Вадим Каргалов
НАРОД-БОГАТЫРЬ
Введение
История нашей Родины богата большими событиями. Потребовалось много столетий, заполненных неустанным трудом и каждодневной борьбой с природой и многочисленными врагами, пока из разрозненных восточнославянских племен сложилось могучее Русское государство.
Процесс складывания русской государственности проходил в сложных условиях. Народным массам Руси приходилось вести непрерывную борьбу против иноземных завоевателей, с оружием в руках отстаивать независимость своей родной земли. С северо-запада на Русь наступали немецкие и шведские рыцари-крестоносцы, пытавшиеся под знаменами католицизма поработить русский народ. С запада нападали венгерские и польские феодалы. С юго-запада к русским землям протягивались жадные руки византийских императоров, которые старались распространить свою власть на все Северное Причерноморье. И борьба с этими сильными врагами была нелегкой.
Однако в течение нескольких веков наиболее опасным врагом были кочевники южных степей. Конные полчища гуннов, аваров, хазар, печенегов, торков, половцев, а затем монголо-татар переходили Волгу и обрушивались на южные границы Руси. Русь вела непрерывную, изнурительную борьбу с кочевниками. Невозможно назвать какой-либо другой народ, на долю которого выпало бы испытание продолжительнее и труднее этого.
Близ южных границ Руси, по степям Северного Причерноморья, проходила в древности столбовая дорога азиатских кочевников, по которой они двигались на запад. Кочевые племена вела тогда в дальние походы не злая воля вождей или полководцев, а историческая необходимость, особенности их способа производства. «…Давление избытка населения на производительные силы заставляло варваров с плоскогорий Азии вторгаться в государства Древнего мира… То были племена, занимавшиеся скотоводством, охотой и войной, и их способ производства требовал обширного пространства для каждого отдельного члена племени… Рост численности у этих племен приводил к тому, что они сокращали друг другу территорию, необходимую для производства. Поэтому избыточное население вынуждено было совершать… полные опасностей великие переселения…»[1].
Для оседлых земледельческих народов такие переселения кочевых племен были страшным бедствием. Они сопровождались ограблением обширных территорий и массовыми жертвами. Находясь на более низком уровне экономического и культурного развития, чем оседлые народы, ставшие жертвами их завоевательных походов, кочевники не могли принести им ничего исторически прогрессивного и ценного. Н. Г. Чернышевский, размышляя о судьбах народов, сделавших завоевательные походы важнейшим элементом общественной жизни, писал: «Прошли, как буря, все разрушили, сожгли, полонили, разграбили, и только…»[2].
Не такой видел великий русский революционер-демократ историческую миссию Руси. «Нет, не завоевателями и грабителями выступают в истории политической русские, как гунны и монголы, а спасителями — спасителями от ига монголов, которое сдержали они на мощной вые своей, не допустив его до Европы, быв стеной ей, правда, подвергавшеюся всем выстрелам, стеною, которую вполовину было разбили враги…»[3]. Защищая свои степные рубежи, русские люди одновременно преграждали путь завоевателям в страны Центральной и Западной Европы, обеспечивая им условия для успешного экономического и культурного развития. В этом — всемирно-историческое значение борьбы Руси с воинственными кочевниками.
Жертвы, понесенные Русью за многие столетия героической борьбы с врагами, поистине огромны. Русские витязи, насмерть рубившиеся с лихими степными наездниками на границах своей земли, заслуживают вечной благодарности потомков. История войны с кочевниками — это повествование о событиях, полных трагизма и героики, о несгибаемой воле народа, глубоко осознавшего единство родной земли и готового ради нее на любые подвиги и лишения. Недаром народ прославил своих защитников в былинах, недаром о «заставах богатырских» на краю «дикого поля» из поколения в поколение передавались эпические повествования и, сохранившись в глуши северных лесов, дошли до наших дней.
О героической многовековой борьбе Руси с кочевниками, о подвигах русских воинов, грудью вставших на защиту родной земли, о несгибаемом боевом духе и стойкости народа-богатыря рассказывается в этой книге. Пусть ратные подвиги наших далеких предков будут вдохновляющим примером патриотизма, готовности перенести любые невзгоды и лишения в борьбе за свободу и независимость любимой Родины!
Первые удары
Вторжения воинственных кочевников в южнорусские степи начались в глубокой древности. Немного документальных источников сохранилось от того далекого времени. События и факты историкам приходится восстанавливать буквально по крупицам: по редким археологическим находкам, отрывочным записям в сохранившихся летописях, неясным и не всегда точным сочинениям древних восточных и западноевропейских авторов, народному эпосу, не оставившему без внимания эти героические страницы истории родной земли.
Первыми из воинственных кочевых племен, обрушившихся на Северное Причерноморье, были гунны. Конница гуннов перешла Волгу во второй половине IV века. По свидетельству современника, гунны — «подвижный и неукротимый народ, пылающий неукротимой страстью к похищению чужой собственности», двигавшийся «среди грабежей и резни соседних народов».
Трудно было биться с такими врагами. Гунны были прекрасными наездниками, быстрыми и ловкими воинами, издали осыпали противника длинными тяжелыми стрелами, применяли разнообразные военные хитрости. «Иногда они (гунны) вступают в бой клинообразным строем со свирепыми криками. Будучи чрезвычайно легки на подъем, они иногда неожиданно и нарочно рассыпаются в разные стороны и рыщут нестройными толпами, разнося смерть на широкое пространство; вследствие их необычайной быстроты нельзя и заметить, как они вторгаются за стену или грабят неприятельский лагерь».
Славяне, жившие тогда отдельными племенами, не смогли сдержать натиска завоевателей. Оседлые земледельческие поселения в лесостепной полосе были буквально стерты гуннами с лица земли. Археологические раскопки показали картину страшного разгрома: следы массовых пожарищ, клады, зарытые жителями при приближении врага, керамические печи, загруженные посудой, — внезапное нападение помешало гончарам закончить работу.
Разорив Северное Причерноморье, гунны прошли дальше, на запад. Оставшиеся в степях отдельные племена гуннского союза не представляли серьезной опасности, славяне успешно отбивали их набеги. Славянские земледельческие поселения опять появлялись в непосредственной близости от степей — военные силы славян надежно охраняли земледельцев от воинственных степняков.
Но затишье в причерноморских степях продолжалось недолго. В середине VI века туда вторглись кочевые племена аваров. Они образовали в Причерноморье сильное государство, известное под названием Аварского каганата. Снова началась война славянских племен с кочевниками: враг непосредственно угрожал славянским землям, предпринимал грабительские набеги, старался покорить и обложить тяжелой данью отдельные племена.
Требовалось объединение славянских племен для отпора врагу. Необходимо было организовать совместную сторожевую службу по всей степной границе, быстро собрать значительные силы для отражения набегов. Отдельным племенам это было не под силу. Поэтому в условиях возросшей опасности со стороны кочевников складывались союзы восточнославянских племен, каждый из которых занимал территорию, равную площади четырех-шести современных областей. Так вместо множества славянских племен, осевших вдоль степной границы, возникло полтора десятка крупных племенных союзов, представлявших серьезную военную силу. Летописи сохранили названия нескольких таких племенных союзов: поляне, северяне, волыняне, дулебы, хорваты и др.
Византийские писатели VI века сообщали о славянах как о народе, исключительном «по своей любви к свободе, который никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в своей стране». Все взрослые мужчины славянских племен были воинами, и враг, нападавший на земли славян, неизменно встречал сильный отпор. Восточные славяне превосходно использовали для обороны своей земли естественные препятствия — леса. В лесных чащобах быстрые степные всадники были бессильны. «Сражаться со своими врагами они (славяне) любят в местах, поросших густым лесом, в теснинах, на обрывах, — писал византийский император, — с выгодой для себя пользуются засадами, внезапными атаками, хитростями, и днем и ночью изобретая много (разнообразных) способов». Если же славяне, заранее узнав о приближении врага, «занимают очень крепкую позицию», то победить их, по признанию Маврикия, можно было только военной хитростью — если притворным бегством удастся выманить их «со своей укрепленной позиции» и расстроить военный строй. О глубокие, тесно сомкнутые построения славянской пехоты не раз разбивались и лихие атаки конницы кочевников, и удары византийских легионеров.
Вооружение славянских воинов Маврикий описывает так: «Каждый вооружен двумя небольшими копьями, некоторые имеют также щиты… Они пользуются также деревянными луками и небольшими стрелами, намоченными особым для стрел ядом, сильно действующим». Другой византийский писатель VI столетия — Прокопий Кесарийский отмечал, что, «вступая в бой, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках». Вооружение славянских воинов дополняли копья для удара, секиры, бердыши, длинные обоюдоострые мечи.
Основную часть славянского войска составляла пехота, которая упорно обороняла укрепления, нападениями из засад среди лесов громила вторгшиеся в славянские земли неприятельские отряды, а порой и сама совершала длительные походы в степи. Если приходилось давать бой в открытом поле, то славяне быстро сооружали укрепления из связанных между собой повозок. Из-за повозок в наступавшего врага летели тучи стрел и метательных копий, нанося ему большой урон. Была у славян и конница, что было особенно важно для борьбы со степняками. В битвах постепенно выковывалось единство военных сил Руси, но племенные различия стирались медленно, с большим трудом. Эта затрудняло войну с аварами. Недаром византийские историки отмечали, что среди славян еще не было единомыслия.
Некоторые славянские племена, обитавшие преимущественно в западной части Причерноморья, поблизости от основных владений аварских каганов, попали под власть завоевателей и жестоко угнетались ими. Как сообщает франкский летописец Фредегар, авары ежегодно «отправлялись на зимовку к славянам и брали к себе на ложе их жен и детей. Помимо других притеснений, славяне платили дань аварам». Русский летописец, называвший аваров обрами, так писал о насилиях завоевателей в Дулебской земле: «Обры примучили дулебов и насилие творили женам дулебским. Если случится ехать обрину, то не дает запрячь ни коня, ни вола, но велит запрягать три или четыре или пять жен в телегу и везти обрина, и так мучили дулебов».
Но большинство славянских племен не покорились завоевателям. На требование аварского кагана подчиниться «важнейшие князья склавинского народа» гордо ответили: «Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот человек, который бы подчинил себе силу нашу?» Упорное сопротивление славян и других народов Восточной Европы подточило изнутри Аварский каганат и послужило одной из причин его гибели. В конце VIII века авары были окончательно разгромлены. Воспоминанием о некогда могучем Аварском каганате остались лишь поучительные слова русского летописца: «Были обры телом великие, а умом гордые (заносчивые), и умерли все, и не осталось ни одного обрина, и есть притча на Руси до сего дня: „Погибли, как обры!“».
Девятый век был переломным в истории восточных славян. Образовалось Древнерусское государство, объединившее восточнославянские племена в могучую державу, способную выдержать натиск воинственных соседей. Славянское население двинулось на юг, на просторы черноземных степей, тесня остатки кочевых орд. Славянский земледелец, осваивавший новые земли, был носителем экономического прогресса — с ним в области, занятые ранее кочевым скотоводством, приходил передовой по тому времени способ хозяйствования — пашенное земледелие.
Славянские поселения возникали на реках Псле, Ворскле, Донце и Дону, на побережье Азовского моря и на Тамани. Но по-прежнему тревожной и полной опасностей была жизнь славянских землепашцев на степных просторах. Поселения строились в труднодоступных местах, окружались валами, глубокими рвами и крепкими стенами. Со сторожевых башен, вершин холмов и курганов велось наблюдение за степью. В минуты опасности поднимались дымы сигнальных костров, и землепашцы, бросая работу, сбегались в свои укрепленные поселения. Из соседних поселков спешили конные отряды удальцов, чтобы совместно отразить очередной набег. Каждый мужчина был воином, умелым и ловким, владел луком и мечом так же искусно, как плугом и топором. Чтобы побеждать кочевников, нужно было не хуже их мчаться на конях, на полном скаку поражать врагов стрелами, смело рубиться в схватках.
А врагов в степях было по-прежнему немало. В низовьях Волги и Дона находилось государство кочевников-хазар — Хазарский каганат. Конные отряды хазар нападали на славянские поселения, грабили пограничные со степью области, периодически собирали дань с отдельных славянских племен. Только в IX веке, когда образовалось Древнерусское государство с центром в Киеве, господству хазар в степях пришел конец. Из Киева на юго-восточные рубежи страны приходили княжеские дружины, освобождая окраинные славянские племена от уплаты хазарской дани. Киевский князь Олег, опираясь на мощь военных сил Древнерусского государства, имел уже возможность открыто заявить: «Не давайте хазарам дани!» Под ударами киевских дружин владения Хазарского каганата постепенно сокращались и в X веке ограничивались уже сравнительно небольшой территорией на Нижней Волге.
Окончательный удар Хазарскому каганату нанес киевский князь-витязь, легендарный Святослав. Под крепостью Белая Вежа, последним опорным пунктом хазар на Дону, произошла битва русского войска с хазарской конницей. Хазары были разбиты наголову. Преследуя отступающего врага, князь Святослав взял столицу Хазарского каганата и разрушил ее. Сила хазар была сломлена. В степях Северного Причерноморья больше не было силы, способной противостоять победоносным полкам Древнерусского государства.
Печенежская волна
Но мир в степях вскоре был нарушен опустошительным вторжением кочевников-печенегов.
Печенеги раньше кочевали в степях между Волгой и Аральским морем. В X в. они перешли Волгу и быстро заняли всю степную полосу от Волги до Прута. На южной границе Руси обосновался опасный враг.
Впервые печенеги попали в поле зрения русского летописца в 915 г.: «Пришли печенеги впервые на Русскую землю и, заключив мир с Игорем (киевским князем), ушли к Дунаю». Спустя пять лет киевский князь уже «воевал с печенегами». В этот раз их нападение было успешно отбито, но опасность новых вторжений не исчезла: воинственная орда продолжала кочевать в степях.
Византийская империя, пытавшаяся установить свое господство в Северном Причерноморье, использовала печенегов для военного давления на Русь, подкупала печенежских вождей. Византийский император Константин Багрянородный в своем сочинении «Об управлении государством» давал советы, как привлечь печенегов на свою сторону, не жалея даров и почестей печенежским вождям. Он предлагал заключить с ними «дружественные договоры и союз», ежегодно посылать «дары». Чем же заслужили варвары-печенеги царскую щедрость? Император давал недвусмысленный ответ на этот вопрос: «Печенеги живут в соседстве и сопредельны с русами и часто, когда живут не в мире друг с другом, грабят Русь и причиняют ей много вреда и убытков. И русы стараются жить в мире с печенегами… Притом русы вовсе не могут даже выступать на заграничные войны, если не живут в мире с печенегами, так как последние во время их отсутствия сами могут делать набеги и уничтожать и портить их имущество… Русы даже не могут приезжать в сей царствующий град Ромеев (Константинополь), если не живут в мире с печенегами, ни ради войны, ни ради торговых дел, так как, достигнув на судах речных порогов, они не могут переходить их, если не вытащат суда из реки и не понесут их на руках; нападая тогда на них, печенежские люди легко обращают их в бегство и избивают, так как те не могут исполнять одновременно двух трудов».
Кроме того, Константин Багрянородный рекомендовал использовать печенежскую орду для давления на других кочевников — турков (торков), которые тоже могли быть опасными для Византии, и заключал: «Когда царь ромейский живет в мире с печенегами, то ни Русь, ни турки не могут совершать враждебных нападений на Ромейскую державу; не могут они и требовать от ромеев чрезвычайно больших денег и вещей в уплату за мир, боясь силы, которую царь при помощи этого народа может противопоставить им в случае их похода на ромеев. А печенеги, связанные дружбой с императором и побуждаемые им посредством посланий и даров, легко могут нападать на земли русов и турков, брать в рабство их женщин и опустошать их земли».
Византийский император, конечно, преувеличивал влияние печенегов: политика Древнерусского государства не определялась печенежской ордой. Это убедительно доказал киевский князь Святослав, который при враждебном отношении печенегов успешно воевал против Византии на Дунае. Однако печенежская орда действительно представляла серьезную опасность для Руси, особенно тогда, когда русские войска отвлекались походами против других врагов.
Византийские императоры вовлекали печенегов в орбиту своей политики, подкупая вождей богатыми подарками, «ибо печенеги, как народ вольный и самостоятельный, никогда не исполняют никакой службы без вознаграждения». Византийские послы и чиновники регулярно ездили с дарами в землю печенегов. В сочинении Константина Багрянородного содержится даже своеобразная инструкция «О посылаемых из богохранимого града царских чиновниках на судах по Дунаю, Днепру и Днестру в Печенегию», в которой подробно описывается порядок переговоров с печенежскими вождями.
Приплыв в землю печенегов, «царский чиновник дает им весть через своего человека, оставаясь на судах и охраняя в них привезенные царские дары. И те приходят к нему; когда они придут, царский чиновник дает им своих людей в заложники и сам получает от печенегов других заложников, заключает их под стражу на судах и тогда договаривается с ними. Когда печенеги дадут царскому чиновнику клятвы по своим законам, он отдает им царские дары, получает от союзников сколько хочет и возвращается. С ними надлежит договариваться так, чтобы они исполняли службу, куда бы ни потребовал их царь — на Русь ли, или на Булгар, или на турков. Ибо они в силах воевать со всеми этими народами и, часто нападая на них, сделались ныне внушающими страх…»
Константин Багрянородный приводит любопытные сведения об истории появления печенегов в причерноморских степях и о внутреннем устройстве печенежской орды.
«Должно знать, что печенеги первоначально имели место жительства на реке Итиль (Волге), а также на реке Гей-хе (Урале), имея соседями хазар и так называемых узов. Пятьдесят лет тому назад (сочинение Константина Багрянородного было написано в конце 40 — начале 50-х годов X столетия. —
Для печенежской орды середины X столетия были свойственны черты «военной демократии»; уже выделилась племенная знать — князья; власть вождей становилась наследственной. Для этой ступени развития родоплеменного строя у кочевых народов характерно наличие крепкой военной организации, превращение грабительских войн с оседлыми народами в постоянный промысел.
Фиофилакт Болгарский (X в.) так писал о печенегах: «Их набег — удар молнии, их отступление тяжело и легко в одно и то же время: тяжело от множества добычи, легко от быстрого бега. Нападая, они предупреждают молву, а отступая, не дают преследующим возможности о них услышать. А главное — они опустошают чужую страну, а своей не имеют… Жизнь мирная — для них несчастье, верх благополучия — когда они имеют удобный случай для войны или когда насмехаются над мирным договором. Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, и никто еще не знал, сколькими тысячами или десятками тысяч они считаются: число их бесчисленно».
Русские летописцы долгое время почти ничего не сообщали о печенегах, но это вовсе не означало, что на степной границе Руси было спокойно. Константин Багрянородный писал, что печенеги часто «грабят Русь и причиняют ей много вреда и убытков». Видимо, набеги печенегов на русское пограничье стали привычным делом, в них уже не видели ничего необычного, достойного упоминания на страницах летописей. Кстати, в летописях нет ни одного упоминания о нападениях печенегов на торговые караваны, следовавшие из Киева в Константинополь, хотя, по свидетельству того же Константина Багрянородного, поездки русских людей через Печенегию зачастую не отличались по опасности от серьезных военных походов.
Лодки (однодеревки), нагруженные товарами из Новгорода, Смоленска, Чернигова и других городов, собирались в караван у Киева и затем под сильной охраной спускались вниз по Днепру, к порогам. Уже при прохождении четвертого порога «все ладьи причаливают к земле носами вперед; отряженные люди сходят держать с ними стражу и уходят; они неусыпно держат стражу из-за печенегов». Следующая опасность подстерегала караваны за седьмым порогом, на так называемой Крарийской переправе. «Эта переправа шириною приблизительно равна ипподрому (примерно 80 м. —
Деятельность византийских дипломатов в причерноморских степях заметно активизировалась, когда князь Святослав, одержав ряд побед над императорскими легионами, утвердился на Дунае. Византия не пожалела золота и других даров, чтобы снова направить печенежскую орду против Руси. В 968 г., воспользовавшись отсутствием князя Святослава, с которым ушла на Дунай большая часть русского войска, печенеги подступили к Киеву, столице Древней Руси.
Осада Киева печенегами подробно описана в русской летописи. В городе, окруженном бесчисленным множеством врагов, заперлась княгиня Ольга с внуками Ярополком, Олегом и Владимиром. Кольцо осады было настолько плотным, что «нельзя было ни выйти из города, ни весть послать, и изнемогали люди от голода и жажды». На другой стороне Днепра собрались воины русского воеводы Претича, приготовили ладьи, но оказать серьезной помощи осажденной столице они не могли: воинов было слишком мало. Тогда киевляне «затужили» и начали говорить: «Нет ли кого, кто бы мог передать весть на другую сторону Днепра, что, если не приступите утром под город, сдадимся печенегам!» И сказал один отрок: «Я могу передать!» Он вышел из города с уздечкой в руках и, проходя через печенежский лагерь, спрашивал по-печенежски: «Не видел ли кто-нибудь коня?» Печенеги приняли его за своего, и юноша беспрепятственно прошел к Днепру, бросился в воду и поплыл. Печенеги стали стрелять вслед ему из луков, но было поздно: юношу подобрала лодка с другого берега Днепра. Отрок передал дружине воеводы Претича наказ киевлян. Воевода решил: «Подступим завтра утром в ладьях и княгиню и княжичей умчим на эту сторону, а если этого не сделаем, погубит нас Святослав!»
Утром трубачи воеводы Претича громко затрубили в боевые трубы, и ладьи с дружиной поплыли к Киеву. Печенеги, подумав, что это возвращается князь Святослав с войском, бежали. Один из печенежских вождей приехал для переговоров, спросил воеводу Претича: «А ты князь ли?» На что воевода ответил: «Я муж его и пришел в сторожех (в передовом отряде), а за мной идет воинов бесчисленное множество». Военная хитрость удалась. Устрашенный печенежский вождь предложил: «Будь мне друг!» — и обменялся с русским воеводой подарками. «И отступили печенеги от города», — закончил рассказ летописец. Так мужество и находчивость безвестного отрока и военная хитрость воеводы Претича спасли столицу от печенегов.
Однако печенежская орда, отступив от столицы, кочевала совсем недалеко, у реки Лыбедь. Киевляне срочно послали к Святославу гонца: «Ты, княже, чужую землю ищешь и бережешь, а о своей забыл, чуть было нас не взяли печенеги…» Святослав вскоре вернулся с дружиной в Киев, «собрал воинов и прогнал печенегов в поле, и было мирно». Быстрая печенежская конница ничего не могла поделать против глубокого строя русской пехоты, подкрепленной с флангов конными дружинами. Воины, сомкнув щиты и выставив копья, создавали подвижную непреодолимую «стену». Святослав с обычной стремительностью двигался в глубь степей, высылая впереди полков конные отряды и воинов на быстрых ладьях. Но этот успех Святослав не закрепил: он вскоре снова ушел с войском на Дунай. И уже в 971 г., по сообщению летописца, киевскому князю снова пришлось «думать с дружиною своею» о том, что «печенеги с нами ратны», беспокоиться за свой тыл.
Воевода Свенельд имел все основания советовать князю Святославу возвращаться обратно в Киев «на конях», а не в ладьях через днепровские пороги, потому что «стоят печенеги в порогах». Святослав не послушался совета старого воеводы и жестоко поплатился. Когда он с малой дружиной возвращался водным путем, печенеги, по словам летописца, «заступили пороги, и нельзя было пройти через пороги». Святославу и его спутникам пришлось зимовать в Белобережье. Весной 972 г., когда Святослав снова попытался прорваться через пороги, на него «напал Куря, князь печенежский, и убил Святослава, и взял голову его, и из черепа его сделал чашу, оковав (золотом), и пил из нее».
После трагической гибели князя Святослава упоминания о печенегах на несколько лет исчезли из русских летописей. Но присутствие неподалеку от центров Руси печенежской орды (степная граница проходила всего в двух днях пути от столицы!) приходилось учитывать и во внешней политике, и во внутренних делах.
Преемник Святослава на киевском великокняжеском «столе» Ярополк в 978 г. успешно воевал с печенегами и даже обложил их данью. Видимо, следствием этого успеха был переход одного из печенежских вождей на службу к киевскому князю. В 979 г. в Киев «пришел печенежский князь Илдей и бил челом Ярополку на службу; Ярополк же принял его и дал ему грады и волости». Этим было положено начало той политике, которую впоследствии старалось проводить Древнерусское государство по отношению к кочевникам южных степей: привлекать к себе на службу отдельные их орды, чтобы они сами били своих незамиренных соплеменников. В 988 г., уже при князе Владимире, «пришел печенежский князь Метигай и крестился», а в 991 г. принял христианскую веру печенежский князь Кучюг «и служил Владимиру от чистого сердца». Но пока это были еще единичные случаи, не влиявшие на общую обстановку. Печенежское наступление на русские границы продолжалось.
Богатырские заставы
Война с печенегами показала, что даже такие сильные удары, какие время от времени наносил степнякам грозный Святослав, не могут ликвидировать опасности новых нападений печенежской орды. Необходимо было создать крепкие оборонительные линии вдоль всей степной границы, способные задержать наступление кочевников. Эта грандиозная задача была выполнена Русью при князе Владимире Святославовиче, в последней четверти X столетия.
По свидетельству летописца, в 988 г. киевский князь Владимир объявил: «Се не добро есть, что мало городов около Киева!» И «начал ставить города по Десне и по Осетру, по Трубежу и по Суле, и по Стугне, и начал набирать лучших людей от словен, и от кривичей, и от чуди, и от вятичей, и ими населил города, потому что была рать от печенегов».
Укрепленные линии на южной границе Руси, состоявшие из городков-крепостей, соединенных между собой валами, рвами и завалами, протянулись на сотни километров. Для наблюдения за кочевниками насыпали курганы, на которых выставлялись сторожевые посты. Оборонительных сооружений таких масштабов не знала история европейской средневековой фортификации.
Борьба с печенегами фактически превратилась в общерусское дело: постоянные гарнизоны в пограничные крепости набирались со всей страны. Недаром народ воспел в своих былинах «заставы богатырские», оборонявшие родную землю от врагов, и связал их появление с именем киевского князя Владимира. Популярность Владимира объясняется тем, что именно в его княжение в военно-оборонительные мероприятия были втянуты широкие народные массы, борьба с кочевниками стала поистине всенародной. Академик Б. А. Рыбаков писал в своей книге «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи», что воинами «богатырских застав» на рубежах Русской земли были те смерды широкой лесостепной полосы, которые то пахали землю на своих лошадях, то скакали на них в погоню за степняками. На степное порубежье бежали холопы со всех концов Руси, приходили крестьянские семьи, оторвавшиеся от своих общин и искавшие опоры вне своих старых связей. Все это способствовало созданию резерва дружинных сил. Княжеская власть, заселявшая новые города тысячами набранных в разных концах Руси воинов, укрепляла оборону страны руками крестьянских сыновей, которые, перестав корчевать общинную «лядину», отправлялись сюда в поисках новой жизни. Былинный богатырь Микула Селянинович — смерд, вступивший в княжескую дружину. Старейший богатырь Илья Муромец — крестьянский сын, приехавший из самых глубин Руси. Не случайно былины, воспевающие оборону южных рубежей Руси, дошли до наших дней в устах потомков новгородцев и суздальцев, унесших на далекий север память о событиях юга: ведь новгородские словене, суздальские кривичи и вятичи ездили на юг помогать киянам и курянам воевать с кочевниками. Народ не пожалел поэтических красок для изображения своих защитников.
Каждая из укрепленных линий на степной границе имела свое стратегическое значение. Академик Б. А. Рыбаков охарактеризовал их следующим образом.
Из пяти рек — Десны, Осетра, Трубежа, Сулы и Стугны, на которых были построены новые крепости, четыре впадали в Днепр с востока. На левобережье Днепра крепости возводились потому, что здесь было меньше естественных лесных заслонов, а степь доходила почти до самого Чернигова. После постройки укрепленных линий печенегам приходилось преодолевать четыре барьера. Первый рубеж был на Суле, двести лет служившей границей между русскими и кочевниками. В «Слове о полку Игореве» о Половецкой земле иносказательно говорится: «Кони ржут за Сулою». Далее по реке Суле крепости стояли на расстоянии 15–20 км друг от друга. Когда печенеги преодолевали этот рубеж, они встречались с заслоном по Трубежу. Здесь стоял один из крупнейших городов Древней Руси — Переяславль-Южный. Если и это препятствие печенегам удавалось взять или обойти, то перед ними открывались пути на Чернигов и Киев. Но перед Черниговым лежали оборонительные линии по Осетру и Десне, затрудняя подход к этому богатому русскому городу, а чтобы попасть с левого берега Днепра к Киеву, печенегам нужно было перейти вброд реку под Витечевым, а затем форсировать Стугну, по берегам которой Владимир и поставил крепости. Археологи в Витечеве над бродом открыли мощную крепость конца X в. с дубовыми стенами и сигнальной башней на вершине горы. При первой же опасности здесь разжигали огромный костер, который был виден в Киеве. В столице тотчас же узнавали о появлении печенегов на Витечевском броде.
Стугнинская укрепленная линия окаймляла «бор великий», подступавший к Киеву с юга. Это был последний оборонительный рубеж перед столицей, состоявший из городов-крепостей Триполя, Тумаша и Василева и соединявших их валов. За этой укрепленной линией, между Стугной и Киевом, Владимир построил в 991 г. огромный город-лагерь Белгород, ставший резервом всех киевских сил.
Постройка оборонительных рубежей с продуманной системой крепостей, валов и сигнальных вышек сделала невозможным внезапное вторжение печенегов, что давало возможность Руси собираться с силами и переходить в наступление. Об этих порубежных заставах-крепостях и об удальцах, стороживших на их башнях родную землю, народ сложил свои песни.
Около тысячи лет прошло с того далекого времени, когда русские люди возводили на степной границе укрепленные линии. Археологические раскопки дают возможность представить, какими были «заставы богатырские». Так, в селе Заречье, поблизости от древнего города Василева, были обнаружены остатки древней пограничной крепости Новгорода-Малого. Крепостица Новгород-Малый, входившая в состав укрепленной оборонительной линии, стояла на крутом, обрывистом берегу Стугны. К холму, примыкая с двух сторон к крепостным стенам, подходили знаменитые Змиевы валы. Вершина холма была укреплена мощными дубовыми стенами, частично засыпанными внутри землей. В северной, противоположной от степи стороне крепости были расположены ворота, укрепленные кладкой из сырцовых кирпичей. Над воротами возвышалась рубленая двухъярусная башня. Крепость окружал глубокий ров; легкий мостик, перекинутый через него к воротам, поднимался в случае опасности. Еще одна башня высилась в восточной части крепости. На этом месте археологи обнаружили оружие и узорные бляшки портупеи — остатки воинского снаряжения дружинника. За крепостными стенами стояли легкие жилища. Это был военный лагерь, сторожевой пост, где несли службу «лучшие мужи», набранные киевским князем со всех концов земли Русской. Возможно, здесь были и витязи из далекого северного Новгорода, давшие малому городку свое имя.
Опасной и суровой была жизнь русских воинов в такой пограничной крепости. Круглый год, день и ночь, стояли на высокой башне дозорные, зорко вглядываясь в степные дали. Сменяя друг друга, выезжали далеко в «дикое поле» конные «сторожи», берегли дальние подступы к укрепленной линии. В минуты опасности на курганах загорались сигнальные огни, скакали быстрые гонцы в города — за подмогой. А пока собиралось войско, чтобы выступить навстречу печенегам, немногочисленный гарнизон крепости один встречал очередной печенежский набег. Ценой жизни защитники крепости порой задерживали врага, выигрывали время для сбора киевских и переяславских дружин.
Подобная судьба была и у Новгорода-Малого. Крепостица просуществовала недолго и погибла во время большого печенежского похода. Все деревянные постройки крепости сгорели. Б. А. Рыбаков высказал предположение, что Новгород-Малый был разрушен в 996 г., когда многочисленная печенежская орда напала именно на это звено Стугнинской укрепленной линии, а князь Владимир не располагал достаточным войском, чтобы отбить печенегов в поле. Небольшой гарнизон крепости погиб, пытаясь сдержать в неравной борьбе печенежский натиск, но выполнил свою задачу — не пустил печенегов за Стугну, от которой до стольного Киева было всего три часа быстрой скачки. Печенеги дальше Стугны в тот раз не прошли.
Мероприятия киевского князя Владимира Святославовича по укреплению южной степной границы оказались весьма своевременными: в 90-х годах X столетия печенеги значительно усилили натиск на Русь. Древнерусскому государству потребовалось огромное напряжение сил, чтобы сдержать наступление печенежской орды. Страницы русских летописей, посвященные событиям того времени, — это непрерывный перечень битв, осад городов, тяжелых жертв и гибели множества людей, героических подвигов и искусно проведенных военных операций.
В 993 г. большая печенежская орда подступила к реке Суле. Русское войско во главе с киевским князем выступило навстречу и преградило путь врагу у брода на реке Трубеж, там, где впоследствии был построен город Переяславль-Южный. Русские и печенежские полки встали напротив, на разных берегах реки, не решаясь вступить в бой: князь Владимир видел, что печенежская орда очень многочисленна, а печенеги вообще предпочитали нападать внезапно и опасались нападать на русский строй, изготовившийся к битве. О дальнейших событиях подробно рассказывает летописец:
«Приехал князь печенежский к реке, и позвал Владимира, и сказал ему: „Пусти ты своего мужа, а я своего, пусть борются. Если твой муж ударит им (о землю), тогда не воюем три года и разойдемся, если ударит мой муж, то воюем три года“. Владимир послал бирича по палаткам, спрашивая: „Нет ли такого мужа, который бы вышел на бой с печенегом?“ И не нашли нигде. Утром приехали печенеги к реке и своего мужа привели, а нашего не было, и начал тужить Владимир, посылая ко всем воинам своим. И пришел один старик, и сказал: „Княже, есть у меня дома один сын младший, а с четырьмя пришел сюда. С детства никому не удавалось им ударить (о землю). Однажды бранил я его, когда он мял кожи, а он рассердился на меня и разорвал их руками“. Князь, услышав это, рад был и срочно послал за ним, и привели его к князю, и князь поведал ему все. Он же сказал: „Княже, не ведаю, смогу ли с ним биться, испытай меня. Нет ли вола большого и сильного?“ И привели сильного вола, разъярили раскаленным железом и пустили, и побежал вол мимо него, и схватил он вола рукой за бок и вырвал кожу с мясом, сколько рука его ухватила. И сказал ему Владимир: „Можешь с ним бороться!“ И назавтра пришли печенеги и начали звать (на бой). И выступил муж Владимира. Его увидел печенег и посмеялся (потому что), был он среднего роста, а печенег сам был очень велик и страшен. И размерили место между полками, и пустили бойцов… Сдавил муж Владимира печенега руками до смерти и ударил его (о землю). И закричала Русь, а печенеги побежали. А Русь погналась за ними, рубя саблями, и прогнала их. Владимир же был рад, и заложил город на том броде, и назвал его Переяславль, потому что перенял славу (у печенегов) отрок».
Но далеко не все битвы с печенегами кончались такими победами. В 996 г., когда снова «пришли печенеги к Василеву», князь Владимир вышел навстречу им с малой дружиной и был разбит. Сам он бежал, «едва укрылся от противных», спрятавшись под мостом.
В следующем году была с печенегами «рать великая беспрестанно». Силами одних южнорусских княжеств отбить печенежское наступление не удалось, и киевский князь отправил послов в далекий северный Новгород, чтобы собрать там новое войско. Печенеги узнали, что князя нет, осадили Белгород. В городе начался великий голод, надежды на близкое вызволение не было. Напрасно ждали осажденные помощи от своего князя, «не собрались к нему воины, печенегов же было множество». Только хитрость спасла белгородцев от врага. Один старец посоветовал поставить в два колодца кадушки, собрать последние остатки продовольствия, изготовить из него «цежь» (кисель из овса и ржи) и налить в одну бочку, а в другую — мед. Затем позвали печенежских послов, показали им, как из одного колодца черпали «цежь», а из другого — мед, и пояснили: «Сия пища нам беспрестанно из земли исходит!» Печенеги поверили и, решив, что осажденные не терпят голода, сняли осаду.
К этому тревожному, полному опасностей времени самого страшного печенежского натиска патриарший летописец XVII в. относил свою первую запись о русских богатырях, совершавших героические подвиги в борьбе с печенегами. На страницах летописи записано под 1001 годом: «Богатыри. В лето 6509 Александр Попович и Ян Усмошвец, убивший печенежского богатыря, избили множество печенегов и князя их Родмана с тремя сыновьями его в Киев к Владимиру привели. Владимир же устроил светлый праздник и великие кади меду, и квасу, и вина поставил, и мясо, и рыбу, и всякие овощи, что кому хотелось, то и ели». В 1004 г., по сообщению того же летописца, когда снова пошли печенеги на Белгород, киевский князь «послал на них Александра Поповича с многими силами, печенеги же, услышав об этом, побежали в поле».
В русских былинах подробно описывается, как были вооружены богатыри князя Владимира, побеждавшие печенежских витязей. Богатыри — это конные воины, одетые в кольчужные брони, вооруженные копьями, мечами или саблями, луками и стрелами, палицами-булавами. Илья Муромец, снаряжаясь на бой с «Калин-царем», надевал «кольчуги золоченые», брал «лук тугой и калены стрелы», «саблю вострую», «копье долгомерное», «палицу военную». В былинах о других богатырях упоминались «меч», «булатен нож», «злат шелом» и т. д.
Богатыри, прирожденные воины, никогда не расставались с оружием. Только полная тревог и опасностей действительность могла породить такие былинные образы! Вот богатырь Вольх (Вольга), ему от рождения всего-то полтора часа, а он уже требует:
Археологи не раз находили описанные в былинах «кольчатые брони» — рубахи из мелких переплетенных между собой железных колец, и «брони», сделанные из железных пластин, нашитых на кожаную основу в виде чешуи.
Голову древнерусского воина-дружинника защищали в бою «шелом», железные или «шеломчатые колпаки», «шишак» — плавно вытянутый кверху шлем, заканчивавшийся втулочкой — «шишом», в которую вставлялся яркий султан — «еловец». И в былинах у богатыря «шишак на голове-де как огонь горит!»
Готовясь к выстрелу из лука, былинный богатырь
Это описание богатырского лука вполне соответствует бытовавшему на Руси в X в. (и найденному впоследствии археологами!) дальнобойному сложному луку, состоявшему из втулки — кибити, в которую вставлялись два рога. На луке были костяные или металлические накладки — полосы.
Палица, тоже очень распространенное на Руси оружие, обычно упоминалась в былинах с эпитетами «военная», «боевая», «булатная», реже «медная». Ею богатырь «поигрывает», подбрасывая под облака и ловя одной рукой, и требует себе «поединщика».
Вооружение былинных богатырей, несмотря на некоторые вполне понятные преувеличения (богатырь, к примеру, «берет палицу боевую в пятьдесят пудов»!), соответствует вооружению киевского дружинника, конного воина, который успешно бьется с печенежскими всадниками и побеждает их. Русские умельцы-ремесленники — оружейники, кузнецы, кольчужники, шорники дали в руки своим защитникам надежное оружие. В отличие от англосаксов, вышедших на поле битвы при Гастингсе с каменными топорами, русским воинам было чем сражаться за родную землю!
Успешные походы русского войска и несколько побед, одержанных над печенежской ордой, по-видимому, вызвали разногласия между печенежскими вождями. В 1104 г., по сообщению летописца, «убит был Темирь, князь печенежский, своими сродниками». Однако «дикое поле» все еще нависало враждебной силой с юга над Русью.
Об обстановке на степной границе Руси много интересных сведений содержится в письме к германскому императору мерзебургского архиепископа Бруно, который побывал в Печенегии в 1006 г. По дороге в степи Бруно останавливался у киевского князя Владимира и вместе с ним доехал до укрепленных линий, ограждавших Русь со стороны степей. Вот что писал Бруно о своем путешествии к печенегам.
«Русский государь, известный своим могуществом и богатствами, удерживал меня у себя целый месяц (как будто бы я по своей воле шел на гибель!) и противился моему предприятию, стараясь убедить меня не ходить к этому дикому народу, среди которого невозможно отыскать ищущих спасения, а найти себе бесполезную смерть — всего легче. Но он не мог отклонить меня от моего намерения».
Далее Бруно описывал, как князь Владимир «сам, с войском своим, два дня провожал меня до последних пределов своего государства, которые у него, для безопасности от неприятеля, на очень большом пространстве обведены со всех сторон завалами». Это был рубеж Русской земли; дальше шла степь — опасная и враждебная, перекрывавшая путь к Черному морю.
«Два дня шли мы (после перехода границы. —
Записки Бруно подтверждают даваемую современными учеными характеристику печенежской орды как общества, находившегося в XI столетии на стадии «военной демократии» с большим влиянием племенной знати (печенежских старейшин) и собрания всех взрослых членов племени, решавшего важнейшие вопросы. Бруно и его спутники по прибытии в «главный стан печенегов» должны были ждать такого собрания. «В следующее воскресенье, при наступлении вечера, нас ввели в середину этого собрания, подгоняя бичами нас и коней наших. Несметная толпа народа, со сверкавшими от злости глазами и пронзительным криком, бросилась на нас; тысячи топоров, тысячи мечей, простертых над нашими головами, грозили рассечь нас на части. Так нас непрестанно мучили и терзали до темной ночи, пока наконец печенежские старейшины не поняли наших речей и не исторгли нас властию своею из рук народа».
Так описывал архиепископ Бруно свою встречу с печенегами, «самым грубым и самым свирепым, какой есть на земле, языческим народом».
Война с печенегами продолжалась и при преемниках князя Владимира. В 1017 г. печенежская орда совершила неожиданное нападение на Киев. Но город был постоянно готов к осаде. Горожане выкопали вокруг него ров, пустили туда воду и прикрыли сверху жердями; на крепостных стенах были укреплены зеленые ветки, чтобы скрыть воинов и помешать печенегам прицельно метать стрелы. Ворота Киева намеренно были оставлены приоткрытыми, позади них расположились сильные отряды воинов. Когда печенежская конница с радостными криками «всеклась в Киев», на нее обрушились русские дружины. В тесноте городских улиц степняки потеряли свое основное преимущество — скорость и свободу маневра. Бой продолжался до вечера. Множество печенежских всадников нашли смерть на улицах древней столицы. Остальные печенеги, пробовавшие безуспешно штурмовать городские стены, «отбежали» от Киева.
В 1019 г. киевский князь Ярослав Мудрый нанес еще одно поражение печенегам. Сражение произошло на реке Альте; по словам летописца, такой «сечи злой» до сих пор не было на Руси, полки сходились трижды, кровь текла по земле, «как вешняя вода». Печенеги были разбиты и отступили.
Но война еще не была окончена. В 1020 г. печенеги совершили опустошительный поход на Киевскую землю. На этот раз князю Ярославу не удалось отбить врага. Печенежская орда захватила богатую добычу и пленных и благополучно ушла в степи. «Пришли печенеги и много зла сотворили, и пошли восвояси», — печально отметил русский летописец.
При князе Ярославе Мудром продолжалось укрепление южной границы Руси. В 1032 г. он «начал ставить города по Роси», пограничной реке, прикрывавшей со стороны степей столицу Древнерусского государства. Но не новые крепости, не валы и засеки сыграли решающую роль в войне с печенегами. Князю Ярославу Мудрому удалось собрать и двинуть на врага объединенные военные силы многих русских земель. Когда в 1036 году печенеги в последний раз осадили Киев, князь Ярослав «собрал воинов много» в Новгороде и поспешил на помощь осажденной столице. Решающее сражение произошло под стенами Киева, на том месте, где впоследствии был построен Софийский собор. В центре русского строя стояла варяжская дружина, на правом крыле — киевский полк, а на левом — новгородцы. Битву начали печенеги, обрушившиеся всей конной массой на русское войско. «Была сеча злая, и едва одолел к вечеру Ярослав, и побежали печенеги, и не ведали, куда бежали, и одни утонули в реке Ситолми, другие — в иных реках, и так погибли».
Осколки печенежской орды откочевали на запад и юго-восток, растворившись в новой волне азиатских кочевников — племенах торков. Отдельные отряды печенегов поступили на службу к киевским князьям и остались жить поблизости от русской границы.
Однако самостоятельной роли эти осколки некогда грозной печенежской орды уже не играли. Война с печенегами фактически закончилась полной победой Руси. Русь выстояла, ликвидировав опасного врага, свыше столетия угрожавшего ее южным границам.
Народ-воитель
И церковные и княжеские летописцы, повествуя о войнах с печенегами, по вполне понятной причине выпячивали роль князей в этих событиях. В их описаниях именно князь «собирал воинов», «ходил» в опасные походы в глубь степей, «избивал» и «побеждал» степняков и возвращался «с честью и славою великою» в свою столицу.
Однако внимательный анализ летописных текстов позволяет подметить одну интересную закономерность: в наиболее трагических и крупных эпизодах этих войн главными действующими лицами и героями выступают простые люди, выходцы из народа.
При осаде Киева печенегами в 968 г. город спас безвестный отрок, который прошел через стан врагов и привел помощь.