Помоги проекту - поделись книгой:
Фернандо Намора
Огонь в темной ночи
И (Порт)
Н24
© Перевод на русский язык. Издательство «Молодая гвардия» 1977 г.
На языке оригинала произведение вышло до 27 мая 1973 года.
От автора
Когда меня спрашивают о жанре романа «Огонь в темной ночи», я отвечаю: хроника непокорных. Герои моей книги в большинстве своем молодежь, университетская молодежь, мятежный дух которой противостоит всему реакционному. Однако эти качества следует рассматривать не как особую заслугу молодого поколения, а как нечто само собой разумеющееся, свойственное юности. Когда же энергия, абстрактный протест приобретут конкретные формы, будут направлены на преобразование окружающего мира, это станет действительно заслугой молодых. Эту мысль я и хотел воплотить на страницах своего романа.
Место действия романа — Коимбра, древняя Коимбра с ее предрассудками и традициями. И хотя события, описываемые в книге, относятся к 30—40-м годам, атмосфера, царившая там тогда, сохранилась в основном и в последующие годы, вплоть до апрельской революции 1974 года.
Чем была до недавнего прошлого Коимбра? Университетский городок с многовековой историей, расположенный в центре Португалии. Студентами университета являлись выходцы из семей буржуазии и помещиков. Иными словами, Коимбра была оплотом привилегированных классов, которым университетское образование помогало держать бразды правления страной в своих руках. Волнения, которые иногда случались в этом оплоте консерватизма, носили узкостуденческий характер, были далеки от подлинного стремления пробудить погруженную в тяжелый сон страну.
Однако в 30—40-е годы обстановка в Коимбре начала меняться. Туда донеслось эхо гражданской войны в Испании. Затем грозные отзвуки мировой войны. Средневековую Коимбру потрясли эти события, не оставив места равнодушию. Эти события совпали по времени с изменением состава студентов, среди которых стали появляться и дети небогатых родителей. Для молодых людей беды и несчастья их народа были их собственным горем.
Я назвал роман хроникой непокорных. И это действительно так. Мне хотелось показать, как люди преодолевают индивидуализм, отказываются от пассивности, стремятся к активным действиям, направленным против несправедливости и насилия.
Часть первая
I
Разрезая мертвенно-бледную, зеленоватого оттенка кожу, хирургические ножи и пинцеты обнажали контуры мышц, а другие ножи и пинцеты уже ожидали своей очереди, чтобы проникнуть вглубь, в недоступные области — сухожилия, мышцы, жировые и плотные соединительные ткани, все одинаково липкое, вызывающее отвращение. Лишенный покровов человеческий труп представал уродливо обнаженным. Рука, череп, внутренности — все это увозили потом в тележке для мусора.
Халаты в жирных пятнах пропитались запахом препарируемых тел, лица наиболее впечатлительных студентов побледнели от подступающей к горлу тошноты. Ассистент расхаживал между анатомическими столами, волосы у него были взъерошены, словно с каждым шагом возрастала подстерегающая его опасность; он что-то ворчал себе под нос, но сигарета, с которой он не расставался ни на минуту, мешала разобрать слова.
— Нет, вы только на него полюбуйтесь!.. Очисти сперва этот апоневроз, слепая курица! А ты, мой милый? Ты что, надеешься обнаружить артерию прямо здесь, под подбородком?
Непреодолимое отвращение некоторых студентов вызывало насмешки тех, у кого еще хватало мужества делать вид, будто им все нипочем. В одной из групп раздался взрыв смеха: Фрейтас увидел, как на другом конце стола рука мертвеца вдруг стала медленно подниматься, и от испуга побелел как полотно. Кто-то попытался удержать руку грузиками, но одеревеневшие мускулы оказались сильней, и, несмотря на противодействие груза, рука постепенно вернулась в прежнее положение. Ассистент, находившийся на другом конце комнаты, удивленно поднял брови и прервал обход, чтобы выяснить причины неожиданного веселья, но, когда он в третий раз переложил сигарету в левый угол рта — маневр, неизменно предшествовавший потоку ругательств, — в дверях анатомического зала появился профессор. Сразу воцарилась тишина.
Жулио почувствовал на пальцах и на затылке пристально-иронический взгляд профессора, и надрез получился еще хуже, чем предыдущий.
— Вы неправильно держите нож, — заметил преподаватель так бесстрастно, что можно было предположить, будто его голос принадлежит неодушевленному существу. — Больше вытягивайте пальцы. — И остановился, ожидая, пока студент сделает новый надрез.
От этой назойливости замешательство Жулио сменилось яростью. С раздражением оглядывая товарищей, он поймал задорную улыбку Марианы, которая смотрела на него с противоположного конца зала. Ее улыбка была такой веселой и заразительной, что лицо Жулио просветлело. Тем временем ассистент уже присоединился к профессору, пытаясь получше разобраться, в чем затруднения студента. Он склонился над трупом так низко, что едва не касался его лохматыми бровями, и словно упивался дурманящим запахом. Даже в голосе его, не утратившем еще своей резкости, звучало наслаждение:
— Так у тебя ничего не получится, голубчик…
Но профессор, очевидно, не собирался поддержать его шутливое настроение, и ассистент, с досадой покусывая сигарету, переменил тон: — Ну довольно, костоправом ты все равно за одно занятие не станешь…
Профессор окинул рассеянным взглядом зал, будто слова ассистента до него не дошли, будто он парил где-то над отвратительной атмосферой анатомички, и вышел. Воспользовавшись случаем, студенты прекратили работу. Мариана подошла к Жулио.
— Оторвись на минутку. — Задумавшись, она оперлась рукой о труп и стала рисовать пальцем круги на лоснящейся, покрытой жиром коже. — Через неделю мы уже будем смотреть на труп… всего-навсего как на дурно пахнущий предмет. Но, конечно, привыкнуть очень трудно. Тебе тоже так кажется, Жулио?
— Мне кажется, что ты уже сейчас возмутительно фамильярно себя ведешь. Облокотилась на труп, точно это кресло…
Мариана испуганно отдернула руку. Лишь теперь она осознала, что касается мертвого тела.
— Бог мой! Чего не сделаешь по рассеянности!
Жулио, казалось, взвешивал, искренне ли ее оправдание. Все еще погруженный в свои мысли, он спросил:
— Ты мыла руки?
— Кажется, нет… А в чем дело?
— Мне хочется закурить. В кармане у меня пачка сигарет. Достань ее. Надеюсь, ты касалась трупа только одной рукой…
— Может быть, я, не замечая того, дотрагивалась до него и другой… Сейчас я вымою руки. — Она взглянула на нахмуренный лоб Жулио и с детской непосредственностью спросила: — Ты расстроился?
— Нисколько! Неужели ты думаешь, меня могли задеть слова нашего очаровательного ассистента о том, что из меня не получится костоправ?.. На сегодня с меня хватит. Не беспокойся из-за сигареты. Я сам вымою руки. Честно говоря, ты с таким увлечением вскрывала труп, что я сомневаюсь в чистоте твоих рук, даже вымытых с мылом.
Он снял халат. Ассистент протянул ему журнал, чтобы он расписался в присутствии.
— Смотрите, как бы вас не стошнило за обедом. — И довольный своим остроумием, ассистент затянулся сигаретой.
Жулио, сделав вид, что не расслышал реплики ассистента, кивнул Мариане и вышел. Она крикнула ему вслед:
— Подожди! Я скоро!
Жулио хлопнул дверью. Девушка догнала его в коридоре.
— Хочешь попробовать, каковы микробы на вкус?.. Или собираешься похвастаться дома, что ты выше предрассудков?
— Прекрати, Жулио, ты меня изводишь. Какой кошмар! Я сегодня просто непростительно рассеянна.
— Не употребляй слова «кошмар». Берегись микробов и штампов в речи.
И, с презрительной миной засунув руки в карманы, Жулио ускорил шаг; волосы его растрепались, кожаная куртка была расстегнута.
— Жулио, ты действительно думаешь, что это опасно? — Мариана казалась обеспокоенной.
— Что, микробы? Куда страшнее слово «кошмар».
— Но почему?
— Оно… кошмарно.
— Отвечай мне по-человечески, перестань кривляться.
— Ты так доверяешь моему авторитетному мнению?.. Разве ты не видела меня в роли претендента на должность эскулапа?
— Паяц! — оборвала его девушка.
— Возможно.
Мариана замедлила шаг, взяв его за руку.
— Я не тороплюсь на поезд.
И, запыхавшись, остановилась. Они оказались около смотровой вышки на Университетской площади. По-осеннему суровый ветер теребил кустарник на склоне.
— Посидим немного. Я устала.
Жулио сел. Мариана мечтательно глядела на открывающийся перед ней пейзаж: темную зелень деревьев, спокойную излучину реки, и лицо ее вдруг помрачнело.
— Не люблю осень. Мне бывает грустно. А порой тоскливо.
На лице Жулио появилась чуть заметная ироническая улыбка. Видя, что он все такой же замкнутый и недоступный, Мариана почти крикнула ему:
— Расскажи что-нибудь о себе! — и, словно нащупывая точку опоры, чтобы проникнуть во внутренний мир друга, спросила наугад, просто потому, что надо было что-то сказать: — Тебе нравится учиться в университете?
— Я никогда над этим не задумывался.
— Ты такой чопорный, Жулио. Держись проще и перестань кривляться.
— Я и не кривляюсь. Мое пребывание здесь, в университете, случайно, это каникулы бродяги… Я человек непостоянный. Держу нос по ветру, как дикие звери; меня манит все, что пахнет новизной и далекими расстояниями. Я поступил сюда, а мог бы… Извини, тебе этого не понять… — Он ласково улыбнулся ей, как малому ребенку, но улыбка тотчас померкла в его больших, горящих воодушевлением глазах. — Я хотел сказать, что у меня нет любимого занятия. Стать врачом? Отчего бы и нет. Но лучше всего для меня было бы сбежать отсюда в один прекрасный день. Учение рано или поздно засосет нас, и опомниться не успеешь, как сделаешься частицей хорошо налаженного механизма. Ведь наш университет — традиционный питомник укрощенных и укротителей. Наполненная приключениями жизнь не позволит мне, по крайней мере, привыкнуть ходить в упряжке…
Мариана сначала слушала его с недоверием, словно опасаясь попасть в ловушку, но в конце концов убежденность Жулио покорила ее. А тому тоже захотелось пооткровенничать, рассказать ей о том, как однажды вечером, сидя с закадычным другом в саду, он решил убежать вместе с ним куда глаза глядят, поступить в бродячий цирк. Жулио слегка побаивался, что такое признание выдаст его затянувшееся отрочество, однако кто мог сомневаться, что все в нем взывало к необыкновенному? С тех пор, после разговора с другом, он каждый вечер принимался фантазировать перед сном об увлекательной жизни бродячего цирка и о других, неясных, хотя и не менее притягательных вещах.
Может быть, другим эта мечта показалась бы просто глупой, как знать, зато какой заманчивой была она для него! Иногда Жулио пытался заглушить в себе детские порывы и побуждения, унижавшие его в собственных глазах, — ведь он давно уже стал взрослым, и лишь порой детство вырывалось наружу, с опозданием отвоевывая свои права.
Насмешливым тоном Жулио неожиданно спросил Мариану, сразив ее точно выстрелом:
— Ты знаешь, что есть такая страна Мексика? Молодая, неизведанная страна, где не спрашивают, откуда ты приехал и что собираешься делать? — Пока она, несколько обескураженная, кивала головой, он схватил ее сумку с книгами. — У тебя есть с собой деньги?.
Замешательство девушки не могло не польстить его тщеславию, и поэтому он попытался еще больше смутить ее своими резкими, неожиданными репликами. Это делалось в отместку за то, что она была свидетельницей унизительной сцены в анатомическом зале.
— Так у тебя есть с собой деньги?
— Кажется, есть… Какие-то жалкие медяки… Это чтобы снарядить экспедицию в Мексику?
— А я-то думал, что «королева пробкового дуба» всегда в полной боевой готовности.
— «Королева пробкового дуба»?.. Ты издеваешься надо мной или всему виной миражи Южной Америки? Ты становишься просто невыносимым!
— Не произноси этого слова — «невыносимый». Ведь тебя окрестили королевой сокурсники, следящие, словно ищейки, за каждым твоим шагом. Разве ты не знаешь, что на твои деньги зарится здесь много бездельников?
— Я буду говорить «невыносимый», «кошмар» и другие слова, какие только пожелаю. Никого это не касается, как и то, бедна или богата.
— Не сердись, Мариана. У меня к тебе страшно серьезная просьба. Хочется выпить пива, а деньги я забыл дома. Этот труп все время стоит у меня перед глазами, я чувствую его запах, а в таком случае очень помогает кружка пива.
