Помоги проекту - поделись книгой:
Как-то Петр ударил по лицу боярина, выдвинувшего предложение во время отсутствия в Москве царя оставить там вместо него Шереметева.
Скучная жизнь у царей: батюшку Петра I, Алексея Михайловича Тишайшего[32], бояре водили по залам дворца, бережно поддерживая под руки, ухаживая за ним, точно за больным или куклой. Такое отношение не могло устраивать деятельного Петра, оттого, должно быть, ему было приятно лично расправиться со своими врагами, не дожидаясь появления охраны или палачей. По свидетельству Иоганна Георга Корба[33], Петр лично казнил 80 стрельцов, заставив боярина Плетнева держать при этом преступников за волосы.
В 1721 году за упорство в расколе и за бунт жителей города Торовца (в Сибири) Петр приговорил почти всех участников заговора сажать на кол. Тех же, кто избежал кола, нещадно секли кнутом, при этом женщины получили полное равноправие с мужчинами, при вынесении наказания слабый пол не учитывался, так же как и возможная беременность.
Впрочем, что говорить о далеком Торовце, когда в Москве и Санкт-Петербурге по приказу царя и, разумеется, без всякого суда и следствия немало знатных красавиц то и дело подвергались прилюдной порке.
Однажды, приревновав свою метрессу Марию[34], дочь сенатора и президента юстиц-коллегии, графа Матвея Артамоновича Матвеева[35], царь сначала жестоко избил ее, а затем насильно выдал замуж за Румянцева[36].
В другой раз силу монаршего гнева пришлось испытать на себе императрице Екатерине[37].
Голова кавалера Монса
Среди придворных ее величество Екатерина Алексеевна особенно выделяла некоего кавалера Виллима Монса[38]. Придворные шептались о том, что в отсутствие государя императрица принимает его у себя для амурных утех. По иронии судьбы, «случай»[39] Екатерины был братом той самой Анны Монс[40] – первой возлюбленной молодого Петра I.
Получив таинственный донос о любовной связи его жены и Виллима, Петр сделал вид, будто бы уехал из дворца, а на самом деле спрятался в одной из комнат, дабы поймать парочку на горячем. Когда же страсти разгорелись, Петр влетел в спальню императрицы, где и застал Екатерину в объятиях камер-юнкера. По свидетельствам очевидцев, «Петр имел вид такой ужасный, такой угрожающий, что все, увидев его, были охвачены страхом. Он был бледен, как смерть. Блуждающие глаза его засверкали. Его лицо и все тело были в конвульсиях. Он раз двадцать вынимал и прятал свой охотничий нож, который обычно носил у пояса»[41].
Виллим Монс был арестован на следующий день, это событие произошло 9 января 1724 года, после чего его быстро казнили, измыслив приличную случаю причину: «за взятки». Петр заставил неверную супругу смотреть на казнь ее любовника.
Впрочем, это еще не конец истории. Через несколько дней он принес заспиртованную в банке голову красавца камергера, поставил ее на столик возле кровати императрицы и под страхом смерти запретил убирать ее или хотя бы накрывать платком. Страшное наказание!
Разумеется, сам император и не подумал находиться всю ночь в непосредственной близости от мертвой головы и почивал в другой спальне. Не в силах заснуть всю ночь, на следующий день Екатерина не дождалась, когда слуги или супруг уберут страшную голову, попросила супруга о личной встрече, но он и не подумал внять просьбе изменницы. Поменять спальню она не имела права. Через несколько суток Екатерина упала на колени перед императором и три часа в слезах вымаливала прощение.
Наконец самодержец сжалился и отправил банку с головой в Кунсткамеру. Сестру Монса госпожу Матрену Балк[42], которая якобы организовывала свидания императрицы с братом, вывели на Сенатскую площадь и, обнажив, четыре раза ударили кнутом.
Удивительно, что при таких стечениях обстоятельств Монс не превратился в призрака и не начал бродить по улицам города, по рыцарскому обычаю, пронося под мышкой свою отрубленную голову, которая, кстати, через какое-то время исчезла из Кунсткамеры. Должно быть, он был лучше воспитан и имел представление о жалости и милосердии.
Мария Гамильтон
Метресса Петра I, первая красавица его двора Мария Гамильтон, происходила из ветви шотландского рода Гамильтонов, основатель которой Томас Гамильтон приехал в Россию еще при Иване Грозном.
Мария Гамильтон появилась при дворе в 1713 году и почти сразу стала любовницей царя. По свидетельству личного токаря Петра Алексеевича Андрея Нартова[44]: «Впущена была к его величеству в токарную присланная от императрицы комнатная ближняя девица Гамильтон, которую, обняв, потрепал рукою по плечу, сказал: „Любить девок хорошо, да не всегда, инако, Андрей, забудем ремесло“. После сел и начал точить»[45].
По всей видимости, связь была недолгой, да и ни о какой романтической привязанности речь не шла. Когда же Мария поняла, что императору она более не интересна и он продолжает звать ее к себе, не испытывая никаких чувств, она завела роман с царским денщиком Иваном Михайловичем Орловым. Но и тот вскоре изменил ей с другой метрессой императора, Авдотьей Чернышевой[46]. Не зная, как вернуть себе Ивана, Мария начала воровать у Петра Алексеевича и Екатерины Алексеевны деньги и мелкие вещицы, которыми и одаривала неверного любовника. В 1715 году Мария забеременела. По свидетельству ее горничной, это была третья беременность, первые две она успешно вытравила. Но на этот раз то ли снадобья не помогли, то ли принимать их она стала слишком поздно.
Ей пришлось прятать беременность и после тайно рожать в своих комнатах, не пользуясь услугами врачей и повитух. С Марией была только ее горничная Катерина Екимовна Терповская:
«Сперва пришла Мария в свою палату, где она жила, и притворила себя больною, и сперва легла на кровать, а потом вскоре велела мне запереть двери и стала к родинам мучиться; и вскоре, встав с кровати, села на судно и, сидя, младенца опустила в судно. А я тогда стояла близ нее и услышала, что в судно стукнуло и младенец вскричал… Потом, став и оборотясь к судну, Мария младенца в том же судне руками своими, засунув тому младенцу палец в рот, стала давить, и приподняла младенца, и придавила».
Убив таким образом своего сына, Мария Гамильтон позвала мужа горничной, конюха Василия Семенова, и отдала ему труп, чтобы тот его где-нибудь зарыл. Но тот просто завернул тельце в салфетку и выбросил в дворцовый нужник.
Разоблачение неверности Гамильтон и убийства младенца произошло совершенно случайно: вскоре после того, как Мария родила и удавила собственного ребенка, Орлов подал его императорскому величеству донос на очередных заговорщиков (у мнительных государей их обычно с избытком). Занятый другими делами царь сунул бумагу в карман, а после не смог его отыскать, так как бумага провалилась за подкладку.
Вспыльчивый Петр решил, что Орлов смалодушничал и забрал документ, и, вызвав его к себе, приказал сознаваться в содеянном.
Не зная, в чем его, собственно, обвиняют, Орлов упал на колени перед государем и покаялся в трехгодичной связи с Гамильтон, указав среди прочего, что за время их общения она вытравила двух младенцев и одного совсем недавно родила и убила.
Петр знал, что при чистке выгребной ямы действительно был обнаружен труп младенца, завернутый в дворцовую салфетку. Началось следствие, получившее название «Дело о девке Гамонтовой». Гамильтон и Орлова перевезли из Москвы в Петербург и заключили в Петропавловскую крепость. При допросе оба были биты кнутом[47]. Мария призналась и в воровстве, и в убийстве, выгородив лишь своего любовника, который, по словам Гамильтон, ничего не знал.
Изучавший материалы давнего дела историк Михаил Иванович Семевский[48] по-другому истолковывает момент задержания Гамильтон.
Мария ревновала Орлова к Авдотье Чернышевой и в один прекрасный день, решила ее скомпрометировать, рассказав по секрету Орлову, будто бы Чернышева распространяет сплетни о государыне, что та ест воск и оттого у нее на лице угри. После она рассказала придворным дамам ту же историю, добавив, будто Чернышева говорила об этом не с кем иным, как с Орловым.
Узнав, что о нем сплетничают и слухи вот-вот дойдут до ушей императрицы, Орлов простодушно решил просить защиты у нее самой. Екатерина, которая до этого ничего подобного не слышала, призвала к ответу Гамильтон, которая сначала отнекивалась, что пустила слух, потом, когда «ее побили», призналась в содеянном. Марию заключили в тюрьму, а в ее комнатах был произведен обыск и среди прочего обнаружены украденные «алмазные и прочие вещи ее величества», например, одежда, которую она носила сама[49].
27 ноября 1718 года был вынесен приговор: «Великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея великия и малыя, и белыя России самодержец, будучи в канцелярии Тайных Розыскных дел, слушав вышеописанные дела и выписки, указав по именному своему великого государя указу: девку Марью Гамонтову, что она с Иваном Орловым жила блудно и была от него брюхата трижды и двух ребенков лекарствами из себя вытравила, а третьего удавила и отбросила, за такое душегубство, также она же у царицы государыни Екатерины Алексеевны крала алмазные вещи и золотые (червонцы), в чем она с двух розысков повинилась, казнить смертию. А Ивана Орлова освободить, понеже он о том, что девка Мария Гамонтова была от него брюхата и вышеписанное душегубство детям своим чинила, и как алмазные вещи и золотые крала, не ведал – о чем она, девка, с розыску показала имянно».
В то время Петр занимался расследованием дела царевича Алексея, и, скорее всего, удар, связанный с тремя младенцами, поразил его в самое больное место: шутка ли сказать, вдруг Гамильтон извела его собственных детей!
Несмотря на то, что за Гамильтон заступались и Екатерина Алексеевна, и вдовствующая царица Прасковья Федоровна[50], царь поначалу не желал смягчать наказание фрейлине. По закону детоубийцу положено было живой «закапывать в землю по титьки, с руками вместе и отоптывать ногами». Давшая показания против своей госпожи служанка была приговорена к битью кнутом и ссылке на прядильный двор за то, что не донесла раньше о детоубийстве.
Мария же была обезглавлена 14 марта 1719 года на Троицкой площади. Должно быть, в последний момент Петр все-таки пожалел бывшую фаворитку и отменил закапывание в землю. Мария пошла на плаху, как рассказывал Иоганн Бенедикт Шерер[51], «в белом платье, украшенном черными лентами». Для этой казни впервые в России был применен меч вместо топора. Говорили, будто бы в самом начале их связи Петр пообещал любовнице, что никогда и ни при каких обстоятельствах палач к ней не прикоснется. Что же, надо признать, у Петра Алексеевича был своеобразный юмор. После казни царь поднял отрубленную голову и поцеловал ее.
После чего, продолжая держать кровоточащую голову в руках, он объяснил присутствующим ее анатомическое строение, поцеловал Гамильтон в последний раз, бросил голову на землю и уехал. «Когда топор сделал свое дело, царь возвратился, поднял упавшую в грязь окровавленную голову и спокойно начал читать лекцию по анатомии, называя присутствовавшим все затронутые топором органы и настаивая на рассечении позвоночника. Окончив, он прикоснулся губами к побледневшим устам, которые некогда покрывал совсем иными поцелуями, бросил голову Марии, перекрестился и удалился»[52].
Тело Гамильтон было похоронено без головы, голову же положили в спирт, в таком виде она хранилась в Академии наук.
Говоря о жестокости и непреклонности Петра I, невозможно обойти стороной его участие в расследовании дела царевича Алексея. Он присутствовал на допросах и пытках собственного сына в Трубецком бастионе.
Один из главных участников заговора царевича Алексея майор Глебов[53] подвергся посажению на кол. Была высечена кнутом знатная дама из фамилии Троекуровых, замешанная в заговоре царевича. По этому же делу дочь старого князя Прозоровского, супругу князя Голицына, разложили на пыточном дворе в Преображенском, обнажили ей спину, окружили сотней солдат и били батогами.
Забавы Петра Алексеевича
С кем играет черт на людские души?
Все знают, что Петр I был великим преобразователем, реформатором и проводником всего нового. Однажды он приобщился к искусству стоматологов, приобрел щипцы, с помощью которых рвал зубы направо и налево. В ту пору он выдал юную фрейлину замуж за своего денщика. Девушка не любила мужа и устранялась от его ласк, ссылаясь на то, будто у нее болят зубы.
Узнав об этом, Петр велел фрейлине открыть рот и выдрал совершенно здоровый зуб.
Одному из своих сановников, который не терпел уксуса (может, аллергия у человека была или кислотность повышенная), в качестве наказания он приказал влить в рот целый флакон.
Пожилой боярин Головин, посчитавший ниже своего достоинства рядиться в шуты и мазаться сажей, был по приказу царя раздет донага, после чего его изваляли в дегте и перьях и отправили в таком виде гулять по льду Невы.
И это только малый перечень петровых игрищ. Поэтому неудивительно, что когда в городе на Неве появился призрак с дубинкой, его тут же окрестили Петром Алексеевичем, добавляя при этом, что данное исчадье ада забивает человека до смерти. «Передавали, что лица его разглядеть невозможно, он кутается в широкий плащ, а из-под плаща так полыхают, горят сатанинским огнем глаза, что черт лица разглядеть все равно невозможно. Говорили еще, что голова у этого создания крохотная, при огромном росте и длинных, цепких руках». Не этот ли образ лелеял скульптор Михаил Шемякин[54], создавая своего Петра I, который ныне восседает на высоком кресле в Петропавловской крепости?
Высокая фигура, лысая небольшая голова; правда, ничего зловещего в этом памятнике нет. На коленях самодержца любят фотографироваться дети.
Петр-защитник
Санкт-Петербург благодаря прелести своих эспланад возвышается среди всех многолетних сестер своих, как красивый цветущий ребенок среди стариков.
История это произошла во время Отечественной войны 1812 года. Русские отступали, появилась реальная угроза захвата Санкт-Петербурга французами. Александр I приказал вывезти из города особо ценные произведения искусства. Памятник Петру I должен был эвакуировать статс-секретарь Молчанов[55]. Скульптуру планировали перевезти в Вологодскую губернию.
В самый разгар подготовки к транспортировке памятника некий майор Батурин (по другой версии, почт-директор Булгаков; последняя фамилия лично мне по понятной причине нравится больше) как-то прорвался на личную аудиенцию к другу царя князю Голицыну и сообщил, что его преследует один и тот же сон. Дивное было время, попробовал бы кто-нибудь сейчас какой-нибудь майор или даже директор почты России напроситься на встречу с министром, дабы поведать тому свои сны!..
Впрочем, не отвлекаюсь: означенный господин сообщил князю, что чуть ли не каждый день видит себя стоящим на Сенатской площади перед Медным всадником. Лик Петра поворачивается. Император съезжает со скалы и направляется по петербургским улицам к Каменному острову, где находилась в то время резиденция Александра I. Всадник въезжает во двор Каменноостровского дворца, из которого выходит к нему навстречу государь. «Молодой человек, до чего ты довел мою Россию, – говорит ему Петр Великий, – но покуда я на месте, моему городу нечего опасаться!»
После этой недолгой речи Петр I спокойно разворачивает коня, и скоро уже слышно только «тяжело-звонкое скаканье». Пораженный рассказом Батурина, а может, Булгакова, князь Голицын передал разговор государю. В результате Александр I[56] отменил свое решение об эвакуации памятника[57].
Почему бы, действительно, Петру I не стать защитником своего города? Долгие годы Петр Алексеевич страдал от мочекаменной болезни. Летом 1724 года болезнь усилилась, но в сентябре он почувствовал себя значительно легче и сразу же приступил к активным действиям, видать, много работы накопилось за время болезни. В октябре, вопреки советам своего лейб-медика Блюментроста[58], Петр отправился осматривать Ладожский канал. В ноябре, когда он был в Старой Руссе, у Лахты он заметил тонущий бот с солдатами. Стоя по пояс в воде, царь помогал перетаскивать обессилевших, наглотавшихся воды людей. Неудивительно, что в результате переохлаждения болезнь взялась за него с новыми силами, приступы усилились, но Петр, не обращая на них внимания, продолжал заниматься государственными делами. 17 января 1725 года ему сделалось так худо, что он распорядился поставить в соседней со своей спальней комнатой походную церковь, а 22 января исповедался и причастился. Силы начали оставлять больного, он уже не кричал, как прежде, от жестокой боли, но только стонал.
27 января (7 февраля) Петр велел амнистировать всех осужденных на смерть или каторгу (исключая убийц и уличенных в неоднократном разбое). Петр Великий скончался 28 января.
Петр-герой
И вот еще более поздняя легенда о Петре I защитнике. Когда после победы во Второй мировой войне Медного всадника освобождали от защитных лесов и мешков с песком, в которые его упрятали, дабы защитить от снарядов, на груди самодержца обнаружилась звезда Героя СССР, которую кто-то мелом нарисовал на его бронзовом мундире.
Второй визит Петра к Павлу
Прошло время, умерла Екатерина II, и на ее место заступил Павел I. И вот Петр Великий снова посетил Павла с единственной целью – предупредить правнука: «дни его малы и конец их близок».
Встреча произошла в стенах наспех построенного Михайловского замка, при этом Павел видел темную тень Петра, но прекрасно понимал, с кем имеет дело.
В результате пророчество сбылось. Заговорщики убили государя в его же спальне.
Не ангел и не черт
Тень призрака волнует сны мои.
Отчего же Петр I предстает перед нами то в роли жестокого убийцы, то, точно божий воин, защищающим свой любимый город? Почему он точно двоится? Или, может быть, на самом деле было два Петра, и от нас это скрывают?
Дело в том, что в сознании народа Петр-реформатор, Петр-кормчий, ведущий корабль-Россию к неизведанным берегам, Петр, прорубающий окно в Европу (на прорубание двери у него явно не хватило терпения), – этот одетый в иноземный кафтан безбородый царь был бесконечно чужд своему народу. Своим подданным монарх нового типа казался чуждым до такой степени, что однажды появился весьма живучий слух, будто бы «царя подменили».
Кто подменил? Шведы, немцы и датчане, к которым он по неизвестной причине благоволил. Когда совершается преступление, следователи ищут, кому это было прежде всего выгодно; если допустить, что царя Петра подменили, такая подмена была выгодна именно Европе, которая получила в результате сего масштабного заговора огромную выгоду.
А действительно, для чего бы это русскому самодержцу понадобилось создавать европейский город? Наши, русские, тоже красивые и весьма удобные. Почему, отринув титул царя, сохраняемый за династией со времен самого Ивана Грозного[59], он взял чуждый нашим землям титул императора? Кстати, за это его как раз и прозвали антихристом, так как император воспринимался первым после Бога, а в православной традиции эту роль на себя брал глава церкви.
Когда произошла возможная подмена? Д. С. Мережковский[60] в своей работе «Антихрист» отмечает полное изменение внешности, характера и психики у царя Петра I после его возвращения из «земель немецких», куда он инкогнито поехал на две недели с Великим посольством, а вернулся только через два года. Мы ничего не знаем об этих двух годах, которые самодержец провел в Европе. Известно, что с Петром Алексеевичем туда отправились всего 20 человек под предводительством А. Д. Меншикова. Но, когда царь вернулся домой, русскую свиту полностью заменили голландцы, включая Лефорта. Из первоначального состава остался один лишь Александр Меншиков.
Мережковский утверждает, что прибывший после двухлетней командировки царь отчего-то плохо говорил по-русски, не узнавал своих знакомых и родственников.
Утверждается, что, по воспоминаниям современников, Петр I разительно изменился после возвращения из Великого посольства. В доказательство подмены приводятся сохранившиеся портреты царя до и после возвращения из путешествия. На портрете Петра до поездки в Европу у него было удлиненное лицо, вьющиеся волосы и большая бородавка под левым глазом. На портретах вернувшегося царя мы видим круглое лицо, прямые волосы, мало этого, куда-то делась бородавка. Считается, что царь до поездки был плотного телосложения и выше среднего роста, но все же не двухметровым гигантом. Вернувшийся Петр был худощав, обладал очень узкими плечами, а его рост составлял 2 метра 4 сантиметра. Если учесть, что в поездку отправлялся 28-летний мужчина, кажется странным, что за два года он так вырос. Обычно люди растут лет до двадцати.
По мнению придворных медикусов, после возвращения царь оказался болен тропической лихорадкой в хронической форме – болезнью, которой можно заразиться только в южных водах, да и то побывав в джунглях, в то время как путь Великого посольства проходил северным морским путем. Мало этого, в дошедших до наших дней документах Великого посольства не упоминается о том, что урядник Петр Михайлов (под этим именем царь отправился с посольством) заболел лихорадкой.
Впрочем, медикусы тех лет могли и ошибиться в диагнозе, поставленном самодержцу. Не могли ошибиться военные моряки, утверждающие, что во время морских сражений Петр демонстрировал опыт абордажного боя, имеющий специфические особенности, освоить которые возможно только опытным путем. В России означенные морские сражения с участием русского царя могли происходить только после Великого посольства, так как до этого Петр не принимал участия даже в потешных морских боях. Россия не имела выходов к морям, за исключением Белого моря, на котором Петр I бывал нечасто.
До поездки в Европу царь отличался похвальной набожностью, по возвращении же он практически не соблюдал посты, не любил посещать церковь, насмехался над духовенством, начал гонения на староверов и закрыл ряд монастырей.
Есть мнение, будто бы Петр за эти два роковых года забыл все науки и предметы, то есть решительно все, что обязан был знать образованный молодой человек из хорошей семьи. Но зато теперь он умел работать на токарном станке и обладал другими малополезными царю навыками.
Узнав, что царя подменили, его сестра Софья[61] подняла стрельцов, желая скинуть самозванца. Но не для того заговорщики заменяли царя, чтобы так легко отдавать власть в богатейшей стране: стрелецкий бунт был жестоко подавлен, Софью повесили на Спасских воротах Кремля.
Официальная история рассказывает, что сестра Петра I царевна Софья после неудачной попытки захвата власти была пострижена в монахини под именем Сусанна и умерла 3 (14) июля 1704 года. Похоронена в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря в Москве. Но в старообрядческом скиту Шарпан находится захоронение схимницы Прасковьи, которую монахи отчего-то называют «царицына могила», она расположена в окружении 12 безымянных могил. Староверы считают эту Прасковью царевной Софьей, якобы бежавшей из монастыря с 12 стрельцами.
Так было или иначе, а быть может, Мережковский прав, и Софья героически погибла во время стрелецкого бунта, а какая-то другая женщина под видом царевны была пострижена в монахини.
Сразу после этого новый Петр сослал в монастырь свою законную супругу Евдокию Лопухину, которую до Великого посольства любил и с которой всегда переписывался, находясь в отъезде. Считается, что Петр даже не повидался с ней и не объяснил причин развода. Неудивительно: уж кто-кто, а супруга сумела бы вывести лже-Петра на чистую воду.
Своего брата Ивана V[62] и «своих» маленьких детей Александра, Наталью и Лаврентия лже-Петр умертвил сразу: зачем двойнику чужие дети? Что же до Алексея, исчезновение наследника было бы более чем подозрительно. Его пока пришлось оставить.
Историк Сергей Салль считает, что самозванец был высокопоставленным масоном-голландцем и родственником короля Голландии и Великобритании Вильгельма Оранского[63]. Считается, что настоящее имя самозванца было Исаак (по одной из версий, его звали Исаак Андре). Он мог быть родом из Швеции или из Дании, по вероисповедованию лютеранин. Профессия – моряк; во всяком случае, Исаак Андре, будем его так называть, участвовал во многих морских сражениях южных морей.
Но если Исаак Андре сделался русским царем Петром I, куда же, скажите на милость, делся подлинный Петр?
Историк Евгений Байда утверждает, что настоящий Петр был заточен в Бастилии и что именно он был известным узником, вошедшим в историю под именем Железная Маска. В списках узников Железная Маска значился под именем Marchiel, Петр отправился в Великое посольство под фамилией Михайлов. Железная Маска был высокого роста, держался с царственным достоинством, и с ним обращались достаточно хорошо. Другой историк, Глеб Носовский[64], утверждает, что настоящий Петр был похищен и через некоторое время убит. Есть вариант, что Петр Алексеевич был схвачен иезуитами и заточен в шведскую крепость, откуда он передал письмо королю Швеции Карлу XII[65], чтобы тот вызволил его из плена. Оказавшись на свободе, Петр, воспользовавшись поддержкой Карла, выступил против самозванца, но шведская армия была разбита под Полтавой русскими войсками. В результате Петр I был вновь схвачен и заточен теперь уже в Бастилии, где он впоследствии и умер. По этой версии, заговорщики сохраняли Петру жизнь, надеясь использовать его в своих целях.
Что же касается наследника российского престола Алексея, самозванец ликвидировал последнего после попытки того освободить из Бастилии своего настоящего отца.
В заключение скажем, что Петр I действовал настолько сурово и подчас жестоко, так быстро пожелал перестроить огромную страну по западному образцу, что нет ничего удивительного в том, что его считали самозванцем. С другой стороны, Петр дал возможность людям подниматься по служебной лестнице: отличившийся солдат получал офицерский чин и мог заработать себе и дворянство, и земли; это было более чем привлекательно. То есть для кого-то Петр – антихрист и кара господня, для кого-то – отец родной. Поэтому и призраки у него разные – Петр-защитник и Петр-убийца.
Предсказание о гибели Санкт-Петербурга
Практически сразу же после того, как город был заложен, появились первые предсказания о его грядущей гибели. Видно, чем-то не угодил новый северный Парадиз современникам. Чем же? Странными белыми ночами? Но кого этим можно удивить или напугать? Финны, а также люди, живущие севернее Питера, прекрасно знают, что такое белые ночи и северное сияние. Для них эти явления – что-то само собой разумеющееся. Длительной зимней темнотой? Безусловно, неприятное время, но ко всему можно привыкнуть. Стало быть, странным он был и остается для пришлых южан.
В Петербурге неплохой климат, не болезненный и не гнилой. Кстати, каналов в нем меньше, чем в Венеции, а ведь Венецию никто не называет гиблым местом, погода меняется не чаще, чем в капризном Париже. В Петербурге климат комфортный для человеческой жизни. В нем не больше дождей и туманов, чем в Таллине и Риге, и меньше, чем в знаменитом своей классической непогодой Лондоне.
На сегодняшний день назвать город мрачным и суровым могут только люди, ни разу не бывавшие на его берегах и не имеющие доступа к интернету. Питер окрашен теплыми, приятными цветами, архитектура домов, особенно в его исторической части, достойна того, чтобы буквально по каждой улице водили экскурсии.
Быть может, внушает суеверный страх миф, будто бы город построен на непригодном для жизни месте, проще говоря, болоте? Но Петербург построен отнюдь не на пустом финском болоте. Еще до того, как Петр произнес историческое «городу быть», здесь располагались шведские города-крепости: сначала Ландскруна, а затем, на ее же месте, Ниеншанц. Кроме того, разрастающийся город постепенно включил в себя не менее 42 деревень и городов, среди которых были и насчитывающие до 8 тысяч населения. Согласитесь, трудно назвать болотом деревни с домами и хозяйствами, с огородами, садами, посевными угодьями и пастбищами для выпаса скота. Никто не назовет так и хорошо укрепленную крепость с крепостной стеной и рвом.
Разумеется, Петербург стоит не на бесплодных землях. «Нева удобряет и орошает землю в своей пойме. Почвы в Петербурге плодоносны, здесь всегда жило много крестьян»[66].
На сегодняшний день вокруг Санкт-Петербурга количество болот никак не больше, чем вокруг Москвы или Новгорода.
Для чего же мы до сих пор продолжаем говорить о бескрайних болотах? Быть может, чтобы показать, какими неимоверными трудами стоило осушить эти места, дабы хотя бы начать строительство. Кстати, Петербург не построен на костях несчастных невольников. Начиная с 1703-го и по 1717 год его строили «даточные люди» (то есть люди, которым за работу выдавали плату) в три, а потом в две смены. Смены продолжалась с 1 апреля по 1 июля и с 1 июля по 1 октября. То есть люди приходили, трудились четыре месяца, после чего забирали жалование и отправлялись к своим семьям. Никого не загоняли на работу кнутами, кормили тоже прилично. Смертность, конечно, была, но такого, чтобы десятки тысяч вдоль дороги… Разумеется, нет.
После 1717 года «…строили его исключительно вольнонаемные, оброчные крестьяне… и… беглые. В Петербурге их принимали и давали им работу»[67]. Таким образом, Петербург уже в самом начале своего существования сделался городом свободы.
Тем не менее не только мало знающие о Санкт-Петербурге приезжие, а многие экскурсоводы, рассказывая о строительстве Петербурга, продолжают утверждать, будто город построен на костях. Мол, хоронили возле дорог, а потом на месте старых дорог ставили дома.
К слову, в Петербурге все время, что я его знаю, а это с самого рождения, постоянно и повсеместно что-то роют. Меняют трубы, устраняют скрытые неполадки, но при этом не было ни одного сообщения, что строители наткнулись на кости своих предшественников.
Поделиться книгой: