Помоги проекту - поделись книгой:
В ожидании, когда меня позовут к Хату, я медленно прохаживался и разглядывал фотографии на стенах. На них были изображены «котики» во Вьетнаме: ребята по пояс в грязи в дельте Меконга. Взвод «котиков» в камуфляже, возвращающихся с ночного задания. Ребята с автоматами и тяжелыми поясными сумками в катере Swift Boat, направляющемся в джунгли.
Потом я заметил в конце длинного вестибюля еще одного человека. Он тоже смотрел фото: с виду гражданский, тоненький, почти хрупкого телосложения, с удлиненными около ушей волосами в стиле The Beatles. Было похоже, что он с благоговением взирает на великих бойцов, чьи подвиги запечатлены на снимках. «Наверное, — подумал я, — он поражается: каково это, быть "морским котиком"»! А может, изучает и прикидывает, способен ли выдержать подготовку. Но неужели он надеется, что при своей субтильности сможет таскать тяжелый рюкзак и тысячи патронов? Разве он не видел двух инструкторов у входа, этих здоровяков, настоящих «морских котиков»? Мне стало немного жаль, что кто-то заморочил голову бедняге и тот решил оставить комфортную гражданскую жизнь и попробовать выучиться на «котика».
Через несколько минут дежурный с вахты спокойно прошел по коридору и провел меня к лейтенанту Хату. Даг Хат так и просился на вербовочный плакат: высокий, мускулистый шатен с волнистыми волосами, он выглядел весьма эффектно в своей морской форме цвета хаки.
Я сел на стул напротив его стола, и мы заговорили о том, как стать «котиком» и чего требует программа. Хат поведал о своем опыте войны во Вьетнаме и о том, какой будет жизнь в строю, если я пройду подготовку на базе. При этом краем глаза я видел худого человека в гражданском костюме, который все разглядывал фотографии на стенах. Должно быть, подобно мне, он надеялся поговорить с лейтенантом Хатом и узнать побольше об учебе «котиков». Я мысленно возгордился: ведь я явно сильнее и лучше подготовлен, чем этот худыш, считающий, что потянет образ жизни спецназовца.
Внезапно Хат смолк на полуслове, оторвал взгляд от стола и крикнул человеку в вестибюле. Я встал, а лейтенант пригласил его в кабинет.
«Билл, это Томми Норрис, — сказал он, крепко обнявшись с незнакомцем. — Томми был последним, кого наградили медалью Почета за заслуги во Вьетнаме», — добавил Хат. Норрис улыбнулся, чуть смущенный рекомендацией. Я улыбнулся в ответ, пожал ему руку и мысленно посмеялся над собой. Ничего себе! Этот хрупкий с виду мужчина с патлами, которому, как я думал, и обучения не осилить, есть не кто иной, как лейтенант Том Норрис. Том Норрис, пробиравшийся ночь за ночью во вражеский тыл, чтобы спасти двух сбитых пилотов. Том Норрис, получивший в ходе задания пулю в лицо от вьетнамских солдат, брошенный умирать, но спасенный старшиной Майком Торнтоном, впоследствии награжденным медалью Почета за свой поступок. Том Норрис, оправившийся от раны и принятый в первое подразделение ФБР по освобождению заложников. Этот тихий, замкнутый и скромный человек был одним из самых крутых «морских котиков» за всю историю.
А ведь в 1969 году Томми Норриса чуть не отчислили с базы. Говорили, что он слишком мал, худ и слаб. Но, как тот мой сокурсник, Норрис доказал, что командование ошиблось. Он продемонстрировал, что важен размер сердца, а не размер ласт.
Глава 4
Жизнь несправедлива — продолжайте путь!
Я взбежал на вершину дюны и сразу сбежал по другой ее стороне, на полной скорости устремляясь к Тихому океану. На мне была зеленая форма, кепка и полевые ботинки, но я с головой окунулся в волны, бьющие о берег Коронадо, штат Калифорния.
Выходя насквозь промокшим, я увидел «котика»-инструктора. Он стоял на дюне, сложив руки, его жесткий взгляд пронзал утренний туман. Я услышал, как он проревел: «Ты знаешь, что делать, мистер Мак!»
Еще бы я не знал.
С притворным энтузиазмом я во всю глотку бодро крикнул «Так точно!», после чего упал лицом вниз в мокрый песок и перекатился с боку на бок, чтобы ни одна часть формы не осталась чистой. Затем я сел, зарылся в песок и стал подбрасывать его в воздух, дабы он проник на каждый сантиметр моей кожи.
Где-то в ходе утренней физической подготовки я «совершил нарушение учебных правил». В наказание я должен был войти в воду, а потом мокрым изваляться в песке, тем самым став «сахарной печенькой».
Это самое худшее, что могло произойти с вами в процессе учебы. Случались вещи более болезненные и изматывающие. Но превращение в «сахарную печеньку» испытывало терпение и решимость. И дело не только в том, что остаток дня ты проводил с песком на шее, подмышками и между ног, но и в том, что все делалось бессистемно. Ни с того ни с сего. Ты становился «сахарной печенькой» по капризу инструктора.
Многим «котикам»-курсантам было тяжело это принять. Они хотели быть лучшими и ожидали награды за показанные звездные результаты. Подчас их и правда поощряли. Но отнюдь не всегда. Порой за свои усилия они получали лишь мокрый песок.
Извалявшись, я подбежал к инструктору. «Так точно!» — снова крикнул я и встал по стойке смирно. Он тщательно осмотрел меня с ног до головы: удовлетворяю ли я требованиям к «сахарным печенькам»? Это был лейтенант Филип Мартин. Друзья называли его Моки, но мы не приятельствовали с ним.
Моки Мартин был настоящим десантником. Рожденный и воспитанный на Гавайях, он был именно таким «котиком», каким мечтал стать я. Опытный ветеран войны во Вьетнаме, он превосходно разбирался в каждом виде оружия, применяемом спецназом. Он считался одним из лучших скайдайверов в бригадах, а в плавании, как коренной гаваец, почти не имел равных.
— Мистер Мак, вы знаете, почему стали «сахарной печенькой» сегодня утром? — спросил Мартин очень спокойно, но твердо.
— Нет, инструктор Мартин, — как положено, ответил я.
— Потому что, мистер Мак, жизнь несправедлива. И чем скорее вы это узнаете, тем лучше для вас.
Годом позже мы с лейтенантом Мартином уже называли друг друга по имени. Я прошел базовый курс подготовки «котиков», а его перевели из учебного центра в 11-ю бригаду пловцов-подрывников в Коронадо.
Чем больше я узнавал Моки, тем больше росло мое уважение к нему. Он не только был высококлассным профессионалом, но и имел феноменальные физические данные. В начале 1980-х он входил в число тех, кто развивал триатлон. Красиво плавал вольным стилем в открытом океане. Благодаря сильным лодыжкам и бедрам легко выдерживал длинные забеги. Но особой его страстью был велосипед. Он и его железный конь были созданы друг для друга.
Каждое утро он садился на велосипед и отправлялся в 50-километровую поездку по Серебряной полосе в Коронадо. Вдоль Тихого океана, от города Коронадо до города Империал-Бич, шла плоская местность с вымощенной велосипедной дорожкой. С одной стороны океан, с другой — бухта: это один из самых красивых пляжей в Калифорнии.
Каждое субботнее утро Моки тренировался на Серебряной полосе. И вот однажды он, быстро крутя педали и наклонив голову, не заметил встречный велосипед. Велосипеды столкнулись со скоростью примерно 40 километров в час и искорежились. Ездоков выбросило из седел, они упали лицом вниз на асфальтовую дорожку. Однако один из них перевернулся на бок, отряхнулся и встал на ноги. Он был ранен, но в целом в норме.
А Моки так и остался лежать, неспособный пошевельнуться. За считаные минуты прибыла скорая помощь. Врачи привели его в чувство и госпитализировали. Поначалу была надежда, что паралич носит временный характер. Но день шел за днем, месяц за месяцем и год за годом, а ходить Моки по-прежнему не мог. После травмы всю нижнюю часть тела парализовало: только руки имели ограниченную подвижность.
Последние 34 года Моки провел в инвалидном кресле. За все это время я никогда не замечал, что он сетует на свою участь. Не слышал, чтобы он вопрошал: «Почему именно я?» Он ни разу не выказал и капли жалости к себе.
Более того, после несчастного случая Моки занялся рисованием. У него родилась прекрасная дочь. Он организовал Superfrog Triathlon, который проходит каждый год в Коронадо, и продолжает координировать его поныне.
Винить в своем жизненном жребии некие внешние силы и перестать бороться очень просто: мол, против судьбы не пойдешь. Легко думать, что будущее определяется только тем, где вас воспитывали, как с вами обращались родители и в какой школе вы учились. Ничто не может быть дальше от истины! И об обычных людях, и о великих можно судить по тому, как они реагировали на несправедливость жизни: Хелен Келлер, Нельсон Мандела, Стивен Хокинг, Малала Юсуфзай и — Моки Мартин.
Бывает и так: сколь бы сильно вы ни старались и сколь бы хорошим ни были, вы все равно оказываетесь «сахарной печенькой». Не жалуйтесь. Не вините судьбу. Выпрямитесь, взгляните в будущее — и двигайтесь дальше.
Глава 5
Неудача может сделать вас сильнее
Море у острова Коронадо было неспокойно. Небольшие клочья пены били нам в лицо, когда мы плыли обратно к берегу.
Как обычно, мы с моим напарником по заплывам изо всех сил пытались не отстать от других «котиков»-курсантов. Инструкторы со спасательной шлюпки кричали, чтобы мы держали темп, но нам казалось: чем больше мы стараемся, тем больше отстаем.
В тот день моим напарником был курсант Марк Томас. Подобно мне, Марк попал на базу через программу вневойсковой подготовки офицеров резерва ВМС. Он окончил Военный институт Вирджинии и был одним из лучших среди нас бегунов на длинные дистанции.
В обучении «котиков» напарник по заплывам — это человек, на которого можно было полностью положиться. Во время подводных ныряний вы были связаны с ним физически. Вы вместе преодолевали длинные дистанции. Он помогал учиться, мотивировал и вообще являлся самым близким союзником в ходе обучения. А если один из вас терпел неудачу, наказывали обоих. Так подчеркивалась важность слаженной работы.
Мы закончили заплыв и вышли на берег. «Котик»-инструктор ждал нас.
— Упасть! — последовала команда. Это означало, что нужно занять положение как при отжимании от пола. Спина прямая, руки расставлены в стороны, голова поднята.
— И вы называете себя офицерами?
Отвечать не имело смысла. Мы оба знали, что он не остановится.
— «Морские котики» — всегда впереди. Они не приходят последними в заплывах. Они не позорят свой курс.
Инструктор ходил вокруг нас, швыряя ногой песок нам в лицо.
— Не думаю, что вы, джентльмены, справитесь. В вас нет качеств, которые нужны настоящим десантникам.
Он извлек из заднего кармана маленький черный блокнот, с отвращением взглянул на нас и сделал короткую запись.
— Вы двое только что попали в "цирк", — он покачал головой, — вам повезет, если вы переживете еще неделю.
«Цирк». Это последнее, чего мы с Марком желали бы. «Цирк» устраивали каждый день под конец тренировок: это были лишние два часа физической подготовки при беспрерывном унижении со стороны «котиков»-ветеранов, которые хотели, чтобы в строю остались только сильные. Если ты в чем-то отставал — в упражнениях, беге с препятствиями, забегах на время или заплывах, — ты попадал в список. В глазах инструкторов ты был неудачником.
Курсанты боялись «цирка» не только из-за лишних унижений: они знали, что на следующий день будут измучены дополнительной нагрузкой — измотаны до такой степени, что на выполнение нормативов не хватит сил. А значит, последует еще один «цирк», а затем еще и еще. Это была спираль смерти, цикл неудач, который заставлял многих бросать обучение.
Наши товарищи уже пошли отдыхать, а мы с Марком, да еще несколько бедолаг собрались на экзекуцию. Нас ждала долгая тренировка.
Поскольку мы стали последними в заплыве, в тот день программа «цирка» была составлена под нас. Упражнение «ножницы». Много и много «ножниц». «Ножницы» укрепляют мышцы пресса и бедер, на которые ложится нагрузка при длинных заплывах в открытом океане. А кроме того, эти упражнения нацелены на то, чтобы сломить вас.
Вы ложитесь на спину, подняв прямые ноги вверх, а руки держите за головой. Инструктор считает повторы, а вы последовательно поднимаете то правую, то верхнюю ногу. Ни в коем случае нельзя сгибать ноги в коленях. Для десантника согнуть ноги в коленях — это слабость.
«Цирк» был наказанием. Сотни «ножниц», отжиманий, подтягиваний, сгибаний и разгибаний туловища и сложных комплексных упражнений на восемь счетов. К заходу солнца мы с Марком еле могли пошевелиться. За неудачу приходилось платить.
А следующий день предполагал новые упражнения, новый забег, новый бег с препятствиями, новый заплыв и, увы, еще один «цирк». Новые сгибания и разгибания туловища, новые отжимания и бесконечные «ножницы». Однако по мере того, как «цирки» продолжались, произошло нечто интересное. Наши результаты в плавании улучшились. Мы перестали отставать.
«Цирк», который стал наказанием за неудачу, делал нас сильнее, быстрее и увереннее в воде. И если у других курсантов опускались руки — они не могли пережить эпизодические промахи и последующие унижения, мы с Марком решили во что бы то ни стало не сломаться в «цирке».
Обучение подходило к концу. Оставался один финальный заплыв в открытом океане: восьмикилометровая дистанция у побережья острова Сан-Клементе. Завалить его было нельзя: иначе мы провалили бы всю учебу.
Мы спрыгнули с пирса в океан. Вода обожгла холодом. Пятнадцать пар курсантов, войдя в волны, поплыли в сторону выхода из маленькой бухты, вокруг полуострова и над зарослями водорослей. Часа через два пары настолько рассеялись, что было непонятно, сколько человек впереди и позади. Четыре часа плавания — и мы с Марком, измотанные, окоченевшие и на грани переохлаждения, выбрались на берег. Там нас ждал инструктор.
— Упасть! — рявкнул он.
Мои руки и ноги замерзли настолько, что я не чувствовал песка под пальцами. Стараясь держать голову прямо, я видел лишь ботинки инструктора. Он ходил кругами вокруг нас с Марком.
— Вы двое — позор для всего курса. — В поле моего зрения показалась еще одна пара ботинок, а потом еще одна. Нас окружали уже несколько инструкторов.
— Из-за вас все курсанты выглядят плохо. Он сделал паузу. — Отдыхайте, джентльмены!
Мы с Марком поднялись на ноги, огляделись и внезапно поняли, что пришли к финишу первыми.
— Да, классно вы их опозорили. Инструктор улыбнулся. — Второй пары еще даже не видно.
Мы с Марком обернулись и посмотрели на океан. В самом деле, в поле зрения не было ни одного пловца.
— Вы молодцы, джентльмены. Похоже, лишняя боль и страдание окупились. — Инструктор сделал паузу, подошел к нам и пожал нам руки. — Для меня будет честью служить с вами, когда вы попадете в нашу команду.
Мы сделали это! Долгий заплыв стал последним тяжелым испытанием. Через несколько дней мы с Марком закончили обучение.
Мой товарищ сделал успешную карьеру среди «морских котиков», и мы до сих пор остаемся близкими друзьями.
В жизни у вас будет много «цирков». За неудачи придется платить. Но если вы не опустите руки, если вы позволите сложностям учить и укреплять вас, вы будете готовы к тяжелейшим жизненным испытаниям.
Одним из тяжелейших периодов в моей жизни был июль 1983 года. Я стоял перед командующим офицером и думал, что моей карьере «котика» пришел конец. Меня освободили от командования отрядом за то, что я пытался изменить его организацию, тренировки и методику выполнения заданий. В отряд входили замечательные люди — и рядовые, и офицеры, включая редких профессионалов, — но порядки укоренились еще в ходе вьетнамской войны. А я думал, что настало время для изменений. Но как выяснилось, нововведений добиваться нелегко, особенно руководителю.
К счастью, хотя я был уволен, начальство разрешило мне перейти в другую бригаду «котиков». И все же моя репутация сильно пострадала. Куда бы я ни шел, офицеры и рядовые знали: я потерпел неудачу. Каждый день за моей спиной шушукались. То тут, то там мне исподволь давали понять, что я не гожусь в «морские котики».
В этот момент карьеры передо мной встал выбор: уйти в отставку и начать гражданскую жизнь (логичное решение в свете сказанного в «Рапорте о соответствии») или выдержать бурю и доказать себе и остальным, что я достойный офицер «морских котиков». Я предпочел второе.
Вскоре после увольнения мне дали еще один шанс: назначили командовать отрядом «морских котиков» за рубежом. В ходе операций мы по большей части находились в удаленных пунктах, действовали в изоляции и самостоятельно. Я воспользовался случаем, чтобы доказать свою способность руководить. Когда ты живешь бок о бок с двенадцатью «морскими котиками», спрятаться некуда. Они видят, полностью ли ты выкладываешься на утренней физподготовке. Примечают, первым ли ты прыгаешь с парашютом и последним ли стоишь за обедом. Обращают внимание на то, когда ты чистишь оружие, проверяешь рацию, читаешь оперативные донесения и готовишь инструктаж. Они знают, когда ты всю ночь проводишь за подготовкой к завтрашним учениям.
Месяц за месяцем я использовал свою предыдущую неудачу как повод для того, чтобы работать лучше, быстрее и качественнее, чем остальные в отряде. Мне не всегда это удавалось, но старался я изо всех сил.
И со временем я вернул уважение товарищей. Через несколько лет мне поручили командовать целой бригадой «котиков». А в итоге я стал руководить всеми «котиками» Западного побережья.
К 2003 году я принял участие в боевых действиях в Ираке и Афганистане. К этому времени я уже был однозвездным адмиралом, возглавляющим войска в зоне боевых действий. Все решения, что я принимал, имели серьезные последствия. И в следующие несколько лет я неоднократно допускал промахи. Но на каждую неудачу, каждую ошибку приходились сотни побед: освобожденные заложники, нейтрализованные подрывники-смертники, арестованные пираты, убитые террористы, а также бесчисленное множество спасенных жизней.
Прошлые неудачи укрепляли меня и учили, что никто не может избежать промахов. Настоящие лидеры учатся на ошибках, используют эти уроки для самомотивации и не боятся пробовать снова и снова, принимать трудные решения.
«Цирка» не миновать. Рано или поздно мы все в него попадаем. Поэтому не бойтесь «цирка».
Глава 6
Будьте смелее
Стоя на краю десятиметровой вышки, я ухватился за толстый капроновый канат. Одним концом он был прикреплен к вышке, а другим — к шесту на земле, который располагался метрах в тридцати поодаль. Я уже наполовину одолел полосу препятствий и двигался в рекордном темпе. Обхватив ногами канат и держась за него руками изо всех сил, я начал постепенно съезжать с платформы. Мое тело висело под канатом. Подобно гусенице, я мелкими хватами одолел спуск.
Достигнув конца, я разжал руки, упал в мягкий песок и побежал к следующему препятствию. Курсанты подбадривали меня криками, но я слышал, как инструктор громко отсчитывает минуты. На спуске по канату я потерял массу времени. Передвижение в стиле поссума было слишком долгим, но я просто не мог заставить себя съезжать головой вниз. Спуск с башни головой вниз с использованием стиля коммандос, был куда быстрее, но и рискованнее. Удержаться сверху каната намного труднее, чем висеть под ним. А если упадешь и расшибешься — прощай, учеба.
Результаты у финишной черты не обнадеживали. Я согнулся пополам, пытаясь отдышаться, а седеющий старый ветеран вьетнамской войны в отполированных до блеска ботинках и сильно накрахмаленной зеленой униформе склонился надо мной. «Когда же вы научитесь, мистер Мак? — спросил он с явным презрением. — Полоса препятствий будет побеждать вас всякий раз, если вы не начнете немного рисковать».
Через неделю я поборол страхи: оседлал канат и устремился по нему вниз, скользя головой вперед. У финишной черты я показал личный рекорд, а старый вьетнамский «котик» кивнул головой в знак одобрения. Это был простой урок: чтобы сделать дело, надо преодолеть тревогу и довериться своим способностям. В последующие годы он сослужил мне хорошую службу.
Ирак, 2004 год. Собеседник по рации говорил размеренно, но голос все же выдавал беспокойство: мы искали трех заложников и наконец нашли. Террористы из «Аль-Каиды» удерживали их в огороженном доме на окраине Багдада. Но, по данным разведки, узников собирались увезти в другое место. А значит, требовалось действовать стремительно.
Подполковник, отвечавший за спасательную операцию, сообщил мне, что захват придется осуществлять в опасных условиях, при свете дня. Хуже того, путь к успеху всего один: посадить три вертолета «Черный ястреб»[4] с штурмовой командой прямо у дома с террористами. Мы обсудили и другие возможности, но было ясно, что подполковник прав. Всегда лучше спасать заложников ночью, когда есть фактор неожиданности, но времени было в обрез. Если бы мы срочно ничего не предприняли, заложников бы увезли и, возможно, убили.
Я одобрил операцию, и через несколько минут три «Черных ястреба» с командой захвата находились на пути к цели. Высоко над ними еще один вертолет обеспечивал видеоконтроль со стороны моего штаба. Я молча следил, как вертолеты скользили над пустыней — в паре метров над землей, чтобы скрыть свое приближение.
Во дворе я видел мужчину с автоматом. Он входил и выходил из дома, видимо, собираясь уезжать. Вертолеты были в пяти минутах от цели, а мне оставалось лишь слушать внутренние переговоры команды захвата.
Это было не первое освобождение заложников, которым я руководил, и не последнее. Но оно было самым рискованным из-за необходимости застать преступников врасплох, приземлившись внутри их укрепления. Конечно, пилотам нашей военной авиации нет в мире равных, но тут все висело на волоске. Три вертолета, длина каждого из которых с лопастями составляет около 20 метров, должны были приземлиться во дворе, где почти нет свободного места. Дополнительную трудность создавала двух с половиной метровая кирпичная стена вокруг двора: она вынуждала пилотов резко изменить угол захода на посадку. Одним словом, приземление требовалось жесткое. Я слышал по радиосвязи, как десантники готовятся к захвату.
Видеонаблюдение сверху показывало, как приближаются вертолеты. Первый летел низко и горизонтально, затем преодолел стену и сел во дворике. Тут же из «Черного ястреба» выпрыгнули спецназовцы и устремились в здание. Второй вертолет, буквально на хвосте у первого, расположился в метре от него. Лопасти винтов подняли поток пыли, который окутал окружающую местность. Когда третий вертолет достиг дворика, огромное пылевое облако временно ослепило пилота. Он медленно и осторожно перелетел через стену, но задним колесом чиркнул по ограде, и из нее посыпались кирпичи. Между тем места для посадки уже не было. С глухим стуком вертолет втиснулся в узкое пространство, никого не задев.
Через несколько минут мне сообщили, что с заложниками все в порядке. А через полчаса спасательная команда и освобожденные люди были уже на пути в безопасное место. Риск оправдал себя.
Поделиться книгой: