Иуда

Юрий Симоненко

ИУДА

Они думали, что с нами покончено, что они победили. Но мы вернулись. Мы снова на свободе. И теперь все будет иначе. Теперь все изменится. Теперь у нас есть преимущество — есть союзник, с которым вместе мы сокрушим их. Действующему миропорядку приходит конец, хотя он еще об этом не знает…

Память десятков тысяч наших товарищей, революционеров, сражавшихся за лучший мир до последнего вздоха, будет отомщена. Ждать осталось недолго.

В самое ближайшее время — я говорю о днях, неделях, в крайнем случае, месяцах — от наших рук падут президент, министры, сенаторы, главы корпораций, судьи, прокуроры и их верные псы — имперские генералы и полицаи. Их дни уже сочтены. Мы придем за каждым. И мы огласим наш приговор, и все в империи ОДШЗП и за ее пределами услышат его. Крестьянин на жаркой плантации в восточном полушарии и фабричный рабочий на Западе; лишенный права голоса житель колонии и его надсмотрщик-полицай; сытый обыватель — патриот и лоялист, здесь, в метрополии и его сосед, пусть и тоже сытый, но знающий цену этой сытости и потому стыдящийся ее и потому готовый действовать; солдат с тщательно промытыми мозгами, готовый убивать за вскормившее и выпестовавшее его государство и городской партизан. Услышат и разделятся. И каждый выберет сторону.

Возможно, в то время, когда ты, мой Читатель, станешь читать эти строки, все уже будет кончено. Государство-тиран под названием: Объединенные Демократические Штаты Западного Полушария уже прекратит свое существование и станет историей. Или же прямо сейчас, ты, отважный партизан, читаешь это в перерыве между боями, в окопе или в отбитом у имперских псов доме. Может быть, ты еще молод для борьбы или слишком стар или ты — сестра, вынашивающая под сердцем будущих жителей нового справедливого мира… А может ты мой близкий товарищ, которому я решил показать рукопись и, стало быть, все только начинается.

Тебе, мой боевой товарищ наверняка уже известны события, о которых я буду говорить ниже. Что же до вас, читающих это в будущем, то вам моя история может показаться фантазией (если, конечно, наши друзья не решились предать гласности свое пребывание в нашем мире… но здесь я забегаю вперед), и, тем не менее, в ней нет ни капли вымысла.

Как бы там ни было, я думаю, что всем вам — и тебе, Читатель из будущего, и тебе храбрый партизан, и тебе, сестра, и тебе, мой боевой товарищ — будет интересно узнать мою историю (или ее подробности). Ведь она — часть истории нашего мира и нашей революции. Это история о пришельце из далекого мира, который пришел в Шхакабб, чтобы помочь угнетенным свергнуть иго хищников. Ее вам расскажу я — Шиаб — бывший школьный учитель географии, в дальнейшем — городской партизан, узник и снова партизан. Будь я в прошлом учителем литературы, возможно, этот рассказ был бы ярче и читался интереснее, но, что есть, то есть… Писатель из меня — так себе.

Ну, что же, время рассказать вам о случившемся со мной.

Для меня все началось все с длившейся долгие годы тишины…

****

Тишина.

Шерш, Кхан, Хшио, Аша, Феш, Зихт…

Я сидел, поджав под себя ноги, на холодном полу тюремной камеры и мысленно повторял имена моих товарищей. Чтобы не забыть. Я боялся, что могу забыть кого-то. В последнее время — не знаю, как долго это продолжалось — мне становилось все труднее удерживать мысли. Я становился рассеянным, апатичным, глупым… «Мертвые коридоры»… Мои мысли мертвели, распадались на фрагменты, ускользали, таяли… иногда, на мгновение, я ловил себя на том, что не могу вспомнить собственное имя. Потом вспоминал, но забывал их…

Шерш, Кхан, Аша… Зихт…

Конвоиры… Кажется, меня должны отвести на очередной — не помню уже — какой по счету — допрос… Точно? Должны? Нет! Это было слишком давно… не должны… Они поняли, что я не откажусь от своих показаний — не признаю себя обычным уголовником и не стану делать позорных заявлений, каких добиваются власти. Я не попрошу о помиловании! Нет! Поэтому я здесь…

Тишина.

Скрип, где-то в коридоре. В другом конце. Это вертухай. Ублюдок никак не починит один из сапог и тот скрипит. Смазал бы уже…

Тишина.

Шерш, Кхан, Аша, Зихт… Шерш…

Внезапно, совершенно непонятно — откуда, в нескольких шагах от меня, прямо возле двери с решеткой, появляется это…

…существо.

В этот момент я всерьез усомнился в собственном рассудке. Его вид…

…я решил, что схожу с ума и вижу галлюцинацию.

Признаюсь, я даже подумал, что передо мной демон… Я — атеист и не верю в религиозный бред про бога, антибога, ангелов и демонов. Но в тот момент я всерьез подумал, что вижу нечто потустороннее. Я испугался.

— Не бойся, — сказал «демон» неживым голосом. Голос его звучал одновременно с совершенно немыслимым набором сложных звуков, производимых чем-то вроде рта в верхней части странного тела «демона», и исходил из тонкого и на вид мягкого обруча из металла, подобно змее обвивавшего основание этой самой части. Металл, мягкий! Я вижу, как слабо вздрагивает тело «демона» и обруч шевелится подобно тряпке. Но он точно железный! — пронеслась в мозгу глупая мысль. Нашел о чем думать… — укорил я себя.

— Шиаб, — произнесло существо мое имя, — я понимаю, насколько чужда моя внешность всему тому, что ты привык видеть в своем мире… но вряд ли бы ты поверил мне, явись я в облике представителя твоего вида.

— Моего вида?.. — медленно произнес я, уставившись на «демона» всеми глазами. — Кто ты, антибог тебя раздери?!

— Я из другого мира… с другой планеты, — спокойно ответило существо. — Можешь называть меня Иуда… это мое имя.

— Шиаб, — сказал я вслух и зажмурился всеми глазами сразу, — у тебя едет крыша.

Тишина.

Шерш, Кхан, Хшио, Аша, Феш…

Тишина.

Открываю глаза. «Демон-пришелец» по имени «Иуда» стоит на месте.

— Ты не сумасшедший, — говорит он. — Ты действительно видишь то, что видишь. Я здесь.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я.

— Помочь, — отвечает он.

— Мне?

— Тебе.

— Ты пришел, чтобы вызволить меня?

— Да.

— Но, как?.. Как ты поможешь мне выбраться? Это — тюрьма особого режима…

— Просто вставай и иди за мной, — говорит «демон» или «пришелец» или «Иуда». — Охрана ничего не заметит.

Он развернулся, протянул короткую, всего с одним сочленением — ровно посередине — конечность с «кисточкой» из пяти коротких и тонких многосуставчатых ответвлений на конце и, ухватившись ею за решетчатую дверь, отодвинул ее в сторону. Дверь послушно поддалась.

— Идем! — произнес пришелец неживым голосом. И я последовал за ним.

Тут, думаю, мне следует сделать отступление и описать пришельца-Иуду, в общих чертах.

Пришелец совершенно не походил ни на одно из тех существ, что обычно изображают в фантастических фильмах или описывают в фантастических книгах (по крайней мере, мне подобных описаний не попадалось). У Иуды было всего лишь четыре конечности. Причем передвигался он на двух, — и это, похоже, была единственная их функция! — а другими двумя — он пользовался как руками. Такое вот своеобразное распределение. Шагал Иуда на нижних конечностях — назовем их «ногами» — довольно уверенно и даже не думал падать. Верхними конечностями — назовем их «руками» — пришелец манипулировал предметами (например — дверью камеры) и по-своему жестикулировал. Правда, язык его жестов оставался до времени мне непонятен (разве что, приблизительно — на уровне указаний направления). Лицо пришельца, с двумя глазами — миндалевидными, с круглыми, как у животных, зрачками голубого цвета, — ртом и органами слуха и дыхания (эти детали я узнал позже), расположено на округлом отростке в верхней части тела, опоясанном, как я уже отметил выше, у основания обручем-переводчиком из мягкого металла. Что касается гениталий и системы сфинктеров, то они, надо полагать, находятся у него где-то на туловище, под одеждой (я не интересовался такого рода подробностями). Тогда я еще не был уверен насчет пола Иуды… но обруч-переводчик использовал местоимения мужского рода и я доверился переводу.

Вслед за пришельцем-Иудой я вышел в коридор и сразу же увидел вертухая. Тот стоял в десятке шагов от «моей» камеры посреди коридора, уставившись в пол перед собой и, как мне сразу показалось, совершенно ничего не соображал и не видел. Из голосовых сфинктеров охранника свисали тонкие струйки слюны.

— Что это с ним? — спросил я Иуду, подойдя к вертухаю.

— Ничего плохого с ним не случится, — ответил пришелец. — Видишь? — он протянул руку и, сложив многосуставчатые ответвления в пучок, оставив торчащим только одно, указал им на зависшее над охранником прямо в воздухе маленькое устройство. — Твой собрат в трансе… его сознание подавлено. Временно. Как только мы уйдем, машина вернет его в прежнее состояние.

— Не брат он мне! — презрительно сказал я.

— Прошу прощения, — ответил пришелец, и пошел дальше по коридору, — возможно, это ошибка переводчика… — он потрогал рукой обруч, из которого звучал голос.

Я не ответил и продолжал идти следом за ним, пытаясь сообразить на ходу, что происходит, и во что это я ввязался…

Мимо мелькали пустые камеры… «Мертвые коридоры»…

Мы дошли до конца длинного коридора, где была тяжелая железная дверь с небольшим окошком из бронированного стекла. Пришелец-Иуда коснулся рукой одной из клавиш на дверном пульте, щелкнул электрозамок и дверь послушно открылась.

— Идем! — он сделал вполне понятный приглашающий жест своей причудливой рукой и шагнул в следующее за дверью помещение.

Вслед за пришельцем я вышел из блока.

Это было что-то вроде дежурного поста — просторная комната между двумя тюремными блоками. Напротив двери, из которой мы вышли, я увидел такую же, запертую; слева и справа были еще двери, но уже не бронированные; лифт и рядом дверь с табличкой «лестница». В комнате было несколько таких же очумелых охранников, «опекаемых» уже знакомыми «машинами» Иуды. Причем «машин» было всего три на целую свору вертухаев. Все они пускали слюни и таращились — кто в пол, кто — в стену.

— А как же камеры? — спросил я моего спасителя.

— Они временно не работают, — ответил Иуда, направляясь к выходу на лестницу. — Идем! — добавил он, открывая дверь. — Нам нужно на крышу…

— На крышу?..

— Да. Там мой транспорт. Нам стоит поспешить.

Ну, да, — сказал я себе, — конечно… пришелец с другой планеты… не пешком же он сюда пришел…

Мы вышли из блока и стали подниматься вверх по лестнице…

Раз в несколько дней… — не знаю, во сколько — в камерах, где меня держали, не было окон, так, что я не мог следить за сменой дня и ночи, а электрическое освещение не выключалось круглосуточно… — раз в несколько дней (или недель?) меня переводили из камеры в камеру. Мне накидывали на головогрудь непроницаемый полог из плотной ткани и заталкивали в тесную железную клетку на тележке. Клетку закатывали в лифт и несколько раз гоняли кабину вверх-вниз, так, чтобы я не мог определить — на котором из этажей двадцатиэтажной тюрьмы я нахожусь. Возможно, что меня возвращали на тот же этаж, в тот же блок, только в другую камеру… Все, что я мог видеть из-за решетки камерной двери, была выкрашенная в белый цвет коридорная стена напротив и небольшой участок серого пола. Все. Кроме меня и единственного охранника во всем блоке никого не было.

На оклики вертухаи не отзывались, словно все они были глухими (хотя, конечно же, не были, просто действовали согласно уставу). Но, если настойчиво требовать чего-то, то могли прийти другие — те, что наблюдали через камеры и слушали через микрофоны — и избить. Молча. Таковы правила. «Мертвые коридоры»…

Только недавно тишину в блоке стал нарушать один и тот же охранник. По скрипу его сапога я стал точно определять его смену и место, где он находился. Теперь не одна только тишина сводила меня с ума…

К камере вертухаи подходили только чтобы сунуть под дверь поднос из плотной резины с резиновыми тарелками и столовыми приборами и потом, спустя несколько минут, чтобы все забрать. И снова тишина. Тишина. Тишина. Тишина… О! Ублюдки! Так они пытались сломить нас — меня и моих товарищей — пытались вынудить отказаться от наших убеждений. Для этого они придумали особый режим — «мертвые коридоры»… Пустая белая камера в совершенно пустом блоке. Ни звука сверху или снизу! Никаких свиданий! Никаких книг или возможности вести записи, никаких новостей извне! Тишина. Тишина. Тишина. Сенсорная депривация…

До нас доходили слухи… еще до того, как нас схватила политическая полиция… что некоторые так сходили с ума; пытались покончить с собой, бились о белые стены, рвали вены зубами…

Тогда, выйдя на лестничную площадку и увидев трафаретный номер на стене, я узнал, что последнее время находился на восемнадцатом этаже. Как и в тюремных блоках, на лестнице не было окон; все помещения освещались электрическими светильниками, так что нельзя было точно понять, день сейчас снаружи или ночь (одна из «достопримечательностей» тюрьмы особого режима: в случае побега заключенных, электричество отключалось и вертухаи с приборами ночного видения выходили на охоту…). «Мертвые коридоры»…

Я не знал, что с моими товарищами и где они… Тогда, поднимаясь по лестнице вслед за пришельцем по имени Иуда, я ничего не знал…

Шерш, Кхан, Хшио, Аша, Феш, Зихт… друзья мои, мои боевые товарищи! Где вы? Держитесь ли еще? Живы ли?

…я не знал даже — в действительности ли все это происходило со мной или фантастический побег был плодом моего свихнувшегося сознания, болезненным сном, бредом…

Сами посудите: пришельцы; какие-то чудесные устройства, игнорирующие законы физики; загипнотизированные охранники… — как тут не усомниться в собственном разуме?

— Почему ты помогаешь мне, Иуда? — спросил я пришельца, в первый раз назвав его по имени.

— Потому, что должен, — ответил тот и открыл дверь, за которой все заливал яркий солнечный свет. — Идем, Шиаб! У нас мало времени.

Вслед за Иудой я вышел на крышу тюремного корпуса. Солнце, похоже, стояло высоко — так мне показалось. Я так давно не видел солнечного света, что мои глаза совершенно отвыкли от него. Едва я оказался снаружи, солнце ослепило меня; глаза тотчас затянуло влажной пленкой. Не удержавшись, я встал на четыре ноги, задрав головогрудь и зажмурив глаза; я вытянул руки в стороны и несколько раз набрал и опорожнил легкие. Постояв так несколько долгих мгновений, я попробовал осмотреться: смотреть было больно. Поначалу я смог полностью открыть только нижнюю пару глаз, под жвалами, — верхние — почти ничего не видели. Небо было ярко-сиреневого цвета; солнце стояло чуть позади и слева. Я старался не смотреть на него. Впереди была плоская, обнесенная невысоким парапетом крыша тюрьмы, а за ней вдали — небо, по которому плыли стайки бледных перистых облаков; где-то совсем рядом прокричала птица. На мне было худое тюремное рубище, сквозь которое я тотчас же, всем телом ощутил прохладную свежесть: была середина весеннего дня.

Мой спаситель не торопил меня. Пришелец стоял рядом и терпеливо ждал, когда я смогу двигаться дальше.

Наконец, мои глаза стали разбирать окружающие детали, и мир проступил сквозь водянистую пелену слез.

Вокруг повсюду виднелись какие-то короба и трубы, навесы с кондиционерами невысокие мачты с антеннами. Ничего, что могло бы сойти за обещанный пришельцем «транспорт», я не заметил.

— Что дальше? — спросил я.

— Идем! — позвал пришелец и уверенно зашагал в сторону. Только теперь я заметил легкое подрагивание воздуха над относительно ровной частью крыши. Подобное можно видеть в жаркий летний день над сильно нагретой солнцем поверхностью (например, над дорогой), но здесь, при столь ощутимой прохладе это, обычное, на первый взгляд, явление выглядело странным. Марево имело подозрительно правильную форму: нечто расплывчато-овальное; кроме того, присмотревшись, я заметил, что находившиеся за подозрительным маревом предметы сквозь него почти не были видны (вернее, были, но как-то неправильно).

Иуда быстро подошел к мареву и…

…исчез в нем.

— Поспеши, Шиаб! — послышался голос пришельца, ставшего невидимым. И я поспешил.

Я не стал ничего спрашивать и медлить; быстро осмотревшись по сторонам, я уверенно двинулся к мареву и сам не заметил, как оказался внутри «транспорта» Иуды.

Это не была кабина фантастического звездолета, не капсула, не болид и уж точно не самолет или вертолет… Как мне описать это? Попробую так: войдя в марево, я оказался в некой податливой среде… как гель или что-то вроде того. Как я уже сказал, я не заметил, как оказался внутри. Только что был снаружи и вот уже как бы подвешен внутри: ноги, незаметно для меня самого, оторвались от крыши (словно я «взошел» по воздуху). Секунды спустя, после мой вес распределился на «невидимой подушке». Вокруг меня была прозрачная желеобразная масса, которая обволокла мои ноги и головогрудь. Я попробовал переместиться, но это мне не удалось, — каждая из шести моих ног прочно увязла в «геле» и, хоть я и мог ими шевелить, чтобы размять, но сдвинуться в сторону у меня не получалось. При этом я мог свободно шевелить всеми шестью руками, — как только я прилагал усилие, чтобы согнуть или разогнуть одну или несколько рук, «гель» вокруг них становился жидким как вода (но, что удивительно, вовсе не мокрым!). Немного побарахтавшись, я успокоился и только теперь задался вопросом: как я дышу? и тут же понял, что «гель» не проникает ни в дыхательные, ни в обонятельные сфинктеры. Наоборот: «гель» образовал что-то вроде трубок, по которым поступал свежий воздух, пахнувший крышей — смолами, окисленным железом и сухим бетоном; моих глаз вещество тоже не касалось. Несколько раз, открыв и закрыв рот, я убедился, что и это безопасно, — окружающая масса образовала вокруг рта и жвал заполненную воздухом полость.

— Тебе удобно? — услышал я голос Иуды и только теперь обратил внимание на пришельца, который как бы «висел» справа от меня в полугоризонтальном положении.

— Да, — ответил я, на всякий случай, пошевелив еще раз ногами и руками.

— Тогда полетели, — сказал он и, протянув перед собой руки, разветвил их окончания — назовем их условно «малыми щупальцами» — и пошевелил ими, как будто нажимая на видимые одному ему клавиши.