Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

Вернувшись в Лилль, Алиса создала хорошо законспирированный разведывательный центр из своих друзей. Все они оказались весьма талантливыми разведчиками. Так, химик де Гейтер снабдил организацию симпатическими чернилами для написания шифрованных донесений, а через некоторое время наладил в своей частной лаборатории производство паспортов, в которых вместо одних фамилий незаметно вписывались другие, подменялись фотографии и так далее. При помощи чертежного пера и лупы он ухитрился составить копировальное донесение в тысячу шестьсот слов на обратной стороне почтовой марки, которая была наклеена на открытку и отправлена в Англию на подставной адрес секретной службы ее величества.

Изобретательность Алисы Дюбуа была неистощимой. Она придумала сигнализацию при помощи церковных колоколов, шифрованные донесения прятала в плитках шоколада, в игрушках, в зонтиках и даже в деревянной ноге старого калеки. Алиса ухитрилась переслать в оправе очков миниатюрную карту, на которой было указано расположение четырнадцати германских тяжелых батарей и складов боеприпасов в окрестностях Лилля. Когда эти объекты были уничтожены союзной артиллерией, помощники Алисы поняли, что рискуют не зря. Германской контрразведке удалось выследить разведчицу. Сначала ее приговорили к смертной казни. Однако негодование, вызванное во всем мире расстрелом Эдит Кавель, заставило германский военный трибунал изменить решение. Казнь заменили на 27 лет тюрьмы. В тюремной камере она и скончалась. Впоследствии Франция и ее родной город Лилль устроили героине публичные похороны с традиционными воинскими почестями. Четыре высшие военные медали — две английские и две французские — были приколоты к белой шелковой подушке, возложенной на гроб. А в указе о награждении юной разведчицы медалями говорилось, что высшие воинские отличия присваиваются ей за добровольное «посвящение служению Родине, за непоколебимую мужественную борьбу с опасностями, за преодоление, благодаря исключительным дарованиям, колоссальных препятствий, с постоянным риском для жизни и несением в течение всей службы огромной ответственности, за героизм, редко кем превзойденный…»

Кончилась Первая мировая война. Настало время подводить итоги работы секретных служб противостоявших сторон. Небезынтересными в этой связи представляются мемуары полковника Вальтера Николаи — офицера генерального штаба, руководившего военной разведкой Германии в период с 1914-го по 1918 год. Вот несколько его размышлений по существу вопроса: «Когда началась война, руководящее ядро разведки было переведено на фронт. Из немногих военных, обученных специфике шпионского ремесла, основная часть была распределена между командирами армий в качестве офицеров разведывательной службы. По общему представлению, секретная служба и шпионаж должны были найти себе применение главным образом на театрах войны. Но ввиду быстрого продвижения на Западе, где мы в первую очередь искали военного решения, в армейском командовании господствовал сильный скептицизм насчет возможностей и пользы шпионажа… Это глубокое заблуждение должно было исправить будущее…»

Последователи Николаи в фашистской Германии приняли к руководству «наставления» полковника кайзеровской разведки, мечтавшего о «широкой, в мировом масштабе разведке Германии, которая стала бы предметом не просто политического исследования, но и практического внедрения в жизнь».

Да, гитлеровский шпионаж имел специфические особенности. Созданием «пятых колонн» в тех странах, которые Третий рейх намечал в качестве своих жертв, фашизм венчал подготовительную и вспомогательную шпионско-диверсионную работу. Гитлер создал систему «тотального шпионажа», даже попытался сделать шпионами всех немцев, проживавших за границей. Шпионская паутина разрослась до гигантских размеров. Подкуп, угрозы, месть стали основными средствами работы гитлеровской агентуры. Саботаж и диверсии — их главным оружием. Кстати, практически трансформировался смысл этих понятий. Так, слово «саботаж» произошло от французского «сабо», означающего деревянные башмаки. Французские ткачи начала прошлого века бросали эти башмаки в станки, чтобы вывести их из строя, наивно полагая, что появление машин лишает их работы и куска хлеба.

Первая мировая война кардинально изменила суть самого явления. Шеф «саботажников» той или иной разведывательной службы, а проще говоря, диверсантов носил теперь лаковые «сабо», в которых посещал аристократический клуб или офис, где принимал своих «клиентов» и давал им конкретные задания: поджечь, взорвать, убить, отравить. Гитлеровские специалисты шпионажа широко вербовали своих клиентов из предателей в разных странах. Фашизм «открыл» новую категорию предателей: всех этих квислингов, петенов, лавалей — европейских изменников, носивших маску сторонников большинства, а в самый критический момент предавших свои народы, предавших свои государства.

Самая мерзкая и преступная измена — измена своему народу. Мы на своей земле тоже видели изменников и предателей, особенно в годы войны. Одни умышленно оставались в тылу врага и работали на гитлеровцев, превращаясь в угодливых полицаев; другие переходили к немцам непосредственно из боевых порядков. Немецко-фашистские бонзы не случайно опасались, что, если эта операция «выйдет из-под контроля, она навредит рейху». И напрасно иные горе-историки пытаются по сей день доказать, что, мол, «власовцы — это свободная политическая организация». Перейдя на сторону врага, власовцы стали орудием в руках Гитлера, Гиммлера и Геббельса, орудием в руках нацистов.

Но фашистский «тотальный шпионаж» породил и свой мощный антипод. Коварству нацистской разведки противостояли мужество и героизм разведчиков-интернационал истов.

Как же отличить разведчика от предателя? Покойный Ким Филби сказал: «Если меня, полковника британской секретной службы, русские люди считают выдающимся советским разведчиком, почему такую же оценку не могут дать мои соотечественники-англичане полковнику Первого главного управления КГБ Олегу Гордиевскому, резиденту советской секретной службы, который стал британским разведчиком, потому что потерял веру в учение Маркса — Энгельса Ленина и разочаровался в возможности построить социализм в отдельно взятой стране?»

Подумай, читатель, над этими словами прославленного маэстро международного шпионажа…

Кстати, история нашей внешней разведки началась 20 декабря 1920 года, когда Феликс Дзержинский подписал приказ номер 169 о создании Иностранного отдела ВЧК. За прошедшие годы на счету ее сотрудников было много славных дел. Но о них становится известно лишь в двух случаях: или когда разведчик умирает, или когда он проваливается. Разведчик на то и разведчик, чтобы его за такового не принимали в той стране, в которой он работает, да и у себя лома. И это понятно: «Разведка — специфический вид человеческой деятельности, который может осуществляться только в условиях абсолютной секретности вокруг ее повседневной работы». Это я цитирую не так давно выпущенный Службой внешней разведки Российской Федерации краткий биографический справочник «Ветераны внешней разведки России». Но все ее персонажи уже в мире ином. «Имена разведчиков… — Я продолжаю цитировать предисловие справочника. — За каждым из них судьба, порой трагическая, эпизод, а то и целая страница в истории разведки. О таких виртуозах, магистрах разведки, как Быстролетов, Дейч, супруги Зарубины, Коэны, Фишер, Молодый, можно писать романы, делать фильмы…» Но, как признаются составители, «приведенные в этой брошюре сведения — лишь малая толика пути наиболее ярких, талантливых разведчиков, чьи имена занесены на мемориальную доску Службы внешней разведки. По-разному сложились их судьбы. Одни достигли высоких постов, другие разделили трагическую участь своего народа — тех, кого не миновал большой террор, кто погиб в ежовско-бериевских застенках. О разведдеятельности одних — целые тома в архиве, замечательные биографии, о других приходилось собирать из весьма отрывочных сведений, да и то основанных лишь на воспоминаниях сослуживцев»…

Но я возвращаюсь к своим воспоминаниям и к первому заданию Алексея Ивановича Аджубея. Интервью у проститутки я решил брать на знаменитой в Риме «Аллее любви». О, эта «Аллея любви»! Сколько журналистов писали об этой необыкновенной уличной ярмарке проституток. Кстати, официально в Италии проституции не существует. 20 сентября 1959 года вошел в силу закон, внесенный сенатором-социалисткой Линой Мерлин, о запрещении проституции и о повсеместном закрытии публичных домов. Но что такое парламентский акт перед вечным законом любви? Законодательство запрещает проституцию, а официальная статистика ведет учет представительниц древнейшей профессии. По статистике, их в вечном городе около десятка тысяч, а по мнению желтой прессы, в несколько раз больше. Они стоят у отелей, на перекрестках дорог, в переулках. Они отличаются друг от друга ценой и, естественно, причинами, которые вынудили их выйти на панель. Их поставляют, как правило, окраины Рима, районы Тибуртины, Акведотто, Федиче, а также страны ближнего и дальнего зарубежья. Среди них вы найдете итальянок, китаянок, японок, негритянок — в общем, представительниц всех цветов радуги, а также мужчин, переодетых женщинами, — так сказать, объект для «голубых».

И все же «Аллея любви», по сравнению с другими аллеями, — самая красочная. Представьте себе довольно широкое асфальтированное шоссе с прекрасными деревьями и подстриженным кустарником по сторонам, которое пробегает в непосредственной близости от Олимпийского стадиона. Его отгрохал незабвенный Бенито Муссолини — большой любитель спортивных игр и женщин. И они стоят на этой аллее, как на показе мод, в вызывающих одеждах, шумные и соблазнительные. Некоторые демонстрируют клиентам очаровательные груди, другие — грациозные ножки.

Я непременно возил самых близких своих гостей на эту аллею сладкого греха. И всегда с удовольствием. Так что будете в вечном городе, обязательно посетите «Аллею любви». Но предупреждаю: здесь обитают в основном дорогие проститутки.

Первое свое интервью брал я у хорошенькой и молоденькой путаны по имени Мариза на этой самой «Аллее любви». Дело происходило после полуночи, когда полиция не особенно усердствует, чтобы приструнить представительниц второй древнейшей. Я посадил молоденькую красавицу в только что купленную корпунктом «Джульетту» и сразу же заплатил названный ею «гонорар». А затем, отъехав по ее указанию в укромное место, попросил рассказать о том, как она попала на панель. Мариза очень удивилась, но рассказала трогательную историю своего «падения». «Ну вот и все, — сказал я, закрывая блокнот, — куда тебя отвезти?» — «Как же так? — Голос Маризы дрожал от гнева. — А фар аморе?» — «Заниматься любовью будем завтра, — успокоил я ее, хотя сам находился в возбужденном состоянии. — Ты профессионалка, да? И я профессионал. Мне к утру репортаж передать надо. Так что целая ночь работы. Нельзя расслабляться». — «Хорошо, отвези меня на старое место, — обиженным тоном произнесла девушка. — Только пожалеешь об упущенном удовольствии».

Я отвез Маризу на прежнее место. Она вышла из «Джульетты» и, скорчив презрительную мину, бросила напоследок: «Ты все-таки кретин, милый! Или импотент. А может, ты «голубой»?»

Репортаж напечатали в «Неделе» — воскресном приложении к «Известиям». Назывался он «Выброшенные на панель». Будучи в своем первом отпуске, зашел в кабинет к Алексею Ивановичу Аджубею. «Леонид Сергеевич, скажи честно, ты тогда… м-м-м… употребил эту интервьюируемую?» — «Нет, Алексей Иванович, ей-богу, нет!» — «Врешь, наверное?» — «Честное слово, не вру…» — «Ну ладно, не болтай ерунды… Иди». Я не болтал и не врал. Действительно, ничего тогда не было. Я очень боялся «наружки» («наружна» — негласное наблюдение спецслужб страны пребывания за подозреваемыми в проведении разведывательной деятельности иностранцами. — Л.К.).

Но, помимо работы по линии прикрытия, мне надо было заниматься и другим делом: повседневной работой с агентурой, отдельными весьма ответственными операциями. Как-то резидент сообщил мне, что в ближайшее время в Рим пожалует Алексей Иванович Аджубей с секретной миссией от товарища Хрущева, которая будет касаться проблем, связанных с отношениями, вернее, с отсутствием отношений с Ватиканом…

Глава III

ЗА СТЕНАМИ ВАТИКАНА

В нашей внешней разведке, как, впрочем, и в остальных управлениях КГБ, каждая оперативная разработка имела свое кодовое наименование. Оно, как правило, было коротким, но понятным для посвященных. Ну, скажем, ныне общеизвестная и ставшая даже знаменитой операция «Трест» из далеких чекистских времен…

Операция, в которой я принимал участие от начала до самого конца, носила несколько странное, на первый взгляд, название: «Папа и Зять». Нет, не подумайте, что речь шла о чем-то семейно-бытовом. Под «Папой» подразумевался его святейшество Папа Римский Иоанн XXIII, в миру Анджело Джузеппе Ронкалли. Под «Зятем» — Алексей Иванович Аджубей, бывший главный редактор правительственной газеты «Известия», ставший таковым в значительной степени из-за того (и сам он никогда этого не отрицал), что был зятем бывшего Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева.

По сей день я сохраняю глубочайшее уважение и к Иоанну XXIII, и к Алексею Аджубею, к этим конечно же разнозначимым в нашей истории, но по-своему неординарным личностям. А рассказать хочу всего лишь об одном эпизоде из их богатой всяческими событиями жизни — о неофициальной встрече в Ватикане, которая состоялась в марте 1963 года, и о том, что ей предшествовало, ибо предвещала она революцию в отношениях Советского Союза со Святым престолом. В изданной еще при жизни Алексея Ивановича Аджубея его книге «Крушение иллюзий» несколько страниц посвящены этому событию. Правда, рассказывается о нем в допустимых по тем временам рамках, без той «кухни», на которой готовились различные «блюда» предстоящей встречи. В книге выглядит все логично и просто. Алексей Аджубей приезжает в Рим по приглашению общества «Италия — СССР». Но это формальная сторона дела. В действительности задача его состоит в том, чтобы выяснить реальные возможности визита Н.С. Хрущева в Италию, о котором высокопоставленный тесть уже давно думает. В это время Иоанн XXIII созывает в Ватикане пресс-конференцию итальянских и зарубежных журналистов. В книге об этом рассказывается так: «Вместе с моим коллегой, Леонидом Колосовым, в ту пору постоянным корреспондентом «Известий» в Италии, я очутился через несколько дней среди заинтригованной толпы газетчиков в апартаментах Иоанна XXIII. Это было для меня большой удачей, ведь именно отношение Ватикана к его возможному визиту в Италию Хрущева весьма беспокоило Никиту Сергеевича. Ко мне обратился один из служителей государственного секретариата Ватикана: «Святой отец просил приветствовать приход в его дом двух журналистов из России, — сказал он бесстрастным тоном, затем отвел меня в сторону и добавил: — Если изъявите желание, может состояться и личная аудиенция…» В ответ на утвердительный кивок сообщил: «Вам все станет ясно во время церемонии…» Иоанн XXIII говорил тихо и спокойно, без аффектации, скорее беседовал. Он даже подался вперед, чтобы быть ближе к слушателям, казалось, вот-вот сойдет со своего трона и сядет рядом с нами… Неожиданно из-за спины ко мне по-русски обратился священник в черном: «Я — Александр Кулик, сотрудник папского Восточного института. Если вы хотите получить аудиенцию, мне поручено проводить вас к святому отцу и быть переводчиком. Задержитесь в зале после завершения церемонии».

Все было так, хотя и не совсем так. Пролетело уже много лет, и теперь я, наверное, вправе раскрыть некоторые детали этой встречи, то, чего не мог сделать Алексей Аджубей по вполне понятным причинам. Ну, хотя бы потому, что он не решался, когда вышла его книга «Крушение иллюзий», написать о том, что корреспондент «Известий» в Италии Леонид Колосов был в то время старшим лейтенантом внешней разведки КГБ СССР и за помощь главному редактору «Известий» в трудоемкой «работе» с Иоанном XXIII даже получил внеочередное звание. Но прежде чем углубиться в «тайны ватиканского двора», расскажу о Ватикане, работа по которому входила в сферу моей разведывательной деятельности.

…Необъятная площадь Святого Петра, выложенная серой брусчаткой, делает человека маленьким, а толпу безликой. Может, так она и была задумана, эта площадь, окруженная знаменитой трехрядной колоннадой, смыкающейся на древнем соборе, чтобы подчеркнуть недолговечность человеческого существования и неподвластность разрушительному времени сросшихся с землей массивных колонн и самой обители Божьей, кажущейся незыблемой скалой и воздушным мраморным облаком одновременно. Кто знает, может быть.

Есть такое удивительное место на площади, с которого три колонны сливаются в одну-единственную. Так было задумано одним из самых талантливых мастеров архитектуры вечного города скульптором Бернини. И в том месте, где широкие объятия колоннады открываются в сторону улицы Кончильяционе, проведена по асфальту белая полоса — граница этого карликового государства с 44 гектарами площади и населением немногим более тысячи человек. Но, если верить ватиканской статистике, 18 процентов всего населения нашей планеты — католики. В разных странах-государствах находится более четырехсот тысяч католических священников и монахов и более миллиона монахинь. Это людские резервы Ватикана, находящиеся вне его границ, но исповедующие католицизм и подчиняющиеся Католической Церкви. Если соединить земли всех монастырей, соборов, церквей, миссий, благотворительных обществ, учебных заведений, принадлежащих Святому престолу, получится не столь уж малое государство, обладающее к тому же солидной финансовой базой. Данные о бюджете Ватикана, его доходах и расходах хранятся в строжайшем секрете. Но сами итальянцы считают, что одни только «святые» вклады в банках достигают огромной суммы, равной примерно всему годовому бюджету Италии. Если прибавить к этому солидную земельную собственность, принадлежащую Ватикану, его участие в различных финансовых и промышленных предприятиях, то получится, что «Акционерное общество Ватикан». как образно называют Святой престол на Апеннинах, может свободно соперничать по своей финансово-экономической мощи с любым европейским государством. На сорокачетырехгектарной территории государства Ватикан разместилась папская резиденция, собор Святого Петра, вокзал Ватиканской железной дороги, длиною 700 метров, почта и телеграф.

Святой престол имеет свою радиостанцию, телестудию, свои газеты и иные средства информации, а также тюрьму, в которой отбывают заключение за разные «несвятые» дела подданные этого государства. В папской резиденции разместились апартаменты Папы, помещения папской гвардии, центральное учреждение Католической Церкви, библиотека, архив, бесценные картинные галереи с шедеврами самых знаменитых мастеров всех времен и народов. Вход в Ватикан охраняют два стражника из швейцарской гвардии в экзотических костюмах, сшитых в свое время еще по эскизам Рафаэля. У дверей собора Святого Петра тоже стражники, но уже в гражданской одежде. Они внимательно следят, чтобы в храм Божий не проникли миряне в шортах и мини-юбках. А они все же пытаются проникнуть туда, чтобы посмотреть, например, на реставрированную «Пьету» Микеланджело, которую пытался разбить молотком сумасшедший из Австралии. Мне довелось увидеть изуродованную статую и плачущего Папу Павла VI, который незамедлительно прибыл на место трагического происшествия.

Заглянем ненадолго в историю Католической Церкви. На правом берегу Тибра в те времена, когда он еще утопал в зелени, а чистота его вод могла сравниться разве что со слезой младенца, возвышался холм, который был любимым местом прогулок юношей и девушек, назначавших здесь свидания. Но не только их страстные встречи тревожили ленивый сон вечнозеленых пиний и платанов. Облюбовали этот холм и римские жрецы — предсказатели будущего, которых называли ватикиниями. Влюбленным всех эпох — далеких и близких — всегда было интересно знать, что ждет их в будущем. Ватикинии и пользовались этим извечным любопытством, небезвозмездно, разумеется, гадая по линиям рук и по расположениям звезд. Не уверен, что этот холм был назван Ватиканским в честь ватикиний. И конечно, не эти древние жрецы предсказали, что в 756 году расположившаяся на Ватиканском холме резиденция Папы — главы Католической Церкви — станет центром папского государства. Вот что пишет по этому поводу итальянский историк Карло Ботта: «Когда Рим перестал быть резиденцией государей, жители Рима начали обращаться со своими нуждами к папам. Христианские епископы, начиная с III века, стали называться папами, от греческого слова «напас» — отец. Затем это звание осталось лишь за римским епископом и, наконец, только за главой Католической Церкви, который в конце концов стал главным лицом в Риме. Мало-помалу все свыклись с мыслью, что жители Рима были его подданными, и на него стали смотреть как на правителя».

Для того чтобы усилить и абсолютизировать власть римскою епископа над всей христианской религией, был придуман миф о том, что все римские папы есть преемники апостола Петра, который, по указанию самого Иисуса Христа, явился к христианским мученикам в Рим и основал там первое епископство.

Обратимся к книге французского философа Поля Гольбаха «Галерея святых», в которой почти два века тому назад написано: «Ученые критики доказали, что путешествие святого Петра в Рим вымышлено и что история его мученичества при Нероне основана только на предании… и на некоторых легендах, которые здоровая критика вынуждена отвергнуть… А так как эти легенды и недостоверные слухи соответствовали политическим целям и интересам римских епископов, то они делали все возможное, чтобы внушить доверие к ним. Очевидно, они считали выгодным выдавать себя за преемников святого Петра, тем более что в принятых у христиан Евангелиях они вычитали, что этот апостол был первым служителем Христа, его правой рукой во всех начинаниях, хранителем его тайн».

Тайн было не так уж много, и основная заключалась в том, чтобы любыми средствами, начиная от красивых сказок и кончая кострами инквизиции, сохранять власть Католической Церкви и приумножать ее богатства.

На протяжении многих веков римские папы всеми силами добивались признания за ними «абсолютной непогрешимости». И это более чем понятно. Как можно было совместить служение Богу с грязью и развратом, которые сопутствовали жизни многих пап? Они хотели быть вне критики, но этому противились не только светские власти, но и рядовые католики. И только в 1870 году на Ватиканском соборе под яростным нажимом представителей ордена иезуитов был принят догмат о папской непогрешимости…

А вот вечный город, местожительство пап, в средние века продолжал оставаться одним из крупных центров проституции. «До такого состояния дошла жизнь священства, — писал римский викарий Ботта, — что нет ни одного, который не имел бы сожительницы или проститутки». Ульрих фон Гуттен, яростный борец против пап, едко высмеивал в своей сатире против Рима нравы, царящие в этом городе: «Три вещи приносят с собой странники из Рима: нечистую совесть, расстроенный желудок и пустой кошелек… Тремя вещами торгуют в Риме: Христом, священными местами и женщинами… Три вещи ценятся особенно дорого в Риме: женская красота, превосходные лошади и папские грамоты… Тремя вещами занимаются праздные люди в Риме: прогулками, блудом и играми… Тремя вещами подчиняет себе Рим все: насилием, хитростью, лицемерием… Три вещи в избытке в Риме: проститутки, священники и писцы…»

В 1870 году папское государство было ликвидировано. В Риме началось народное восстание против власти Папы. Итальянский король, опасаясь, что бунт может разрастись, ввел свои войска в вечный город, лишил Папу власти, а территорию Ватикана присоединил к своему королевству. Папа Пий IX проклял всех, кто имел отношение к свержению его со Святого престола, удалился в Ватиканский дворец и объявил себя «узником». Папского государства не существовало 59 лет. И только в 1929 году нуждавшееся в поддержке Католической Церкви фашистское правительство Муссолини подписало конкордат, или так называемые Лютеранские договоры, с Папой Пием XI, в соответствии с которым на территории вечного города, на Ватиканском холме вновь создавалось Государство Ватикан. Папа вновь был объявлен неограниченным владыкой мини-государства. Италия взяла на себя обязательство выплатить Ватикану за потери, понесенные им в 1870 году, 750 миллионов лир наличными и передать пакет ценных бумаг стоимостью 1 миллиард лир. Конкордат узаконивал господствующее положение Католической Церкви в Италии. Во всех школах было введено обязательное религиозное обучение. Между Муссолини и Святым престолом наладились вполне джентльменские отношения. Ватикан поддерживал тесный союз и с Гитлером.

В 1939 году папский престол занял Пий XII, он же Эудженио Пачелли, бывший нунций — ватиканский представитель в Германии. Его имя и деяния — одна из не очень симпатичных страниц в истории Католической Церкви. Именно Пий XII благословил мятеж Франко, который обернулся большой кровью для испанского народа. «С большой радостью мы обращаемся к вам, дражайшие сыны католической Испании, с тем, чтобы по-отечески поздравить вас с благословенным миром и победой, — писал Папа новому испанскому диктатору, — которыми Господь соблаговолил увенчать вас». Католическая Церковь отпускала авансом грехи гитлеровцам, убивавшим стариков, женщин и детей на оккупированной территории бывшего Советского Союза. Пий XII ни разу не поднял своего голоса в защиту миллионов людей, которых душили в газовых камерах и сжигали в крематориях фашистских лагерей смерти. И тот же Пий XII не постеснялся призвать к милосердию по отношению к главным военным преступникам, попавшим на скамью подсудимых в Нюрнберге. Антикоммунистическая и профашистская позиция Ватикана во Второй мировой войне не прибавила авторитета всей папской верхушке не только в глазах рядовых католиков, но и всех людей планеты, особенно после окончания Второй мировой войны. Вот почему в условиях резкого падения престижа Католической Церкви появилась острая необходимость пересмотра позиций Святого престола по целому ряду не только теологических, но и социальных проблем.

…Всех этих деталей конечно же не знал главный редактор «Известий» Алексей Аджубей, которого мы встречали на римском вокзале Термини в один из мартовских дней 1963 года. Он приехал вместе со своей женой Радой — дочерью Хрущева — и небольшой свитой разных официальных лиц. На перроне высокого гостя встречали посол Семен Козырев, довольно пронырливый карьерный дипломат с весьма скандальным характером, мой резидент в должности советника посольства, несколько посольских дипломатов высшего ранга, почти весь наш дружный журналистский корпус и итальянские представители общества «Италия — СССР», по приглашению которого прибыл в Рим главный редактор «Известий».

После короткой церемонии на вокзале Аджубея отвезли в уютную гостиницу неподалеку от нашего посольства, где он, холодно попрощавшись с послом, которого почему-то сразу невзлюбил, попросил «товарищей газетчиков» немного задержаться. Рада Никитична ушла в другую комнату номера отдохнуть с дороги, Алексей Иванович, раскрыв один из чемоданов, достал из него несколько бутылок «Московской» в экспортном исполнении по 0,75 литра и марочного армянского коньяка, две небольшие круглые коробки «кремлевской» селедки специального посола и баночки с черной икрой. Консервного ножа ни у кого не оказалось, хлеба тоже. Заказывать хлеб Аджубей запретил. Пришлось открывать банки при помощи перочинного ножа. Рюмки и фужеры нашлись в серванте номера. Мы расстелили на столе многополосный номер свежей коммунистической газеты «Унита», взяли каждый по селедке, наполнили фужеры, и импровизированный пир начался.

Пили за великий Советский Союз, дорогого Никиту Сергеевича, за кузькину мать (любимое выражение Хрущева) и конечно же за талантливого газетчика Алешу Аджубея. Нагрузились основательно. «Дорогие друзья, — сказал, наконец, главный редактор «Известий», — завтра тяжелый день… Идите-ка вы все… отдыхать. А вы, Леня, останьтесь…»

Надо сказать, что Аджубей называл меня или «вы, Леня», или «ты, Леонид Сергеевич», в зависимости от быстро меняющегося настроения. Вдвоем, когда не было посторонних людей, мы обращались друг к другу на «ты», и он предложил мне называть его «просто Алешей». Алексей Иванович по-своему любил меня и по возможности защищал от всяких неприятностей. Я тоже высоко ценил этого хотя и сложного, но безусловно талантливого человека и сохраняю свое искреннее восхищение им, несмотря ни на что.

— Леня, теперь в коротком варианте расскажи мне о политической обстановке и самом Папе Иоанне. Только не надо длиннот с ненужными подробностями. А более частные проблемы мы обсудим, — он показал пальцем на стены и потолок, где наверняка были вмонтированы подслушивающие устройства, — во время прогулки.

Об Иоанне XXIII я расскажу сейчас немного подробнее, чем тогда главному редактору «Известий». Папа Иоанн XXIII был 258-м по счету кормчим Ватикана, взошедшим на престол в совершенно новой политической обстановке, в которой старые, испытанные методы правления предшественников уже не могли дать ожидаемых результатов. Действительно, как можно заставлять верить людей в «божественные чудеса» на земле, загробную жизнь, рай и ад и в то же время признавать не противоречащей божественной истине техническую революцию? Как можно заставлять верить в «добрые начала» капитализма и в то же время сокрушаться по поводу «социальной несправедливости», безработицы и нищеты миллионов тружеников планеты? Как можно было примирить утверждение Папы Пия XII о том, что якобы сам Бог предназначил Соединенным Штатам быть руководителем мира, с кровавыми делами американских солдат в 60-х годах на вьетнамской земле, с планами мирового господства американских монополий?

Иоанн XXIII вошел в историю как «добрый Папа». Заметим в качестве парадокса то, что это имя носил в 1410 году бывший морской разбойник, пробравшийся на папский престол путем хитроумных интриг. Это не помешало ему председательствовать в 1414 году на церковном соборе в Констанце и отправить на костер Яна Гуса, обвиненного в ереси…

Новый Папа, Иоанн XXIII, выступил уже не против ереси, а против закосневших догм Католической Церкви. Первые его послания и энциклики не могли не вызвать любопытства. «Наша душа полна глубокой скорби, — писал он, — при виде столь печального зрелища: толпы трудящихся во многих странах, на целых континентах, получают зарплату, которая обрекает их и их семьи на условия существования ниже достоинства человеческого». Нет, Иоанн XXIII отнюдь не ниспровергатель капитализма, он призывал капиталистов быть всего лишь справедливыми. Но тем не менее критика капиталистической системы из уст пастыря Католической Церкви была чем-то новым.

В апреле 1963 года Папа Иоанн XXIII подписал одну из своих наиболее популярных энциклик «Пацем им террис» («Мир на Земле»). В этом документе он особо подчеркивал рост значения трудящихся классов в современном мире, участие женщин в общественной жизни и утверждение равенства всех людей, независимо от их расовой принадлежности. Большой раздел энциклики был посвящен вопросам отношений между государствами. Папа Иоанн XXIII выражал тогда озабоченность в связи с продолжающейся гонкой вооружений, на которую «затрачиваются духовная энергия многих людей и огромные материальные ресурсы». В результате гонки вооружений, продолжал Папа, «люди все время живут под постоянным страхом, ожидая смертельного урагана, который может разразиться в любой момент…».

Отвергая, по существу, точку зрения тех, кто говорит об обеспечении мира путем равновесия вооруженных сил, Папа заявлял: «Справедливость, мудрость и гуманность требуют, чтобы была прекращена гонка вооружений, чтобы были одновременно и параллельно сокращены уже существующие вооружения, чтобы было запрещено ядерное оружие и чтобы наконец-то было осуществлено разоружение в соответствии с общим согласием и под эффективным контролем. Критерий мира, основанного на равновесии вооружений, должен быть заменен принципом, согласно которому подлинный мир может быть установлен лишь на основе взаимного доверия».

Осенью 1962 года Папа Иоанн XXIII собрал Вселенский собор, о котором высшее духовенство и не помышляло после первого Ватиканского Вселенского собора, разрешившего папам не созывать соборы. Но Иоанн XXIII умер, когда шла лишь первая сессия собора. Его преемником стал Джованни Батиста Монти-ни, вошедший в историю папского престолонаследия как Павел VI. Кстати, когда Монтини был еще государственным секретарем Ватикана, Иоанн XXIII назвал своего будущего преемника «его преосвященство Гамлет». Действительно, Папе Павлу VI были свойственны сомнения, колебания. И не только это. Папу Иоанна XXIII называли добрым, а Монтини ушел как человек, оставшийся загадкой. И может быть, не такой уж неожиданной сенсацией стала нашумевшая в свое время статья американского журналиста Стэнли Карноу, который поведал о том, как Центральное разведывательное управление США снабжало деньгами Павла VI, когда тот был еще кардиналом Монти ни и возглавлял антикоммунистическое движение итальянских католиков. Но это, как говорится, совсем другая история.

…А тогда, в гостиничном номере, я в телеграфном стиле рассказывал Алексею об Иоанне XXIII и политической обстановке в Италии. Она была весьма сложной, поскольку уже начинала набирать темпы предвыборная кампания. Все без исключения политические партии, а их, как известно, очень много на Апеннинах, принялись обвинять друг друга во всех смертных грехах. Коснулась критика и Папы. В печати в начале марта 1963 года появились сообщения о том, что Анджело Джузеппе Ронкалли, то бишь Иоанну XXIII, будет присуждена престижная премия Э. Больцана «За мир и гуманизм» и что Папа решил с благодарностью принять ее. Папу поносили практически все газеты, кроме коммунистических и социалистических, ибо в поступке Иоанна XXIII усматривалось отступление от наиважнейшего правила всех предыдущих пап — никогда и ни от кого не принимать мирских наград. «Оссерваторе романо» — основная ватиканская газета — и то, в мягкой форме правда, упрекала Владыку в некотором отступлении от вековых традиций. Но Папа не сдавался.

А потом мы с Аджубеем вышли из гостиницы на вечернюю прогулку, чтобы провести секретный разговор. Дело в том, что примерно за неделю до приезда зятя Никиты Хрущева совпосольство и римская резидентура КГБ получили указания выяснить вопрос о возможности аудиенции Аджубея у Папы Римского. Резидент поручил мне заняться этим делом. Я, в свою очередь, задействовал двух своих агентов. Один — видный итальянский политический деятель — был тесно связан с ватиканскими кругами, другой — активно сотрудничал с газетой «Оссерваторе романо». Оба они уже передали очень важную информацию. Алексей Иванович начал разговор сразу же, как только мы вышли из отеля.

— Леня, тебе говорю это первому в Риме. Поручение, которое мне дал Никита, гораздо сложнее, чем вам сообщили. Мне необходимо выяснить не только возможность визита нашего генсека в Италию и его встречи с Папой, но и договориться о заключении межгосударственного соглашения с Ватиканом и взаимном открытии посольств в Москве и Риме. Позиции Хрущева в Политбюро ухудшаются, ему нужно сотворить что-то из ряда вон выходящее. Понимаешь?

— Понимаю. По-моему, это очень сложно. Пока мои агенты выяснили только то, что Иоанн согласен тебя принять. Но разговор будет сложным. Папа намеревается просить Никиту о прекращении преследования униатской церкви на Украине и вообще о смягчении всего режима отношений между нашим государством и Православной Церковью.

— Так… Тоже сюрприз. А как будем договариваться об аудиенции?

— Один из вариантов разработали. Сначала ты встретишься с личным представителем Папы Виллибрандтом. Он голландец и служит во внешнеполитическом ведомстве Ватикана. Вполне приличный, как мне сказали агенты, человек, один из самых близких к Иоанну людей. По нашим данным, ни на какую разведку не работает.

— На нашу тоже? — Аджубей, конечно, шутил.

— Пока нет… — Я тоже пошутил. — Но с ним можно будет договориться о всех деталях предстоящей аудиенции. Во всяком случае, как ее представляет сам Папа.

— Место встречи?

— Мой корпункт. Он находится неподалеку от нашего посольства на Виа Лаго ди Лезина. Его только что проверяли наши технари на предмет обнаружения подслушивающих устройств.

— Что-нибудь нашли?

— Нет.

— Странно.

— Просто не успели поставить. Ведь итальянские контрразведчики, впрочем как и все итальянцы, довольно легкомысленные люди. Мы предпринимаем кое-какие меры защиты. Ребята дали мне обстоятельный инструктаж.

— Дай-то Бог… Когда встреча?

— Послезавтра в два часа дня. Если ты согласен, я передам подтверждение Виллибрандту.

— Хорошо. Только ты должен находиться безотлучно при мне. Встречаться будем втроем. Пусть твоя жена приготовит обед в русском варианте: водка, черная икра, селедочка с луком и так далее, включая гречневую кашу.

— Слушаюсь, товарищ главный. Только вот резидент приказал мне ежедневно находиться при нем.

— Пошли ты его куда подальше. В мягкой форме, естественно. Кстати, какое у тебя звание?

— Старший лейтенант…

— Как?! Собственный корреспондент «Известий» в чине районного участкового милиционера? Ну ладно, мы это дело поправим, Леня.

Забегая вперед, скажу, что буквально дней через десять после отъезда Аджубея из Италии в резидентуру пришла короткая шифровка из Центра, в которой сообщалось о присвоении товарищу Лескову — таков был мой псевдоним — внеочередного воинского звания капитан. Впрочем, поработал я тогда, честно говоря, неплохо, да и вообще трудился на совесть, потому что это событие было не последним, когда мне присваивалось внеочередное воинское звание.

Я привез Алексея Ивановича в свой корпункт примерно за час до встречи на новой «Джульетте» — быстроходной автомашине знаменитой компании «Альфа-Ромео». Закуплена она была тоже благодаря доброму отношению ко мне главного редактора «Известий». Моя жена уже все приготовила. На столе, накрытом на троих, красовались истинно русские блюда, как названные Аджубеем, так и изобретенные фантазией моей супруги, включая студень, клубнику со сливками и клюквенный кисель из настоящей клюквы, привезенной из отпуска и хранившейся в морозильной камере на случай экзотического приема. Помимо того, в меню имелись щи из квашеной капусты и баранья нога с гречневой кашей. Алексей Иванович все это очень одобрил.

— Спасибо вам за инициативу, — растроганно сказал он, обращаясь к жене. — Оригинальнее не придумаешь. Одна лишь просьба к вам. Извините, конечно, ради Бога, Ева, но мы не можем пригласить вас за стол. Уж больно серьезный будет разговор. Да к тому же иезуиты терпеть не могут женщин.

— Я все понимаю, Алексей Иванович, поэтому и стол накрыт на три персоны, — скромно ответила жена. — Не терзайте душу сомнениями, тем более что мой муженек не всегда сажает меня за стол, когда встречается с коллегами.

Посмеялись. А затем ровно в два часа раздался звонок в дверь корпункта. Приехал монсиньор Виллибрандт. Я сразу же присвоил ему псевдоним Аскет. Высокий, худой, с сухощавым, абсолютно бесстрастным лицом, он вошел в цивильном черном костюме, и только странная, тоже черная блуза с ослепительно белой стойкой воротничка, облегавшая его тонкую шею, видимо, должна была свидетельствовать о принадлежности нашего гостя к церковному сану.

Нелишне сказать еще об одном таланте незабвенного Алексея Ивановича. Он умел вовлечь в застолье любого, даже самого праведного трезвенника. Не миновала чаша сия и монсиньора Виллибрандта. Уходил он от нас нетвердой походкой. Мертвенно-бледное вначале лицо его порозовело и обрело вполне человеческое и даже, я бы сказал, благодушное выражение. Не буду приводить стенографическую запись беседы, происходившей между Виллибрандтом и Аджубеем, которая пошла шифротелеграммой напрямик Хрущеву. Остановлюсь только на основных договоренностях. Их было три. Встреча с Иоанном XXIII состоится в его личной библиотеке, куда после пресс-конференции Папы с журналистами по поводу вручения ему премии «За мир и гуманизм» будут приглашены синьор Алексей Аджубей и его жена синьора Рада Хрущева. Во-вторых, разговор будет идти об условиях заключения межгосударственного соглашения между Ватиканом и Советским Союзом, а также о возможном визите в Италию Никиты Хрущева. В-третьих, встреча и особенно ее результаты не будут преданы огласке в печати и останутся до поры до времени под грифом «секретно».

Потом, через два дня, когда я на своей «Джульетте» отвез Раду и Алексея на пресс-конференцию Папы Иоанна XXIII, все развивалось по заранее обговоренному сценарию. Сама встреча подробно описана Аджубеем в его книге. Папа принимал супружескую пару в своей личной библиотеке. Я остался дожидаться Алексея Ивановича и Раду в Тронном зале. Алексей Иванович передал Папе поздравительное послание Хрущева. Иоанн XXIII вручил ему ответное послание Никите Сергеевичу. Аджубей вышел из личной библиотеки Папы радостно возбужденным.

— Срочно едем, Леня. Подробности потом. Никому ни слова о встрече. Ты знаешь, что мне сказал Иоанн? «Надеюсь, — так он сказал, — что, когда господин Хрущев посетит Рим, мы оба найдем время, чтобы побеседовать с глазу на глаз. Ведь, я уверен, что и Хрущев не побоится такой встречи…» Понимаешь, как поворачиваются дела? Но суров Папа и хитер, хитер. А теперь срочно в посольство. Надо отправить шифровку тестю. Если мы заключим соглашение с Государством Ватикан, этот факт войдет в мировую историю и невероятно поднимет политический авторитет Никиты.

Мы выехали на «Джульетте» из ворот Ватикана. Я был за рулем, Аджубей сидел рядом со мной, Рада — на заднем сиденье. Машину окружила толпа журналистов. Я притормозил. В окошко просунулась взлохмаченная голова моего друга, талантливого журналиста из прокоммунистической вечерней газеты «Паэзе сера» Уго Маннони.

— Леонида, — завопил он, отбиваясь от своих конкурентов, — дорогой мой, только одно слово! Была ли встреча твоего главного с Папой? Мы задержали весь тираж в типографии в ожидании этого сообщения. Умоляю тебя!

— Чего он орет? — строго спросил Аджубей.

— Это мой друг, Алексей Иванович, из «Паэзе сера». Он насчет встречи с Папой. Что сказать? Он мой очень хороший друг…

— Скажи, что никакой встречи не было. Просто мы с Радой задержались, чтобы осмотреть картинную галерею Ватикана.

Все это я сказал Уго Маннони от имени синьора Аджубея, и он, благодарно кивнув головой, молниеносно удалился, чтобы дать несколько строк в свою газету. А Иоанн не сдержал своего слова. В газете «Оссерваторе романо» было опубликовано очень маленькое, но сенсационное сообщение о его встрече с Алексеем Аджубеем.

На другой день рано утром в корпункте зазвонил телефон. Я сразу же узнал голос Уго Маннони.

— Леонида? Чао, дорогой. Слушай, как на русский переводится слово «путана»?

— Путана? Ну, проститутка или, по-простому, блядь.

— А какая между ними разница?

— Разница? Точно не знаю, но в народе говорят, что проститутка — это профессия, а блядь — это свойство характера.

— Да? Так вот, ты настоящая блядь, Леонида…

О, сколько у меня ушло представительских бутылок водки, чтобы убедить Уго, что я тут ни при чем и что журналистика вообще профессия очень противная.

А в тот день мы писали шифровку о результатах встречи с Папой Иоанном. Это, конечно, был триумф Аджубея. Хотя мне он сказал по секрету: «Вообще-то Папа поставил очень жесткие условия перед Никитой в плане заключения межгосударственного соглашения: максимальное расширение религиозных свобод в Советском Союзе в обмен на трехсотмиллионную армию католиков, которая будет бороться за мир. А вообще, игра стоит свеч. А тебе, Леня, большое спасибо за помощь. И не бойся гнева своего резидента после моего отъезда. Он теперь сам тебя будет бояться».

Межгосударственное соглашение между Советским Союзом и Ватиканом не состоялось. Этому помешали, на мой взгляд, два обстоятельства: смерть Папы Иоанна XXIII в июне 1963 года и снятие Н.С. Хрущева со всех постов в октябре 1964 года. А жаль. Потому что Государство Ватикан — это очень серьезный партнер, дружеские отношения с которым были далеко нелишними для СССР.

Иоанн XXIII умирал очень тяжело — от рака печени. Умирал в сознании и диких болях. Умирал, запретив делать себе обезболивающие уколы, ибо хотел доказать всем смертным, что и папы принимают на себя мирские страдания, так как ничем не хотят отличаться от простых людей. Плачущим над ним близким он сказал перед смертью: «Не горюйте так… Что такое жизнь? Это длинный коридор, по которому идет человек. А потом, в конце коридора, — поворот. Направо или налево. И вот зашел человек за угол — и его нет. Смерть это? Не знаю. А может, его просто не видно, потому что он повернул за угол и продолжает шагать в бессмертие…»

Мог зайти за этот самый угол и я, правда, без твердой уверенности, куда пойду: направо или налево, хотя пострадал за святое дело. Пострадал, прикрыв собой Аджубея, потому что целились в общем-то в него. Договоренности между Иоанном XXII! и главным редактором «Известий» не всем пришлись по душе. Определенные круги, а к ним относились в первую очередь правые христианские демократы, неофашисты и, как ни странно, левые экстремисты, назвали позицию Папы «прокоммунистической», а его самого окрестили «агентом Москвы». Мои же агенты, помогавшие в подготовке всей ватиканской операции, забили тревогу, так как получили сведения о том, что итальянские спецслужбы намерены осуществить целый ряд «активных мероприятий», чтобы «испортить успешно начавшуюся советско-католическую обедню», тем более что и американское ЦРУ серьезно обеспокоилось позицией Папы Римского. Через некоторое время после встречи с Папой Иоанном Аджубей, возвращаясь из своей очередной командировки, вновь оказался в вечном городе. В Риме он провел всего два дня, поэтому мы решили обойтись без всяких официальных встреч. Мой газетный шеф привез очередную сенсацию.

— Ты знаешь, — шепнул он мне, — видимо, мне предложат кресло министра иностранных дел.

— А не лучше ли оставаться главным редактором «Известий» и зятем Никиты? — засомневался я.

— Дурачок вы, Леня, ничего не понимаете. Вам же присвоили очередное звание за Ватикан? Присвоили. Вот и мне полагается то же самое.

Самолет, на котором Аджубей должен был возвращаться в Москву, вылетал рано утром с римского аэродрома Фьюмичино. Договорились, что в аэропорт он поедет в автомашине посла, а я последую за ним, в эскорте провожающей посольской и журналистской братии. Однако не успел я вернуться в свой журналистский корпункт, как задребезжал телефон. В трубке раздался голос Аджубея.

— Ты знаешь, Леня, я, пожалуй, поеду в твоей машине.

— Но посол обидится. Ведь он же хочет проводить по протоколу.

— Пускай обижается. Наплевать мне на протокол. Ты не загоняй, пожалуйста, автомобиль в гараж. Подъедешь к гостинице пораньше, мы еще немного поболтаем о делах.

Я оставил «Джульетту» на улице. Оставил на всю ночь, хотя должен был прекрасно знать, что мой телефон прослушивается и что вообще разведчик не должен оставлять машину без присмотра. Не знаю, почему я так сделал, ей-богу, не знаю. Может быть, потому, что даже представить себе не мог, что на жизнь моего шефа могут посягнуть.

А утром узнал, что Аджубей все же поедет вместе с послом и его женой. Мы славно проводили Алексея Ивановича. Он расцеловался со всеми совжурналистами, а мне, в качестве сувенира, вручил килограммовую банку черной икры, несколько бутылок водки и коньяка. Вдохновленные поистине царским подношением, мои коллеги решили собраться после проводов в корпункте «Известий», чтобы просто так посидеть и потрепаться, благо что и повод был налицо.