— Вот это уже слова разумного человека. Ладно, пошли за пивом.
Поднявшись со скамьи, Мариана тряхнула головой, отбросив волосы назад, и выхватила свою сумку из рук товарища. Теперь она говорила медленно, поджимая губы.
— Мой отец окончил юридический факультет, но так и не смог подняться выше мелкого служащего в отделе. Мы бедны, однако никто из нас не стремится разыгрывать из себя то, чем не является на самом деле. Мы бедны, и у нас еще множество всяких трудностей. Значит, ты считал, что я оказалась в университете случайно? Нет, Жулио, я учусь, чтобы зарабатывать на жизнь. И я довольна своей судьбой.
Она вдруг почувствовала, что произнесла эти слова с аффектацией, словно декламируя. И ей стало стыдно.
— Зарабатывать на жизнь? Ты в этом уверена?
Жулио хотел было продолжить, хотел продемонстрировать свое несогласие с набившими оскомину фразами, которые он ненавидел, но, испугавшись красивых слов, молча посмотрел Мариане в глаза, вызывая ее на спор.
— И это ты, Жулио, с угрюмым видом степного волка, — возбужденно заговорила она, переходя в наступление, — утверждаешь, что мы не должны верить в жизнь, а ведь это означает верить в самих себя! Зачем же ты тогда теряешь время в этом питомнике укрощенных?.. Только чтобы лишний раз услышать, что твои руки не приспособлены для хирургического ножа? Разве что ученье в университете пригодится тебе для Мексики?
— Оставь, пожалуйста, Мексику в покое. Я не люблю, когда мне читают нравоучения, даже если этим занимается девушка, у которой мозги еще не совсем заржавели. Сейчас меня интересует только пиво.
И действительно, Жулио всегда задевало, если кто-то взывал к его здравому смыслу. Он тотчас ощетинивался и выпускал когти, будто разъяренный дикий кот.
Жулио принужденно засмеялся и потащил девушку к пивной. Это было тесное помещение с колченогими столиками, где студенты завтракали на скорую руку перед началом занятий. Из-за ограниченности места в часы наибольшего наплыва посетителей клиентам разрешалось обслуживать себя самим. Потом они собственной рукой записывали свои долги в огромных, замусоленных книгах, прозванных «кондуитами», и, хотя счета эти достигали порой внушительных сумм, хозяин сохранял полную невозмутимость. Он отлично знал, что, как правило, долг рано или поздно будет возвращен и что всякое проявление беспокойства с его стороны может плохо кончиться. Нередко случалось, что клиент-должник появлялся, чтобы вычеркнуть свое имя из «кондуита», лишь несколько лет спустя после окончания университета, зато долготерпение хозяина щедро вознаграждалось: бывший клиент просил выкатить перед входом в пивную бочку вина и устраивал грандиозную попойку, причем почтенный лиценциат оказывался самым захмелевшим и самым веселым среди гостей.
В часы затишья кафе посещала другая публика. Приходили полицейские, чистильщики сапог, люди разных профессий, кормившиеся около студентов, и даже престарелый пенсионер — чтобы почитать местную газету. Но чтение газеты не спасало пенсионера от скуки. Он с нетерпением поджидал появления студентов — кто же из них первым отпустит в его адрес хлесткую шутку? — ведь эти стычки и обмен колкостями с парнями из университета привносили в его призрачное существование иллюзию активной жизни.
Когда официант направился к ним, Мариана отступила к двери, стесняясь своего присутствия, — студентки Коимбры считали подобные кафе притонами. Жулио с любопытством наблюдал за Марианой через стекло стакана. Она незаметно достала кошелек и, зажав деньги в кулаке, протянула ему.
— Посмотри, хватит ли… — шепнула она.
Жулио хлопнул в ладоши, подзывая флегматичного официанта, и, пока престарелый пенсионер разглядывал его с лукавыми искорками в глазах, нарочито громко сказал:
— Получите деньги с этой сеньоры. Она платит.
Вспыхнув до корней волос, Мариана бросила деньги на стойку и выбежала, не дожидаясь сдачи. Жулио нагнал ее уже далеко от кафе, и, пока он с преувеличенным наслаждением вытирал пену в уголках рта, Мариана изливала свое возмущение.
Поделиться книгой: