Помоги проекту - поделись книгой:
— Ладно, уговорил. Только прибывший взвод можешь не жалеть. Я все равно его сейчас же отправлю на другое задание. Еще одна вводная пришла. Требуется выставить щит рядом с границей. Пограничники ведут с бандой неравный бой. Пограничников мало, они держат растянутым фронтом большой участок границы, и у них за спиной требуется выставить заслон. Как только заслон займет позицию, пограничники отступят и пропустят банду. А потом вернутся и ударят с тыла. Банда будет в окружении. Может, ты, Сергей Николаевич, желаешь со своим взводом к границе вылететь?
— У меня собственные счеты с эмиром Абдурашидовым, товарищ майор. Я не люблю, когда меня обманывают как мальчишку…
— Это, случаем, не сатисфакция?
— Никак нет, товарищ майор. Простое чувство ответственности заставляет довести до конца начатое. Я его упустил, мне его и доставать…
— Пусть так. Наверное, соглашусь и с тем, что силами взвода ты с семерыми бандитами без проблем справишься. Пока у нас только два вопроса остаются открытыми: когда же наконец нам доставят карту и что с вертолетом?
Словно в ответ на эти слова, раздался стук в дверь.
— Вот, кажется, и карта, — предположил майор. — Войдите!
Он, скорее всего, не ошибся. Первым вошел сержант комендантской роты — помощник дежурного, а за ним еще один сержант, весь щеголеватый и прилизанный — с ярко-голубыми погонами, какие носят солдаты и офицеры ФСБ. Только у офицеров такой цвет не у самого погона, а у его «просветов».
— Товарищ майор. К вам посыльный из республиканской ФСБ, — доложил помощник дежурного. — Дежурный хотел сам за пакет расписаться, но посыльный говорит, что у него приказ: из рук в руки лично вам.
— Все правильно. Я давно уже жду. Иди… — отослал он помощника дежурного, принял из рук посыльного пакет с картой, расписался в журнале вручения и жестом посыльного отпустил. Тот неаккуратно козырнул, словно бы мимоходом рукой махнул, развернулся довольно вальяжно и вышел.
У нас в спецназе солдаты с большим уважением относятся к офицерам. Наверное, потому, что офицеры вместе с ними в бой ходят.
Отметку с карты я перенес на свой планшетник. Пояснительную записку даже читать не стал, доверив это начальнику штаба. Но к самой карте присмотрелся внимательно. Звонок был принял эмиром Абдурашидовым у ворот ущелья, соседствующего с тем, где мы недавно работали. В это ущелье он и вышел через черный ход пещеры. Это место, если думать прямолинейно, уже само по себе могло говорить о том, что остатки банды покидали ущелье, когда позвонил осведомитель. Тогда все наши старания ни к чему не приведут. Тем не менее упускать возможность было нельзя. Может быть, эмир осматривал ворота ущелья на предмет усиления здесь обороны с помощью каменных завалов. Как я понял, объяснительная записка, которую майор Арцегов только-только успел прочитать, тоже касалась этого вопроса, потому что Александр Георгиевич, отложив ее в сторону, сказал, хотя в карту еще не заглядывал:
— Конечно, велика вероятность, что поиск в самом ущелье окажется пустышкой, но проверить мы обязаны. Ущелье недлинное. Пройдешь до конца, все внимательно осмотришь. Может, и повезет, если бандиты там окопались. Время, когда начнете поиск, будет уже, пожалуй, позднее, темное. Они тебя не увидят, а ты тепловизором пользоваться умеешь. Как искать, учить тебя не буду. Докладывай. А пока пора бы и насчет вертолета мне сообщить…
И снова, как недавно стучали в дверь, сейчас позвонили на стационарный телефон ЗАС [15].
— Это уже точно насчет вертолета, — предугадал майор Арцегов.
Он разговаривал короткими согласительными фразами, и понять смысл разговора было со стороны сложно.
Положив трубку, Александр Георгиевич, объяснил мне:
— ФСБ выделила свой вертолет. Тот самый, на котором вы прилетели. Подполковник Соликамский распорядился. Работать будете вместе со спецназом ФСБ. Группа капитана Тайгородова перекроет переход из пещеры на случай, если эмир надумает там спрятаться. А ты в это время ощупаешь каждый камень в самом ущелье. Вертолет уже вылетел. Но он сначала дозаправится на своем аэродроме, потом к нам пожалует. Веди взвод на вертолетодром. Там, на площадке, и ждите. Наш авиадиспетчер в курсе.
— Понял, товарищ майор. Работаем… — Я козырнул совсем не так, как козырял до этого сержант-посыльный ФСБ, и развернулся совсем не так. И даже пожалел, что тот сержант при этом не присутствует. И вышел из кабинета. Уже на штабной лестнице я включил внутривзводную связь на «Стрельце» и вызвал своего заместителя.
— Старший сержант Петрушкин. Слушаю вас, товарищ старший лейтенант.
— Что у вас там? Все получили?
— Завершаем получение.
— Как завершите, строй взвод и идите на вертолетодром. Я там буду ждать. Машина за нами уже вылетела. Та самая, на которой прилетели.
— Понял. Выполняем… — отозвался замкомвзвода.
Я прошел сразу на вертолетодром, как у нас в городке назывался обычный плац, построенный по типовому проекту для обучения хождению строем. Но такое обучение в боевых условиях командировки на Северный Кавказ практически отсутствует. Смешно было бы перед боем заставлять бойцов чеканить шаг и ровнять шеренгу. И потому, чтобы не строить где-то в стороне еще и площадку для пяти боевых вертолетов-штурмовиков, что были приписаны сводному отряду, решено было отдать под это дело плац. Работа по дооборудованию была минимальная, только поставлен вагончик с многочисленными антеннами средств связи — диспетчерская и выделен для авиаторов один этаж казармы, что было необходимо сделать в любом случае. Да еще разметили белой краской сам плац. Нарисовали в центре круг с разметкой — место посадки и в стороне обозначили места для стоянки боевых машин. Охранялся плац только в ночное время солдатами комендантской роты. Заправочные емкости были вкопаны в землю на территории гаража, рядом с такими же емкостями для заправки грузовиков, дизельных двигателей бронетранспортеров и боевых машин пехоты.
Чтобы не стоять столбом посреди вертолетодрома, я заглянул в вагончик к диспетчерам. Грубо говоря, на запах зашел. Там, как всегда, варили крепкий кофе. Диспетчеры сами обжаривали и перемалывали кофейные зерна, считая, что доверять такое дело производителям молотого кофе нельзя. Меня увидели в окно и встретили на пороге чашкой кофе. Но выпил я чашку без смакования, потому что в то же окно уже видел приближение со стороны складов своего взвода, а со стороны города — вертолета. Допил, поблагодарил и вышел к солдатам.
Взвод уже выполнил команду старшего сержанта и отошел подальше от центрального посадочного круга. «Ми-8» поднял винтами сильный ветер, но хорошо пристегнутые шлемы не просили, чтобы их поддержали рукой, хотя рука порой сама тянулась к голове, чтобы шлем придержать. Это было чисто интуитивным движением. Гражданским движением, поскольку гражданские головные уборы на пристегиваются так же туго и прочно, как боевые шлемы экипировки «Ратник».
Погрузка заняла минимум времени. Мы вылетели по тому же маршруту, которым летели недавно, только в обратную сторону. Разница была еще и в том, что сейчас лететь предстояло на двести метров дальше. Но я, зайдя в кабину к пилотам, сам предложил им компромиссный вариант — высадить нас там же, где раньше забирали. Это и вертолету удобно, не придется вертеться на небольшом пространстве. И для нас лучше, когда мы войдем в ущелье без аккомпанемента вертолетного двигателя, который в состоянии не только ворон распугать, но и бандитов предупредить.
Я уже много раз замечал, что поездка домой всегда кажется несравненно более быстрой, чем из дома. Это касается, естественно, и полета. Когда мы возвращались, передав место боя для исследования следственной бригаде ФСБ, показалось, что долетели очень быстро. Сейчас же, пролетая из отрядного городка до ущелья, ощущали, как тянется время. Тем не менее мы добрались до места вовремя. У ворот ущелья нас встретил капитан Тайгородов, уже без подполковника Соликамского.
— Моя группа нашла проход в соседнее ущелье и заблокировала его. Бандитам там не пройти. Можете начинать работать, — предложил капитан. — Только есть здесь одно маленькое но. Соседнее ущелье в самом конце соединено со следующим ущельем справа. Если прямо выходить, то можно в Грузию уйти. Но по большому счету следующее — это даже не ущелье, а просто горная трещина в каменной породе, расщелина, я бы сказал. Размеры — можно ползком за полчаса кругом проползти. Войти в нее можно, но дальше прохода нет. Со всех сторон глухие каменные стены. Альпинистам не взобраться… Минусовой градус… Над дном скалы нависают. Но в этой трещине живет человек. Старик, почти немощный, по крайней мере внешне. Он от людей сюда ушел. Много лет, еще при советской власти, молодым еще, его держали в психдиспансере, пичкали уколами, но он умудрялся несколько раз сбегать оттуда. Причем всегда убегал каким-то никому не понятным образом, словно его охрана отпускала. В наше время его туда уже не отправляли, даже дважды приглашали для участия в телепередаче, как специалиста и эксперта. После второй передачи на старика было совершено покушение. Но трое нападавших странным образом перестреляли друг друга, а сам старик, даже домой не заходя, никаких вещей с собой не забрав, ушел в горы и лишь изредка теперь выходит к людям, чтобы приобрести продукты питания. Даже зимует в горах. Время от времени к нему приходят люди, приносят еду или одежду. В последние годы приходят довольно часто.
— Ярый исламист? — спросил я. — Умалишенный отшельник?
— Хуже. Исламисты и устраивали на него покушение. А старик — ярый язычник, то ли огнепоклонник, то ли еще кто-то. Шаман к тому же. Нам его трогать не разрешают, и вам это тоже не рекомендуется. Старик обладает неизученным методом влияния на людей. Необъяснимым методом. Опасаюсь, что бандиты смогли до него добраться… Для них убийство язычника — дело обязательное, и на возраст не посмотрят. В шаманство я сам, признаюсь, верю и имею для этого основания. Но не думаю, что это его спасет. Хотя и говорят, что он опасность чувствует и действует на опережение. Но что шаман может против огнестрельного оружия! Бубном прикроется от пули?
— Но хотя бы посмотреть, жив старик или убит, мы должны? — спросил я. — Может, бандиты в той расщелине и окопались. Убили старика и сами там спрятались.
— Для того я про старика и рассказываю… Ты уж постарайся, старлей, его не обижать, если найдешь. Это моя личная просьба.
— Постараюсь, если он на нас проклятье не нашлет…
— Не нашлет. Я с ним встречался. Он неагрессивный, пока его не обижают. А обижать его я никому не советую. Я же говорю: обладает необъяснимым влиянием на людей. Заставляет их делать то, что он хочет, насылает разные видения.
— А что за встреча у тебя с ним была? Случайная? Она не была видением?
— Понимаешь… Можешь мне не верить. Я сам не верил, пока не убедился. Жена у меня сильно болела. Рак пищевода. А про этого шамана говорили, что он даже дистанционно может лечить. Для нас это была последняя надежда. Вот я к нему и отправился с фотографией жены. Он меня выслушал, взял продукты, что я ему принес, и велел уходить, а завтра жене позвонить. И через два дня еще раз. Но только после обеда, потому что половину дня она спать будет. И даже фотографию не взял. Сказал, что ему не надо, он меня видел, и этого ему достаточно. А мне велел всю ночь о жене думать. Но я и без того каждую ночь о ней думал. Я в командировке. Она дома, в Подмосковье. Расстояние-то большое. И потому в шамана не очень верил, но цеплялся как за соломинку. Но на следующий день после обеда все же позвонил домой. Жена сказала, что ночью чуть не умерла. Впечатление было такое, будто ей кто-то пищевод когтями выскребал. А потом она спала до моего звонка. Я удержался и про шамана ей ничего не сказал. Но знал, что на следующий день у жены обследование, будут делать УЗИ и тогда решат, поможет ей операция или уже ничто ей не поможет. Это последнее обследование было. И каждый раз УЗИ делали. А это же само по себе вредно. На следующий день я не стал звонить даже вечером, хотя рука несколько раз к трубке сама тянулась. Только в середине уже следующего дня позвонил. Жена была радостная. Сказала, что прошлой ночью ей опять было очень плохо, а утром она чувствовала себя отлично, как давно не чувствовала. Поехала на обследование, и все врачи были в шоке. У нее не нашли никакой опухоли. И вот уже два года прошло, я снова здесь в командировке, все думаю навестить шамана, но дела не пускают. А в тот раз я навестил, рассказал и поблагодарил. Вот такая история была, хочешь — верь, хочешь — не верь… [16]
— Значит, ты, товарищ капитан, думаешь, что эмир может быть там?
— Может, хотя я сомневаюсь. Расщелина — ловушка для того, кто туда попадет. Одна-единственная тропа вокруг скалы. Почва там такая, что копать ее невозможно. Новый черный ход там не вырыть. Расщелина же — просто трещина в каменном плато. А земля внизу — это нанесенная веками пыль, на которой растут зелень, кусты и деревья. Эмир, мне кажется, туда не пойдет.
— Хорошо. Я все понял.
Взвод тем временем построился тремя походными колоннами, по отделениям. Я пожал капитану руку и встал во главу колонн, чтобы задавать темп передвижения. Естественно, старший сержант Петрушкин сразу перешел в замыкающие, чтобы не допустить отставания кого-то из солдат. Хотя отстающих у нас обычно не бывает.
Дистанция перехода от ворот одного ущелья до ворот другого была из разряда спринтерских даже для легкоатлетической дорожки, которую соорудить здесь для нас никто не удосужился. Для взвода эта дистанция тем более трудностей не создавала, потому что мы дорожками стадиона никогда не пользуемся, предпочитая бег по пересеченной местности, с преодолением всевозможных естественных препятствий. Препятствия могут быть любого типа — от поваленных бурей в лесу деревьев до сырой пашни после дождя. Однако когда до входа в ущелье, или, как у нас говорят, до ворот, оставалось метров восемьдесят, я стал рассматривать скалы в бинокль с тепловизором. Если там выставлен пост, даже хорошо замаскированный, он обязательно будет «светиться». Тепло имеет способность уходить вверх. И хотя нагретые за день солнцем камни тоже излучали тепло, я, как и мои бойцы, был обучен отличать тепло камней от тепла человеческого тела по цвету. И такого тепла мой бинокль обнаружить не смог. Определенная гарантия безопасности была. Однако я знал, что прицел на винтовке СВ-1367 «Выхлоп», которой вооружен первый взводный снайпер сержант Паша Лопухин, имеет более сильную матрицу, чем мой бинокль, и потому приказал снайперу подыскать подходящую скалу, взобраться на нее и внимательно осмотреть все скалы у ворот ущелья.
Глава четвертая
Подходящих скал рядом было множество, и снайпер быстро нашел то, что его устраивало. Легко, как обезьяна, забрался на вершину и начал осмотр. И уже через полторы минуты доложил мне по внутривзводной связи:
— Товарищ старший лейтенант, сержант Лопухин. Просмотрел все. Чисто. Даже сомнений никаких нет. Можем идти.
— Пока идем, могут они подойти? — спросил я.
— Да, скалы, похоже, со стороны ущелья пологие. Могут быстро взобраться. Но подготовленной позиции я не обнаружил. Правда, есть на самом краю удобные камни — их можно вместо бруствера использовать. Но таких камней мало.
Тем не менее я решил подстраховаться. Я не привык к потерям личного состава взвода. За все командировки на Северный Кавказ у меня только однажды было во взводе двое раненых. И потому я предложил сержанту:
— Оставайся, Паша, на месте. Контролируй ситуацию и страхуй нас. Как только мы в ущелье войдем, ты увидишь, да и я подскажу, спускайся и догоняй.
— Понял, товарищ старший лейтенант, работаю…
Снайпер работал, страховал переход взвода. А самому взводу работы не досталось, если не считать участия собственно в переходе, который мы завершили довольно быстро — дистанция позволяла. Но эту же дистанцию предстояло еще и самому снайперу преодолеть, чтобы нас догнать, и при этом догонять нас ему придется бегом, потому что ходим мы достаточно быстро.
Едва мы вошли в ворота, я по связи позвал снайпера:
— Лопухин! Догоняй!
Приказ был обычным и не предвещал никакого обострения ситуации.
Но в ответ наушники донесли мне выстрел. Микрофон шлема при прицеливании прижимается к ствольной коробке винтовки и выстрел улавливает. Без микрофона выстрел винтовки «Выхлоп» с двухсот метров вообще не слышен.
Выстрел был услышан не только мной, но и всеми бойцами взвода. Он мог ничего не значить, а мог… И потому секунды две только и успело пройти, как взвод, показав высокую тренированность, уже рассеялся среди камней и скал. Кто залег, кто засел за ближайшим укрытием, не зная, откуда ждать опасности. Но круговая оборона была занята правильно — взвод ощетинился стволами, как еж иголками, во все стороны. И каждый боец готов был стрелять на опережение в то, что увидит, чтобы не допустить выстрела в спину товарищу по службе, который в другую сторону смотрит.
— Кабан вышел, товарищ старший лейтенант, — доложил снайпер, оправдывая выстрел. — Здоровенный! Около метра, наверное, ростом. Зверь опасный.
Что кабан — опасный зверь, мы знали все. Кабан, бывает, чего-то или кого-то пугается и бежит, сам не понимая куда. Особенно не любит резкие звуки типа выстрела. Интуитивно не любит, чувствует, что этот звук связан со смертью. И сразу срывается с места, бежит хоть на выстрел, хоть от выстрела — одинаково шустро. Попадешься такому на пути, он и клыками порвет, и копытцами затопчет.
Только пару недель назад аналогичный случай упоминался в суточной сводке республиканского МВД, когда на окраине села посетивший человеческие огороды кабан затоптал и порвал до смерти участкового полицейского, который все же успел выпустить три пули из штатного пистолета. Но пули пистолета кабана не остановили. Хотя, скорее всего, от ран он все равно умрет. А вообще, у кабана зрение чрезвычайно плохое, и он не видит, куда бежит. Может даже в стену сослепу врезаться. Но когда встречает на своем пути преграду в виде человека или животного, то впадает в дикую ярость и преграду эту зачастую просто сносит.
Кабаны-секачи летом живут отдельно от стада. А стадо состоит из свиньи и кучи поросят. Некоторые стада, как мне говорили, достигают пятидесяти и даже больше голов. Читал я, что во Франции стада, случается, переваливают за сотню голов. Со старой семьей остаются на лето только молодые самцы, которых зовут сеголетками, а самцы постарше, еще не ставшие секачами, изгоняются матерью из стада и живут самостоятельной жизнью. Чаще всего они еще не могут составить конкуренцию секачам и избегают встречи с ними, но небольшие клыки уже имеют и умеют ими пользоваться. Такие кабаны зовутся подсвинками и весят обычно чуть больше полусотни килограммов.
Мне рассказывал офицер-пограничник, заядлый охотник, что встречал подсвинков весом и более сотни килограммов. Если бы такому еще клыки иметь соответствующие [17], то и некоторым взрослым секачам пришлось бы уступать им дорогу. И для человека такой экземпляр чрезвычайно опасен.
— Где он?
— Сразу за воротами лежит. Из-под нависшей скалы вылез. Любопытный, зараза, за вами подсматривал.
Взвод снова выстроился тремя колоннами.
Меня радовало, что у моих бойцов крепкая нервная система. Все были настроены на работу, правильно реагировали и не отвлекались на постороннее. Так, никто не стал обсуждать выстрел в кабана, как и само появление зверя.
Я же, пока взвод стряхивал пыль с одежды и строился, сделал десяток шагов назад, к воротам ущелья, и посмотрел. Кабан был в самом деле крупным и клыкастым. Такой мог бы доставить хлопот любому человеку или другому зверю. Тем более сержант Лопухин должен был догонять нас в одиночестве. И он, понятное дело, вынужден был обезопасить себя.
Практика эта для нас не нова. Снайперы обычно не подпускали кабанов ко взводу. Это было общепринято. Кабанов в здешних краях развелось много, и встречаться с ними время от времени приходилось. Правда, на охоту мы не ходим. Опасностей у нас и без кабанов хватает. А бандитская пуля ничем не хуже и не лучше клыков кабана.
Однако появление матерого зверя за нашими спинами удивило даже меня. Как правило, кабан бывает осторожным, предпочитает уходить от опасности и атакует только тогда, когда из-за своей слепоты замечает противника в последний момент.
Этот почему-то не убежал, хотя, скорее всего, спрятался под скалу рядом с воротами, чтобы пропустить нас. На близком расстоянии мы не пользовались тепловизорами и не обнаружили его. Оттуда, из-под скалы, кабан наблюдал за нашим переходом. А потом вылез, чтобы идти своим путем. И угодил под пулю снайпера. Пуля вынесла кабану затылок вместе с мозгом.
Но меня смутило не само появление кабана, а его поведение. Почему он не убежал? Может быть, он уже встречался с людьми, и они не причинили ему вреда. И потому он не стал убегать и от нас. То есть он встретился с бандой эмира Малика Абдурашидова. Мусульмане свининой брезгуют и на кабанов обычно не охотятся. Стрелять, чтобы кабана отогнать, эмир не разрешил. Выстрел привлек бы лишнее внимание, поскольку федералы находились недалеко. И кабан слегка обнаглел, почувствовав свою безнаказанность. И нас не испугался.
Однако в дальнейшем нам следовало быть осторожнее. И просматривать в тепловизор все участки, куда взвод направляется. Не кабанов, понятно, искать, а бандитов.
— Лопухин! — позвал я по связи.
— Я уже рядом, товарищ старший лейтенант. Кабана рассматриваю. Может, оттащим его в тень, чтобы потом забрать в столовую?
В наушниках послышалось одобрительное гудение бойцов взвода. Но я тут же вспомнил, что слышал как-то об американской бактериологической лаборатории, что стоит неподалеку от границы на территории Грузии. Сами американцы категорически отрицают этот факт, тем не менее из Грузии регулярно приходят на территорию России дикие кабаны, зараженные африканской чумой, а потом зараза передается на свинофермы, которых в соседнем Ставропольском крае полным-полно. И есть подозрения, что заражают их в той лаборатории умышленно. Бактериологическое оружие! Экономическая диверсия. И хотя африканская чума свиней не представляет опасности для человека, все же я категорически запретил солдатам к убитому кабану прикасаться. Мало ли какая может быть на нем зараза. А уж блох-то наверняка… целый батальон.
— Отставить всякую кулинарию! И без этого от голода никто не пухнет. Петрушкин! Возьми отделение, завалите кабана камнями, чтобы заразу не распространять. Вдруг он заражен свиной чумой… К туше не прикасаться!
Нормальная превентивная мера, как я считал.
— Есть завалить тушу камнями! — кисло отозвался старший сержант. — Первое отделение, за мной!
— Лопухин! Налюбовался делом своих рук? Ко мне!
Сержант вынырнул откуда-то из-за камня позади меня, показывая этим, что уже вернулся, и пристроился рядом.
— Пока Петрушкин возится с камнями, просмотри ущелье впереди.
Это была привычная работа для снайпера, я подстраховывал его с биноклем в руках. Но ничего похожего на «свечение» человеческого тела ни сержант, ни я не обнаружили. Как раз в это время старший сержант Петрушкин вернулся и доложил:
— Выполнили, товарищ старший лейтенант. Целую «пирамиду Хеопса» соорудили. Лет через сто — двести археологи недоумевать будут, что здесь такое странное и непонятное захоронено… Объявят, как обычно, место захоронением каких-нибудь инопланетян, что прилетели к нам с альфы Центавра, не иначе… И начнут сюда экскурсии возить, чтобы заработать себе на жизнь.
— А как в наше время еще заработаешь? — сказал сержант Собакин. — Вертятся. И молодцы.
— Молодец, Петрушкин. Сейчас бери в дополнение к первому еще и второе отделение и перебегай до следующего поворота. Третье отделение и снайпер со мной остаются. Прикрываем перебежку!
Приказ был выполнен с отработанной четкостью. Петрушкин с двумя отделениями перебежал, заглянул за поворот и там залег. После чего доложил:
— Здесь чисто, товарищ старший лейтенант. Впереди никого. Можете перебегать.
— За мной! — дал я команду и побежал первым.
Согласно карте на моем планшетнике, за поворотом следовал продолжительный прямой участок ущелья. Настолько продолжительный, что устроить засаду перед следующим поворотом можно было даже силами семи бойцов, то есть всего наличного состава банды. Устроить засаду и успеть отстрелять приближающихся спецназовцев. И потому я решил не посылать отделения до самого поворота, а выбрать место где-то посередине. Но доверять выбор места старшему сержанту я не стал, решив, что сам справлюсь с этим лучше.
— Петрушкин, остаешься вместо меня с третьим отделением. Первое и второе отделения — за мной! Слушать команду…
Я побежал. Но не по прямой линии, а зигзагами, не позволяющими прицелиться в меня. Бессистемность моих движений давала какую-то гарантию безопасности. Хотя, скажем, для опытного снайпера она не была помехой.
Первое и второе отделения во главе с сержантом Собакиным и младшим сержантом Абакумовым бежали точно так же, как я, с постоянной сменой направления.
Но встречных выстрелов не было. Примерно на половине пути я стал присматриваться, отыскивая взглядом залежи крупных камней поближе к стенам, какие встречались в самом начале продолжительного прямого отрезка ущелья, но ничего подыскать не сумел и потому продолжал перебежку.
Вот именно по этой причине я и занял место Петрушкина. Он мог бы не решиться вопреки приказу бежать до конца дистанции и залег бы на невыгодной позиции. А я взял решение вопроса на себя. Перед поворотом я сбросил скорость и приказал командирам отделений сместиться под стены, оставив центр под своим присмотром. И, только заглянув за поворот, нашел большой камень, за которым залег. И тогда передал по связи приказ:
— Петрушкин! Здесь чисто. Ко мне! Я с отделениями иду к следующему повороту.
Карта на мониторе планшетника показывала, что теперь ущелье приобретает извилистую конфигурацию и до следующего поворота всего-то метров двадцать пять. Я побежал дальше, не забыв скомандовать:
— За мной!
И два отделения побежали вдоль стен. Здесь опять было множество камней, можно удобно укрыться, но я не давал команды сместиться к более свободному центру. Если где-то и устроена засада, то не на открытом месте. Впрочем, перед последним рывком я все же посмотрел в тепловизор бинокля, но ничего подозрительного не увидел. А дистанция здесь была такой короткой, что дубляжа со стороны снайпера не требовалось. Я обошелся одним биноклем.
Поделиться книгой: