Миллион для Коломбины

Григорий налил себе еще водки, выпил.

– А ты как думаешь?

– Хорошо. Что было дальше? Тебя кто-то заподозрил? Думаешь, тебя кто-то мог увидеть, как ты подкидывал узел с деньгами?

– Я приехал на следующий день на похороны. Людей, что пришли проститься с Иваном Алексеевичем, было очень много, ну просто очень… Приехали его друзья и коллеги, все его подчиненные, весь первый этаж огромного особняка был забит людьми. Алиса сидела возле гроба во всем черном. Лицо ее было опухшим, скорее всего не от слез, а от выпивки. Рядом с ней сидел, поддерживая ее, Валера, любовник-дизайнер. А вот Кати нигде не было.

– Думаешь, она ее убила?

– Ничего не знаю.

– Постой… Но если ты был его адвокатом, то почему первым не узнал о завещании?

– Да у него кроме меня были еще адвокаты. Я занимался его арбитражными делами, кто-то – личными, семейными, типа брачного контракта и все такое… Я на самом деле не был в курсе этого завещания.

– Ты сказал «брачный контракт». Что, был такой?

– Говорю же, не знаю. Я поговорил, конечно, со своим коллегой, адвокатом, и тот шепнул мне, что Поливанов оставил все Масленниковой. Масленникова – это Катя. Вернее, почти все. Что однушка в Митино отойдет все-таки Алисе, плюс машина.

– Значит, кое-что он ей все-таки оставил…

– Однушку. Чтобы ты оценила масштаб имущества, скажу, что квартир на Поливанове шесть – и это только в Москве. Плюс недвижимость в других городах, ну и за границей. Плюс строительная фирма, два цементных завода, два кирпичных, кроме того, завод по производству дорогой черепицы…

– Что же это он так с ней поступил, со своей женой? Узнал о ее изменах?

– Уверен.

– А детей у него нет?

– В том-то и дело, что нет.

– Слушай… – Надя, опьянев, предположила самое худшее: – Так, может, она со своим дизайнером и убила Поливанова?

– Насколько мне известно, он умер своей смертью, но сама знаешь или просто слышала, что существуют такие препараты, которые могут заставить больное сердце остановиться раньше положенного срока. Или же яды, которые трудно обнаружить в крови и симптомы отравления от которых схожи с сердечной болезнью. Но если бы эксперты обнаружили в крови яд или какое-нибудь лекарство, которое вызвало сердечный приступ, то Алису давно бы арестовали.

Надя хихикнула, подумав о том, что как-то спокойнее жить, когда ты в долгах – меньше риска быть отравленной, убитой.

– Да уж, ну и историю ты мне рассказал. И что теперь-то? Насколько опасно то, что ты сделал, натворил?

– Если я проворонил какую-нибудь видеокамеру на заднем дворе дома и меня увидели, когда я с узлом бежал к забору, то дела мои плохи. Если же нет – то мне и бояться нечего.

– А как узнать?

– Да никак уже. Поздно.

– Но у тебя же в Москве остались друзья, коллеги, я не знаю, адвокаты или следователи. Они не могли бы проинформировать тебя, что там сейчас происходит? Завели ли на тебя уголовное дело, разыскивают ли тебя?

– И как ты себе это представляешь? Я позвоню своему знакомому следователю или, пусть, адвокату, расскажу ему, что украл кучу денег и спрошу, не ищут ли меня?

– Я не про знакомого говорю, а про друга, настоящего друга, понимаешь, которому можно довериться и отстегнуть ему часть денег за молчание.

– Ты – наивная дурочка, поняла? Запомни раз и навсегда – верить никому нельзя.

– Да-да, конечно, поняла, особенно тебе. Но я же тебе сначала поверила, а ты продолжаешь сочинять какие-то небылицы, путаешь меня. Путаешь и пугаешь, вот. Сейчас напоил и рассказываешь о том, что ты украл деньги у покойника. А что, если ты и сейчас мне врешь? Выдумал какого-то миллионера Поливанова со стервой женой…

– Открой интернет и сама почитай.

– Да я-то почитаю, но как узнать, у него ты украл деньги или нет?

– Хорошо. Тогда не верь. И вообще, можешь хоть сейчас вернуться в свой Михайловск, прийти к жениху и извиниться перед ним. И пусть он расплачивается с твоими кредиторами, выкупает твою квартиру. И будете вы жить с ним долго и счастливо. А каждую ночь он будет…

– Хватит, – нахмурилась она, представляя себе все то, что он сказал. Ее замутило. – Ты тоже мне кое-что пообещал, но пока что ничего не сделал. Сказал, что отправишь деньги, заплатишь по долгам…

– Я передумал.

Надя вмиг протрезвела. Выпрямилась на стуле. Вот дура! Что она наделала? И как теперь выбраться из всего этого? Да ей бежать надо и как можно скорее!

– Так, я пошла. – Она поднялась, но ноги почему-то не слушались ее, и она снова рухнула на стул.

– Ты куда? Я же не отказываюсь платить, ты неправильно меня поняла!

– Я что, глухая? Ты только что сказал мне, что передумал.

– Да, я считаю, что не надо светиться в банках, все эти переводы… Надо быть осторожнее. Думаю, я сам вернусь в Михайловск и обойду всех твоих знакомых. Отдам им деньги и возьму расписки. Потом пойду в банк, где у тебя оформлена ипотека, и закрою твой долг. Правда, должен сразу предупредить, что никакой финансовой информации мне не скажут, включая остаток долга (это я к примеру) и твои данные, и сделать частично-досрочное или полное погашение я тоже не смогу. Но главное – что ты ничего не будешь должна банку, и когда захочешь, вернешься в свой Михайловск и все оформишь надлежащим образом. Я помогу тебе в этом, если ты, конечно, до этого не бросишь меня.

Она не знала, как отреагировать на его слова. Ну все было странно, неестественно. Обычно бросали ее, а тут этот роскошный мужчина боится, что бросят его. Это как же его припекло и как же ему сейчас страшно, если он вцепился в нее и боится отпустить! И все эти страхи связаны с тем преступлением, что он совершил. Не иначе.

Надя подняла голову к лепному потолку, увидела медленно спускающегося на тонкой паутинке паучка, который еще немного – и опустится в тарелку, и усмехнулась. Вообще-то она хотела обратиться мысленно к маме, спросить ее, правильно ли она сделала, что связалась с незнакомым ей парнем. Но потом решила, что это совсем уж как-то стыдно – обращаться к маме, глядя на грязноватый потолок убогого ресторана, где она вот уже часа два как пьет шампанское (купленное, кстати, на украденные деньги), заедая его икрой (вкуса которой не понимает), и думает о том, поцелует ли ее Григорий, когда они вернутся в гостиницу, или нет.

Скорее всего, мама покрутила бы пальцем у виска, мол, ты что, дочка, спятила? Ты куда влипла? Хочешь в тюрьму?

Но что теперь об этом думать, когда все уже случилось и из двух зол она выбрала (как она тогда посчитала) меньшее. Предпочла путешествие в Петербург с красивым парнем браку со старым скупщиком.

«Мама, а где гарантии, что Семен не обманул бы меня? Почему я должна была поверить именно ему? А вдруг он какой-нибудь извращенец или просто негодяй? Он мог оказаться скупым, жестоким, эгоистичным! Я же его совсем не знаю!»

– Так ты вернешься в Михайловск?

– Ну да. Заодно узнаю, что там случилось с той женщиной, Наташей.

Ух… Вот еще проблема! Она не то что забыла про нее, просто так много всего произошло, что все ее мысли и чувства теперь работали совершенно в другом направлении. В сущности, оно и правильно. Будь она виновна, то наверняка только об этой смерти бы и думала. А так… Все окружение убеждало ее в том, что Наташа отравилась до того, как пришла на поминки. Выпила какую-нибудь гадость или подобрала на помойке несвежую пищу да и траванулась.

– Ладно, хорошо. Поезжай.

Она вдруг поймала себя на том, что ей даже хочется побыть какое-то время совсем одной, обо всем хорошенько подумать, прийти в себя. Пусть едет, конечно. К тому же эта поездка окончательно расставит все по своим местам. Ведь если он вернется с расписками и банковскими чеками – доказательствами того, что он расплатился с ее долгами, то, возможно, она окончательно успокоится хотя бы на этот счет. Да, опасность того, что его ищут, останется, зато она будет уверена в том, что он действительно неравнодушен к ней, и он станет, пожалуй, единственным мужчиной в ее жизни, который реально помог ей. Пусть даже при помощи краденых денег. Значит, он питает к ней какие-то чувства. Ведь другой на его месте мог бы просто забрать из-под ее кровати сумку с деньгами и отправиться куда угодно без нее. Не такая уж она и красавица… Хотя нет, конечно, она красивая, ей многие об этом говорили. Другое дело, что она в последнее время совсем перестала следить за собой, да и одеваться стала хуже некуда. Забыла дорогу в парикмахерский салон, покупала себе на рынке самую дешевую косметику, запустила ногти на руках и ногах. Да вообще себя запустила. И это удивительно, что Григорий, московский адвокат (если он, конечно, снова не обманул ее), избалованный женщинами, обратил внимание на нее. Да еще и при таких обстоятельствах!

И вдруг она почувствовала, как на лбу ее выступила испарина.

– Гриша…

Она не знала, как ему это сказать. Она часто задышала, на нее накатила волна дурноты.

– Что случилось?

– Когда Наташа умерла… Ты же помнишь, Семен вызвал полицию, «Скорую помощь», приехала группа экспертов, они же осматривали квартиру, брали на экспертизу остатки еды и водки, часа три работала группа. И в это время сумка с деньгами лежала у меня в спальне под кроватью?

Григорий поджал губы. Так делают, когда чувствуют свою вину или досаду. Он смотрел на нее с минуту, не проронив ни звука.

– То есть когда ты понял, что вот сейчас приедет полиция, ты решил просто подставить меня? Подсунул мне краденые деньги и улизнул? А потом, словно для того чтобы проверить, не загребли ли меня в ментовку за эти деньги, и вообще узнать, что с ними стало, на месте ли они, заявился ко мне ночью, типа герой, пришел спасать меня от домогательств жениха? Что я сделала тебе плохого? Что?

Он по-прежнему молчал, глядя на нее. Вероятно, ему и нечего было сказать.

– Григорий, почему ты не взял деньги с собой?

– Да как бы я взял сумку у всех на глазах? Ведь твой Семен запер квартиру, ты не знала? Все ждали появления полиции и «Скорой помощи». И далеко не все, кто там находился в момент смерти Наташи, все это время сидели на своих местах, в столовой. Некоторые разбрелись по квартире, курили, разговаривали. Семен твой никого не выпустил. Он вообще, надо ему отдать должное, повел себя очень даже достойно, все сделал, чтобы взять на себя эти хлопоты. Пока ты в каком-то оцепенении сидела за столом и была вообще никакая, несколько человек, женщин, зашли в твою спальню, расположились на кровати, а одна и вовсе прилегла. Переела. Все держались за животы. Потом еще одна забралась на кровать, типа села, устроившись на твоих подушках. Мужчина какой-то зашел, сел на пуф перед зеркалом и вертел в руках твои пузырьки, баночки с кремами. Все были далеко не трезвые и тем не менее то и дело возвращались к столу, чтобы еще выпить. Правда, откупоривали найденные на кухне новые бутылки. Представь, как они набрались, что не побоялись даже пить водку, от которой могла умереть та женщина… Они не воспринимали всерьез ее смерть. Для них она была обречена с того самого дня, когда стала зависимой, алкоголичкой.

Надя слушала его и представляла себе всю эту картину. А ведь он был прав, на самом деле в спальне были люди. И как он мог в их присутствии заглянуть под кровать и забрать сумку? А следователь? Что это вообще за следователь такой, который не мог как следует осмотреть квартиру? Хотя, а с чего бы это ему заглядывать под кровать? Не обыск же был. Для следователя важны были люди – свидетели или убийца. Но и он поддался общему настроению и тоже воспринимал смерть бомжихи как несчастный случай, но никак не убийство. Да кому она была нужна, эта потерянная для общества женщина?

Девушка закрыла глаза, пытаясь вспомнить все то, что происходило вокруг нее после того, как Наташа рухнула под стол.

Но вместо этого вспомнила другое: «У вас глаза очень красивые, и ресницы длинные… Так и хочется их поцеловать…»

– Послушай, ты вел себя по-идиотски на поминках… Противоестественно, ты знаешь об этом?

– В смысле?

– Клеился ко мне.

– Что же в этом противоестественного?

– А потом, после того, как ты сказал мне что-то про ресницы и поцелуи, ты исчез! Тебя не было, когда приехали «Скорая помощь» и полиция. Слышишь, не было! Ты сбежал!

– Ничего подобного. Я выходил в подъезд покурить. Я же не знал, что потом все начнут курить прямо в квартире.

– Неправда, многие курили во время обеда, некоторые даже за столом, кто-то еще замечания делал.

Как она жалела, что была такая невнимательная! Для нее тогда главным было всех встретить и накормить. Ну и нервничала она, конечно, страшно из-за такой несвоевременной и скоропалительной помолвки. Да ее трясло, когда она думала о том, как может измениться ее жизнь.

– Надя, ты что, серьезно полагаешь, что я вот так просто бы оставил в чужой квартире сумку с деньгами и сбежал? Скажи, я похож на сумасшедшего? К тому же даже если предположить, что у тебя обнаружились бы деньги. И что? Ты девушка умная, сразу нашлась бы что сказать. Мол, твой жених решил помочь тебе с ипотекой, да, это твои деньги и что такого?

– Дурак, – насупилась она. – Я в жизни ничего чужого не брала. Конечно, я сказала бы, что это не моя сумка. И тогда бы ее забрали, понял? Причем, скорее всего, без понятых. Вот просто взяли и все. Прикарманили.

– Наконец-то ты сказала разумную вещь! – воскликнул Григорий. – Браво! Теперь поняла, почему я забрал эти деньги? Да, я поступил как бы нехорошо, ну украл же! Но если бы не я, то это сделали бы под шумок менты. Или следователь. А так мы с тобой сделаем доброе дело, решим хотя бы твои проблемы. Считай, что я пустил их на благотворительность. Как ты понимаешь, я особо в деньгах не нуждаюсь. У меня все есть, что нужно. И квартира, и машина.

Он вздохнул, и Надя улыбнулась. Да все она прекрасно понимала. И неизвестно еще, как поступила бы она сама, если бы оказалась в похожей ситуации, когда знаешь код, а тут вот, прямо перед носом, сейф, набитый деньгами человека, которого уже нет в живых…

– Что, она прямо била по лицу… труп мужа?

– Да. Думаю, это и спровоцировало меня на это. Ну ничего святого в человеке нет! Совсем.

– А каким человеком был этот Поливанов?

– Да нормальным. Хотя в девяностые, думаю, ничем не гнушался, чтобы сколотить капитал. Слышал, что все, что плохо лежало, прибирал к рукам. Ты понимаешь, о чем я? Да?

– Лично не сталкивалась, но сериалы регулярно смотрю. Имею представление.

– Человек слаб…

Она усмехнулась.

Ее отпустило. Как-то успокоилась. Даже аппетит появился, и она набросилась на остывший стейк.

8

Они не спали всю ночь. Наслаждение, волнами накатывавшее на нее, заставило ее мозг умолкнуть. Она не думала ни о чем, кроме его новых объятий и поцелуев. Гостиничный номер укрыл их от всего того ужасного и опасного, что заставляло днем волноваться. В какой-то момент Надя поняла, почему согласилась связаться с ним крепко-накрепко: он был единственным человеком, сумевшим вселить в нее радость, чувство, которое ей прежде, оказывается, вообще не было знакомо. Да, он был подчас неуместен со своей солнечной легкостью и улыбками, с комплиментами и, казалось бы, странными поступками, но именно он помог ей задышать полной грудью и раскрыться, расслабиться и почувствовать себя счастливой. Пусть эта радость будет владеть ею недолго, но она будет, и это придаст ей силы жить дальше. Без мамы, без привычной размеренной жизни, заполненной проблемами и какой-то отчаянной беспросветностью. И какое же это чудо, что он заглянул к ней в один из самых печальных дней и выкрал ее из этого ада, называемого реальной жизнью. Веселый обманщик, фантазер, вор, летящий повеса. Никакой он, конечно, не адвокат. Скорее всего, профессиональный мошенник. Но с ним так хорошо, так спокойно! И даже если дверь прошьет автоматная очередь или рядом с кроватью взорвется настоящая бомба, она еще крепче прижмется к нему и забудется счастливым вечным сном. Кажется, она сходит с ума.

Надя проснулась и поняла, что его рядом нет. Она лежала неподвижно, разглядывая вмятину на его подушке, словно желая удостовериться, что он ей все же не приснился. Что он реально существовал. И это в его объятиях она лежала всю ночь, и именно это ложе из сдвинутых старых деревянных кроватей было тем облаком, на котором они раскачивались, проникнув друг в друга, как ветви диковинного растения.

Не вставая с кровати, она рассматривала комнату в поисках его одежды. Нет. Ничего нет. Даже ни одного носка на полу.

Надя заставила себя подняться. Она сидела на кровати и не знала, что ей делать. Откуда-то она знала, что его нет ни в номере, ни в гостинице, ни в городе. Возможно, он на пути в Михайловск, возможно, он просто исчез из ее жизни и больше никогда не появится.

И только увидев на столе несколько пустых листов бумаги, она вспомнила, как ночью составляла список адресов своих знакомых в Михайловске, к которым он собирался отправиться. Списка не было. Значит, он взял его с собой, значит, была надежда, что он выполнит свое обещание. Но почему он не разбудил ее утром? Почему не сказал ей «доброе утро» и не поцеловал ее? Чтобы не прощаться? Чтобы не видеть ее слез? Она наверняка бы расплакалась. Потому что нервы ни к черту.

Больше всего она боялась заглянуть в шкаф, куда он положил сумку с деньгами. Вот интересно, когда они были в ресторане, кто-нибудь мог зайти в номер и украсть деньги?

Она медленно двинулась к шкафу. Открыла дверцу. Удары сердца участились, оно билось где-то в горле.

Вот и все. Сумка была пуста. В ней вообще ничего не было. Он не оставил ей ничего, что прежде принадлежало ему. Ни одной вещи на память.

Она подошла к зеркалу в деревянной старой раме, висящему на стене слева от шкафа. Увидела свое отражение и удивилась тому, насколько изменилась она за эту ночь. Ни следа усталости. Бледная кожа с ярко-розовым румянцем, блестящие глаза, слегка припухшие от поцелуев губы. Она – и не она. Девушка в зеркале, слегка растрепанная, в одной маечке, выглядела, как это ни странно, счастливой. Почему?

Григорий, Гриша уехал. Почему она решила, что он больше не вернется? Глупости! Он же поехал по делам. По ее делам, между прочим! Она не должна киснуть, наоборот, ей нужно продолжать жить. И жить достойно, не валяться в ожидании своего парня в постели, а взбодриться, спуститься на первый этаж, чтобы принять душ, потом пойти куда-нибудь позавтракать, а после можно просто прогуляться по городу. И не надо постоянно оглядываться в надежде, что вот сейчас появится его тень или прозвучит его голос. Надо научиться уже жить без него. Жила же она без него, вот и сейчас пару дней еще проживет.

Надя вышла на балкон, сняла полотенце, потом вспомнила, где находится мыло и шампунь – в пластиковом пакете, в маленькой прикроватной тумбочке. Мыло и шампунь – все куплено Гришей. И если тумбочка окажется пустой, значит, она спятила. Значит, какое-то время жила в параллельном мире. Как и все сумасшедшие.

Но мыло было! И тумбочка выдохнула его жасминовый аромат, едва она открыла ее. Ну, слава тебе господи. Пока все в порядке.

Надо было взять с собой чистое белье, а оно находилось в ее дорожной сумке, стоящей на стуле возле окна.

Надя открыла сумку и увидела деньги. Завернутые в полиэтиленовый пакет пачки денег. Их большая часть.

Она тихонько зарыдала. Без слез. Горло издавало какие-то судорожные странные звуки, словно она задыхалась. Нервы.

Он оставил ей деньги. Часть взял для дела, остальное доверил ей. Она выложила тяжелый пакет и достала со дна сумки чистое белье. Потом все уложила обратно. Застегнула сумку.

Все хорошо. Все просто отлично. Замечательно. Ей нужно просто набраться терпения и дождаться Григория. Он вернется, и тогда у нее начнется совершенно новая жизнь. Прекрасная жизнь. Они поедут в Петербург. Будут пить какао из высоких прозрачных бокалов на Невском и есть знаменитые питерские пышки. Будут гулять, взявшись за руки, наслаждаться видами Санкт-Петербурга, целоваться, рассказывать друг другу разные смешные истории…