— Дурак!
Пальцы непроизвольно сжались, сминая письмо. Кари вскрикнула и принялась разглаживать лист, но поздно. Часть послания была безнадежно испорчена.
— Дурак, — сердито повторила она. — Какой же ты дурак, Чарльз. Не смей судить меня по себе!
Да год назад она понятия не имела, что их с Аланом авантюра удастся! Надеялась, конечно, что лет через десять-пятнадцать что-то получится, но никак не через год.
Ничего бы и не получилось, если бы не ди Форкалонен с его деньгами и связями…
И уж точно Кари никогда не считала, что слишком хороша для Чарльза Маккензи!
Как он мог?! Как он посмел ее бросить?! После целого года страстных, нежных, искренних писем. После целого года, наполненного ожиданием и предвкушением встречи. После всего, что она успела нафантазировать и намечтать?!
Чарльз Маккензи снова предал ее. Снова сделал больно и на этот раз куда больнее, чем в прошлый. Снова доказал, что на него нельзя положиться, ему нельзя доверять.
Дешево же стоила его хваленая любовь, если Маккензи, услышав об успехах Кари, так легко от нее отказался.
Волчица заморгала, сглатывая злые слезы. Безжалостно смяла письмо и вышвырнула в урну.
— Что же, ладно, — голос отчего-то дрожал и прерывался, в горле стоял горький комок. — Прощай. Катись в Бездну, Маккензи, я не стану по тебе плакать.
***
Сержант Рассел вломился без стука. Соседи Чарли по комнате дружно вскочили и вытянулись. Дэн даже поднес было руку к виску, но под сердитым взглядом командира смутился и спрятал ладонь за спину
— К пустой голове не прикладывают, — хмуро сообщил ему сержант. — Вольно. А ну пошли отсюда! Мне с мальцом потолковать надо.
Парни мигом испарились.
“Начинается”, — мысленно вздохнул Чарли. И остался лежать.
— Ты чего творишь, салажонок? — грубовато поинтересовался сержант. — Это что еще за страдашки в духе истеричной недотраханной бабенки?
От пинка кровать наклонилась и оборотень слетел на пол.
— Встать, когда с тобой командир разговаривает! — огромная ручища (сержант даже по меркам троллей был здоровенным громилой) вздернула Чарли вверх, заставляя вытянуться. Налитые кровью глаза смерили парня снизу вверх, и сержант презрительно скривился.
— От тебя воняет, курсант. Когда ты последний раз мылся?
Чарли пожал плечами.
— Отвечай, мать твою!
— День или два назад, сержант. Не помню точно.
Дни сливались в какую-то серую кашу. Без цели Чарли ощущал себя марионеткой, у которой обрезали веревочки. Беспомощным слизняком.
— Не помнит он! — командир глухо зарычал, обнажив длинные кривые клыки. — Ты мужчина или сопливая писюшка, курсант Маккензи?!
До сопливой писюшки оборотень в своем самоуничижении еще не успел опуститься, поэтому оскорбление задело.
— Отвечай! Ты — жалкая хныкающая сучка, да?!
— Никак нет, сэр, — рявкнул он в ответ. Вбитые за месяцы учебы рефлексы сработали без участия разума. Чарли расправил плечи, встал навытяжку и взглянул командиру в глаза.
— Тогда какого хрена ты ведешь себя, как ноющая соплюха?!
Эти слова заставили вспомнить все еще раз. Дни отчаяния и неверия. Письмо с осторожными вопросами, которое он после недели сомнений и штудирования газетных статей рискнул выслать своему другу. И убивающий любую надежду ответ.
Да, Кари Маккуин вместе с ее очкастым приятелем-аспирантом действительно совершила открытие века. Удаленная голосовая связь теперь реальность. Первые магофоны уже продаются в столичных магазинах, и несмотря на совершенно неадекватный ценник, количество желающих обладать новомодной игрушкой только растет.
Деньги и слава. Слава и деньги. Огромные, прямо нечеловечески огромные деньги. И слава — даже если Кари за всю последующую жизнь не сделает ничего выдающегося, имя его невесты уже золотыми буквами вписано в историю магической науки.
Кто он теперь рядом с ней? Что он может ей предложить?
Ни-че-го.
Ничего, кроме созданной Луной связи, которой сама Кари тяготилась, ощущала, как принуждение, зависимость.
От известия до решения протянулась еще неделя мучительных раздирающих душу сомнений, когда Чарли то порывался выбить увольнительные и приехать к ней, то убеждал себя дождаться обещанной встречи.
Но зачем? Чтобы при встрече услышать все то же равнодушное: “Я не люблю и не уважаю тебя, Чарльз. Оставь меня в покое”.
Обида и злость жгла изнутри, но злится не на кого кроме самого себя. Кари никогда ему ничего не обещала. Он сам поверил, что сможет завоевать ее, добиться, доказать, как она в нем ошиблась.
Дурак. Наивный мечтатель.
Чарли не был нужен ей даже когда они были на равных. Что уж говорить про сейчас, когда до нее далеко, как до звезды.
И вот тепер, когда решение уже принято, когда отправлено и письмо, которое никто не прочтет, и официальная записка через знакомых, пришла апатия. Все стало бессмысленным, цель исчезла и незачем больше вставать по утрам, день за днем преодолевать себя в изматывающих тренировках за гранью возможного.
— Так ты поступил сюда ради девки? — сержант скривился так, словно очень хотел сплюнуть.
— Она не девка, — сквозь усталое равнодушие прорезалась злость. Пусть Чарли отпустил ее, пусть мысленно отрекся от всех прав на свою невесту, никто не будет в его присутствии пачкать Кари словами!
— Да-да, все понимаю. Она богиня, единственная, особенная и все такое. Запомни курсант, — насмешки в глазах сержанта не было, как не было и презрения. Только сочувствие и понимание. — Добиваться чего-то надо только ради себя самого. Не ради женщины или чужих ожиданий. Не ради того, чтобы тебя потом по головке погладили и конфетку дали. Ты должен сам этого хотеть. Поставил цель — иди к ней, будь мужчиной.
ГЛАВА 4
Послания от Чарльза больше не приходили.
“Ну и пускай проваливает! Мне все равно”, — со злостью повторяет себе Кари. Но проблема была как раз в том, что ей не все равно. Совсем не все равно.
Она скучает по искренним строкам. Скучает по волшебному ощущению, что ею восхищаются, ее любят, боготворят. Не из-за денег и славы, не потому что надеются с ее помощью получить какие-то преференции. Просто так. Потому что Кари такая, какая есть.
Особенная для кого-то.
Она так и не смогла выбросить его письма. Хотела, но рука не поднялась. Более того: порой, устроившись вечером в кресле с бокалом вина, она перечитывает их. И злится, отчаянно злится. На себя, за то что не может забыть своего несостоявшегося жениха.
На Чарли, за то что тот посмел от нее отказаться.
На последнем знаке Кари с такой злостью вонзила шило, что оно не только проткнуло бумагу, но и наполовину вошло в планшетку. Она выдохнула со злостью, выдернула и смяла листок.
Полегчало…
Чарльз прав — что-то в этом есть. Сама возможность хоть так высказать все что накипело освобождает.
Разумеется, она не станет отправлять это письмо — слишком красноречивое свидетельство своей капитуляции. Но, возможно, еще напишет.
И не раз.
***
Дни летели за днями, поделенные между работой и бесконечными интервью, которые Раум полностью спихнул на нее.
— Я не хочу! — возмущалась Кари поначалу. — Почему я должна тратить на это время?
— Потому что так надо, — снисходительные нотки в голосе Раума раздражали. — Детка, ты — лицо компании, живая легенда.
— Но почему я? Это даже не моя теория, ее автор — Алан…
— Ты хочешь, чтобы я его показывал журналюшкам? — удивился демон. — Ага, он им наговорит, ты же знаешь.
Кари мрачно кивнула, признавая его правоту. Ее гениальный друг, ставший за вклад в магическую науку самым молодым профессором в истории, патологически не умел общаться с нормальными людьми. Тем более с хищной журналистской братией.
— Нет, детка, только ты, больше некому. Ты умна, красива, умеешь держаться и знаешь когда надо промолчать. Да они от тебя кипятком писают, — он покровительственно похлопал Кари по плечу, и волчица еле сдержалась, чтобы не выругаться.
***