из Англии после смерти отца. Но одни источники утверждают, что их изгнали на Русь, а другие — что в Венгрию.
Так, в «Комментариях к законам Эдуарда Исповедника» (XI век) сообщается о пребывании сына короля Эдмунда Железный Бок Эдуарда при дворе короля «земли рутов, которую мы называем Руссией. Король этой страны, по имени Малескальдус, выслушав и расспросив его, кто он и откуда, с честью держал его у себя».
Наши историки (А. В. Назаренко, например) считают, что речь идет в данном случае о Руси Ярослава Мудрого, имя которого искажено на французский или норманнский манер [Древняя Русь в свете зарубежных, источников. с. 340–341]. Но нас сейчас интересует не сама эта история о сыновьях Эдуарда, а чисто географическая сторона дела. В другом документе — «Истории англов» Жеффрея Гаймара (XII век) утверждается, что воспитатель сыновей Эдуарда, узнав, что их хотят отравить, спасается с ними бегством [там же, с. 341]. Относительно же пути этого бегства говорится: «Всего за пять дней пройдя Русь, он прибыл в Венгерскую землю». Но каким образом, будучи в Новгородской или даже Киевской Руси, можно было в то время за пять дней «пройти ее всю» и оказаться в Венгрии? Если этот текст хоть чего-нибудь стоит в смысле своей достоверности, то речь в нем идет не о «нашей» Руси, а явно о Дунайской! Неудивительно, что еще Г. Гарткнох заметил, что Руссия западноевропейских средневековых документов — это вовсе не Киевская Русь.
Отметим попутно: Ал-Хваризми (Ал-Хорезми), один из ранних арабоязычных авторов (VIII век), в «Книге картины Земли» дает описание Восточной Европы, в значительной степени восходящее к Птолемеевской географии. Но славяне у него есть, и они у него — «жители Германии» [Древняя Русь в свете зарубежных источников. 1999, с. 196–197]. А ведь он знает народы Восточной Европы — хазар, алан, бурджан (булгар?). Так что его славяне — не днепровские славяне и русы.
Но существовали — да и сейчас существуют — крайние точки зрения на то, почему на такой огромной территории распространена этнонимика и топонимика с корнями рос/ рус и близких к ним. Таким «экстремистом» в данном вопросе был, например, всеми нами уважаемый М. В. Ломоносов — выдающийся ученый-энциклопедист своего времени. Так вот, в его «Древней Российской истории» русь, Россия — это все земли и народы, где в их названиях есть хотя бы намек на присутствие этих корней! Во-первых, по его мнению, это все прибалты — литовцы, латыши, пруссы (!), и в пользу этого предположения у него были свои доводы. Он знал о некотором сходстве (родстве) славянских и балтских языков, обычаев, о родстве славянского Перуна с балтским Перкунасом, что подтверждает современная лингвистика и фольклористика. Во-вторых, реки Рось (приток Днепра) и Ра (одно из древних названий Волги), по его мнению, несомненные свидетельства изначального расселения здесь славян-россов. И роксоланы — это, конечно, они же. И именно они дошли до берегов Прибалтики и обосновались там, в том числе на острове Рюген, где стали называться ранами. В результате и призванные, согласно «Повести временных лет», варяги-русы тоже оказываются славянами-русами, поэтому считать, что именно они являются организаторами государства на Руси, просто смешно: ведь они сами из него когда-то вышли [Ломоносов, 1766].
Конечно, представить себе, что на острове Рюген оказались те самые русы-росы, которые являлись бывшими роксоланами — трудновато. Но ушла же на север часть сербов-собров и часть хорватов! Могла вместе с ними уйти и часть племени собственно русов (росов). А дальше можно представить и такую историю: оставив сербов-собров на верхнем Одере, русы двинулись вниз по Одеру и остановились на побережье Балтики, заселив остров Рюген. Этноним этого народа — руяне, руги, рушане, раны. Естественно, они пришли не на пустое место. Судя и по археологии, и по топонимике, и по историческим источникам, они попали в этнически неоднородное окружение, поскольку южное побережье Балтики — издревле контактная зона славянских, балтских и германских народов. Поэтому мы не беремся судить, привнесли ли эти пришельцы что-то из своей культуры, или — только свое имя. Это слишком серьезный вопрос, чтобы пытаться его решить по ходу нашего изложения.
РУСЫ БРОДЯТ ПО ЕВРОПЕ, ПРИЗРАК НОРМАНИЗМА…Но стоит ли вообще связывать какой-нибудь народ с этнонимом, близким к корню «рос/рус», с жизнью на острове? Это зависит от того, какими историческими источниками пользоваться. Например, восточными. Приведем несколько примеров.
Ибн Русте, персидский географ начала Х века, писал, что Русь находится на острове, окружность которого равняется трем дням пути, покрыт он лесами и болотами. Росы имеют царя, который зовется Хаган-Рос. Они совершают набеги на славян. Подъезжают к ним на кораблях, выходят на берег и полонят народ, который потом отправляют к хазарам и болгарам и продают там. Пашен Русь не имеет, питается лишь тем, что добывает в земле славян. Цитата из его же сочинения:
«Русы живут на острове. На коне смелости не проявляют, но храбры в пешем бою. Все свои набеги совершают на кораблях. Носят широкие шаровары и постоянно носят мечи, ибо никому не доверяют — коварство между ними дело обыкновенное».
Через 50 лет арабский географ Муккадеси писал:
«Что касается русое, то они живут на острове нездоровом, окруженном озером, и эта крепость защищает их от нападений. Общая их численность достигает 100 000 человек. Нет у них пашен и скота. Страна граничит со страной славян, и они нападают на последних, расхищают их добро, захватывают в плен».
Практически то же самое пишет о русах персидский историк XI века Газневи. Правда, он и русов и славян относит к тюркам, и остров их находится не на озере, а в море, но в остальном все, очень похоже. На самом деле тексты, из которых взяты эти цитаты, несколько больше, но смысл их мы передали.
Мухаммад ал-Ауфи, персидский писатель XIII века, написавший о том, как русы выбирали веру — а у него они, в конце концов, приняли ислам — тоже сообщает:
«Русы живут на одном острове среди моря; как в длину, так и в ширину остров простирается на 3 дня пути. На том острове есть деревья и леса; он со всех сторон окружен морем. Они постоянно занимаются разбоем и знают только одно средство добыть себе пропитание — меч».
Но это — явный повтор сведений предыдущих авторов. На самом деле, восточных авторов, писавших о руси, достаточно много, и далеко не все они помещают русов на острове. Однако большинство современных историков считает, что если взять «островную» тему в целом, то представляется, что она на востоке восходит к одному источнику: уж очень похожи все эти описания у разных авторов [Древняя Русь в свете зарубежных источников, 1999, с. 212–213]. Споры о том, где нужно локализовывать этот остров — или полуостров, поскольку в арабском языке он передается тем же словом — не прекращаются по сей день. У разных авторов, как русских, так и зарубежных, он «путешествует» по миру от Балтики до Черного моря. Но в целом предпочтение отдается все-таки северным вариантам. Это представляется логичным, если обратить внимание на «пейзажные» детали текстов: лесистость и болотистость острова, отсутствие пашен и прочее. Да и поведение русов, грабивших славян, ассоциируется с постоянными нападениями викингов на прибалтийско-славянские территории. С учетом этого обстоятельства остров Рюген представляется не худшим вариантом для помещения на нем каких-то русов, если, конечно, не сводить к ним всех русов вообще.
Попутно заметим, немец О. Фок подтверждает (в начале XIII века) [Латинские источники по истории Древней Руси. Ч. 3. 1990]: «Русы живут на острове в море, и они занимаются постоянно разбоем».
Но, может быть, мы очень однобоко подходим к историческим источникам, в том числе и восточным? И в силу привычки никак не можем оторваться в своих рассуждениях от территории поздней Руси, Руси как государства с центром в Киеве, или, на худой конец, с несколькими центрами — в Новгороде, Смоленске, Киеве, на Верхней Волге? А вот современный исследователь В. В. Грицков, опираясь на ту же совокупность источников, в том числе и археологических, доказывает, что в «докиевское» время нужно говорить о Руси Причерноморской, этнически — аланской в основном, занимавшей земли от Таманского полуострова и бассейна Кубани до центрального Предкавказья включительно, и даже какие-то области Закавказья. С его точки зрения, именно о них говорится в восточных источниках и именно они совершают первые морские набеги на Византию в IX веке [Грицков В.В., 1992, ч. 1–5, 1993]. И его построения выглядят столь же доказательными, как и те, что упоминались нами выше. Так что, если не абсолютизировать рассуждения В. В. Грицкова как единственно верные, то, вероятно, можно говорить о еще одной Руси — Руси Причерноморской — как о территории, на которой проживало большое племенное объединение, носившее этот этноним.
Но вернемся к восточным авторам. Так вот, те из них, которые и не помещали русов на острове, давали им, тем не менее, тоже не слишком лестную характеристику. Анонимный восточный автор книги «Худуд-ал-Алсм» описал «страну Русь» так [ЗВОРАО, т. X, вып. 1–4, СПб 1897]:
«От нее на восток — печенеги, на юг — Дунай, на запад — славяне, к северу — пустыня».
«Слово об области Русь и ее городах. Область, с востока которой гора Печенегов, с юга река Рута, с запада Славяне, а с севера от нее северные пустыни. Эта область обширная. Жители ее дурного нрава, лукавые, неуживчивые, дерзкие, своевольные и войнолюбивые. Со всеми окружающими их неверными ведут войны и одерживают верх…Среди них есть и племя славян, которое им служит. Из более или менее ста локтей кербаса (?) сшивают шаровары и носят, заворачивая выше колена. На голове носят шерстяные шапки, спуская вниз за затылком колец… Куяне — ближайший город Русов к мусульманству».
Понятно, что в целом — если не очень придираться к деталям — можно отождествить географически эту Русь с Поднепровской, Киевской, а, возможно, и более ранней Приднепровской и даже Причерноморской (по В. В. Грицкову) — все зависит от времени, о котором пишет восточный автор, и от того, что он подразумевает под городом «Куяне» и под «северной пустыней». Но, как нетрудно убедиться, нравы ее жителей выглядят так же, как и жителей «островной» Руси: бандиты, одним словом. Откуда этот стереотип описания? От какого-то праисточника, первичного для всех восточных авторов текста? Вполне возможно, но тогда почему территория Руси «путешествует» по всей Европе, а нравы ее жителей остаются теми же самыми?
Напрашивается такой ответ. Русы восточных авторов — это некий народ, который, селясь на разных территориях — в основном, по-видимому, славянских — неизменно занимал среди окружающих народов доминирующее положение. И происходило это именно благодаря его неиссякаемой воинственности и абсолютного нежелания заниматься производительным трудом. Они готовы были сколько угодно воевать, торговать чем угодно, в том числе и пленниками, но не работать.
Естественно задаться вопросом: знает ли реальная история народ, который бы вел себя именно так? Да, знает, и даже не один! Прежде всего, народы, ведущие себя примерно так — это с античных времен кочевники Евразийских степей. Это скифы, сарматы, аланы, а также гунны, болгары, авары и прочие кочевые тюркские народы, волнами приходившие из Азии в Европу, начиная с гуннских времен. Но историография всех «письменных» народов, как европейских, так и азиатских, их-то как раз хорошо знает «поименно». И среди тех, кто попал в хроники средневековья, то есть в описание событий VIII–XII веков, степного кочевнического народа «рус/рос» никто не находит. И это — при всей любви византийских и западноевропейских авторов «обзывать», следуя античной традиции, всех приходивших в Европу из степи то скифами, то сарматами, то гуннами, внося тем самым изрядную путаницу в тексты своих «Историй».
Но, может быть, восточные авторы, о которых говорилось выше, знали русов именно как народ степной, точнее, бывший степной, а потом осевший в кавказских предгорьях и сохранивший при этом тягу к разбойничьему образу жизни? В принципе это вполне вероятно и археологически подтверждаемо. Степная аланская культура в V–VI веках действительно породила «оседлую» культуру как севернее степи, в волго-донском междуречье, так и южнее степи, в Предкавказье. Это — различные варианты салтово-маяцкой археологической культуры, сегодня неплохо изученной [Плетнева, 1967, 1982]. Тогда, возможно, прав В. В. Грицков, считая, что достаточно крупное аланское объединение с этнонимом рус жило в северо-западном Предкавказье, и именно оно, известное своими разбойными нападениями и торговыми экспедициями, описано восточными авторами.
Как бы то ни было, но средневековая Западная Европа знала другой народ, который именно в это время вел себя именно так. Это — всем известные викинги. История их появления на европейской исторической сцене прекрасно известна и хорошо прописана в документах самого разного рода, в том числе и в знаменитых скандинавских сагах. По мнению большинства специалистов, период активных викингских походов приходится на VIII–XI века [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 408–411]. А вызван он был высоким приростом населения Скандинавии — с одной стороны, и борьбой скандинавских конунгов за установление единоличной власти на максимально доступной территории — с другой. Результатом этой бурной деятельности было образование в Скандинавии трех устойчивых государств — Швеции, Дании и Норвегии, плюс захват многих европейских территорий и сложение на них своих раннегосударственных образований. Некоторые из них также оказались довольно устойчивыми: герцогство Нормандия, Англия после Вильгельма Завоевателя, в меньшей степени — Сицилийское королевство.
Так вот, зная все это, что мешает историкам отождествить пресловутых русов с викингами? Да почти ничто и не мешает! Именно на этом отождествлении и выросла та самая норманистская теория образования государства Русь, о которой мы упоминали выше. К несчастью для норманистов, есть, однако, большое НО, мешающее принять эту стройную версию в качестве окончательной для русской истории. Беда в том, что нет европейских исторических источников, в которых викинги, норманны прямо отождествлялись бы с понятиями Русь как страна и русы как народ! Западноевропейцы средневековья воспринимали норманнов и Русь отдельно друг от друга.
Выше мы подробно говорили о том, что европейская историография с начала IX века знала неких руссов (они же руги) и жили они в контакте с германцами Центральной Европы. Но, кто бы они ни были, это ни в коем случае не норманны. А начиная с XI века и позже Европа знала уже Русь как мощное восточноевропейское государство, которое вело свою внешнюю политику и торговлю в Европе, что отражено в массе документов той эпохи [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 259–405]. И, опять-таки, это никакие не викинги! С другой стороны, и скандинавские источники всех типов нигде не называют викингов русью, а в тех сагах, которые посвящены походам и приключениям викингов на востоке, Русь как страна, государство, называется Гарды, или Гардарика [то же, с. 408–556].
И для византийцев понятие «народ Рос» тоже не ассоциировалось с викингами. Как справедливо отмечали многие историки, мышление византийских историков-христиан существенно окрашено библейским восприятием мира и его грядущих событий. Для них приход под стены Царь-града (Константинополя) войска северных варваров — это знаковое событие, наказание «за грехи наши». Кто бы они ни были этнически — это предсказанный Библией народ Рос, который вместе с народами Гог и Магог положит конец этому миру [Попов, с. 54–56]. Иначе говоря, их приход — вестник надвигающегося апокалипсиса. Хотя со временем, к началу XI века, библейски окрашенное восприятие этих пришельцев сменяется нормальным. Византия общается с государством Русь, воюет с ним, заключает договоры, принимает оттуда послов, посылает своих, и даже приобщает этих варваров к истинной вере! И, естественно, для нее уже не важно, кто эти русы/росы этнически: в целом-то они славяне, поскольку говорят и пишут по-славянски. Для них ведь и азбуку специально придумали, и даже Священное Писание на славянский язык перевели!
Есть два любопытных европейских документа, говорящих о том, как западноевропейцы воспринимали от византийцев понятие «народ Рос». Первый — это знаменитые «бертинские анналы» — написанные епископом монастыря Святого Бертина Пруденцием. Под 839 годом сообщается о прибытии русов к императору Людовику I Благочестивому в составе посольства византийского императора Феофила:
«Пришли также греческие послы, отправленные императором Феофилом, а именно: Феодосий, халкидонский епископ-митрополит, и Феофаний Спафарий и принесли вместе с дарами, достойными императора, письмо. Император с почетом принял их 18 мая в Ингуленгейме. Целью их посольства было утверждение договора и мира, вечной дружбы и любви между обоими императорами и их подданными… Послал он с ними также неких людей, которые говорили, что их, то есть их народ, зовут RHOS и которых, как они говорили, царь их, по имени CHACANUS, отправил к нему /Феофилу/ ради дружбы. В помянутом письме /Феофил/ просил, чтобы император милостиво дал им возможность воротиться /в свою страну/ и охрану по всей своей империи, так как пути, какими они прибыли к нему в Константинополь, шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен, и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь по ним, подвергались опасности. Тщательно расследовав причину их прибытия, император узнал, что они принадлежат к народности шведской /Sueonum/; считая их скорее разведчиками, по тому царству и нашему, чем искателями дружбы, /Людовик/ решил задержать их у себя, чтобы можно было достоверно выяснить, с добрыми ли намерениями они пришли туда или нет; и он поспешил сообщить Феофилу через помянутых послов и письмом также и о том, что он их из любви к нему охотно принял; и если они окажутся людьми вполне благожелательными, а также представится возможность им безопасно вернуться на родину, то они будут туда отправлены с охраною; в противном же случае они с посланными будут направлены к его особе с тем, чтобы он сам решил, что с таковыми надлежит сделать».
Понятно, что если германский император и его окружение и знали вообще-то о народе Рос — что вовсе неочевидно из текста — то уж никак не представляли себе, что они — шведы, то есть норманны! Это была для них новость, да еще и малоприятная. От норманнов в Европе IX века ничего хорошего не ждали!
Второй документ — это сочинение писателя и дипломата Лиупранда, епископа Кремонского, бывшего в 949 и 968 годы послом в Византии. Он подробно описывает нападение Игоря на Константинополь в 941 году [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 291). Среди прочего он сообщает:
«Ближе к северу обитает некий народ, который греки по внешнему виду называют руссиями («рыжими»), мы же по местонахождению именуем норманнами. Ведь на немецком языке nord означает север, a man — человек; поэтому-то северных людей и можно называть норманнами».
Вот, оказывается, какая история! Норманнов немцы определенно знают, но бестолковые греки зовут их росами — «рыжими», и от этого проистекает всякая путаница. Причем эта путаница усиливается еще и потому, что греки называют властителя этих росов, которые суть норманны, Хаканом (Хаганом). И грекам на эту их путаницу прямо указывают из Европы. В так называемой «Салернской хронике» (Хвек) приводится послание франкского императора Людовика II (844–875) византийскому императору Василию I (867–886), в котором говорится [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 290]: «Хаганом мы называем государя авар, а не хазар или норманнов».
В общем, не может такого быть, и все тут! Нет никакого отдельного народа «рос» или «рус», а на Византию нападают все те же, всем известные норманны. Это еще раз подтверждается «Венецианской хроникой» Иоанна Диакона (рубеж X–XI веков), который описывает известное и из византийских хроник, и из русских летописей нападение русов в 860 году [то же, с. 290]:
«В его время народ норманнов на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое множество народу, и так с триумфом возвратились восвояси».
Каков же вывод? Не знала Европа ни в конце IX века, ни даже в X веке государства Русь как страны отдельного народа с таким названием. Но есть некие государства норманнов, и какое-то из них греки называли Русь, или «народ Рос», да еще по ошибке именовали их государя Хаканом, чего быть не должно. Вот и все — до XI века!
Между тем у восточных авторов эта самая Русь ни с какими норманнами не ассоциировалась. Для них как раз росы/русы были достаточно реальны, хотя и не очень понятно, где они жили. Поэтому Русь восточных источников не только «путешествует» по каким-то неизвестным местам, но еще и «колется» на три разных! Именно так считали некоторые ученые арабского халифата X века. Наиболее известные из них — ал-Истархи и Ибн Хаукаль. У них фигурирует три группы русов. Последний, цитируя первого, писал [Новосельцев, 1965, с. 412]:
«Русы. Их три группы. Одна группа их ближайшая к Булгару, и царь их сидит в городе, называемом Куйаба, и он больше Булгара. И самая отдаленная из них группа, называемая ас-Славийа, и [третья] группа их, называемая ал-Арсанийа, и царь их сидит в Арсе. И люди для торговли прибывают в Куйабу. Что же касается Арсы, то неизвестно, чтобы кто-нибудь из чужеземцев достигал ее, так как там они убивают всякого чужеземца, приходящего в их землю. Лишь сами они спускаются по ~ воде и торгуют… И вывозят из Арсы черные соболи и олово… Эти русы торгуют с Хазарами, Румом и Булгаром Великим».
Понятно, что этот текст не остался незамеченным всеми историками Руси. И если Куйаба легко отождествлялась с Киевом, а ас-Славийа — с Новгородом Великим, то ал-Арсанийа изрядно попутешествовала по всей карте, да и сейчас не обрела своего устойчивого места на ней. Из известных и общепринятых «Русей» на территории «нашей» Руси на такое место может претендовать только Русь верхневолжская, Ростово-Суздальская. Но никто никогда не слышал, чтобы там убивали чужеземцев: и история, и археология утверждают, что она всегда была сугубо многонациональным образованием. Она сложилась в исходно мерянской земле, значительно «ославянившсйся» к IX веку, на которой примерно в это же время поселилась группа скандинавов — тот «дружинный слой», который оставил после себя Тимеревский курганный могильник и Тимеревское городище близ Ростова. Следы их проживания отмечены и в Сарском городище, изначально, по-видимому — мерянском племенном центре. Поскольку эти памятники обстоятельно исследованы археологически, здесь хорошо просматриваются этапы сложения того раннсгосударствен-ного образования, которым стала Верхневолжская Русь [Леонтьев, 1996]. Но если именно она. вывозила, «спускаясь по воде», черных соболей — это понятно. А вот почему олово — это непонятно. Поэтому неудивительно, что историки пытаются поместить эту самую Арсанию куда-нибудь на верхнюю Каму, поближе к Уралу. Или прав В. В. Грицков, доказывающий, что Арсания — это область на северных отрогах Главного Кавказского хребта, давно известная своими полиметаллическими месторождениями и свинцовыми и серебряными рудниками, которые разрабатывались еще в древности: это Садон в Северной Осетии [Грицков, 1992, ч. 2, с. 17–23]. Но в любом из этих вариантов, стало быть, есть еще одна Русь, о которой мы ничего не знаем до сих пор?
ГЛАВНАЯ НАША РУСЬНу а теперь, изрядно побродив по Восточной Европе, пора, наконец, вернуться на ее север, ибо там, по всеобщему убеждению, следует искать корни той Руси, которая и есть государство Древняя Русь.
Таким образом, мы вплотную подошли к традиционному документу, без рассмотрения которого не обходится ни одно историческое исследование по истории Руси — к все той же «Повести временных лет». Поэтому и нам не обойтись без цитат из этого знаменитого документа. Прямо скажем: за все годы — этак лет за двести пятьдесят — существования русской истории «Повесть временных лет» была многократно разобрана буквально «по косточкам». Каждый абзац был прокомментирован несчетное число раз со всех возможных позиций. И, тем не менее, какого-то общего мнения относительно многих сообщений «Повести временных лет» до сих пор не существует. Именно поэтому вопрос о том, кто такие русы, вокруг которых «закручены» основные моменты нашей истории, остается открытым.
Итак, цитата из «Повести временных лет»:
«В Иафетовой же части сидят русь, чудь и всякие языки: меря, мурома, весь, мордва, заволочекая чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимегола, корсь, летгола, любь. Ляхи же, и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского, По этому же морю сидят варяги: отсюда к востоку до предела Симова, по тому же морю сидят и к западу до земли Английской и до Волошской. Иафетово колено также: варяги, свей, урмане, готы, русь, англы, галичане, волхва, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, ти же сидят от запада до юга и соседят с племенем Хамовым…»
Первая фраза — это перечисление народов, которые принадлежат потомкам библейского Иафета, сына Ноя. В принципе оно могло бы быть и неупорядоченным вообще: это ведь просто перечисление. Однако некий, географический порядок все-таки соблюдается. Если мы даже не знаем, что в данном случае подразумевается под народом русь — а это в данном случае народ, поскольку именно народы здесь и перечисляются — то от руси перечисление идет с запада на восток, так как дальше идет чудь, меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, ямь, угра. То есть мы двигались по Волге и дошли до Урала. А дальше мы вдруг поворачиваем назад, и от какой-то условной точки начинаем двигаться с востока на запад: литва, зимегола, корсь, летгола, любь. То есть доходим по Прибалтике до восточной Польши. Так что является условным центром нашего движения сначала на восток, а потом на запад? Похоже, что точка, где сидит русь. И сидит она, по-видимому, где-то в районе Ладоги, больше посадить ее некуда.
В этом есть своя логика: Ладога (Старая Ладога, бишь) — это первый варяжский (скандинавский) центр на юго-восточном берегу Балтики, откуда начинался путь в Гарды — на Русь, точнее, в славянские земли, которые потом стали Русью. Вырос он не на пустом месте: ранние археологические слои в этом городе показывают, что до варягов здесь существовало уже в начале VIII века довольно крупное аборигенное (финское) поселение. Но для варягов это место оказалось удобным: ведь отсюда было легко контролировать весь восточный торговый путь — и они его таким и сделали! Поэтому для раннего летописца «новгородской ориентации» — то есть такого, который выводит Русь с севера и себя помещает в центр будущих событий, — точка отсчета выглядит естественной.
Следующая фраза — простое перечисление тех, кто сидит «близ моря Варяжского». Именно «близ», а не на самом море. Их перечисление идет просто с запада на восток и охватывает земли всей прибалтийской зоны, непосредственно прилегающие к будущей Руси, причем Руси Новгородской, а не всей.
Следующая фраза — о тех, кто сидят непосредственно по морю. И это, оказывается, сплошные варяги! Причем их перечисление опять ведется «отсюда» сначала «к востоку до предела Симова», а потом, по-видимому, опять отсюда, но «к западу до земли Английской и Волошской». Откуда это — отсюда? Похоже, что опять от Ладоги! То есть соблюдается та же логика описания географии народов.
Следующая фраза летописи — перечисление тех, кто входит в Иафетово колено, но не был упомянут ранее. Это понятно: в первый раз были упомянуты только народы, ближайшие к северной Руси, и она сама, то есть народы восточной Европы. Теперь же дается весь список европейских народов.
«Иафетово колено также: варяги, свей, урмане, готы, русь, англы, галичане, волхва, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, ти же сидят от запада до юга и соседят с племенем Хамовым…»
Посмотрим, есть ли тут какой-то порядок в перечислении народов. Сначала стоят варяги. Если считать, что для русского летописца это все скандинавы вообще, то тогда список совсем непонятен, поскольку дальше в нем перечисляются эти скандинавы поименно: свей — шведы (южная Скандинавия); урмане — норманны (северная Скандинавия и Ютландия).
Глядя на этот список, начинаешь думать, что варяги для летописца — это все-таки «свои» варяги, сидящие в Ладоге, и именно от этой точки он в своем перечислении двигается на запад, и северо-запад. Но мы только что говорили, что предыдущие свои перечисления он начинает от руси, и она тоже вроде бы сидит в Ладоге. А теперь она сдвигается куда-то на запад. Как это понять? Даже если считать, что в данном случае для летописца это варяги вообще, то почему теперь русь у него «уехала» на запад? Попробуем разобраться. Для этого продолжим перечисление.
Далее идут готы. Кто для автора XII–XIII веков готы — не очень понятно. Он ведь пишет не о своем времени и использует какие-то старые исторические источники, как, впрочем, это делали и все другие летописцы и историки. В частности, доказано, что автор «Повести временных лет» широко использовал греческие хронографы — «Хронику» Малалы и «Хронику» Георгия Амартола [Петрухин, Раевский, с. 238–239]. И если он имел в виду исторических готов, то вполне логично их помещение в «одном пакете» с остальными южными скандинавами.
Далее идут русы. Естественно, для русских историков это самый интригующий момент. Это кто — тоже какие-то скандинавы? Или это вообще другой народ, к скандинавам отношения не имеющий? Понятно, что трактовки этого места «Повести временных лет» — самое дискуссионное занятие для историков Руси. И мы, конечно, не можем обойти это место равнодушно.
После русов идут англы. Даже если считать, что это еще материковые англы, до их переселения в Великобританию, то все равно это уже Западная Европа, то есть мы уже вышли за пределы Балтики. Заметим, что считать так мы имеем право, поскольку в этом списке фигурируют готы, хотя к X–XI векам от них в Прибалтике уже и следов не осталось. Правда, и здесь все неоднозначно: ведь летописец мог назвать готами жителей острова Готланд на Балтике. Но если англы — это уже жители Англии, то есть список относится к размещению народов в Европе примерно на VIII век, то это еще «более западная» Европа, и из Балтийского бассейна мы все равно вышли.
Так вот, спрашивается, из Балтийского бассейна мы вышли «до» русов или «после» русов? Самих-то русов где мыслил себе летописец? Вот в этом и заключается главная загадка. Никто не мешает нам считать, что это — обитатели местности Рослаген в Средней Швеции. И тогда русы — действительно германцы-скандинавы. Никто не мешает нам считать также, что это жители острова Рюген. И тогда русы — они же руги, руяне, раны — «огерманившиеся» славяне. Но это могут быть и другие западные славяне, сидящие в юго-западной Прибалтике, и также в какой-то степени «огерманившиеся» — ободриты, лютичи, велеты, поморяне. Их ведь много было в этой зоне, на участке от низовьев Одера до низовьев Эльбы. И просто удивительно, что летописец их не перечисляет — ну пусть не «поплеменно», но хотя бы в целом! Конечно, можно предположить, что он о них упомянет там, где рассказывается о славянах вообще. И, действительно, в не менее известной части текста «Повести временных лет», посвященной славянам, говорится в частности:
«Когда же волохи напали на словен дунайских, и сели среди них, и насилие творили им, словене эти пришли, сев на Висле, и прозвались ляхи, а от тех ляхов прозвались поляне, другие ляхи — лютичи, иные — мазовшане, иные — поморяне».
Стало быть, все в порядке: знает летописец прибалтийских славян и с русами их не отождествляет. Но жители острова Рюген по-прежнему остаются «под подозрением», которое на сегодня, как считают многие историки, не снято до сих пор!
Но, может быть, имеет смысл искать русов западнее Балтики? Если читатель помнит, что мы говорили выше о возможном существовании Руси Верхнедунайской, Центральноевропейской, то, может быть, автор «Повести временных лет» тоже о ней знал? Она ведь вполне ложится по месту в его списке «до» англов.
Кстати, не о ней ли говорит «Баварский географ», очень известный документ, как сегодня доказано, составленный в IX веке в Швабии [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 292–294], который перечисляет громадное количество каких-то народов Центральной и Восточной Европы, большинство из которых не поддается отождествлению с известными народами других исторических документов. Так вот, в этом документе есть какие-то русы (Ruzzi), но по тексту перед ними идут хазары, а после них — Forsderen liudi, Freziti, Seravici, Lucolanc, Ungare. И никто толком не знает, в каком географическом порядке этих русов надо понимать: то ли где-то рядом с хазарами — и тогда это наша, Киевская Русь, но тогда непонятно, кто такие луколяне и почему там оказались венгры. Но если перевести: «Ruzzi forsderen luidi fresiti» — как «руссы, войско которых — фризы», то тогда это где-то на севере Центральной Европы.
Стоит обратить внимание на форму слов: Seravici — «серавичи», и Lucolane — «луколяне». Мы понятия не имеем о том, кто это такие, как, впрочем, и о большинстве других названных в этом документе народов. Но сама форма этих этнонимов — явно славянская. Поэтому нетрудно себе представить, что рядом с русами «Баварского географа» помещены какие-то мелкие ляшско-чешские племена Подунавья, южнее которых сидят венгры (Ungare). Стоит попутно отметить, что среди абсолютно неизвестных нам народов в этом документа присутствуют и такие, в имени которых имеется слог «рос»: атторосы, виллеросы, сабросы [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 293]. Конечно, если считать, что эти этнонимы имеют окончание «-ос», как в греческом, то тут и говорить не о чем. Но если здесь присутствует корень рос — а похоже, что так оно и есть, если исходить из немецкой формы написания этнонима рус/рос — Attorozi, Villerozi, Zabrozi — тут есть над чем подумать.
Понятно, что все сказанное нами — исторические домыслы, лишь подчеркивающие, что мы коснулись одной из главных загадок', «откуда есть пошла Русская земля».
ПОДХОД «С ДРУГОЙ СТОРОНЫ»«С другой стороны» к этой загадке подходят те современные историки, которые в полной мере учитывают работы археологов по славяно-русской тематике последних десятилетий. Из них неопровержимо вытекает, что самая ранняя история сложения всех главных центров русской государственности связана с пребыванием скандинавов на Руси. И везде эти люди составляли высший социальный слой зарождающегося русского государства, в котором лишь постепенно стирались межплеменные границы и «унифицировалась» общая культура. Конечно, эта «унификация» никогда не доходила до полного исчезновения всех культурных различий между народами, вошедшими в состав Руси, а затем и России. Разницу между культурами разных ее территорий можно заметить даже в XX веке. Но вот что важно: одними из первых свое «этническое лицо» начали терять на Руси именно скандинавы.
Это очень любопытный момент, прослеживаемый археологически. Самые ранние погребальные памятники дружинной знати на Руси образуют целые могильники в узловых местах главных древнерусских торговых путей — бал то-днепровского («из варяг в греки») и балто-волжского (по аналогии — «из варяг в хазары»). А это район Старой Ладоги, Смоленска, Киева, Чернигова, Ярославского Поволжья. По-видимому, такой же дружинный могильник был и под Новгородом, но пока он не найден. Есть подозрение, что он был разрушен в процессе застройки новгородской территории. Почти все захоронения в них — трупосожжения, но по чертам обрядности и по вещевым находкам можно судить о принадлежности погребенного к тому или иному этносу и к определенному социальному слою. Так вот, археологические исследования показывают, что собственно скандинавских дружинных захоронений в этих могильниках — меньшинство. Очевидно, что дружина на Руси в IX–X веках состояла не только из скандинавов, но и из представителей коренного населения. А оно на Руси в то время — не только славянское, но и балтское, и финское. Но дело даже не только в этом. Самое интересное, что именно скандинавские этнические признаки быстрее всего растворились в «общедружинных». Остальные же сохранялись дольше, и, как правило, дольше всего сохранялись этнические признаки того коренного населения, на территории которого расположен тот или иной могильник [Седов, 1982, с. 248–256].
Конечно, позже, веку к XII, не каждый желающий, кто бы он ни был по национальности, мог стать дружинником. Сформировалась достаточно замкнутая военная аристократия, купечество, свободное крестьянство, слой зависимых людей. Но говорим об этом, чтобы подчеркнуть, что ко времени сложения устойчивой социальной иерархии на Руси скандинавы — русь, кто бы они ни были, растворились в славянском населении страны. Парадокс! Они дали имя народу, стране, а сами как народ исчезли!
Ну а все-таки, может быть, вообще не было руси как народа? Вот эту мысль мы здесь и назвали подходом «с другой стороны». Это не наша идея, и она отнюдь не нова в истории, но, судя по современным публикациям, посвященным истории Руси, она опять становится популярной у русских историков [Древняя Русь в свете зарубежных источников, 1998; Петрухин, Раевский, 1999]. Суть же идеи состоит в следующем. В восточноприбалтийских языках, в частности в эстонском, в древности шведов звали Ruotsi, Rootsi — «русы» в славянском произношении.
«Последние историко-этимологические разыскания показали, что эти названия восходят к древнескандинавским словам с основой на «rops», типа «ropsmardr», «ropskarl» со значением «гребец, участник похода на гребных судах». Очевидно, именно так называли себя «росы» «Вертинских анналов» и участники походов на Византию и именно это актуализировало образ мифического народа Рос у Фотия» [Петрухин, Раевский, с. 271].
Поясним: авторы данной цитаты хотят, по-видимому, сказать, что шведы для эстонцев и финнов балтийского побережья — это всегда были люди, приходившие на судах, дружины гребцов, которые сами себя так и называли, что и запечатлелось в прибалтийских языках словом Ruotsi. И на Русь они пришли под таким же самоназванием, как в Европу они пришли под самоназванием викинги. И когда они попали в составе византийского посольства к императору Людовику Благочестивому — о чем, как помнит читатель, мы говорили выше, — они тоже называли себя народом «рос», а тот выяснил, что они на самом деле шведы. И у византийского патриарха Фотия они из-за своего самоназвания вызвали ассоциацию с апокалиптическим народом Рос, несущим гибель Византии.
Итак, вроде бы найден еще один — на сей раз главный — смысл слова рос/рус, из-за происхождения которого было сломано столько копий в поединках историков Руси. Да, его принесли в будущую Русь скандинавы — варяги русских летописей, которых призвали сами же славяне и другие народы для наведения «порядка» в своей стране.
