Лелек и Болек в Испании

— Ну стало человеку плохо, бывает, — ответил видевший виды, ставший уже почти нашим другом Николай. Поспит завтра, как огурчик будет — морской воздух.

Говорить получалось плохо, но думать еще как-то я мог, представляя, каким «огурищем» буду завтра с утра. Николай провел, а практически затащил меня в дом, как поломанную куклу. Подняться на второй этаж я не мог, поэтому плюхнулся спать в одежде и обуви в гостевой спальне. День первый…

III

Утро напало на меня диким зверем. Долго не мог понять, где я нахожусь, железные жалюзи на окнах закрыты, темно, как у негра в известном месте. От тяжелой осенней обуви ноги затекли и ныли — я ее не снимал больше суток. Кожаная куртка прилипла к покрывалу и телу.

Горло болело, язык казался огромным и неуклюжим, царапавшим небо, в голове, как маятник, пульсировала тупая боль.

Вспомнив вчерашнюю «вечеринку», застонал от стыда. «Хоть без драк и ментов», — подумал я, соображая, как бы мне встать и дойти до холодильника. Чувство тревоги и непонимания кусали злыми псами. Поломанной раскладушкой, на непослушных ногах, цепляясь за стены, дополз до кухни и схватил из холодильника пиво.

Проглотил Хейнекен чуть ли не с банкой — задышал. Вторая зашла помедленней — сердце застучало, после третьей кровь загуляла, оживляя онемевшее тело. Посмотрел по сторонам, увидел страшный бардак: из чемодана вылетели вещи и валялись на полу, кухонная стойка, как куры насрали, стол в гостиной массивно уставлен бутылками, на полу — куски еды. Везде натыканы бычки, как иголки в подушечке, завершала картину ляжка хамона, которая валялась в углу с воткнутым в нее ножом. Картина Иеронима Босха.

Перемещаю непослушное тело до дивана и падаю камнем возле телевизора. Перерыв. Долго осматриваю стоящий на столе бар и думаю, что заставило купить нас этот безумный алкогольный микс.

Отдышался. Решил продолжить стабилизироваться с помощью вина «Бланко», благо стояла открытая бутылка и не надо было возиться с пробкой. Жизнь стала набирать обороты. Захотелось включить телевизор и посмотреть новости. Пульта на столе не увидел, а искать не было сил.

Со второго этажа, шкрябая когтями лестницу, спускает свое волосатое тело Сафрон. Он в трусах и летней кепке.

— Б..ля, сигнализация задолбала, только повернусь с бока на бок — начинает пищать, как мышь амбарная. Датчики стоят что ли? — и внимательно посмотрел на стол, заставленный бутылками. Я понимаю этот взгляд — приценивается, с чего начать.

Сафрон уверенно потянулся к Хеннесси. «Без разминки, не мельтешит», — подумал я. Лесик посмотрел по сторонам в поиске относительно чистого стакана и чуть позже плеснул в найденную емкость грамм 150 коньяка. Посмотрев в панорамное окно, за которым свистел ветер и увесистые тучи мяли друг другу бока, сказал незамысловатый тост:

— Погода говно, ну давай!

На блеск красноречия я не рассчитывал и молча опрокинул в себя стакан вина.

Молча наблюдаем, как ветер шатает деревья и гоняет летящие капли дождя. Я начинаю чувствовать себя человеком.

— А ты чего эту мочу гламурную пьешь? — не отрываясь от окна, спрашивает Лесик, — давай со мной по коньячку.

Коньяк легко обжег язык и приятным теплом скатился по пищеводу. Захорошело. Неожиданно Сафрон подпрыгнул, как газель, и почти истеричным голосом закричал:

— А где мои очки? На втором этаже их нет, — и начинает осматривать первый этаж.

Очки, которыми он хвастался в самолете, были куплены в ГУМе и весили под 300 американских долларов, поэтому их отсутствие доводило Сафрона до исступления. Найти что-либо в таком бардаке было сложно, Лесик бубнил:

— Я точно помню, что к девкам ездил в очках, — продолжая шарить между бутылками и грязной посудой.

— А с каких бубенчиков они тебе нужны были? Темно уже было, — стебался я.

— Да отож, — переходя частично на украинский, ответил Сафрон, — попонтоваться захотелось.

— Попонтовался? Крестьянин-суицидник, к шалавам в Gucci? Без очков бы не пустили? Или не дали бы? — продолжал пикироваться я.

— Да, налетел на триста бакинских, еще муха не сидела — пахли Италией, — сокрушался Лесик, переворачивая все на первом этаже, как бульдозер, сносивший старый дом.

Входит наш водитель — ворота и двери мы не закрывали по определению. Глаза красные, как перезрелые помидоры. Похож на побитого римлянина.

— Здорова, славяне! — и тут же спотыкается о чемодан, — порядок у вас идеальный, ноги бы не сломать.

— Привет, лишенец, — ответил я, запуская в себя дозу Хеннесси. Настроение налаживалось. Хотелось шутить и балагурить.

Лесик пробормотал что-то типа приветствия и продолжал, шумя, как дизель, переворачивать вещи. Николай непонимающе наблюдал за полуголым Сафроном, который в поисках очков наводил еще больший беспорядок на первом этаже. Меня это зрелище утомило, поинтересовался у водителя машиной, во что мне обойдется несдержанность к алкоголю и его смешивание:

— Извини, Коль, еще раз за машину — мы не можем не совершать ошибки, это часть нашей жизни, — философствую я. — Сколько должен за мойку?

— 100 евро мойка обошлась, больно ты ее забрызгал, — ответил прибалт. И, как будто оправдываясь, добавил: — Всю ночь ребята возились.

Цифра неприятно кусалась, но за косяки надо было платить, поэтому купюра зеленой птичкой нырнула в карман Николая, который удовлетворенно хрюкнул, выискивая место, куда бы присесть.

Тяжело дышащий Сафрон упал на диван рядом с Николаем и без подготовки сразу поставил ему задачу:

— Сгоняй в публичный дом, спроси про очки Gucci, я их перед отъездом купил, даже не погонял в них. Жаба камнем давит. Поспрашивай у этих детей Восточной Европы, может, вернут, — и, глядя на усталый вид Николая, добавляет: — Ты что под танк попал?

— Не, — замялся Николай, — машиной занимался. Ну погнал я, короче, — пятясь к двери, ответил Николай.

Лесик, травмированный отсутствием дорогих очков, искал утешение в Хеннесси.

— А что он такой ушатынный, Николя наш? — спрашивает Сафрон и закидывает вслед за коньяком себе в рот трехслойный бутерброд размером с пиццу.

— Машину на мойке всю ночь мыл. Я на 100-ку влетел, как и ты, — ответил я, только не выходя из машины. Надо было с тобой пойти, дом терпимости обрызгать, чтоб не расслаблялись.

Сафрон заржал своим лошадиным смехом и уверенно заявил:

— Давай забьемся — он сам машину все ночь натирал, а с тебя еврики срубил, якобы за стационарную мойку.

Наверное, оно так и было, спорить я не стал. Погода не менялась, ветер стучал в окно, средиземный дождь поливал окрестности.

Достав вторую Хеннесси, начали обсуждать Николая:

— Худой он, как дрыщ, экономит на еде. Я вчера видел, как он в магазине себе какую-то бурду на 9 евро взял. Наверное, лавровые листы сосут от голода, — закончил Лесик и опять зычно засмеялся. Закусывая, он глотал, как пеликан, здоровенные красные креветки.

— Давай дадим ему кликуху «Лавруха», — предложил я. Сафрон гоготнул и погоняло принял. Решили за это выпить.

На Лесика напал аппетит, он подтянул к себе ляжку хамона, пробуя отрезать кусок. Обычным ножом сделать это было сложно, но Сафрон рычал, как лев над подверженным буйволом, в попытках отрезать кусочек заветного мяса. Вспотев и слегка порезав палец, он наконец-то вырвал желанный шматок и попробовал его пережевать. Мясо было твердое, как резина от КАМАЗа. Матерясь, Сафрон бросил пожеванный кусок хамона в тарелку и устало откинулся на диван. Наблюдая за борьбой простого украинского парня с заморской высушенной свиной ногой, я истерично смеялся и приговаривал:

— Говорили тебе, дурачку конопатому, что без специальной подставки и ножа ничего не выйдет. Советовали тебе, балбесу, готовых нарезок набрать. Иди, возьми в холодильнике — я взял несколько упаковок нарезанного хамона.

Сафрон, откинув ногу в угол, где она и лежала, пошел изучать холодильник на предмет закусок.

— Полный холодильник, а есть нечего, — возвращаясь с хамоном, сыром и виноградом, бубнил Лесик. — Сейчас бы борща или пельменей!

— Наслаждайся деликатесами, деревня! — ломая твердый сыр, советую я, хотя сам практически не закусываю, желудок сожжен и травмирован, как будто я пил ацетон.

Выпили, тут же сработала сигнализация, ударив по мозгам тяжелым обухом. Лесик, привыкший к постоянному неожиданному вою, даже ухом не повел.

— Да отключи ты ее, — попросил Сафрон, — она ночью меня задолбала, как в пожарной части сплю, скоро оглохну.

— Знать бы как. Кстати, вместе с датчиками установлены камеры, и в момент срабатывания операторы могут видеть, чем мы занимаемся.

— А чем? Бухаем, без плетей и наручников, даже девок нету, интереса к такому зрелищу мало.

Проглотив порцию французского напитка, Сафрон нашел на столе визитку Николая, внимательно ее рассмотрев, зашелся в своем фирменном смехе, чуть не подавившись косточкой от винограда.

— Мля, посмотри, что за бэтмен наш Лавруха, — и начал зачитывать фразы с визитки — «массажист», «такси», «продажа-аренда недвижимости», «аренда автомобилей», только пшеницу не сеет.

— В основном русская диаспора живет в Торревьехе трудом и попытками надуть земляков, — отвечаю я. — Причем на всем: от мойки машины до покупки дома. Вот этот сарай зачем мне нужен? Не нужен, — отвечаю на свой вопрос. — Люблю путешествовать, рыбалку, охоту, дайвинг. А они поймали меня хмельного с бабками до кризиса и впарили этот домишко. Режу дыню и продолжаю:

— Сидишь как в клетке, вокруг одни пердуны из Англии и Скандинавии — тоска. Они (русскоговорящие) нажились, когда я покупал дом, потом, пока я живу, возят, сдают в аренду машины, услуги, массажи, экскурсии. Сейчас буду продавать — опять наживутся на мне. А в другие, более серьезные сферы, русских редко пускают, — делился информацией я.

Помолчали, пытаюсь жонглировать виноградом, Сафрон сосредоточенно пробовал разные сорта хамона, глядя в потолок.

— Потом тебе предлагают вложиться в строительный бизнес, купить ресторан или оливковую рощу, — продолжал я, разбросав по полу виноградины, — вообще пытаются высосать из тебя как можно больше бабла. Я сначала бесился, понимая, что тебя аккуратно пытаются развести, а когда оценил, что других заработков у них особо нет — успокоился и просто при таких заходах посылаю всех… в оливковую рощу.

Неожиданно открылась дверь, и зашел Николай, с порога заявив, что не вернули ему очки, мол «никто ничего у них не забывал».

Сафрон скрипнул зубами и процедил:

— Слямзали очки мои, мыши страшные, поехали их потрясем, — обращаясь к Николаю, предложил он. — Сейчас они в прыжке мочиться будут.

— Не надо — полицию вызовут, я их по-всякому просил и администратора вызывал, — нет, говорят, ничего клиент не забывал. Говорят, мол, шибко пьяный был, мог потерять в другом месте.

— Давайте все на водку валить, — уже с меньшей агрессией огрызался Лесик и предложил печальный тост за Gucci. Выпили, Коля приложился к вину — в Испании за рулем чуток можно.

— Может, в гости кого позовем, — почесывая волосатые плечи, предложил Лесик. Нет у тебя пару телефонов, знойных испанок или добродушных хохлушек? — обращаясь к Николаю, продолжал он.

Николай, смело плеснув себе второй стакан вина, выпил и быстро заговорил:

— С девчонками тут беда. Испанки с русскими не особо мутят. Бывают случаи, когда сходятся и женятся, но потом русские парни вешаются — больно ревнивые испанки. Моему дружку его испанская жена Сарита в день по восемь раз звонила. Контролировала, где он и что делает. Сбежал по итогу. Приличные русские девушки есть, но в основном это привезенные жены или сожительницы тех пацанов, кто здесь уже обосновался на ПМЖ. Также присутствуют всякие — работающие на кухне или уборщицы, из стран СНГ, но они с грязными ногтями и нечесаными волосами, сам, в общем, не захочешь. А те, кто живут в красивых домах, чистые и приятно пахнущие, кого мужья этапировали из России, чтоб под ногами не путались, к ним на пьяной кобыле не подъедешь. Вот такие дела.

— Беда, — коротко подвел итог Сафрон. — Надо выпить, — и потянулся за коньяком, уронив пару бутылок.

У меня приятно шумело в голове, тело привычно размякло, мне не хотелось ни гостей, ни друзей. Проваливаюсь в приятную яму под жужжание телевизора. День второй…

IV

Очнулся на той же кровати, в той же неснятой куртке, на первом этаже. «Не судьба мне дойти до своей спальни на втором этаже», — думаю я. На кухне шумит Лесик, что-то готовит.

Попытался встать, но виски сдавило с такой леденящей силой, что я благоразумно решил остаться на кровати.

Лесик заглядывает ко мне и, видя, что я открыл глаза, тревожно затараторил:

— Палыч, полиция ночью приезжала, — и замолчал, следя за моей реакцией.

— Мы что, Николая убили? Или изнасиловали? — вяло отшучиваюсь я.

— Да нет, он посидел еще немного и укатил отсыпаться. Они ночью приехали. Я уже спал. Как спал — подпрыгивал от сигнализации. Она постоянно ревела, когда я поднимался на второй этаж. Поревет — перестанет, я не двигаюсь, только перевернусь с боку на бок или пойду в туалет — опять ревет минуты три. Давай кому-нибудь позвоним, пусть ее снимут, или я сойду с ума, если она будет третью ночь орать.

— Так что с полицией? — перебиваю я Лесика.

— Да ничего особенного, — я услышал звонок, спустился вниз, заревела сигнализация. Открыл дверь — там баба и мужик в черной форме с пистолетами. Судя по слову «сигналейшен», я понял, что они просят отключить сигнализацию. Я им — «проблем», мол. Они спросили, где хозяин, я попытался тебя разбудить, но ты не алло. Я им, как мог, объяснил, что спит хозяин — бухой. Ну это и понятно было, у нас первый этаж, как притон, надо бы порядок навести, а то скоро вонять будет, как у бомжей.

— Не уклоняйся от темы, что с полицаями? — возвращаю к повествованию Сафрона.

— Да ничего, попросили мой паспорт, сфоткали на телефон и сказали отключить сигнализацию или вызвать мастера. Наверное, соседи пожаловались. Ну она в натуре третьи сутки ревет. Дятел и тот с ума сойдет. А так добрые они, даже в дом не зашли, потоптались на пороге, заглянули осторожно в гостиную — уважают частную собственность.

— Давай отключать сигнализацию, пока опять не накидались, а то нас в зиндан заберут, — заявляю я, пытаясь встать. Не тут-то было, первая попытка неудачная — падаю на кровать, как неподготовленный летчик после центрифуги. Вместе с Сафроном налаживаю равновесие и выхожу в гостиную — там помойное ведро с кучей пустых бутылок. Даже не описать. Ладно, потерпим — сначала надо найти документы, там есть комбинация снятия сигнализации. Как лунатик, шарю по ящикам, нахожу пакет документов. Перед глазами все плывет, прошу Сафрона помочь в поисках заветной комбинации цифр. Лесик, как заинтересованное лицо, начинает перебирать документы. Находит тетрадь с паролями Wi-Fi, телефонами и прочими напоминаниями.

Я сижу, нервно постукивая пальцами по липкому столу. На душе, как коровы навалили. Неуверенно встал, подошел к зеркалу, откуда на меня смотрел страшный человек с мутными глазами и бледной кожей, красавчик, и скорее отошел от зеркала.

Крик радости:

— Какие мы мудаки! Год рождения тети Зины (моей мамы) — решетка — ввод. Сигнализация побежденно пикнула и сдалась.

Пошли есть остывший омлет, Хеннесси закончился, но было два ящика сухого вина — красного и белого. Начали, как эстеты, с белого. Пустые бутылки стремительно пополняли ряды осушенных собратьев.

— Надо Николашке набрать, пусть пакеты для мусора купит и кого-то привезет порядок навести. Ты чемодан с порога убери, полицейский чуть нос не разбил о него ночью, третьи сутки на входе лежит.

— Уберу-уберу, — отвечаю и заливаю в себя вино из большой чайной кружки. Вино было тонкое и легкое, причмокнув губами, продолжаю. — Знаешь, есть такая картина «Завтрак на траве» некоего француза Клода Моне, так вот у нас «Завтрак на помойке», — глядя по сторонам, заканчиваю я.

В обед общими силами наводим порядок, Николай сам взялся помочь и тут же попросился переночевать — «жена достала». Достала — так достала, места много. Собираем мусор, моем, драим — по итогу три здоровенных черных пакета с бутылками и Эверест немытой посуды, которую партиями закидываем в мойку. Я больше изображаю участие в уборке и на правах хозяина даю советы, которые никто не слушает. Единственное — оттащил чемодан с порога, чтобы было удобней вынести мусор в контейнеры.

Бессмысленно бродя по первому этажу, нахожу в углу пакет с тремя литровыми бутылками BlackLabel, крик радости — вина много не выпьешь — мочевой пузырь треснет, уборка прекращается. Садимся за относительно чистый стол — кока-кола, пара нарезок и готовые салаты.

За окном глухо завывал ветер, словно страдая от невозможности разорвать обшивку дома и добраться до прячущихся за ней людей.

Разговоры о тяжелой жизни в Испании, Николай жалуется:

— Разъехались все русские — не сезон, денег не заработать. Ни массажей, ни аренды, ни продать, ни купить, — сетовал на жизнь подвыпивший прибалт.

— А тебя как занесло в испанские края? — интересуется Сафрон.

— Родители русские, остались на ПМЖ в Эстонии, но там работы нет, все заводы и предприятия позакрывались — Евросоюз велел. Европейцам конкуренты под боком не нужны, они хотят, чтобы их продукцию потребляли. Николай помолчал. Блин, один завод «Двигатель» чего стоил — 5.000 рабочих мест, делали все: от фильтров до запчастей для ракет. Там мой отец работал. Закрыли, на офисы поделили. Даже рыбоперерабатывающие заводы по указке закрыли, — жаловался Николай. Выпили. Опьяневший Николай продолжал сетовать на жизнь:

— Вот и понесло в поисках лучшей доли — сначала в Израиль, потом по Европе. Вот в Испании осел. Вид на жительство, небольшая квартирка. Жену привез, а она… гадина не ценит…

Николай тяжело задышал, стиснув в пальцах вилку, на глаза накатили слезы.

— Ну ты не убивайся, — то ли серьезно, то ли шутя, успокаивал хохол прибалта, наливая вискарь по стаканам.

На мгновение ветер утих, словно вконец утомившись. Каждый думал о своем. Я начал играть с креветками, изображая из них собак, при этом дико лая на весь дом. Николай улыбнулся, Лесик потянулся за второй бутылкой виски.

Когда окончательно потемнело, в дверь позвонили. В легком недоумении пошел открывать. На пороге в обнимку стояли два щуплых мужика в почтенном возрасте, в яркой одежде, как будто им было по 15 лет. Хелло, понимаю, что соседи, но в лицо не помню. Понимаю, что они бухие, как бомжи, шатаются и смеются, как ненормальные. Сам веселый и добрый — приглашаю названых гостей за стол, те воробушками залетели в дом.

На полу, чуть в стороне, продолжал валяться открытый чемодан с моими вещами, в нем блестели пять банок красной икры, взятой для угощения. Я сразу вручил им по банке икры — гости запищали, как будто я им подарил по «Мерседесу».

О чем говорили и на каком языке, не помню. Отфиксировал, что незнакомые соседи показывали на майки, с которых улыбался ВВП и постоянно говорили «гуд», глотая журавликом халявное виски. Не помню, какой они были национальности и вообще не понял, были ли они моими соседями. Я просто сидел с деревянной улыбкой и прикидывал, не гомосеки ли они. Сафрон кидался китайскими фразами и откровенно глумился над сильно пьяными иностранцами.